Надменная красавица

Глава 8

– Держитесь крепче за мою руку, - приказал лорд Кренсфорд. - И не выпускайте ее.

– Я поднялась сюда совершенно спокойно, - ответила Анджела. - Я шла по вашим следам. И хотя на лестнице встречалось много расшатанных камней, да и наверху тоже, у меня очень цепкие туфли. - Она приподняла юбку, чтобы показать изящные туфельки и стройные лодыжки.

– Возьмите руку, - повелительным тоном повторил лорд Кренсфорд, преграждая ей дорогу к лестнице, по которой они поднялись сюда. - Или дальше ни шагу.

– Я и не собиралась отказываться, - сказала она, наморщив носик и вкладывая маленькую ручку в его ладонь. - Я только хотела показать вам, что вы напрасно так беспокоитесь.

– Я не беспокоюсь, - резко сказал он. - Я сержусь. Я сказал вам, чтобы вы возвращались домой с Клодией. Нечего вам здесь делать наедине со мной.

– Но я здесь не одна. - Она следовала за ним, он крепко сжимал ее руку. - Там внизу лорд Кенвуд и миссис Ингрэм. И ваша мама сказала, что я могу остаться и вернуться вместе с вами.

– Она сказала? - Он мрачно взглянул на Анджелу и затем сосредоточился на каменных ступенях лестницы, спиралью огибавшей стены круглого бастиона.

– Они целовались? - спросила она. - О Боже, когда спускаешься, здесь кажется намного темнее, чем когда поднимаешься, не правда ли? Я так благодарна вам, что вы дали мне руку, милорд. Они целовались?

– Нет, конечно, нет, - сурово сказал он. - Диана достаточно благоразумна для этого.

– Но он очень красивый.

– Подождите здесь, - распорядился лорд Кренсфорд, отпуская ее руку, и осторожно слез с большого валуна, заменявшего несколько нижних ступеней. Его ноги коснулись земли, и он протянул к ней руки, обхватил за талию и опустил на землю перед собой.

И испытал нечто подобное шоку. Ее фигура чем-то напоминала ту плоскую травинку, какой она была, когда он впервые увидел ее. Джек в этом был абсолютно прав. Однако она больше не походила на травинку. Он сглотнул и поспешно убрал руки.

– И сколько бы времени вы ни пробыли гостьей в Ротерхэм-Холле, - сказал он, - я больше не хочу видеть, как вы совершаете то, что вам категорически запрещено делать. Понятно?

Она вздохнула.

– Мне никогда не удается сделать что-либо, заслуживающее вашего одобрения, я права, милорд? Вы всегда бранили меня. Я думала, что, может быть, теперь, когда мне восемнадцать, вы будете обращаться со мной как с леди.

– Вы должны вести себя как леди, если хотите, чтобы с вами обращались как с леди, - грубо ответил лорд Кренсфорд, все еще не пришедший в себя после того, как обнаружил тонкую талию и над ней не такую уж маленькую грудь. - А теперь опять держитесь за мою руку и не отпускайте, пока мы не перейдем ров.

– Да, милорд, - со вздохом сказала она. - Но не могу ли я взять вас под руку? Вы же все-таки мне не отец.

– Вы должны благодарить Бога за это, - сказал лорд Кренсфорд, шагая к арке и прижимая к себе локтем ее руку. - А то бы, когда мы спустимся с этой лестницы, вас бы наказали, а не только ругали, как сейчас.

Она посмотрела на него и сморщила носик, увидев, что даже его профиль выражал негодование.

– Но вы поднялись по лестнице, - сказала она.

Маркиза трясло от смеха, который он, оставшись снова наедине с Дианой, и не пытался скрыть.

– И зачем только Эрнест решился туда забраться? - говорила она, стоя рядом с ним. - Даже днем все эти лестницы и парапеты могут оказаться очень опасными.

– Я полагаю, для того, чтобы спасти вас от судьбы, которая хуже смерти, Диана. Он, без сомнения, думал, что я затащил вас в кусты, чтобы надругаться над вами.

– Ну, вы должны признаться, что нечто подобное было у вас на уме.

– Поцелуй? - сказал он. - Разве это насилие? Вы клевещете на меня. Я собирался поцеловать вас, Диана, следуя лучшим традициям романтизма.

