Наедине с тобой

Глава 3

— Я не могу оставить тебя в таком состоянии, Мэгги. Послушай, я отменю поездку и останусь до тех пор, пока тебе не станет лучше. Я уверен, Лэнгтон поймет, когда я ему все объясню.

Мэгги покачала головой и посмотрела на Дэвида твердым взглядом.

— Ты не можешь так поступить — упустить возможность, которую так долго ждал. Если ты не поедешь, Лэнгтон просто наймет кого-нибудь другого. Со мной все будет хорошо, я обещаю. Это всего лишь простуда, а от простуды еще никто не умирал, поверь мне!

Она постаралась придать немного юмора своему голосу, но по выражению лица Дэвида можно было видеть, что он колеблется, и Мэгги тихонько вздохнула.

Дэвиду пришлось многое пережить, чтобы начать жизнь заново после развода, который отдалил его не только от Мэтью, но и от всей их семьи. Он ушел из большой влиятельной адвокатской конторы, основанной его отцом, Маркусом Кейном, убежденный в том, что нездоровый ажиотаж вокруг этого дела окажет самое неблагоприятное влияние на его дальнейшую карьеру. Тогда он признался ей, что в какой-то степени даже рад, что обстоятельства вынудили принять подобное решение, так как давно понял, что юриспруденция не для него.

Однако его новый выбор явился для всех неожиданностью. Он занялся изготовлением мебели — красивых авторских работ, которые со временем несомненно должны были стать украшением любой коллекции. В прошлом году он только начал создавать себе имя, и предстоящая командировка в Даллас, чтобы обсудить изготовление нескольких предметов для Кларка Ленгтона, миллионера, владельца корпорации «Лэнгтон Кемикалз», могла принести ему большую пользу. Это было как раз то, что нужно, и Мэгги понимала, что ему нельзя упускать такой шанс из-за нее.

Она решительно встала, уцепившись за спинку стула — ноги плохо слушались ее. Обычно она справлялась с простудой за два дня, но на сей раз не получилось. Она чувствовала себя хуже и подозревала, что это была не обычная простуда, а, скорее всего, грипп.

— Послушай, Дэвид, ты опоздаешь на самолет, если сейчас же не отправишься. Только обязательно пришли мне открытку из замечательного теплого Далласа, ладно?

Дэвид вздохнул, встал, снял свой пиджак со спинки стула и натянул на себя.

— Мне все равно не нравится, что ты остаешься одна, Мэгги. А если тебе что-нибудь понадобится? — Он выглянул из окна и нахмурился при виде свинцовых облаков на небе. — Тебе нельзя выходить в такую погоду, а то подхватишь воспаление легких, не то что простуду. Как же ты собираешься ходить в магазин?

— Я позвоню Мэри и попрошу ее купить мне все, что нужно. Простуда пройдет через пару дней. Перестань волноваться, Дэвид. Ты когда заводишься, становишься ну прямо как наседка!

Дэвид рассмеялся и, протянув руки, крепко прижал ее к себе.

— О вас надо беспокоиться, мисс Дункан. Вы самая независимая женщина из всех, которых я знал, а, если бы вы мне позволили, я беспокоился бы о вас еще больше!

В его голосе звучала необычная нотка, которую Мэгги никогда раньше не замечала, и она напряглась, инстинктивно реагируя на нее. Несмотря на все упреки Мэтью, они с Дэвидом были всего лишь друзьями, не больше — не меньше, но сегодня в его голосе прозвучало нечто другое. Она отпрянула назад, и крошечная морщинка залегла у нее на лбу, когда она стала всматриваться в его красивое лицо, но не обнаружила в нем ничего, кроме тревоги за нее. Тогда она успокоилась и почувствовала, что ее сердце стало биться тише. Она очень ценила дружбу Дэвида; она понимала, что только эта дружба и поддерживала ее в последние три года. Ей очень не хотелось ее потерять, но она никогда не отважилась бы причинить ему боль, дав возможность подумать, что между ними могло бы быть нечто большее. Она узнала вкус любви, попробовала ее красоту и очарование, пережила боль и страдание, и она никогда не позволит, чтобы это случилось с ней вновь. В какой-то степени Мэтью выиграл, подумала Мэгги, — он был первым мужчиной в ее жизни и будет последним, потому что она никогда больше не будет рисковать.

