На вершине блаженства

Глава 25

– Литл-Пойнт,[3] – предложила Полли.

– Вообще-то ничего, – отвечала Фаб, сосредоточенно нахмурившись. – Но это все равно может провалиться.

Блисс с Виком дружно прыснули.

– Ей даже невдомек, что получилась чепуха, – с досадой поморщилась Полли.

– М-м. – Фаб подумала и наконец улыбнулась. – Действительно, немного смешно. Но ведь мы не можем оставить прежнее название Хоул-Пойнт, то есть Большой Провал, если Себастьян собрался залить его бетоном.

Блисс было не до споров. Ей едва удалось уговорить Себастьяна съездить в офис, чтобы разрешить какие-то проблемы с европейскими партнерами, однако на встречу с Кристал все равно времени оставалось в обрез – а ведь нужно было успеть вернуться до возвращения Себастьяна.

– Ноу-Пойнт,[4] – с торжествующим видом выдал Вик. – Сегодня это Хоул-Пойнт. А завтра, когда Себастьян закроет его бетоном, он станет Ноу-Пойнтом!

– Себастьян сам не будет закрывать его бетоном, – ни с того ни с сего вставила Либерти.

– Дерьмо! – выругался Вик и злобно уставился на подругу. – Какого черта ты цепляешься к каждому слову?!

Двойняшки сделали вид, что их это не касается, и принялись дружно убирать посуду в шкаф.

Либерти вспыхнула от обиды.

– Вик! – Блисс заглянула в искаженное гневом лицо. – Либерти вовсе не хотела тебя обидеть. Ты слишком мнителен. И не желаешь к ней прислушаться. – Она почувствовала, как у нее вспотели ладони. Сегодня ей удалось предотвратить бурную сцену, но легче от этого не стало.

– Я прислушиваюсь к Либерти. – Вик недовольно отвел взгляд. – Она лучше всех вас. Но мы здорово не в себе из-за всех этих перемен, которые вдруг свалились на нас.

– Это правда, – подтвердила Либерти. – Пойдем, Вик. Я бы хотела немного поработать.

– Да. Я тоже.

Как только двойняшки остались наедине с Блисс, они взахлеб принялись рассказывать, что им назначили прослушивание в «Рапторе». Блисс слушала вполуха, стараясь соответственно отреагировать, сама же думала, как отправиться на встречу с Кристал.

– Можно войти?

Голос матери застал Блисс врасплох. Она вскочила с места, но Киттен уже входила в кухню.

– Я знаю, что сперва следовало бы позвонить, но мне не терпелось поскорее повидаться с тобой, дорогая. – Она почему-то боялась посмотреть Блисс в глаза. – И я просто решила положиться на удачу – вдруг ты дома? – Ее голос прервался, она метнулась к креслу, рухнула в него и спрятала лицо в ладонях.

Блисс услышала, как сестры торопливо выскочили из дома и прикрыли за собой дверь.

– С тобой что-то случилось, мама? – настороженно спросила Блисс.

Как всегда, прическа у Киттен была уложена волосок к волоску, а тщательно подобранный макияж соответствовал цвету костюма, но ее плечи ссутулились и сотрясались от глухих рыданий. У Блисс тревожно забилось сердце.

– Мама?..

– Я была тебе плохой матерью!

Блисс погладила Киттен по спине и пододвинула кресло.

– Со мной все в порядке, – сказала она. – Я счастлива. По-настоящему счастлива.

Киттен подняла лицо, и Блисс впервые в жизни открылось зрелище – размазанный макияж и явные следы слез.

– Ох, мама! Что-то случилось между тобой и папой?

– Нет! Нет, ничего такого! У нас с Моррисом замечательные отношения. И всегда были такими. Но мне не следовало игнорировать тебя так, как я это делала! – И она полезла в сумочку за сигаретами.

– Я и не знала, что ты до сих пор куришь. – Блисс обрадовалась возможности поменять тему.

– Я никогда и не бросала, – призналась Киттен, щелкнув зажигалкой. – Я просто заставила поверить в это тебя – и всех остальных, кроме Морриса. Я ведь уже немолода, Блисс!

Блисс, не зная, что сказать, просто вновь погладила мать по спине.

– И я не имею никакого права просить об этом, но ты нужна мне. Мне нужно чувствовать близость… Нет. Я и так чувствую в тебе близкого человека. И это моя вина, что я никогда не умела выразить свои чувства.

Ну почему она решила выражать их именно в этот вечер? Блисс тут же одернула себя за нечуткость и тяжело вздохнула.

– Со мной все в порядке, мама. А что заботит тебя?