– Тогда, - не замедлила она с ответом, - если он не спас меня, то спас вас. Вы чуть не получили пощечину, милорд.

– В самом деле? Я так и думал. Однако, Диана, сейчас ваши слова не убедили меня. Совсем не убедили. Но ведь никогда не знаешь заранее, не так ли?

– Вы это узнаете, если осмелитесь попытаться еще раз.

– Узнаю? - Он улыбнулся и коснулся пальцем ее щеки. - И в то же время мы узнаем, похожи ли мои поцелуи на насилие. Диана, это будет интересно. Я сгораю от нетерпения. Не сомневаюсь, Эрни до локтей отгрызет свои ногти, поджидая нас у входа. Он настолько не доверяет мне, что думает, я попытаюсь ускользнуть с вами в кусты. Возьмите меня под руку, нам придется идти быстрым шагом.

– Эрнест не заслуживает насмешек, - рассердилась она, беря его под руку. - У него доброе сердце.

– С этим я не спорю, - сказал он. - И если подумать, может быть, мы все же не будем спешить и дадим ему время высказать мисс Уикенхэм все, что ему хочется. От его гнева у меня душа уходит в пятки.

– Он заботится о ее безопасности.

Возможно, - усмехнулся маркиз. - Между прочим, прежде чем мы дойдем до ворот и он радостно встретит вас с раскрытыми объятиями, я должен задать вам один вопрос. За кого вы на самом деле приняли меня в ту ночь?

– О! - Она попыталась вырвать у него свою руку, но поняла, что он не собирается выпускать ее. - Я совсем не думала, кто вы. Я была одурманена, сэр, двойной дозой опия.

– В таком случае должен признаться, что я счастлив от того, что впервые в жизни был «никем». Очень счастлив.

– Вы не джентльмен, сэр, - ответила она. Они обогнули западный угол замка и вышли на место, где их могли видеть.

– О, послушайте, Диана, - тихо сказал он. - Может быть, я веду себя не как джентльмен, но, думаю, смогу быть таковым, если этого потребуют обстоятельства. На мое слово можно положиться, моя дорогая, и, по-моему, вы это знаете. А что это мисс Уикенхэм делает во рву, а Эрни, как выброшенная из воды рыба, стоит на краю? Нет, скорее он похож на грозовую тучу.

Вероятно, графиня рассказала Анджеле о деве, которая утопилась во рву, получив известие, что ее возлюбленный пал в битве. Совершенно необоснованная история, сказал ей лорд Кренсфорд, но она все равно хотела увидеть место, где упала девушка, и что она должна была видеть, когда тонула.

– Все же я не понимаю, почему никто не бросился спасать ее, - обратилась Анджела к стоявшим над ней на краю рва Диане, лорду Кенвуду и лорду Кренсфорду. - Кто-то должен же был уметь плавать. Разве этого не требовалось от рыцарей?

– Но наверняка все рыцари ушли на ту войну, на которой был убит ее возлюбленный, - предположил маркиз. - Оставались лишь старые дамы, кузнецы, шуты и им подобные. Шуты не умели плавать. Они слишком были заняты своими шутками и колокольчиками.

– Все же, я думаю, это был очень романтический поступок, - заявила Анджела, вылезая из рва и хватаясь за руку, протянутую ей лордом Кренсфордом. - И очень смелый. Не многие леди решились бы покончить жизнь ради любви. Большинство бы предпочли оплакивать потерю.

– По-настоящему смелые люди не сделали бы ни того, ни другого, - возразил маркиз Кенвуд. - Они бы расправили плечи и, подняв голову, пошли бы навстречу своему будущему.

Анджела смерила его взглядом и, откинув голову, звонко рассмеялась.

– Как вы романтичны, милорд. Совсем как мой папа. Неужели все мужчины одинаковы? Но я продолжаю утверждать, что девушка была очень смелой. И уверена, что ее призрак должен появляться в замке, но только темной ночью и во время грозы. Вот в такую ночь мы и должны прийти сюда.

– Вот уж нет, - возразил лорд Кренсфорд. - У меня нет ни малейшего желания, мисс Уикенхэм, тащить домой ваш труп.

