На тебе греха не будет...

Глава 1

Машинально улыбнувшись молодому симпатичному охраннику, выглянувшему из-за двери, Илона вручила ему две толстые умные газеты и письмо и зашагала дальше. Дождь не прекращался, настроение у нее становилось все хуже и хуже. Ей совсем не хотелось вспоминать собственное, не слишком давнее прошлое, но оно вспоминалось само собой, разбуженное пугающей утренней новостью. Ограбление… Вооруженное ограбление фирмы, пусть даже не удавшееся! Неужели Толян пал так низко, что начал вскрывать сейфы? Это уже ничуть не похоже на благородного разбойника Робин Гуда. Впрочем, что она знает об этой чертовой фирме? Может, там наркотиками торгуют, школьников на иглу сажают? А что она знает о Толяне? Да ничего, если говорить серьезно… несмотря на то, что прожила рядом с ним не один день и не два… Вот именно — рядом. Просто рядом. Не вместе.

Илона помнила, как ее допрашивал интеллигентный молодой человек и как она упорно твердила: ничего не помню, пьяная была, не знаю никакой статуэтки, и сумки у меня не было никакой, и не помню, где напилась и с кем, не помню! Но молодой человек спокойно возражал:

— Нет, вы не были пьяны. Вчера у вас взяли кровь на анализ: содержание алкоголя оказалось не слишком высоким. Зато в вашей крови обнаружили следы редкого и очень дорогого наркотического вещества растительного происхождения…

Он произнес длинное непонятное название, и Илона даже не сделала попытки запомнить это страшное научное слово. Илона клялась, что ничего подобного она не принимала, она вообще ни разу в жизни не пробовала никаких наркотиков. В доказательство Илона то и дело задирала грязный рукав свитера, чтобы продемонстрировать свои девственно чистые вены. Но это ей не помогло. Ей объяснили, что данный наркотик принимают внутрь с небольшим количеством алкоголя, уколы тут ни при чем. Ее совершенно серьезно обвиняли в проникновении в чужое жилище и в краже нескольких фарфоровых вещиц, в том числе и невообразимо дорогой статуэтки.

— Да не крала я ничего! — кричала Илона, почти теряя рассудок от нелепости происходящего. — Ничего я нигде не крала! Какой еще фарфор? Что за глупость!

— Тогда почему вас поймали в лесу, в полукилометре от дома гражданина Доркина, и почему у вас в руках была статуэтка, приблизительная стоимость которой составляет две тысячи долларов? Впрочем, скоро эксперты назовут более точную сумму. И почему в вашей сумке лежало еще несколько фарфоровых изделий, завернутых в скатерть, также похищенную в доме гражданина Доркина?

— Не знаю! Не помню! У меня не было сумки! Я пошла гулять, при чем тут сумка?

— Откуда вы пошли гулять, где вы находились до прогулки?

— Не знаю! Не помню!

— Кто был вместе с вами в том доме? — спрашивали ее.

— Никого там не было, никого! Нигде никого не было, я просто гуляла! — твердила Илона, помня только одно: страшный, угрожающий шепот Толяна: «Молчи! Меня здесь не было!..»

Наконец Илона вручила газеты еще одному охраннику, и с первым участком было покончено. Теперь нужно возвращаться на почтамт, забирать кучу тяжеленной бумаги, чтобы разнести ее по адресам второго участка. Потом она зашагает еще по одному маршруту — третий участок. И к часу дня будет свободна. За все три участка Илона получала зарплату, которая просто рассмешила бы ее в далеком, но не забытом прошлом: две тысячи четыреста рублей. По восемьсот рублей за участок. Минус подоходный налог. Она за один поход в универсам тратила, бывало, в пять-шесть раз больше, покупая продукты и вино на один-два дня…

А после этого ей придется вернуться в квартиру Толяна.

Она уже не могла назвать эту квартиру своим домом. Вернувшись туда в ноябре после слишком долгого отсутствия, она увидела, что все здесь изменилось до неузнаваемости. Квартира сияла чистотой и порядком. Чьи-то руки прилежно покрасили потолок, наклеили новые обои, отциклевали почерневший паркет, квартира избавилась наконец от въевшихся, как когда-то казалось Илоне, навсегда омерзительных запахов пыли, прокисшей грязи, старушечьего немытого тела… Сколько аэрозолей извела Илона, чтобы хоть немного освежить воздух! Вспомнить страшно. А теперь в квартире витал отчетливый аромат лаванды, хотя его и пригасили уже водочный перегар и вонь не вынесенного вовремя мусорного ведра. Старая мебель сверкала, натертая специальным полиролем, и ни единой фарфоровой фигурки, ни грязной, ни чистой, не было ни на комоде, ни в сверкающей чистыми стеклами горке. Илона грустно посмотрела на комод. Его темное дерево светилось собственным живым, внутренним светом… «Какой же он красивый, этот комод, — подумала тогда Илона, — и как же я раньше этого не замечала?»

Впрочем, она не замечала и многого другого. Она вообще ничего не замечала вокруг себя. Жила как во сне… как в завлекательном авантюрном романе. «Тоже мне героиня, — сердито подумала Илона, — принцесса на горошине… Мало тебе было „принцев“, еще на одного напоролась». Ну, впрочем, поначалу Толян и вправду был похож на принца, на прекрасного благородного рыцаря… Хотя, если вдуматься… А зачем вдумываться? Был он таким? Был! Ну а если потом изменился, так это судьба.

Илона не стала спрашивать, кто навел здесь порядок. Она не хотела этого знать. Она даже не спросила Нерадова, почему тот ни разу не навестил ее — ни во время следствия и суда, ни позже… К ней приходил только адвокат, нанятый Толяном (и на том спасибо, хоть на адвоката не поскупился), отвратительный тип с маслеными глазами и маслеными волосами, он казался Илоне скользким, как мокрая жаба… Адвокат учил ее, что и как отвечать следователю, как вести себя на суде, он постоянно обещал ей, что ничего страшного с ней не случится, что он постарается и все обойдется… Но ничего у него не вышло. И превратилась Илона сначала в гражданку Ланкову, а потом и в заключенную Ланкову… И вот она снова здесь. Здесь, но не дома.

А Толян держался так, словно ничего и не произошло, словно Илона просто ездила куда-то отдохнуть, да немножко задержалась. Он болтал всякую ерунду, шутил, ерничал, сам наполнил ванну, принес Илоне свежую одежду, лично унес на помойку все то, в чем она приехала, но при этом ни словом не упомянул о прошлом и не задал ни единого вопроса о том, каково же приходилось Илоне там, куда она угодила по его милости… Он ведь даже не встретил ее за Ил оной приехал все тот же скользкий адвокат с маслеными глазами, а Толян лишь потрудился явиться на вокзал здесь, в Петербурге… и даже без цветов.

И как же она напилась в тот день! Толян сказал, что у него сейчас трудный период, он совсем без денег, и выставил на стол одну только водку. Но Илоне было все равно. Водка так водка. Она и не хотела вспоминать вкус французских вин, дорогого коньяка, виски, джина… Ей хотелось забыть все, хотелось начать новую жизнь, совершенно не похожую на прежнюю. И она пила водку, как воду, почти не дотрагиваясь до бутербродов, которые любезно подсовывал ей Толян… Жуткие, примитивные бутерброды с дешевым сыром и колбасой! Но после того, чем питалась Илона в последнее время, и они казались деликатесом.

— Ты все так же прекрасна, детка, — пьяно бормотал Толян. — Ты как Снежная Королева, твоя красота заморожена навсегда… И тебе так к лицу короткая стрижка, просто невероятно! Мы обязательно переедем в Москву, слышишь? Я ведь обещал, я всегда держу слово!.. Мы начнем все сначала! Это все временно, просто сейчас у меня небольшие трудности… Ну, ты ведь мне поможешь, ты меня поддержишь, правда, детка?

Илона молчала. Поможешь? Поддержишь? В чем будет состоять ее помощь и поддержка, как Толян себе это представляет? Они снова отправятся в загородный ресторан, а потом остановят на дороге чью-то машину. .. А он помог ей, он поддержал ее, когда по его вине она проходила через все круги ада? И не подумал, мерзавец! Но лучше не вспоминать об этом, а то и свихнуться недолго. А теперь он хочет, чтобы она ему помогала… Это что он имеет в виду — опять на большую дорогу?

— Толян, — внезапно спросила она заплетающимся языком, — а откуда ты знал, какую машину останавливать? Ну, тогда, когда мы ездили за город или куда там мы ездили? Я не помню.

Нерадов удивленно посмотрел на нее:

— Детка, но я ведь говорил тебе: я — простой исполнитель, я получал задание и делал что приказано… Я добывал для этих гадов документы, которым цены нет, а мне доставались одни объедки. Но теперь мы снова вместе, теперь все будет по-другому. Все, я теперь сам по себе, понятно? Я никому больше не слуга! Я не желаю жить на гроши!

Когда-то, в далеком, полузабытом прошлом, ей было понятно именно это: гроши — это очень плохо. Но теперь она понимала еще и другое: тюрьма и зона — очень неприятные места. И ей туда не надо.

Но она не стала говорить об этом Толяну. Ей хотелось немножко отдохнуть, подумать, решить, что делать дальше, как строить новую жизнь… жизнь на гроши…

Утром, страдая от жуткой головной боли и прочих неприятных ощущений в организме, явившихся естественным следствием унылого вечера с огромным количеством водки и малым количеством закуски, Илона первым делом отправилась в кухню и потянула на себя дверцу холодильника. Она смутно помнила, что вчера Толян упоминал о пиве. Так и есть, четыре бутылки… Жадно схватив одну из них, Илона торопливо открыла ее и, запрокинув голову, выпила пиво прямо из горлышка, не потрудившись отыскать стакан или чашку. Ей сразу стало легче, она обрела способность отчетливо видеть окружающий мир, она даже готова была примириться с его подлостью и вечной непостижимостью. Открыв вторую бутылку, она отправилась обратно в комнату и лишь теперь заметила, что в коридоре, прежде заставленном и заваленном всяческим хламом, тоже произошли немалые перемены, — коридор стал вроде бы намного шире, на что вчера она вовсе не обратила внимания. Она включила свет и осмотрелась. Никаких бабулиных коробок, ящиков, мешков — все исчезло, в коридоре остались только старинные шкафы с застекленными дверцами — четыре шкафа, битком набитые книгами. Илона, как зачарованная, протянула руку и, взявшись за круглую бронзовую ручку (отлично начищенную, между прочим, и не лень же было кому-то ее драить!), открыла ближайший шкаф. Романы… ее любимые романы… Их стало больше! Поставив открытую бутылку на пол, Илона наугад вытащила книжку в яркой обложке. Новая. Она принялась с интересом рассматривать корешки. Ого! Похоже, та женщина, которая жила у Нерадова в отсутствие законной жены, тоже увлекалась романтическими любовными историями. Сколько же она их накупила! Будет что почитать…

Улыбнувшись, Илона поставила книгу на место, закрыла шкаф, взяла бутылку и вошла в комнату.

Толян уже просыпался — медленно, с трудом. Похожий чем-то на небритого тюленя, он тяжело ворочался под одеялом и что-то неразборчиво бормотал. Илона почему-то вспомнила тот день, когда впервые очутилась в этой квартире. Тогда она тоже проснулась раньше Толяна…

Лишь теперь, при неярком дневном свете, Илона заметила, как изменился Нерадов. Он сильно постарел, обрюзг, у него появились мешки под глазами, углы губ опустились вниз, придав все еще красивому лицу брезгливое выражение. От него воняло каким-то дешевым одеколоном типа «Гвоздика». Но вот он наконец открыл широко расставленные серые глаза и посмотрел на Илону. И ей показалось, что в этих знакомых глазах промелькнуло нечто… безумное…

Она вдруг вспомнила: тогда, перед тем, как случился весь этот кошмар, ей тоже показалось, что в выражении глаз Толяна появилось что-то «неправильное». Потом она надолго забыла об этом, но в последние полгода вспоминала все чаще и чаще. Она пыталась понять, что это было за выражение… но так и не поняла. И вот теперь ей снова почудилось…

— Ты на меня так посмотрел, как будто прикидываешь, за сколько меня можно продать, — сказала она, внезапно разозлившись.

— Ох, что ты, детка! — испуганно воскликнул Толян. — Как тебе могло такое прийти в голову! Я просто ужасно себя чувствую. Это что у тебя, пиво?

Илона протянула ему бутылку. Толян жадно схватил ее, впился, как клещ, мгновенно высосал содержимое и облегченно вздохнул:

— Спасительница!

— Это уж точно, — буркнула Илона, забирая у него пустую емкость и вставая, чтобы вернуться на кухню за следующей бутылкой. — Если бы я была немножко поразговорчивей, ты бы не здесь был сейчас, а совсем в другом месте.

— Детка! — Толян вскочил, отшвырнув одеяло, и схватил Илону за плечи. — неужели ты думаешь, что я этого не понимаю и не ценю? Я тебе всем обязан, я тебе так благодарен, ты просто не представляешь!..

Он продолжал что-то говорить, шлепая следом за Илоной на кухню, но она почти не слышала его слов. Ей вдруг стало до слез обидно. Какие мучения пришлось ей вытерпеть за два года! Страшные люди, чудовищная обстановка, тяжелая, однообразная работа, на руки теперь посмотреть страшно — изуродованы вконец, ногти обломаны, кожа превратилась в наждачную бумагу… Сколько времени ей понадобится, чтобы привести себя в порядок? Это же представить невозможно! Времени и денег… Но ведь Толян бормотал что-то о том, что у него сейчас трудные времена… Неужели ей придется снова жить в нищете? Нет, только не это! Она еще слишком молода, она не хочет превращаться в тупую рабочую лошадь! Илона почувствовала, как в груди у нее закипает неудержимая ярость.

— Что ты болтаешь?! — она, обернувшись к Толяну. — Благодарен? Ничего не забыл? Не слишком-то ты без меня скучал, как я посмотрю! — Илона резким жестом обвела чистенькую кухню без единого следа паутины и копоти. — Нашел себе трудолюбивую красотку, а теперь молотишь всякую чушь!

Ох, как хотелось ей вцепиться в физиономию Нерадова ногтями, разодрать ее в кровь, выцарапать глаза!

— А, — отмахнулся Толян, — ну да, жила тут недолго одна курица безмозглая, но это так, от тоски, от одиночества… Детка, тебе незачем о ней думать! Я давно ее выгнал.

— Давно? — еще сильнее обозлилась Илона. — Давно?! Да как у тебя язык поворачивается?!.. Ты только и делаешь, что врешь! А пыль ты сам вытирал после того, как ее выгнал, да? У тебя в квартире слишком чисто, чертов поганец!

— У меня? — попытался сменить тему Толян. — Детка, почему «у меня»? Это твой дом!

— Не уверена, — буркнула Илона, остывая. — Я здесь таких порядков не наводила. — Ей захотелось еще пива, водки, чего угодно, ей захотелось снова напиться, как вчера… Она чувствовала себя такой несчастной, такой обиженной!

Толян понял ее настроение. Он торопливо открыл один из навесных шкафчиков (Илона тут же отметила для себя, что дверцы шкафчика чистые, не заляпанные, внутри все расставлено в идеальном порядке, и прибавила это к счету, который намеревалась непременно предъявить Толяну), достал из его аккуратной глубины бутылку водки. И все снова завертелось…

Но, поскольку бутылка в запасе у Нерадова оказалась всего одна, к вечеру Илона окончательно пришла в себя. И, выпив несколько чашек черного как смоль чая, принялась раздумывать о том, как жить дальше. Толян в разработке планов не участвовал. Он спал.

Глава 2

Опираясь на палку и то и дело охая от боли в спине, Карпов ковылял по бульвару от скамейки к скамейке, заглядывал в урны в надежде отыскать еще хотя бы три-четыре пустые бутылки в дополнение к уже найденным двум. Тогда хватило бы на полбуханки хлеба или на полкило серых макарон. Правда, и чай кончился, и сахар, и крупы никакой нет, да и масла тоже. Но о масле он и не мечтал, даже о растительном. Хоть бы что-нибудь купить. Уж очень есть хочется…

Ветер, как нарочно, дул вдоль Большой Конюшенной навстречу Карпову, пронизывая насквозь его старую, слишком легкую для такой погоды куртку. Но свитер на Карпове был довольно теплый, недавно соседка с верхнего этажа подарила, спасибо ей, добрая женщина. Ну, блин кудрявый, думал Алексей Алексеевич, злясь на весь свет, угораздило же Ляльку помереть… Как теперь жить? Пенсия — шестьсот с копейками, попробуй просуществовать на такие деньги! Конечно, пока Лялька была жива, ему горевать не приходилось. Удачливая была женщина, что ни говори. Всегда умела денег « раздобыть. А особенно летом, когда на каждом углу — открытые кафе, на каждой скамейке в парках — то парочки, то компании, и все что-нибудь пьют… Правда, нынче слишком много стало пластиковых бутылок, но и настоящих, стеклянных хватает, и металлические банки от всяких там джинов и прочего тоже можно сдать на приемном пункте, а Лялька своего никогда не упускала, уж у нее-то никто бы бутылку не перехватил, стоило ей только заметить добычу… Да, плохо без нее. Зимой она то картон и бумагу сдавала, то иной раз пристраивалась где-нибудь посуду мыть — в общем, кормила своего мужика. И поила, А теперь что? Вот уже и лето скоро, март на дворе, а что толку? Разве сам он сможет сражаться с бомжами за добычу? Он и ходит-то с трудом, какие уж тут схватки за пустые бутылки!

Карпов принялся вспоминать счастливую жизнь с Лялькой и едва не пропустил очередную бутылку. Она закатилась под скамью, в лужу, в которой плавали окурки и серые льдинки. Со стонами и кряхтеньем Карпов наклонился, опираясь одной рукой о скамейку, и палкой выкатил грязную бутылку на мокрый асфальт. Подняв находку и положив ее в рваную спортивную сумку, отправился дальше. Ну, еще чуток… Дома он бутылки вымоет и, передохнув, пойдет сдавать. Полдня пройдет, а там и вечер близко, можно будет спать лечь. Впрочем, спать Карпов мог в любое время суток. Во сне время быстрее проходит.

Да, некстати Лялька померла. Карпов-то рассчитывал, что она его переживет, похоронит… Ему ведь уже пятьдесят один, старый совсем, больной, а Ляльке было всего ничего, сорок пять недавно стукнуло, и вот на тебе! Не повезло. Просто не повезло ему, потерял кормилицу. И зачем она потащилась к этим проклятым пьяницам в соседний дом, там же у них не квартира, а самый настоящий бомжатник! Напилась, конечно, но не в этом дело, кто не напивается, когда есть на что… А вот что после случилось, никто толком не знает. То ли сама упала, то ли толкнул кто — и приложилась Лялька затылком к батарее, и на том дело и кончилось. Правда, не сразу. Еще три дня в Мариинской больнице полежала, в нейрохирургическом отделении. Но ее даже оперировать не стали, потому что она умудрилась воспаление легких подхватить. Вот и пришел конец. А он уже второй месяц мается в одиночестве, не зная, на кого опереться, кто бы его кормил хоть немножко.

Карпов сел на скамью, чтобы немного отдохнуть. Спина отчаянно болела, ноги отказывались двигаться. Конечно, если бы у него были деньги на лекарства, он бы, наверное, получше себя чувствовал… Да только где бы он эти самые деньги взял? Он и за квартиру-то третий год не платит. Грозят, конечно, выселить, из жилконторы уже два раза бумаги приносили — предупреждают, что будут в суд на него подавать… Ну и пусть выселяют! Он инвалид, отправят его в интернат, вот и хорошо. И крыша над головой будет, и кормить станут три раза в день. Уж как-нибудь протянет то, что ему осталось.

Посидев несколько минут, Карпов попытался встать, но не смог. Он огляделся по сторонам, надеясь, что кто-нибудь ему поможет. По бульвару по направлению к нему бежала длинноногая девчонка с пачкой газет в руках. «Ишь, какая красивая почтальонша, — подумал Карпов, — молодая, шустрая!»

— Девочка, помоги встать, — попросил он, когда почтальонша поравнялась с ним. Девушка с сочувствием посмотрела на него и, перехватив газеты поудобнее, протянула Карпову руку. — Вот спасибо! — просиял Карпов, утвердившись на ногах и крепко вцепившись в палку с изогнутой толстой ручкой. — Дай Бог тебе здоровья! Спасибо!

— Не за что, не за что, — весело откликнулась почтальонша и умчалась.

Карпов проводил ее взглядом и тяжело вздохнул. Да, когда-то и он так вот бегал. Ну зачем вспоминать то, чего уже нет? Он потащился домой. Далековато его занесло на этот раз, почти до Конюшенной площади дошел, тащись теперь вдоль Мойки до Гороховой с полной сумкой бутылок… Ох, как это плохо, что Лялька померла!

Придя домой, он на всякий случай еще раз заглянул во все уголки обшарпанного донельзя кухонного шкафа: а вдруг пакет крупы где-то завалялся, а он его и не заметил? Но нашел только полпачки соли да стайку тараканов, испуганно разбежавшихся, когда на них упал тусклый свет. Плюнув им вслед, Карпов выгрузил бутылки в раковину, чтобы вымыть. Такие грязные не возьмут, это точно. Ничего, удачно погулял; восемь штук в итоге. Эх, найти бы что-нибудь… такое! Он вспомнил, как Ляльке однажды фантастически повезло. Роясь в мусорном контейнере в поисках чего-нибудь полезного или съедобного, она обнаружила среди вонючих отбросов пачку купюр, перетянутых резинкой. Три тысячи рублей! Да, вот это был подарок судьбы. Карпов усмехнулся и покачал головой, вспомнив праздник жизни, длившийся целую неделю. Повеселились они на славу! Конечно, сразу же прибежали все Лялькины друзья-подруги, на дармовщинку-то всякому выпить охота, полная квартира народу набилась — и пошла гулянка! На четвертый день соседи со второго этажа, что над его квартирой, не выдержали, вызвали милицию среди ночи. Сволочи, одно слово. Зажравшиеся сволочи. Менты, правда, не особо зверствовали, просто выкинули на улицу всех без разбору, Карпов один остался — квартиры как-никак, у него даже паспорт имеется. Лялька-то свой давным-давно потеряла, да и все ее приятели тоже который год без документов… Ну, ясное дело, менты уехали — и все вернулись обратно. Только старались уже не слишком шуметь. А потом деньги кончились, гости разбрелись по своим чердакам и подвалам, а Карпов с Лялькой три дня отсыпались. Да, хорошие были деньки, веселые…

Перемыв бутылки, Карпов призадумался. Идти сдавать их прямо сейчас? Или сначала поспать немного? Спать, конечно, хочется, но… но лучше сначала поесть. Вздохнув, он сложил бутылки в другую сумку, такую же рваную, но довольно чистую, оделся и отправился в очередной поход.

Чтобы дойти до киоска, где принимали бутылки, ему понадобилось немало времени, так что в продуктовый магазин он притащился лишь к четырем часам дня. И, едва переступив порог, сразу увидел давешнюю девчонку-почтальоншу. Она что-то покупала и Карпова не заметила. Он решил, что живет девчонка где-то неподалеку, иначе зачем бы пришла в этот магазин? Карпов призадумался: а не попросить ли у нее рублей пять, а то и десять? Курева купил бы… Сколько можно бычки собирать и сушить на батарее? Но тут, глянув себе под ноги, Карпов вдруг увидел вожделенную десятку, явно оброненную кем-то из покупателей. От восторга Алексей Алексеевич чуть не взвизгнул и тут же попытался поднять деньги, да не смог присесть, потому что слишком перетрудил ноги. О том, чтобы наклониться, и речи не было — наклоняться Карпов не мог уже много лет. Болезнь Бехтерева, или в просторечии «болезнь бамбуковой палки». Не гнулся у него позвоночник.

Карпов прижал десятку палкой и уставился на нее, не зная, что делать. Но тут вдруг рядом с ним очутилась почтальонша, направлявшаяся к выходу. Она с жалостью посмотрела на несчастного инвалида и спросила:

— Вам не наклониться, да?

— Да вот никак… — пробормотал Карпов.

Девчонка легко согнулась, подхватила купюру (Карпов едва успел отодвинуть свою опору) и протянула ее Алексею Алексеевичу.

— Спасибо, — пробормотал тот. — Второй раз меня выручаете…

Девчонка улыбнулась и исчезла.

Карпов, довольный донельзя, купил пачку «Беломора» и пакет макарон и отправился домой. Теперь и отдохнуть можно.

Глава 3

Закончив работу, Илона под ледяным мартовским дождем отправилась домой, ее мысли все так же вертелись вокруг неприятной и опасной новости. Толян со вчерашнего дня отсутствовал, сказал, что едет в командировку и вернется дня через два-три, но может и задержаться еще на денек. В далеком теперь прошлом у Илоны не возникло бы дурных мыслей по этому поводу, она к этому привыкла, думала, что поездки Нерадова и в самом деле связаны с какими-то делами. Но теперь-то она если и не знала наверняка, то, во всяком случае, догадывалась, что представляли собой его «командировки». И если он снова уехал, значит, принялся за старое. Да нет же, хуже, чем за старое! Он ведь говорил, что тогда, в прошлом, выполнял поручения каких-то неведомых Илоне людей, но потом отказался «работать» с ними, а это значило, что теперь он начал действовать на собственный страх и риск. Но это значило также, что никто его не подстрахует, ничья машина не будет ожидать, чтобы умчать с места событий… Впрочем, грабителей ведь было двое. Где-то нашел Толян себе подельника, но насколько тот надежен? Что, если он продаст Нерадова ни за грош? Впрочем, наплевать, пускай бы Толяна посадили, пускай бы он помучился, как мучилась она, раз уж пошел искать приключений на собственную задницу, даже не сказав об этом жене. А она все равно больше не пойдет с ним «на дело», ни за что, ни за какие деньги. Она слишком напугана последним их «походом», совсем недавним, январским…

Вздрогнув от вновь охватившего ее страха, Илона стала вспоминать прошедшую зиму. Сначала они с Толяном много дней подряд только тем и занимались, что праздновали ее возвращение. Илона хотела тогда лишь одного: забыть два страшных года. Конечно, ей это не удалось. Во всяком случае, не сразу. Ей каждую ночь снились кошмары, она как вживе ощущала отвратительные запахи, преследовавшие ее все эти два года, она так и не смогла привыкнуть к ним… и уродливые лица баб, и жестокие глаза людей в форме… В ее кошмарах мужчины не отличались от женщин, все они были на одно лицо, обладали одинаковыми фигурами, похожими на параллелепипеды, у них были тонкие ноги и руки-плети, и этими плетьми они хлестали Илону… Она кричала, задыхаясь от ужаса, и просыпалась с головы до ног мокрой от пота. Там, в тех странных краях, она узнала, что у нее больные почки, что именно из-за этого у нее постоянно ноет спина, но ее все равно заставляли работать наравне с другими.

