Находка Джинни Гамильтон

Восьмая глава

— Такое впечатление, что ты собираешься проткнуть этим ножом меня, а не пирог, — заметил Оливер с обычной иронией.

— Какая замечательная мысль, — буркнула Джинни, улыбнувшись фотографу, нацелившему на нее камеру. — Это бы одним махом решило все мои проблемы.

Оливер рассмеялся.

— О, нет… было бы жалко залить кровью такое чудесное платье. По-моему, оно великолепно — наверняка, обошлось мне в целую кучу денег?

— Конечно.

— Если смотреть отсюда, оно того стоит, — хрипловато произнес Оливер. Так как стоял он прямо за плечом своей невесты, ему открывался весьма соблазнительный вид на ее грудь. Треугольный вырез платья был достаточно скромным, но Оливер всегда умудрялся вогнать Джинни в краску.

Только два дня назад ей удалось смыть пятно со своей кожи. Весь прошлый месяц, глядя в зеркало, Джинни видела эту метку владельца, слишком остро напоминающую о том, как рука Оливера сдавливала и ласкала ее голую грудь… и об исключительных правах, которые он получит.

Прошедшие несколько недель были наполнены лихорадочной деятельностью. И это к лучшему, — мрачно решила Джинни, — поскольку времени на размышления не оставалось. Даже сегодняшним утром она бегала, как белка в колесе, давала указания официантам, проверяла цветы, пока парикмахерша суетилась вокруг нее, а Сара с невозмутимым видом прикрепляла длинную кружевную вуаль к венку посреди бурлящего хаоса.

Она и опомниться не успела, как все свершилось. Клятвы произнесены, брак зарегистрирован, фотографы запечатлели радостное событие на пленку. У Джинни улыбка не сходила с лица — неужели она действительно казалась счастливой? Естественно, никто ничего не заподозрил. Быть может, все невесты лихорадочно отхлебывают шампанское пересохшими от волнения губами, и отводят глаза, чтобы не встретиться взглядом со своим женихом.

— Должен тебя поздравить, — тихо продолжил Оливер. — Ты отлично все устроила.

— Спасибо.

— Ты превзошла мои ожидания. — В его голосе вновь зазвучала насмешка. Интересно, так и дальше пойдет? Горю желанием выяснить… чуточку позже.

Джинни глубоко вздохнула, заметив, как вздымается ее грудь под нежными кружевами цвета слоновой кости. Позже… Первые несколько дней медового месяца они проведут в Париже, а затем полетят куда-то еще. Оливер пообещал ей полное уединение на целых две недели. И предупредил, чтобы она не брала слишком много вещей…

— Еще улыбочку, пожалуйста… — Наконец фотограф закончил, и шустрый молоденький официант занялся пирогом.

— Верхний ярус разрезать не надо! — торопливо напомнила ему тетя Марго. — Его нужно сохранить до первых крестин!

— Естественно. — Оливер все еще обнимал Джинни за талию. — Я с удовольствием сделаю тебя беременной, — пробормотал он, придвинувшись чуть ближе, чтобы не услышали окружающие.

Джинни с ужасом взглянула на него, безуспешно пытаясь вырваться.

— Это не было… частью сделки, — возмутилась она.

— Конечно, было. Наверное, я даже позабочусь, чтобы ты была беременной постоянно… тогда у тебя не возникнет желание наставить мне рога с каким-нибудь тупицей вроде Джереми.

— Я… никогда так не поступлю, — возразила Джинни, спокойно взглянув ему в глаза.

— Конечно не поступишь, когда я буду рядом, — угрожающе промолвил Оливер. — К несчастью, я не смогу оставаться с тобой постоянно. А доверять тебе, как я понял, нельзя.

— Что ж, это взаимно, — прошипела Джинни в ответ. — По крайней мере, мы оба знаем, что получили.

— Еще нет.

Ее не обманула улыбка Оливера. Браки, в соответствии с романтической легендой, заключаются на небесах… но этот определенно родом из ада!