– Ничего особенного. Как всегда – заботы о тебе.

Увы, она всегда на первое место ставила то, что нужно ей самой. Ей самой и Моррису Уинтерсу.

– Моррис слишком требовательный человек, Блисс.

Это признание неприятно кольнуло Блисс.

– Мама, я знаю об этом.

– Он всегда прекрасно знал, чего хочет. И требовал это от меня. И от тебя тоже.

– Да.

– Я не осуждаю его за это.

– Да.

– Но я осуждаю себя. Потому что это был мой долг – возместить тебе то, чего недодавал он.

Блисс снова не находила слов.

– Ты позволишь мне сделать это теперь? – Киттен затушила окурок в керамическом стакане с кнопками. – Позволишь? Мы ведь можем попытаться начать все сначала. И стать просто матерью и дочерью, как обычные люди? Блисс…

– Тс-с! – Блисс впервые в жизни бросилось в глаза, какая Киттен уязвимая и беззащитная. – Я не знаю, что полагается отвечать в такой момент, но мне приятно, что ты еще что-то чувствуешь ко мне!

– Конечно, чувствую! Я люблю тебя! И я виновата, что не давала тебе почувствовать эту любовь!

– Мама…

Киттен встрепенулась. Отыскала в сумочке платок и вытерла глаза.

– Конечно, ты меня не простишь. Разве можно простить такое. Всю жизнь ты так и не смогла до меня достучаться. И не получила от меня ничего, кроме денег и нравоучений – по поводу и без повода. С какой стати тебе меня прощать?

– С такой, что мне самой станет от этого легче, – сказала Блисс. Она встала и обняла мать. – Давай не будем спешить, мама. Давай мы обе не будем спешить. Сегодня вечером ты подарила мне огромную радость. Разве это не прекрасное начало?

Киттен снова залилась слезами, склонившись к Блисс на грудь.

– Все хорошо. Все будет хорошо. Наверное, мы обе не можем похвастаться, что были до сих пор слишком счастливы.

– Я всегда пыталась делать то, что считала своим долгом, – бормотала Киттен, уткнувшись Блисс в плечо. – И мне стало легче, когда тот мальчишка сбежал из города. Я думала, что это правильно, потому что так думал Моррис.

– Так ты с самого начала знала о Себастьяне? – напряглась Блисс.

Киттен громко всхлипнула. Подняла залитое слезами лицо и высморкалась.

– Да ведь об этом знал весь город – разве не так? А я в то время постоянно бывала в родительском комитете, да и Моррис занимался спортивной программой для вашей школы – строил стадион и все прочее…

– Но никто из этих людей ничего не знал про Себастьяна и меня! Не знал до тех пор, пока не пошли слухи про Кристал Мур…

– Это я и имела в виду. Мы узнали уже потом. – Она снова промокнула платочком глаза. – Все в городе узнали уже потом.

– А ты мне никогда не говорила.

– Знаю. – Киттен снова залилась слезами, но на сей раз рыдала потише. – Мне следовало бы тебя утешить, но Моррис был вне себя из-за того, что могло бы случиться с нами, если бы ты и впрямь сбежала с этим мальчишкой Плато.

– Вы бы это наверняка пережили.

– Ох, милая, тогда все было по-другому! Нельзя было позволить себе то, на что теперь публика смотрит сквозь пальцы! И противники Морриса сделали бы из него котлету! Дескать, если он не в силах обеспечить судьбу собственного ребенка – как же он будет заботиться о нуждах своих избирателей? И все такое. Мы должны были выступать единым фронтом.

– И ты этого добилась, – заметила Блисс – без малейшего, впрочем, оттенка горечи. Испытывать горечь больше не было смысла.

– За твой счет. А что случилось с той жуткой девицей, с Кристал? Полагаю, он с ней развелся?

– Ты можешь полагать это с полным основанием, мама. Мы с Себастьяном скоро поженимся.

Киттен раскрыла рот от удивления.

– Ну… ну, я ведь и сама знала, что ты с ним встречаешься. В конце концов он вернулся в город – и все такое. Моррис сказал, что он упоминал про женитьбу, но мы пришли к выводу, что таким образом Плато всего лишь старался вывести твоего отца из равновесия.

– Я сама решила принять его предложение. – Блисс удивилась, как быстро сменилось настроение матери.

– Понятно… – Киттен выудила из пепла кнопку и рассеянно вертела в пальцах. – Ну, ты сама должна знать, что для тебя лучше.

