На всех парусах

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Сара Бичем и не ожидала, что вычеркнуть из памяти все свои воспоминания о Гвидо Барбери окажется простой задачей. Более того, она по опыту знала, что чем больше острых переживаний того или иного толка связано с человеком, тем сложнее выбросить его из своих дум. В отношении же Гвидо ее разрывали такие великие силы, как Любовь и Ненависть, как Нежность и Гнев, как Надежда и Отчаяние, поэтому побороть их одним лишь намерением не представлялось возможным.

Общее прошлое, общие обиды и разочарования, общее настоящее, общее дитя… Что еще более сильное могло привязать женщину к мужчине?

Утро понедельника Сара потратила на то, что переменила номера своих личных телефонов, предупредив секретаршу Джен, чтобы ни при каких обстоятельствах не соединяла ее с Гвидо. В качестве объяснений Сара предоставила своей помощнице право использовать любое порождение фантазии, вплоть до самых невероятных.

Сара отдавала себе отчет, что все те годы, которые жила без Гвидо Барбери, она все же оставалась связана с ним прочнейшей нитью юношеской любви, предательства и потери. Но теперь настало время порвать эти путы, освободиться от разрушительного влияния Гвидо на ее жизнь, сосредоточиться на собственном будущем и будущем своего дитя. Дитя, к которому деспотический клан Барбери, отнявший жизнь ее первенца, не будет иметь никакого отношения. А уж позаботиться об этом – ее прямой материнский долг, рассудила Сара.

Она призналась себе в том, что имела в недавнем прошлом обольстительное любовное приключение с Гвидо Барбери – образцовым любовником, сексуальное мастерство которого превыше всяческих похвал. Она также была благодарна судьбе, позволившей ей вновь забеременеть от этого великолепного представителя мужского пола и познать счастье материнства.

Но точка поставлена вовремя, и финал необратим. Сара уже не студентка-первокурсница, наивная сиротка, произведенная на свет от безымянного донора. Она – уважаемый бухгалтер и финансовый консультант, совладелица респектабельной лондонской фирмы. Она верит в свои силы и вполне способна воспитать свое дитя без чьей-либо финансовой и моральной поддержки. В этом вопросе ее мнение было категоричным.

Через месяц с лишним ее автономного существования ей на стол лег журнал, на развороте которого размещался светский отчет о ежегодном бале в Монте-Карло, иллюстрированный красочными фотографиями кавалеров и дам. Вероятно, этот журнал специально положили на рабочий стол Сары, потому как на одной из фотографий ее недавний любовник представал в роли счастливого спутника белокурой прелестницы в декольтированном бальном платье, выполненном в лучших традициях подобных мероприятий.

Сара Бичем, безмолвно скрежеща зубами, отметила все достоинства новой пассии известного плейбоя и, не заостряя внимания на ее недостатках, свернула журнальчик в трубочку и сопроводила его в мусорную корзину.

Вернувшись в тот день домой после работы, беременная женщина приготовила и проглотила плотный ужин, приняла контрастный душ для бодрости тела и духа, облачилась в новую просторную пижаму и расположилась под одеялом с книжкой в руках.

Мыслям о Гвидо Барберри в его идеальном смокинге, об усыпанной стразами блондинке и ее собственном одиночестве был поставлен надежный заслон, сооруженный напряженным детективным повествованием, финалом которого стало сокрушительное разоблачение презренного убийцы и гнусного стяжателя. И Сара, будучи благодарным читателем, торжествовала вместе с непревзойденным сыщиком, перелистывая последние страницы. Но стоило закрыть книгу и отложить ее на прикроватную тумбочку, как вновь к сердцу подступила тоска, к горлу – ком, а к глазам – слезы.

Решив заглушить свои переживания очередной выдумкой, Сара выбралась из-под одеяла и, уютно расположившись в гостиной на диване, подобрав под себя усталые ноги, включила телевизор, отщелкала десяток-другой каналов, остановилась на предновогоднем шоу, в котором дурачились всеми узнаваемые звезды кино– и телеэкрана.

Пятничный ночной телеэфир продолжился классической американской мистической кино-новеллой, где леденящий кровь ужас сочетался с уморительной надуманностью сюжета. И Сара от души повеселилась, вздрогнув один-единственный раз, когда раздался пронзительный дверной звонок…

Не догадываясь, кто бы мог быть ее поздним незваным гостем, Сара несказанно удивилась. Она предусмотрительно выглянула в окно, предполагая узнать, припарковался ли кто из знакомых возле ее подъезда, и, ничего не обнаружив, решила-таки на свой страх и риск открыть дверь.

К. ее неудовольствию, на пороге стоял Гвидо Барбери.

