Находка Шторма

Саманта Тоул

Находка Шторма

Глава 1

Шторм

– Мы «Slater Raze». С вами было чертовски круто!

Я ухожу со сцены, когда Рейз заканчивает говорить, передавая свою гитару одному из настройщиков. Сегодня я совсем не чувствую связи с залом. Не только сегодня, а вообще в последнее время.

Музыка всегда будет моей жизнью. Но сейчас мне чего-то не хватает. Меня наполняет пустота. И неважно, сколько кокса я принял, сколько травки выкурил, сколько употребил виски и с каким количеством женщин переспал. Ничто не может заполнить ее.

Мне двадцать четыре года, но я начинаю думать, что уже перегорел.

Но разве это трагедия для Лос-Анджелеса?

Не то, чтобы я не выложился полностью на этом концерте, пока находился вместе со своей группой на сцене. Я всегда так поступаю. Просто в последнее время все это больше походит на рутину, чем на взрыв эмоций.

Я хватаю закрытую бутылку воды, проходя мимо столика, выпиваю ее и иду в раздевалку. Вхожу в комнату, наслаждаясь покоем, хотя знаю, что это ненадолго. Усаживаюсь на диван и закуриваю сигарету, когда в комнату входит Рейз. Он снимает майку, отбрасывает ее в сторону, хватает чистую, оставленную здесь для него, и натягивает ее. Рейз всегда адски потеет на сцене. Хрен его знает, почему. Он хватает один из стульев, стоящих возле туалетного столика, и придвигает его к себе. Поворачивает его и садится.

– Ужинал? – спрашивает меня.

– Нет.

Я бросаю ему пачку сигарет и зажигалку. Парень ловит их и вынимает сигарету, зажимая ее между губами. Прежде, чем воспользоваться зажигалкой, он убирает свои длинные волосы с лица и собирает их, используя резинку, стянутую с запястья. Наконец, Рейз затягивается сигаретой. Его слова выходят вместе с дымом.

– Хороший концерт?

– Ага. — Это все, что я могу ему ответить.

– Ты быстро ушел со сцены.

Я пожимаю плечами.

– Что-то случилось?

– Ничего. Просто хотел покурить.

Он наблюдает за мной. Дело в том, что Рейз – умный ублюдок, и он хорошо меня знает. Парень – мой лучший друг еще с тех пор, как я переехал в Лос-Анджелес.

Я познакомился с ним, когда его отец был продюсером известнейшей в мире группы «Mighty Storm», которая стала моей официальной и неофициальной приемной семьей. Рейз всегда находился в студии со своим отцом. И я был там, потому что Джейк, Том, Денни и Смит тоже были там, а где были они, там был и я.

Моим биологическим отцом был Джонни Крид.

Джонни был гитаристом в «Mighty Storm». Он погиб в автомобильной катастрофе, когда мне было около пяти лет. Я никогда не знал его. И он никогда не видел меня. Моя мама прятала меня от друзей отца столько, сколько это было возможно. Но когда ей сообщили о том, что она больна раком в последней стадии, мне было всего тринадцать, и она обратилась к Джейку. Моя мама была поклонницей ТMS¹. Она переспала с Джейком и Джонни примерно в одно время, а затем забеременела мною. Тогда образ жизни Джейка и Джонни был очень похож на тот, каким сейчас живу я. Женщины, наркотики, пьянство, постоянные вечеринки и бесконечные путешествия.

Мама не хотела растить ребенка в таких условиях.

Мне потребовалось много времени, чтобы понять, почему она держала меня подальше от отцовской группы. Только, живя своей нынешней жизнью, я понимаю ее решение. Так что она ушла и скрывала меня почти до самой смерти. И хотя я похож на отца, пришлось делать тест ДНК, чтобы документально это подтвердить. Когда пришли результаты анализа, я официально стал сыном Джонни Крида.

Джейк перевез меня и маму в Лос-Анджелес. Когда мама умерла, я переехал к Джейку, его жене Тру и их детям: Джей-Джею, Билли и Белле. Мой дедушка, отец Джонни, тоже переехал с нами. Но дедушка умер три года назад. У него был инсульт, от которого он так и не оправился. Исчез последний человек с той же кровью в венах, что и у меня.

Еще когда был жив мой дедушка, Джейк и Тру усыновили меня. Моя мама сама попросила их об этом. Она хотела, чтобы после ее смерти у меня был законный опекун. У меня появилась настоящая семья. И я люблю их всех. Правда.

Но, на самом деле, музыка всегда была моим домом. Я нигде не чувствовал себя лучше, чем когда находился в студии с группой. Но, в конце концов, Рейз отдалился от отца, когда тот решил, что предпочитает пить, а не работать. Теперь этот засранец просто тратит свои дни впустую и использует своего единственного сына.

Но это история для другого раза.

Но мы с Рейзом продолжали дружить. В то время у меня было не так много друзей, и я дорожил ими. Мы были близкими людьми задолго до того, как создали нашу группу, «Slater Raze».

Кстати, о нашей группе.

– А где Кэш и Леви?

Кэш – наш барабанщик, а Леви играет на басах. Я знаю их почти так же давно, как и Рейза. Я познакомился с ребятами в старших классах. Позже они узнали от меня о Рейзе. Вчетвером мы создали «Slater Raze», когда нам было пятнадцать. С тех пор мы вместе.

– Кэш отвлекся.

Я смеюсь. Кэш легко отвлекался. Обычно на женщин. Кого я обманываю? Это всегда женщины.

– Леви?

– Решил отлить.

Я глубоко затягиваюсь сигаретой. Медленно выпускаю дым и смотрю, как он вьется к потолку.

– Что на тебя нашло?

Я опускаю глаза и смотрю на него. Пожимаю плечами.

– Ты думаешь, что играл дерьмово?

Я смеюсь и делаю еще одну затяжку.

– Ты же знаешь, что нет.

– Тогда какого хрена с тобой не так?

Я наклоняюсь вперед и тушу сигарету в пепельнице на кофейном столике, стоящем между нами.

– С каких это пор ты стал моим психотерапевтом?

– Отвали. Я беспокоюсь.

– Я в порядке.

– Это опять из-за Джонни?

Меня постоянно сравнивают с отцом. Черт, даже наша с Рейзом дружба сравнивалась с дружбой Джонни и Джейка.

Это достает меня? Сводит меня с ума?

Конечно.

Утверждения, что я никогда не превзойду успеха своего отца, могут отправляться к черту. Вспомните Курта Кобейна². Джонни стал таким же идолом в истории современной музыки.

К несчастью для меня, в отличие от отпрысков Курта, я музыкант. Я играю на том же инструменте, что и Джонни. Поэтому каждый аспект моей жизни сравнивается с жизнью моего отца. Мой талант, моя личная жизнь, все.

Джонни умер молодым. Так что, думаю, если мы едем по одному маршруту, у меня есть еще несколько лет, прежде чем и моя машина свалится в овраг. Мне чертовски весело от того, что я уверен в этом.

Я снова пожимаю плечами.

– Не знаю, приятель. Наверное, я просто устал.

Дверь распахивается, ударяясь о гипсокартонную стену.

– Ублюдки!

Это Кэш.

–Какого хрена вы тут делаете, подружки? Заплетаете друг другу косички?

Я отпихиваю его, и он просто смеется.

– Зеленая комната. Сейчас. Там ждет киска, чтобы ее подписали.

Я удивленно поднимаю бровь.

– Подписали?

– Извини. – Кэш ухмыляется. – Я имею в виду, трахнули.

Мы с Рейзом смеемся, а потом встаем и идем за ним в коридор. Втроем входим в зеленую комнату, которая уже заполнена в основном мужчинами, которые мне знакомы – фанатами, продюсерами. И женщинами, которых вижу в первый раз. Леви уже здесь. Когда я подхожу, он протягивает мне пиво. Кэш уходит, выискивая какую-то азиатскую цыпочку, сидящую на одном из диванов. Предполагаю, что она была его предыдущим отвлечением. С ней он продержится всю ночь, а потом найдет новую. Впрочем, как и все мы.

Рейз разговаривает с одним из наших звукооператоров.

– Хорошее выступление, – говорит мне Леви.

Его слова не звучат как вопрос, потому что, в отличие от Рейза, Леви не беспокоится и не пытается меня прощупать. Он просто расслаблен. Самый непринужденный парень, которого я когда-либо встречал.

– Да, все прошло удачно, – отвечаю ему.

Я делаю глоток пива и окидываю взглядом комнату. Один стол заполнен едой. Другой заставлен выпивкой. Здесь есть и наркотики, только, понятно, не на виду. Слышна негромкая музыка. Находящиеся здесь женщины надеются подцепить кого-нибудь из нас.

Каждый вечер одно и то же. Ночи, похожая одна на другую. Скучно.

Дерьмо. Если бы пятнадцатилетний я смог услышать, что я думаю о себе и своей жизни сейчас, он бы, наверное, дал бы мне по яйцам. И я этого заслуживаю. Может быть, я прав. Возможно, я перегорел. Или же мне просто нужно отдохнуть от всего.

Я лезу в карман за сигаретами и вспоминаю, что оставил их в раздевалке. Черт возьми.

– Я только вернусь за своими сигаретами, – говорю Кэшу.

Прихватив с собой пиво, не спеша, иду обратно. Мне некуда торопиться.

Распахнув дверь в гардеробную, я пересекаю комнату и хватаю со стола пачку сигарет и зажигалку. Достаю одну сигарету и закуриваю, вдыхая дым. Затем убираю пачку и зажигалку в карман. Когда я оборачиваюсь, держа в руках бутылку, то лишь слегка удивляюсь, видя в дверях девушку.

Ну, когда я говорю – девушка, я имею в виду женщину. Я бы сказал, что она моя ровесница. Она мне незнакома. Но, с другой стороны, фанатка могла приходить на вечеринки уже несколько месяцев, и я все равно не узнал бы ее. Я должен был помнить, но в последнее время это мало меня волнует.

– Привет. – Она улыбается и прикусывает губу, бросая на меня застенчивый взгляд. – Ты ведь Шторм, верно?

Эта цыпочка совсем не стесняется. Если она здесь, значит, хочет предложить мне секс. И нет, это не я самонадеянный мудак. Это от того, что я попадаю в такие ситуации так часто, что и не пытаюсь что-то или кого-то запомнить. Женщина, не работающая на лейбл или группу, стоит в моем дверном проеме после концерта только по одной причине. Чтобы трахнуть меня. Но если она собирается вести себя скромно, я ей подыграю. Не похоже, что у меня есть дела поинтересней. Я ничего не говорю и просто позволяю своим глазам скользить по ее телу, пока делаю еще одну затяжку.