— Если быть до конца честным, Мэгги, то я беспокоюсь не только из-за простуды. — Дэвид взял ее за плечи и посмотрел прямо в глаза. — Я знаю, тебе неприятно это слышать, но ты не можешь, как страус, спрятать голову в песок и притвориться, что ничего не было. А что если Мэтью решит прийти сюда снова.

Мэгги отвела взгляд и опустила глаза на его шелковый серый галстук в страхе, что он может заметить ужас, который вызвали эти слова. С тех пор, как она видела Мэтью в ресторане, прошла неделя, однако страх при воспоминании об этой встрече не проходил. Она, конечно же, ничего не сказала Дэвиду. Она слишком хорошо знала его. Он стал бы настаивать на том, чтобы выяснить с братом отношения немедленно, чего ей как раз не хотелось отчасти потому, что это могло привести к дальнейшему обострению ситуации, а также из-за того, что она чувствовала себя виноватой в их разрыве.

Так как родители отказались от нее еще ребенком, Мэгги воспитывалась в детских домах, и ей не довелось испытать атмосферы семьи или близости, которая могла существовать между братьями и сестрами. В свое время она все готова была отдать, чтобы помирить Мэтью и Дэвида, но мало что могла поделать из-за уверенности Мэтью в том, что его подозрения оправданы. Он видел дружбу, которая связывала ее и Дэвида, глазами, омраченными ревностью, и в настоящий момент дела обстояли не лучше.

Она судорожно вздохнула, стараясь говорить как можно убедительней.

— Он больше не придет сюда. Помнишь его лицо в тот вечер, когда он увидел тебя держащим Джейни? Он уверен, что она — твоя дочь, и это его будет сдерживать.

Именно за эту маленькую надежду она цеплялась всю неделю и повторила это сейчас как заклинание, чтобы уберечь себя от нового визита Мэтью.

— Он — глупец. Любому ясно, что Джейни — его дочь.

— А Мэтью — нет. — Она сделала шаг в сторону, чтобы поднять со стула плед, руки ее при этом слегка дрожали. — И это к лучшему. Я не хочу, чтобы он вернулся в мою жизнь!

— Ты в этом уверена? Ты действительно… ну, не хочешь сказать ему правду? — Дэвид поднял вверх руки, как бы сдаваясь, когда Мэгги блеснула своими зелеными глазами. — Ладно, ладно, я прошу прощения, если сказал что-то не то, но я хорошо помню твой взгляд, Мэгги, тогда вечером. Как будто он нанес тебе смертельный удар, не узнав в Джейни свою дочь. Я знаю, он причинил тебе боль, говорил и делал ужасные вещи, но уверена ли ты до конца, что не хочешь, чтобы он знал правду? — Дэвид пожал плечами, глаза его потемнели. — Я уверен, что мне очень не хотелось бы не знать, что у меня есть ребенок.

— Мэтью отказался от всех своих прав, когда развелся со мной. Я надеюсь, ты не забыл, что он сказал, в чем он нас с тобой обвиняет? — Она отшвырнула плед в сторону, уставив руки в бока, и лицо ее исказили болезненные воспоминания. — Я не забыла ни слова, Дэвид, ни единого слова. Как могла я забыть, когда каждая фраза отпечаталась у меня в сердце? — Она судорожно вздохнула, затем выдохнула, заставляя себя расслабиться, испуганная тем, что может сказать, чего не следует, и Дэвид догадается, что она встречалась с Мэтью еще раз после того вечера. Дэвид по-своему упрям. Он откажется от поездки, если хоть слегка заподозрит о том, что произошло и чем угрожал Мэтью, — А теперь давай отправляйся. Отправляйся, не то опоздаешь на самолет.