– Мама. – Блисс наклонила голову так, чтобы видеть ее глаза. – И это все? Ты не станешь ни отговаривать меня, ни толковать о том, как плохо это отразится на папе? На его борьбе с детской порнографией, к которой, кстати, Себастьян не имеет никакого отношения?

– Я постараюсь сделать все, чтобы ты поверила: мы с папой поддержим любое твое решение, – заявила Киттен, выпрямившись. – Моррис способен справиться с любыми трудностями. Я убеждена, что он не отступит ни перед чем на пути… ну, ты сама знаешь куда. Мы просто пока стараемся не говорить об этом вслух.

– Хорошо бы папа с тобой согласился.

– Согласится. – Киттен смогла даже выдавить из себя улыбку. – Тебя удивит, какое огромное влияние я могу оказывать на твоего отца. Но на публике он это умело скрывает. Ты ведь знаешь, ему нужно поддерживать имидж сильного человека. Но в личной жизни он просто киска. Особенно со мной.

– Ну тогда все прекрасно, – согласилась Блисс, хотя в памяти у нее сохранились совершенно иные воспоминания. – И буду рада, если мы станем семьей. – Сказать при этом «снова» у нее не повернулся язык – ведь это должно случиться впервые. – Честно говоря, я сейчас даже более счастлива, чем в семнадцать лет, когда Себастьян впервые предложил мне пожениться. В том, что случилось, нет его вины. Во всяком случае – прямой.

– Что ты имеешь в виду?

– Он был молод. И совершил ошибку. Наверное, Кристал попытается рассказать мне…

– Кристал? – Пальцы Киттен судорожно сомкнулись у Блисс на запястье. – Ты что-то слышала про нее?

Блисс поспешно отвела взгляд в сторону.

– Ты с ней говорила?

– Да. Мы все успели повзрослеть с тех пор, как окончили школу. И она собралась рассказать мне, что же случилось на самом деле.

– Ах, моя дорогая! – В глазах у Киттен снова блеснули слезы. – Не будет ли этот разговор чересчур болезненным для тебя?

– Возможно. Но она сказала, что считает это своим долгом по отношению к Себастьяну. – Возможно, это вполне закономерно: разделить горечь и обиду юношеских лет с родной матерью? – Она остановилась у своего отца, и я собираюсь повстречаться с ней.

– Надеюсь, она не замышляет ничего дурного, – недоверчиво покачала головой Киттен. – Скорее всего она снова постарается очернить его в твоих глазах.

– Я уже думала об этом.

– Ну конечно, конечно. Ты же такая отважная. Наверное, это одно из немногих преимуществ твоей одинокой юности: привыкаешь полагаться только на себя. Это сделало тебя сильной.

Блисс не смогла сдержать ироничной улыбки.

– Но это не прибавило тебе любви к родителям, правда?

– Мама…

– Да. Да, у тебя есть полное право не отвечать на мой вопрос. У меня нет никаких прав надеяться на то, что ты прижмешь меня к груди и скажешь, что, несмотря ни на что, я самая чудесная мать на свете. Но ведь ты не лишишь меня еще одной попытки все исправить, правда?

– Нет, – согласилась Блисс. – Нет, не лишу. Я буду рада тебе ее предоставить.

Киттен не сразу совладала с наплывом чувств и пробормотала:

– Спасибо. А когда ты встречаешься с этой женщиной?

Блисс покосилась на каминные часы:

– Довольно скоро. – И все внутри у нее сжалось от тревожного предчувствия.

– Дорогая, может, мне лучше поехать с тобой? Я готова, если это тебе поможет.

– Нет. Такие вещи человеку следует делать одному. Но мне уже пора собираться.

Киттен тут же подхватила сумочку, перчатки и заглянула Блисс в лицо:

– Можно, я позвоню тебе завтра? Я в любом случае собиралась это сделать. И я… я постараюсь убедить Морриса устроить прием в честь вашей помолвки с Себастьяном. Доброй ночи, Блисс. – Она поднялась на цыпочки и чмокнула дочку в щеку. – Поговорим завтра.

Блисс не заразил энтузиазм матери, ей не хотелось продолжать этот разговор. Но она позволила затеплиться слабому огоньку надежды на будущее. Моррис Уинтерс давно лишил свою жену воли и превратил в бледное подобие человека – именно то существо, которое отвечало его нуждам. И он по-прежнему готов лишить воли всякого, кого считал нужным поставить на службу своим амбициям. Нет, на нормальные отношения с отцом рассчитывать не приходилось – но Блисс могла бы сблизиться с Киттен.