Она красивая. Высокая, а мне всегда нравились высокие девушки. Длинноногая. Светлые волосы до плеч. Короткая юбка. Топ с низким вырезом. Смуглая кожа. Надутые губы, вряд ли естественные. Грудь тоже ненастоящая. Я видел достаточно, чтобы понять разницу.

Эй, я не осуждаю. Если девушка хочет внести какие-то изменения в то, что ей дали гены и природа, тогда пусть делает это. Если бы и я мог сделать пластическую операцию, которая избавила бы меня от нынешнего дерьма, и всего того, что со мной происходит, то точно сделал бы ее.

Наверное, она хорошая девушка. Но не нужно быть ученым-ракетчиком, чтобы понять, зачем она здесь. Я не скажу, что ей хочется заняться сексом конкретно со мной. Черт, может, и нет. Но, как правило, эти девушки хотят секса с любым парнем из группы. Происходит ли это потому, что потом она сможет хвастаться этим, или надеется, что из этого выйдет что-то большее, я понятия не имею. Хотелось бы думать, что она не настолько глупа. Мы с ребятами определенно не из тех, кто любит постоянство.

Она накручивает волосы на палец и снова прикусывает губу, глядя на меня из-под накладных ресниц.

– Меня зовут Нина.

– Я не в настроении болтать.

Ладно, это было немного грубо, но это правда. Последнее, что я хочу сейчас делать, это говорить. И мне определенно все равно, как ее зовут.

–Окей. Значит, никаких разговоров. Ты в настроении трахаться?

И вот оно.

В настроении ли я заняться этим?

Хороший вопрос. Не похоже, что в эту минуту мне предлагают что-то другое и очень важное. Но перспектива переспать с этой девчонкой тоже не очень-то радует меня. Думаю, может стоит пойти домой и отоспаться. На завтрашнее утро у меня назначено интервью. Я едва не смеюсь вслух. Пойти домой и поспать! Какая из меня, нахрен, рок-звезда. Бьюсь об заклад, Джонни никогда бы не отказался от шанса перепихнуться с горячей цыпочкой. А теперь я сравниваю свое либидо с либидо моего покойного отца. Это какое-то фрейдистское отклонение. У моего психоаналитика были бы с этим большие проблемы.

Я стряхиваю пепел с сигареты в пепельницу на столе.

– Можно мне тоже? – Она показывает на сигарету в моей руке.

Вытащив пачку из кармана, достаю одну и протягиваю ей. Она пересекает комнату, предварительно захлопнув дверь. Ее каблуки громко стучат по деревянному полу. Она берет у меня сигарету, нарочно проводя ногтями по моей руке.

Я абсолютно ничего не чувствую. Ни малейшего проблеска интереса. Но в последнее время в этом для меня нет ничего удивительного.

Девушка кладет сигарету между губами. Я протягиваю зажигалку. Она подходит ближе, чтобы прикурить. Она останавливается так близко, что чувствуется запах ее духов. Смотрю прямо в ее декольте. И опять ничего не чувствую.

Я смотрю, как дым выскальзывает из ее рта, когда она начинает говорить.

– Я слышала о тебе много интересного. Моя подруга Мел сказала, что у тебя волшебный язык.

Это заставляет меня улыбнуться.

Итак, я трахнул ее подругу. Неудивительно. Я переспал со многими женщинами.

Она улыбается, выглядя довольной.

–У меня тоже волшебный язык, – говорит она мне.

– Вот как?

Интересно, звучит ли мой голос так же скучно, как я себя чувствую?

– Да.

Девушка протягивает руку и проводит пальцем по моей груди, животу, останавливаясь на пуговице моих джинсов.

– Я могу заставить тебя забыть обо всем, детка.

Пытаюсь не рассмеяться. Как говорится, это было чертовски мило. Но, честно говоря, предложение забыться звучит лучше, чем все, что я чувствую – или не чувствую – прямо сейчас.

Ее рука движется вниз, она обхватывает мой член через джинсы и сжимает. Я даже не вздрагиваю. Но мой член, наконец, оживает и проявляет некоторый интерес. Может, мне стоит просто переспать с ней. Не похоже, что у меня есть другие занятия.

Иисусе. До чего же дошла моя жизнь?

Поднеся бутылку пива к губам, я осушаю ее. Ставлю бутылку на стол рядом с собой. Делаю последнюю затяжку и бросаю в нее окурок. Я пристально смотрю на поклонницу. Она облизывает губы. Думаю, что мог бы трахнуть ее. Это лучше, чем сидеть и думать всю ночь напролет, пытаясь понять, что со мной не так. Приняв решение, я забираю у нее сигарету и тоже бросаю ее в бутылку.

– У тебя есть презерватив?

Она запускает руку в лифчик и, достав один, постукивает меня им по носу.

– Я была хорошей девочкой-скаутом. И всегда приходила подготовленной.

Скука почти душит меня. Девочке действительно нужно заткнуться. Она тянется к моей молнии, но я, останавливая, хватаю ее за запястье. Смотрю сверху вниз на красивое лицо моей посетительницы.

– Как я уже говорил, у меня нет настроения трепать языком. Так что мы трахаемся и это все, что мы делаем. Молча. И на этом заканчиваем. Или ничего не будет.

Ее улыбка тускнеет, но она быстро скрывает это, заставляя себя улыбаться шире, чем раньше. Но у меня нет чувства неловкости. Если честно, я ничего не чувствую.

– Никаких разговоров. – Она изображает движение молнией по губам. – Вот так.

Я отпускаю ее запястье. Девушка толкает меня назад, пока я не падаюна диван. Она встает на колени между моих ног и улыбается мне.

– Ты хочешь, чтобы я молчала, рок-звезда? Тогда тебе лучше держать мой рот заполненным.

Она расстегивает мне молнию.

Я закрываю глаза, откидывая голову назад, и жду того забытья, которое она мне обещала.

Глава 2

Шторм

Я скольжу между сном и бодрствованием.

Мне всегда нравился момент пробуждения, когда ты выплываешь из дремоты и возвращаешься в реальность.

Хотя в эту минуту моя реальность далека от совершенства.

Мне кажется, что меня переехала цистерна с алкоголем. Или же я просто мертвецки напился. Думаю, скорее второе. Когда я пытаюсь провести языком по зубам, то чувствую, будто у меня во рту кто-то умер. Я тянусь к тумбочке в надежде, что там припасена на ночь бутылка воды, но моя рука натыкается на лампу. Но в моей комнате нет лампы.

С трудом приоткрываю один глаз. Это не моя тумбочка. Это даже не моя стена. Я не в своей спальне. Где я, черт возьми? Заставляю себя открыть второй глаз и слегка поворачиваю голову, чтобы осмотреть окрестности. Судя по всему, я в гостинице. Если судить по размерам, это номер люкс.

Наверное, моя вчерашняя щедрость не имела границ.

«Не то, чтобы ты не мог себе этого позволить, Слейтер. Но это также деньги твоего отца».

Это деньги Джонни.

Они достались моему дедушке после смерти его сына. Когда дедушка узнал о моем существовании, он создал трастовый фонд на мое имя. Когда мне исполнился двадцать один год, я получил эти деньги. Мы с дедушкой все время спорили по этому поводу. Я говорил, что мне не нужны эти деньги. Он уговаривал меня, что они мои по праву. Что, хотя никогда не знал отца, в нас текла одна кровь.

«Не заберу же я их с собой в могилу», – спорил он. – «Так что они твои, хочешь ты этого или нет».

Тупо смотрю на стену, в голове стучит. Я даже не помню, как заселился в отель. Видимо, вернуться домой не было никакой возможности. Хорошо уже то, что я не в доме какой-то странной цыпочки. У гостиницы всегда есть свои плюсы – покидать дом женщины утром всегда чертовски неловко. Женщины, с которыми я собираюсь переспать, всегда заранее знают, что это на одну ночь. Когда же они не прислушиваются к моим словам, утро бывает ужасным. И обычно не стоит проведенной ночи. Иногда же встречаются те редкие женщины, которые используют меня так же, как я использую их. Будь то просто для секса или чтобы они могли рассказать своим друзьям, что они трахнули гитариста из «Slater Raze».

В этот раз женщина была старше меня, хотя и хорошо сохранилась. Она занималась со мной сексом, потому что была одержима Джоном Кридом. Я знаю, это было просто жутко. Проснуться в комнате, стены которой были покрыты фотографиями моего отца, было, возможно, самой ужасной вещью, когда-либо случавшейся со мной. А я-то думал, что она не хочет включать свет в спальне, потому что стесняется. Нет, это было потому, что Джонни смотрел на меня со всех стен.

Женский вздох позади меня заставляет меня повернуть голову. Кажется, я пришел сюда не один.

Темно-каштановые волосы разметались по белой наволочке. Каштановые волосы? Я перепихнулся прошлой ночью с блондинкой. Я это точно знаю, так как был трезв, когда делал это. Мы занимались сексом на диване после того, как она закончила мне отсасывать. Ну, технически, она меня поимела. В позе наездницы. Не волнуйтесь, я позаботился, чтобы она тоже получила свое. Я не полный придурок.

После того, как мы переспали, мы оделись – ну, я снова натянул штаны и застегнул молнию, а она залезла в свои трусики и поправила сиськи в лифчике. Мы вышли из раздевалки и вернулись в зеленую комнату, где меня ждали друзья.

Помню, как Рейз сунул мне в руку пиво. Кэш взял шот, и мы начали пить.

Блондинка...

Черт, как же ее звали? Минди? Морган? На самом деле, это не имеет значения. Кем бы она ни была, она осталась со мной на ночь. Ну, она прилипла ко мне, хотя было ясно как день, что это был трах на один раз и только на один. Похоже, в какой-то момент ночи я избавился от нее.

Медленно сажусь. Моя голова просто раскалывается. Бросаю взгляд на брюнетку. А, блондинка тоже здесь. Она спит по другую сторону от неизвестной брюнетки. Похоже, я все-таки не избавился от нее. Просто их стало двое.

Я вроде бы должен чувствовать себя прекрасно, просыпаясь в постели с двумя цыпочками. Но нет. Я ничего не чувствовал. Пустота. Усталость. Скука от одного и того же старого дерьма. И все же я продолжаю делать это с собой.