Оркестр играл легкую, ритмичную мелодию, которые нравятся абсолютно всем, начиная от маленьких кузин Оливера, наряженных подружками невесты, и заканчивая его престарелой двоюродной бабушкой. Джинни степенно прогуливалась со своим свекром вокруг шатра, установленного на лужайке. Ее длинная кружевная вуаль ниспадала на обнаженные плечи, шлейф с помощью ленточки крепился к запястью.

Оливер в нескольких метрах от нее танцевал с одной из своих теток, и Джинни украдкой посматривала на него из-под ресниц. Она и сейчас понимала причину своей детской любви. В то время ей не нужно было многого — хватило бы и густых черных волос, высоких скул, решительного подбородка. Но на самом деле ее внимание привлек чувственный изгиб его твердых губ и угрожающий блеск глаз. И его смех, низкий и хрипловатый, когда он ел мороженое в Бэттери-парк…

И еще его поцелуи, крепкие объятия, горячие и уверенные губы, нежные и искусные прикосновения… Джинни хотела его до боли. А теперь она стала его женой. Его женой… Она мысленно повторяла это слово, смакуя его, представляя, что эта свадьба была ее самой заветной мечтой…

Но как только Оливер повернулся и перехватил ее взгляд, грезы рассеялись. Завтра в Париже она начнет расплачиваться за то, что шесть лет назад ранила его мужскую гордость.

Дядя Говард, не подозревающий о ходе ее мыслей, добродушно улыбался.

— Знаешь, я очень счастлив, что ты наконец вошла в нашу семью, признался он. — А твоему папе было бы приятно узнать, что ты наконец в безопасности. Ты унаследовала большие деньги, а это могло бы привлечь… нехороших людей. Но с Оливером тебе нечего бояться.

Джинни уставилась на него в изумлении.

— Разве… вы не знаете? — пробормотала она. — О том, что случилось?

— А что случилось? — безучастно переспросил он. — Понятия не имею, о чем речь.

— Я думала, папа вам рассказал. — На самом деле ничего она не думала. Так ей говорил Оливер. — То есть, я знаю, что вы не были его банкиром…

— О, нет. — Дядя Говард с улыбкой покачал головой. — Когда-то очень давно мы пришли к соглашению. Как говорится, дружба дружбой, а денежки врозь. Вот мы и решили никогда не обсуждать друг с другом финансовые дела. Твой папа хранил свои сбережения в других банках, никогда не спрашивал моих советов, да и я с советами не лез. Так-то оно лучше. Никогда ведь не знаешь, как дело обернется. Вообще-то, если позволишь, я бы предложил вам с Оливером придерживаться такой же стратегии. Чтобы ты сама распоряжалась своим состоянием и имела своего собственного финансового консультанта. Уверен, что Оливер будет со мной полностью согласен.

— Да… — Несмотря на полнейший сумбур в голове, Джинни решила держать язык за зубами. — Да, отличный совет, — пробормотала она. — Спасибо.

Выходит, Оливер солгал — он не мог узнать о папином разорении от своего отца, поскольку дядя Говард и сам ничего не подозревает. Тогда откуда он узнал? И зачем было врать?

Но времени на размышления нет. Сара вместе с несколькими подружками уже стоит у входа в шатер и размахивает руками, пытаясь привлечь внимание Джинни. Пора переодеваться в «костюм для бегства».

Дядя Говард удовлетворенно хмыкнул.

— Ах, вижу, тебя зовут. Иди собирайся, дорогая. — Он чмокнул ее в щеку. — Я еще зайду попрощаться перед вашим отъездом в Париж.

— Конечно.

Еле сдерживая нетерпение, Джинни направилась к подругам. Они с хохотом промчались по саду, где на густую траву под старыми яблонями уже ложились вечерние тени. Затем пересекли веранду, на которой шесть лет назад Джинни подслушала роковой разговор и бросила в лицо Оливеру свое изумрудное кольцо, и, проскользнув в дом через застекленную дверь, взбежали по лестнице в спальню Джинни.

Теперь это уже не ее спальня — отныне Джинни будет делить ее с Оливером. Комната удобно располагалась в задней части дома, три ее окна выходили в сад, высокий потолок был покрыт причудливым узором, а массивный мраморный камин поражал своей элегантностью.