– Ты – нежелательный человек в моем доме. Уходи, пожалуйста, – без обиняков сообщила Сара и попыталась захлопнуть перед его носом дверь.

– Не так скоро, золотце, – насмешливо проговорил он и поставил на порог ногу. – Изменила телефонные номера, велела секретарше пороть всякую чушь – так отчего же не съехала, не сбежала от меня в Калькутту? Не иначе, надеялась, что я вернусь и заберу тебя в страну грез. – С этими словами Гвидо протянул ей прятавшийся до этого времени за его спиной прекрасный букет. – Это тебе, чокнутая красавица.

– Проваливай, – небрежно порекомендовала ему хозяйка дома, презрительно взглянув на его подношение.

– В какие игры ты играешь со мной? – поинтересовался Гвидо.

– Это ты у нас кот-шалунишка. Я же обычная женщина, которая стремится с минимальным ущербом для себя и своего ребенка пресечь все нежелательные связи.

– Это связь с отцом твоего ребенка ты называешь нежелательной? – осведомился Гвидо, тесня сдерживаемую усилиями Сары дверь, пытаясь проникнуть в ее квартиру. – Я не дам тебе вычеркнуть себя из вашей жизни.

– Тебе неведомо, что значит быть отцом. Ты всего лишь источник биоматериала, позволившего мне стать матерью. У тебя уже был шанс проявить себя на этом поприще, однако ты предпочел тогда самоустраниться под предлогом тотальной занятости. Результатом твоего странного для будущего отца поведения стала гибель нашего неродившегося малыша. Я не ступлю повторно на этот ошибочный путь. Продолжай веселиться и тешить свое мужское тщеславие. Все, что мог для меня сделать, ты сделал. В остальном ты бесполезен, не сказать больше – опасен. Уходи!

– Сара, мне вовсе не хочется воевать с тобой. Я пришел просить у тебя прощения. Я твердо намерен принять на себя всю ответственность по воспитанию нашего ребенка и готов на все твои условия, только не вычеркивай меня из вашей жизни.

– Пустые слова. Они забудутся раньше, чем завянут эти цветы. Но если цветы я принять еще могу, то придавать значение твоим словам я не собираюсь.

– Но ты можешь простить меня, если я словом или делом невольно оскорбил тебя?

– Если?! Невольно?! – вскричала Сара. – Ты оскорбил меня вполне осмысленно, Гвидо. И нет нужды притворяться, будто это могло остаться незамеченным тобой.

– Пожалуйста, Сара! Впусти меня и дай возможность все объяснить, – взмолился Гвидо.

– Ты отнял у меня достаточно времени…

– Быть может, ты никогда не пожалеешь о том, что освободилась от меня, но я буду жалеть об этом ежечасно. Я уже успел оценить это с момента нашего первого расставания, – прочувствованно произнес он.

– А хочешь знать, что поняла я, Гвидо? Все, что ты делаешь, и все, что ты говоришь женщине, предназначено только для твоего удовольствия. Ты можешь каяться, давать обещания, делать щедрые подарки, рассчитывая впоследствии получить благодарность в виде женского обожания и восхищения твоей мужественностью, твоим великодушием.

– Кое в чем ты права, Сара, но в самом главном ошибаешься. Мне не нужно женское обожание. Вернее, больше не нужно. Мне необходима твоя любовь и твое доверие, – проникновенно проговорил он.

– Красивые слова, – медленно покачала головой Сара.

– Но правдивые. Поверь мне… Когда я впервые тебя увидел, то подумал, что не сумею заинтересовать такую красавицу. Моя самооценка всегда была на высоте, и тем удивительнее было это чувство неуверенности. Я поклялся себе, что завоюю эту девушку, чего бы мне это ни стоило. Должно быть, ты досталась мне слишком легко. Мы быстро нашли общий язык, ты восприняла меня всерьез, доверилась мне, а когда забеременела и согласилась стать моей женой, я решил, что дело в шляпе, что ты от меня уже никуда не денешься. Я искренне горевал о потере ребенка, но гораздо сильнее меня задел твой уход. Этим поступком ты пошатнула мою веру в себя. Тебе было плохо в моем доме в окружении моей родни. Очевидно, ты взглянула на меня трезвым взглядом и поняла, что поспешила с замужеством, что я недостоин твоей любви. Именно так я расценил твой уход. Пустившись во все тяжкие, я принялся доказывать себе всеми возможными способами, что имею власть над женщинами. Но удовлетворения не наступило. Если честно, все эти годы в моей душе жила ненависть к тебе. Я жаждал удостовериться в том, что твоя жизнь рухнула после того, как ты оставила меня. А вместо этого увидел тебя еще прекраснее, чем в юности, цветущей, самодостаточной, обеспеченной. Это в очередной раз поколебало мои представления о самом себе. Я заставил тебя быть со мной, надеясь стать тебе необходимым. Но, даже забеременев от меня, ты без сожаления отвергаешь мои чувства…

– Гвидо, если ты думаешь, что я свожу с тобой счеты, это не так. Сейчас все мои мысли только о моем ребенке и его благе. И я вполне обоснованно решила, что мне лучше без тебя. А прошлое я отринула.