Толян успокаивал ее, гладил по голове, обнимал, наливал стопочку водки — и Илона снова засыпала. А потом настал день, когда Нерадов сказал, что денег больше нет и нужно что-то придумать. И конечно же придумалось ему все то же, что и раньше. Поздно вечером они вдвоем отправились «на прогулку».

Из четырех шуб, имевшихся у Илоны прежде, к моменту ее возвращения осталась всего одна, самая дешевая, лисья, — Толян небрежно сообщил, что три остальные он был вынужден продать из-за денежных проблем, но Илона подумала, что он, наверное, просто подарил их бабам, с которыми развлекался в ее отсутствие… Ей было очень жаль пропавших мехов, в особенности соболей, и это тоже она включила в счет вместе с исчезнувшими флаконами французских духов и драгоценностями. Илона решила, что Нерадову рано или поздно придется за все заплатить. Но пока об обновках мечтать не приходилось, и Илона всю зиму ходила в старой лисьей шубейке с потершимися обшлагами.

Было уже темным-темно, когда во дворе какого-то дома на Итальянской они остановили припозднившегося мужика. То есть остановила его, конечно, Илона. Она шагнула навстречу мужику и, как обычно, попросила прикурить. Пока недурно одетый мужик с «дипломатом» шарил по карманам, из темноты змеей выскользнул Толян, и Илона, поспешно скрывшись за углом дома, подумала, что все повторяется, что разница лишь в том, что тогда, в первый раз, был май, цвела сирень, царила белая ночь, а теперь вокруг тьма и холод, и откуда-то воняет помойкой, и Толян уже не кажется ей романтическим благородным разбойником… Но мужик, к горлу которого Нерадов приставил нож, точно так же послушно вытащил все из карманов и положил на грязный асфальт. Вот только результат оказался совсем другим, и весьма плачевным. В этот раз они с Толяном добыли всего-навсего восемь тысяч рублей. Их и на неделю не хватило.

Потом они снова отправились «на подвиги», потом снова… Теперь уже Толяну не нужно было подсыпать Илоне в вино хитрый химический состав, растворяющий реальность, она привыкла к ночным забавам, которые вполне заменяли ей наркотик, щекотали нервы, горячили кровь, заставляли острее ощущать жизнь. Ту самую жизнь, которая невозможна без денег. Без настоящих денег. Гроши не в счет.

Но сама жизнь стала почему-то унылой и однообразной. Хорошие рестораны и гостиницы были им с Толяном не по средствам, и Илона поневоле познакомилась с маленькими, относительно дешевыми кафе, но ей там отчаянно не нравилось. Ей не хватало шика, роскошного и оригинального декора, ощущения полной свободы… К тому же Толян слишком часто позволял себе напиваться самым примитивным образом. Их квартира очень быстро снова заросла пылью и грязью, но Илоне и в голову не приходило заняться наведением порядка. Просыпаясь после полудня, она принималась за очередной дамский роман, воображая себя его героиней. Она уносилась то на Средиземноморское побережье, то в Египет, то в Австралию, то на острова Зеленого Мыса, наслаждаясь чужим счастьем, плача от чужих страданий… Как они ярко, насыщенно живут, эти люди! И как ей самой не хватает настоящего, высокого чувства! Толян и в подметки не годится всем этим прекрасным рыцарям, способным ради любимой женщины на все, абсолютно на все — от высокого подвига до самого чудовищного преступления…

А на что, собственно говоря, способен ради нее Толян? И способен ли хоть на что-то вообще? Он по-прежнему каждый день уходил куда-то, ничего не объясняя Илоне, и она думала, что, наверное, Нерадов ищет новую «команду», которая давала бы ему задания, организовывая все как следует… А может быть, он действительно пытался наладить какое-то собственное дело, как говорил когда-то. Но он снова и снова выводил Илону по ночам на плохо освещенные старые улицы, чтобы она останавливала доверчивых прохожих… А денег от этого не прибавлялось.

Илона несколько раз вспоминала о том, как одна тертая-мытая баба, сидевшая то ли в пятый, то ли в шестой раз, сказала ей:

— Дура, забудь про своего Толяна. Ты для него теперь — отработанный пар.

— Почему? — недоверчиво спросила Илона.

— Да ведь ты не захочешь снова на него работать, — пояснила баба.

— Нет, конечно! — вздрогнула Илона. — Ни за что!

— Ну и все, ты ему не нужна.

— Неправда, — возразила тогда Илона. — Он меня любит!

— Не любит, а использует, — поправила ее баба. — Точнее, использовал. Больше ты ему не нужна. Другую дуру найдет.

На том их разговор и закончился.

Илона в общем-то понимала, что Толян действительно ее использует, что он превратил ее в примитивную приманку, что занимаются они примитивными грязными грабежами, но, взяв в руки очередную книжку в яркой обложке, на которой были изображены сногсшибательно прекрасные женщины и мужчины, она забывала об этом, уносясь в мир мечты.

И еще в эту зиму Илона пристрастилась к лотереям. Ради того, чтобы следить за веселой пляской шаров в огромном прозрачном барабане, она по субботам и воскресеньям поднималась чуть свет (в ее представлении) и включала телевизор. Она покупала уйму билетов, тратя на них деньги в ущерб своей любимой кулинарии, и все то время, которое ее ум не был занят очередной завлекательной книжкой, воображала, как она выиграет… ну, по меньшей мере миллион долларов. Готовя обед, шагая в прачечную с бельем, в магазин, Илона постоянно видела перед собой одну и ту же картину: лототрон выбрасывает шар за шаром, и на каждом из них — числа ее билета… И вот она уже едет в Москву, чтобы получить свой выигрыш. Илоне никогда не надоедало представлять во всех подробностях, как именно она отправится за своим счастьем. Она оденется очень скромно, чтобы не бросаться в глаза — в старую куртку, серый шарф, джинсы, — и прихватит с собой большую сумку, чтобы забрать свои сокровища сразу, наличными, никаких переводов на счет в Сбербанк или другую подозрительную контору, существующую только для того, чтобы обкрадывать людей! Она наденет парик — где-то был у нее подходящий, русый, ее собственные волосы слишком яркие и заметные. Никакой косметики. Она ничего не скажет Толяну, пошел он к чертям собачьим, рыцарь недоделанный. И сразу купит квартиру в Москве, чтобы забыть о прошлом, забыть обо всем. Она еще молода, ей всего двадцать восемь, она начнет жизнь сначала. У нее появятся новые знакомые — по-настоящему богатые люди: банкиры, владельцы крупных фирм, промышленники… Ее ждут светские тусовки, бриллианты, поездки в Лас-Вегас. .. Ах, скорее бы выиграть, пока молодость не ушла! Толян, наблюдая за тем, с какой алчностью и надеждой Ил она следит за сутолокой шаров в прозрачном барабане, посмеивался и говорил:

— Детка, выигрыш — это мираж, не больше! Даже если твои номера выпадут, неужели ты думаешь, там сидят такие дураки, что и в самом деле отдадут тебе миллионы рублей? Смешно, честное слово!

— Почему же не отдадут? — сразу начинала кипятиться Илона, злясь на Нерадова: как скроешь от него выигрыш, если он сам все увидит? Черт бы его побрал, спал бы себе, сопел в подушку! — Другим отдают, а мне — нет?

— А ты видела вживе хоть одного человека, который получил бы кучу денег по лотерейному билету? — задавал вполне разумный вопрос Толян.

— Не видела, ну и что? У меня вообще знакомых нет, чему тут удивляться? А я вот выиграю и открою свой ресторан! Роскошный!

— Красиво мыслишь, — кивал Толян. — Ну, играй, детка. Ты у меня совсем еще ребенок.

Новый год они встретили дома. Илоне так хотелось пойти в ресторан, потанцевать, пококетничать, просто побыть среди людей, но Нерадов твердо заявил:

— Детка, у меня нет на это денег.

И они сидели перед телевизором, как какие-нибудь нищие пенсионеры, пили коньяк и шампанское, ели салаты, купленные в «Метрополе», и отчаянно скучали. Илона решила, что никогда не простит этого Толяну. Новый год был для нее единственным настоящим праздником, и, испортив Илоне эту ночь, Нерадов тем самым испортил ей настроение на целый год.

А потом наступил январь, и они снова ходили вдвоем «на охоту» — раз, другой, третий… Но в конце января, двадцать четвертого числа, нарвались на крупную неприятность.

Глава 4

Карпов проснулся от того, что под окном начал работать компрессор. «Ну, хрен махровый, — зло подумал он, — чтоб им, богатеям этим, всем сдохнуть в одночасье!» Богатеи были виноваты в том, что кто-то купил помещение в соседнем доме, прямо напротив окна Карпова, и затеял там капитальный ремонт. Учитывая ширину двора — а он представлял собой почти классический колодец, отличаясь от оного только двумя выходами и тремя полудохлыми кустами акации, — шум от компрессора был не просто оглушительным, а просто-таки рвущим барабанные перепонки. И это несмотря на плотно закрытые форточки.

Карпов долго ворочался в постели, сбивая в ком грязную простыню, однако в конце концов встал. Посетив туалет, но, как всегда, забыв умыться, он выполз в кухню. Да, неплохо прошли три последние дня, неплохо, не на что жаловаться. И если бы не настырная жена старшего брата, явившаяся сюда и утащившая Николая домой, могли бы и еще денек-другой погулять. Но Верка конечно же озверела от того, что мужа три дня дома нет, притащилась, устроила скандал… А Николай человек мягкий, послушный, жену боится. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Карпов вспомнил, как он сам давным-давно, в молодости, боялся свою жену. Катенька у него была красавица, умница, сына ему родила отличного, теперь уже Сереже двадцать пять лет… Давненько он сына не видел! Да, ушла от него Катюша, сманил ее директор магазина, прельстил большими деньгами… а Карпов тогда запил. Потом заболел, получил инвалидность, потом встретил Ляльку, а уж после того вовсе не просыхал много лет подряд. Планида такая, значит. А теперь вот Лялька померла… Ну, блин кудрявый, уж не везет так не везет!

Карпов всхлипнул, по мятым, небритым щекам потекли похмельные слезы. «Ох, Ляля, Лялечка, на кого же ты меня покинула, кто теперь меня кормить будет, — горевал Карпов, — как мне без тебя жить?»

Насладившись досыта душевными страданиями, Алексей Алексеевич начал изучать остатки трехдневного пиршества, поскольку тело также требовало насыщения. Отыскав для начала замусоленный стакан с недопитой водкой, Карпов жадно поднес его к губам. Трех глотков ему вполне хватило для того, чтобы снова стать пьяным и веселым и снова надеяться на лучшее будущее, которое, пожалуй, не замедлит наступить. Стоило Карпову чуть-чуть выпить — и он с удовольствием начинал верить в чудеса. С другими случается же, а он чем хуже? Выковыривая грязным пальцем кильку из открытой консервной банки, Карпов принялся вспоминать разные чудеса. Вот, к примеру, Настасья, знакомая покойной Ляльки. Лялька, бывало, все говорила ей: «Приземленная ты душа, Настасья! Нет в тебе настоящего полета! Не умеешь мечтать, не умеешь!» Настасья и вправду всегда была какая-то странная, считал Карпов. Вроде и пьет, как все, и живет, как все, а все чего-то подсчитывает, как дурочка. Вот, говорит, если бы на эти деньги не водки купить, а сигарет по дешевке, да перепродать подороже, так можно было бы еще две бутылки купить… Дура, в общем. И вот вдруг эта приземленная душа, эта дура Настасья, которая к сорока годам поумнеть не сумела, находит на улице здоровенный дорогой бумажник с кучей денег и визитной карточкой. Нет бы сразу друзей угостить, повеселиться, так она за телефон схватилась — хозяина денег искать! Ну что, нормальная разве? Потащила бумажник куда-то, да так и не вернулась. Все, конечно, решили, что по дороге она все-таки не удержалась, завернула в магазин и теперь не скоро появится. Только Настасья не появилась совсем. Месяца через три Лялька случайно увидела ее на улице — и едва узнала. Одета была Настасья как картинка в журнале, и выходила она из такого магазина, в какие Ляльке вообще ходу не было — охранники с порога заворачивали. Лялька побежала следом, сомневаясь, Настасья ли это, догнала, поздоровалась. Настасья ее узнала, конечно, но разговаривала хотя и вежливо, но холодно. Сказала только, что вышла замуж за того мужика, который бумажник потерял, и уезжает с ним за границу, надолго, у него там служебные дела.

Лялька тогда вернулась домой в полном ошеломлении, долго не могла успокоиться, напилась, а после все плакала и завистливо кричала:

— Нет, ты видал такое, а? Это как вообще понимать? Дура ведь она, дура набитая, убогая тварь, приземленная душа, а живет как теперь?

После этого Лялька твердо решила разбогатеть. Карпов не сомневался, что при ее энергии она бы все смогла, вот только при виде бутылки она как-то сразу забывала, куда шла и зачем. Но начала она и вправду лихо. Быстро нашла каких-то чернявых дельцов, нанялась к ним в продавщицы — на улице с рук торговать лежалым товаром. Ну, всякие продукты, у которых срок годности кончился, выдохшееся пиво и так далее. Понятно, все такое продается по дешевке, зато быстро разбирают, не все же такие богатые, чтобы в магазинах покупать. Только при этом нужно постоянно по сторонам смотреть, чтобы ментам в лапы не угодить. Платить обещали с выручки. Лялька продержалась ровно три дня. В первый день заработала сто рублей и от счастья места себе не находила. На второй день ей заплатили целых двести десять, и тут уж фантазии Ляльки унеслись в заоблачные высоты. Весь вечер она рассказывала Карпову, как они скоро обставят квартирку новенькой мебелью, как купят на зиму теплую обувь, потом обзаведутся цветным телевизором, ну и так далее. Третий день она тоже отработала, как положено, принесла домой двести пятнадцать рублей, спрятала в шкаф, под кучу барахла. Копить начала. Ну, Карпов ничего против не имел. Копить так копить. Но четвертый день оказался выше Лялькиных сил — наверное, потому, что это оказалась суббота, когда торговля идет особенно хорошо. Уже к обеду Лялька без труда заработала две сотни, а подсчитав, что же будет часикам эдак к семи-восьми вечера, от восторга вконец поплыла умом. Черные хозяева, конечно, внимательно следили за своими наймитами, выручку отбирали регулярно, каждый час, а то и чаще и сами подносили новые партии товара, но за Лялькой не усмотрели. Удачно толкнув сразу десять пачек прогорклого масла, два пакета вонючих чипсов и упаковку тухлой ветчины, Лялька бросила коробку, служившую ей прилавком, оставив без присмотра товар, и с выручкой в кармане помчалась в ближайший магазин, решив, что вот сейчас она быстренько возьмет бутылочку и выпьет ее прямо на рабочем месте, а то уж очень душа разгорелась. Товар, естественно, тут же сперли конкуренты, да Лялька к нему и не вернулась. В магазине ей встретился старый знакомый, проживавший нынче на чердаке где-то на Вознесенском проспекте, и они оба так обрадовались встрече, что, взяв побольше водки и немножко копченой мойвы, отправились искать местечко для душевного разговора. А как летит время за хорошим разговором, каждый знает. Но чернявые предприниматели без труда вышли на Лялькин след, взяли ее с поличным прямо там, в тихом дворике, за мусорным контейнером, где она наслаждалась беседой с другом, и так избили, что Лялька приползла домой чуть живая. Да и не приползла бы, если бы друг не притащил. Били ее ногами, не разбирая места, и немалая часть ударов пришлась на несчастную Лялькину головушку. Пришлось Карпову Достричь ей волосы, чтобы добраться до страшных ран. Но идти в травматологию Лялька наотрез отказалась, она всю жизнь боялась врачей, да и паспорта у нее не было. Ну, в тот раз обошлось, отлежалась. В конце концов, не впервые с ней такое случилось, привычная была ко всему. Ну а в процессе лечения все накопленное тяжкими трудами улетело, конечно, со свистом.

Карпов, вздохнув, вернулся от воспоминаний к нынешнему моменту. Что тут у него имеется, что осталось от трехдневной гулянки с братом? Ну, много чего осталось. Брат, идя к нему в гости, не поскупился, принес полную сумку всякого-разного — он всегда так поступал, зная, что Алексей Алексеевич ничего за душой не имеет. Хлеба осталась почти целая буханка, непочатая банка кильки, большой кусок колбасы, три сардельки, пачка сливочного масла, про которое они с Николаем просто-напросто забыли. Вот и хорошо, что забыли. Он на этом масле макароны поджарит. Николай догадался макарон купить целых две пачки… И курево есть, и чай, и даже сахар. Разбогател, короче говоря. Сегодня можно не ходить на поиски бутылок. И завтра тоже. А все равно без Ляльки плохо. Одному не прожить.

Глава 5

Вспоминая ту январскую ночь, Илона каждый раз обмирала от страха, бледнела… но снова и снова вспоминала все по порядку, до единой мелочи. Почему — она и сама не знала. Как будто ей нравился этот страх…

Они с Нерадовым вышли из дома в восемь вечера. Тьма вокруг стояла — хоть глаз выколи, весь день над Петербургом висели низкие тучи, то и дело начинал валить влажный липкий снег. Ветер дул с Финского залива — тоже сырой, пронизывающий насквозь, тревожащий… Когда дул такой ветер, у Илоны кружилась голова, а спина болела так, что утром было трудно встать с постели. Толян несколько раз говорил ей:

— Иди к врачу! Сколько можно вот так мучиться? Ноешь, ноешь, а ничего не делаешь! Почки — дело серьезное, так можно и всерьез слечь!

Но Илона по-прежнему боялась врачей и предпочитала терпеть, лишь принимала наугад купленные лекарства и травы. Иной раз становилось лучше, иной раз — нет.

Толян в тот день вернулся рано, в три часа, и сразу, с порога заявил, что с деньгами полный завал, что нужно прямо сегодня идти за добычей. Нерадов был почему-то взвинчен, слегка пьян, однако Илона не стала задавать вопросов, прекрасно зная, что ответов все равно не получит. Ей совсем не хотелось выходить на улицу, но и спорить тоже не хотелось. Пошло оно все к черту, подумала она, надоело, надо куда-то смываться… Вот только куда? Кто ее приютит? Она же растеряла всех старых знакомых, а новых не завела! И тем не менее Илона твердо решила, что с завтрашнего дня начнет всерьез обдумывать эту идею. Скорее всего, она восстановит старые связи, а там видно будет…

В восемь Толян сказал:

— Ладно, пошли. Пора.

Илоне вдруг подумалось, что, может, Нерадов снова получил выгодное задание от прежних или новых шефов, — иначе зачем бы он следил за временем? Может, их снова будет ждать теплый автомобиль с шофером, которому Толян передаст украденные документы, а взамен получит толстую пачку долларов? Но, увы, все оказалось совсем не так.

Сначала они сели в маршрутное такси и доехали до Сенной площади. Там спустились в метро. Стоя на эскалаторе, Илона сердито думала о том, что в мертвенном подземном свете выглядит ужасно — бледная, с отекшими глазами… А старая шуба конечно же обрадовалась случаю продемонстрировать все свои проплешины, и это, пожалуй, мучило Илону куда сильнее, чем собственная бледность. Она просто ненавидела плохую одежду! И ведь это не маскировка, не игра в нищету, это и есть самая настоящая нищета, без подделок! Толян держался на удивление мягко и предупредительно — похоже, почувствовал наконец свою вину, понял, что негоже так обращаться с женщиной, предлагая ей вместо удобного такси (не маршрутного, конечно) битком набитый вагон подземки… Илона представила, как раскаявшийся Толян возьмется за настоящее дело, как они снова поедут в Финляндию, в Париж… Ей вдруг отчаянно захотелось в Турцию или в Грецию, туда, где тепло, где ярко светит солнце, где беспечно валяются на пляжах беззаботные богатые люди… Черт бы побрал все на свете, черт бы побрал этого неудачника Нерадова! И зачем он так ужасно оделся? Она сама хоть в старой, но все-таки шубе, в приличных сапогах и мягких кожаных перчатках, в бежевой норковой шляпке (какое счастье, что Толян никому ее не подарил и не продал!), а он? Стыдно даже стоять с ним рядом! Напялил потертую кожаную куртку, идиотский вязаный колпак — красно-белый, полосатый, старые кроссовки, рюкзак зачем-то повесил на спину… Хотя, конечно, шапка — это для возможных свидетелей, вспомнила Илона, яркая деталь, которая сразу бросится в глаза и отвлечет внимание от всего остального. Ну хорошо, а рюкзак-то зачем? Не иначе как рассчитывает наполнить его деньгами. При этой мысли Илона фыркнула, и Толян вопросительно посмотрел на нее:

— Что, детка?

— Да так, вспомнила ерунду, — отговорилась Илона. Они вышли на «Горьковской», немного прошли по Каменноостровскому проспекту, потом повернули налево, на какую-то сплошь заваленную мокрым снегом узкую улицу, но что это была за улица, Илона не знала. Потом очутились в каком-то темном дворе. Илона подумала, что сейчас все пойдет по прежнему кругу, как заезженная пластинка: она подойдет к прилично одетому человеку, попросит прикурить, Толян выскочит из темноты с ножом — а денег у прохожего окажется совсем немного. Ох, как ей все это надоело! Впрочем, какое-никакое, а развлечение. Илона почувствовала, как в ней понемногу разгорается азарт. К щекам прилила кровь, Илоне стало не просто тепло, а даже жарко. Руки едва заметно задрожали в предвкушении острого момента. Илона развеселилась и спросила Толяна:

— Где спрячемся?

Но Нерадов только пробурчал в ответ:

— Погоди, погоди… Мы им сейчас устроим, сволочам…

Он увлек Илону в дальний угол двора, освещенного лишь маленькой лампочкой, висевшей над подъездом, как раз напротив ведущей с улицы арки, и, сняв рюкзак, поставил его прямо в снежную грязь и присел на корточки.

— Погоди, погоди, — повторил он. — Сейчас ты увидишь… Сейчас этот гад получит, он давно напрашивается…

Достав из рюкзака пакет размером с книжку карманного формата, Толян снова надел рюкзак на спину и поднялся на ноги. Илона не видела в темноте его лица, но что-то в интонациях Нерадова ей не понравилось, что-то ее насторожило… Вот только она не поняла, что именно. И тут же забыла об этом.

— Значит, так, — очень тихо сказал Толян. — Мы с тобой сейчас зайдем вон в тот подъезд, над которым лампочка горит. И там будем ждать. Недолго, надеюсь. Ты будешь следить за двором…

— Как это я буду за ним следить? — перебила его Илона.

— будешь держать чуть приоткрытой, — злым голосом ответил Толян. — Неужели даже до такай ерунды не можешь сама додуматься? Ладно… Когда во двор войдет мужик… Нет, наверное, их будет двое… — Ты выйдешь им навстречу и спросишь, где шестнадцатая квартира. Просто — где тут шестнадцатая квартира, ты никак не можешь ее найти. И все. Понятно?

— Чего тут не понять? — огрызнулась Илона, обиженная донельзя. Что он себе позволяет, этот поганец, с какой стати он разговаривает с ней по-хамски… Она ему все припомнит, все!

Они вошли в подъезд — хорошо освещенный, на удивление чистый. Здесь не воняло кошками, не валялись под ногами одноразовые шприцы, углы не были залиты мочой, как то постоянно случалось в том доме, где жили Толян и Илона, да и в большинстве других домов в центре. «Надо же, — мельком подумала Илона, — здесь, похоже, живут не совсем нищие… Но почему подъезд не заперт на ключ? Наверное, жильцы между собой договориться не могут, кому об этом хлопотать да по сколько платить. Или им наплевать на все. Ну, в нашем доме тоже ведь так… Но у нас грязно, а у них почему-то чисто».

Нерадов отошел в тень, под лестницу, кивком показав Илоне на входную дверь. Илона послушно встала вплотную к двери и, чуть приоткрыв ее, стала вглядываться во двор. Арка просматривалась сквозь узкую щель отлично.

Ждали недолго. Не прошло и пятнадцати минут, как напротив арки остановилась большая машина, из нее вышли двое и направились во двор, причем второй шел в шаге позади первого. Когда они были уже метрах в десяти от подъезда, Илона распахнула дверь и шагнула им навстречу, сияя улыбкой. Мужчины настороженно остановились, тот, что шел немного сзади, резко сунул правую руку в карман, но Илона не обратила на это никакого внимания. Она спросила мягким, уютным тоном:

— Простите, где тут шестнадцатая квартира? Куда она исчезла? Никак не могу ее найти!

— А! — откликнулся тот, что шел первым. — Да, это непросто. К сожалению, вход в шестнадцатую квартиру из соседнего двора, милая дама.

— Как это — из соседнего двора? — искренне изумилась Илона.

— У них отдельный вход, — пояснил мужчина, и только теперь Илона рассмотрела его. Он был немолод, за пятьдесят, с густыми седыми волосами, ложившимися на лоб скульптурной волной, с глубоко сидящими темными, жесткими глазами, с тяжелой нижней челюстью. — Вам нужно выйти на улицу, повернуть направо и обойти наш дом вокруг. С задней стороны найдете шестнадцатую.

— Спасибо, — кокетливо улыбнулась Илона и пошла через двор к арке.

По пути она оглянулась и, увидев, что второй мужик все еще стоит на месте и смотрит ей вслед, улыбнулась еще раз, помахала рукой. А тот, который отвечал ей, уже открывал дверь подъезда…

Илона не успела войти в арку, как за ее спиной раздался оглушительный грохот, во дворе стало светло, и почти в ту же секунду рука Толяна крепко схватила ее за локоть.

— Бежим!

И снова что-то загрохотало — на этот раз отрывисто, откуда-то отлетел кусок штукатурки, чуть не угодивший Илоне в лицо… «Черт побери, стреляют», — мелькнула в ее голове паническая мысль, и она бросилась вперед, не разбирая дороги. Стреляют! Нет, только не в нее! Только не в нее! Не в нее! Ничего не понимая от ужаса, видя перед собой лишь рюкзак на спине Толяна, она бежала, бежала, поворачивала, неслась через дворы, снова поворачивала и наконец, совершенно выбившись из сил, прохрипела:

— Толик… не могу больше…

Нерадов резко остановился, и Илона налетела на него, едва удержавшись на ногах. Он подхватил ее под руку, помог устоять. Внимательно посмотрел в ее бледное лицо. Илона тяжело дышала, жадно хватая воздух пересохшими губами.

— Ну, детка, успокойся, — сердито сказал он. — Я просто отомстил за себя, за нас с тобой, вот и все. Все уже кончилось. Эта сволочь разлетелась в дым.

Илона промолчала, ей было сейчас не до слов. Нерадов снял рюкзак и, отойдя в сторонку, размахнулся и зашвырнул уже ненужную вещь в крохотный палисадник перед одним из старых, мрачных домов, безмолвными глыбами высившихся вокруг.