Двигаясь осторожно, чтобы не разбудить своих спутниц, я откидываю одеяло и свешиваю ноги с края кровати. Тумбочка завалена обертками от презервативов и ... дилдо? Откуда, черт возьми, взялся фаллоимитатор? На самом деле, я не хочу знать. Моя задница не болит, так что, по крайней мере, я знаю, что он не использовался на мне.

«Обхохочешься, Слейтер».

Мой мобильник и бумажник лежат среди мусора. Я хватаю телефон и смотрю на экран. Пара сообщений. Одно от Тру из семейной группы. Одно от Кэша из нашей группы. Я провожу по нему пальцем, открывая его. Картинка в сообщении. Что это за чертовщина?

Господи Иисусе. Это моя голая задница. Черт возьми, Кэш.

Предполагаю, что закинутые на меня ноги принадлежат одной из женщин, спящих в постели. Лица не разглядеть, только я, обнаженный со спины. Где, черт возьми, это было сделано? Я сканирую изображение, увеличивая его. Не могу сказать. Это может быть где угодно. Скорее всего, парни, сделавшие это, потом ушли. Ну, где бы это ни было, Кэш точно был там. Наверное, Рейз и Леви тоже. Для нас не было редкостью развлекаться с женщинами на глазах друг у друга. Мы даже могли делиться ими между собой. Так было не в первый и не в последний раз.

Отправляю сообщение обратно в группу.

Я: «Кэш, удали чертову фотографию».

Он отвечает почти сразу же.

Кэш: «Хорошо».

Ха! Это было легко.

Затем приходит еще одно сообщение.

Кэш: «Позволь мне просто отправить его Тру-маме, прежде чем я это сделаю».

Черт возьми.

Тру-мама – так ребята называют мою приемную маму, Тру. Забавно, что так называют ее только они, потому что я всегда называю ее просто Тру. У меня уже была мама, которую я любил больше всех на этой планете. Даже если я, став взрослым, так долго был зол на нее. Наверное, я просто чувствую, что было бы неправильно называть кого-то еще мамой. А у Тру никогда не было проблем с этим.

Я: «Ты такой находчивый. Если пошлешь фотографию моей голой задницы Тру, Джейк надерет твою».

Кэш ждет минуту, чтобы ответить. Затем появляется видео.

Я выключаю громкость на своем телефоне. Затем нажимаю кнопку воспроизведения.

«Боже ж ты мой, Кэш».

Он записал, как я ее трахаю. Хотя я даже не удивлен. Мы и раньше так развлекались.

Я: «Удали чертово видео, Кэш».

Леви: «Подожди. Дай я сначала посмотрю».

Отлично. Теперь в дело вмешивается Леви.

Я: «Серьезно, брат. Тебе так интересно смотреть, как я развлекаюсь какой-то телочкой?»

Леви: «Порно есть порно, чувак».

Я действительно начинаю смеяться над этим. Хотя и тихо. Не хочу будить своих постельных спутниц. В последнее время мне часто бывает не по себе, но моим друзьям почти всегда удается развлечь меня.

Напоминание вспыхивает на моем экране, скрывая порно-видео.

«Интервью. Джаспер Марш, «Ампед» журнал. «Brunch@Republique», 11:00».

Это совершенно вылетело из моей головы. Который час?

Выключив текстовое напоминание, проверяю время на своем телефоне. Одиннадцатый час утра. У меня есть меньше часа, чтобы добраться туда. Не то, чтобы мне вообще хотелось ехать. Я ненавижу интервью пламенной страстью. Для меня это один из кругов ада. Находясь в привилегированном положении сына рок-звезды, я могу пропустить интервью.

«Нет, Зейн оторвет мне голову, если я сделаю это».

За час я смогу вернуться домой, принять душ, переодеться и отправиться в ресторан.

Учитывая, что мы играли в «Microsoft Theater»³ вчера вечером, я надеюсь, что этот отель находится не слишком далеко оттуда. Мой дом в Беверли-Гроув⁴, это всего в тридцати минутах езды. До «Brunch@Republique» ехать пятнадцать минут. Да, я с легкостью все сделаю.

Стыд.

Но я все еще не знаю, в каком отеле ночевал. Поэтому есть вероятность опоздать.

Скрестим пальцы. Или, может быть, просто нужно помолиться, чтобы неожиданное стихийное бедствие помешало мне добраться до места, где у меня будут брать интервью.

Оставив мобильник с бумажником, я поднимаюсь на ноги и тихонько иду по все еще темному номеру, уворачиваясь от разбросанных по полу бутылок пива и вина.

«Сколько же, черт возьми, я выпил вчера вечером?»

Нужно найти ванную. Свет здесь чересчур яркий. Это заставляет меня вздрогнуть. Чтобы глаза быстрее привыкли, я часто моргаю.

Похмелье – отстой.

Все еще щурясь от света, иду в туалет. Пока мою руки, ловлю свое отражение в зеркале. Я выгляжу ужасно, а чувствую себя просто мерзко.

Набрав в ладони холодной воды, умываюсь и провожу мокрой рукой по волосам. Затем вытираюсь полотенцем. Выключаю свет над дверью в ванной, чтобы никого не разбудить. Приоткрываю ее. В люксе царит тишина. Женщины все еще спят.

Я нахожу свою одежду в куче у подножия кровати. То ли мне не терпелось раздеться, поэтому побросал все это в кучу. Или, пьяный, готовился к сегодняшнему побегу. Одеваться приходиться в тишине, что для парня моего роста просто подвиг. Мой опыт по незаметному уходу из гостиничных номеров по утрам бесценен. Я этим не горжусь, и это меня ничему не учит.

На цыпочках подхожу к тумбочке и беру мобильник и бумажник. Ключи от квартиры лежат в кармане брюк, от чего мне становится легче. Бывало, что я терял их, когда был пьяным в хлам. То есть я либо терял ключи, либо кто-то забирал их – вполне возможно та, с кем я спал. Так что мне приходилось менять замки.

Я кладу в карман мобильник и бумажник. Нахожу ботинки у двери и сую в них босые ноги. Оглядываюсь на все еще спящие фигуры. Брюнетка подвинулась и спит там, где лежал я. Темные волосы закрывают ее лицо. Я даже не знаю, как она выглядит, не говоря уже о ее имени. И я почти не помню, как выглядит блондинка, хотя был довольно трезв, когда встретил ее.

Я гордился этим дерьмом, когда был моложе.

Моложе. Нет, вы только послушайте меня. Мне двадцать четыре года, а я уже жутко устал.

И хотя понимаю, что должен чувствовать себя виноватым за то, что сбегаю от женщин в моем номере – я не испытываю вины. Мне нужно уйти отсюда подальше и забыть о том, что снова и снова бесцельно проматываю свою жизнь. От всего, что служит напоминанием, как мало чувств осталось во мне.

Быстрый поворот замка, ручка вниз, и я выхожу оттуда. Тихо закрываю за собой дверь. Оглядывая коридор, замечаю знак «выход» и иду за ним к лифту. Я нажимаю кнопку вызова. Лифт прибывает почти сразу. Оказавшись в стильном вестибюле, я оглядываюсь, чтобы увидеть, где же я нахожусь.

Отель «Ритц-Карлтон».

Наверное, мы классно погуляли прошлой ночью. Честно говоря, удивительно, что они вообще меня впустили. Я точно был сильно навеселе, явно настроен на вечеринку и не одну. Быть знаменитостью и при этом сыном Джонни Крида и приемным сыном Джейка Уэзерса – значит позволять себе делать то, что не могут обычные люди. Но сейчас мне стыдно, поэтому чувствую себя просто ослом.

Я подхожу к стойке администратора и оплачиваю счет. Заказываю завтрак в номер для двух моих оставшихся гостей. Я могу быть ничтожеством. Но я не полное ничтожество.

Лощеная дежурная лет тридцати даже глазом не повела, узнав, что со мной в номере ночевали две женщины. Думаю, они видят такое все время, даже в таком высококлассном заведении, как это. Деньги всегда решают все.

Швейцар ловит мне такси. Я благодарю его и даю водителю свой адрес.

Я переехал в свой дом год назад. Жил с ребятами в арендованном доме после переезда от Джейка и Тру. Мне действительно нравилось жить с семьей Джейка. Это был не первый мой дом, но и не последний. Но я знаю, что в этом доме меня всегда ждут и мне рады. Но я был двадцатилетней рок-звездой без собственного жилья. Группа взлетала с большой скоростью. Пора было покинуть семью, и мы с ребятами сняли дом в Западном Голливуде. Но записываться, гастролировать и жить всем вместе – это уже слишком. Я люблю этих парней, но это не значит, что мне нравиться быть с ними все двадцать четыре часа в сутки. Мне нужно было свое собственное пространство, поэтому год назад я приобрел дом в Беверли-Гроув. После меня так же поступил Рейз. Его квартира в двух кварталах от моей. Кэш и Леви все еще живут вместе в нашем старом доме. Мы не хотели разъезжаться далеко друг от друга. Даже Джейк и Тру живут в десяти минутах езды на машине. Может, мне не хочется больше жить ни с кем из них, но и быть вдали от них мне тоже не нравится.

Такси подъезжает к моему дому. Я расплачиваюсь с парнем, а затем направляюсь к себе, поздоровавшись со швейцаром, Гриффином. Поднимаюсь на лифте на десятый этаж, где находится моя квартира. Войдя домой, не теряю времени даром. Я иду прямо в свою спальню. Сбрасываю ботинки и бросаю мобильник, бумажник и ключи на кровать. Иду в ванную, достаю из шкафчика две таблетки «Адвила»⁵ и запиваю их водой. Почистив зубы, стягиваю с себя вчерашнюю одежду и лезу в душ, желая стряхнуть с себя прошлую ночь. Обернув полотенце вокруг талии, я встаю перед раковиной и вытираю запотевшее зеркало.

Я всматриваюсь в зеркало, и мне не нравится тот, кто смотрит на меня оттуда.

Я выгляжу измученным. Выдохшимся. Круги под глазами. Я выгляжу точно так же, как Джонни за несколько месяцев до своей смерти. Да, я хорошо изучил его фотографии. Сейчас я слишком похож на него – в этом для меня нет никакой неожиданности.

На ранних фотографиях Джонни, когда его группа только начинала, он как будто светился. Казалось, весь мир был у его ног. Наверное, так и было. Но потом, когда они стали всемирно известной группой, свет в его глазах погас, а взгляд стал циничным. И одурманенным. Интересно, бывали ли такие дни в последние годы его жизни, когда он не принимал наркотики, а разум его был ясен. Можно подумать, что у меня не было учителей в употреблении этой дряни.