– Вместе со мной? – обвинительно произнес Гвидо. – Сара, я еще не договорил. Поверь, мне есть, что сказать. – И я очень надеюсь тебя переубедить.

Гвидо Барбери сделал один решительный шаг вперед и обрушился на колени к ее ногам.

Сара невольно поморщилась:

– Не слишком ли театрально?

– Мне так удобнее признать, что я недостоин тебя. Но клянусь, ты мне необходима, Сара. Ты для меня на первом месте – ты и наш ребенок. Я готов забросить все дела, если таково будет твое требование. Я согласен сидеть с ребенком, когда ты пойдешь на работу. Безжалостная и непреклонная Сара Бичем, умоляю тебя, верни мне мою любимую нежную и трепетную беременную жену! – возгласил он в довершение.

– Ты дурачишься, Гвидо.

– Самую малость. Когда ты бросила меня в этот раз, я вновь был зол, как вепрь. Вернулся домой и обо всем рассказал Альдо. Можешь представить, что мой младший брат сказал вместо традиционных слов утешения? Что поделом мне! И во всех красках расписал мне, какой же я болван.

– И ты теперь здесь передо мною на коленях лишь потому, что воспринял мнение своего младшего брата? То, что исходит из моих уст, не кажется тебе таким же убедительным?

– Я исправлюсь, обещаю, – усмехнулся Гвидо.

– Дурак, – импульсивно бросила Сара и отвернулась.

Гвидо поднялся на ноги и тихо сказал:

– Поставь, пожалуйста, эти цветы в воду.

– Я их еще не приняла, – возразила женщина.

– А ты прими, – настоятельно проговорил он, и она подчинилась.

В продолжение маленького моратория оба прошли на кухню.

Когда цветы были помещены в красивую вазу, Гвидо охватил новый порыв признаний и заверений.

– Сара, я идиот. И я люблю тебя.

– Это как-то связано? – прищурившись, осведомилась она. – Послушать тебя, человек в своем уме никогда не полюбит меня.

– Неверно. Я хотел сказать, что веду себя как идиот именно потому, что люблю тебя до умопомрачения. Мне жизненно необходимо, чтобы и ты тоже любила меня. Но ты всегда такая недосягаемая. Даже когда я держу тебя в своих объятьях, обнаженную и беззащитную, у меня нет уверенности, что ты принадлежишь мне так же, как я тебе. Ты словно стремишься проскользнуть мимо, будто дразнишь. Обнадеживаешь и оставляешь. И я начинаю безумствовать, чтобы доказать, что я тоже чего-то стою.

– Какая глупость, Гвидо. Я никогда не стремилась пошатнуть твою веру в себя. Наоборот, всегда признавала, что ты исключительный мужчина. И все же я не верю, что у наших отношений есть будущее, – сдержанно проговорила Сара.

– Но я люблю тебя! – горячо признался Гвидо.

– Допустим…

– Этого мало? – изумился он.

– Иногда этого недостаточно.

– Что же тогда мне нужно? Подскажи.

– Научись меня понимать. Научись верить моим словам и поступкам, вместо того чтобы щелкать зубами при малейшей размолвке и мчаться в Неаполь, где тебя приголубят. Если ты считаешь, что твое место рядом со мной, то не пытайся угождать без разбору родительской оценке. Твои родители прожили вмести всю свою жизнь, они сумели найти свое счастье, но это не означает, что их представления единственно верные. Я другая, и ты другой. Ведь, я надеюсь, ты не станешь десять лет лгать своему сыну, как это делал твой отец.

– Я принимаю твои условия, – покорно проговорил Гвидо.

– Точно? – усомнилась Сара.

– Да, клянусь, – торжественно объявил он.

– Тогда по какой причине ты до сих пор меня не целуешь? – упрекнула она его, вызывающе прошлепав мимо в просторной пижаме и пушистых домашних тапочках.

– О боже! Так ты согласна! – воскликнул Гвидо.

– Ну… – замялась Сара, но Гвидо не дал ей ничего сказать.

Он подхватил ее на руки и воскликнул:

– Что я могу для тебя сделать, любимая?

– Начни с кофе без кофеина. Сделай послаще. Принесешь в спальню. Все понял? Тогда выполняй.

