Девятая глава

— Ты действительно хочешь выйти сегодня?

Оливер стоял на пороге гардеробной, небрежно прислонившись к дверному косяку, и рассеянным взглядом смотрел, как Джинни натягивает узкое черное платье. Он был очень соблазнителен — из одежды только белое полотенце, обернутое вокруг бедер; широкая грудь покрыта бронзовым загаром, приобретенным во время медового месяца, и порослью черных вьющихся волос.

— Да, — настаивала Джинни. — Посол — очень милый мужчина. И мы ведь приняли приглашение, теперь уже неудобно не прийти.

— Милый мужчина? — повторил Оливер, подойдя ближе и проведя ладонями по ее телу. — Ты хочешь сказать, привлекательный?

— Конечно… нет, — запинаясь, возразила она. — Он мне… в отцы годится! Просто…

Оливер рассмеялся.

— Как я люблю твою прекрасную грудь, — хрипло пробормотал он, наклонив голову и поцеловав ее в шейку. — Такая упругая и пышная… Знаешь, я даже через платье чувствую, как у тебя соски затвердели. Твое тело создано для любви — оно откликается на каждое мое прикосновение. Давай скажем, что мы заболели… я точно чувствую, что у меня поднялась температура. Наверное, это лихорадка.

Джинни глубоко вздохнула, неуверенно рассмеялась и покачала головой.

— Нет… Оливер, пожалуйста…

Она прикрыла глаза и склонила голову ему на плечо. Ее рабство оказалось слишком приятным, но ради собственного блага иногда приходится проявлять строптивость.

— Фостер пригонит машину через несколько минут, — напомнила она, со смехом выскользнув из объятий Оливера. — Так что лучше одевайся.

Оливер сдержанно улыбнулся, глядя, как Джинни расчесывает свои длинные темные волосы.

— Подбери их, — приказал он.

— Думаешь? — переспросила Джинни, скручивая волосы в жгут и укладывая короной. — А мне не хотелось.

— Подбери, — прорычал он. — Распускать их будешь только для меня.

Джинни изумленно взглянула на Оливера. Иногда он казался таким собственником.

— Да, мой повелитель, — усмехнулась она. — Твое слово для меня закон.

— Вот именно. — Оливер схватил ее за плечи и крепко обнял; его хватка была железной — маленькая демонстрация силы, доказывающая, что он шутит лишь наполовину. — И никогда не забывай об этом.

На мгновение их взгляды встретились в зеркале. Но как только вызов в глазах Джинни сменился покорностью, Оливер ее отпустил.

— Ладно, я оденусь, — согласился он. — Черный галстук?

— Естественно.

Он ушел в свою гардеробную, а Джинни продолжила укладывать волосы.

Со дня свадьбы прошло шесть недель, наполненных таким счастьем, о котором Джинни не смела даже мечтать. Медовый месяц, проведенный на крохотном острове в Карибском море (пальмы, белый песок и ни единого человека вокруг), оказался сплошным блаженством.

Казалось, Оливер никак не может насытиться ею. Джинни с улыбкой вспоминала волшебные ночи, проведенные в его объятиях; пробуждения рядом с ним на широкой кровати; вечера, когда он возвращался с работы и набрасывался на нее прямо с порога: однажды они занимались любовью в оранжерее, несколько раз на полу гардеробной, и один раз (потрясающе, хотя и несколько неудобно) в чулане, где хранились плащи и галоши.

Джинни не требовалось много времени, чтобы уложить волосы в простую, но изящную прическу. Выпустив несколько локонов, чтобы смягчить эффект, она занялась косметикой — подчеркнула загар с помощью тонального крема, подвела глаза светло-коричневыми тенями, подкрасила длинные ресницы и намазала губы алой помадой.

Драгоценности? Простая золотая цепочка, серьги в виде тонких колечек и золотой браслет, подаренный Оливером после медового месяца, с застежкой в виде пары наручников. И, конечно, кольцо.

Надев черные вечерние босоножки, Джинни бросила последний взгляд в зеркало. Платье было одним из ее любимых — черное, шелковое, очень простого покроя, на тоненьких бретельках и с глубоким треугольным вырезом на груди. Ткань струилась по ее стройной фигуре почти до щиколоток.