Она проводила его до двери, торопливо обняла, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, и посмотрела, как он прошел по дорожке и сел в машину. Он завел мотор, помахал ей и отъехал, но прошло несколько минут, прежде чем Мэгги вошла внутрь и закрыла за собой дверь. В первый раз с момента развода она по-настоящему осталась одна, впервые ей действительно приходилось полагаться только на себя, без опоры на утешающее присутствие Дэвида, и она почувствовала себя совершенно беззащитной.

Что ей делать, если Мэтью будет искать с ней встречи вновь, полный решимости осуществить свою угрозу? Она так старалась убедить себя в том, что больше не любит его, но за прошедшую неделю поняла — это не так.

Она могла ненавидеть его за то, что он сделал, но глубоко внутри все еще отвечала на его чувства.

Он сказал, что ему нужно изгнать призраки, и она верила ему, потому что у нее были свои призраки, свои воспоминания, свои глупые мечты повернуть время вспять.

Если он появится вновь, ей придется бороться не только с ним, но и с собой.

Устало вздохнув, Мэгги наклонилась и подняла с пола последнюю игрушку, чтобы бросить ее в ярко-красный пластмассовый ящик. Когда она распрямилась, в голове у нее все поплыло от утомления. Джейни прекрасно чувствовала себя все утро и принималась играть то в одно, то в другое, всякий раз разбрасывая на полу в гостиной горы игрушек. Обычно Мэгги заставляла дочурку убирать игрушки за собой, но сегодня это показалось ей слишком тяжелым занятием. Гораздо проще было убрать их самой.

Бросив последний взгляд на комнату, чтобы убедиться, что она ничего не упустила, Мэгги медленно прошла на кухню и наполнила чайник, прежде чем разорвать пакетик с лимонным напитком, который, судя по надписи на нем, гарантировал излечение от простуды. Она налила в кружку горячую воду, прошла с ней в гостиную и села. Сморщив нос, она осторожно попробовала напиток. Мэгги откинулась в кресле, ощутив, как ноют ноги и шумит в висках, и так продолжалось весь день с того момента, как она встала. Как было бы хорошо забраться в постель и накрыться с головой до тех пор, пока не станет лучше, но разве с маленьким ребенком на руках такое возможно!

В дверь позвонили, и она вздрогнула, отставила в сторону кружку, а затем вскочила и подбежала к окну, чтобы осторожно выглянуть из-за занавески. Она начала так поступать с прошлой недели — сначала смотреть, а потом открывать дверь, боясь увидеть на пороге Мэтью, но несмотря на то, что была к этому внутренне готова, все равно испытала шок при виде его знакомой высокой фигуры.

Она опустила занавеску и отступила назад, прижав руку к груди, чтобы унять сильное сердцебиение, и почувствовала, что вся дрожит. Он так ясно объяснил ей там, в ресторане, свои намерения, сделал это с помощью столь красноречивых слов, что ей показалось, она сейчас упадет в обморок. Только железная решимость, приобретенная за последние годы, удержала ее на ногах, и она не потеряла сознание.

Дверной звонок зазвенел вновь, на сей раз громче и настойчивей, в нем чувствовалось нетерпение, и легкая горькая усмешка коснулась ее губ. Он привык, что все вскакивали по его команде, выполняя ее немедленно, и она хорошо могла себе представить его растущее раздражение от того, что она не открывала дверь. Что ж, пусть стоит там хоть целый день и звонит, она ни за что не впустит его!

Звонок зазвонил вновь, затем еще и еще, и Мэгги заткнула уши, чтобы не слышать его, но вдруг застыла, заслышав знакомый рев сверху. Видимо, звуки разбудили Джейни — теперь она будет капризничать до конца дня.