В начале карьеры я часто употреблял наркотики, но сейчас я редко вспоминаю о них. Они всегда были легкодоступны для таких людей, как я, и тогда все, что меня заботило – это как хорошо провести время. И в отличие от Джонни и Джейка, я не испытываю непреодолимую потребность в них.

Принимать дурь или нет – для меня не было проблемой, но сейчас меня это дерьмо не очень волнует. Когда что-то легко доступно, оно теряет свой блеск. Теряется волнение. То же самое и с женщинами. Мне не нужно прикладывать усилия, чтобы добиться их. Не нужно делать ничего.

И мне это до чертиков надоело. Знаю, что говорю, как нытик. Я веду себя как маленький засранец, но меня мучает усталость. Ничто, кроме музыки, больше не делает меня счастливым. Но даже моя страсть к ней омрачена постоянным давлением на меня призрака человека, которого я никогда не знал. Наверное, мне нужно найти что-то, что вернет мне радость жизни. Где бы или что бы это ни было, черт возьми.

Но сейчас мне нужно идти на интервью.

Я надеваю черные джинсы и любимую винтажную белую футболку «The Stooges»⁶.Влезаю в кожаную куртку, кладу в карман мобильник, ключи и бумажник. Засовываю ноги в ботинки, хватаю пачку сигарет из заначки на кухне и выхожу из квартиры.

Глава 3

Шторм

Я спускаюсь на лифте в гараж, где меня ждет моя малышка. Моя девочка, единственная и неповторимая. Она – самое прекрасное, что я когда-либо видел. В ту же секунду, когда мне ее показали, мне стало понятно, что она будет моей.

Это была любовь с первого взгляда.

Моя великолепная, сексуальная как грех «Maserati GranTurismo Sport», черная, матовая, с золотой отделкой. Я никогда не трачу деньги на ненужные дорогие вещи. Ну, может, на номера люкс в гостиницах, когда напьюсь. Но тут я не раздумывал, ни минуты.

Я вырос в семье, где всегда не хватало денег. Моя мама старалась делать для нас все, что могла, но, работая в пекарне Мари, не могла много заработать. И когда моя жизнь изменилась, я попал из маленькой квартирки в огромный дом Джейка и Тру в Беверли-Хиллз. А вместо небольших сумм на личные траты, я получил трастовый фонд с большим количеством нулей, с которым просто не знал, что делать.

Трудно было перейти от одного образа жизни к совсем другому. Только вы были бедны, и вдруг вам на голову сваливается огромное богатство. Ты можешь начать безрассудно тратить деньги, как сейчас это делает Рейз. Успех нашей группы дал ему эту возможность. Или ты хранишь их, как я.

Кэш и Леви всегда были при деньгах, поэтому нынешний наш образ жизни для них не является чем-то новым. Хотя Кэш прожигает свои деньги быстрее, чем Рейз. Леви же просто удивительно благоразумен – тратит, балуется понемногу, но распоряжается ими с умом. Мне бы научиться у Леви обращаться с моими доходами.

Я заработал чертовски много с «Slater Raze». Но до этого, пока мы не взлетели на верхние строчки музыкальных хит-парадов, мне приходилось жить на деньги Джонни, и с этим было трудно смириться. Таким образом, тратить лишний раз деньги, оставленные мне отцом, мне не нравилось. Я использовал столько, сколько мне было нужно, пока сам не начал зарабатывать реальные деньги. Мне не хотелось пользоваться своим наследством больше, чем было необходимо. До тех пор, пока я не купил свою красотку, я все еще ездил в том же дерьмовом грузовике «Chevy», который был популярен в восьмидесятых годах. Он был приобретен на деньги, которые получил, работая на Джейка в его лейбле «TMS Records». Лейбл, который он изначально создал с Джонни.

После смерти Крида его половина доходов с записей TMS перешла к его родителям – моим бабушке и дедушке. Я не знал своей бабушки. Она умерла задолго до того, как я узнал, что Джонни был моим биологическим отцом.

Мои кровные родственники мрут, как мухи. Я последний в своем роду. Может, мне стоит начать волноваться.

«Забавно, Слейтер».

Так или иначе, Джейк купил их половину «TMS Records» вскоре после смерти Джонни. Вот откуда взялся большой кусок денег, хранящийся в банке. Счет, который мой дедушка создал для меня. И роялти⁷, все еще поступающие от музыки, созданной до смерти Джонни.

Это мои деньги, по закону, но я никогда не чувствовал себя комфортно, тратя их. И я не получал их до тех пор, пока мне не исполнился двадцать один год, поэтому зарабатывал их сам, работая на лейбл – в основном, делая всю дурацкую работу, которую никто больше не хотел делать. Приносить кофе. Бегать по поручениям. Чистить туалеты.

Тру и Джейк были богаты, но заставляли своих детей работать. Они хотели, чтобы дети знали, как достаются деньги. И, поскольку я был одним из их детей, то же самое относилось и ко мне. Мне нужно было зарабатывать себе на жизнь, как и всем остальным. Ну, может быть, за исключением моей четырнадцатилетней младшей сестры, Белл. Она легко обводит Джейка вокруг пальца.

Мои братья работают на полставки, как и я когда-то. Джей-Джей – семнадцатилетний спортсмен. Он потрясающе талантливый футболист. Некоторые европейские клубы уже сейчас готовы пригласить его к себе. А он работает неполный рабочий день в местном кафе. Билли исполнилось шестнадцать, и он увлекается музыкой. Он работает на лейбл так же, как и я. Бедный ребенок.

Я подхожу к багажнику и открываю его. Снимаю кожаную куртку и убираю ее туда. Закрыв багажник, обхожу машину, сажусь за руль. Нажав на кнопку зажигания, я завожу ее, и она мурлычет, возвращаясь к жизни. Пристегиваю ремень безопасности и подключаю телефон к Bluetooth. Выбрав музыку, нажимаю «воспроизведение в случайном порядке». Через секунду из динамиков доносится «Purple Haze» Джимми Хендрикса⁸. Прибавив громкость, я барабаню пальцами по рулю в такт гитарному рифу⁹.Здесь и сейчас я счастлив. Моя машина и хорошая музыка. Простые вещи. Может быть, это все, что мне действительно нужно. К черту всю остальную ерунду.

Я выезжаю из гаража, направляясь в сторону «Republique».

Не могу сказать, что с нетерпением жду этого интервью. Я не люблю интервью, и точка. Ненавижу, когда журналисты лезут в мою жизнь. Люди думают, если ты музыкант, то обязан выложить перед ними всю свою подноготную. Меня это достает. Для такого очень замкнутого человека, как я, трудно быть центром внимания. Чего бы я только не отдал, чтобы просто заниматься музыкой. Но я ограничен в желаниях из-за своей профессии, и вынужден разделить свою жизнь с окружающим миром. Все обо мне написано крупным шрифтом в «Википедии». Рейз может быть нашим солистом, но мой биологический отец всегда будет притягивать прессу, а значит вовлекать в этот интерес и меня. Поэтому, когда очень популярный журнал хочет взять у меня интервью, я иду и делаю это ради группы.

Любая пресса – это хорошая пресса, как всегда говорит нам Зейн. Зейн – вице-президент «TMS Records», с которым у моей группы контракт. Да, я знаю, что подписал контракт с лейблом моего приемного отца. Понимаю, как это выглядит, особое отношение и все такое. Но Джейк контракт не подписывал. Это был Зейн. Джейк не имеет к нам никакого отношения. Зейн – официальный представитель группы «Slater Raze». Мы делаем то, что говорит Зейн, и если Зейн говорит мне, что я должен дать интервью, то иду и делаю это. Я должен быть благодарен, что люди хотят взять у нас интервью. Когда журналисты просят о встрече, это означает, что вы и ваша музыка интересна публике. А если вы интересны, то вы продаете свои записи. И, в конце концов, главное, что люди еще слушают нашу музыку.

Вот почему я никогда не отказываюсь. Мы чертовски хорошие музыканты. И не важно, что болтают обо мне. И поэтому я хочу, чтобы парни тоже были здесь, со мной. Мне в миллион раз легче, когда они рядом. Рейз, например, ловко уклоняется от вопросов о Джонни, адресованных мне. У меня так не получается. Я просто отвечаю на вопросы, как хороший маленький робот. И все время злюсь. Они считают, если мне не хочется отвечать на их вопросы об отце, то я веду себя неуважительно и неблагодарно. Да, он мой биологический отец, но я никогда не знал этого человека. И все же от меня ждут, что я буду отвечать на все вопросы. И опять начинают сравнивать наши таланты.

Люди говорят о Джонни с почтением и любят его творчество.

Но для меня Джонни Крид – это черное гребаное облако над моей жизнью. Я никогда не скажу этого вслух, но это приводит меня в бешенство. Я злюсь на покойника! А еще злюсь на свою маму за то, что она прятала меня от него. И хотя понимаю ее мысли и поступки, теперь, когда стал старше, это не меняет моих чувств. И то, что я чувствую...

Как будто пойман в ловушку. Но могу ли я откровенно высказаться об этом вслух? Нет. Я никогда не смогу открыть, что действительно думаю о его влиянии на мою жизнь. Как тяжело было – и до сих пор тяжело – узнать, что Джонни Крид был моим отцом. Как мучительно, когда сравнивают не только нашу музыку, но и каждый день прожитой жизни. Слышать, как люди говорят, что мой музыкальный талант никогда не сравнится с его.

Но дело в том... что я не хочу равняться талантом с Джонни. Я хочу быть в музыке самим собой. Но этого никогда не будет. Потому что в тот момент, когда мир узнал, что живое, дышащее генетическое продолжение Джонни Крида живет на этой земле, моя жизнь перестала быть моей собственной.

Я все это знал. Знал, что если я пойду в музыку, то это сделает меня беззащитным перед всеми. Просто не представлял, как это будет тяжело. Наверное, то чувство пустоты, которое я испытываю сейчас – это все, что осталось после того, как от меня откалывали по кусочку все эти годы.

Если бы я только мог встать и сказать, что я действительно чувствую сейчас. Но это невозможно. Я могу выражать свое мнение о ком угодно. Но не о Джонни Криде. Я клянусь, что сорвусь, как Майкл Дуглас в фильме «С меня хватит!» ¹⁰, если меня снова спросят, есть ли музыкальное влияние Джонни на то, что я стал гитаристом.