— Готова?

В зеркале вновь появилось отражение Оливера. И когда Джинни взглянула на него, ее сердце забилось быстрее. Ему очень шел смокинг — Оливер носил этот наряд с особым щегольством, напоминающим о том, что под его утонченной оболочкой скрывается сильный, необузданный мужчина, недалеко ушедший от дикаря. В одно мгновение он может сбросить маску цивилизованности и утащить Джинни в свою пещеру…

— Что тебя развеселило? — спросил Оливер, заметив на ее губах улыбку.

— Ой… ничего. — Решительно выбросив из головы этот образ, Джинни равнодушно пожала плечами и схватила сумочку. Но Оливер, похоже, догадался об ее игривых фантазиях.

— Ничего? Но ты же не думала о том, о чем я думал только что, правда?

— Конечно… нет. — В ее голосе прозвучала предательская хрипотца. Торопясь, пока Оливер не разрушил ее планы на вечер, Джинни забросила сумку на плечо и выскочила из комнаты. — Идем, мы уже опаздываем, — заявила она, сбегая вниз по лестнице.

Оливер нагнал ее у входной двери. Элегантный «роллс-ройс» уже дожидался возле крыльца. Фостер распахнул дверцу, и Джинни с довольным вздохом юркнула в роскошный салон.

Судя по озорному блеску в глазах Оливера, легко отделаться ей не удастся.

— Это одна из тех ужасных вечеринок, где все говорят одновременно и шампанское слишком сладкое, — скучным голосом предупредил Оливер.

Джинни ощутила приятное предвкушение.

— Мы можем… уйти пораньше, если хочешь? — предложила она с предательской дрожью в голосе.

Оливер рассмеялся, низким, горловым смехом.

— Думаю, можно слегка… развлечься и здесь, — ответил он. Его рука лежала на спинке сиденья и, прежде чем Джинни успела понять, что происходит, он спустил с ее плеча бретельку платья, обнажив грудь, прикрытую только кружевом черной грации. — Я хотел узнать, какое белье ты надела, пробормотал он. — Мне нравится.

— Не надо! — возразила она, бросив испуганный взгляд на сидящего за рулем Фостера, торопливо натянула платье на плечи и отодвинулась от мужа как можно дальше. Он же не хочет заниматься с ней любовью прямо в машине… правда?

Оливер рассмеялся и опустил непрозрачный экран, отделивший их от водителя. Затем, с блеском в глазах, лишившим Джинни всякой способности к сопротивлению, вновь сбросил бретельку и провел пальцем по ее медовой коже вдоль кромки кружева до самой ложбинки между грудей.

— Что тебе не нравится? — усмехнулся он. — Боишься, что я испорчу твой макияж?

— Я…

Улыбаясь своей чарующей улыбкой, Оливер погладил ее грудь. Джинни чувствовала тепло его ладони. Ее соски затвердели, просвечивая темно-розовым цветом через черное кружево грации.

На мгновение Джинни зажмурилась. Она знала, что сопротивляться бесполезно — это только раззадорит Оливера. Единственное, что она могла сделать, — притвориться равнодушной, хотя дыхание, все более неровное и поверхностное, ее выдавало.

Движение в этот час не было слишком оживленным, и дорогой автомобиль беспрепятственно мчался по узким улицам пригорода. Откинувшись на спинку сиденья, Джинни видела людей, ждущих автобуса, стоящих на переходах, и напоминала себе, что они не смогут разглядеть ее сквозь тонированное стекло. Они не увидят, как ее муж расстегнул черную грацию и ласкает ее пышную грудь с порозовевшими сосками.

— Знаешь, твое тело — неиссякаемый источник удовольствия, — пробормотал он. — Особенно, когда ты пытаешься бороться с желанием. Тебе это не удается… и когда ты теряешь контроль над собой, это выглядит жутко забавно.

Ее глаза вспыхнули негодованием, но она ничего не могла поделать. Быть может, неразумно сдаваться без боя, но Оливер мог сломить ее сопротивление единственным прикосновением, единственным взглядом.