Она поспешила наверх, вынула ребенка из кроватки и нежно вытерла рукой ее слезы.

— Ш-ш-ш, все в порядке, куколка. Он скоро уйдет.

Она нервно зашагала по комнате, крепко прижимая Джейни к себе, но спустя еще десять минут она поняла, что Мэтью и не собирается уходить, и ее нервозность стала передаваться Джейни. Девочка стала плакать пуще прежнего, слезы струились у нее по щекам, и это обстоятельство заставило Мэгги осознать, что необходимо что-то предпринять, чтобы прекратить весь этот шум снизу.

Еще крепче прижав к себе Дженни, она сбежала вниз по лестнице и широко распахнула дверь, ее глаза были ледяными, когда она уставилась на Мэтью.

— Ты что, черт возьми, делаешь? Ты напугал Джейни до смерти своими звонками.

Он снял руку со звонка и поднял ее, чтобы откинуть растрепавшиеся черные волосы со лба, лицо его было недовольным.

— Не вини в этом меня. Тебе давно следовало открыть дверь, а не игнорировать звонки.

— Игнорировать? Как можно игнорировать такой шум! — Она судорожно вздохнула, сердце у нее билось так часто, что ей казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Но она должна была сохранять спокойствие, должна обращаться с Мэтью всего лишь безразлично, а не демонстрировать эту бешеную ярость, которую, казалось, он всегда в ней вызывал. — Что тебе нужно, Мэтью? Мне казалось, я ясно дала понять, что тебе не следует сюда приходить.

Он в удивлении приподнял темную бровь, а его губы насмешливо скривились, когда он посмотрел на ее бледное лицо.

— А мне казалось, что я ясно дал тебе понять, каковы мои намерения.

— Ты — сумасшедший, слышишь меня? Ты совсем сошел с ума, если думаешь, что я когда-либо пожелаю иметь с тобой дело! А сейчас уходи, оставь меня, пока я…

— Пока ты что? Побежишь и расскажешь моему дорогому братцу? — Он холодно улыбнулся. — Ты ведь не можешь этого сделать, не так ли? Потому что Дэвид уехал в Америку и оставил тебя здесь одну.

На лице у нее, должно быть, читался шок, потому что его улыбка сделалась еще шире, и она рефлекторно отступила назад. Он воспользовался моментом, чтобы еще шире раскрыть дверь, и вошел в холл, плотно закрыв за собой дверь, несмотря на ее протесты.

— Что ты делаешь? Убирайся отсюда немедленно или я вызову полицию, и тебя арестуют!

— Ты это сделаешь, Мэгги? Не думаю. Я уверен, что твоей подмоченной репутации тебе хватит до конца жизни. И потом, надо же и о ребенке подумать! Каково ей будет узнать об этом в будущем?

— Я ненавижу тебя, Мэтью Кейн — ненавижу!

— Не больше, чем я тебя, Мэгги.

— Тогда зачем ты это делаешь? Почему ты не оставишь меня в покое? Не может же тебе это нравиться!

Ее слова прозвучали как крик отчаяния, как мольба о пощаде, но он остался равнодушным к ним, на лице у него ничего не было написано, кроме холодной отстраненности, которая буквально леденила ей душу.

Когда он заговорил, его голос звучал уверенно, звонко, отчего у нее мурашки побежали по спине.

— Мне это не нравится, но я вынужден это делать для своего спокойствия. — Он придвинулся ближе, уставившись ей прямо в глаза, и она ощутила холодный взгляд голубых глаз как нечто материальное. — Я старался выбросить из головы мысли о тебе, я делал все возможное, чтобы начать жизнь сначала, но ты всегда там, Мэгги, всегда в моей душе, незаживающая рана. — Он схватил ее за плечи и крепко удерживал, когда она попыталась высвободиться. — Я смогу освободиться от прошлого, только если вернусь в него и переживу все заново, изгоню призраки, которые преследуют меня!