Через двадцать минут я подъезжаю к «Republique» и мне везет, потому что я сразу паркую свою машину выключаю двигатель и оставляю играть песню – Эминем «The Monster». Бросаю взгляд на приборную доску и понимаю, что уже опаздываю на несколько минут. Как это похоже на рок-н-ролл.

Нуждаясь в дозе никотина, чтобы пережить следующий час, закуриваю сигарету и глубоко вдыхаю, откидывая голову на подголовник. Я на ощупь опускаю окно и выпускаю дым наружу.

Иногда мне кажется, что жизнь была бы проще, если бы я не стал музыкантом. Да чего там, я знаю это. Проводил бы все свое время вдали от музыкального бизнеса, работал с девяти до пяти, и все было бы легко и просто. Я закрываю глаза и представляю себе это. Больше никакой прессы. Никаких социальных сетей. Никто не лезет с утверждениями, что я недостаточно хорош.

Звучит потрясающе.

Но тогда не будет нашей музыки, не будет никакой группы «Slater Raze». Исчезнут дни и ночи в студии, когда в спорах мы создавали свое искусство.

Больше никаких шоу.

Я знаю, что сейчас чувствую себя не в своей тарелке, но уверен, что буду скучать по сцене. Мне будет не хватать голосов тысяч людей, подпевающих словам песен, которые написаны мной. Нет в нашей душе ничего похожего на чувство, возникающее, когда люди поют тебе в ответ твои же слова. Чувствуешь, что что-то глубоко укоренилось в вас. И это делает вас тем, что вы есть. И какую боль тебе это не приносит, ты не откажешься от этого. Я создаю то, что люблю, и не отказываюсь платить за это.

Звучит, словно я гребаный победитель.

Джейк однажды сказал мне: «Если ты хочешь прожить свою жизнь так, как живешь, тогда ты будешь слушать критику людей. Но это не значит, что ты должен это слышать». И я стараюсь этого не слышать. Но это тяжело. Иногда это все, что я слышу.

Вздохнув, я тушу сигарету и бросаю ее в пустой стаканчик от кофе, который оставил здесь вчера. Выходя из машины, я беру его с собой и бросаю в ближайший мусорный бак.

Ладно, давайте покончим с этим дерьмом, а потом я вернусь в студию, которая и есть мое место.

Я подхожу к ресторану, в котором был уже однажды много лет назад, толкаю дверь и захожу внутрь. Иду к стойке администратора, женщина за ней смотрит на меня. Меня поражает момент узнавания. У меня отвратительная память на лица, но я не забуду ее лицо ни в ближайшее время – ни вообще когда-нибудь. Она– та самая женщина, которая поимела меня, потому что я сын Джонни Крида. И это в ее спальне плакаты отца были развешаны по всем стенам. Именно здесь я встретил ее много лет назад.

Как я вспомнил об этом только сейчас?

– Шторм. – Она улыбается мне, как будто мы старые приятели.

Мы переспали всего один раз, подружка, и ты ненормальная, если думаешь, что я вспоминал об этом. Что мне делать? Дать ей понять, что я ее вспомнил, или притвориться, что не узнал? Что не знаю, кто она? Решаю остановиться на этом. Улыбаюсь. Эта дружелюбная и вежливая улыбка, которой я часто пользуюсь, называется «я вас не знаю».

– Привет. Я здесь, чтобы встретиться с Джаспером Маршем. Стол заказан на его имя.

Ее взгляд становится острее.

– Ты меня не помнишь, да?

«Боже... я прекрасно тебя помню. Просто не хочу показать это тебе».

– Простите, мы раньше встречались?

Я – рок-звезда. Я встречаюсь со многими людьми. Это должно сработать. Или нет.

Она смотрит на меня так, словно хочет ударить ручкой, которую держит в руке.

– Мы раньше не встречались?! – ее голос повышается.

Стоп! Стоп!

– О, подожди. – Я щелкаю пальцами, пытаясь исправить ситуацию. – Я действительно помню тебя.

Ничего. Она даже не моргает. Просто смотрит на меня, широко раскрыв глаза.

– Да... конечно. Ты и я... да, я помню тебя.

«Вау. Молодец, Слейтер. Игра, достойная «Оскара»».

– Как меня зовут?

– А?

– Мое имя. Если ты помнишь меня, то знаешь мое имя.

Дерьмо.

Мои глаза быстро сканируют ее рубашку в поисках бейджа с именем. Безрезультатно. На ней ничего нет. Видите, вот почему лучше пойти в «IHOP»¹¹. Там персонал хотя бы носит проклятые бейджи.

Я смотрю на нее, пытаясь извлечь ее имя из самых глубоких тайников своей памяти, но это бессмысленно. Даже если бы я спросил ее имя все эти годы назад, я бы не вспомнил его через секунду после того, как мы попрощались. Поэтому я делаю единственное, что может сделать парень в этой ситуации. Иду ва-банк.

– Сара, верно? – Ее глаза сужаются, пока не становятся похожими на дырки в снегу. – Нет. Ладно. Тогда Мэнди? Стефани? Бекки? Клэр?

Я выбрасываю имена, как будто хватаюсь за спасательный круг. Судя по звуку из ее горла, она только что проглотила камень.

Я труп.

– Сволочь.

Она отворачивается и берет меню с полки позади себя. Снова поворачивается. На ее лице, похожем на маску, нет ни одной эмоции. Она собирается убить меня. Вот как я умру. Смерть от руки психопатки.

– Твой отец никогда бы так не поступил с женщиной. Он был джентльменом. Ты засранец, – шипит она.

«Ты не могла ошибиться больше, красотка».

Я потому и не знал Джонни, что он поступал с женщинами именно так. И я веду себя точно так же, как он. Эта мысль меня успокаивает.

– Давай я покажу тебе твой столик, придурок. – Ее голос пугающе высок. – Мистер Марш уже здесь.

Она мчится через ресторан. Ее каблуки настойчиво стучат по кафельному полу. Я следую за ней. Что еще мне остается делать? Я точно знаю, что она собирается отравить мою еду. Или, по крайней мере, плюнуть в мой кофе. Поведение этой цыпочки должно стать уроком для меня, чтобы быть более осторожным с теми, в кого я сую свой член. Очевидно, если я не научился этому раньше, то теперь точно научусь. Клянусь, если у меня получится пережить этот бранч, то перестану укладывать в постель случайных женщин. Или, по крайней мере, буду записывать их никчемные имена.

Я подхожу к столу, и Джаспер Марш поднимается со своего места. На вид ему около сорока пяти. Ниже меня ростом, коренастый. Редеющие черные волосы.

– Шторм, спасибо, что пришел.

Он протягивает руку, и я пожимаю ее, отмечая, какая у него липкая ладонь.

– Нет проблем. Извините, что опоздал, – говорю я ему.

–Едва ли ты опоздал. – Он отмахивается от меня, прежде чем сесть обратно.

Я сажусь напротив него и украдкой вытираю руку о бедро. Меню, которое несла моя новая лучшая подруга, брошено на стол передо мной.

– Что ты хочешь выпить? – лает она на меня.

Я вижу, как глаза Джаспера поднимаются при звуке ее голоса.

– Кофе. Черный, – бормочу я. – Джаспер?

– Я уже заказал. – Он берет свою чашку с кофе.

Его губы кривятся в улыбке.

Отлично. Он понял, что когда-то я занимался с ней сексом. Не нужно быть ученым, чтобы понять это по напряжению, исходящему от нее, или по ее взгляду, которым она хочет проделать дырки в моей голове. Но если он не знал, то «мудак», что она шипит мне, прежде чем уйти, подтверждает это. Теперь он первым делом напишет в статье, что я когда-то трахнул администратора ресторана. Неважно, что она сумасшедшая или одержима Джонни. В этой ситуации идиотом все равно буду я. Чертовски классно. Зейну это понравится.

– Какие-то проблемы? – спрашивает Джаспер, переводя взгляд с меня на уходящую занозу.

– Ей не понравилась наша последняя песня. – Я ухмыляюсь ему и беру свое меню. – Итак, что здесь вкусно готовят?

Я хочу сменить тему. Но с журналистами всегда непросто. Поэтому жду, пока он еще немного покопается в меню. К счастью, это длится недолго.

– Ну, если ты фанат капкейков, то стоит заказать их.

Он ухмыляется, показывая мне слегка желтые зубы. Странно видеть это здесь, в Лос-Анджелесе, где все улыбаются ослепительно белыми зубами.

– Значит, австрийские блины первоклассные. Но омлет из омаров штата Мэн тоже великолепен.

– Вот именно, панкейки.

Мне нужны углеводы после вчерашней вечеринки.

Мы ведем светскую беседу, пока не приносят мой кофе, который, к счастью, держит официант. Тем не менее, я проверяю его на наличие следов яда или плавающих веществ. То, что она его не принесла, еще не значит, что она его не сделала сама и ничего в него не положила. Выглядит нормально. Я осторожно делаю глоток. На вкус тоже ничего.

Мы оба делаем заказ официанту, который забирает наши меню с собой.

Я расслабляюсь в своем кресле. Чувствую, как вибрирует мой мобильник в кармане, но не обращаю на это внимания. Я никогда не достаю мобильник во время интервью, потому что считаю это бестактным. Честно говоря, мне не симпатичны люди, вместе обедающие, или просто проводящие время за беседой, но при этом умудряющиеся разговаривать по телефону. Это Тру меня так приучила. Она не разрешает сотовые телефоны за обеденным столом, когда мы собираемся вместе. Делаю еще один глоток. Теперь, когда я на девяносто процентов уверен, что он не отравлен, можно его допить.

– Я ценю, что ты пришел поговорить со мной сегодня.

– Кто же откажется от бесплатного обеда, – язвительно говорю я, и он смеется.

– Ты не возражаешь, если мы начнем интервью прямо сейчас, или дождемся конца обеда?

– Давай начнем.

Чем скорее мы закончим, тем раньше я смогу уйти.

– Ты не возражаешь, если наша беседа будет записана? – спрашивает он, залезая в карман и вытаскивая мобильник. – Так я ничего не упущу.

– Конечно. – Я пожимаю плечами.

Джаспер стучит по экрану своего телефона и кладет его на стол между нами.

–Окей. Ну, начнем с нескольких простых вопросов, которые интересны читателям. Например, какие группы вы любите, какую музыку слушаете. Что дальше ждать от вас, ребята. Над чем вы сейчас работаете. Затем мы перейдем к ночи, когда умер Джонни.

Я вскидываю на него глаза.

– Что?

– Я хочу поговорить о той ночи, когда умер Джонни, и о том, что ты чувствуешь, зная, что именно из-за тебя он был в машине, когда разбился.