И да, как же это приятно! Если он захочет заняться с ней любовью прямо сейчас, она не сможет его остановить.

Словно в тумане, Джинни смотрела на знакомые улицы за окнами машины.

— Оливер, — в отчаянии взмолилась она. — Оливер… пожалуйста… Мы почти приехали. — Но он только рассмеялся, продолжая сладкую пытку, пока машина не свернула к Кенсингтонскому парку и не остановилась у высоких чугунных ворот посольства.

Только тогда Оливер поднял голову, с усталой улыбкой глядя, как Джинни приводит в порядок свою одежду.

— Такой скромный наряд, — усмехнулся он. — И под ним такое соблазнительное тело. Да, мы уедем пораньше, если только ты не хочешь, чтобы я затащил тебя за какую-нибудь из этих пальм и занялся любовью.

Ее зеленые глаза гневно вспыхнули, но отвечать было некогда. Фостер распахнул дверцу, и Джинни вылезла из машины, придерживая длинную юбку. Ее соски все еще сохранили болезненную чувствительность и слишком остро реагировали на прикосновение ткани при каждом вздохе. Как можно идти на шикарную вечеринку в посольстве, если в голове только воспоминания об этих необузданных ласках?

Когда Оливер поравнялся с ней, она взяла его под руку, и вместе они проследовали по короткой дорожке к внушительному крыльцу, здороваясь по пути с только что прибывшими гостями.

Оливер с невозмутимым видом начал нашептывать ей на ухо:

— Знаешь, что я сделаю, когда мы вернемся домой? Я раздену тебя догола и брошу на кровать. Затем возьму мед и размажу его по твоей потрясающей коже, по красивой груди и нежным, шелковистым бедрам. И буду слизывать его… дюйм за дюймом… — Он рассмеялся, обдав ее теплым дыханием, и Джинни невольно вздрогнула. — А потом я буду любить тебя так страстно, что ты целую неделю не сможешь встать с постели.

Джинни глубоко вздохнула, ее щеки залило алым румянцем. Ей пришлось собрать в кулак все свои силы, чтобы сохранить самообладание перед слугами (каждый из них превратился бы в отлично подготовленного телохранителя при малейших признаках опасности).

Сегодня в посольстве собралось блестящее общество — женщины в шелках и бриллиантах, мужчины в смокингах, несколько человек пришли в военной форме или в традиционных африканских или арабских одеяниях. Официанты в белых ливреях сновали в бурлящей толпе с бокалами на серебряных подносах, умудряясь не пролить ни капли.

Оливер был прав — все говорили одновременно, не обращая внимания на оркестр, а шампанское и вправду оказалось слишком сладким. Вечер обещал быть скучным, но, может быть, перекинувшись парой слов с некоторыми людьми, им удастся ускользнуть незаметно.

Джинни, блуждая взглядом по комнате, внезапно заметила у дальней двери знакомый профиль. Белокурые волосы, блестящие в свете свечей, обрамляющие тонкое лицо с полупрозрачной кожей — Алина. Тетя Марго предупреждала, что она выпишется из больницы на этой неделе, но Джинни полагала, что сначала она решит отдохнуть, съездить куда-нибудь на выходные. Наполненное людьми посольство — не самое подходящее место для выздоравливающей.

Джинни предпочла бы встретиться с Алиной наедине — возможно, в кругу семьи. Только не на людях. Но, как оказалось, волноваться по поводу нежданной встречи уже некогда — посол лично подошел ее поприветствовать, сияя раскосыми глазами.

— Ах, моя милая девочка! — воскликнул он, заключив Джинни в объятия и расцеловав в обе щеки. — Как я рад тебя видеть! И Оливер, мой дорогой друг! — С Оливером он поздоровался за руку. — Я слышал, вы поженились? Чудесная новость, чудесная! Заботьтесь о ней как следует, дружище. Такие, как она, ценятся на вес золота! Многие дамы занимаются благотворительностью только для того, чтобы похвастаться перед подругами. Но моя милая Джинни… — Он поднес ее руку к губам и поцеловал пальцы. — Она всю душу вкладывает.