— Идем, — сказал он, беря Илону под руку. — Пошли домой, все на сегодня.

И тут в груди Илоны зародилась судорога, рвавшаяся наружу. В следующую секунду она истерически расхохоталась.

— Все? На сегодня — все? Прекрасно! — выкрикивала она сквозь смех. — Я так рада, ты просто не представляешь! Все! На сегодня — все!

Толян молча размахнулся и ударил ее по лицу.

Глава 6

Илона и много месяцев спустя отлично помнила, что после пощечины она впала в странное безразличное состояние и уже не обращала внимания ни на что. Отчасти она пришла в себя дома, когда Толян раздел ее и посадил в ванну, наполненную горячей водой с пышной ароматной пеной. Вдохнув любимый запах ландышей, Илона впервые подняла глаза и посмотрела на Нерадова. И впервые увидела его по-настоящему. Помятое, злое лицо. Пустые серые глаза, широко расставленные, полные ненависти и зависти ко всему миру. Как она могла видеть в этих глазах любовь? Разве такой человек вообще способен любить кого-то, кроме самого себя? Как она могла так ошибиться три года назад, принять вот этого омерзительного бандита за рыцаря, за благородного принца? Он использовал ее как приманку, совсем не заботясь о ее жизни и благополучии. Права была та кошмарная тетка в колонии… Толяну нужна была красивая женщина, способная привлечь внимание любого мужчины… отвлечь внимание на себя, обеспечив тем самым ему свободу действий…

— Ну что, детка, — спокойно спросил тогда Нерадов, — испугалась? Ничего, пройдет. Зато это было настоящее боевое крещение.

Она отвернулась, не желая видеть его, говорить с ним. Но его это ничуть не задело. Он спокойно вышел в коридор и аккуратно прикрыл за собой дверь ванной комнаты.

Когда Илона, завернувшись в теплый махровый халат, вошла в кухню, Толян молча протянул ей полный стакан водки. Илона залпом выпила ее и села за стол. Нерадов поставил перед ней тарелку с кое-как нарезанной вареной колбасой, плавленым сыром и маринованными огурцами; все было свалено в одну кучу, и Илона невольно поморщилась. Она любила красивый стол. Красивый, как в красивом романе, как в кино, где показывают красивую жизнь… Толян намазал маслом толстый кусок батона и положил на край тарелки. Илона взяла огурчик, откусила маленький кусочек, лениво разжевала — ей совсем не хотелось есть. Толян налил ей еще стакан водки, и она его выпила так же молча. Но продолжала чувствовать себя трезвой, как никогда. И лишь после третьего стакана голова у нее слегка закружилась. Однако ей по-прежнему не хотелось говорить. А Толян и не настаивал. Он сам что-то говорил без передышки, но Илона не слышала его, уйдя в себя, она снова и снова видела, как отлетает от стены кусок штукатурки, целясь ей прямо в глаз… намереваясь ее убить…

Наконец Нерадов уложил ее в постель, заботливо укрыл одеялом, и Илона сразу заснула.

Проснулась она очень рано, еще не было восьми, но Толян уже куда-то ушел. Илона долго бессмысленно бродила по квартире — из комнаты в кухню, из кухни в комнату, и постепенно ее охватывал настоящий страх. Сначала Илона заметила, что у нее слегка дрожат руки. Чуть-чуть, едва заметно… Она попыталась сварить себе кофе, но уронила джезву и, оставив ее лежать на полу, села возле кухонного стола на табуретку, зажав ладони между коленями. Руки дрожали все сильнее и сильнее. Потом начали стучать зубы. Илону охватил озноб, она съежилась от холода, но никак не могла сдвинуться с места, не могла пойти в комнату и накинуть на себя что-нибудь теплое — шаль или шерстяную кофточку… Ей хотелось плакать, но глаза были сухими. Хотелось кричать, но горло и язык свело судорогой, и она не могла произнести ни звука. В пустой голове что-то громко звенело, беспрерывно, назойливо, как будто кто-то забыл выключить электронный будильник, и тот надрывался зазря, а батарейки все не садились и не садились… Илона с трудом отвела взгляд от валявшейся на полу джезвы и уставилась на часы с секундомером, висевшие над кухонной плитой. Она сама их повесила там — специально купила для того, чтобы следить за временем, когда готовит сложные блюда… Стрелка секундомера прыгала с деления на деление, нервно, безумно быстро, наверное, часы сломались, но почему-то Илона не слышала того характерного звука, который должна была издавать эта стрелка. Который теперь час? Илона смотрела на циферблат и не могла ничего понять. Который же час? Ей казалось очень важным выяснить это, но она никак не могла сосредоточиться настолько, чтобы понять, где находятся часовая и минутная стрелки, она видела только секундную, бешено и бесшумно прыгавшую по кругу…

А потом Илона закричала. Она кричала от навалившегося на нее страха, она выла и колотила себя по голове, кляня за глупость, за то, что связалась с Толяном. Ее могли убить! Убить! Ее могли убить! Илона медленно сползла с табурета на пол, уткнулась лицом в грязный линолеум и выла, выла, пока не потеряла голос, пока не лишилась сил. И тогда она поползла к холодильнику — поползла, собирая грязь с пола розовым махровым халатом, не в состоянии подняться даже на четвереньки. Ее могли убить, ритмично звучало в ее уме, ее могли убить… ее могли убить…

Добравшись до холодильника, Илона встала на колени, цепляясь за белые плоскости, дотянулась до ручки, открыла одну из дверок и достала вожделенную бутылку с водкой. «Как хорошо, что водка распечатана», — тупо подумала Илона, поднося бутылку к губам. Как хорошо, что она распечатана. Как хорошо… Она сделала несколько больших глотков. Мысли продолжали бежать по прежнему кругу. Ее могли убить!

Как хорошо, что бутылка распечатана… Ее могли убить! Как хорошо…

Илона поднялась наконец на ноги, крепко прижимая к себе емкость со спасительным напитком. И пошла в комнату, натыкаясь по дороге на все углы и шкафы. Нерадов ее подставил, она должна уничтожить эту сволочь. Она его убьет. Она его убьет. Она его…

Сев на пол возле комода, Илона потянула на себя нижний ящик. Там когда-то, давным-давно, лежал обрез. Пистолет и обрез. Она его убьет.

Но в ящике не было ни пистолета, ни обреза. Там оказался спрятан совсем другой предмет, большой и плоский, и Илона не сразу поняла, что это такое. Она долго всматривалась, почему-то боясь прикоснуться к странной зеленовато-серой вещи, а потом вдруг ей все стало ясно.

Бронежилет.

Эта сволочь была вчера в бронежилете! А она, Илона, очутилась под огнем, ничем не защищенная, в одной лишь старой, потертой шубе!

Илона залпом выпила остатки водки.

— Что ты там ищешь? — раздался за ее спиной голос Толяна.

Значит, он уже вернулся? Неважно. Пусть видит. Пусть знает. Кто он такой, вообще говоря?

— Где твой обрез? — спросила Илона заплетающимся языком.

— Какой обрез, детка? — Нерадов присел рядом с ней на корточки и удивленно заглянул ей в лицо.

— Тот, что лежал вот здесь, в нижнем ящике! — зло закричала Илона, и ей казалось, что она сейчас выглядит невероятно грозной и опасной. — Ты его спрятал, когда меня забрали, понимаю, но где он сейчас?

— Детка, тебе почудилось, — твердо сказал Толян. — Никакого обреза у меня никогда не было. Ты еще пушку придумай! Мортиру, базуку, на что еще твоего больного воображения хватит?

— Больное воображение? — озадаченно переспросила Илона, рассматривая пустую бутылку. — Больное вооб… Ты о чем это?

— О том, что ты отчаянная фантазерка, детка, вот о чем. Давай-ка я помогу тебе встать.

— Не прикасайся ко мне! — заорала Илона. — Не сметь, мерзавец! Ты хотел, чтобы меня убили! Ты напялил вот эту штуку. — Илона обвиняющим жестом указала на спрятанный бронежилет. — А я? Меня могли убить!

И тут же перед глазами Илоны вспыхнула пугающе-яркая картина: женщина в рыжей лисьей шубейке падает в грязную лужу, по краям которой лежит не растаявший еще серый снег… Лужа заполняется черной кровью… Ночь, тусклый свет фонаря… «Ночь, улица, фонарь, аптека». При чем тут аптека? А, ну да, «скорая помощь»… Илона запуталась в собственных мыслях и заплакала, заскулила, как голодный побитый щенок. Толян подхватил ее на руки и отнес на кровать. Уткнувшись лицом в подушку и продолжая скулить, Илона не видела, как рассматривает ее Нерадов: брезгливо скривив губы, чуть покачивая головой…

Илона сидела дома, смотрела кассету за кассетой, читала чарующие романы и старалась не думать о происшедшем. Ей необходимо было выбросить все из головы, она хотела просто жить, без тревог, без ненужных волнений и опасений. И постепенно страх отпустил, она снова углубилась в мечты, воображая себя то невинной ирландской пастушкой, то отчаянной итальянкой — искательницей приключений, а то и вовсе принцессой Дианой. Толян по-прежнему уходил каждое утро и возвращался вечером. Они больше не говорили о том ночном эпизоде, как будто его и не было вовсе. Одно только огорчало Илону: денег становилось все меньше и меньше. Ей приходилось, придя в универсам, очень крепко задумываться о том, что она может купить, а что — нет. И в конце концов она сказала Нерадову:

— Толик, я не могу приготовить настоящий ужин на те гроши, что ты оставляешь в буфете.

Нерадов пожал плечами:

— Детка, у меня сейчас тяжелая полоса. Просто не знаю, как быть.

— Заработай, как все! У других получается же, так? Почему ты не можешь? — рассердилась Илона.

— А ты вообще представляешь, что это такое — зарабатывать, как все? — усмехнулся Толян

— Почему же нет? — не поняла она. — Конечно, представляю.

— Вряд ли, — серьезно сказал Нерадов. — Вряд ли ты это действительно представляешь и понимаешь. А кроме того, что ты имеешь в виду, говоря «как все»? Как все банкиры? Или как все уборщицы? Или как все государственные служащие? Ты говоришь, не зная о чем. Ты ведь никогда в своей жизни не работала ради заработка, верно? Вот возьми и сама попробуй. А потом поговорим.

Илону это сильно задело, хотя она и сама не знала почему. Но в голосе Толяна прозвучало что-то такое… Он, собственно говоря, обвинил Илону в полном незнании жизни, в том, что она только и умеет, что сидеть на чьей-нибудь шее… И это несмотря на то, что она два года отмучилась в… И она завелась.

— И попробую, можешь не сомневаться! — с вызовом бросила она. — Завтра же найду работу!

— Отлично, — кивнул Толян. — Мне нравится твоя решительность.

На следующее утро Илона отправилась на поиски работы.

Глава 7

«Эх, картошечки бы раздобыть», — думал Карпов, выскребая со сковородки остатки макарон. Картошечка — это настоящий продукт. Поджарить ее с луком, да масла побольше, да килек баночку, а то еще лучше — селедку купить… Но платить по двенадцать рублей за килограмм картошки и по сорок пять за килограмм самой дешевой селедки — это уж совсем чокнуться надо. То ли дело в прежние времена, при коммунистах! Да, это была жизнь. На рубль этой самой картошки ведро можно было купить. И хлеб, между прочим, шестнадцать копеек стоил. И водка, прямо скажем, не слишком кусалась. Можно было и пить, и закусывать. А портвейн? Карпов тоскливо вздохнул, вспомнив здоровенные бутылки, стоившие чуть больше двух рублей. Классный был портвешок, классный… Весело жили! Пили почти каждый день, и денег всегда хватало. Теперь все по-другому, эти чертовы демократы все испоганили, простым людям никакой жизни нет… Подохни с голоду — никому и дела не будет.

Пора было снова отправляться на поиски бутылок и банок. Карпов горестно прикинул, какова нынче стоимость этих самых бутылок по сравнению с прежними счастливыми временами. Раньше-то как было? Сдал бутылку — купил килограмм картошки, да еще и оставалось. А теперь на тот же килограмм надо десять бутылок сдать, а то и двенадцать. Где же их возьмешь-то? На кустах не растут. А из-под кустов их тут же выгребают те, кто пошустрее да поздоровее Карпова. Ему, мирному инвалиду, за нервными и воинственными бомжами не угнаться.

Хорошо хоть на улице сегодня немного потеплее, ни ветра, ни снега, ни дождя. Но ведь и охотников за бутылками в такую погоду больше будет, выберутся из своих закутков в подвалах да на чердаках. Ну, ничего не поделаешь. Все равно идти надо.

Одевшись потеплее, Карпов отправился в очередной поход. Пятница сегодня, может, побольше гуляющих будет перед выходными-то…

Он бродил по улицам уже больше часа, а нашел всего одну бутылку. Он устал, спина снова невыносимо разболелась, ноги ломило, тянуло шею, палка то и дело норовила вырваться из рук… Усмотрев справа от себя просторный двор с деревьями и лавками, Карпов забрел туда и устроился на отдых. Но сначала огляделся. В дальней части двора стояло несколько темных блестящих машин, но людей не было видно. «Ну и хорошо! — подумал Карпов, — никто ругаться не будет, не прогонит». Мартовское солнышко грело на удивление хорошо, . Карпов положил рядом с собой сумку с единственной найденной бутылкой, расстегнул куртку. Немного подумав, снял старый вязаный колпак и аккуратно уложил его на скамью рядом с собой донышком вниз — чтобы проветрился. Устроившись как следует, он расслабился и не заметил, как задремал.

И приснилось ему, что стал он жутко богатым. Как оно произошло — Карпов не рассмотрел, видел он во сне только результат. А результат был, ;«конечно, что надо. Вдруг появился в его задрипанной квартирке большой цветной телевизор, а на кухне сам собой возник здоровенный холодильник с двумя дверцами. И когда Карпов во сне этот холодильник открыл — у него аж сердце зашлось. Чего там только не было! Колбаса, копченая курица, сыр, масло, сметана, селедка в банке, сгущенное молоко… Даже большой торт в прозрачной коробке! А на полочке дверцы выстроились в ряд четыре бутылки „Столичной“. Ахнув, Карпов схватил бутылку, курицу — и совсем было начался для него праздник жизни, да только тут он проснулся. Совсем некстати.

Не открывая глаз, Карпов подумал: да, хорошо живут богатые люди, все-то у них есть! И выпить, и закусить. И не думают они, сволочи, как им день прожить. Пора бы уже гнать демократов к свиньям собачьим, пора снова коммунистов на трон сажать. Они-то сразу наведут порядок. У жирных все отберут, отдадут таким, как вот он, бедный Карпов. При коммунистах-то и на пенсию прожить можно было бы. Все цены сразу будут назначаться сверху, квартплата расти перестанет, никаких тебе маршрутных такси, которые по карману одним жуликам, только городской транспорт для всех. Да, при коммунистах все жили одинаково, как горошины в стручке… Хорошо было!

Карпов открыл наконец глаза и, почувствовав, что голове стало уж слишком прохладно, потянулся к своему вязаному колпаку. И замер, вытаращив глаза. В колпаке лежала сотенная бумажка.

Нервно оглянувшись по сторонам — не видит ли кто? — Карпов сцапал бумажку и запрятал ее поглубже во внутренний карман куртки. У него даже руки задрожали от радости и от испуга. А вдруг тот, кто бросил ему сто рублей, сейчас пожалеет об этом и вернется отбирать? Бежать, бежать отсюда, да поскорее!

Карпов рванул на улицу, но сумку с единственной бутылкой все-таки не забыл. Когда он дошел до самых ворот, перед домом остановилось такси и из него выпорхнула дамочка в белой короткой шубке, но без головного убора. Пышные светлые волосы светились на солнце, как золотые. Юбка у дамочки была уж такая короткая, что Карпов головой покачал — не боится же застудиться! Сапоги, правда, высокие, обтягивают тонкие ножки в прозрачных черных колготочках… Да, красивая дамочка. Карпов посторонился, решив подождать, пока дамочка проскочит в дом. Не хватало еще угодить в лужу своей палкой да забрызгать мартовской грязью белую шубку!

Дамочка быстро рассчиталась с водителем и направилась к воротам, но увидела замершего Карпова, улыбнувшись, небрежно сунула руку в карман и тут же протянула что-то инвалиду. Алексей Алексеевич не сразу понял, что это именно ему что-то предлагают, а дамочке, видно, ждать было некогда, она сунула это «что-то» в наполовину расстегнутую сумку жалкого старика и умчалась.

Еще не зная, что именно очутилось в его сумке, Карпов готов был потерять сознание от радости. Понятно же, такая роскошная дамочка ерунду не подаст бедному человеку. Не рубль какой-нибудь, точно. Не меньше десятки, можно не сомневаться. Да рубль-то и звякнул бы о бутылку, что в сумке лежит. Бумажная денежка, бумажная…

Карпов, боясь заглянуть в сумку, но всей душой ощущая сотенную, что лежала в его внутреннем кармане, согревая тощее тело не хуже электрической печки, торопливо проковылял два квартала и повернул на улицу, ведущую к дому. И только скрывшись за углом, остановился и, прислонившись к стене, осторожно заглянул в сумку. Сначала он ничего не увидел, и его пронзила страшная мысль: пошутила дамочка, ничего там нет… Но тут его глаза нашарили купюру соблазнительного темного цвета. Карпов ахнул. Не может быть! Но это и в самом деле оказались пятьсот рублей.

О таком он конечно же не мог и мечтать. Это была самая настоящая фантастическая сказка. Посидел на лавочке, подремал — и вот тебе целая пенсия в кармане, почти целая. Чуть-чуть не хватает. Ну и ну…

Ему очень хотелось сразу отправиться в магазин, но в трезвом виде Карпов был человеком на редкость разумным и рассудительным. Вот он и рассудил, что без рюкзачка в магазин идти незачем. Не донести ему покупки без рюкзачка. И он пошел домой, мысленно подсчитывая, чего накупит на свалившуюся с неба гигантскую сумму. Прежде всего, конечно, две бутылки растительного масла — про запас. Потом макароны, хлеб, само собой, парочку батонов, пожалуй, даже рулет с героином, в смысле с маком… сахар, чая побольше… ну и чего-нибудь покрепче чая, само собой. Такую удачу необходимо обмыть — это уж как водится.

Надо же, каким он везучим оказался! Кому расскажи — умрут от зависти!

Глава 8

Для начала Илона отправилась к киоску «Роспечати». Она слышала, что есть такие газеты, в которых печатают объявления о разнообразных вакантных местах. Она твердо решила, что докажет Нерадову: умеет она жить как все, умеет! Может работать и зарабатывать, как любой другой человек. И совсем не стремится сидеть у кого-нибудь на шее, и уж в последнюю очередь — на шее Толяна, шел бы он ко всем чертям. Это стало для нее вопросом принципа.

Нужные газеты у продавщицы и в самом деле нашлись, и Илона вернулась домой, преисполненная надежд. Усевшись поудобнее возле телефона, она начала просматривать объявления. Но вскоре на ее лице появилось растерянное выражение. Работы оказалось много, даже очень, вот только… Курьер. Реализатор чая. Газосварщик. Ветеринарный врач. Швея-мотористка. Слесарь-сантехник. Продавец кваса. Продавец в молочный киоск. А то и вовсе коротко: «Дев. $». И номер телефона. Но чаще всего встречалось объявление: «Требуется бухгалтер со знанием персонального компьютера». Вот уж занятие не для нее…

И что же ей со всем этим делать? Идти наниматься в водопроводчики? То-то будет весело, то-то хорошо! Или торговать квасом? Может быть, рвануть в курьеры? Интересно, сколько там платят.

Илона набрала указанный в газете номер. Ей сразу же ответил приятный женский голос, отчетливо произнесший название фирмы. За этим последовал вопрос:

— Чем могу быть вам полезна?

— Я по объявлению, — пробормотала Илона. — Вам вроде бы курьер нужен…

— Да, — согласился красивый голос, — нужен. До двадцати пяти лет.

— А двадцать восемь не подойдет? — удивилась Илона.

— К сожалению, нет, — ответили ей на другом конце провода и повесили трубку.

«Вот дела, — подумала Илона, — в курьеры и то не набиться! Возрастной ценз, кто бы мог подумать! Что там делать-то — бумажки носить!» Ну, наплевать, не всерьез жетона собиралась становиться девочкой на побегушках. Но все-таки это странно. Она-то представляла…

А что, собственно, она представляла, когда говорила Толяну, что пойдет работать? Илона отложила газету и задумалась, уставившись на телефон.

Ну да, перед ней тогда мелькнуло смутное видение большой роскошной приемной: светлые стены, бежевые ковры, темно-коричневая старинная мебель… И сама она сидит за огромным столом, уставленным телефонными аппаратами, перед ней интерком, дорогая кожаная папка с бумагами, чуть в стороне — небольшой серебряный поднос, на нем — тонкий стакан в тяжелом золоченом подстаканнике, от горячего чая поднимается прозрачная струйка пара… Огромная резная дверь ведет в кабинет шефа…

Илона вдруг спохватилась. Ведь нынче все секретари умеют работать на компьютерах, а она эту умную машину видела только издали. Наверное, нужно очень долго учиться, чтобы понять, как на ней работают. А за учебу необходимо платить. Толян на это денег не даст, можно не сомневаться.

Вот если бы она знала английский… Черт побери, ведь родители пытались заставить ее учить этот важный для современной жизни язык, но она была тогда настолько глупа, что упиралась изо всех сил, она была глупа и ленива…

Илона тут же представила себя переводчицей. Солидная фирма, занимающаяся чем-то важным на международном рынке. Солидный шеф, лет пятидесяти с небольшим, относящийся к ней как к родной дочери. Она в строгом деловом костюме, со строгой прической, элегантная и неприступная, пахнущая любимыми духами трагически погибшей принцессы Дианы — «Дух времени» фирмы Нины Риччи. Они вдвоем с шефом летят в Канаду. Шеф просматривает бумаги… Нет, шеф работает на портативном компьютере. Бумаги просматривает она. Ей нужно ознакомиться с данными фирмы, с которой им предстоит вести переговоры. Помощники шефа летят другим классом, их рядом нет. Рядом только она, Илона, доверенный секретарь и переводчик…

Хлопнула входная дверь, и в следующую минуту в комнату ввалился Толян. Он был в хорошем подпитии, зол и весел одновременно.

— Привет, детка! — Он подошел к Илоне, наклонился и чмокнул ее в щеку. — Чем занимаешься? — Тут его взгляд упал на разбросанные по полу газеты, и Нерадов расхохотался: — Детка, да ты никак и в самом деле решила найти работу? Ну Бог в помощь. Только по газетам ничего не найдешь. Разве что в дешевые проститутки сможешь наняться, да и там, наверное, конкурс. Нет, милая, это не так делается.

— А как? — спросила Илона, понимая уже, что по газетам и вправду хорошего места не подыщешь.

— Пойдем-ка на кухню, будешь меня кормить, а я буду учить тебя праведной жизни, — окончательно развеселился Толян. — Что у тебя на ужин?

— Пока ничего, — пожала плечами Илона. — Ты слишком рано вернулся, я тебя еще не ждала. Ну, сейчас приготовлю.

Однако кулинарным талантам Илоны не на чем было разгуляться. Хорошая кухня требует хороших денег, а их-то как раз и не было. Придется Толяну обойтись омлетом с сыром и помидорами. Немножко зелени, немножко сметаны… И никаких оливок, никаких грибов. Гренки — это пожалуйста. Но чай — из весьма посредственных сортов, то, что называется «массовый». Коллекционного теперь не купить. Не на что.

— Да, негусто, — подвел итог ее деятельности Толян, — Ну ты в этом не виновата. Это целиком и полностью моя вина. Так, значит, ты всерьез решила доказать себе и мне, что не такая уж ты неприспособленная. — Он прожевал кусок омлета, немножко подумал и заявил: — Начинать, мне кажется, нужно с поиска подходящих знакомств.

— Где же я их буду искать? — пожала плечами Илона.

— Подумать надо. Так… Чтобы присмотреться к разным фирмам, необходимо получить доступ на их территорию. Я прав?

— Да, но меня даже в курьеры не захотели взять, — огорченно ответила Илона. — У них возрастной ценз. Я для них старовата.

— Жаль. Но есть еще одна фигура, свободно проникающая в самые заповедные места.

— Это кто? — заинтересовалась Илона.

— Почтальон. Простой почтальон, — широко улыбнулся Нерадов. — Правда, работа тяжелая, нужно рано вставать, много ходить… Зато через месяц-другой ты будешь знать, какая фирма на твоей территории чего стоит, а какая не стоит ничего. А уж тогда можно начинать следующий этап проникновения.

Илона засмеялась. Ей понравилась идея Толяна. И показалось очень смешным, что она может разносить газеты, имея целью пристрелять себе местечко поуютнее. Она сразу представила, как входит в один солидный офис за другим, вежливо улыбается надутым секретаршам, кладет им на стол красивые конверты с логотипами знаменитых фирм, как ее замечают начальники этих глупых секретарш, как предлагают ей необыкновенно интересную работу… Но главное она должна доказать Толяну и, пожалуй, самой себе, что может жить как все.

— А как туда устроиться? — спросила она.

— Ну тут ведь речь может идти только о коммерческой доставке, — пояснил Толян, — обычная муниципальная почта не подойдет. Значит, надо постараться… Я узнаю. Кажется, есть у меня один знакомый, который может посодействовать. Ты всерьез этого хочешь? Работа тяжелая, повторяю.

— Я выдержу, — твердо сказала Илона. — Я должна попробовать. Пойми, мне это действительно необходимо — убедиться, что я могу работать, как все… Ну, пусть не как все банкиры, но хотя бы как все почтальоны.

— Ладно, будешь ты почтальоном Печкиным, — усмехнулся Толян. — Обещаю.

Вот так оно и началось. И совсем не сразу Илона поняла, что Нерадов просто-напросто заставил ее поступить так, как было нужно ему самому. Что он в очередной раз использовал ее в своих собственных целях. И при этом совсем не беспокоился о том, что Илона может оказаться под подозрением, что она, как имеющая судимость, в первую очередь привлечет к себе внимание заинтересованных лиц… А может быть, он как раз на это и рассчитывал?

Глава 9

Илону до костей пробирал страх. Страх вползал в нее, как вызывающий озноб туман, как промозглая сырость… Он заставлял ее руки мелко дрожать, когда она протягивала газеты и письма получателям… Но заодно она думала и о том, как сильно ошибалась, устраиваясь на эту работу. Уже второй месяц она разносит почту, у нее целых три участка, но разве она хоть раз попала в те самые приемные больших боссов, которые представлялись ей в мечтах? Нет, она видит только охранников да сторожей. Именно они забирают газеты и письма, а Илону никто и не думает пропускать в святая святых… Впрочем, не во всех фирмах дело обстоит именно так. В той самой «Карине» она, например, сама поднималась на второй этаж и оставляла письма на маленьком столике у входа в приемную. Но она ведь приходила туда еще до восьми часов утра, когда не только боссов, но и второстепенного персонала не было на местах, а бодрствовал один только ночной сторож в красивой форме. Так что и там никого она не видела. Но таких фирм на ее территории было немного. А то, что она свободно ходила, например, по редакции толстого журнала, ее совсем не радовало. Редакция располагалась на четвертом этаже, а лифт в том старом здании отсутствовал. И еще у нее был свободный доступ во внутренние помещения небольшого театра. Ну и что? Монтировщиков там соблазнять, что ли? Чтобы похлопотали за нее, устроили билетером?