— Нет! — Она покачала головой, сопротивляясь его хватке, отягощенная весом Джейни, которую она по-прежнему крепко держала на руках. — Все кончено. Все кончилось три года назад — нельзя вернуться назад, нельзя ничего изменить сейчас!

Его пальцы впились в ее тело, причиняя боль, но она видела, что он не осознает этого.

— Это никогда не кончится до тех пор, пока я не сотру из памяти то, что ты содеяла. И единственный способ сделать это — заставить тебя страдать, как я страдал!

Она не могла говорить, не могла двигаться, не могла найти в себе силы сделать что-либо, удерживаемая его яростью, горечью и чувством своего поражения. Она всю себя отдала их браку, а оказалось, что этого недостаточно.

Но она не позволит разрушить свою жизнь его безумным желанием мести.

— Нет, Мэтью. Ты ошибаешься. Ты ничего не достигнешь, причинив мне боль. Ты должен принять то, что случилось, и продолжать жизнь, как это пытаюсь делать я. Заставив меня страдать, ты не залечишь рану, ты вскроешь ее вновь! Месть — это не решение.

— Нет? — Его голос смягчился, а глаза смотрели так, что у нее заиграла кровь, но, хоть убей, Мэгги не могла сказать, было ли это от страха или по какой другой причине, куда более грозной для спокойствия ее души. — Может, и не решение, Мэгги, но я хочу убедиться, что я не прав. Можешь отрицать сколько угодно, но ты все еще чувствуешь что-то ко мне, как и я чувствую что-то к тебе, и до тех пор, пока оба от этого не избавимся, мы не будем полностью свободны!

— Нет! — Она вырвалась от него, прижав к себе Джейни так крепко, что та захныкала и попросилась вниз. Мэгги поставила ее на ноги и проследила, как она побежала в гостиную, прежде чем вновь повернуться к Мэтью; лицо ее было бледно, и его искажала боль. — Ты говоришь, я до сих пор что-то чувствую к тебе, что ж, ты прав, но это не любовь! Выкинь ее из головы раз и навсегда!

— А я и не говорил, что это любовь. — Он мягко рассмеялся, и, когда поймал ее за руки и наклонил свою голову, чтобы прижаться губами к ее губам, его намерения ясно читались на лице. Мэгги похолодела, все ее тело оказалось как бы скованным при этом знакомом нежном прикосновении его губ. Она закрыла стаза, борясь с нахлынувшими на нее воспоминаниями и неожиданным пламенем ожившего желания. Мэтью всегда так действовал на нее. Ему стоило только коснуться, чтобы она вся запылала, и ее охватывало единственное желание — ощутить его руки на своей коже, и сейчас она была безоружна против него.

Медленно, деликатно его язык обвел контуры ее губ, дразня, мучая, пробуждая внутри нее прежнее пламя с такой легкостью, что она готова была заплакать от стыда. Неужели она и в самом деле такая безвольная, что может вот так стоять и позволять поступать с ней, как ему вздумается? Неужели она настолько слаба, что позволит чувственности затуманить рассудок?

Она вырывалась, тщетно пытаясь заставить его остановиться, но когда ее руки коснулись сквозь расстегнутый ворот рубашки теплых мускулов его груди, она потеряла контроль над собой, захваченная водоворотом чувств. Ее рот приоткрылся в беспомощном стоне, и он немедленно воспользовался этим, углубив свой поцелуй, его язык стал чувственно исследовать контуры ее губ до тех пор, пока вся она не загорелась от желания. И когда его рука скользнула под свитер и сжала ее грудь, она прильнула к нему в страстном желании ощутить прикосновение его пальцев к своему соску, вновь испытать чудо, которое один он мог сотворить.

— Мамочка… мамочка, смотри!