Анджела снова рассмеялась.

– Но вы-то согласны со мной, миссис Ингрэм?

И если он надеется обогнать Эрни на пути к дому или отстать от него, чтобы возобновить свой многообещающий разговор с Дианой, думал лорд Кенвуд, то как раз время им разделиться. Анджела Уикенхэм взяла под руку Диану, и они пошли по направлению к дому, как будто были близкими подругами, которые только что встретились после шести месяцев разлуки.

Так, дело пошло. Определенно есть успехи. Она дала бы ему пощечину, подумать только! Его поцелуй был таким коротким, что его продолжительность нельзя было измерить никакими часами. Но ее губы начинали раскрываться. В этом он мог поклясться.

У него оставалось еще более двух недель. Масса времени. Времени, необходимого, чтобы уложить ее в свою постель, и после этого еще достаточно, если она окажется приятной любовницей, в чем он не сомневался.

– Эрни, - сказал он, - ты помешал моим нечестивым намерениям в эту ночь. И ты гордишься собой, мой мальчик?

– Я чуть не опоздал. - Лорд Кренсфорд, как видел маркиз, был мрачен. - И мисс Уикенхэм могла бы пострадать. Впредь я буду осторожнее, Джек. Куда бы ты ни посмотрел, ты увидишь меня.

– Как страшно для меня и как неудобно для тебя, Эрни.

Прошло две недели после прибытия первых гостей, и графиня готовилась к торжественному обеду и балу в честь графа. Но как бы она ни была занята приготовлениями, она восторженно захлопала в ладоши, когда однажды утром за завтраком Нэнси Деккер сообщила ей, что через два дня у Аллана Тернера тоже день рождения.

– Мне бы следовало помнить об этом, - сказала она, обращаясь к Аллану. - Я помню, как говорила твоей маме, что она должна произвести тебя на свет в день рождения дорогого Ротерхэма, ему тогда было тридцать пять, и даже рассердилась на нее, когда она поторопилась и подарила тебя твоему папе на пять дней раньше. - Она от души рассмеялась.

Граф потер руки.

– Это надо отпраздновать.

Протесты Аллана остались без внимания. Через несколько минут графиня объявила, что в день его рождения днем будет пикник на берегу реки, затем особый обед и музыкальный вечер.

– В концерте должны участвовать все, - распорядилась она. - И никаких возражений из-за того, что у вас нет музыкального слуха. Наша семья всегда была музыкальной. Каждый должен что-нибудь подготовить. Да, Эрнест, дорогой, даже ты. Твоя скрипка все еще хранится в музыкальной комнате.

– Мама! - вяло запротестовал лорд Кренсфорд, понимая, что это бесполезно.

Диане стало немного страшно. Она играла на фортепьяно, но без всякого блеска. И она пела, но не настолько хорошо, чтобы сравниться с соловьем. Может быть, попробовать и петь, и играть одновременно, подумала она. Петь под собственный аккомпанемент. Может быть, тогда слушатели будут судить о ее способностях менее строго.

– Вы любите музыку, Аллан? - спросила леди Ноулз, когда граф с графиней покинули комнату.

Аллан Тернер имел страдальческий вид.

– Не особенно, - признался он. - Единственное утешение в том, что, поскольку концерт устраивают в мою честь, мне не придется принимать в нем участие. Уверяю, это облегчение не только для меня, но и для всех вас.

– Как это похоже на маму! - раздраженно заметил лорд Кренсфорд. - Полагаю, вы не слишком любите и пикники, Аллан.

Диана обещала утром отправиться в деревню с Клодией, Анджелой и другими дамами. Уже несколько дней Анджела волновалась из-за шляпы, которую видела у модистки, но не была уверена, достаточно ли она модная, хотя шляпа ей ужасно нравилась. Сегодня она все-таки собиралась купить ее.

Поэтому только после второго завтрака Диана улучила минуту и пробралась в музыкальную комнату. В ее распоряжении был час до того, как они все должны будут играть в крокет на лужайке. И так приятно заняться каким-то делом, когда никто не мешает. Последние три дня она скрывалась в своей комнате каждый раз, когда ее присутствие нигде не требовалось.