Оливер улыбнулся, и, как не странно, в его взгляде не было привычной насмешки.

— Знаю, — ответил он с гордостью.

Посол снисходительно рассмеялся.

— Ах, естественно, знаете. Разве есть в этом мире хоть что-нибудь, о чем бы не знал Оливер Марсден?

— В общем, да, — сухо согласился Оливер. — Но простите нас, я должен пригласить мою жену на танец.

— Конечно, конечно, — воскликнул посол. — Развлекайтесь!

Джинни вопросительно взглянула на мужа, когда он вывел ее на танцплощадку и заключил в свои объятия.

— Что ты имел в виду?

Он изогнул черную бровь, изобразив недоумение.

— А что я должен был иметь в виду?

Джинни покачала головой, не поддаваясь на его уловку.

— Ты сказал: «Знаю». А что ты знаешь?

— Если ты говоришь о своей благотворительной деятельности, то, естественно, я знаю о ней, — с улыбкой ответил Оливер. — А почему я не должен знать? Я в течение нескольких лет получал регулярные отчеты о твоих успехах.

Джинни изумленно моргнула.

— Да?

— Конечно. В основном, от Марго, и иногда и из других источников.

— Ой, правда? — Ее это не сильно удивило, но было немного обидно, что он не сказал этого раньше. — А о чем еще ты получал отчеты?

— О… твоих сердечных делах, — признался Оливер. — Марго предупредила бы меня, если бы твои увлечения перешли в нечто более серьезное.

— Да? — Ее глаза вспыхнули зеленым пламенем. — И что бы ты тогда сделал?

— Вмешался бы, конечно, — самоуверенно ответил он. — Я же говорил, что не позволил бы тебе выйти замуж за кого-то другого.

— А если бы ты не смог бы меня остановить? — возразила Джинни. Ее бесило, что он спокойно сидел в Нью-Йорке, уверенный в своей неотразимости. — Ведь я могла влюбиться.

— О, я был почти уверен, что это не произойдет. Я знал, что ты не склонна терять голову, несмотря на все эти гнусные истории о твоих любовных похождениях.

— Что? — Джинни окинула его яростным взглядом. — Ты знал, что это ложь? Ты знал?

Оливер тихо рассмеялся, крепче ее обнимая.

— Скажем так, я был уверен, что большинство источников недостойны доверия.

— Ты… — Джинни стукнула его в грудь кулаком. — Ты говорил, что веришь всему! — заявила она, притворяясь рассерженной, чтобы скрыть безумную радость.

— Что ж, я не был уверен на все сто процентов, — признался Оливер с улыбкой. — До тех пор, пока не занялся с тобой любовью в первый раз. Ты умеешь притворяться, но такой невинный и удивленный взгляд сыграть невозможно. Это был самый прекрасный момент в моей жизни.

Джинни глядела на него, чувствуя, что тонет в его влажных темных глазах.

— Правда? — ошеломленно спросила она.

— Да.

Она зажмурилась, опустив голову ему на грудь, растворяясь в музыке, вдыхая опьяняющий запах его кожи. Быть может, это глупо, но она не могла заглушить в своем сердце голос надежды…

Сквозь туман до нее донесся чей-то голос.

— Ба, Оливер, Джинни. Как я рада вас видеть.

Улыбка Алины была робкой, глаза неестественно блестели. Она похудела, стала почти тощей, ее тонкие черты обострились, лицо казалось мертвенно-бледным и возле рта появились тонкие морщинки. Джинни впервые удалось почувствовать уязвимость под кажущейся самоуверенностью Алины. Если бы она знала раньше… наверное, простить бы все равно не смогла, но сумела бы понять.

Джинни смотрела, как Алина обменивается с Оливером приветственными поцелуями, и уже не чувствовала прежней мучительной ревности. Оливер никогда не любил Алину. Если бы любил, он бы женился на ней. Теперь Джинни уверена в этом. А значит, Алина уже не сможет причинить ей боль.