Думала Илона и о том, с каким неподдельным интересом отнесся Толян к ее эксперименту. Он каждый день, возвращаясь домой, расспрашивал Илону, тяжело ли ей работать, куда она ходит, что это за конторы, и так далее. А она-то, дурочка, полагала, что Нерадов о ней беспокоится, заботится! И ждала с минуты на минуту, что он скажет: «Брось ты эту глупость, детка, я сделаю все, чтобы ты жила спокойно…» Но Толян этого не говорил. Да и не собирался говорить, как она теперь поняла. Но поняла-то она это только после ужасной новости… Да, пожалуй, прав был Толян, когда говорил, что Илона не умеет жить самостоятельно. Подразумевалось, конечно, что она слишком глупа и доверчива. Наверное, так оно и есть. Так и есть. Без «наверное».

Уж лучше бы Толян продолжал работать на тех таинственных нанимателей, для которых он добывал какие-то документы… а пачки долларов, попутно отобранные у владельцев этих бумаг, доставались ему, да еще и «зарплата» перепадала. Илоне хотелось уехать туда, где тепло, где греет солнце, ей до смерти надоел этот чертов дождь… Да еще и ветер поднялся, зонт удержать невозможно…

Нет, твердо сказала она себе, никаких «приключений» больше не должно быть. Ты ведь уже знаешь, чем они заканчиваются. Разве тебе хочется снова попасть туда?.. Вздрогнув, Илона покачала головой. Лучше работать, как все. И жить как все. На гроши… Ох, как же это тяжело! Вставать в три утра, в любую погоду бежать со всех ног на почтамт, таскать пачки тяжелых газет, улыбаться охранникам, от которых никакого проку, искать взглядом боссов, которые тебя просто не замечают, и надеяться, надеяться на фортуну, на то, что вдруг повезет… А если нет?

Вернувшись домой, Илона поспешила забраться в ванну, чтобы отогреться, чтобы выгнать из промерзшего тела мартовский сырой холод. Что делать, что делать, ритмично стучало у нее в голове, что делать, как избавиться от Толяна, он же снова доведет ее до тюрьмы… Завтра суббота, работы будет мало, а послезавтра воскресенье, лотерейный тираж… Пора бы уже и выиграть!

Сидя в горячей воде, пахнущей лавандой, Илона представила, как она наконец выигрывает. Давно пора, вообще-то говоря. Сколько денег она потратила на эти дурацкие билеты! Да, наверное, в это воскресенье она поймает удачу за хвост… Точно, так оно и будет. Ей ведь это очень нужно. И все будет прекрасно! Она поедет в Москву… В общем, мысли Илоны с этого момента потекли по накатанному кругу. Она наденет парик. Старую незаметную одежду. Она получит свои деньги и исчезнет без следа. Нерадову ее не найти, о нем можно будет забыть. У нее будет отличная квартира э столице, не слишком большая, три-четыре комнаты… Она наймет лучшего преподавателя английского языка убудет упорно заниматься, а потом уедет куда-нибудь… путешествовать. Да, именно путешествовать. Она объедет вокруг света, как героиня одного из самых любимых ее романов… Илона представила себя на палубе белого тихоокеанского лайнера. Вокруг праздные богачи в светлых костюмах, белые ленты на шляпках дам развеваются по ветру, ветер треплет волосы загорелых красивых мужчин… Она лениво возлежит в шезлонге на верхней палубе, надвинув на лицо широкополую бледно-голубую шляпу. На ней белый купальник, ее кожа светится изнутри… Ее красота не оставляет мужчин равнодушными.

Или нет, лучше по-другому. Ночь в тропиках, неподалеку от экватора. Черный бархат неба усыпан бриллиантами звезд. Соленый морской воздух напоен томной нежностью. Волны поют, как орган. Илона стоит, (облокотившись на поручни, на ней длинное жемчужно-серое платье, в волосах темная роза… Поклонники так и вьются вокруг нее. Но она выбирает самого скромного, того, который не стремится навязать ей свое общество, а лишь смотрит на нее издали, вздыхая и ни на что не надеясь. Она сама подходит к нему… Ну конечно же он оказывается мультимиллионером, свободным, ранимым, пережившим несколько лет назад несчастную любовь…

Вздохнув, Илона выбралась из ванны и завернулась в изрядно замусоленный махровый халат. Постирать бы его, да все руки не доходят. Очень уж утомительны все эти домашние дела… Ничего, скоро у нее будет прислуга.

Поскольку вставать ей теперь приходилось в три часа утра, после работы Илона ложилась спать. И теперь она поспешила забраться под одеяло. Но сон не шел. Илона снова и снова вспоминала встревоженные лица работников почты. Попытка ограбления на их территории… Каждый прекрасно понимал, что это может означать. Не обязательно, конечно… но нельзя было исключить того, что наводчиком — вольно или невольно — послужил один из почтальонов. И если милиция возьмется за дело всерьез, всех их начнут проверять. «Какое счастье, — подумала Илона, — что ни одна из товарок не знает о моей судимости, они бы тут же на меня грешить начали…» Ну, и были бы правы, разве нет? Толян для того и пристроил ее в коммерческую доставку.

Наконец Илона заснула, но сон ее был неспокойным. Обрывки страшных видений возникали перед ее крепко сомкнутыми глазами — следственный изолятор, зона… страшные люди, страшные женщины, убивавшие людей…

Илона внезапно проснулась и села на постели.

Те женщины убивали… А она? Ну нет, тут же решила Илона, этого греха на ней нет, уж этого ей никто не пришьет! Это ее саму чуть не убили совсем недавно, и виноват в этом Толян. Сволочь он, вот и все. Постарел, обрюзг, опустился, мажется какой-то гадостью… Черт бы его побрал, если у него нет денег на хороший одеколон, лучше бы никаким не пользовался! Воняет то «Шипром», то еще чем-то в этом роде… А раньше от него пахло только одеколоном фирмы «Рив Гош», и никаким другим. А, пошел он куда подальше! Послезавтра тираж ее любимой лотереи, она обязательно выиграет столько, сколько ей нужно, чтобы обрести свободу.

В субботу почтальоны заканчивали разноску рано — большинство фирм не работало в этот день, оставались только квартиры и магазины. Илона вернулась домой в половине одиннадцатого утра, приняла душ, выпила чаю и уселась перед телевизором. Спать ей сегодня совершенно не хотелось, несмотря на ранний подъем. Поставив кассету с одним из своих любимых фильмов — «Унесенные ветром», Илона погрузилась в переживания Скарлетт. Ах, если бы эта удивительная девушка сразу оценила по достоинству капитана Батлера! Но — увы, не судьба… Вот если бы ей, Илоне, встретился такой мужчина, уж она-то не проглядела бы своего счастья… Как он хорош собой, этот капитан, как он умен, энергичен… и все готов сделать ради любимой женщины, а главное — он так щедр!

Всплакнув при последних кадрах, Илона выключила приставку и решила, что пора немножко перекусить. А потом можно будет почитать какой-нибудь роман… Завтра выходной, отоспаться она успеет. Нерадов приедет не раньше вечера понедельника…

Однако все вышло совсем по-другому.

Илона только достала из морозилки кусок говядины и принялась критически изучать его, чтобы решить, на что он годится, как входная дверь открылась. Удивленная Илона вышла в прихожую. Это конечно же был Толян, но почему сегодня, а не в понедельник?

Нерадов ввалился в кухню, не сняв мокрую от дождя кожаную куртку и грязные ботинки, но Илона не обратила на это внимания. Она уставилась на Толяна, испуганная бешеным выражением его глаз.

— Толик, что случилось? — робко спросила она.

— Ничего, — огрызнулся Нерадов. — Дай поесть, я проголодался, как собака.

— Сейчас приготовлю… Я ведь тебя не ждала, ты сказал, что через четыре дня вернешься…

— А вернулся сегодня! — рявкнул Толян. — Водка есть?

Он сел на табуретку возле кухонного стола и, расстегнув куртку, бросил ее на пол. Илона достала из холодильника полбутылки водки и поставила на стол перед Толяном. Подала стакан. Быстро нарезала хлеб, но не успела достать масло и остатки дешевого сыра, как Толян уже налил себе водки, выпил залпом, налил второй стакан… Илона с отвращением поглядывала на мужа. Небрит, дурно пахнет… Как будто в подвале ночевал, честное слово! Лицо серое, отекшее… Черт бы его побрал, урод уродом! А все воображает о себе что-то, строит из себя умника, красавца… Тьфу! Уголовник, и никто другой! Примитивный уголовник!

Илона занялась говядиной, не желая больше смотреть на Толяна. Но Нерадов, допив водку, преисполнился желания поговорить. Привалившись к стене и закинув ногу на ногу, он заявил:

— Проект сорвался, мне не повезло. Я рассчитывал на эту командировку, но…

И тут Илона не выдержала.

— Командировка? — визгливо закричала она. — был в командировке? Ну что ты врешь, дрянь эдакая? Кто тебя послал в эту самую командировку? Ты просто залез ночью в ту фирму и взломал сейф, вот и вся твоя командировка!.. — В азарте Илона не заметила, как изменилось лицо Толяна, как в его глазах сверкнуло нечто незнакомое ей, как натянулась кожа на его лице. Она самозабвенно кричала: — Ты и вернулся раньше потому, что ничего у тебя не вышло, а иначе отсиживался бы сейчас у своих подельников! Мерзавец, а обо мне ты подумал?! Меня же первую заподозрят, или ты этого и хотел…

Нерадов внезапно встал и шагнул к Илоне. Она попыталась увернуться, но оказалась зажатой между буфетом и раковиной. Толян схватил ее за волосы и резко откинул ее голову назад. Илона взвизгнула от боли, но, увидев совсем близко его безумные глаза, умолкла, похолодев от страха. А Толян зашипел, брызгая слюной и дыша на нее водкой:

— Ты будешь делать то, что тебе скажут, поняла, дура? Мне надоело с тобой нянчиться, мне надоело подстраиваться под твои идиотские фантазии, хватит! Будешь работать, и точка! Будешь вынюхивать, где что есть, твое дело — разведка в фирмах, дошло, дура?

Илона, почти теряя сознание от невозможности, невообразимости происходящего, зажмурилась и закричала, но в следующую секунду задохнулась и согнулась пополам — Толян сильно ударил ее под ложечку кулаком, и от боли у нее потемнело в глазах. Нерадов за волосы вытащил Илону из кухни, проволок по коридору, швырнул в комнату. Она упала на грязный пол и, ударившись головой о ножку тяжелого старинного кресла, потеряла сознание.

Глава 10

Илона открыла глаза и поежилась, не понимая, почему ей так холодно и жестко. Все тело болело, как избитое… И тут она услышала храп Толяна и вспомнила… Все вспомнила.

Нерадов поднял на нее руку…

Илона подняла голову и огляделась. Она лежала на полу, рядом с креслом. В другом конце комнаты спал, раскинувшись на широкой кровати, Толян, очередной ее «принц», обернувшийся самым распоследним мерзавцем… Илона повернулась на бок, с трудом встала на четвереньки, попятилась к двери. Выбравшись в коридор, поднялась на ноги, придерживаясь за косяк двери. У нее отчаянно кружилась голова, мысли текли вяло, как будто путались в густом, липком киселе. Нерадов ее избил… Обозвал идиоткой… Ее фантазии… Он сказал, что ему надоело подстраиваться под ее идиотские фантазии… Она должна работать… но она ведь и так работает, давно уже работает на почте… Это так тяжело, она умрет от такой работы… Чего ему не хватает?.. Ну конечно, она получает всего две тысячи… Это же не деньги, этого даже на один день не хватит… Она должна работать, сказал Толян…

Илона встряхнулась, взяла себя в руки и медленно потащилась на кухню. То и дело роняя все подряд и каждый раз с испугом прислушиваясь, не проснулся ли Толян, она все же заварила себе крепкий чай. Сделав несколько глотков, почувствовала себя немного лучше. Надо бы пойти в ванную, посмотреться в зеркало, но она боялась увидеть себя. «Неужели он меня изуродовал, — с ужасом думала Илона, ощупывая распухшую щеку. — Неужели превратил меня в страшилище?.. Нет, только не это… Сволочь, какая же он сволочь!»

Только теперь Илона начала по-настоящему понимать, что Нерадов за время их разлуки изменился не только внешне. Он стал грубым… Нет, он стал жестоким, безумно жестоким человеком… Зверем, а не человеком! Он стал жесток не только по отношению к чужим (до которых Илоне не было никакого дела), он стал жесток по отношению к ней, его собственной супруге!

А был ли он когда-нибудь другим? Или ей это просто показалось, как не раз уже казалось прежде? Она приняла за рыцаря обычного уголовника… Он сказал, что ему надоело подстраиваться. То есть что же это получается? Что он нарочно морочил ей голову, чтобы у него всегда была под рукой приманка, живец, на которого можно ловить дураков вроде нее самой? А теперь ему надоело притворяться, теперь он решил стать собой и заговорил по-другому прямо, откровенно: работай! И уж конечно, не разноску газет и журналов он имел в виду. Собственно, он ведь и сказал: разведка в фирмах. Ха-ха! Разведчица Илона Ланкова. Псевдоним — Мата Хари петербургского почтамта. Или Мценского уезда. А где у вас тут сейф с нешлифованными алмазами, ребята? А где у вас тут склад героина? А сколько у вас зеленой капусты в кастрюле? Впрочем, нам и цветная пригодится — всякие там марки и прочее устоявшее перед напором евро. Нам главное — чтобы побольше. А охраны — поменьше. Тогда навар получится что надо.

Илона нервно засмеялась. Вот так, принцесса на горошине. Отрабатывай шампанское и устриц, отрабатывай розы в китайских фарфоровых вазах, катания на яхтах… Отрабатывай каникулы в Париже. Веди разведку боем, налетай на менеджеров и главных бухгалтеров во всеоружии красоты, цепляй их петлёй почтальонской сумки, строй прикрытие из конвертов с рекламными проспектами… а кстати о красоте…

Тяжело поднявшись с табурета, она со стоном выпрямилась и пошла в ванную. Зажгла свет, со страхом заглянула в большое старое зеркало. Левая щека распухла, под глазом наливается синяк… губы выглядят чудовищно, как синие дешевые сардельки… но, кажется, ничего непоправимого.

Илона тщательно умылась и вернулась в кухню. Лед… В морозильнике должен быть лед… Есть, отлично. Завернуть в полотенце, приложить к пострадавшим местам. Холодно… Ничего, придется терпеть. Илона почувствовала, как в ней закипает ярость. Подонок, как он посмел! Чертов урод, вонючий пьяница, старый бандит! Она его осчастливила, подарила ему свою молодость и красоту, и что она получила взамен? Фингал под глазом! Замечательно! Нет, Толян, ты за все заплатишь…

Прикладывая к распухшей щеке ледяной компресс, Ил она принялась строить планы мести. Убить эту тварь, придушить во сне… Нет, это слишком просто. Никакого удовольствия. Надо… Ну конечно, она должна уйти от Толяна, начать новую жизнь..! Вот только где она будет жить? Комнаты у нее давным-давно нет, она по собственной глупости и доверчивости позволила Нерадову продать ее, деньги исчезли неведомо куда… Илона совсем забыла, что комнату они продали по ее, а не Толяна инициативе, что деньги она расшвыряла собственной рукой, напившись в дым и вообразив себя сеятелем счастья на всей планете. Она винила во всем Нерадова. Это он оставил ее без своего дома. Он обманул ее, поманив красивой жизнью, из-за него она попала в тюрьму, а теперь он задумал окончательно избавиться от нее… Ничего у него не выйдет. Она придумает, где ей временно пристроиться… Завтра же придумает. Можно ведь попросить кого-нибудь с почты приютить ее на время, ненадолго, совсем ненадолго! Она быстро восстановит старые знакомства, она найдет себе настоящего рыцаря, защитника, благородную душу, готовую ради нее на все… Илона представила, как она выходит из белого «мерседеса»… Солнечный день, зима, все вокруг бело от снега, на ней белая норковая шубка… а на тротуаре неподалеку от автомобиля стоит Толян, грязный, оборванный, нищий… Она не узнает его, но он… Он сразу видит, что эта прекрасная дама — его бывшая жена… Он бросается на колени, он от отчаяния бьется пьяной головой об асфальт… а она небрежно бросает ему сто долларов и исчезает за стеклянными дверями роскошной гостиницы, предупредительно распахнутыми лощеным швейцаром в новенькой униформе… Ах, вот это — настоящая месть! Унизить, смешать с дерьмом… Ничего другого Толян не заслуживает.

Уйдя в мечты, Илона не заметила, как кончился день, не слышала, как проснулся Нерадов, и испуганно вздрогнула, внезапно услышав его голос:

— Ну что, детка, как настроение? У нас ничего выпить не осталось?

— Нет, не осталось, — сухо ответила Илона.

— Ладно, схожу куплю… Прогуляться хочется. И выпить как следует. Ты пока сооруди что-нибудь на закуску.

В ящике кухонного буфета оставалось совсем немного денег — Илона отлично это знала. Но ей тоже хотелось выпить. Еще как хотелось! Ее просто взбесило, что Толян был настроен вполне благодушно и явно не считал себя ни в чем виноватым! Подонок, тварь! Ну, он свое получит…

Толян ушел, а Илона нарезала подсохший батон, чтобы поджарить гренки, натерла сыр, отложила яйца для омлета… «Какое убожество, — думала она, — каждый день омлет, сколько можно?» Ей хотелось крабов, икры, ананасов, ей хотелось коньяка и шампанского… Черт побери этого урода Толяна! Не способен обеспечить женщине даже самую простую, нормальную жизнь, не говоря уж о роскоши! Чтоб ему сдохнуть под забором! Да еще и драться научился!

Нерадов вернулся быстро, принес две бутылки водки и банку консервов «Печень трески». Илона поморщилась, но все же поспешила отыскать пару луковиц и, порезав их тонкими кольцами, залить уксусом — для салата. Пока Толян открывал бутылки, она поджарила гренки с сыром, взбила яйца с остатками пряностей. Нерадов помог ей отнести все в комнату, расставить на низком журнальном столике перед диваном. Илона вернулась на кухню, чтобы заняться салатом, а Толян тем временем распечатал обе бутылки и включил видик. Новых кассет у них давно уже не было, и он выбрал одну из старых — «Крестный отец». Илона, услышав с кухни звуки знакомой мелодии, с которой начинался фильм, усмехнулась и подумала, что Толян, похоже, решил посредством фильма вдохновиться на новые «подвиги», вообразил себя крутым мафиози… Ну, это его проблемы. Она в эти игры больше не играет.

Наконец они уселись на диван, рядышком, как бывало, но Илона слишком остро ощущала свою распухшую щеку и синяк под глазом и слишком сильно ненавидела сидевшего возле нее человека, чтобы воспринимать этот ужин как примирение. Нет, она не собиралась его прощать.

Они выпили раз, другой, третий… Толяна повело. Он вдруг начал посмеиваться себе под нос и что-то неразборчиво бормотать. Илона покосилась в его сторону. Фу, ну и гадость! Пьян, небрит, воняет, как козел… И как она могла настолько ошибиться, как могла принять его за мужчину своей мечты? Ну ничего, через несколько дней она уйдет от него.

Но ей пришлось уйти раньше, чем она предполагала.

Наполнив рюмки в очередной раз, Нерадов демонстративно уставился на Илону. Он рассматривал ее, как рассматривают какую-нибудь ничтожную букашку, заползшую по собственной дурости на обеденный стол. Илона разозлилась.

— Ну что ты на меня смотришь? — сквозь зубы спросила она, осмелев от выпитого. — Что, нравится результат рукоприкладства?

— Не то чтобы нравится, — хмыкнул Толян, — а просто прикидываю, когда это пройдет. В таком виде тебя нельзя выводить на рыбалку.

— Я больше не намерена участвовать в твоих грязных делишках, — надменно бросила Илона, уже успевшая унестись в мечтах на вершину Олимпа.

Нерадов хрипло захохотал и с размаху ударил ее кулаком под ребра. Ему захотелось стереть с лица Илоны это наглое выражение, она ведь сейчас посмотрела на него как на таракана или клопа, можно подумать, что она — королева, а он — ее презренный раб… Ну, он ей покажет, чего он стоит… Илона вскрикнула, упала на диван и сжалась в комочек от страха. От ужаса у нее отнялся язык, ей показалось, что вот сейчас Нерадов просто-напросто забьет ее насмерть… Ей хотелось убежать, спрятаться, но тело не слушалось, она просто не могла шевельнуться, ее словно парализовало… Толян схватил ее за волосы, поднял, усадил.

— Пей! — приказал он, поднося к ее губам рюмку. — Пей, сука, кому говорят!

Илона попыталась взять рюмку, но ее рука так сильно дрожала, что водка выплеснулась ей на халат. Толян окончательно озверел. Он заорал во все горло:

— Пей, гадина! Убью!

Илона кое-как вылила в рот то, что не вылилось из рюмки, и Нерадов немного успокоился. Он критически посмотрел на бутылку — оставалось совсем немного. Допив водку прямо из горлышка, Нерадов взялся за вторую емкость. Илона, от страха совершенно протрезвевшая, теперь уже сама дрожащей рукой придвинула свою рюмку поближе к Толяну, но он вдруг решил, что с нее хватит. Он молча, глядя прямо перед собой, выпил еще полбутылки, так и не дотронувшись ни до омлета, ни до салата, лишь время от времени нюхая ломтик поджаренного батона. Илона тоже молчала, боясь напомнить о себе. Хоть бы он поскорее заснул, этот урод, поскорее бы заснул…

К счастью, Толян не заставил ее долго ждать. Проглотив очередную порцию водки, он вдруг упал на диван и захрапел. Илона осторожно сползла на пол и крадучись выбралась из комнаты.

Бежать, бежать отсюда скорее…

Она несколько минут сидела на кухне, обдумывая свои дальнейшие действия. Потом заглянула в ящик буфета. Там оказалось всего пятьсот рублей. «Господи, что мне делать с такими грошами, — в панике подумала она, — даже на такси не хватит…» Она вернулась в комнату и, двигаясь бесшумно, как тень, обшарила карманы пиджака, брошенного на кресло. Владелец пиджака храпел, как последняя свинья, и ничего не слышал. Триста рублей. Всего триста, черт бы его побрал, урода… Илона подошла к древнему шкафу, осторожно открыла его, взяла кое-что из своих вещей — потеплее и поновее. Все остальное было в прихожей — шуба, куртка и старые сапоги, в которых она разносила почту, большая сумка…

Через несколько минут она была готова. Проверив на прощание карманы кожаной куртки Толяна и нашарив еще четыре сотни, она выскользнула из квартиры. У нее самой лежало в кошельке семьсот рублей — итого меньше двух тысяч. Уходить в неизвестность с такой суммой было страшно, но оставаться здесь она уже не могла, это было еще страшнее. Пусть без денег, но она станет наконец свободной. А деньги — дело наживное.

Готовясь к побегу, она даже не посмотрела на часы и, лишь очутившись на улице, поняла, что на дворе глубокая ночь, ледяная и черная. Сырой мартовский ветер носился по улицам, как бешеный пес, забираясь во все закоулки. Ни людей, ни машин… Пусто, темно, жутко.

Илона покрепче ухватилась за ручки не слишком тяжелой сумки и, подняв воротник шубы, зашагала по Садовой к центру. И только пройдя метров триста, вспомнила, что забыла прихватить лотерейные билеты, лежавшие на телевизоре. Ну и черт с ними!

А вдруг выиграют?..

Глава 11

В воскресенье Карпов проснулся чуть свет, но не потому, что ему очень этого хотелось, а потому, что у него разболелся живот. Вчера он объелся на радостях, да и выпил лишку, а теперь вот маялся. Но как было не отметить такую удачу? Шестьсот рублей — как с куста снято! Уж он накупил всего, что душе желалось… И никого не стал приглашать в гости. Ну их, друзей-приятелей, все сразу сожрут да выпьют, а ему жить надо… Одному, без Ляльки. Из туалета Карпов отправился прямиком в кухню — полюбоваться на свои сокровища… И хлеб теперь есть, и масло, и крупа, и колбаса.;, и водочки полторы бутылки… Вот если бы еще живот болел. Вздохнув раз, другой, Алексей Алексеевич решил, что надо бы все-таки пойти в аптеку, купить какое-нибудь лекарство. Деньги пока еще есть, почему не полечиться? А то вся еда зазря пропадет, жалко.

Ближайшая от его дома аптека находилась на Гороховой, но было еще, пожалуй, рановато, всего семь утра, если верить старому будильнику. Впрочем, старый-то он старый, но надежный… Карпов не знал, во сколько открываются аптеки. Обычно в эти медицинские заведения бегала Лялька, но не за лекарствами, конечно, а за настойкой боярышника, когда на водку денег не хватало. За десять рублей — стакан чистого медицинского спирта. Ну и сам по себе боярышник вещь хорошая. От чего-то лечит. От чего именно — Карпов никогда не интересовался. Полезно, вот и все.

Прикинув, что уж в восемь-то аптека наверняка откроется, Карпов решил, что можно собираться. Пока оденется, пока дойдет — вот тебе и восемь. Лишь бы по дороге не прихватило. Он выпил чашку холодного вчерашнего чая и приступил к сборам.

Через полчаса он уже вышел из квартиры. Темный двор был затоплен, как в наводнение. Осторожно пробравшись между лужами, Карпов очутился на улице и повернул к Гороховой. Но почти сразу увидел сидевшую на бетонном основании ограды соседнего дома женщину в дорогой лисьей шубе. Рядом с женщиной стояла на асфальте большая сумка. Женщина плакала, закрыв лицо ладонями.

Карпов подошел поближе и всмотрелся. Вроде что-то знакомое… Да ну, откуда бы у него взялись знакомые в шубах? Но женщина, услышав его шаги, подняла голову, и Карпов с изумлением понял, что это та самая девчонка-почтальонша, которая дважды выручала его совсем недавно. «Ну, дела, — подумал Карпов, — в такой шубе — и плачет ночью на улице одна-одинешенька! Не иначе как беда стряслась. Тем более что вон и синяк под глазом… Кто же это ей засветил так основательно? Хулиган какой или с домашними чего не поделила?»