Поскольку с деньгами проблем не было, Джинни приобрела в городе груду белых кружев и атласа, сочетающихся с бледно-желтыми обоями, и светлые китайские ковры на блестящий паркетный пол. За антикварную кровать, купленную на аукционе, пришлось яростно торговаться — стойки были из красного дерева, а ткань балдахина украшал нежнейший узор из цветов и листьев. Кроме того, Джинни откопала в одной из соседних комнат два французских кресла и сменила обивку (жутко дорого обошлось), чтобы поставить по обе стороны от камина.

Гардеробных было две — для Оливера и для Джинни. Ее комнату все еще усеивали следы лихорадочных приготовлений — салфетки, клочки оберточной бумаги, несколько влажных полотенец.

Джинни недовольно огляделась по сторонам.

— Что за бардак! Как будто здесь стадо слонов топталось.

Сара расхохоталась.

— Ой, не обращай внимания. У тебя есть дела поважнее.

Джинни невольно улыбнулась. Хотя Сара была ее лучшей подругой, довериться ей Джинни не могла (а может, слишком привыкла скрывать свои неприятности, чтобы решиться на откровенность). Питер, более проницательный, догадывался, что дело нечисто, но вопросов задавать не стал.

— Ну разве девочки не прелесть? — спросила Сара. — И так хорошо себя вели. Помнишь, как на свадьбе Кэсси Клейтон одна из ее маленьких племянниц решила, что у сестры букетик лучше, и полезла в драку? Я чуть со смеху не померла! Знала ведь, что нельзя смеяться, но не удержалась.

— Помню. — Джинни хихикнула, радуясь возможности отвлечься от мрачных предчувствий. — А ее сестра уселась задницей прямо в варенье. И еще, дедушка Кэсси сказал Мэдди Рэтклифф, что она танцует как бегемот, а когда она собралась уходить, то споткнулась о кадку с цветами и грохнулась в кучу роз и гвоздик.

— Ой, это было жестоко! — воскликнула мягкосердечная Сара, хотя смеяться не прекратила. — Слушай, Джинни, ты сначала платье снимешь, или с вуалью помочь?

— Вытащи меня из этого платья. А потом я спокойно займусь вуалью. Ты не поможешь расстегнуть молнию?

Дверь плавно раскрылась; Джинни сидела лицом к зеркалу и, подняв глаза, увидела Оливера, небрежно облокотившегося о дверной косяк. Ошеломленная, она взглянула на нежданного гостя так, словно это был сам дьявол.

— Оливер! — Сара хихикнула. — Тебе сюда нельзя.

Он вопросительно изогнул бровь.

— Почему?

— Джинни переодевается в дорожное платье.

— Вижу. — В его голосе чувствовалась легкая хрипотца, выдающая скрытые намерения. — Просто я подумал, что могу… помочь.

— А! — Сара радостно рассмеялась, притворяясь удивленной. Она взглянула на остальных девушек. — По-моему, нам пора уходить, — возбужденно прошептала она. — Идем.

У Джинни возникло искушение попросить их остаться, но тогда они точно сочли бы ее сумасшедшей. Она так и стояла спиной к двери, лицом к зеркалу, придерживая платье рукой. Во рту у нее пересохло. Каким-то образом ей удалось улыбнуться подружкам, когда они со смехом выбегали из комнаты. Если они и почуяли что-то неладное, то наверняка спишут это на запоздалый приступ предсвадебного волнения.

Оливер закрыл за ними дверь, не сводя глаз с зеркала. Джинни очень медленно повернулась.

На его твердых губах играла высокомерная улыбка — улыбка победителя, изучающего свою добычу.

— Кажется, ты снимала платье, — протянул он. — Так продолжай, не стесняйся.

Джинни глубоко вздохнула; только величайшее усилие воли позволило ей не опустить голову и храбро взглянуть в его насмешливые глаза. Сейчас уже поздно сопротивляться — клятвы произнесены и отступать некуда. Полуобернувшись, она дрожащими руками стянула с себя ворох роскошного атласа и кружев, старательно повесила платье на стул и сложила шлейф в последней попытке оттянуть ужасный момент.