Мне кажется, что я медленно тону. Все голоса и болтовня вокруг меня исчезают. Время, кажется, замедляется и останавливается.

– Я... я... – качаю головой. – Что?

Я вижу довольную улыбку, которая появляется на его губах.

– В ночь смерти Джонни ему позвонила... – он достает из кармана брюк маленький блокнот и смотрит на него, – Мэри Уокер. Она была работодателем и другом твоей матери, верно?

Я не отвечаю. Просто не могу.

– Мэри позвонила Джонни в ночь его смерти. Она рассказала ему о тебе. Что у него есть сын. Джонни сел в свою машину, нагруженный под завязку таким количеством наркотиков и выпивки, что хватило бы на лошадь, и поехал к тебе. Он ехал в аэропорт, чтобы успеть на рейс, на который так и не попал. Это не было самоубийством, как многие предполагали. В ту ночь он не нарочно загнал свою машину в овраг.

Джонни знал...

Он знал обо мне.

Он ехал увидеться со мной.

Улыбка на губах Джаспера превращается в ухмылку.

– Но, судя по выражению твоего лица, я думаю, ты не знал, не так ли? Ты даже не подозревал, что он знает о твоем существовании. Не имеешь ни малейшего понятия о том, что твой отец, один из величайших музыкантов, когда-либо живших на свете, умер в ту ночь, потому что собирался встретиться с тобой.

Глава 4

Шторм

Осколки грязной бомбы, взорвавшейся передо мной, поражают меня прямо в грудь. Я не могу дышать. Джонни знал. Он знал. Он направлялся ко мне. Он умер, захотев увидеть меня.

– Шторм, ты хочешь что-то сказать в ответ?

Голос Джаспера возвращает меня к жизни. Я поднимаю на него глаза. Ухмылка в его глазах вызывает у меня желание стереть ее одним ударом. Мое сердце колотится о ребра. Чистый адреналин бежит по моим венам. Во рту сухо, как в пустыне.

Встав, я отбрасываю стул, и он с грохотом падает на пол. Я слышу, что в ресторане воцаряется тишина, но это меня не волнует. Я не замечаю никого, кроме маленького придурка напротив меня. Я достаю из кармана бумажник, достаю несколько купюр и бросаю их на стол.

– Ты несешь какую-то чушь. И это интервью закончено.

Джаспер встает, отодвигая стул.

– Уверяю тебя, это не так. Все, что я сказал – правда.

Я показываю на него пальцем, прежде чем уйти.

– Ты поганый лжец.

Мои ноги становятся резиновыми. Честно говоря, я не знаю, дойду ли я до выхода.

– Если ты мне не веришь, спроси Джейка.

Это заставляет меня остановиться.

– Или Тома, Денни... Тру. – Его слова ударяют меня по напряженной спине.

Они знали?

Я медленно поворачиваюсь к нему.

– Они все знают правду. Мэри рассказала Джейку много лет назад. Когда вы только переехали в Лос-Анджелес. Они знали все это время, и не удосужились сказать тебе. Заставили тебя думать, что Джонни никогда не знал о тебе. Что он никогда не заботился о тебе. Целое десятилетие лжи. И это заставляет задуматься, почему они никогда ничего тебе не говорили, не так ли? И что еще скрывают от тебя?

Я пригвоздил его взглядом.

– А ты все знаешь, черт возьми.

– Вообще-то, я много чего знаю. Больше, чем ты, однозначно.

– Пошел к черту.

Этот кретин действительно имел наглость рассмеяться. Мне нужно убираться отсюда к чертям. Когда я отвожу от него взгляд, замечаю телефон, лежащий на столе. Запись на пленке вновь выставит мою жизнь напоказ. Телефон записал весь разговор. Меня услышит весь мир. Независимо от того, правда ли то, что он говорит о Джонни, это будет горячая история. Меня опять будут обсуждать.

Я уже вижу эти проклятые заголовки.

«Джонни Крид умер из-за своего незаконнорожденного сына, Шторма Слейтера».

Это абсурдно. Но люди не будут интересоваться, правда ли это. Здесь вступает в силу закон толпы. Я буду распят в прессе и в социальных сетях, в зависимости от того, как будут раскручивать историю.

Боже.

Я не хочу, чтобы это было правдой.

Моя единственная семья. Люди, которых я люблю и которыми восхищаюсь, скрывают от меня правду. От этой мысли меня тошнит. Но что-то глубоко внутри подсказывает мне, что Джаспер не лжет. Хоть и мудак, но он говорит правду. Джонни знал обо мне. Он сел в машину и оказался в овраге, направляясь ко мне. И этот ублюдок собирается опубликовать эту историю для любопытной толпы. И я ничего не могу с этим поделать. Если только...

Для крупного мужчины я двигаюсь быстро. Бросаюсь вперед и смахиваю его мобильник со стола, прежде чем он успевает пошевелиться. Бью по нему ботинком. Треск стекла под моей ногой полностью удовлетворяет меня.

– Вы мне за это заплатите.

Теперь моя очередь смеяться. Я достаю из бумажника еще несколько купюр и бросаю ему в лицо.

– Это должно возместить ущерб.

Деньги падают на пол. Он даже не пытается их взять. Я смотрю, как он засовывает руку в карман брюк и достает маленькое записывающее устройство. Вытащив его, он вертит его в пальцах. И мое краткое чувство облегчения исчезает.

– У меня всегда есть запасной вариант.

Самодовольный ублюдок пожимает плечами.

– Мне очень понравился наш сегодняшний разговор, Шторм. Я пришлю тебе готовую статью прежде, чем она будет опубликована.

Сволочь.

Я скрежещу зубами так сильно, что удивляюсь, что они остаются целы. Он обходит стол и подходит ко мне. У него есть яйца, стоит отдать ему должное. Я сжимаю кулаки по бокам. Джаспер встает прямо передо мной. Я смотрю на него сверху вниз. Он весь в поту и не так спокоен, как хочет казаться.

– Джонни умер в расцвете сил, – тихо говорит он. – Двадцать пять лет, а он уже был музыкальным гением. Только подумай, какой была бы современная музыка, если бы он остался жив. Он умер из-за тебя. Ты лишил мир того, что он мог бы еще создать. И с чем мы остались? Когда-то великая группа, которая никогда не сможет возместить потерю своего главного таланта. И дерьмовая попытка играть в переодевание с вашим жалким подобием группы. Вы чертовски оскорбляете память о Джонни.

Прежде чем успеваю подумать, я хватаю Джаспера за горло, поднимая его на цыпочки. Нагибаюсь к нему.

– У тебя точно стоит на Джонни.

Я слышу шум вокруг себя, но не обращаю на это внимания, потому, что сосредоточен на этом придурке.

– Теперь тебе нечего сказать, ублюдок? Или у тебя кончилось дерьмо, чтобы поговорить?

Я сильнее сжимаю пальцы вокруг его шеи.

– Не-а, – хрипит он, покраснев.

– Я просто знал, как нажимать на твои кнопки. Так предсказуемо. Улыбнись в камеру, Шторм.

Внутри все переворачивается. Я даже не потрудился поднять глаза. Гребаная подстава. Как я мог быть так облажаться?

Речь шла о деньгах. Конечно, речь шла о деньгах. Джаспер завел меня, и я отреагировал, сыграв ему на руку. Отталкиваю его от себя, даже не испытывая удовольствия от того, что он упал на пол. Я проталкиваюсь мимо людей, которые наслаждаются бесплатным шоу, и прекрасно понимаю, сколько телефонов снимают все это сейчас.

– Мой адвокат свяжется с вами! – Джаспер кричит мне вслед, когда я пробираюсь через ресторан. – О, и я не лгал о Джонни и о том, почему он был в своей машине той ночью! Просто спроси Джейка!

Я выскакиваю из ресторана и быстро сажусь в машину. Выезжаю, даже не пристегнувшись ремнем безопасности. Чтобы попасть на нужную полосу, подрезаю проезжающие машины. Я игнорирую звуки автомобильных гудков. Игнорирую все.

Мысли кружатся в моем мозгу.

Сокрушительная боль в груди.

Потому что я сосредоточен только на одном.

Я направляюсь прямо в «TMS Records».

Глава 5

Шторм

Я подъезжаю к зданию «TMS Records» практически на автопилоте.

Место, которое я люблю.

Интересно, буду ли я его любить по-прежнему, когда буду выходить отсюда?

Я оставляю свою машину прямо у входа. Не думаю, что пробуду здесь долго. А если даже получу штрафной талон, что с того? Выйдя из машины, запираю ее и шагаю к двери. Я захожу в здание, даже не чувствуя прохладу кондиционера, бьющую мне в лицо. Мною движет чистый гнев. Я прохожу мимо охраны, едва замечая парней, и направляюсь прямо к стойке регистрации.

– Шторм, привет.

Пэтти, одна из администраторов, улыбается мне, а потом хмурится, увидев выражение моего лица. Должно быть, мое состояние отражается на нем.

– Ты в порядке?

Пэтти работала здесь целую вечность. Она часть семьи ТМС. Интересно, Джейк ей тоже соврал? Не в настроении отвечать, я просто спрашиваю:

– Джейк здесь?

Я слышу, как каменеет мой голос. Если здесь его нет, я все равно найду его, где бы он ни был. Я не оставлю все просто так. Мне нужны ответы.

Пэтти бросает на меня обеспокоенный взгляд и тянется к телефону на столе.

– Он здесь. Я просто не уверена, где, правда. Позволь мне позвонить в его офис и проверить.

Я жду, мои мышцы напряжены, ярость бурлит в моей крови, пока она говорит по телефону.

Пэтти кладет трубку на рычаг.

– Он в четвертой студии.

Я бегу к лестнице, чтобы подняться на первый этаж, где находится Джейк. Шагаю через две ступеньки. Я поворачиваю налево, не обращая внимания на людей, мимо которых прохожу, сосредоточившись на своей цели. Остановившись, я вижу Джейка через стеклянное окошко на двери. Он в кабинке. Том и Дэнни тоже здесь, сидят за микшерским столом с Ноэлем, одним из продюсеров.

Теперь, найдя их, я замираю, не в силах войти. Смотрю на них через стекло. Я думал, что они были моей семьей. Доверял им. А они лгали мне в течение многих лет. Предательство – одна большая рана.