— Девочка, что случилось? — осторожно спросил он. — Ты меня не узнала, да? А я вот тебя запомнил. Ты мне помогла недавно, вот я и…

— Слушай, — вдруг спросила девушка, вытирая слезы тыльной стороной ладони, — ты где-то тут живешь, да? Недалеко? Чего ты в такую рань на улице?

— А… ну да, я вон там, в соседнем дворе, живу, — кивнул Карпов. — вышел… Ну, живот прихватило, в аптеку иду, купить чего-нибудь. А что?

— Ты один живешь? — спросила девушка.

— Один, — погрустнел Карпов. — Лялька моя померла недавно… Один, да.

Девушка встала.

— Давай я в аптеку сбегаю, — предложила она. — А ты меня здесь подожди.

— Ох, спасибо тебе, добрая ты душа! — обрадовался Карпов. — Мне-то, сама видишь, ходить трудно. Ноги болят. Из-за спины это, болезнь у меня такая…

— Я сейчас, — бросила девушка и умчалась, не дослушав.

Карпов осторожно сел на холодный бетонный выступ и уставился на большую сумку, так небрежно оставленную девушкой в шубе. «Надо же, — думал он, — какая доверчивая! А если бы я вот сейчас эту сумочку-то прихватил — да и ходу? Там, поди, добра на большие деньги! Ой, глупая, молодая! Не учила ее жизнь, вот и верит всем подряд».

А ведь ей, наверное, ждать придется, пока аптеку откроют… Ну и он подождет. Когда еще доведется с такой молодой красавицей поговорить? Надо пользоваться случаем.

Но девушка вернулась быстро. Протянув Карпову упаковку каких-то таблеток, она сказала:

— Дядя, пригласи меня в гости, а? Я так устала! Мне бы чайку горячего…

— Пошли, конечно! — обрадовался Карпов. — Чай у меня есть. И батон есть. И сахар!

Девушка посмотрела на него как-то странно, однако промолчала и подхватила свою сумку. Карпов торопливо заковылял обратно к дому. Девушка шла рядом с ним, так же, как Алексей Алексеевич, обходя лужи, но Карпов видел, что ей трудно держаться рядом с ползущим, как черепаха, инвалидом. Конечно, вон она какая длинноногая, чуть не на голову выше его, ей бы бегом бежать… Да и бегает она бегом, когда почту разносит, он ведь сам видел. Молодая, здоровая, чего не бегать.

Когда они уже вошли в сырой и темный подъезд, загаженный людьми и кошками, девушка сказала:

— Меня Илоной зовут. А тебя?

— Алексей я, Карпов Алексей Алексеевич, — едва дыша, ответил он, одолевая шесть ступенек, ведущих к площадке первого этажа. — А вот и квартирка моя, вот она… Погоди, сейчас ключ достану, ..

Он отпер наконец дверь и толкнул ее. Илона отшатнулась. Волна жуткой вони, вырвавшаяся из квартиры, едва не сбила ее с ног. Илона прижала к лицу ладонь.

— Чего ты? — забеспокоился Карпов. — Нехорошо тебе, что ли? Погоди-ка, я сейчас свет зажгу, темно в прихожей, еще споткнешься тут, не дай бог…

Он суетливо протиснулся мимо Илоны, стараясь не задеть дорогую шубу, и в следующую секунду щелкнул выключатель, загорелась слабенькая, ватт на сорок, лампочка, осветив голые стены и висящее на гвоздях рванье, под которым на полу аккуратно выстроились в ряд обувные руины.

— Да ты входи, входи, — приглашал Карпов, радушно размахивая руками. Палку он поставил под вешалкой — наверное, она была ему и не нужна, он при своих передвижениях держался за стены, судя по черным жирным следам на старых обоях.

Тяжело вздохнув, Илона перешагнула порог.

Они сидели на грязной кухне. Илона, открыв настежь форточку, придвинулась поближе к столу и принялась жадно пить горячий чай из тщательно вымытой Карповым чашки; она почти не слышала, что бормочет этот смешной старый человечек. И кухня ее тоже не интересовала. Все это она уже видела — в квартире Нерадова было ничуть не чище, когда она впервые вошла туда. Только и разницы, что там мебель антикварная, а здесь — замызганные, с отслоившимся фанерным покрытием деревяшки советского производства, по которым бродят беспечные, непуганые тараканы.

Карпов наконец устал говорить и включил радио, чтобы веселее было. Илона бросила невидящий взгляд на древний однопрограммный динамик, из которого неслась бодрая мелодия, и вздохнула. Ну, влипла… И как теперь быть? Хорошо еще, что сегодня воскресенье. Но завтра придется идти на работу — в таком-то виде, с синяком под глазом… Работа! Ужас какой-то, а не работа! Но бросить ее сейчас нельзя, даже просто прогулять нельзя ни в коем случае, она должна во что бы то ни стало отправиться по обычному маршруту, все должно выглядеть как обычно, иначе все сразу догадаются, что она каким-то образом причастна к попытке ограбления… Нет, только не это! Не приди она завтра на почтамт, ее мгновенно заподозрят, и тогда заново начнется кошмар — следователи… Нет! Черт побери, она ведь и билеты забыла, и воскресные тиражи утром не смотрела из-за этого поганого Толяна… А вдруг там большой выигрыш?

Она наконец огляделась по сторонам более внимательно и тут же спросила Карпова:

— А где у тебя холодильник?

— Холодильник? — удивился Алексей Алексеевич. — Откуда у меня холодильнику взяться? Да и зачем он мне? Что мне в него класть-то?

Илона промолчала, не найдя слов. Нечего класть в холодильник? А чем же он питается? Не похоже, чтобы он три раза в день ходил в кафе или ресторан, значит, должен готовить дома… Где в таком случае он хранит продукты? Непонятно.

— Илоночка, — осторожно заговорил Карпов, — ты, может, отдохнуть хочешь? Поспать немножко?

— Неплохо бы, — согласилась она. — Только сначала искупаться надо. У тебя горячая вода есть?

Карпов решил, что такое желание вполне соответствует моменту. Воскресенье ведь, а девочка, видать, вчера помыться не успела в связи с личными проблемами. Полагается-то у добрых людей мыться по субботам… Ну, это дело поправимое. Он, кстати, и сам вчера так усердно праздновал, что про субботу забыл.

— Есть горячая вода, а как же… Сейчас, сейчас организуем, — засуетился он. — Водогрей у меня в ванной стоит, сейчас зажгу… Где же у меня спички-то, куда подевались? Там, наверное, и лежат…

Карпов со всей доступной ему скоростью помчался в ванную. Илона, тяжело поднявшись, пошла следом за ним.

Заглянув в ванную комнату, она ужаснулась. Уж на что квартира Толяна была запущена до того, как в ней появилась неведомая Илоне женщина, заменившая ее саму на время отсутствия и наведшая там идеальный порядок, но такого она и вообразить не могла.

Сама по себе ванная комната оказалась большой, как это чаще всего бывает в домах старого фонда, но, чтобы добраться до собственно ванны — с ободранной до невозможности эмалью и невообразимо грязной, — нужно было протиснуться между плотно слежавшимися холмами невесть чего, да еще поперек узкого прохода стояла пара битых эмалированных ведер без ручек. Карпов, само собой, был отлично знаком с топографией своей квартиры, так что для него не составило особого труда пробраться к водогрею и зажечь его. Полилась вода, загудел газ, и Карпов с довольным видом высунулся из-за пирамиды картонных коробок и заявил:

— Готово! Мыло есть, полотенце вон там висит.

Но для того, чтобы хозяин мог покинуть помещение, Илоне пришлось выйти в коридор — разойтись в узком проходе было просто невозможно.

Наконец Илона осталась одна среди нагромождения коробок, пластиковых мешков, деревянных ящиков… «Чем они могут быть набиты, — озадаченно подумала она, — и почему все это свалено именно здесь, в ванной комнате?» Но тут ее взгляд упал на ванну, и она охнула. Неужели вот в этом можно мыться? Нет, нет! Стенки ванны покрывала грязь, прикипевшая к остаткам эмали, похоже, еще в позапрошлом веке. На осклизлой фанерной полочке, приколоченной к перегородке толстыми ржавыми гвоздями, лежал в жестяной консервной банке раскисший кусок вонючего хозяйственного мыла. Илона посмотрела направо. Там, на таком же ржавом гвозде, болталась черная от грязи длинная тряпка… А, это то самое, что Карпов назвал полотенцем. Ну и ну…

Илона попятилась, выбираясь из наполненной горячим паром ловушки. Очутившись в коридоре, она попыталась вздохнуть, но сальная вонь, пропитавшая квартиру, в очередной раз заставила ее закашляться.

Из-за угла коридора выглянул озабоченный Карпов:

— Что не так, девочка?

— Не так, — огрызнулась Илона. — У тебя есть чем ванну помыть?

— Помыть? — удивился Карпов. — Да я ее недавно мыл, на прошлой неделе… Ну найду, погоди немножко. — Он исчез.

— И чистое полотенце прихвати! — крикнула ему вслед Илона, а потом пробурчала себе под нос: — Если оно у тебя есть, конечно.

Полотенце, к счастью, нашлось. Старое, почти прозрачное, с дырками тут и там, пожелтевшее, но действительно чистое. В том смысле, что им никто не пользовался последний год-другой. Нашлись и остатки «Пемоксоли» на дне замусоленной банки.

«Да, — подумала Илона, — такого мне видеть пока что не приходилось». Ну ничего, она здесь не задержится. Да ей не хотелось бы оставаться здесь даже на час-другой.

Глава 12

Но Илоне пришлось задержаться в этом странном обиталище. Ей было совершенно некуда уйти. У нее не было ни друзей, ни подруг, ни родственников. И вот потекли странные дни, неотличимые один от другого.

Дни тусклые и серые, страшные своей убогостью, заставляющие ум и тело сжиматься в точку, невидимую в пространстве…

Для начала Илона с Карповым выпили за знакомство ту водочку, что оставалась у радушного хозяина, до смерти обрадованного появлением в его доме такого удивительного существа. Полторы бутылки исчезли в мгновение ока, причем Карпов, по-прежнему маявшийся животом (таблетки, купленные Илоной, не очень-то ему помогли), изо всех сил старался пить поменьше. А у Илоны не было повода сдерживать себя, наоборот, ей хотелось напиться вдрызг, чтобы забыть обо всем, забыть о мерзавце Толяне, забыть о побоях, забыть о собственной растерянности, неприкаянности… Она смутно помнила, что о чем-то рассказывала Алексею Алексеевичу, на что-то жаловалась, а он ласково гладил ее по руке морщинистыми грязноватыми пальцами с обломанными ногтями и то и дело повторял:

— Да забудь ты, забудь, девочка! Ерунда все это, хуже бывает, и то ничего, обходится! Чего поделаешь-то, жизнь — она такая!

Он старательно намазывал маслом ломти булки, укладывал на них толстые кружочки дешевой вареной колбасы, от души угощая Илону и радуясь тому, что у него есть такое отличное угощение. А она, кривясь от кислого запаха этих нищенских бутербродов, пыталась представить, что никакая это не колбаса, а совсем даже копченая лососина или семга… Ну, в общем, ей это почти удалось. После бутылки водки.

Но на работу она пошла. Заботливый Карпов завел свой старый будильник на половину четвертого утра, и тот оглушительно затрещал, выдернув Илону из сладких снов… Ах, как ей не хотелось вставать и выходить в промозглую мартовскую тьму! Но и тут Илона нашла повод для маленькой радости: от нового места ее обитания до почты было гораздо ближе, можно было вставать не в три, а в четыре… Полчаса она валялась под засаленным одеялом, в то время как Карпов ковылял по кухне, готовя ей чай и бутерброды.

Конечно же здоровенный, уже почерневший синяк под глазом Илоны не мог остаться незамеченным коллегами-почтальоншами, тем более что ей и замазать это «украшение» было нечем, — второпях готовясь к побегу от Нерадова, она не взяла ничего из косметики, в тот момент она не могла помнить о таких мелочах. Но Илона выдумала отличную романтическую историю, в которую сама же и поверила в процессе ее изложения. Якобы в пятницу вечером они с мужем были в гостях у ее подруги, домой возвращались поздно, решили немного прогуляться и, как нарочно, попали в неприятную историю… Ну да, на них напали бандиты, а ее трусливый муж просто-напросто сбежал, и эти мерзавцы схватили Илону, начали срывать с нее шубу… И тут появился ОН! Прекрасный рыцарь на белом коне. Ну, то есть не на коне, разумеется, а на белом «континентале», но все-таки он раскидал мерзавцев и спас Илону. Само собой, она, поняв, насколько ничтожен и подл ее супруг, тут же ушла от него. Нет, не к рыцарю. Он исчез в ночи, она даже номер машины не успела рассмотреть, а жаль, ей так хотелось поблагодарить его, сказать ему, как она признательна… И вот… Ну пока она поживет у одного своего старенького родственника… К сожалению, он человек очень бедный, в материальном смысле ничем ей помочь не может…

Женщины с удовольствием проглотили эту историю. Все они были любительницами мексиканских и родственных им сериалов, так что готовы были поверить чему угодно. Лишь бы звучало красиво.

Но после работы, после того, как она несколько часов ходила по центру, заглядывая в двери богатых фирм и витрины дорогих магазинов, Илона вынуждена была возвращаться в квартиру Карпова…

Поначалу привычки Илоны донельзя удивляли Алексея Алексеевича. Когда в первый понедельник, придя «домой», она сказала, что сначала примет душ, а уж потом будет обедать, Карпов вытаращил тусклые, неопределенного цвета глазки, окруженные короткими белесыми ресничками.

— Ты же вчера мылась! — воскликнул он.

— Так то вчера было, — удивилась в свою очередь Илона. — Я же полдня бегала сломя голову! Мне надо искупаться.

Карпов умолк, а Илона далеко не сразу поняла, что именно привело его в недоумение. Лишь со временем она обнаружила, что Алексей Алексеевич привык мыться раз в неделю и свои привычки в этом смысле менять не намерен. Ну и пахло же от него… Илона мучилась несказанно, однако заставить Карпова принимать душ каждый день оказалось невозможно. А Карпов, в свою очередь, совершенно не понимал, зачем плескаться в воде ежедневно, где же это видано — каждый день мыться? Из-за этого он даже считал Илону немножечко ненормальной. Ну никому же от ее сумасшествия вреда нет, думал Карпов, а так-то она хорошая девочка, тихая, работает… И какие деньги зарабатывает! Больше двух тысяч рублей! Если бы он мог много ходить, он бы тоже пошел в почтальоны. Да куда уж с его-то спиной… Правда, Илоночка тоже жалуется, что у нее спина болит, но там совсем другое дело, у нее с почками что-то, это, наверное, можно вылечить, хотя девочка почему-то не лечится… А ему-то ничего не светит. Ему бы дожить свое потихонечку, и все.

И поскольку зарабатывать он не мог, а ел и пил в последние дни то, что было куплено на деньги удивительно красивой девочки, прибившейся к его дому, Карпов всячески старался доказать, что и он человек полезный. Ну, впрочем, так ведь и раньше было. Лялька добывала деньги, он занимался домашним хозяйством.

Стирал, готовил, убирал в квартире. Хотя Илона его уборкой недовольна, считает, что у них очень грязно… А ему кажется, вроде ничего, все в порядке, как всегда было.

В пятницу терпение Илоны лопнуло. Едва закончив труды по разноске писем и газет, она отправилась в универсам и истратила все, что у нее еще оставалось, на водку и хорошую ветчину. Ей хотелось прихватить и сырокопченой колбаски, но на это денег уже не осталось. Придя «домой», Илона с отвращением глянула на приготовленные Карповым щи из квашеной капусты, жареного лука и бульонных кубиков. «Как он может есть такую гадость, — думала она, выставляя на стол три бутылки и выкладывая пакет с ветчиной, — этим же отравиться можно…» Однако Карпов своей стряпней был доволен. Пока Илона принимала душ, он накрыл на стол, порезал толстыми ломтями ржаной хлеб, выложил на тарелку принесенную Илоной ветчину, покачав головой при мысли о том, сколько этот продукт может стоить. Распечатал одну бутылку, достал стопки, внимательно осмотрел и решил, что надо бы их еще раз помыть. Илоночка уж очень брезглива — если заметит на посуде хоть маленькое пятнышко, ни есть, ни пить не станет. Приходится тарелки по три раза перемывать, чтобы ей угодить…

Карпов от природы был изрядным копушей, делал все чрезвычайно медленно, так что к тому времени, когда Илона выбралась из ванной (отмытой совместными усилиями до вполне приличного состояния), он только-только закончил сервировку. Илона села к столу, с отвращением уставилась на уродливые граненые стопки, на грубые тарелки из потрескавшегося дешевого фаянса, на алюминиевые ложки и вилки… Ох, какая гадость, какая гадость этот ваш суп, и этот ваш ржаной хлеб, и все вокруг… Ох, какая гадость!

Карпов придвинул к ней тарелку, до краев наполненную отвратительным варевом, налил в стопочку водки, заискивающе улыбнулся:

— Ну что, девочка, давай за твое здоровье выпьем!

— Давай, — хмуро кивнула Илона.

Выпив, она взяла кусок ветчины и принялась лениво жевать его, уставившись в тарелку и думая о том, как жить дальше… Хорошо еще, что это хромое и кривое чучело не помышляет о сексе, оно давным-давно забыло, что это такое… Илона хмыкнула при этой мысли. Секс! Да уж, это было бы сверх всякой меры… Но спать-то все равно приходится в одной кровати с этим убогим, хотя и под разными одеялами. Просто у него нет другого места для постели, даже дивана не имеется в этой нищей дыре, только кровать, два полуразвалившихся кресла и низкий столик. Да еще старый платяной шкаф и тумбочка, на которой когда-то, в незапамятные времена, стоял телевизор. Большая комната выглядит совершенно пустой… Голые стены, рваные занавески на грязных окнах… Господи, да куда же это она попала?! И телевизора нет. Как же она будет следить за лотерейными тиражами? Илона терпеть не могла проверять результаты по газетам. Это же сколько ждать приходится! До вторника, а то и до среды! Никакого интереса. Илоне нравилось следить за пляской шаров, с азартом ожидать следующего номера, лихорадочно отыскивать нужную цифру в своих билетах… А заглянуть в газету и прочитать сухие числа… Да какая же в этом может быть радость, даже если и выиграл? Нет, тут важен процесс игры…

А что, если пойти в казино?

Илона вдруг сообразила, что Нерадов ни разу не водил ее в игорные залы. Почему? Вот так раз… И ей не пришло в голову попросить его об этом. А ведь в казино люди выигрывают сумасшедшие деньги… Но для того, чтобы пойти туда, нужен приличный туалет, кое-какая сумма денег и сопровождающий, во всяком случае, для первого похода… Так что вряд ли в ближайшее время удастся посетить одно из этих заманчивых заведений. А что касается Толяна, то он, наверное, боится игорных залов. Возможно, он азартен, не умеет вовремя остановиться… Ну уж она-то сумела бы. Илона представила, как она бросает жетоны на зеленое сукно… На ней открытое черное платье из плотного матового шелка, на шее — колье с бриллиантами, на ухоженных руках — тонкие кольца (бриллиант, изумруд, сапфир)… Голос крупье звучит мягко и завлекающе: «Ставки сделаны, дамы и господа…» И начинается круженье колеса рулетки, и шарик танцует нервно и многообещающе, приковывая к себе взгляды игроков… А потом он. замирает, и Илона видит: она выиграла! Сто тысяч долларов!.. Нет, она не станет продолжать игру в надежде ухватить еще больше, с фортуной не шутят, Илона слишком хорошо знает, чем это кончается… Полным проигрышем, крахом, депрессией…

Она пила рюмку за рюмкой, совершенно забыв о Карпове, не видя его, не слыша его слов, и в ее душе постепенно нарастала злоба — на весь мир, на свою неудачливость. Она ненавидела Толяна Шрадова, она готова была убить любого, кто подвернется под руку… Но выплеснуть свои чувства она могла только на жалкого Карпова, сидевшего напротив нее и с удовольствием уплетавшего щи.

— Ты… — процедила Илона сквозь зубы. — Ты, вонючка…

Карпов поднял голову и удивленно посмотрел на нее. Илона при виде его сморщенной обезьяньей рожицы окончательно вышла из себя.

— Тунеядец! — хрипло выкрикнула она. — Только и умеешь, что жрать. На мои деньги живешь!

— Ну, хрен махровый, — растерялся Карпов, — девочка моя, так ведь я же инвалид, что я могу-то? Я же стараюсь, без дела не сижу…

— Старается он… — Илона скривила губы, прищурилась. — Старается… Ты бы хоть из ванной комнаты помойку свою вытащил! Какого хера ты там свалку устроил, можешь объяснить?

— Да ничего я не устраивал, — окончательно стушевался Алексей Алексеевич. — Там всегда так было, и при Ляльке… — Он запнулся, испугавшись, что Илоночка может еще сильнее рассердиться при упоминании о его прежней сожительнице. Но Илона пропустила Ляльку мимо ушей, ей не было никакого дела до прошлого Карпова. — Ну если тебе так хочется, я посмотрю, что там можно выбросить…

— Все там можно, выбросить! — истерически закричала Илона. — Все! И тебя вместе со всем этим дерьмом!

Карпов осторожно сполз с табуретки и бочком выбрался из кухни. Что-то девочка сегодня уж очень развоевалась, лучше уйти с ее глаз, пусть немножко успокоится…

Илона принялась за вторую бутылку. Карпов то и дело заглядывал в кухню, опасаясь, как бы чего не случилось. Но Илона просто пила стопку за стопкой, молча глядя в стену. А потом уронила голову на стол и заснула.

Карпов кое-как дотащил ее до кровати, уложил, укрыл одеялом. Илона вяло ругалась сквозь сон, но Алексей Алексеевич даже не воспринимал это как ругательства, уж очень все звучало… интеллигентно. Лялька в пьяном виде куда как покрепче выражалась, да кто же пьяные-то слова всерьез принимает? Это ж не человек говорит, это водка в нем бродит, только и всего.

Карпов прибрался на кухне, завел будильник и тоже лег отдохнуть.

Рано утром, когда Карпов начал будить Илону, та вдруг наотрез отказалась идти на почту. Карпов перепугался не на шутку.

— Девочка моя, надо же на работу идти, — уговаривал он Илону, натянувшую на голову одеяло. — Ведь уволить могут, где еще такие деньги заработаешь?

— Деньги… — бормотала она заплетающимся языком. — Это — деньги? Ха! Что ты вообще о деньгах знаешь?..

Но уж тут Алексей Алексеевич не сдался. Он все-таки заставил Илону выбраться из постели, напоил горячим чаем, налил чуть-чуть водки — и выставил из квартиры.

Проклиная все на свете, Илона потащилась на почту. «Хорошо еще, что суббота нынче, — зло думала она, скоро освобожусь…»

Глава 13

Илона чувствовала, что медленно сходит с ума от безысходности, от ужасающей нищеты, от почты, от Карпова… Но выхода не видела. Ей очень хотелось отыскать старых знакомцев, тех, с кем несколько лет назад тусовалась в веселых компаниях, но когда она представляла, как явится к ним в старой, заношенной одежде, в дешевой лисьей шубе, провонявшей капустой, да еще с судимостью за плечами… Нет, лучше подохнуть в квартире Карпова. А чтобы завести новые знакомства, начать все с нуля, тоже нужно прежде всего хорошо одеться… На оборванку приличные люди и смотреть не захотят.

Денег, получаемых ею на почте, хватало от силы на десять дней, еще дня два-три они держались на пенсию Карпова, а потом начинался самый настоящий голод, и так из месяца в месяц. Но Илоне и в голову не приходило, что можно жить как-то по-другому, экономить, рассчитывать, как это делают другие женщины, ей не было дела до этих примитивных дурочек, лишенных воображения… Нет, получив зарплату, она бежала в ближайший гастроном и уже через час напивалась в дым (не забыв, впрочем, прикупить еще и несколько лотерейных билетов. Наплевать, что приходится проверять их по газетам, это все же лучше, чем ничего…). Карпов, само собой, составлял ей компанию в пьянках, но ему надо было совсем немного, чтобы отключиться. Он, слегка поругав девочку за трату денег на лотерею, засыпал. Илона продолжала пить одна, кляня весь свет и мечтая о прекрасном принце… Вот она встречается наконец с ним, и он, едва поймав ее взгляд, сразу понимает: эта женщина — та единственная, которую он искал всю жизнь… Он просто не замечает ее бедной одежды, он видит только усталые прекрасные глаза, пышные каштановые волосы, он чувствует тонкую душу, он готов подхватить ее на руки и унести в свой мир — светлый, прекрасный, наполненный счастьем и богатством…

В мае и июне Илона даже прогуляла пару раз работу, но ее простили, поскольку найти почтальона было не так-то легко: ведь коммерческая доставка, в отличие от муниципальной, начинала трудиться в пять утра, а это вам не семь и не восемь, немногие согласятся вставать в такое время.

Когда город окунулся в дымку белых ночей, Илоне стало совсем худо. Она постоянно вспоминала прогулки на катерах, катание на яхтах по Финскому заливу, роскошные рестораны, такси с услужливыми водилами… У нее даже зубы сводило от желания снова жить так, как прежде. Она закатывала Карпову истерики, обвиняя инвалида во всех своих бедах, а он молча терпел, боясь, что потеряет такое сокровище. Правда, иной раз он позволял себе немножко поворчать и тихо бубнил под нос:

— Ох, любишь ты, девочка, красивую жизнь, уж так любишь… Тебе бы каждый день пельмешки да котлеты!

— Я бы и от лангустов не отказалась, — сердито отвечала она, думая: до чего же убогие у некоторых представления о красивой жизни! Пельмени! Тьфу! Фигуру только портить. Ну, впрочем, откуда таким, как Карпов, знать о действительно красивой и свободной жизни?

Карпов же, понемногу разбирая хлам, накопившийся в мешках и коробках (Лялька много лет подряд тащила с помоек все, что казалось ей соблазнительным, и складывала в ванной — а вдруг пригодится когда-нибудь?), мучительно размышлял, как же ему увеличить собственные доходы. Он боялся скандалов, которые закатывала ему Илона, ему конечно же не слишком нравилось, что девочка обвиняет его в нахлебничестве. Мужик он или нет? Принял бездомную, так и сказала бы спасибо… А впрочем, она права, конечно. Деньги-то она зарабатывает. Больше всего ему хотелось снова пойти в тот двор, где ему перепала однажды сумма, почти равная его пенсии… И ведь именно тогда появилась в его жизни Илоночка… Но, будучи человеком суеверным, Карпов, наоборот, обходил как можно дальше не только тот двор, но и район. Нельзя туда соваться, во второй раз там может случиться только неудача, только беда… Когда Илона уходила на работу, он брел собирать бутылки. С наступлением весны вновь открылось множество уличных кафе, но, конечно, и сезонных охотников за тарой прибавилось, как всегда. И все же обычно ему удавалось раздобыть целых десять рублей, а то и пятнадцать. А если посчитать, сколько это в месяц? Приличный доход.