А когда устраивались развлечения для всех, она пристраивалась к одной из дам - ей всегда нравилась Клодия, и она подружилась с Анджелой - или к мистеру Томасу Пибоди, с которым чувствовала себя в безопасности, потому что он ей в отцы годился. Беда была лишь в том, что он становился чересчур внимательным.

О Боже, иногда думала она, на горизонте появляется еще одна проблема.

Но все эти три дня ей удавалось избегать маркиза Кенвуда, если не считать того, что место каждого за столом стало постоянным и каждый день она оказывалась рядом с ним и за завтраком, и за обедом. А если обратить внимание на то, как рассаживала графиня своих гостей в каретах, когда они в воскресенье ехали в церковь, и на скамьях в церкви, то можно было заметить, что место Дианы неизбежно оказывалось рядом с маркизом.

Но ей удавалось не оставаться с ним наедине. Правда, был один щекотливый момент еще до того, как она научилась прятаться в своей комнате. Она сидела в розовом саду, читая письмо отца, когда маркиз опустился на скамью рядом с ней. Но не прошло и трех минут, как Эрнест сел рядом с ней с другой стороны, что дало ей возможность оценить ситуацию как забавную.

Следующие двадцать минут все трое провели, превознося достоинства розы, царицы цветов. Все дружно говорили банальности и полностью соглашались друг с другом. Диана была бы чрезвычайно довольна собой, если бы, бросив взгляд на маркиза, не поняла по блеску его глаз и чуть заметной улыбке, что он получает огромное удовольствие. На лбу бедного Эрнеста выступили капли пота.

Она перебрала стопку нот, подбирая песенку, которую она бы знала и могла бы спеть на публике. «Кукушка»? Очень милая песенка и в ее диапазоне, но она содрогнулась, представив выражение лица маркиза Кенвуда, когда она будет петь: «Ку-ку, ку-ку, поет она усердно, громко». Она будет глупо выглядеть.

Какой несносный человек. Распутник по меньшей мере. Повеса. Он чуть не подрался на дуэли из-за чужой жены. И даже не отрицал своей вины, как сказал Эрнест. Он, без сомнения, гордится своей дурной славой. Женщины для него никто, всего лишь существа для обольщения. Она никогда не сможет уважать такого человека. А он хочет прибавить ее к списку своих побед. Он так прямо и сказал ей, что хотел бы заняться с ней любовью. Он так и сказал, и без всякого стыда, что желал бы больших воспоминаний о той ночи в гостинице.

«Это были бы сладкие воспоминания, - сказал он с теми самыми чувственными нотками в голосе, которыми владел в совершенстве. - Очень сладкие, Диана». Таким голосом говорят в постели. Этого нельзя допускать. Такому человеку, как он, нельзя позволять бродить на свободе.

«Те, кто поет и желает понравиться»? Она быстро пробежала слова песни, чтобы вспомнить мелодию. «Те, кто поет и желает понравиться, должны петь в тон…» Что, если она сфальшивит? «Соблюдай ритм, легко дыши». Что, если она собьется и задохнется от волнения? Нет, не эту песню. Ее губы насмешливо скривились.

Он опасный человек. Очень опасный, и она ненавидела его. Там, в замке, она собиралась дать ему пощечину. Искренне хотела. Но она хотела выбрать подходящий момент, чтобы потом не выглядеть полной идиоткой.

Она ждала, чтобы он забылся. И тогда с наслаждением ударила бы его по лицу. И пусть бы ее рука болела потом хоть целый час.

И она ударила бы его. Если бы в тот самый момент Эрнест не окликнул их, она бы ударила.

Но он не поверил ей. Когда потом она это сказала ему, он посмотрел на нее таким возмутительным взглядом, как будто она была капризным ребенком, нуждавшимся в утешении, и очень многословно объяснил, что не верит ей. Он, значит, думал, что она покорена его бесстыдным поцелуем.

Он думал, что она, зная о нем то, что знала, так унизится перед ним.

Она уступила лишь минутному любопытству, ей было интересно, что она почувствует, зная, что он не плод воображения и ее ощущения не затуманены действием опия. Вот и все, что она хотела.

Через минуту она бы дала ему пощечину.

Как только она могла подумать, что он существует лишь в ее воображении?

