Как-то странно я себя чувствую.
Все тело затекло, онемело. Шея скована, поясница болит, ломит. Правая нога пульсирует маленькими, ледяными иголочками… А еще мне холодно – ступням и ладоням.
Резко открываю глаза и тут же пугаюсь. Хлопаю ресницами в надежде… но нет, темнота перед глазами не рассеивается. Черт, я что, ослепла? Если нет, то почему так темно?
Пытаюсь приподняться, руки плохо слушаются, не могу на них опереться. Дышать тяжело, воздух влажный, здесь немного сыро, промозгло…
И вдруг включается свет. Где-то в углу одинокая лампочка свисает с потолка, и ее свет раздражает воспалённые глаза.
Но я, прищурившись, пробую осмотреться, медленно озираюсь по сторонам. Я в небольшом помещении, буквально три на три метра, судя по всему, в подвале: каменные, неровные стены, такой же потолок и пол, рядом с высоким матрасом, на котором я сейчас лежу, укутанная в толстое одеяло, лежит ковёр с коротким ворсом. Слева дверь, массивная, без ручки…
Твою же мать, где я?!
В голове шум, в висках сердце отбивает свой ритм, но я стараюсь с этим справиться и вспомнить, что было вчера…
Так, вечеринка у знакомых, фуршет, банкетный стол, люди, люди, люди… и он!
Да, он! Человек из прошлого, оставивший не самые лучшие о себе воспоминания.
Как я испугалась, увидев его, но при этом старалась вести себя спокойно. Да и он, на удивление, поздоровался со мной скорее равнодушно. Этим и успокоил. Да так, что мы выпили, праздно пообщались ни о чем. А потом…
А потом я не помню. А потом – вот то, что сейчас.
Твою мать!
Ощупываю и осматриваю себя: та же причёска, что и вчера, только слегка растрепанная, и платье на мне то же. Ноги босые, потому им и холодно в этом промозглом помещении. Рассматриваю нижние конечности внимательней, притягивая их к животу… блядь! Других слов нет! На моей правой лодыжке металлическая окова, к ней прикреплена толстая цепь, тянущаяся из угла, того самого, где свисает лампочка.
Я сплю? Вся надежда на это. Но нет, ущипнув себя, понимаю: все реально. Жутко, непонятно.
Хочу встать, дергаюсь, отталкиваясь от слишком мягкого матраса, но не получается – тело ведет, меня покачивает. Словно какая-то сила тянет обратно – и я падаю на матрас. Тут же бессилие, страх, неизвестность – кажется, я на грани панической атаки, а я-то уж точно знаю, что это такое.
Дверь. Она начинается открываться, в этом почти пустом пространстве звуки громкие, гуляют эхом как будто со всех сторон. Я натягиваю одеяло до подбородка и, зажмурившись, просто жду того, кто войдёт.
Помещение заполняется ярким светом резко, и так же резко возвращается полумрак.
– Ну здравствуй, Крис, – его голос, ненавистный мне голос, пугающий своей интонацией, с которой он всегда говорит со мной, когда мы наедине, тоже сопровождается эхом, и это, черт тебя дери, пугает еще больше.
Но нет, не показывать ему, что боюсь.
– Привет, – отзываюсь я. – А не подскажешь, где я?
– У меня, – отвечает он спокойно и подходит ближе. Я невольно поднимаю лицо, широко распахивая глаза.
Он стоит, закрывая собой часть света от лампочки, но я все равно вижу, что голый. По пояс. На нем лишь тёмные джинсы, обтягивающие, даже чересчур. Твою мать! Я вижу под ними в области паха член, лежащий на боку уже в эрегированном состоянии.
– Заметила? – довольно интересуется он. – И это я только подумал о том, что буду сейчас с тобой делать.
Он делает еще шаг и начинает расстегивать свой пояс. Металлический язычок ремня, соприкасаясь с такой же пряжкой, издаёт противный лязгающий звук, до нереального громкий.
А потом он выбрасывает руку и тянет меня за волосы, заставляя приподняться. Мое лицо оказывается напротив его плоского живота, на котором в самом низу красуется татуировка. Дракон в японском стиле.
– Как долго я этого ждал, – заявляет он с придыханием, волосы мои не отпускает, мне становится больно, я пытаюсь отвернуться, тщетно. Он буквально тычет моим носом себе в живот. – У тебя такая же, ведь так, Крис? Я нашёл твоего мастера и попросил набить мне точно такую же, на том же месте, – он тянет меня выше, сам слегка наклоняется. Лизнув меня до омерзительного мокро в щеку, у уха, он шепчет: – Сегодня наши драконы сольются, как и мы.