Но Илоночка ни во что не ставила его усилия, хотя и относилась к нему в общем неплохо. Иногда сама готовила обед, смеялась, шутила, а как-то раз, когда ему стало уж очень худо, даже вызвала врача и купила лекарства. А то ходила с ним гулять, да не куда-нибудь, а в Юсуповский сад, где всегда полным-полно народу, и все видели, как он идет под ручку с красавицей… Карпов боготворил сказочную птицу, случайно залетевшую в его дом, и радовался уже тому, что она просто живет рядом с ним и позволяет о ней заботиться.

А Илона все глубже погружалась в мечты. Вечерами она частенько уходила гулять, смотрела на счастливых беззаботных людей, сидевших за столиками кафе, хорошо одетых… Завидовала женщинам в изумительных платьях и драгоценностях, выходившим из дорогих авто перед дверями роскошных ресторанов… Пожирала глазами холеных мужчин в отлично сшитых костюмах… Ей хотелось туда, где свет и блеск, где звучит музыка, где льется шампанское, где официанты готовы предупредить любое желание гостя, где тихие дамы в черном провожают клиентов в золоченые номера, сплошь уставленные букетами голландских роз…

А она лишилась всего этого из-за сволочи Нерадова. Ох, как же она его ненавидела! Ведь это он, только он один был виноват во всех ее бедах…

Однако Илона стала понемногу вспоминать уроки, преподанные ей Толяном. И задумываться: не попробовать ли ей самой… Нет, это слишком страшно и опасно. Для таких дел нужен крепкий мужик, хорошо знающий все закоулки и переулки города… Но кто мешает ей изучить эти переулки и закоулки самостоятельно? И при чем тут мужик? Нож — он в любых руках нож, он одинаково пугает людей, кто бы его ни держал…

И вот она принялась вместо парадных улиц бродить вечерами по проходным дворам, искать сквозные подъезды, рассчитывать маршруты отступления… Впрочем, это пока что были только фантазии. Просто фантазии, и ничего больше.

Тот день в конце мая выдался серым, дождливым, душным. Илона около одиннадцати утра отправилась в антикварный магазин на канале Грибоедова, чтобы вручить под расписку толстое заказное письмо. Войдя в торговый зал, она, как обычно, завистливо вздохнула при виде невообразимо дорогих и красивых вещей. Вот если бы ее квартира была сплошь обставлена такими штучками… Или она снова очутилась бы в номере той маленькой гостиницы на Фонтанке, в уютной гостиной, где стоят старинные золоченые кресла, изумительные столики, сплошь инкрустированные перламутром и слоновой костью, бронзовые лампы, огромные подсвечники на витых ногах… и розы в сверкающих высоких вазах, море белых и бледно-кремовых роз, испускающих сладкий и в то же время пряный аромат… Еще раз вздохнув, Илона кивнула охраннику и повернула налево, к кабинету владельца магазина. Дверь в кабинет была приоткрыта, изнутри доносился чей-то сиплый голос, невнятно бубнивший что-то про бабушкино наследство. Постучав, Илона вошла, держа в руке письмо и квитанцию. Хозяин антикварного великолепия, импозантный мужчина с холеной бородой (но, к сожалению, очень маленького роста, едва по плечо высокой Илоне), вопросительно посмотрел на нее. Он сидел за роскошным столом стиля ампир, а перед столом топтался типичный наркоман лет двадцати, тощий, с блуждающим взглядом, с серой помятой кожей, в такой же помятой одежде. На столе между бородачом и наркоманом лежала огромная куча бронзовых вещиц, и Илона удивилась тому, что наркоман сумел дотащить до магазина такую тяжесть. Золоченая бронзовая мелочь ослепила Илону, и она, протягивая через стол письмо и квитанцию, сама не заметила, как ее левая рука прихватила что-то со стола и сунула в карман свободных летних брюк. Карман мгновенно отвис, но, к счастью, никто этого не заметил. Наркоман, размахивавший паспортом, вообще не способен был смотреть по сторонам, а владелец магазина был занят тем, что ставил свою подпись на квитанции. Похолодев, Илона молча вышла из кабинета и торопливо покинула магазин. Ей было страшно и в то же время весело, хотелось громко смеяться, как будто ее кто-то щекотал изнутри. «Ай да я, — думала она, со всех ног спеша обратно на почтамт, — ай да я! Сумела! Интересно, что мне досталось… Вроде бы круглое что-то… а уж тяжелое какое, того и гляди карман оторвет».

Но на улице было слишком много прохожих, и Илона не решалась достать из кармана украденную вещицу и рассмотреть. Она даже не решалась переложить ее в сумку. Лишь на почтамте, закрывшись в туалете, она увидела, что именно ей удалось стащить. Это оказались золоченые часы с крышкой, а наверху у них была пупочка, сквозь которую было продето довольно большое кольцо. Илона прикинула часы на ладони — ну, с полкило потянут… или чуть поменьше. Но все равно тяжелые. Отыскав кнопку, посредством которой открывалась крышка, Илона увидела циферблат с изящными стрелками. Под стрелками шла полукругом надпись тонкими готическими буквами, похоже, по-немецки… Ну, это все потом. Часы явно дорогие, а это главное.

Спрятав добычу в сумку, Илона вернулась в зал, чтобы забрать почту для последнего, третьего участка.

Карпов встретил ее, как всегда, радостно и немного испуганно. Он постоянно боялся, что Илоночка раскричится непонятно из-за чего, что будет недовольна тем, как он постирал ее бельишко, кофточку, что ей не понравится приготовленный им обед… Но сегодня он, собирая бутылки, нашел под скамьей на Большой Конюшенной пятьдесят рублей да бутылок сдал на двадцать пять и был отчаянно горд собой. Он купил пачку пельменей, килограмм лука, две банки килек в томате, масло — куда уж лучше! Еще и на сигареты осталось. Илоночка не выносила запаха «Беломора».

Но Илона вернулась в отличном настроении, чмокнула Карпова в щеку (он теперь брился почти каждый день, чтобы не сердить свою девочку) и сразу прошла в кухню.

— Ну, чем кормить будешь? — весело спросила она.

— Пельмешки сегодня, — сообщил Алексей Алексеевич. — С жареным лучком. На сливочном масле! А подом рыбный супчик сварю, к вечеру. И хлеб свежий, как ты любишь.

Илона благодушно согласилась съесть пельмени и даже не стала выражать вслух своего отношения к супчику из килек в томате, хотя не так давно, впервые услышав о существовании этого блюда, была поражена до глубины души неистощимостью народной выдумки. Килька в томате! С ума сойти! Раньше ей казалось, что это вообще еда для кошек или собак, но никак не для людей. И без комментариев выслушала подробный рассказ Карпова о счастливой находке. Она сегодня тоже была довольна собой…

Но немного позднее, когда она решила, что надо как можно быстрее отнести часы в какой-нибудь антикварный магазин (подальше от того, в котором она их раздобыла), то вдруг сообразила, что все ее документы остались у Толяна. В тот момент, когда Илона, разъяренная и испуганная, сбежала от него, она и не вспомнила о паспорте! А это значило, что сдавать часы в магазин придется Карпову. И нужно будет как-то объяснить их появление…

«Ерунда, — тут же подумала Илона, — этот дурак любой глупости поверит. Скажу, что нашла на улице. Нашел же он сегодня пятьдесят рублей. А я завтра найду старинные часы».

Глава 14

История, придуманная Илоной, была воспринята Алексеем Алексеевичем без малейших сомнений. Илоне даже не пришлось играть свою роль слишком старательно.

На следующий день, едва переступив порог квартиры, она закричала:

— А что я нашла сегодня, дедуля! Ого! Не поверишь!

— Что, что нашла? — захлопал глазками Карпов. — Деньги, что ли?

— Ну, почти деньги, — кивнула Илона, доставая из сумки вчерашний трофей. — Вот, смотри!

Карпов осторожно взял часы, унес на кухню, подошел с ними к окну, подслеповато прищурился, рассматривая тяжелую сверкающую вещь. На его лице отразилось сомнение.

— Илоночка… а где ты их нашла? Может, лучше хозяина поискать? Дорогие, поди, часики-то!

— Конечно, дорогие, — согласилась Илона. — Только искать хозяина глупо. Я их на Вознесенском проспекте подобрала, а там народу пробегает — сам знаешь. Где тот хозяин?

— Ну верно, конечно, — протянул Карпов. — Тогда что, продадим их, что ли?

— Само собой, продадим. Давай прямо сейчас пойдем, отнесем их в антикварный. Только… у меня паспорта нет. За ним идти надо… Ну, туда… А я боюсь. Вдруг он меня снова изобьет, да еще и запрет там, у себя?.. Придется тебе их сдать.

— Да я что, — забормотал Карпов, сразу почувствовав себя защитником и опорой бедной девочки, — я сейчас… я же не отказываюсь.

Он поспешил в комнату, чтобы переодеться, и оттуда крикнул:

— А часы-то такие, интересно, зачем делали?

— Карманные, наверное, — откликнулась Илона.

— Эка! — не поверил Карпов. — Это какие же карманы надо иметь? Такой кусок железа любой карман оторвет!

— Это не железо, это бронза, — поправила его Илона, рассматривая часы. Они были необыкновенно красивы, ей стало жаль с ними расставаться, но деньги интересовали ее куда больше. Какой циферблат… «Похоже, это эмаль, — думала она, — и цифры выписаны так тонко, так отчетливо… А на задней стороне фигурку мужчина в камзоле и женщина в кринолине, с высокой прической… Фигурки чуть выпуклые, слегка выдаются над фоном, но какая тонкая работа! Руки, лица, складки одежды все как живое, как настоящее… И все сверкает золотом». Илона поднесла часы к уху. Молчат. Ну, наверное, давно сломались, старые ведь невообразимо… А может, их просто нужно завести. Но Илона не знала, как это делается, и не стала рисковать, боясь испортить дорогую вещь.

Наконец Карпов закончил сборы, и они отправились в путь. Илоне без труда удалось увлечь Карпова в сторону от канала Грибоедова, да, собственно, Алексей Алексеевич и не знал, что там есть антикварный магазин. Его такие места совершенно не интересовали, он их просто не замечал. Вот если бы там водкой торговали, тогда другое дело.

Илона заранее решила, что они пойдут на Садовую. Конечно, путь туда от Мойки неблизкий и при той скорости, с какой передвигался Карпов, займет немало времени, зато спокойнее. Она благополучно довела Алексея Алексеевича до магазина и осталась ждать на улице, сказав, что незачем вваливаться туда вдвоем. Сам не маленький, справится.

Карпов, гордый доверенной ему миссией, важно вошел в магазин.

Илону вдруг охватил страх. Но это был какой-то особенный страх, незнакомый ей прежде… Ее пробрало мелкой дрожью, она тихонько засмеялась, представив, как вот сейчас Карпова прихватят в магазине, ведь часики-то могут быть в розыске, она ведь понятия не имеет, где мог спереть их тот наркоман… Впрочем, он ведь паспортом размахивал, значит, ни о чем не тревожился… А с другой стороны, разве наркоман способен тревожиться о чем-либо вообще, кроме необходимой ему дозы? Видывала она эту публику, видывала… Это не люди, а так, ошметки рода человеческого. Он же все равно не способен сосчитать, сколько вещей принес на комиссию. Ему лишь бы скорее денежки получить в руки, живые денежки, да уколоться, и пропади все пропадом. Ну а если все пройдет без осложнений, Карпов не подведет? Удача, удача… И как легко ей достались эти золоченые часы!

Мысли Илоны снова вернулись к «приключениям», пережитым вместе с Нерадовым. Как это было интересно, волнующе, романтично… И как много денег у них было тогда! Илона и думать забыла о луже крови, растекшейся по асфальту там, неподалеку от пригородного ресторана…

Но вот на улицу вышел Алексей Алексеевич, крепко прижимавший к груди свою старую спортивную сумку, и, взглянув на его ошеломленное лицо, Илона вздрогнула. Что-то не так?

— Ну? — выдохнула она.

Карпов попытался что-то сказать, не смог и вынужден был сначала хорошенько откашляться. Наконец он хрипло прошептал, не слишком, похоже, веря собственным словам:

— Десять тысяч дали…

— Что? — крикнула Илона, мгновенно побледнев. — Сколько?!

— Десять… тысяч…

Илона вырвала у него сумку. Ее руки дрожали, но она все-таки расстегнула молнию и заглянула внутрь. Там и в самом деле лежали две толстые пачки сотенных бумажек, перетянутые ярко-оранжевыми резинками. «Обманули! — вдруг пронеслось в голове Илоны. — Обманули! Наверняка они дороже стоят! Посмотрели на дурака Карпова и надули как пить дать! Ну теперь ничего не поделаешь…»

— Идем отсюда, — прошипела она. — Пошли скорее!

Ничего не соображающий Карпов покорно потащился туда, куда влекла его слегка дрожавшая рука Илоны. Они долго шагали молча, и Илона машинально прислушивалась к звуку шаркающих шагов Алексея Алексеевича и мерному постукиванию его палки об асфальт. Она вела сожителя кружным путем, и до дома они добирались раза в два дольше, чем до антикварного магазина. Ей почему-то казалось, что за ними следят, что кто-то хочет отобрать у них деньги, и она выбирала самые людные улицы и то и дело нервно оглядывалась, пытаясь вычислить преследователей. Карпов ничего не замечал, унесшись мыслями в светлое будущее. Десять тысяч рублей!.. Он не видел такой суммы ни разу в жизни.

Очнулся он только тогда, когда Илона подтолкнула его и сказала:

— Вот бы где жить!

— А? — Он огляделся, не понимая, о чем она говорит.

— Да ты наверх посмотри, наверх! — подсказала Илона, показывая на красивый пятиэтажный дом на другой стороне улицы. — Какие окна, видишь? Вон там, на третьем и четвертом этажах!

— А что окна? — снова не понял Карпов. — Белые окна, покрасили рамы недавно.

— Ох, ну ты и балда! Это пластиковые рамы, они очень дорого стоят, не то что деревянные, во много раз дороже. И их не красят, они сами такие белые. Там живут богатые люди, — завистливо вздохнула Илона.

— Ну, пластмасса… — разочарованно протянул Карпов. — Нет, это ерунда. Дерево-то получше будет, оно натуральное. А это же химия, от нее один вред. Да и не может пластмасса дороже дерева стоить, нет, девочка, это ты что-то перепутала.

Илона перекосилась от злости. «Вот идиот, — подумала она, — до сих пор не научился видеть, что вокруг него происходит! Так и продолжает жить в своем вонючем коммунизме, и никогда ему из дерьма не выбраться. Ну и черт с ним!» Она-то сумеет вывернуться.

Карпов вдруг захихикал и завертел головой, и Илона покосилась на него, не понимая, с чего это он вдруг развеселился. А он сказал:

— Богатые, говоришь, там живут? Может, у них тоже ковровые часы имеются?

— Какие часы? — не поняла Илона.

— Да те, что ты нашла, так называются! И в квитанции так написано, вот только куда же я ее подевал?.. В сумке, наверное, ты сама посмотри.

— Что за ковровые часы? — недоуменно спросила Илона. — Они карманные!

— Это мы с тобой так подумали, что карманные, — возразил Карпов, гордясь тем, что озадачил умную и образованную девочку. — А их, оказывается, на стенку вешают, то есть и не на стенку даже, а вот именно на ковер. Потому и называются — ковровые.

— Никогда о таких не слышала, — пробормотала Илона. И тут же представила себя в роскошной светлой гостиной, белой с золотом, одна стена которой сплошь, от пола до потолка, закрыта дорогим пестрым ковром ручной работы, само собой, персидским или турецким, а на ковре рядами висят тяжелые сверкающие часы — круглые, с расписными циферблатами… А она сидит в огромном кресле-качалке, ее ноги укрыты белым мехом, и горничная вкатывает серебряный столик на колесах, поскольку пришло время пить чай по-английски…

Нет, все, хватит с нее всей этой тошниловки. Деньги есть, надо начинать действовать… Прежде всего купить приличную одежду, а главное — косметику и хороший шампунь, а потом… Впрочем, много ли купишь на десять тысяч?..

. Выдав Карпову пятьсот рублей и отправив его за продуктами, Илона помчалась в другую сторону. Ей не терпелось привести себя в порядок, одеться во все новое, накраситься, как следует причесаться и — вперед, на поиски счастья! Но, к сожалению, особо размахнуться она не могла. Настоящая косметика и настоящие духи были ей пока что не по карману. И тем не менее, потратив два часа и восемь тысяч из девяти с половиной, Илона вернулась домой вполне довольная. Карпов уже ждал ее, с нетерпением поглядывая на кухонный стол, где красовались тарелки со свежими огурцами, нарезанными аккуратными кружочками, с неизменной колбасой, дешевым сыром, стояло блюдце с, куском сливочного масла, старая вьетнамская сухарница с горой толстых ломтей серого хлеба и батона. Карпов успел и котлеты поджарить — сковорода, накрытая крышкой, приткнулась на углу стола. В центре этого великолепия возвышалась бутылка дешевой водки. На плите булькала самая большая из имевшихся в распоряжении Карпова кастрюль. Судя по запаху, в ней варилась картошка. Ну да, вздохнула Илона, а завтра будут пельмени… А может быть, фантазии Карпова хватит на этот раз даже на суп с фрикадельками, он как-то раз упоминал об этом изысканном и экзотическом блюде и сожалел, что уж очень оно дорого обходится, а то бы хоть каждый день его готовил. Черт с ним, наплевать… Надо же, свежие огурцы купил, не пожалел денег, они же сейчас не дешевые… Решил, видно, гулять по-крупному.

Бросив пакеты с покупками на кровать, Илона вернулась в кухню и села к столу. Карпов радостно захлопотал над картошкой, сливая воду, а Илона наполнила стопку водкой и торопливо выпила. Ей хотелось забыться, она слишком устала от переживаний, хотя сегодня они и были радостными…

Карпов давно спал, наевшись горячей картошки и котлет и выпив всего лишь полстакана водки. Илона даже позавидовала ему. Чуть-чуть глотнет — и с ног , валится, счастливчик! А она пила, пила — и лишь становилась все трезвее, во всяком случае, ей самой так казалось. Трезвее и злее. И все сильнее ненавидела грязный, вонючий, нищий мир, в котором очутилась волею злодейки-судьбы. И ее все острее жгло желание вырваться, подняться над мерзкой обыденностью, Воспарить…

Она взяла лежавший на столе широкий кухонный нож с почерневшей от старости деревянной ручкой и принялась бездумно вертеть его в руках. Потом ей снова вспомнились их с Толяном «приключения»… Сейчас такие же белые ночи, как тогда, когда она впервые испытала эти необычные, острые ощущения… И вдруг она встала и, шагнув к обшарпанному буфету, выдвинула ящик, в котором лежали вперемешку вилки, ножи и ложки. «Ну и хлам, ну и хлам», — она, извлекая из свалки столовые ножи, имевшиеся в арсенале Алексея Алексеевича. Вот этот вроде ничего… Карпов им картошку чистит. Похож на настоящий. Впрочем, тоже ерунда. Нужно что-нибудь более впечатляющее. Да, именно так. Это правильное слово. Впечатляющее. Производящее сильное впечатление. Даже, можно сказать, неизгладимое впечатление… Илона нервно хихикнула. Она это сделает. С нее хватит. Сколько можно мечтать, ничего не предпринимая? Сколько можно жить в этой вонючей помойке? Пора отсюда выбираться. Она не собирается делать ничего страшного. Она не намерена никого убивать. Но ждать у моря погоды больше не может. У нее просто нет на это сил.

Глава 15

Понадобилось совсем немного времени, чтобы идея окончательно созрела в ее голове. Десять тысяч, полученные за украденные часы, вдохновили ее не на шутку. Она продумала все детали, учла все. Даже то, что Карпов может сдуру начать болтать лишнее, а его друзья-бомжи, которым теперь, естественно, не было доступа в квартиру, но с которыми Карпов продолжал общаться, выходя во двор, сразу заинтересуются повышением доходов старого кореша. Конечно, она не могла скрыть новую одежду, но на вещах ведь не написано, сколько они стоят, так что Илона назвала Алексею Алексеевичу третью часть истраченной суммы (хотя и это показалось ему безумным мотовством). А дальше Илона намеревалась «обзавестись подругой». Она будет ходить в гости по вечерам, а подруга, дама вполне состоятельная, будет дарить ей то одно, то другое. А еще она заново исследовала маршруты отступления. Ей не хотелось нестись сломя голову бесконечными дворами, она решила действовать проще. Найти два проходных двора поблизости один от другого. В одном скрыться, через другой выйти на ту же улицу — а по дороге изменить внешность. Только и всего. Парик, куртка или блузка другого цвета, другие туфли — это дело одного мгновения. А главное — выражение лица. Илона отлично умела прикинуться невинной овечкой. Никому и в голову не придет, что это та же самая женщина…

За достойным великих замыслов ножом Илона отправилась в Гостиный Двор. Оказалось, что и цена такого ножа достойна изумления. Но это Илону не остановило. Выбрав большой складной нож — шведский, со множеством блестящих лезвий и совершенно непонятных ей приспособлений — и выложив кругленькую сумму из оставшихся у нее «часовых» денег, Илона прихватила бутылочку водочки и вернулась домой в отличном настроении. Карпов, как обычно, отправился спать после трех стопок, а Илона долго сидела на кухне, забыв о том, что в четыре ей вставать на работу, и любовалась своим приобретением. Главное лезвие выглядело великолепно. Длиной четырнадцать сантиметров, узкое, сверкающее. И даже очень острое, поскольку выдающейся тупостью отличаются только ножи российского производства — наверное, на отечественных заводах экономят на точильных камнях, рассчитывая на то, что наш народ и сам с руками. Налюбовавшись вдоволь на нож, Илона спрятала его в прихожей, запихнув в собственный старый зимний сапог. Незачем Карпову видеть это чудо. И никому его видеть не надо.

Теперь следовало подумать о парике. И лучше даже не об одном. Надо иметь как минимум три, решила Илона, так надежнее. Зашла на несколько секунд в любой незапертый подъезд — и вышла другим человеком. Прошла метров триста — четыреста — и снова изменилась. Так кого угодно можно сбить со следа, и не придется носиться, как ошпаренный заяц. Но хороший парик стоит хороших денег, а деньги-то как раз и кончились. Нужно было что-то придумать. Срочно.

Илона легла наконец спать, но и во сне продолжала изобретать варианты добывания денег. Наверное, именно поэтому ей приснился странный сон.

Перед ней высилась бесконечная плоскость неровно оштукатуренной серой стены, уходившая в низко висящие иссиня-черные тучи, растянувшаяся вправо и влево, преградившая дорогу, отрезавшая все пути… По стене бродила крестообразная тень — фиолетовая, плотная. Крест прыгал с места на место, но откуда мог взяться свет, рождающий эту тень, Илона не понимала, она не видела ни единого светлого пятна или луча. Но ей почему-то нужно было идти вперед, и стена ей мешала. Илона, вытянув вперед руки, шагнула к стене, прикоснулась к шершавой холодной штукатурке, принялась ощупывать ее, ища дверь… Она точно знала, что дверь есть, только ее контуры незаметны среди трещин, покрывавших штукатурку. Она крепко зажмурилась, чтобы лучше ощущать фактуру стены, ее пальцы мягко скользили вдоль изломанных линий, и вдруг она почувствовала легкое дуновение… Вот она!

Дверь открылась сама, стоило лишь Илоне угадать ее присутствие и зрительно выделить в паутине трещин правильные очертания. Но, перешагнув через высокий порог, Илона очутилась не в раю, как того ожидала, а в странно-необъяснимом месте, не имеющем характеристик, кроме одной-единственной: серое. Здесь не было ни облаков, ни неба, ни тьмы, ни света — это было сплошное облако серого цвета, это был бесформенный серый мир, и душа Илоны в то же мгновение поседела и стала такой же серой, как окутавший ее туман…

Илона проснулась и уставилась в окно, за которым будоражила людей белая ночь, радуясь тому, что все вокруг настоящее, все понятно и просто, и пускай квартира Карпова воняет грязью и кухней, в ней все равно нет ничего пугающего… А что, если этот сон к неудаче? Что, если ее поймают и снова посадят… Ох, нет! Илона перевернулась на спину и закинула руки за голову. Нет! Наверное, сон означает совсем другое: она всегда будет находить дверь, за которой можно скрыться, она всегда будет растворяться в сером тумане, где не остается следов, где исчезают воспоминания… И никто, никто и никогда не сможет ни узнать ее, ни догнать.

Успокоившись, Илона снова заснула.

Утром она уже знала, где взять деньги на парики. У Толяна. Она ведь унесла с собой ключи от его квартиры. А ему наверняка и в голову не пришло поменять замки. Он конечно же уверен, что Илона и близко к его дому не подойдет.

А вдруг за это время у него поселилась другая женщина, если он нашел новую «приманку» для своих охотничьих вылазок? Ну она что-нибудь придумает. Там, на месте.

Закончив разносить почту, она, не заходя «домой», отправилась к Нерадову. Ей было чуть-чуть страшновато, но она успокоила себя тем, что это, по сути, ее собственная квартира, она до сих пор там прописана, не разведена с Толяном… Так чего ей бояться?

Но, будучи уверенной, что сейчас Нерадова нет дома, она все-таки позвонила в дверь. И правильно сделала. Послышались торопливые шаги, щелкнул замок, дверь распахнулась. Илона действительно увидела женщину — очень красивую, лет тридцати, стройную, с длинными медовыми волосами, падавшими на плечи. У женщины было злое и расстроенное лицо, она вопросительно посмотрела на Илону, не произнеся ни звука.

— Я… — Илона очаровательно смутилась и порозовела. — Здравствуйте… Я, видите ли… я законная жена Нерадова. Ну мы разошлись, конечно… Просто здесь остались кое-какие мои вещи… Если вы не против… Я-то думала, он дома…

— Входите, — решительно сказала женщина. — Входите и забирайте все, что вам вздумается. Я отсюда сматываюсь.

— О! — осторожно воскликнула Илона. — Вы… поссорились? О, не подумайте, что я вмешиваюсь в ваши дела, и я совсем не намерена к нему возвращаться…

— И правильно, — женщина. — возвращаться к подонку, когда на свете тысячи порядочных мужиков?

Она спокойно повернулась к Илоне спиной, ушла в комнату и загрохотала там чем-то. Илона проскользнула на кухню, быстро выдвинула тот ящик буфета, в котором обычно лежали деньги на хозяйство. Ого! Ничего себе стопочка! Илона быстро схватила толстую пачку, но в следующую секунду одумалась и половину денег положила обратно. Пусть Толян думает, что деньги забрала ушедшая возлюбленная… а она, вероятно, не забрала бы все, вид у нее не тот. Вообще-то говоря, она наверняка ни копейки не возьмет… Но этого Толяну уж точно не понять. Это может понять только оскорбленная женщина.