— Ну и платье, — насмешливо заметил Оливер. — Оно не кажется тебе несколько… неподобающим?

— Неподобающим? — повторила Джинни, отказываясь понимать намек.

— По-моему, оно должно символизировать незапятнанную невинность невесты. А разве твоя невинность не… запятнана?

— Нет, — огрызнулась Джинни.

Оливер удивленно выгнул бровь.

— Правда? Да ну, не думаешь же ты, что я в это поверю.

— Почему нет? — Джинни повернулась к нему лицом, пожалев о своей откровенности. — Это правда.

Оливер не ответил. Но в его темных глазах что-то мелькнуло, и у Джинни мурашки пробежали по коже. Она до сих пор не сняла вуаль, белое кружево водопадом струилось по ее спине. Но теперь Оливер мог впервые увидеть результат ее похода в самый роскошный магазин белья на Бонд-стрит.

Белая кружевная грация плотно облегала ее стройную фигуру, поддерживая пышную грудь. Джинни знала, что сквозь полупрозрачную ткань просвечивают ее нежные розовые соски.

Грация была снабжена подвязками, к которым крепились белые шелковые чулки. Белые свадебные босоножки на высоких каблуках подчеркивали стройность ног Джинни, а ее единственным украшением, не считая обручального кольца, было бабушкино ожерелье — пять ниток жемчуга, обвивающих шею.

Оливер не торопился, разглядывая каждый дюйм ее тела с нескрываемым удовольствием.

— Очень хорошо, — одобрил он. — Намного приятнее разворачивать сверточек, когда он так красиво упакован.

Джинни вспыхнула, но не осмелилась ответить.

Не сводя с нее глаз, Оливер снял галстук и швырнул его на стул позади себя, затем сбросил пиджак одним движением широких плеч, от чего у Джинни внезапно пересохло во рту.

— Лучше убери эту вуаль, — предложил он. — А то ею и удавиться недолго.

Пальцы Джинни онемели; она знала, что как только поднимет руки, чтобы снять с головы венок, ее грудь, обтянутая тонким кружевом, приподнимется тоже. Оливер не упустил этого мгновения, его темные глаза вспыхнули пламенем, а чувственные губы изогнулись в насмешливой улыбке.

За несколько долгих секунд, потраченных на избавление от вуали, Джинни успела возненавидеть Оливера за то, что он вынудил ее разыграть это эротическое шоу. Ее волосы темной блестящей волной рассыпались по плечам; она бросила вуаль на стул и, подбоченившись, окинула Оливера яростным взглядом.

Оливера явно забавляла ее строптивость.

— Так скажи мне, — поинтересовался он, — если ты девственница, что же тогда делал Луи?

— Луи? — непонимающе переспросила Джинни.

— Красивый молодой французик, ставший твоим первым любовником.

— А… — Она покраснела до корней волос. — Луи не существует. Я его… выдумала.

— И остальных тоже?

— Остальных не было. — Джинни вскинула подбородок, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно. — Это были… лживые сплетни.

— Вранье? — Оливер вопросительно изогнул черную бровь. — Все вранье?

— Все, — подтвердила Джинни, чувствуя себя все более беззащитной.

— Объяснись.

Джинни пожала хрупкими плечами. Оливер умеет чувствовать ложь, но и всю правду она рассказывать не хотела.

— Думаю… это… Все началось с Марка. У меня с ним ничего не было… Кроме всего прочего, он был сильно пьян. Но после случившегося все мальчишки, с которыми я гуляла, решили, что я готова на все. А я им отказывала. Но так как они боялись признаться своим друзьям, что остались с носом… Наверное, чтобы не сделаться посмешищем. Поэтому… они хвастались тем, чего не было. Я ничего не могла с этим поделать, мне бы все равно никто не поверил.

— Ну и ну! — Оливер хрипло рассмеялся. — Ты и вправду превзошла мои ожидания. — Он медленно подошел к ней. — Кто бы мог подумать? Невеста-девственница. — Он поднял руку, провел ладонью по ее горлу и повернул к себе ее лицо; в его глазах мерцало темное пламя. — Я ждал этого шесть лет. Но теперь… ожидание закончилось.