Словно почувствовав, что я здесь, Джейк переводит взгляд на меня. Что бы он ни увидел на моем лице, он перестает петь. Он говорит что-то Тому и Дэнни через микрофон, потому что они оба поворачиваются, чтобы посмотреть на меня. Боль и унижение от того, что произошло в ресторане, вспыхивают снова, и я распахиваю дверь так сильно, что она отскакивает от стены.

– Шторм?

Это Дэнни. Похоже, он встревожен. Так и должно быть.

– Возьми десять минут перерыва, Ноэль, – говорит Том.

Ноэль смотрит на Тома, потом на меня. Кивает и уходит. Я немного отодвигаюсь, чтобы он смог выйти. Джейк входит в комнату, и мы остаемся вчетвером. Одна большая счастливая гребаная семья.

– Что происходит? – Джейк переводит взгляд с меня на Тома, потом на Дэна и снова на меня.

– Что случилось?

Я замечаю беспокойство в его голосе, но мне все равно. Мои кулаки непроизвольно сжимаются, а сердце колотится. Мой гнев осязаем.

– Шторм? – теперь Том кажется раздраженным.

Это бесит меня еще больше.

– Я знаю, – выдавливаю из себя.

– Что?

Дэнни кажется смущенным. Настолько, что это было бы смешно, если бы не было так чертовски плохо.

– Джонни. Я все знаю.

И это все, что я могу сказать. Грязная бомба, сброшенная на меня менее тридцати минут назад, теперь летит в них. Она рикошетит по комнате, взрывая тишину. И если у меня были какие-то сомнения в том, что это правда, то теперь я точно знаю, что это так.

– Кто тебе сказал?

Это Джейк. Мне никогда не приходилось слышать, чтобы он говорил так тихо. Я внимательно вглядываюсь в его лицо.

– Разве это имеет значение? - огрызаюсь я.

– Это не... – Джейк делает шаг ко мне.

– Не надо, – я указываю на него пальцем, – черт возьми, подходить ко мне.

Он останавливается. Вид у него виноватый и раскаивающийся. В этот момент я его ненавижу.

И Тома.

И Дэнни.

Я ненавижу всех их.

Но главное, я ненавижу себя за то, что так чертовски глуп.

– Мы должны были сказать тебе, – Том говорит тихо, голосом, который я никогда не слышал от него раньше. – Ты не должен был услышать это от чужого человека... ты должен был узнать от нас. Мы облажались.

Я смеюсь. Только в моем смехе нет веселья.

– Как потрясающе любезно с твоей стороны.

– Шторм... – тихо и предостерегающе произносит Дэн. У него всегда был этот родительский тон.

Я перевожу взгляд на него.

– Пошел к черту. Я больше не ребенок. И не надо так говорить со мной.

– Шторм, просто послушай...

Я перевожу взгляд на Джейка.

– Какого хрена я должен это делать? Я доверял вам. Вы были моей семьей...

– Мы твоя семья, – обрывает меня Том, выглядя раздраженным.

Эти слова только подбросили дров в пекло моего негодования.

– Черта с два! – кричу я. – Члены семьи ни хрена не лгут друг другу! Не хранят важные секреты, такие, например, как Джонни узнал о моем существовании! Что он ехал за мной той ночью!

Горе застревает у меня в горле. И меня раздражает, что я ужасно близок к тому, чтобы сломаться. Резко втянув воздух, продолжаю.

–В семьях не скрывают друг от друга ничего важного, так что вы больше не можете так себя называть.

– Шторм, это не было... ты был еще ребенком... когда я узнал правду, твоя мама только что умерла, и я не хотел...

– Прекрасно, – прерываю его объяснения. - Ты не хотел говорить мне, пока я переживал это дерьмо. Я понимаю это. А как же все последующие годы?

Тишина оглушает.

Взгляд Джейка скользит по полу, прежде чем вернуться ко мне. Он вздыхает, проводя рукой по своим черным волосам.

– Тогда... просто никогда не было подходящего времени.

Я глухо смеюсь.

– Никогда не было подходящего времени? Забавно. Потому что я был с тобой каждый гребаный день! Со всеми вами! И ни разу никому из вас не пришло в голову сказать: «О, Шторм, просто, чтобы ты знал, парень, который обрюхатил твою маму, ну, знаешь, парень, который, как ты думал, не знал о твоем существовании, ну, на самом деле, он знал! И он умер, поехав повидаться с тобой!»

Сейчас я кричу, и мне все равно.

– Мы облажались. Ладно? - тихо говорит Том.

Я оборачиваюсь к нему.

– Нет! Это совсем не ладно! И услышать это от гребаного журналиста...

Нагнувшись и опустив руки на бедра, смотрю в пол, глотая воздух. У меня чувство, что голова вот-вот взорвется. Я просто не могу в это поверить. Ни во что из этого. Они заменили мне отца. Джейк действительно усыновил меня, черт возьми. Я должен был на них рассчитывать. Я думал, что могу им доверять. Надеялся, они прикроют меня перед всеми в этом проклятом мире. Что за нелепая шутка.

Я медленно поднимаю голову.

– Разве кто-нибудь из вас сказал бы мне правду?

Тишина в комнате и чувство вины в их глазах отвечают на мой вопрос. Я разочарованно смеюсь. Подняв руки, я говорю:

– Я закончил.

Затем выхожу из студии. Я выхожу в коридор, который на удивление пуст. Думаю, все слышали, как мы спорили. Ну, тогда я точно не был тихим. И на данный момент, это наименьшая из моих гребаных проблем.

– Шторм, подожди! – Джейк кричит мне вслед.

Через секунду он опускает руку мне на плечо. Я отталкиваю ее, набрасываясь на него.

– Не трогай меня, мать твою, – выдавливаю я.

Он поднимает руки вверх, сдаваясь.

–Ладно, – говорит он, но тоже не отступает.

Мой приемный отец стоит прямо передо мной, глядя мне в лицо.

– Я облажался. Это моя вина. Мэри рассказала мне все в день похорон твоей мамы. Она сказала только мне. – Он прижимает руку к груди. – Никому больше.

– Джейк, мы все знали. Это было не только из-за... – Денни делает шаг вперед, подходя ближе к нему.

Джейк поднимает руку, останавливая его.

– Они знали только потому, что я сказал им не говорить тебе об этом. Просил их не делать этого. Это моя вина. Не их.

Я знаю, что он делает – пытается взять всю вину на себя. Но со мной это не пройдет. Все они были друзьями Джонни. Все трое. Они все знали. Они все виновны.

– А кто еще знает? – спрашиваю я, понизив голос.

–Лэйла. Смит. Стюарт, – первым говорит Том, называя свою жену, гитариста, который занял место Джонни в группе после его смерти, и помощника Джейка.

– Симона, – Дэнни произносит имя жены.

И предательство просто продолжает резать меня по живому.

– То есть, все, кроме меня, – кусаюсь я.

Я люблю всех этих людей. И они все знали.

Я смотрю на Джейка.

– А Тру знает? – мой тихий голос разносится по коридору.

Я уже знаю ответ на этот вопрос. Он никогда и ничего от нее не скрывает. Но глупая часть меня надеется, что Тру не знает. Потому что я не хочу злиться и на нее тоже. Она занимает такое же место в моей жизни, как и эти трое, стоящие передо мной. Она усыновила меня. Любила меня. Это она обнимала меня, когда я плакал после потери мамы.

Джейк смотрит на меня, и словно проходит целая вечность. Затем он кивает один раз. Боль в моей груди растет.

– Но не вини Тру, – быстро говорит он. – Я один виноват во всем. Она хотела тебе сказать, но я не позволил.

Я смотрю на Джейка.

Боль, гнев и обида пронзают меня насквозь. Я ничего не чувствую, кроме этого. Я закрываюсь внутри себя, запирая все свои эмоции. И больше не позволяю себе ничего чувствовать.

Когда тебе причиняют боль на протяжении многих лет, ты привыкаешь защищать себя.

– Я ее не виню. Или кого-то еще. – У меня ледяной голос. Мой взгляд скользит по Тому и Дэнни, а затем останавливается на Джейке.– Я виню вас троих. Вы были семьей Джонни. Вы были моей семьей. – У меня вырывается холодный смешок. – И на этом мы закончим.

Снова обвожу их взглядом, чтобы они поняли серьезность моих слов. Что я имею в виду именно это и виню их всех одинаково.

– Думаю, вы трое теперь для меня так же мертвы, как и Джонни.

Меня не трогает то, что они вздрагивают от этих слов. И мне, бл*ть, все равно.

Повернувшись на каблуках, ухожу по коридору. Убираюсь к чертовой матери, не обращая внимания на то, что все они кричат мое имя.

Глава 6

Шторм

Я вылетаю из здания и протискиваюсь мимо входящих людей, не обращая внимания на их раздраженное ворчание.

Мое единственное желание – убраться отсюда как можно дальше. Гнев дает мне силы пережить последние события, он держит меня на плаву.

Через несколько секунд я уже у своей машины. Заметив талон на лобовом стекле, хватаю его и бросаю на пассажирское сиденье, когда сажусь за руль. Завожу мотор, выезжаю на дорогу и с визгом шин срываюсь с места. Оглядываясь в зеркало заднего вида, я вижу, как Джейк, Том и Дэнни выскакивают из дверей, из которых я только что выбежал. Их вид приводит меня в еще большую ярость. Я поднимаю руку и показываю им средний палец, хотя они ничего не видят. Взбешенный, униженный ребенок во мне на мгновение чувствует себя немного лучше. Через минуту мой сотовый начинает вибрировать в кармане. Этот же звонок я вижу на экране монитора автомобиля.

Джейк.

– Отвали.

Я стискиваю зубы, крепче сжимая руль. Давлю ногой на газ, увеличивая скорость. Звуки вызова прекращаются. Затем телефон снова звонит. На этот раз это Том.

- ДА ПОШЕЛ ТЫ! – кричу я.

Нажимаю кнопку «игнорировать», отключаю звонок и выключаю систему, нуждаясь в тишине. Через несколько секунд приходит сообщение. Я достаю из кармана мобильник, не глядя, выключаю его и бросаю на пассажирское сиденье рядом с парковочным талоном.

Подъехав к светофору, заставляю себя остановиться, пережидая красный цвет. От нетерпения стучу пальцами по рулю. Я просто хочу ехать дальше. Мне нужно быть как можно дальше от моей прежней жизни. Цвет меняется, и я вдавливаю педаль в металл. Но не успеваю опомниться, как останавливаюсь у очередного светофора.

Черт возьми.

Моя нога начинает беспокойно дергаться.

Он умер из-за меня. Джонни Крид умер из-за меня. В тот вечер он сел в машину, потому что собирался познакомиться со мной.