– Когда мы поженимся? – спросил Гвидо, когда его глаза остановились напротив ее глаз, а руки легли ей на плечи.

– Несвоевременный разговор. И… вообще, я не уверена, что следует совершать этот ритуал повторно.

– Почему ты предубеждена против брака?

– Я не предубеждена против брака вообще, – быстро оговорилась Сара.

– А, так это касается только меня? Правильно ли я тебя понял?

– Вот именно, – коротко ответила ему она.

– Но ведь у нас будет ребенок!

– Значит, будет и семья. Мама, папа, ребенок. Какие еще нужны аргументы?

– Что-то я не понимаю тебя, любимая.

– Я желаю, чтобы ты был свободен. Мне вовсе не хочется лишать всех обворожительных куколок планеты внимания такого любвеобильного мужчины. Ты очень убедительно описывал свои сердечные муки последних нескольких недель. И у меня нет причин сомневаться в твоей искренности. Уверена, ты чувствуешь в своем сердце все то, о чем мне говоришь. Но я также доподлинно знаю, что несколько дней назад ты прекрасно сочетал свои любовные терзания с весельем на балу в Монте-Карло в компании белокурой красавицы. Также мне известно, что во многих очень хороших мужчинах сочетаются любовь к жене и любовь к вольной жизни, сопровождаемая полной неспособностью к верности.

– Сара, как это мило, что ты меня ревнуешь. Но я не мог пойти на этот бал без спутницы.

– А не пойти мог?

– Нет, не пойти тоже не мог.

– Порой не просто понять миллионера, – заметила Сара.

– Я буду испрашивать твое согласие ежеминутно, пока ты не согласишься стать мне женой, – упрямо заявил Гвидо.

– Зачем тебе это? Будем вместе, пока сможем, – предложила ему женщина.

– Но ты любишь меня? Любишь по-настоящему?

– Да, – ответила Сара.

– Женщине свойственно хотеть стать женой любимого мужчины, – уверенно произнес Гвидо.

– Чаще – да, но бывает и наоборот, – проинформировала она его.

– Ты трусишь, – предположил он.

– Мне бы не хотелось, чтобы условность заполнила пустоту. По мне, так лучше пустота. У меня не было отца, но детство, тем не менее, было счастливым. Жаль, что оно так быстро закончилось… Знаешь, Гвидо? В сиротском доме, где я оказалась, в общей спальне мне выделили постель у самого окна. Когда выключали свет, и все в спальне затихало, я видела и слышала темную ночную улицу, зловещую и холодную. Даже когда я засыпала, мне мерещилось, будто я на продувном ветру и со всех сторон мне угрожает опасность, хотя я доподлинно знала, что у меня есть кров и служащие сиротского дома не дадут случиться ничему дурному. Однако их тепло не грело меня, их заботы оставляли меня равнодушной. Потому что я каждое мгновение вспоминала ласку матери, наш с ней дом и моего любимого дедушку. А приют был для меня все равно, что транзитный пункт в моей судьбе, пока я не узнала Лиллиану, пока мы не начали взрослеть вместе, пока я не поступила в университет, не встретила тебя. А в Неаполе я вновь оказалась на продувном ветру, одинокая, без понимания и защиты. Но в тот раз не оказалось людей, которые подобно социальным работникам приюта не допустили худшего. И, лежа в клинике, я поняла, что мой брак – это мираж, иллюзия, что я сама должна была позаботиться о себе и своем малыше, а не уповать на мужа, который не знает моих страхов и которому чужды мои опасения. Пойми меня правильно, Гвидо. В смерти ребенка я могу проклинать Катарину, пенять на тебя, но до конца жизни буду винить только себя. Поскольку на мне лежала первейшая обязанность уберечь его.

– Ты не права по отношению к себе, Сара.

– В данном вопросе мне безразлично, что ты об этом думаешь. Я лишь пытаюсь объяснить свою позицию. То, что мы считаем кого-то супругом, может стать опасным соблазном увериться в истинной близости этого кого-то. Я не отказываюсь от тебя и твоего участия в жизни нашего ребенка. И буду только счастлива, если ты окажешься хорошим отцом…

– Но ты не веришь в меня как в мужа, – перебил ее Гвидо.

– Да, и я назвала этому достаточно причин, – подтвердила она.

– Значит, мы вернулись к тому, с чего начали? Мы всего лишь любовники?

– Что поделаешь. Жизнь преподносит сюрпризы, – рассмеялась Сара.

– У тебя я не поселюсь. Я не привык к такой тесноте, – поспешно предупредил ее Гвидо. – Тебе придется окончательно перебраться в мой пентхаус… А с другой стороны, кому нужна жена, когда есть такая роскошная любовница, – подытожил он, поцеловав свою возлюбленную.