По пути в комнату, куда она пошла за жакетом, Блисс не могла отделаться от воспоминаний, как хитроумно и изощренно отец постоянно унижал ее мать, как открыто пренебрегал ею, бесстыдно заигрывая со всеми хорошенькими женщинами.

Моррис Уинтерс успел принести ей немало горя. И пусть ему не по нраву союз Себастьяна и Блисс, пусть он говорит об этом сколько угодно – помешать или навредить им он не сможет. А связь Блисс с Себастьяном нисколько не повредит драгоценной карьере Уинтерса – даже несмотря на последние выходки Пру О’Лири. Впрочем, Блисс даже хотела бы, чтобы у Морриса случились неприятности, – она нисколько не жалела бы об этом.

Уговорить таксиста ехать по какому-то адресу в Бельвью было практически невозможно. Облачившись в поношенный брючный костюм и теннисные туфли и засунув в карман кошелек, Блисс отправилась на автобусную остановку. В ночное время машин на линии почти не было, и прошло около часа, пока она добралась до автобусной станции в Бельвью. Узкими темными боковыми улочками Блисс дошла до ближайшего отеля, возле которого всегда дежурили такси.

После смерти жены Джим Мур покинул Сиэтл и жил в трейлере на одной из многочисленных стоянок, разбросанных на холмах к востоку от центра Бельвью. Молчаливый водитель отвечал на сбивчивые объяснения Блисс лишь звонким щелканьем жевательной резинки.

Они нашли шоссе, по которому следовало выехать из Бельвью. В нескольких милях к западу от деревушки Иссакуа машина съехала с шоссе и направилась на юг. Густые кроны пихт почти заслонили освещенный луной небосвод над узкой дорогой, карабкавшейся по склонам горы Кугуара.

Откинувшись на спинку сиденья, Блисс призналась:

– Представляете, я прожила здесь почти всю свою жизнь, но ни разу не забиралась на эту гору.

Шофер вновь щелкнул резинкой.

– Здесь должна быть табличка «Осторожно, злая собака!» Нам нельзя ее пропустить. Там есть поворот налево. Под черно-белой табличкой.

Резинка щелкнула снова.

Однако один безликий поворот следовал за другим, и Блисс чувствовала, что сердце ее вот-вот выскочит из груди.

– Черт! – внезапно взорвался водитель. От неожиданности и резкого поворота вправо Блисс чуть не свалилась с сиденья. – Вот сукин сын! Вы видели? Видели, да? Чертов дурак!

Действительно, она скорее почувствовала, чем различила в ночи обогнавшую их машину. С выключенными фарами она обошла такси на полном ходу и исчезла во тьме.

– Ездит без фар! Дерьмо! Пошел на обгон на самом повороте, прежде чем я его увидел! Хорошо, что я никогда не зеваю за рулем!

– Да, – вяло откликнулась Блисс, тут же подумав, что лучше бы он продолжал молча жевать.

Шофер немного остыл, но все еще вполголоса чертыхался.

Показалась новая развилка.

– По-моему, мы уже приехали, – заметила Блисс. – Я бы хотела, чтобы вы меня подождали.

Ответом было невнятное бормотание.

– Вот она! – Блисс показала на табличку. – Вы можете встать на обочине и подождать меня здесь. Я быстро, бегом. – Она на миг задумалась и добавила: – Мне нужно забрать с собой подругу, чтобы вместе вернуться в Бельвью. – И тут же подумала, что вряд ли таксист согласится ждать ее долго.

Стараясь не слушать его возражений, она выскочила из машины и заспешила в пугающую темноту, лишь на миг подумав про собаку. Но тут же выкинула из головы свой страх.

Под ногами смутно белел гравий.

Блисс шла почти на ощупь. Наконец встала, прислушиваясь. Мертвую тишину нарушал лишь шелест деревьев да отдаленный вой койотов на луну. От страха душа ушла в пятки, а по спине заструился холодный пот. Блисс заставила себя пройти еще с сотню ярдов и очутилась на стоянке.

Лунный свет тускло блестел на единственном окошке трейлера, припаркованного в дальнем конце стоянки. Угадывались тени каких-то других предметов. Блисс уже настолько привыкла к темноте, что различала ящики, картонки, обломки досок, железа. Невозможно было разглядеть, что находилось в разорванных пластиковых мешках, но скорее всего именно это их содержимое создавало над стоянкой густой запах помойки.

Испуганно прижимая руку к груди, Блисс шагнула вперед.

Что-то зашевелилось у нее под ногами.

Она присмотрелась и чуть не завизжала от ужаса. По белой теннисной туфле заскользило холодное тело змеи.

Блисс изо всей силы пинала и пинала темноту. Единственным ответом был тихий шелест в той стороне, куда уполз гад.