Он был совсем настоящим, живым, крупным мужчиной. Его губы раскрывались, прижимаясь к ее губам.

Она с раздражением взяла еще одни ноты. «Беги прочь, нимфа»? Она знала слова, они принадлежали Джону Мильтону. Музыка была ей незнакома. Она начала тихо напевать ее и поморщилась, услышав за спиной слишком хорошо знакомый голос.

– Вы поете в минорном ключе. Она звучит лучше в мажоре, как и была написана.

– О, - сказала она, поворачиваясь к нему. - Я пытаюсь подобрать песню ко дню рождения мистера Тернера. Я возьму ноты и выберу что-нибудь у себя в комнате.

– М-м… - Лорд Кенвуд приложил палец к нижней губе и задумчиво посмотрел на нее. - Думаю, что нет, Диана. Чья-нибудь чувствительность будет оскорблена, если увидят, как я вхожу вслед за вами в вашу спальню. И хотя от такого приглашения, признаюсь, мне нелегко отказаться, вероятно, все же приличнее, если мы останемся здесь.

– Я не буду мешать вам, - решительно вставая, сказала она. - Не сомневаюсь, вы желаете подготовиться к концерту.

– Без сомнения, - вздохнул он. - Я говорил ее милости, что могу переворачивать ноты, когда кто-то будет играть, и прошу считать это моим вкладом в концерт. Я хорошо умею это делать при условии, что музыка будет достаточно бравурной, чтобы мое внимание не рассеивалось. Но, увы, мое предложение было отвергнуто.

– Жаль, - сказала Диана, прижимая к груди кипу нот. - А теперь извините меня, милорд.

– Однако графиня, как всегда, сумела помочь. Она нашла решение моей проблемы.

– Очень хорошо, - сказала Диана.

Вы и я должны спеть дуэтом. Приказание графини. Вы знаете, что ей невозможно не подчиняться, Диана. Проще пройти сквозь каменную стену. Она прислала меня сюда, чтобы порепетировать с вами, хотя я намеревался составить компанию Эрни и мисс Уикенхэм. Не допускайте, моя дорогая, чтобы у вас так отвисала челюсть. Можно подумать, что вы не владеете ситуацией.

– Мы должны петь дуэтом? Вы поете?

Он снова приподнял одну бровь. Это уже начинало не на шутку раздражать ее. Он, без сомнения, прекрасно знал, что эта бровь может сотворить с женским сердцем.

– Конечно, пою, - сказал он. - А вы?

– Графиня говорит, мы должны петь вместе. - Это означало, что иного выхода нет. Так незачем и отвечать на его вопрос.

– Я бы выбрал музыку, - сказал он, - но если бы я прямо сейчас вынул листок с нотами, я бы, вероятно, получил пощечину за свои труды, поскольку моя рука неизбежно дотронулась бы до той части вашего тела, которую нет смысла трогать. По крайней мере среди белого дня и в музыкальной комнате.

Он улыбался, глядя ей в глаза. Уж лучше бы его глаза были серыми или карими. Любыми, только не синими. Синие околдовывали.

– А где Эрнест и Анджела? - спросила она.

– Куда-то ушли гулять с детишками Кларенса. Разыгрывают тетю и дядю. Между прочим, чтобы Эрни пошел с ними, предложила графиня. Я не уверен, что идея о нашем дуэте не просто уловка, чтобы исключить мое присутствие там. Она решила свести этих двоих. Очень романтично, вы согласны?

– Я никогда не поверю, что вы собирались гулять с младенцами, - сердито ответила Диана.

На этот раз поднялись обе брови.

– Вы оскорбляете меня. У меня есть племянник, знаете ли, и я души в нем не чаю. Спросите мою сестру. Я хочу научить его всему, что я знаю. Правда, у моей сестры другие планы. Давайте, Диана, музыку. - Он протянул руку.

Диана отдала ему ноты.

– Теперь посмотрим, - сказал он. - «Цветы мельника»? Ба! Я буду выглядеть ужасно смешно. Смотрите, у вас все слова, а на мою долю остаются только «ля-ля». Все подумают, что я забыл текст. А вот еще, это лучше. «Душечка Кейт». Вы ее знаете? Очень трогательная песенка. Какой жестокой девицей была Кейт! Послушайте: «Она бросила меня, и я страдал. Постой, я кричал, я от горя умру». У этого человека явно не было гордости, правда?