Спрятав деньги в сумку, Илона пошла в комнату. Если уж она здесь очутилась, почему бы действительно не забрать свои вещи? У нее ведь и парик где-то был, рыжий, она его купила ради шутки. Если, конечно, Толян за прошедшие месяцы не роздал все случайным подругам.

Женщина с медовыми волосами со стуком задвинула ящик комода и оглянулась на вошедшую Илону. В середине комнаты стоял старый фибровый чемодан, наполовину заполненный книгами, поверх которых сиротливо лежал скомканный голубой свитер. Женщина бросила на него несколько простых хлопковых трусиков и лифчик, извлеченные из комода. Илона спросила:

— Вы давно здесь живете?

— Третий месяц, — сухо ответила женщина. — Извините, могу я поинтересоваться… вас он тоже пытался заставить воровать?

— Воровать? — изумленно вытаращила глаза Илона. — Вы сказали — воровать?!

— Понятно, — бросила женщина. — Значит, эта идея возникла у него недавно. Допился, бедолага.

— Неужели он… — Ил она как бы потеряла дар речи от услышанного. — Неужели он…

— Именно, именно, — кивнула женщина, выдвигая другой ящик. Она явно искала что-то еще, но не находила. — Пытался сделать из меня подсадную утку, придурок. Я хотела в милицию пойти, да он тут такое устроил. .. Ползал по полу, как червяк, умолял, клялся, что сам не понимает, как это ему в голову пришло. В общем, я его пожалела. А теперь думаю, что напрасно.

— Почему? — осторожно спросила Илона.

— Потому что мне кажется, он уже не остановится. Я даже уверена в этом. Ну, плевать. Его проблемы. Попадется — сядет в тюрьму, вот и все. Отморозок он, полный отморозок! Психиатр ему нужен. Черт, где же они?..

Она оставила в покое комод и перешла к одному из громадных шкафов возле двери. Когда женщина распахнула дверцы доисторического сооружения, Илона увидела, что в шкафу почти пусто. Все ее платья исчезли. Ей стало вдруг безумно жаль пропавшего гардероба. Но тут уж ничего не поделаешь.

Женщина небрежно выбросила из шкафа на пол кучу старья и быстро переворошила. Наконец с радостным возгласом извлекла поношенные черные джинсы и бросила их в чемодан. После этого, захлопнув картонную крышку и защелкнув ржавые замочки, выпрямилась и заявила:

— Все! Моего здесь больше ничего нет. Я пошла. Ключи в прихожей.

Красавица с медовыми волосами подхватила тяжелый чемодан, и в следующую минуту за ней захлопнулась входная дверь.

Илона осталась одна. Покачав головой, она принялась за дело. Нужно было найти все то, что могло ей пригодиться, и найти поскорее. Не хватало еще, чтобы Толян застал ее здесь…

Но почти все ее вещи исчезли. Осталось лишь немного белья, жалкие крохи косметики, несколько блузок, юбок, четыре пары обуви. И никаких драгоценностей.

И свои документы она не нашла. То ли Нерадов их так хорошо спрятал, то ли просто выбросил.

Глава 16

Через три дня, в субботу вечером, она отправилась на поиски «приключений». К прежним идеям Илоны добавилась еще одна, казавшаяся ей самой удачной. Идея заключалась в том, чтобы купить в детском магазине несколько игрушечных гранат. Илона даже подумала об игрушечном пистолете, но, поскольку ничего не понимала в оружии, то не решилась использовать игрушку для серьезного дела. А вдруг человек, которого она остановит, сразу поймет, что пистолет не настоящий? Правда, и гранату он точно так же может опознать, но граната будет ведь лежать на асфальте, ему придется сначала наклониться, чтобы рассмотреть ее в смутном, неверном свете белой ночи… А ей хватит и одной минуты, чтобы бесследно исчезнуть.

Карпову она, как давно задумала, сказала, что идет в гости к подруге с почты, вернется, наверное, поздно и ждать ее незачем, пусть Карпов спокойно ложится спать, подруга живет недалеко, так что Илона в любое время сможет дойти до дома пешком, тем более что на улицах совсем светло. Ну а что такое женские разговоры, объяснять не надо, он и сам это знает. Карпов согласился, что женщины и в самом деле слишком любят поболтать ни о чем и что конечно же Илоночка должна иногда развлекаться.

Не спеша шагая от Гороховой к Невскому проспекту, Илона чувствовала, как в ней разгораются новые, неведомые прежде чувства. Она ведь впервые отправлялась на настоящую «охоту» одна-одинешенька. Было немножко страшно и в то же время отчаянно весело. Илону охватила легкая, едва заметная дрожь, она знала, что ее глаза сейчас блестят, щеки чуть разрумянились… В ее воображении, стремительно сменяя друг друга, замелькали яркие картины. Вот она в узком проходном дворе подходит к хорошо одетому немолодому мужчине… просит прикурить… немножко кокетничает… Вот она останавливает толстую раззолоченную тетку… Вот девица, беспечно болтающая на ходу по сотовому телефону… И все они имеют при себе много-много денег… Вот она исчезает в подъезде, меняет парик, выворачивает наизнанку легкую двухстороннюю куртку — из ярко-желтой та превращается в темно-коричневую… Кроссовки падают в сумку, на ногах Илоны уже изящные открытые туфли на высоченной шпильке (из-за туфель Илоне пришлось надеть не джинсы, а черные облегающие брюки, но они были сшиты из тонкого трикотажа и не мешали движениям)… Пышные черные волосы парика прикрывает маленькая шелковая шляпка, темно-синяя, нарядная, с белым перышком… Да, ей немного страшно. Но она ведь не собирается делать ничего особенно плохого… Подумаешь, отберет у богатых сволочей чуть-чуть денег. Они от этого не обеднеют. А ей деньги просто необходимы. Много денег. Разве она их не заслужила, мучаясь на тяжелой бессмысленной работе, живя в квартире дурно пахнущего старого калеки? Еще как заслужила! Судьба просто обязана даровать ей немножко счастья.

Действительность оказалась такой же простой и веселой, как мечты. Даже еще проще и веселее. Бесконечный проходной двор, ведущий с набережной Фонтанки на Соляной переулок, был ею давно и хорошо изучен. Точно так же Илона знала и все окрестные парадные и дворы.

Надев парик, который она выбрала в качестве «рабочего варианта» (светло-рыжие волосы, пышные, но довольно короткие, едва прикрывающие уши), и подняв воротник курточки, вывернутой на желтую сторону, Илона затаилась за толстым стволом какого-то дерева. В такой час, около полуночи, здесь проходило не так уж много людей, и, конечно, нельзя было исключить того, что ей придется ждать довольно долго. К тому оке надо выбирать момент, когда прохожий окажется один, ей ведь ни к чему ни свидетели, ни возможные участники погони… Но ей повезло. Не прошло и получаса, как она увидела неторопливо идущего мужчину, фантастически похожего на того, которого они с Толяном так лихо обобрали в ту ночь, когда Нерадов впервые вывел Илону на поиски «приключений». Мужчина был невысок, полноват, лысоват… слегка пьян. При нем был портфель из дорогой кожи. Илона огляделась. Ни справа, ни слева никого не было видно. Держа в левой руке сигарету, а в правой, засунутой в карман, раскрытый нож, она решительно шагнула навстречу толстячку. В расстегнутой сумке лежали три детские гранаты.

— Извините… — заговорила она нежным шепотом. — Извините… я потеряла зажигалку…

Толстяк остановился.

— О! Прекрасная леди! — воскликнул он. — Рад буду помочь!

Поставив портфель на землю, он принялся рыться в карманах. Когда он чуть наклонился, сосредоточившись на поисках в карманах брюк, Илона резким движением выхватила нож и приставила его к горлу толстячка.

— И деньги тоже давай, заодно уж, — таким же нежным шепотом произнесла она, выговаривая слова отчетливо и как бы даже чуть лениво, врастяжку. Она видела подобное в каком-то фильме, и ей это очень понравилось.

Толстяк застыл, как мраморная статуя, и, не поднимая головы, осторожно скосил глаза на Илону. Она прищурилась и повторила:

— Деньги!

Мужчина осторожно поднял правую руку и медленно, очень медленно достал из внутреннего кармана пиджака бумажник. Илона с огорчением подумала, что выглядит это кожаное диво с золотыми уголками довольно тощим, но на первый раз сойдет… Схватив бумажник, она резко прошипела:

— Ложись, козел, а то сейчас взорвешься! — И она аккуратно положила к ногам толстячка игрушечную гранату.

То ли прохожий был слишком ошеломлен, то ли пьян куда сильнее, чем казалось Илоне, однако он и в самом деле шлепнулся на асфальт и не издал ни звука, пока она бежала через двор. А когда она выскочила в переулок, ей уже нечего было бояться. Она нырнула в знакомый подъезд, и через минуту из него вышла совсем другая женщина, ничуть не похожая на грабительницу. Она спокойно прошла по переулку, повернула в сторону улицы Пестеля, неторопливо дошла до Литейного. Поймав машину, доехала до Исаакиевской площади, рассчиталась с водителем и пешком отправилась домой, предварительно снова поменяв туфли на кроссовки. Но теперь она уже не пыталась выглядеть спокойной. Она то и. дело пускалась бежать, ей хотелось петь и кричать от радости. У нее получилось! Она сумела! Она это сделала! Бумажник лежал в ее сумке, она несла домой свою добычу… И конечно же у нее не хватило терпения донести трофей до дома, хотя она и твердила себе, что слишком опасно изучать его на улице. Мало ли чей глаз может заметить странную сцену?

Тем не менее, присмотрев в одном из дворов скамейку, Илона поспешила к ней. Ее жгло изнутри, она просто лопалась от любопытства. Что, что там лежит?

Достав бумажник из сумки, Илона сначала рассмотрела его снаружи, растягивая удовольствие, предвкушая… Дорогой бумажничек, кожаный, с тиснением, накладные металлические уголки, позолота новенькая, ничуть не потерлась… И тут Илона вдруг поняла, что боится заглянуть внутрь. Боится, что там просто-напросто нет ни копейки, а лежат только какие-нибудь бумаги. И тогда вся подготовка, все переживания напрасны.

Глубоко вздохнув, Илона зажмурилась, открыла бумажник и принялась не глядя ощупывать его содержимое. Ну нет, это уж точно деньги…

Она открыла глаза.

И томление белой ночи в ту же секунду нахлынуло на нее, лишив сил, превратив руки и ноги в мягкие ватные валики, неспособные двигаться, внутри все куда-то опустилось, а в голове гулко звенела пустота.

В бумажнике лежала тонкая пачка стодолларовых купюр.

Не скоро, совсем не скоро Илона смогла пересчитать их, и еще больше времени понадобилось ей, чтобы вернуть себе способность трезво рассуждать и нормально передвигаться. Очень долго она просто сидела в небольшом зеленом дворе, бессильно опустив руки и глядя на богатство, лежавшее на ее коленях. Но время близилось к утру, и она наконец встала и пошла домой. Она раздобыла тысячу двести долларов…

Бумажник и документы она бросила там же, на скамейке во дворе, не забыв аккуратно протереть все носовым платком. Илона отлично помнила уроки Толяна и детективных фильмов. Она не чувствовала себя виноватой. Что тут особенного? Если человек вот так запросто носит в кармане больше тысячи «зеленых», то уж наверное они у него не последние. Ей эти деньги куда нужнее. А документы ему вернут. Утром дворники найдут их там, во дворе, и передадут куда следует. Никаких проблем! Он еще и поблагодарить ее должен, она ведь могла утопить его бумаги в Фонтанке. Очень просто. И напрасно она не прихватила портфель. Он ведь тоже мог оказаться не пустым. Там могло быть… Илона вдруг охнула, представив, что портфель толстячка был набит пачками «зеленых»… Ну и дура! Почему она его не взяла? Растерялась, вот в чем дело. В следующий раз надо поступать умнее.

Когда она вернулась «домой», Карпов еще спал. Вдохнув застоявшийся воздух грязной квартиры, Илона вдруг ощутила сильную тошноту. Ей стало невыносимо противно. Она не хотела жить в этой убогой норе, она хотела свободы, красоты, роз и шампанского… Слезы жалости к самой себе ручьями потекли из глаз. Илона прошла на кухню и, распахнув настежь окно, задумалась: где бы спрятать добытый в бою трофей? Впрочем, таких мест здесь было множество. Карпов совсем не стремился заглядывать во всякие там углы. Поэтому Илона, завернув доллары в мятый полиэтиленовый пакет, просто-напросто приподнялась на цыпочки и положила их на буфет. И сколько же там, наверху, пыли! Брезгливо глянув на испачканные пальцы, Илона пошла в ванную.

А потом села за стол и выпила полбутылки водки.

Глава 17

Несколько дней Илона переживала свое «приключение». Тащась от фирмы к фирме с письмами и газетами, она вспоминала подробности ночной вылазки, и ее воображение приукрашивало происшедшее, добавляя все новые и новые детали. Лысоватый пухленький мужичок постепенно превратился в медноволосого атланта, огромного, широкоплечего… Но его мужественный вид оказался всего лишь фасадом, и, когда из полутьмы на него надвинулась черная гибкая фигурка женщины-ниндзя, он замер в ужасе, он зарыдал и упал на колени, моля пощадить его… Он размазывал сопли по породистой морде, он твердил, что у него жена, дети, любовницы… Он обещал золотые горы, лишь бы ему сохранили жизнь…

Илона хихикала и веселилась, представляя столь сладкие картины. И ей уже хотелось снова выйти в белую ночь, снова затаиться на пути беспечных прохожих, неторопливо выбирая жертву… Во второй раз ей повезет куда больше, Илона была абсолютно уверена в этом. Она выследит толстую тетку, увешанную бриллиантами и рубинами, а еще лучше — хорошими изумрудами, и у тетки будет при себе сумочка, набитая валютой. Не какая-нибудь жалкая тысяча долларов, а гораздо, гораздо больше! И еще ей казалось до невозможности смешным то, что она продолжает разносить газеты и письма, как какая-нибудь мирная обывательница, не способная на настоящий поступок…

Но в глубине души Илоны рядом с веселым нервным ожиданием новых «приключений» затаился страх. Маленький, невидимый… Его невозможно было рассмотреть, но он жил во тьме ее сознания, копошась, щекоча изнутри, посмеиваясь… И Илона никак не могла решиться на новое «приключение». Она лишь фантазировала, оттягивая время.

Настал июль, ночи становились все темнее и тоскливее. У Илоны снова начали отчаянно болеть почки, все тяжелее просыпалась она по утрам, и Карпову приходилось тратить немало времени, чтобы заставить ее подняться. Она с трудом волокла ежедневный груз газет, ненавидя все и всех, беспрестанно огрызалась на товарок, закатывала скандалы Карпову, напивалась по вечерам… И лишь мысль о том, что на буфете в кухне лежит клад, немного утешала ее. Но денег было так мало… Разве со столь жалкой суммой начнешь новую жизнь?

А потом вдруг случилось чудо — она увидела его!

Она сразу поняла, что это именно он. Этот человек просто не мог быть никем другим, кроме как ее принцем, ее рыцарем, мужчиной ее мечты. Это был ОН!

Илона за свою жизнь (а ей было уже почти двадцать девять! Еще немного — и она станет старухой, никому не нужной, морщинистой и страшной!) перевидала красавцев вдоволь. Но… но ни один из них не шел в сравнение с ним. Илона застыла как вкопанная рядом с охранником, держа в протянутой руке «Деловую газету». Он легко взбежал по лестнице и скрылся. Илона судорожно вздохнула, чувствуя, что кровь отлила от ее щек, колени ослабели, ноги не способны сделать ни шага… Охранник, взглянув на нее, испугался:

— Эй, девушка, вам что, нездоровится? — Он поспешно выскочил из-за широкой сверкающей стойки, поставил рядом с Илоной стул, усадил невесть чем перепуганную почтальоншу. — Что с вами, девушка? — настойчиво спросил охранник. — Может, врача вызвать?

— Нет, — с трудом шевеля губами, ответила Илона. — Нет, не надо врача… У меня просто голова закружилась. Уже прошло, спасибо. Я сейчас пойду.

— Нет, посидите минутку, куда вас такую отпускать, — возразил охранник. — Вот я вам чайку налью, выпейте.

Он извлек из-под стойки огромный термос, чашку. Илона с благодарностью выпила горячую, освежающую жидкость и окончательно пришла в себя. И тут же ее мысль заработала с бешеной скоростью. «Надо немедленно выяснить, кто он таков, откуда здесь взялся… Не может быть, чтобы я до сих пор не замечала такого супермена», — нервно думала Илона.

Она посмотрела на адрес, написанный на газете, лежавшей на блестящей стойке перед охранником.

— У вас тут какая-то новая фирма? — спросила она. — Вроде я такого названия не помню.

— Да, новая, — кивнул охранник. — «Миллениум». Заняли офисы «Питерца». Да вот только что их коммерческий директор мимо пробежал.

— А те куда подевались?

. — Да куда все, туда и они, — усмехнулся охранник. — Прогорели. Но эта новая фирма, похоже, крутая. Они прежде где-то на Петроградской стороне дислоцировались, а теперь вот перебрались сюда. А тут аренда такая, что немногим по карману.

— Догадываюсь, — улыбнулась Илона.

И в самом деле, это здание на набережной Мойки, огромный пятиэтажный дом в стиле модерн, недавно было отреставрировано и отремонтировано по высшему классу. Теперь в нем вместо набитых клопами и нервными тетками коммуналок разместились филиалы нескольких зарубежных банков и офисы очень богатых фирм, а также деловой центр и художественная галерея.

Ну что ж, решила Илона, выходя на улицу, теперь дело за малым. Нужно просто познакомиться с ним, и все. Он не устоит. Ее совершенно не интересовало, женат ли ее «принц», каковы его интересы, характер… Ей все было ясно: этот мужчина должен принадлежать ей, и никому больше. И плевать на все.

К моменту возвращения «домой» она уже настолько углубилась в мечты и планы, что даже не обругала Карпова, суетившегося вокруг нее со своим вечным: «Илоночка, я тебе супчик сварил… Илоночка, я твои брючки постирал…» Этот убогий человечек больше для нее не существовал, она его не видела и не слышала. В данный момент ее заботили только деньги. Надо хорошо выглядеть, это уж само собой, иначе незачем и показываться на глаза синеглазому… Илона, не обращая внимания на Алексея Алексеевича, быстро пересмотрела свой гардероб и пришла в ужас. Ей же совершенно нечего надеть!..

А Карпову в этот день опять баснословно повезло. Еще и пенсия, полученная накануне, не была до конца истрачена, а он сумел заработать целых сто рублей. Когда он, как обычно, бродил по центральным улицам в поисках бутылок, какая-то важная дама попросила его посторожить две сумки — даме нужно было сначала зайти в ближайший магазин, а потом поймать такси. Карпов встал на стражу, готовый оправдать доверие и сражаться, как лев, за чужое добро. И правильно поступил. Дама, погрузив сумки в багажник машины, величественным жестом протянула ему сотенную бумажку. Карпов уж так ее благодарил, уж так благодарил… ну, вслед такси, конечно… Потом, гремя бутылками и стуча по асфальту палкой, он помчался в магазин. Сразу купил курицу, молодой картошечки, две помидорки, сметану, зеленый лучок… Ну и бутылочку, конечно, как водится. Надо же обмыть удачу, чтобы она не забывала о нем, почаще навещала. И теперь он хлопотал по-бабьи, накрывая на стол, и говорил, говорил без передышки — рассказывал Илоне о событиях утра. Главный упор он делал на то, что вместе с удивительной девочкой в его дом пришла удача. Ведь теперь постоянно везет, ну просто постоянно, раньше такого не бывало! Это она, Илоночка, такая счастливая. Рядом с ней всем счастье, она же чудо, и добрая, и красивая, а уж какая умная! Просто страх иной раз берет… Илона машинально ела куриный суп, салат, пила водку… и продолжала пребывать в собственном мире, не имевшем никакого отношения к миру Карпова. Да, завтра или послезавтра она познакомится с этим человеком. Но… ведь у нее даже нет телефона! Что она ему скажет, когда он захочет назначить ей свидание?

Она задумчиво посмотрела на свою правую руку. Какое счастье, что за все эти годы она не пропила и не потеряла обручальное кольцо, подаренное Толяном! Это отчасти решает проблему. Она замужняя дама, муж патологически ревнив, мужчины не могут звонить ей, да и вообще ей очень трудно лишний раз уйти из дома… Черт побери, а почему в таком случае она работает, да еще на почте, за нищенскую зарплату? Как это объяснить? Можно и промолчать, конечно, но ведь прекрасный «принц» может увидеть ее с газетами, когда она явится в то здание, где расположен офис его фирмы… Думай, думай, приказала себе Илона, надо что-то изобрести.;. Ну, время еще есть.

Но и тянуть ни к чему, тут же решила она. Завтра… да, прямо завтра она должна познакомиться с ним. Лучше бы сегодня, конечно, но сначала нужно преобразиться.

Преображение началось с того, что Илона, пообедав, улучила момент, когда Карпов вышел из кухни, достала с буфета свои сокровища и отправилась по магазинам.

Она купила дорогой летний голубой костюм в крупный белый горох, из натурального шелка, с белой блузкой… Костюм более практичен, чем платье, он позволяет создать несколько вариантов… К костюму Илона добавила белую соломенную шляпку и белые босоножки на высоком каблуке, сумочку — ив результате четырехсот долларов как не бывало. Но зато она могла теперь показаться на глаза своей мечте.

Попутно она пришла к окончательному решению: с почтой пора завязывать. Хватит с нее. Карпову она скажет, что ей дали отпуск, лето как-никак… Ну а к тому времени, когда этот «отпуск» кончится, ей уже не нужно будет искать объяснение. Ее «принц» будет с ней. Деньги? Ерунда! То, что она получает за тупой и бессмысленный труд, деньгами все равно не назовешь. Так, издевательство какое-то, и только. Но она знает, где взять нужные ей суммы. На улице! Просто на улице. Они, можно сказать, валяются под ногами.

Илону переполнял восторг, она не шла, а летела, ее нес теплый летний ветерок, она парила над землей. Озирая пыльный раскаленный город, она видела далекие горизонты, за которыми скрывались роскошные райские сады… Она доберется до этих садов, она укроется под густыми зелеными кронами, в тени и прохладе, и на берегу нежно поющего прозрачного ручья обретет счастье в объятиях любимого…

Она так решила — и так будет.

Глава 18

Для начала Илона обеспечила тылы. На почте заявила, что сегодня работает последний день, потому что скоро выходит замуж и жених категорически запретил ей работать. Женщины поздравили Илону от всей души, радуясь чужому счастью, а она презрительно подумала: какие они все жалкие дуры! Карпову Илона сообщила, что с завтрашнего дня у нее отпуск, чтоб не ныл и не заставлял ее тащиться на почту. Подходя к зданию, где находился офис ее «принца», повязала голову платком, низко надвинув его на лоб, надела темные очки, чтобы ее рыцарь, не дай бог, не запомнил ее в качестве почтальонши, — ей это было ни к чему. Она — дама совсем другого круга. И тем не менее она долго болтала с охранником, благо тот, вчерашний, уже сменился. Илона надеялась снова увидеть свое синеглазое сокровище, расспросить о нем, но она пришла слишком рано — высшие эшелоны местной власти еще не появлялись на своих рабочих местах.

«Ну и ладно, — думала она, — еще не вечер, не конец света, все будет хорошо, все будет прекрасно… Наконец-то мне улыбнется счастье! Синеглазое, черноволосое счастье, высокое ростом, широкое в плечах…» Илона смеялась, воображая себя рядом с этим красавцем. Они будут отличной парой! Ах, поскорее бы, поскорее!

Она почти не спала в прошедшую ночь, мечтая о встрече, ворочаясь с боку на бок, но это ничуть не отразилось на ее внешности. Даже наоборот, Илона еще больше похорошела — от возбуждения, от радостного предвкушения счастья. Расправившись с последней пачкой газет (как ей хотелось просто-напросто выбросить их в Мойку!), она вернулась на почтамт, выяснила, что расчет может получить через три-четыре дня, и умчалась. Вообще-то плевать ей было на жалкие две тысячи рублей, но… порядок есть порядок. Это ее деньги, заработанные тупым тяжким трудом, и она совсем не намерена дарить их кому-то.

Прибежав домой, Илона приняла душ, старательно причесалась, накрасилась перед треснувшем мутным зеркалом, косо висевшим на стене грязной прихожей, быстро переоделась в новый голубой костюм. Карпов, вытаращив бесцветные глазки, следил за ней, утратив дар речи. Наконец он решился спросить:

— Илоночка, откуда это у тебя? И… куда ты собираешься, девочка?

— К подруге, — весело ответила Илона. — Это она мне подарила, красивый костюмчик, правда?

— Красивый, — откашлявшись, согласился Карпов. — Как же это она… вроде у тебя и не день рождения, с чего дарить-то? Дорогое платье, поди.

— Не знаю, — беспечно откликнулась Илона. — Может, и дорогое. Она женщина с деньгами, для нее это не расход. У нее муж недавно разбогател, — поспешила добавить она, вспомнив, что до сих пор Карпов считал ее безымянную подругу такой же почтальоншей, как сама Илона.

— А… а ты поздно придешь?

— Вряд ли, — немножко подумав, решила Илона. Первая встреча должна быть краткой, но запоминающейся. — Так, поболтаем немножко, чайку попьем — и хватит. Но возможно, она на днях пригласит меня к себе на дачу… Ну, уж извини, я тогда без тебя поеду.

— Что ты, что ты, конечно! — замахал руками Алексей Алексеевич. — Куда уж мне по дачам разъезжать! А только…

— Что только? — чуть обернулась через плечо Илона, продолжая изучать себя в зеркале.

— Ну… нет, я ничего, девочка… Ну, просто лучше бы ты допоздна-то не задерживалась, мало ли какой народ по улицам ходит…

— Она отвезет меня на машине, — твердо сказала Илона.

— У нее и машина есть? — изумился Карпов. — Ну, ты поосторожнее… С богатыми лучше бы и вовсе не связываться. Они, знаешь, на простых людей с презрением смотрят.

«Черт бы тебя побрал, дубина, — подумала Илона, — это кто тут „простой человек“? Ты уж слишком меня за свою держать стал, ничтожество немытое… Впрочем, наплевать».

Выйдя из дома, Илона неторопливо пошла вдоль Мойки к Невскому проспекту. До конца рабочего дня в больших фирмах оставалось еще больше часа. Она погуляет по набережной, но, разумеется, не станет слишком удаляться от огромного серого здания… Она должна увидеть его. Она должна заставить его заметить необычную женщину — яркую, красивую, умную и — влюбленную. А потом, вечером… Нет, завтра. Завтра вечером, а точнее, ночью она отправится на охоту. Пора. Ей срочно нужны новые туалеты. И очень хорошие духи.