Детский голос прорезался сквозь пламя желания, возвращая ее к действительности. Она резко высвободилась из рук Мэтью и обернулась, отбрасывая рыжие локоны с лица дрожащими руками. Все тело охватил жар, кровь волновалась, сердце билось так, что она с трудом дышала, и острая боль охватила ее от собственной глупости.

— Посмотри, мамочка.

Джейни стояла в дверном проеме гостиной, держа в руках башню из ярких деталей конструктора фирмы «Лего». Мэгги заставила себя улыбнуться губами, которые неожиданно застыли.

— Прелестно, дорогая. А почему бы тебе не пойти и не попробовать сделать ее еще больше?

Джейни с минуту серьезно посмотрела на нее, затем улыбнулась и вернулась в комнату, мурлыкая что-то себе под нос, явно не понимая того, что происходило в холле. Как Мэгги завидовала ей, как бы она хотела также отбросить от себя то, что произошло несколько минут назад.

Она распрямила плечи и посмотрела на Мэтью с вызовом. Он стоял не шелохнувшись, и на его лице было непривычное выражение глубокой грусти, что удивило ее, но, когда он перехватил ее взгляд, оно изменилось на выражение такого самодовольства, что она похолодела от страха. Он почувствовал, как она отозвалась на его ласки, почувствовал желание, поднимавшееся в ней при его прикосновении, и ей надо было каким-то образом убедить Мэтью — что бы ни случилось, она никогда не полюбит его!

— Что ж, теперь у тебя есть доказательство того, что я что-то испытываю, Мэтью. Я не отрицаю этого. Тебе всегда удавалось будить во мне желание, но и только, и я не настолько глупа, чтобы позволить тебе воспользоваться этим обстоятельством!

Он резко засмеялся, засунув руки глубоко в карманы своих брюк и лениво опершись о стену, в то время как продолжал внимательно разглядывать ее зардевшееся лицо.

— Ты и в самом деле думаешь, что это так просто, Мэгги? Думаешь, ты сможешь включать и выключать свои чувства по желанию?

— Конечно, смогу!

Он покачал головой, на его волосы падал свет, и, казалось, они светились синим пламенем.

— Нет, Мэгги. Когда ты будешь лежать в постели сегодня ночью, твое тело будет грезить о моем прикосновении, твоя кровь будет играть в ожидании огня, который могу зажечь только я. Я это знаю. Я прожил с этим желанием три года, это как болезнь, и я до сих пор не нашел от нее лекарства. Но я найду!

— Нет! Я не позволю тебе ничего с собой сделать, слышишь? Ничего! Неужели ты думаешь, я такая дура, что начну все сначала? — Она горько рассмеялась, не замечая слез, которые потекли у нее по щекам. — Я могу грезить, Мэтью, но ты никогда об этом не узнаешь, потому что не позволю тебе вновь исковеркать мне жизнь, как ты это сделал раньше, своей безумной ревностью.

— У тебя просто истерика.

— Да? И почему это у меня истерика из-за того, что мой бывший муж только что пригрозил искалечить мне жизнь? — Она судорожно вздохнула, стараясь успокоиться. Она должна была убедить его сейчас, что он ошибается, предпринимая подобное. — Три года не разрушили память о том, что произошло, Мэтью. Я до сих пор помню все, что ты сказал, что ты сделал. Ты винил во всем Дэвида, но он был лишь мальчиком для битья, потому что тебя пожирала ревность всякий раз, когда я общалась с мужчинами! И со сколькими, по-твоему, у меня были романы? С двумя, с тремя… с тремя десятками? Давай, Мэтью, сосчитай!

Лицо Кейна помрачнело от гнева, когда она подначивала его, и он резко отпрянул от стены, но Мэгги не сдавалась. Она почувствовала себя уставшей, уставшей от оскорблений, обвинений в том, чего никогда не совершала и чего у нее даже в мыслях не было.