Диана стояла рядом с ним и заглядывала в ноты.

– Она была мудрая, эта Кейт, - сказала она. - Смотрите, она видела его насквозь, видела всю его неискренность. «Я рада бы увидеть мужчину, умирающего от любви. Но ни один еще от нее не умер». Такая женщина мне по сердцу.

– Я не уверен, что одобряю этого парня, как там его звали. В обоих куплетах он оставляет последнее слово за ней. Однако эта песня не хуже других. Попробуем?

Диана была удивлена, что он обладает приятным тенором и неплохо разбирается в нотах. Хоть он говорил, что не слышал эту мелодию раньше, но сумел исполнить ее без ошибок.

– Поразительно, - сказал он, когда они спели песню до конца. - Мы закончили почти вместе, Диана. Вы отстали от меня не более чем на один такт. Жаль, что аккомпанемент отставал от вас на два или три такта. Но это не важно. У нас есть два дня, чтобы довести наше исполнение до совершенства. Мы окончательно остановились на этой песне?

– Наверное, лучшей мы не найдем, - резко ответила Диана. Она не могла сказать, в какой момент во время пения он оказался на табурете рядом с ней. Но ей это не нравилось. Ее обнаженная рука упиралась в его рукав каждый раз, когда она брала высокую ноту.

– Думаю, что вы, возможно, сбивались из-за быстрой перемены темпа, - сказал он. - Ваш голос справлялся с этим очень хорошо. Чего не скажешь о ваших руках. Позвольте показать вам, где вы ошибались.

Когда он протянул руку перед ее грудью, чтобы сыграть тот отрывок, в котором она допустила ошибку, она в страхе откинулась назад. О Господи! О милосердный Боже!

– Хм. - Он перестал играть и через плечо посмотрел на нее. - Вы сейчас свалитесь с табурета, Диана. Простите, я слишком увлекся музыкой. Но позвольте мне повторить это место, на сей раз я буду лучше оберегать вас.

Оберегать ее? На мгновение Диане показалось, что ее сердце выскочило из груди и застряло в горле, а кровь стучит в ушах и затылке. Он обхватил ее левой рукой и продолжал играть партию фортепьяно обеими руками. Диана уютно устроилась, прижавшись к его груди и положив голову на его широкое плечо.

Господи! Она бы освободилась от его рук, если бы не чувствовала, что при этом совсем растеряет свое достоинство.

– Думаю, так вернее, не правда ли? - закончив игру, спросил он.

Неужели он играл? Играл на фортепьяно минуту или дольше?

– Да, - согласилась она, ненавидя себя за то, что ее голос звучал так, как будто она только что пробежала целую милю.

– Давайте попробуем спеть еще раз, - предложил он. - Если хотите, теперь буду играть я. Так вы сможете заметить, если я собьюсь с такта.

– Но не так. Так я не могу петь, мне нужно больше места.

– Неужели? - Он снял руку с клавиш и положил на ее плечо. - Знаете, Диана, я тоже так думаю. В следующий раз нам следует репетировать, стоя в разных углах комнаты, как по-вашему? Я просто задыхаюсь, когда вы так близко от меня.

Поскольку было совершенно очевидно, что задыхалась она, а не он, Диана предпочла оскорбиться.

– Вы высмеиваете всех, не так ли? - сердито сказала она. - Я не привыкла к распущенности и поэтому не приношу извинений за то, что мне неудобно петь в данном положении. Я не собираюсь притворяться испорченной женщиной.

Все было бы хорошо, если бы она - о, какая глупость - в своем гневе не повернулась к нему. Теперь уже не спина, а ее грудь прижималась к нему, и его левая рука оказалась на ее талии. Его лицо, с этими ярко-синими глазами и этими чувственными, насмешливо изогнутыми губами, приблизилось к ней, вероятно, даже ближе, чем тогда в замке.

Он поцеловал ее. Конечно. Чего еще она могла ожидать? Она предоставила ему возможность, и он, будучи джентльменом такого сорта, воспользовался ею. Было бы удивительно, если бы он этого не сделал. Да и любой мужчина сделал бы то же самое. Разумеется, нельзя надеяться, что пресловутый распутник проявит хотя бы какую-то сдержанность.