Она чуть не упустила его, не заметив, как он быстро вышел из дверей здания и направился к светло-серому «форду», стоявшему совсем недалеко от входа. Испугавшись, что вот сейчас он исчезнет, Илона побежала — и все вышло как нельзя более удачно. Когда она поравнялась с ним, нога у нее подвернулась, и Илона, вскрикнув, пошатнулась и почти упала на багажник его машины. «Форд» взвыл и затрясся от возмущения. Синеглазый красавец, мгновенно отключив сигнализацию, подхватил Илону под локоть и помог укрепиться на ногах.

— Сильно ушиблись? — спросил он.

— О, нет, — томно выдохнула она, бросив на «принца» загадочный взгляд. — Вот только каблук, кажется, немножко пострадал… качается.

— А куда вы так спешили? — поинтересовался синеглазый.

— Такси хотела перехватить. — Илона Пахнула рукой, показывая, куда умчалось упущенное ею такси. — Меня подруга ждет, я опаздываю… Ну теперь уж точно вовремя не добраться.

— Я вас довезу, — любезно предложил рыцарь со светло-серым «фордом». — Вам куда?

— Ой, что вы, спасибо… У вас, наверное, своих дел хватает.

— Ничего страшного. Так куда едем? — повторил он свой вопрос, распахивая перед Илоной дверцу машины.

— Ну, если вам действительно нетрудно… — Илона заранее продумала все возможные варианты встречи, так что никакой вопрос не мог застать ее врасплох. — Мне нужно на Театральную площадь.

Это было и не слишком далеко, и не слишком близко. В самый раз для первого разговора.

— Меня зовут Илона, — представилась она, как только машина тронулась с места. — Ланкова. — Она вопросительно глянула на «принца», постаравшись, чтобы ее взгляд из-под полуопущенных ресниц был как можно более нежным.

— Антон Иванович, — чуть заметно улыбнулся синеглазый. — Раменский.

Коммерческий директор фирмы «Миллениум» отлично видел, что дамочка, что называется, запала на него. Но ему было не привыкать. Он прекрасно знал, как действует на женщин его внешность, но никогда не стремился воспользоваться этим. Его не слишком интересовали подобного рода приключения, хотя, конечно, время от времени он позволял себе немножко развлечься, лишь бы это было не в ущерб семье и работе. Однако ему и в голову не приходило оставить очаровательную жену и двоих детишек, которых он любил без памяти и которыми отчаянно гордился, поскольку, несмотря на чрезвычайно юный возраст, и дочь, и сын уже проявляли недюжинные способности, да к тому же обещали вырасти очень красивыми. Но дамочка была, безусловно, хороша… весьма хороша, соблазнительна и, скорее всего, не опасна, поскольку на ее правой руке посверкивало обручальное кольцо. А поскольку жена с детьми на отдыхе… Раменский слегка расслабился.

— Вы где-то здесь работаете? — спросила Илона, мгновенно уловив перемену в его настроении.

— Да, как раз в том здании, возле которого мы столкнулись, — ответил он. — А вы?

— Я сижу дома, — мягко улыбнулась она. — Домохозяйка… Ну, занимаюсь разной ерундой. Икебана, гитара, кулинария… Обожаю экзотическую кухню. А вы?

— Да я как-то не знаю, — пожал плечами Антон Иванович. — Я слишком занят на работе, так что не особенно разбираю, что мне подают. На завтрак — что жена приготовит, на обед — что другие заказывают в ресторане, то и я. Ну и на ужин тоже. У меня, видите ли, практически все обеды и ужины деловые, так что за разговорами не до того, чтобы на вкус внимание обращать.

— Ну, дело есть дело, — согласилась Илона. — Но неужели вы не занимаетесь ничем, кроме работы?

— Отчего же, занимаюсь с детьми по выходным.

— О! — заинтересованно воскликнула она. — вас много детей?

— Не много, всего двое, — усмехнулся он и постарался сменить тему. Ему не нравилось обсуждать свои семейные дела с посторонними. — Вы с подругой собрались в театр?

— Нет, просто погулять, посидеть где-нибудь в кафе, поговорить.

В это время в кармане Антона Ивановича тихонько зазвенел сотовый телефон, и Раменский, забыв о пассажирке, стал обсуждать с невидимым собеседником какие-то сугубо деловые проблемы. Они уже подъезжали к Театральной площади, и Илона, осторожно коснувшись пальцами руки «принца», показала ему, что хотела бы выйти. Он остановил машину на углу улицы Декабристов и Прачечного переулка. Илона, послав ему воздушный поцелуй, выпорхнула из машины. Раменский рассеянно кивнул и уехал.

Илона, не чуя под собой ног, пошла вперед, не зная, куда идет и зачем. Ей было все равно. Ее душа, переполненная счастьем, пела, ей казалось, что весь мир радуется вместе с ней, все прохожие улыбаются, все собаки виляют хвостом, все воробьи и вороны превратились в соловьев, и вообще — все к лучшему в этом лучшем из миров! И осталось совсем немного — добиться свидания с Антоном Ивановичем. Он не устоит. Он просто не сможет устоять перед ней, она пустит в ход все свое обаяние, все чары, она…

Вот только нужно хорошенько принарядиться. А для этого необходимы деньги.

Завтра. Она раздобудет их завтра.

Ей надоело ждать выигрыша в лотерею. Пора форсировать события.

Глава 19

Ночь она снова провела без сна, то и дело выбираясь из-под засаленного, дурно пахнущего одеяла и уходя на кухню — посидеть, покурить, подумать. Карпов храпел, ничего не слыша, поскольку за ужином они выпили бутылку водки, а вставать ни свет ни заря под грохот древнего будильника на этот раз не надо было — у Илоночки «отпуск». Илона снова и снова обдумывала то, что должна сделать следующей ночью. И знала, где все это должно произойти — неподалеку от Московского вокзала есть магазин «Двадцать четыре часа», она уже присмотрелась к нему, туда в поздний час заходят люди, выглядящие вполне подходящими для ее целей… Откуда они приходят — Илону не интересовало. Может быть, из ближайшей гостиницы. Может быть, с вокзала, наскучив ожиданием своего поезда. Какая разница? Лишь бы у них было при себе побольше денег. У нее ведь уже почти ничего не осталось.

На этот раз Илона решила вооружиться газовым баллончиком. Она читала в какой-то газете, попавшей на почтамте в отход (рваная оказалась), что слезоточивый газ с перцем способен остановить даже вконец ошалевшего наркомана, не говоря уж о простых пьяницах. А значит, для человека трезвого и не ожидающего ничего подобного это будет подобно выстрелу. И безопасно. Умоется — и боль в глазах пройдет. Но, конечно, и нож она дома не оставит. Ей нравилась реакция людей на прикосновение острого холодного лезвия. Ей нравилось видеть, как человек замирает, боясь вздохнуть, как перекашивается его лицо, как съезжают куда-то глаза, стремясь увидеть нож, легко касающийся горла… Да, это здорово, это настоящее приключение, которое щекочет нервы, заставляет сердце колотиться радостно и бодро… В общем, ей это по душе.

, Проспав до полудня, она сказала Карпову, что пойдет-погулять, и отправилась на улицу Рубинштейна, в магазин, где торговали оружием и предметами, необходимыми для самообороны. Ей почему-то казалось, что будет лучше, если в магазине никто не запомнит ее настоящую внешность. Поэтому перед тем как сесть в маршрутку, она забежала в какой-то подъезд и натянула на голову светлый парик. Превратившись в блондинку, почувствовала себя увереннее, хотя для посещения оружейного магазина она выбрала роль тихой, робкой девушки, боящейся ходить по улицам вечером. Но что поделать, работа вынуждает задерживаться допоздна. Она и рада бы сменить место службы, на заработки уж очень хорошие, где еще такие найдешь? А у нее мама больная, сестра-калека…

Илона всегда с легкостью осваивала роли разных женщин, и не просто осваивала, она жила в них, купалась, она действительно становилась другой, не похожей на себя… А может быть, в ней просто скрывалось множество личностей? И каждая из них искала выхода, стремилась реализоваться…

В магазине оружия никто вроде бы не обратил на нее особого внимания. Молодые, крепкие парни спокойно объяснили Илоне, как пользоваться баллончиком, вручили листок, на котором были написаны правила безопасности, и она, заплатив немалую сумму, отправилась восвояси. Возвращаться к Карпову ей не хотелось, и она решила пройтись до места вечерней операции. Будет лучше, если она еще раз проверит возможные маршруты отступления. Никогда ведь не знаешь, что может случиться в последний момент. Какой-то подъезд возьмут да и запрут на замок. Или выкопают широченную канаву поперек дороги, потому что то ли газовая труба лопнула, то ли водопроводная. Ночью это может оказаться слишком неприятным сюрпризом. А главное — опасным. Зачем зря рисковать?

Однако вокруг магазина ничего не изменилось. А стабильность обстановки, как известно, свидетельствует о стабильности жизненных процессов в данном микрорайоне. Илона хихикнула при этой мысли. Самообразование — залог успеха. Спокойствие и душевное равновесие помогают адаптироваться к любой ситуации.

Впрочем, нет. Спокойствия в ее душе не было. Наоборот, там царило смятение. Но оно было вызвано не предстоящей ночной акцией, совсем нет. Сердце Илоны замирало при мысли об Антоне Ивановиче Раменском. «Как красиво его зовут, — думала она, — как его имя подходит к его внешности! Прекрасный мужчина с прекрасным именем. Это удивительно… Бывают же такие счастливцы! Притом он еще и необыкновенно умен, сумел многого добиться в жизни. Коммерческий директор большой богатой фирмы! Он делает важное дело, он зарабатывает приличные деньги… Он повезет ее куда-нибудь… На острова Зеленого Мыса, например». Илона не знала, где находятся эти острова, что они собой представляют, но название звучало так романтично! Она представила тропическую ночь, шорох пальм, огромные звезды над головой, ровный гул прибоя… Они с Антоном сидят на веранде белого дома, в шезлонгах, между ними — бамбуковый столик, уставленный напитками и вазами с экзотическими фруктами… Слуга-китаец скользит бесшумной тенью, принося то одно, то другое… Вокруг дома сплошные заросли цветущих кустов, лишь прямо перед верандой нет ни росточка, перед их глазами — океан, бескрайний, бесконечный, уходящий за горизонт, отделяющий их от шумного мира, от суетливых, глупых людей… Они счастливы вдвоем, они не нуждаются в ком бы то ни было…

Илона тряхнула головой и заглянула в подъезд, давно уже присмотренный ею для переодевания. Все в порядке. Никого, кроме бродячих кошек. Проверить на ни? газовый баллончик, что ли? Нет, ни к чему понапрасну расходовать драгоценный газ с перцем. Лучше приберечь его для «зайцев», которых она начнет отстреливать через несколько часов.

Решив, что пора уже отдохнуть, набраться сил перед важной операцией, Илона в конце концов села в маршрутку и поехала «домой». По дороге она снова представляла себя с Антоном то в Париже, то в Хельсинки. .. то просто в Лисьем Носу или Зеленогорске. Там тоже есть удивительные места… маленькие гостиницы, уютные и тихие, отличные рестораны с прекрасной кухней и вышколенной обслугой… Но пока что ей придется вернуться в вонючую, грязную квартирку Карпова и выслушивать вечные причитания жалкого инвалида, его жалобы на боли в спине (у нее, между прочим, тоже спина болит, да еще как!), его хвастовство… Ох, как это противно! Найдет три пустые бутылки — и потом три часа подряд рассказывает, как именно он их нашел, где они лежали, как он ловко их доставал из-под скамеек или из урн… А потом моет их в кухне, вокруг воняет прокисшим пивом… Тоска, мерзость! Но все же этот уродец лучше, чем Толян. Карпов любит ее не шутя — ну, скорее как дочь, конечно, готов заботиться о ней, стирать, готовить… Но только потому, что на пенсию не прожить, ему необходимы деньги Илоны…

Ничего, скоро все это кончится.

Ей не хотелось выходить из дома слишком рано и болтаться по улицам, однако отправляться в поход в одиннадцатом часу вечера она тоже не могла: Карпов не поверил бы, что она идет к подруге, а лишние подозрения, пусть даже подозрения такого чучела, как Карпов, ей ни к чему. И потому Илона решила просто-напросто Карпова напоить. Он ведь засыпает после пары рюмок, так что задача перед ней стоит несложная. И вот, едва войдя в квартиру, Илона заявила, что вечером приглашена в гости.

— Ох, до чего же ты гулять любишь! — ворчливо заговорил Карпов. — Ты же в отпуске, вот и посидела бы дома! Чего ты не видала там, у этой твоей подруги? Или думаешь, она тебе еще одно платье подарит? Не слишком ли жирно будет, а?

— Может, и подарит, — огрызнулась Илона. — Она богатая.

— Вот это тоже, прямо скажу… — рассердился Карпов. — Ну чего ты навязываешься в компанию к таким-то людям? Кто они — и кто мы! У богатых и друзья богатые, и нечего перед ними унижаться, попрошайничать. Сами дадут — другое дело, скажи спасибо. А ты уж вроде как набиваешься на подарки! Нехорошо это, Илоночка. Надо жить по деньгам. Сколько сам заработал, на то и живи.

— Ты у нас много зарабатываешь! — фыркнула Илона.

— Да я ведь больной совсем, — обиделся Карпов. — Ну чего ты меня все попрекаешь да попрекаешь? Я же не виноват, что инвалидом стал!

— Ладно, не сердись, — тут же смягчилась Илона. — Не пойду я никуда, уговорил. Давай лучше выпьем немножко. Деньги есть.

— Давай! — мгновенно согласился Алексей Алексеевич. Это было вечной бедой его жизни: он не способен был отказаться от выпивки, он всегда отвечал — давай! Если бы он научился говорить «нет», может, и инвалидом не стал бы, и семью не потерял… В общем-то он понимал, что сам во всем виноват, но… язык как-то сам собой говорил не то, что надо.

Илона мигом слетала в магазин, зная, что, если послать Карпова, он будет ходить часа полтора, не меньше. А ей хотелось поскорее избавиться от его общества и еще раз осмотреть новый вариант «охотничьего костюма». Она не шутя решила изобразить из себя ниндзя. Ей очень нравилась эта идея, ей нравилась она сама в черном облегающем трико и в маске. И нужно было лишний раз потренироваться, ведь она должна будет мгновенно изменить внешность.

Карпов не успел еще и хлеб нарезать, как Илона вернулась с бутылкой. Она тут же бросила на сковородку сваренные вчера макароны, залила их яйцом, разложила по тарелкам, думая о том, что даже из макарон можно приготовить вполне съедобное блюдо, если иметь сливочное масло вместо растительного, хороший кетчуп, зелень и пряности… Карпов только вздыхал, наблюдая за своей девочкой.

— Эх, мне бы так! — приговаривал он. — Мне бы так-то, как ты, а то ведь еле двигаюсь!

— Лечиться надо, — назидательно сказала Илона. — Почему ты не ходишь к врачам? Ты инвалид, тебе должны льготные лекарства давать.

— Да ну их! — махнул рукой Карпов. — Какие ни льготные, а платить все равно сколько-то надо. Я уж так как-нибудь.

— Тогда не жалуйся. Ну что, может, в комнату пойдем? Радио включим, музыку послушаем.

— Давай, — обрадовался Карпов. Для него пьянка в комнате вместо кухни была равнозначна большому празднику. В комнате пьют и едят на Новый год, на Первое мая, в день рождения. Так уж принято. Все так делают. А для обыкновенных дней имеется кухня.

Илона быстро отнесла в комнату тарелки, вилки, граненые стопки, расставила все на ободранном столе, сбегала еще раз на кухню за банкой холодной воды и двумя треснувшими чашками и тут же упала в продавленное кресло, чувствуя, что начинает нервничать не на шутку. Ей хотелось поскорее заняться делом. А Карпов за это время как раз дотащился до места с бутылкой в руках.

Потом он включил радио, чтобы уж был настоящий праздник. К счастью, там действительно звучала какая-то легкая музыка, хотя Илона опасалась, что придется слушать какое-нибудь занудное выступление умного экономиста или юриста или еще что-нибудь в этом роде… Они выпили по стопочке за здоровье, Карпов принялся уминать макароны, нахваливая Илону — уж так у нее все вкусно получается! — а ей кусок не лез в горло. Она с трудом разжевала макаронину и поспешила снова наполнить стопки, не дожидаясь, пока это сделает Карпов, хотя он был сторонником жизни по правилам и считал, что наливать должен мужчина, и только мужчина. Выпили еще, потом еще, и наконец Карпов начал клевать носом. Илона, желая быть уверенной, что Алексей Алексеевич не проснется до утра, заставила его выпить еще одну полную стопочку и заботливо довела до кровати. Через минуту Карпов крепко спал.

А Илона начала репетицию, чувствуя, как в ней нарастает возбуждение, как вся ее душа рвется в бой, как стремительно мчится по венам кровь… Ей теперь по-настоящему нравилось то, чему когда-то научил ее Нерадов.

Глава 20

Илона осторожно, стараясь не производить лишнего шума, отперла дверь и на цыпочках вошла в квартиру. Прислушалась — из комнаты доносился смачный храп Карпова. Все в порядке, калека спит.

Она тихо прошла в кухню, включила свет, быстро сняла и сложила в большую пластиковую сумку пышную цыганскую юбку, пеструю плотную блузку и двухстороннюю курточку, забросила сумку на шкаф. Карпов при его росте и сгорбленной спине никогда не сумеет заметить, что на кухонном шкафу что-то лежит. Это самый лучший тайник в квартире. Прямо на черные облегающие брюки и черную же футболку с длинными рукавами накинула старый домашний халат. Порядок.

Пакет с добычей Илона положила на кухонный стол. Она так же, как и в первый раз, не сразу решилась взглянуть, что же ей досталось. Содержимое громадной косметички и пухлого кошелька жирной тетки Илона сразу вытряхнула в свой пакет, а сами эти предметы бросила в том подъезде, где из ниндзя превратилась в весьма женственную особу со светлыми длинными волосами. Вспомнив о волосах, Илона поспешно стащила с головы парик. Вот растяпа, выругала она себя, а если бы Карпов сейчас проснулся и выполз на кухню? А она сидит тут вся из себя блондинка! Даже такой дурак, как он, способен сообразить, что дело нечисто. Но главное — он может разболтать о странном поступке своей девочки всем окрестным бомжам. И кто знает, как далеко может разойтись опасный слух…

Парик отправился на шкаф следом за остальными вещами, а Илона снова уставилась на непрозрачный желтый пакет.

Ну и баба попалась ей, просто жуть, с содроганием подумала Илона. Жирная, неповоротливая, уж конечно тупая… Зато обвешанная драгоценностями, как новогодняя елка игрушками. Илона вдруг нервно хихикнула. Она снова увидела перед собой всю сцену…

Тетка решительным солдатским шагом топала по переулку, размахивая левой рукой, а правой прижимая к пышному боку большую сумку. Илона, затаившаяся в нише, весьма кстати устроенной в стене дома архитектором позапрошлого века, спрыгнула на тротуар и, раскинув руки, пошла на тетку. Та по инерции сделала еще шаг, но тут до нее дошло, что черная стройная фигура представляет опасность…

Илона снова хихикнула, покрутила головой и пошла в комнату за остатками водки. Теперь она не особенно боялась разбудить Карпова, она ведь уже была в халате и тапочках, а не спит — ну, проснулась, выпить захотелось… Пакет спрятать недолго — убрать со стола на подоконник, за занавеску, только и всего. Этот дурак ничего и не заметит.

Выпив стопочку, Илона почувствовала, как утихает противная мелкая дрожь в пальцах. «Вот странно, — подумала она, — я ведь ничуть не боялась… А все равно потом дрожала как осиновый лист, вот только теперь отпускает. Весело, ничуть не страшно, азартно! При чем тут дрожь, откуда она?»

Ладно, пора выяснить, что там имеется. Но сначала еще чуть-чуть выпить.

После второй стопки Илона окончательно успокоилась. И, отодвинув подальше бутылку, высыпала содержимое пакета на кухонный стол.

У нее даже губы онемели от представшего ее глазам зрелища. Осуществилась ее мечта… Она ведь уже видела однажды в воображении толстую тетку с кошельком, набитым валютой… Ну не кошелек, так косметичка… А Илона-то думала, что там и вправду косметика, ведь такие дурищи всегда покупают все самое дорогое, французское, а значит, и ей кое-что могло пригодиться, и именно поэтому она вывернула содержимое косметички в свою сумку… Но увидела она перед собой только тюбик губной помады «Мейбелин» и золотую пудреницу незнакомой ей фирмы. И две пачки долларов! А вот эти российские пятисотенные явно из кошелька. Сколько их тут? Раз, два… двенадцать! Шесть тысяч рублей! И…

У Илоны снова задрожали руки. Выпив еще стопочку, она сорвала с зеленых пачек резинки и быстро пересчитала стодолларовые купюры. Сердце у нее колотилось, как бешеное, глаза время от времени застилал какой-то странный туман. В голове крутилась одна-единственная мысль: вот это повезло! Не то что в первый раз. Ай да я, хвалила себя Илона, вот это интуиция, вот это чутье! Это надо же было так точно выбрать жертву! Такая куча денег… И зачем эта пампушка таскала с собой столько? Глупо, просто глупо. Ну вот и получила по заслугам. Десять тысяч долларов! С ума сойти! Ну, Антон, держись! Завтра ты увидишь перед собой небесного ангела, чудо из чудес… Черт побери, надо бы снять квартиру, переехать из этой помойки… Но это слишком дорого, жаль тратить деньги, добытые в бою… Лучше поскорее охмурить Антона, а тогда не придется ни о чем заботиться всю оставшуюся жизнь.

В бутылке оставалось совсем немного, и Илона с сожалением вылила остатки в граненую стопочку. Ей бы сейчас хороший стакан, да залпом… Сбегать, что ли? Круглосуточный магазин недалеко. Нет, сначала надо рассмотреть теткины цацки.

Илона разложила в аккуратный рядок шесть перстней, брошь и пару серег. Ну и сочетание… Бывают же люди, полностью лишенные вкуса! И почему-то именно у таких оказывается куча денег. Самый сволочной из законов природы. Огромный рубин — ну это наверняка страз, уж очень велик, зато по весу золота этот перстенек таков, что его вполне можно использовать вместо кастета. Толстое обручальное кольцо с маленькими бриллиантиками — таких в ломбардах лежат горы. Но чего-нибудь и оно стоит. Дальше еще два громадных перстня: один — с зеленым стеклом, изображающим изумруд, другой — с синим, пытающимся притвориться сапфиром. Ну это все пойдет барыгам на Сенной, золота много, толку мало. Уродливая штамповка советских времен. А вот дальше… совсем другое дело.

Два тонких изысканных кольца: в одном красуется крупная черная жемчужина, полускрытая резными листьями белого золота, в другом — малиновый в электрическом свете александрит, в карат, не меньше… Вот это да! Илона помнила, как Нерадов когда-то объяснял ей, что хороший ювелирный александрит чистой воды стоит безумно дорого, около двадцати тысяч долларов за карат. Если это не фальшивка, не корунд с двуокисью ванадия, то… то найти покупателя будет легко. Точнее говоря, оторвут с руками. Но лучше носить его самой. Кольцо настолько изящное, что расстаться с ним будет трудно. Да и зачем? И кольцо с черной жемчужиной она тоже оставит себе. И к нему — серьги. Тоже с черными жемчужинами, но гораздо более мелкими. Да, это, похоже, старая работа… Впрочем, подумала Илона, могли и нынешние мастера изготовить. Под старину. Да какая разница? Красиво, дорого — этого довольно. А главное — черный жемчуг очень подходит к ее смугловатой бархатистой коже.

Надев на средний палец левой руки кольцо с малиновым камнем (оно было великовато, но ведь можно отдать в переделку, подогнать под свой размер), Илона поднесла его поближе к глазам. И тут же уловила слабый неприятный запах. Черт, надо же руки помыть… Это от газового баллончика!

Сняв кольцо, Илона сгребла все украшения со стола и сунула в карман халата, после чего отправилась в ванную мыть руки. Надо же, сколько времени прошло, а от руки все еще немножко пахнет. Илона прыснула, давясь смехом. Да, та тетка, наверное, и сейчас еще рыдает перцовыми слезами! Тщательно намыливая руки, Илона снова увидела перед собой толстую тетку как вживе — выпученные светлые глаза, разинутый рот… Тетка совсем было собиралась завопить, но, ощутив холод металла, прикоснувшегося к шее, замерла и только громко дышала открытым ртом да таращила глаза на черный чулок, натянутый на голову Илоны. А Илона, проведя кончиком ножа по горлу тетки сверху вниз от уха к сонной артерии, вежливо сказала:

— Снимай колечки, пупсик. Быстро.

Тетка уронила сумку и принялась сдирать с пальцев перстни, не отводя взгляда от затянутого черной «паутинкой» лица бандитки. Илона протянула левую руку, подхватила перстни и сунула их в карман курточки.

— Теперь серьги.

Тетка на удивление быстро справилась с замочками серег, черные жемчужины отправились следом за кольцами (ну конечно, тогда Илона не рассмотрела, что именно вставлено в золотые подвески). Илона стремительно наклонилась, подняла теткину сумку, сунула ее в пухлые руки:

— Открой!

Однако после того, как Илона выудила из сумки косметичку и кошелек, тетка вроде бы опомнилась. Теперь-то Илона понимала, в чем дело: еще бы, при тетке была такая безумная сумма «зелененьких»… В общем, пришлось Илоне полить тетку слезоточивым газом. С перчиком. Остренько и со вкусом.

Илона громко расхохоталась. Нет, это же надо, подумать только — до чего она везучая! Так и разбогатеть недолго. По-настоящему разбогатеть! Илона тут же представила себя в темно-синем «БМВ»… Ранняя весна, на ней шубка из голубой норки — гораздо лучше той, что когда-то подарил ей Нерадов… Руки свободно лежат на руле, на каждом пальце — дорогое старинное кольцо… И она едет по набережной Мойки к тому зданию, в котором находится фирма Антона… Ну да, он позвонил ей по «трубке», ему захотелось пообедать с ней, только с ней, наплевав на все деловые встречи… Они прекрасная пара, оба красивы, оба состоятельны, им завидуют все до единого… Ах, какое счастье!

К реальности ее вернул хриплый голос Карпова.

— Илоночка, чего это ты не спишь? Разве тебе куда идти? Времени-то половина четвертого!

Илона небрежно оглянулась через плечо на помятую, заросшую сивой щетиной физиономию Алексея Алексеевича и весело сказала:

— Ты представляешь, проснулась вдруг — и даже не вспомнила, что у меня отпуск! Начала на работу собираться! — И она снова расхохоталась.

Карпов, любяще глядя на нее слезящимися подслеповатыми глазками, тоже захихикал.