— С тех пор, как мы поженились, я ни разу не посмотрела на другого мужчину, Мэтью. Даже не подумала ни о ком другом. Ты заменил мне всю вселенную, я прошла бы босиком по пламени, если бы ты мне приказал, но тебе ведь этого было мало, не так ли? Ты хотел владеть мной, моей душой и телом безраздельно, оградить меня от остального мира, меня, твою исключительную собственность. По этой причине ты заставил меня бросить работу, по этой причине ты медленно, но верно, оторвал меня от всех моих друзей. И когда я, без всяких задних мыслей, подружилась с твоим собственным братом, ты это расценил по-своему. Что ж, ты преуспел в своих самых сокровенных желаниях, и теперь мне никто не нужен в жизни, и особенно ты! — Она прошла к двери и распахнула ее настежь. — А теперь убирайся отсюда и никогда больше не возвращайся!

На какую-то секунду ей показалось, что он не послушается, но затем он медленно пошел в направлении к двери, и она облегченно вздохнула, но, как оказалось, преждевременно. Поравнявшись с ней, он остановился и уставился на нее ледяными глазами.

— Ты так меня любила, что даже не смотрела ни в чью сторону? Так? — Он взял ее за подбородок и поднял вверх ее лицо, когда она попыталась отвернуться. — Что ж, если это так, то объясни тогда, пожалуйста, чей это ребенок. — Он насмешливо улыбнулся. — Тебе не понадобилось много времени, чтобы забеременеть, не так ли, особенно если учесть, что твоя дружба с Дэвидом была чиста и невинна? Это исходя из того, конечно же, что отец — мой дорогой брат, но я в этом глубоко сомневаюсь! — Он отпустил ее и сделал шаг назад. — Ты рассказываешь жалостливую сказку, Магдалена, но забываешь, что я знаю тебя и твои способности. Так что прибереги свои душещипательные истории для кого-нибудь другого, со мной этот номер не пройдет. Я по-прежнему полон решимости, и ничто не поколеблет ее, что бы ты ни говорила.

— Убирайся! — Она собрала все свои силы, чтобы ее слова прозвучали твердо, а сама цеплялась за дверь в ужасе, что может сейчас просто рухнуть на пол к его ногам.

— Я ухожу, но я вернусь, будь уверена.

— Но почему? — Она еле проговорила эти слова, но он расслышал и ядовито улыбнулся. Глаза его блестели как льдышки, когда он протянул руку и провел пальцем по ее щеке и мягким теплым губам.

— По причинам, которые я тебе уже изложил, плюс еще по одной, которая даже меня удивляет.

— Какой причине? — Она отдернула голову от его руки, продолжая ощущать его легкое прикосновение как нечто осязаемое.

— По причине ребенка. — Он посмотрел мимо нее, и что-то в выражении его лица заставило ее сердце сжаться от боли. Она оглянулась, и ей стало страшно, когда она увидела, что Джейни стоит в холле и наблюдает за ними.

Она инстинктивно повернулась, чтобы подойти к ней, но остановилась, когда Мэтью продолжил бесстрастным голосом, который, однако, задел ее больше, чем любое проявление гнева.

— Она могла бы быть нашим ребенком, Мэгги, твоим и моим, и мне кажется, я никогда тебе этого не прощу!

У нее перехватило дыхание, и, резко обернувшись, она увидела выражение страдания на его лице, прежде чем он повернулся и вышел. Она медленно закрыла за ним дверь, взяла на руки Джейни, которая подбежала к ней, и крепко прижала ее к себе, но даже это не смогло растопить нараставший в душе холод. То, что Мэтью мог хотеть ребенка, как-то никогда не приходило ей в голову, и теперь потрясло до глубины души. Он причинил ей столько горя, поступил с ней несправедливо, но не обошлась ли она с ним еще более жестоко, утаив от него правду о дочери?