Он поцеловал ее.

А она поцеловала его. В том было виновато замешательство и смущение, которые она испытывала, какое-то пугающее ее ощущение своего тела и совершенно нежелательные воспоминания о великолепном, почти обнаженном мужском теле. Тогда ее охватывали жар и гнев. И стучавшая в висках кровь заставляла забывать об окружающем ее мире. Это была не она. В ней не оставалось ничего от рассудительной нормальной женщины.

Она целовала его, ее руки тянулись к его плечам, губы раскрывались от прикосновения его губ.

К ней снова и снова возвращалось то острое возбуждающее ощущение от неторопливых ласк его языка. Она чувствовала на щеке его теплое дыхание. И легкие прикосновения пальцев к ее шее и плечам.

Она помнила магию этих прикосновений, когда его губы ласкали и другие потаенные ее местечки, а его сильное мускулистое тело прижимало ее к тюфяку на постели в той гостинице.

Она откинула голову и настороженно посмотрела ему в глаза. Синие глаза, которые, затуманившись, ответили ей глубоким взглядом. Постепенно его взгляд прояснился, и в нем блеснула та насмешка, которую она с самого начала ожидала там увидеть.

– Вы что-то забыли, - тихо сказал он с теми же чувственными нотками в голосе, не сводя глаз с ее губ. - Прошло уже десять секунд, и я подумал, что вы забыли.

– Забыла?

– Что вы обещали дать мне пощечину, если я снова попытаюсь поцеловать вас, - напомнил он. - Нет. - Он взял ее за запястья. - Боюсь, это уже не имеет значения. Это просто причинило бы мне лишнюю боль. Это должно быть сделано в течение десяти секунд. Таково одно из неписаных правил.

– Отпустите меня, - неуверенно попросила она.

– И я думаю, что подтвердил свое мнение, - сказал он. - Поцелуи и насилие, увы, не одно и то же. Это был очень приятный поцелуй для нас обоих, не правда ли? И мы оба сидим на этом табурете, полностью одетые, и оба храним свою добродетель. К великому сожалению, это так, Диана Ингрэм. - Он потерся носом о ее нос. - Я-то надеялся, что вы докажете, что здесь я ошибаюсь.

– Отпустите меня.

Я вас не удерживаю. - В его глазах блеснули опасные огоньки. - Ради справедливости должен сказать, что меня нельзя обвинить в том, что я оттолкнул вас, Диана, хотя вам очень нравилось так сидеть. Но я не удерживаю вас.

Она освободила руки, которые он охотно отпустил, отодвинулась от него и встала, не спуская с него глаз.

– Вы подлец, - сказала она, - вы используете людей. Вы используете женщин. Вы распутник и повеса. Чувства женщин ничего для вас не значат, если вы уже получили свое удовольствие. Вы знаете, что вы мне совершенно не нужны. И все-таки настойчиво заманиваете меня в ситуации, подобные вот этой.

– Ситуации ничего бы не значили, если бы я был вам не нужен, Диана. Вы неискренни сами с собой. Какое удовольствие получили бы мы вместе, моя дорогая, если бы вы избавились от вашего пуританского представления о сексуальном наслаждении как о чем-то безнравственном.

– Это безнравственно, если нет любви и обязательств. А мы с вами даже не притворяемся, что любим друг друга. Вы предлагаете пустоту, и сердечную боль, и бесконечные поиски наслаждений, чтобы заполнить эту пустоту. Вы искушаете меня, милорд, - о да, я была бы не из плоти и крови, если бы не испытывала искушений. Но я выдержу испытание. Я сознательно никогда не сделаю свою жизнь бессмысленной. Всего лишь ради удовольствия. И ради вас. Это был бы неравный обмен.

Уголок его губ скривился в насмешливой улыбке, но он ничего не ответил.

– Извините меня, - сказала она. - Мы порепетируем в другой раз.

Он заговорил, когда она была уже на пороге и собиралась закрыть за собой дверь.

– Не много нашлось бы женщин, которые лишили бы меня дара речи, Диана, - сказал он. - Мои поздравления.