Но все же в их приветствии чувствовалась напряженность, и тщательно наманикюренные пальцы Алины казались когтями, когда она взяла Джинни за руку. На ее тонких губах играла прежняя покровительственная улыбка.

— Милочка, какое прелестное платье. Нужно быть очень храброй, чтобы носить такой фасон — он ничего не скрывает.

Надо полагать, это платье меня полнит, — перевела для себя Джинни. Ну и плевать. Хотя она и вправду слегка располнела после свадьбы, ее это мало беспокоило — она никогда не переживала из-за фигуры.

Они обменялись парой вежливых фраз, и Алина с блеклой улыбкой отвела взгляд.

— Простите, — мурлыкнула она. — Мне еще надо кое с кем поговорить.

После ее ухода Джинни вздохнула с облегчением. Странно, что Алина даже не заикнулась о свадьбе, но может, оно и к лучшему. Джинни украдкой взглянула на Оливера, но его лицо оставалось непроницаемым. Кажется он был прав, что устроил венчание, пока Алина лежала в больнице — вряд ли она способна принять это.

Размышлять было некогда — у них обоих оказалось слишком много друзей среди приглашенных, и вскоре они были окружены толпой знакомых, желающих обсудить свежие новости с Уолл-Стрит или открытие нового бутика. Похоже, их планам бегства не дано осуществиться.

Чуть позже им пришлось разделиться — Джинни танцевала, а когда в конце концов обвела взглядом комнату, то обнаружила Оливера в компании нескольких Тайваньских бизнесменов, совершенно заморочивших ему голову. Джинни тепло улыбнулась мужу и отправилась на поиски какого-нибудь тихого уголка, прихватив по пути бокал шампанского.

— Ах… Джинни. — Мягкий голосок прозвучал за ее плечом. — Вижу, танцы тебя все-таки утомили.

Джинни резко обернулась и обнаружила улыбающуюся Алину.

— Да… — Вопреки всему ей понадобилось некоторое усилие воли, чтобы напомнить себе, что она уже не наивная девятнадцатилетняя девочка, а Алина ей не соперница. — Здесь прямо давку устроили.

— Правда? — Алина взглянула на левую руку Джинни. — Симпатичное кольцо, — небрежно заметила она. — Хотя я предпочитаю более простые. Все эти причудливые завитушки кажутся такими дешевыми.

Джинни изобразила слабую улыбку, которую вполне можно было принять за вежливое согласие — на самом деле ей не хотелось вступать в разговор.

— Должна признать, — приторно-сладким тоном продолжила Алина. Известие о вашей свадьбе поначалу меня удивило. Но когда я задумалась над этим, поняла, что этого и стоило ожидать.

— Да? — подозрительно откликнулась Джинни. Она уже поняла, что Алина к чему-то клонит.

— После того, что он сделал с твоим отцом, я была уверена, что ты не выйдешь за него ни под каким предлогом. Но ты ведь всегда его любила, правда?

Джинни нахмурилась.

— Мой отец? Что сделал Оливер с моим отцом?

— Ты не знаешь? — Бледно-голубые глаза заблестели, как лед. — Конечно, я знаю Оливера долгие годы. Я знаю, каким он может быть безжалостным, если ему перейти дорогу. Но я не думала, что он из мести способен довести твоего отца до полного разорения.

— О чем ты говоришь? — спросила Джинни, напомнив себе, что к словам этой женщины нужно относиться критически.

Алина сладко улыбнулась.

— Ты знаешь Гая Прентисса? — спросила она.

— Да… — Джинни снова нахмурилась. — Это посредник, который втянул папу в это рухнувшее предприятие.

— Он был другом Оливера, еще с Америки. Оливер свел его с несколькими людьми, думаю, и с твоим отцом тоже. Позже он предупредил их, чтобы они ушли из компании до конца года. Всех, кроме твоего отца. Компания понесла огромные убытки… Как я поняла, совладельцы будут расплачиваться с долгами еще лет десять.

Джинни не могла скрыть потрясения.