Поцелуй, запечатленный на ее губах, был сладким, чувственным и возбуждающим. Но как только Джинни расслабилась, Оливер разомкнул объятия. Отвернувшись, он направился в спальню и плюхнулся на кровать, оставив девушку в полнейшей растерянности.

— Иди сюда, — скомандовал он тихим, но непреклонным голосом.

Джинни пришлось глубоко вздохнуть, чтобы унять сердцебиение. Стоила ли ее гордость той боли, которую она испытывала, скрывая от Оливера свою любовь? Но гордость — это все, что у нее осталось. Много лет назад Оливер завладел ее сердцем, а теперь получил для собственного удовольствия и ее тело. Можно только надеяться, что со временем он смягчится и начнет испытывать к ней более глубокие чувства, чем желание отомстить.

А пока… Джинни могла только подчиниться приказу этих темных, пугающих глаз. Очень медленно, стараясь высоко держать голову, она приблизилась к нему. Он окинул ее насмешливым взглядом, протянул руку и коснулся ее шелковистого бедра, принуждая присесть на край кровати.

Она судорожно сглотнула; Оливер расстегнул воротник своей накрахмаленной белоснежной рубашки, и в вырезе была заметна поросль черных волосков на его груди. Внезапно Джинни охватило желание расстегнуть остальные пуговицы и обнажить его широкую, мускулистую грудь. Оливер тихонько рассмеялся, словно прочитав ее мысли.

Не сводя с нее пристального взгляда, он ловко отстегнул ее чулки.

— Снимай, — приказал Оливер, улыбаясь. — Медленно.

Джинни выполнила его распоряжение, сбросила босоножки и начала медленно стаскивать шелковые чулки, дюйм за дюймом, пока они наконец не упали на пол. И тогда Оливер снова заставил ее присесть на кровать.

Джинни чувствовала себя слишком уязвимой, зная, как прозрачна ее кружевная грация, как плотно она облегает грудь и подчеркивает каждый изгиб фигуры. Не раздумывая, девушка подняла руку, чтобы отбросить за спину прядь волос, и заметила проблеск интереса в глазах Оливера, когда ее затвердевший сосок натянул тонкую ткань.

— Да… очень классная упаковка, — пробормотал Оливер. — Как же она расстегивается? Ах, да, вижу.

Впереди обнаружилась потайная молния, и Оливер потянул за замочек, расстегнув ее на несколько дюймов. Джинни судорожно вздохнула, и Оливер улыбнулся, заметив, как возбужденно вздымается и опадает ее грудь, освобожденная из тугого плена. Очень медленно, смакуя каждый сантиметр обнажающейся плоти, он расстегнул молнию до конца и бросил прямо на пол легкомысленное одеяние.

Джинни густо покраснела. Она стояла перед Оливером почти голая, если не считать жемчужного ожерелья и крохотных кружевных трусиков. Ей пришлось бороться с желанием опустить голову, прикрыть грудь волосами, спрятать предательски торчащие соски от его долгого изучающего взгляда. Но это была ее часть сделки, и, вопреки мнению Оливера, она не изменяла своему слову.

Поэтому она расправила плечи, намеренно выставив вперед свою обнаженную грудь. На губах Оливера вновь заиграла ленивая улыбка, когда он прикоснулся к ее нежной, персиковой коже, легонько погладил твердые соски.

— Значит… Не было Луи, — бормотал он хриплым и счастливым голосом. Не было Марка Рэнсома. Не было никого. — Его ладонь скользнула по левой груди Джинни, отметив то место, где находилась его собственная, теперь уже смытая, метка. — Только я. Никогда не забывай этого.

Джинни сверкнула глазами, возмущенная его наглыми притязаниями. Но Оливер прав, — напомнила она себе. С его точки зрения, она продалась ему за право вести экстравагантный образ жизни, к которому привыкла. Так пусть он так и думает — скрывая в тайне свою любовь, она оставляет себе единственное оружие против его невольной жестокости.