Ноги подламывались и отказывались ее слушаться. Глаза заливал пот.

Последние шаги до дверей трейлера показались самыми тяжелыми. Блисс постучала, и дверь слегка подалась под ее рукой. Набрав в грудь побольше воздуха, она отважилась спросить:

– Кристал! Это Блисс Уинтерс.

Внутри трейлера громко орало радио: сквозь треск помех едва пробивались мелодии псалмов.

Блисс постучала погромче:

– Кристал!

– Заходи, заходи, – отозвался мужской голос. – Она, как всегда, не успела нарядиться!

Меньше всего Блисс хотелось входить внутрь. Только бежать отсюда, бежать немедленно!

– Я не могу подняться, – продолжал мужской голос. – Артрит совсем замучил.

Всего в нескольких сотнях ярдов ее ждет такси. Если ее долго не будет, шофер наверняка отправится на поиски. Да и что сможет сделать ей разбитый артритом старик? А Кристал, без сомнения, хотела раскрыть всю правду. В ее голосе слышалось искреннее раскаяние.

Стараясь не споткнуться на сломанных ступенях, Блисс уцепилась за дверной косяк и перешагнула порог.

Она должна выслушать рассказ Кристал о том, что случилось до и после того, как они с Себастьяном сбежали из Сиэтла.

Стоило ей перешагнуть порог погруженного во тьму трейлера, дверь с грохотом захлопнулась у нее за спиной.

Блисс подскочила на месте.

На раковине, заваленной грязной посудой, догорала тусклая оплывшая свеча.

– Ты бы присела, барышня. Нам надо потолковать. – Из темноты вынырнул скрюченный старик и толкнул Блисс к стене, где стояло драное автобусное сиденье.

– Кто вы такой? – Блисс едва не стало дурно.

– Папочка Кристал. Кто ж еще?

Ну конечно, кто же еще? Блисс постаралась взять себя в руки.

– А где она сама?

– Она пока не готова к разговору. И позволила мне потолковать первому.

Блисс покосилась в сторону двери, из-за которой пробивался свет.

– Мы не могли бы говорить при нормальном освещении? – От запаха тухлятины и давно немытого тела к горлу подкатила тошнота.

– Здесь больше нет света. Электричество отключили.

Блисс вновь глянула в сторону двери во вторую комнату.

– Масляная лампа, – пояснил старик, ковыляя по темной комнате. Он подошел вплотную к Блисс, а затем встал так, чтобы заслонять от нее внутреннюю дверь. – Этот Плато еще за многое ответит. А я обязательно выполню свой долг. И ты мне в этом поможешь.

Он не сумеет запереть ее в трейлере. Где-то сзади и слева Блисс чувствовала легкий сквозняк. Входная дверь оставалась открытой.

– Ты должна делать то, что велит Господь. Ты должна оставить женатого человека. Моя дочурка из-за него оказалась в сумасшедшем доме. Сейчас ей уже лучше. Но он все равно обязан нас содержать.

Блисс начала осторожно отступать назад, и в этот миг между занавесками в окошко над загаженной раковиной полыхнуло пламя.

Блисс закричала.

Легкие занавески моментально вспыхнули.

– Уходите! – Блисс пинком распахнула дверь. – Бегите отсюда!

Ошарашенный Мур застыл на месте.

– Кристал! – закричала Блисс. – Кристал, беги! Спасайся!

Звук треснувшего стекла показался оглушающим выстрелом в замкнутом пространстве. Пламя взметнулось до потолка, заслонив от Блисс выпученные глаза Мура.

От жара спеклась кожа на лице, легкие заполнил удушливый дым.

Она не смогла бы пробиться сквозь огонь ни к Муру, ни к дальней комнате.

– Кристал! – Она едва различала, как жадно гложет огонь пол и стены трейлера. – Уходи же! Скорее уходи!

Она едва успела метнуться к двери и выскочить наружу, упав на гравий.

Трейлер потряс новый взрыв – еще сильнее первого. Тонкий потолок провалился, и языки пламени устремились к небу.

Блисс дрожала так, что стучали зубы. Сотрясаясь от беззвучных рыданий, она шаг за шагом отступала от нестерпимого жара.

– Помогите! – вырвался у нее слабый крик. – Помогите!

Но никакая помощь уже не успела бы спасти тех, в трейлере. Пока приедут пожарные, Джим Мур погибнет. И Кристал погибнет.

Блисс повернулась и побежала не различая дороги, оступаясь на каждом шагу и хрипло выкрикивая что-то невнятное.