— Я думала сначала, что он хочет причинить тебе боль через твоего отца. Но теперь вижу, что он повел более хитрую игру. Ты оказалась в очень тяжелом положении после папиной смерти, совсем без денег, и Оливер с легкостью вынудил тебя выйти за него замуж. Теперь он получил все, чего добивался. Помню, в детстве ему нравилось отрывать лапки у пауков. Видишь ли, он может быть ужасно жестоким.

— Джинни глубоко вздохнула, ухватившись за последнюю соломинку.

— Я… не верю тебе, — сказала она. — Ты лгала мне и раньше.

Алина печально рассмеялась и покачала головой.

— Я не лгала — в то время я искренне верила, что говорю правду. Только с годами я поняла, что он никогда не любил меня по настоящему. Теперь я уверена, что он не способен любить. Мне кажется, это не его вина. В детстве он был очень привязан к матери, а когда она умерла… он был в таком нежном возрасте. Ему казалось, что она его покинула, и с тех пор он уже не может верить женщинам. О, я знаю, он потрясающий любовник. — Задумчивая улыбка промелькнула на ее губах. — Но мужчине не обязательно испытывать к женщине какие-то чувства, чтобы лечь с ней в постель. Но что касается твоего отца, естественно, ты не должна верить мне на слово. Спроси у Питера.

— У Питера? — Джинни широко раскрыла глаза. — Он знает?

— Он знает об Оливере и Гае Прентиссе. А если тебе понадобятся еще доказательства, спроси у самого Гая. — Алина полезла в сумочку и достала визитную карточку. — Вот его номер. Позвони ему, пригласи на ужин. И расспроси обо всем. Ему незачем лгать, его репутация и так испорчена.

Джинни держала карточку в руке, провожая уходящую Алину невидящим взглядом. Она не хотела верить, но все же… Алина, судя по всему, знала слишком много. И Оливер однажды солгал ей — он сказал, что узнал о разорении от своего отца, тогда как Говард утверждал прямо противоположное. Она успела почти забыть про эту нестыковку, но теперь…

Возможно, Алина строит козни из ревности, но разумно ли оставить без внимания такое серьезное предупреждение? Наверное, имеет смысл обсудить это с Питером — по крайней мере, он ей лгать не будет. И еще остается Гай Прентисс, — размышляла Джинни, с отвращением глядя на кусочек картона в руке. Инстинкт подсказывал ей выбросить визитку, но все же она засунула карточку в сумку. Сначала надо переговорить с Питером, хотя… наверное, он назовет всю эту историю полнейшей ерундой…

— Привет, красотка. Я разглядел в толпе твое лицо, и не смог не подойти. Если ты свободна, поехали ко мне домой? У меня там прекрасная музыка.

Джинни не удержалась от смеха, почувствовав на затылке теплое дыхание.

— Я с мужем, — с притворной застенчивостью ответила она.

— А он ревнивый?

— Ужасно ревнивый. — Она обернулась и увидела перед собой темные, насмешливые глаза Оливера. — По крайней мере, так он сам говорит.

— А ты верь, — заявил Оливер, обнимая ее за талию. — Идем, выберемся отсюда, пока у меня опять не начали выпытывать цены на алюминий.

Джинни рада была согласиться — после разговора с Алиной ей меньше всего хотелось притворяться веселой и до конца вечера болтать с гостями.

— Я видел, ты беседовала с Алиной…? — заметил Оливер с вопросительной интонацией.

— Да… — Джинни пожала плечами. — Так… поболтали. — Пока рано говорить ему о своих подозрениях — надо все выяснить, прежде чем переходить к решительным действиям. Ошибки прошлого она не повторит.

Но на пути домой она чувствовала в себе напряженность, которую не ощущала с первой брачной ночи. Сегодня она впервые улеглась в постель раньше Оливера и притворилась спящей. Она слышала, как он лег рядом с ней, как погладил ее плечо, но затем, по-видимому, не решившись ее разбудить, отодвинулся на свою половину широченной двуспальной кровати и недолго почитал, прежде чем выключить свет.

Джинни неподвижно лежала в темноте, прислушиваясь к звукам его дыхания. Солгала ли Алина на этот раз? Неужели он действительно погубил ее отца? И, если это правда, какую же жестокую месть он приготовил для нее?

Загрузка...