Своими длинными, ловкими пальцами Оливер гладил и ласкал ее обнаженные груди, играл с нежными сосками, внимательно следя за ее малейшей реакцией. Уж это она не сможет скрывать, не сможет притворяться равнодушной к его искусным прикосновениям — тело всегда ее выдаст. Но это не страшно — Оливер сам сказал, что основой их брака станет секс. Пусть думает, что она согласна с ним. Быть может, они останутся врагами, но страсти на их век хватит!

— Очень красивая упаковка, — рассеянно бормотал Оливер. — А грудки такие кругленькие и крепенькие, с такими очаровательными розовыми сосочками. Как раз умещаются в моей ладони… или во рту.

Он притянул Джинни к себе, и она задохнулась от восторга, когда его губы скользнули по ее набухшей груди. Жидкое пламя разлилось по ее животу, и, с внезапно вспыхнувшим возбуждением, она начала расстегивать пуговицы его рубашки, страстно желая ощутить ладонями его твердые мышцы. Он рассмеялся и внезапно схватил ее за запястья, опрокинул навзничь и придавил к постели своим весом. Его глаза горели.

Но его рубашка была расстегнута, а Джинни его хотела. Она высвободила руки, крепко его обняла, прижавшись к нему всем телом, и разомкнула губы навстречу его поцелую.

Губы Оливера, горячие и настойчивые, возбуждали в ней ответную страсть. Их языки затрепетали в танце, пока он не подтвердил свое превосходство, исследовав самые потаенные уголки ее рта. А она полностью покорилась, ее тело жаждало близости.

Оливер весело взглянул на нее, словно посмеиваясь над ее пылом, но Джинни было все равно. Когда его губы сомкнулись на одном из ее сосков, она прикрыла глаза, наслаждаясь удивительными ощущениями, тая, словно мед. Он ласкал ее груди по очереди, пока она не застонала от удовольствия.

А затем его руки скользнули под тонкое кружево трусиков. Джинни даже не подумала сопротивляться, хотя и ощутила некоторую неловкость, когда Оливер снял с нее трусики и куда-то их отбросил. Теперь она лежала под ним совершенно голая и беззащитная.

От первого интимного прикосновения у Джинни перехватило дыхание. Но ее страх развеялся, как только Оливер отыскал крохотную жемчужину наслаждения и принялся возбуждать ее, тихонько посмеиваясь над ее сладострастными стонами.

А затем… Джинни почувствовала, как он раздвигает ее бедра и наваливается всем весом. Она снова распахнула глаза, внезапно осознав, что готова полностью подчиниться. Отступать было некуда — Оливер получил то, что хотел, во всех смыслах этой фразы.

— Итак… Теперь я узнаю наверняка, говорила ли ты мне правду, — с улыбкой пробормотал Оливер.

Джинни охватил приступ ярости. Разве он до сих пор не поверил ей? Ее глаза вызывающе вспыхнули.

— Тогда давай, — усмехнулась она. — Возьми меня…

Джинни изогнулась, впившись ногтями в спину Оливера, и, внезапно утратив контроль, он вошел в нее. В первую секунду ее пронзила острая боль, и она вздрогнула всем телом, не удержавшись от крика.

— Дурочка! — Оливер покачал головой, сняв губами слезинку, скатившуюся из уголка ее глаза. — Тебе бы не было больно, если бы ты так не сделала.

— Но тогда ты не был бы полностью уверен, — прошептала Джинни в ответ. — А теперь ты знаешь.

— Да. — Он начал двигаться внутри нее, медленно и осторожно. — Теперь я знаю.

Джинни не смогла бы вообразить такое даже в самых безумных мечтах. Она инстинктивно подстраивалась под его ритм, распалялась все больше, дрожала от страсти. Они оба тяжело дышали, их тела взмокли от пота. Вскоре Оливер забыл о нежности, но Джинни это не беспокоило — ее голова кружилась, в нижней части живота нарастало странное напряжение…

А потом, внезапно, напряжение схлынуло, по ее жилам разлился жидкий огонь, и с последним всхлипывающим возгласом она почувствовала, что падает, падает, тонет в объятиях Оливера, пока они оба не рухнули, обессиленные, на смятые атласные простыни.