Я тру ладонями лицо. Конечно, мой рациональный ум говорит мне, что это не моя вина. Но сейчас мне тяжело думать здраво. Я ощущаю себя так, будто очутился на другой планете.

Один из величайших гитаристов нашего времени умер из-за меня. А я не чувствую себя сыном, достойным наследия своего отца. Внутри меня зарождается горький смех. Моя грудь начинает сжиматься, дыхание становится прерывистым. Это часто случалось со мной после смерти мамы. Что Тру обычно говорила мне?

«Тихо и медленно, Шторм. Глубокий вдох. Притормози все».

Тру.

Джейк.

Мне очень больно.

Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. И повторяю.

Гудок позади моего автомобиля вытряхивает меня из моей тоски. Убрав ногу с тормоза, позволяю машине рвануться вперед. Мне стоит выбраться из города. Нужно время, чтобы очистить свой разум. Я просто хочу бездумно вести машину. Провожу рукой по волосам и в это время замечаю указатель поворота на шоссе. Пересекаю полосу под звуки ревущих клаксонов. Честно говоря, сейчас мне на это наплевать – я сворачиваю на шоссе. Это единственное место, где я могу чувствовать себя свободно. Увеличивающееся расстояние между ними и мной – вот, что мне сейчас нужно. Мне нужно покинуть Лос- Анджелес, чтобы все обдумать.

Я еду к выезду по пандусу. Не успеваю оглянуться, как поворачиваю по шоссе I-40 на запад и наконец-то чувствую, что могу расслабиться.

Ну, не совсем расслабиться. Я все еще чертовски зол.

Вывожу свою машину на скоростную полосу, а затем отпускаю ногу, позволяя ей мчаться. Это лучшее, что можно сделать для моего нынешнего состояния. Чтобы заполнить тишину в машине и заглушить шум в голове, снова включаю экран. Вспомнив, что не могу слушать музыку на моем телефоне через Bluetooth, потому что мобильный выключен, я выбираю радио. Перебираю каналы. Мне нужна музыка, соответствующая моему настроению. Поиск останавливается на станции, где звучит одна из ранних песен TMS.

Серьезно?

Мои глаза устремляются ввысь.

«Ты что, бл*ть, сейчас шутишь?»

Я смотрю на стереосистему так, будто она лично меня затрахала. Снова ударяю по кнопке поиска. Именно ударяю, вы меня правильно поняли. «Mr. Brightside» «The Killers» ¹²находится на середине песни. В нормальное время я люблю слушать эту песню. Но сейчас это не то, что мне нужно. Мне нужны громкие гитары. И бас. И барабаны. Что-то такое, что накормит мою черную душу. Поиск останавливается на станции хэви-метал, и из динамиков льются стартовые звуки «Thunderstruck» «AC/DC»¹³.

– Наконец-то, черт, – бормочу я себе под нос.

Увеличиваю громкость до максимальной. Бас колотится в моей машине, гудит по моей коже, как электричество, и оседает внутри меня, как наркотик. Чувство, близкое к умиротворению, поглощает мою едва скрываемую ярость. Только музыка может успокоить меня в этот момент.

Быстрая езда и прослушивание громкой музыки – не лучший способ расслабиться. Но когда внутри меня все кипит, и я чувствую себя готовым избить кого-нибудь до смерти, такая музыка – то, что мне необходимо.

Когда я перестану двигаться, мне снова будет больно. А я не хочу боли. «Thunderstruck» заканчивается, и преследующие, гудящие звуки «Metallica»¹⁴ «Enter Sandma» заполняют мою машину.

Я выуживаю сигарету из пачки, сую ее в рот и закуриваю. Опускаю стекло и позволяю скорости моей машины, низкому гудению двигателя и грохочущей музыке завладеть мной.

Глава 7

Шторм

Я протираю глаза и бросаю взгляд на часы с приборной доски.

Иисусе. Прошло почти четыре часа.

В последний раз, когда я проверял время, то ехал чуть меньше часа и совершенно не был готов остановиться. Ясно, что я полностью погрузился в вождение. Должно быть, я совершенно отключился. Полностью погрузившись в себя, весь сосредоточился на вождении. Ни о чем, произошедшем со мной, думать не хочу и не могу. Не скажу, что успокоился, но уже не так зол, как раньше. Я просто скверно себя чувствую, и не задумываюсь, где же закончится мое путешествие.

Газовая лампочка на приборной панели уже давно горит, и тут взгляд неожиданно ловит указатель бензоколонки. Мне нужно заправить мою девочку. Я бы и сам не отказался от топлива, и мне нужно отлить. А также выяснить, где, черт возьми, сейчас обретаюсь. Кажется, я уже выбрался из Лос-Анджелеса. Держа путь на восток по I-40¹⁵, нахожусь либо в Неваде, либо в Аризоне. И я достаточно раз ездил в Вегас, чтобы знать, что это не дорога в Город грехов.

Съезжаю с трассы и веду машину по указателям к заправочной станции. Да, я в Аризоне. Вон на той большой вывеске написано: «Добро пожаловать в Лейк-Хавасу-Сити».

Я подъезжаю к станции техобслуживания и останавливаюсь у бензоколонки с самообслуживанием. Выключив двигатель, достаю мобильник и смотрю, сколько у меня пропущенных звонков и сообщений. Они, наверное, беспокоятся обо мне. Я их знаю. Ну, они должны были подумать об этом прежде, чем решили лгать мне последние одиннадцать лет. Вновь поднимающийся гнев быстро заглушает чувство вины, которое я испытываю.

Достаю из бардачка темные очки и надеваю их. С помощью маленькой кнопки на внутренней стороне двери открываю крышку бензобака. Купишь дорогую машину – получишь в придачу какие-нибудь игрушки для лентяев. Я вылезаю из машины. Зевая, потягиваюсь. Это так приятно после стольких часов за рулем. Сдвигаю очки на лоб, опускаю их на место, протерев глаза. Хватаю единственный заправочный пистолет на этой бензоколонке и вставляю его в бак. Нужно сильнее нажать. Я должен дать хороший толчок, чтобы залить бензин. Это похоже на то, как когда я трахаю женщину своим большим членом. Хихикаю про себя как ребенок.

Заполнив бак, вытаскиваю пистолет и вешаю его обратно. Еще раз зевнув, захожу на заправку. В первую очередь я иду в туалет, а затем покупаю на ходу кофе из автомата. Блуждая внутри магазина, беру пакет с огненно-острыми «Cheetos», «M&M's,» и конечно «Twizzlers»¹⁶. Подойдя к кассе, расплачиваюсь за топливо и еду, а потом возвращаюсь к своей машине. Выключаю сигнализацию, одной рукой прижимаю кофе и все свои покупки к груди, открываю дверь и забираюсь внутрь.

– О, черт!

Я пролил горячий кофе себе на грудь.

– Черт! Черт! Горячо!

Подхватываю стаканчик с остатками кофе, ставлю его в подстаканник и бросаю все остальное дерьмо на пассажирское сиденье. Я выпрыгиваю из машины. Снимаю солнечные очки и бросаю их в машину. Стягиваю через голову пропитанную кофе футболку. Вздохнув, вытираю грудь футболкой. Я провожу руками по волосам, поднимаю глаза и вижу немолодую женщину – на вид ей под шестьдесят, а может быть, и больше, заправляющую свою машину у следующей бензоколонки. Она откровенно пялится на меня. Ну, на мою грудь. Она ловит мой взгляд и подмигивает мне. Я не могу удержаться от улыбки. Бабушка хочет трахнуться. Не то чтобы мне нравились гребаные бабульки. Но для своего возраста она, конечно, красавица.

Я подхожу к багажнику своей машины и открываю его. Достаю кожаную куртку и бросаю туда мокрую майку. Не желая ехать без футболки, натягиваю куртку. Я возвращаюсь в машину и отъезжаю от заправки. Еще не прошло и пяти минут, как я покинул заправку. Я жую Twizzlers, одновременно пытаясь понять, как вернуться на трассу и найти отель на ночь. И тут машина начинает издавать шипящие звуки. Затем она начинает пыхтеть. И в итоге звуки, издаваемые машиной, начинают напоминать грохот мотора танка.

– Какого черта, девочка?

Я бросаю взгляд на приборную панель и не вижу ничего необычного в значках ее индикаторов, на ней ничего не мигает. Ничто не говорит мне, что с ней не так. Посмотрев в зеркало заднего вида, вижу черный дым, вырывающийся из багажника моей машины.

Мое сердце замирает.

– Что за чертовщина!

Подъезжаю к обочине, выключаю двигатель и выпрыгиваю из машины. Господи, как же тут воняет.

Я иду к задней части своей машины и смотрю на выхлопную трубу. Все еще видны небольшие выхлопы черного дыма, выходящие из трубы наружу. Прекрасно. Это просто чертовски здорово. Я открываю капот и смотрю на двигатель. Хоть и не особо разбираюсь в машинах, но ничего необычного не заметно. Я имею в виду, он не горит или что-то в этом роде. Оставив капот открытым, пытаюсь снова включить двигатель. Опять то же самое. Из выхлопной трубы валит черный дым. Я возвращаюсь к капоту и смотрю на внутреннее устройство своей машины. У меня на глазах дымится автомобиль, купленный мною за двести тысяч долларов и не пробывший у меня и полгода.

Ворчу себе под нос, проклинаю Джейка, Тома, Дэнни и этого долбанного журналиста Джаспера – это их вина. Ели б не они, меня бы здесь не было. Затем я возвращаюсь в машину и выключаю зажигание. Хватаю свой мобильник и включаю его. Мне нужно позвонить в ААА¹⁷.

У меня вообще есть номер ААА?

От количества звонков и сообщений мобильный в моей руке начинает сходить с ума. Рыча от раздражения, игнорирую их всех. Я залезаю в Google, вбиваю «поиск по номеру ААА», и звоню им. Ладно, получается, что у меня не будет помощи от ААА. Это сообщила мне женщина, с которой я связался по телефону, и своими советами она мне не помогла.

Черт возьми. Что мне теперь делать?

Я оглядываюсь вокруг, как будто ответ вот-вот придет ко мне. Ни единой мысли, что делать и к кому обращаться за помощью. Да и не хочу никого просить мне помочь. То есть, можно позвонить Рейзу, но от Лос-Анджелеса четыре часа езды, и я не собираюсь торчать здесь так долго.

«Думай, Слейтер. Думай».

Я стучу мобильником по голове.

Мастерская. Мне нужна мастерская.

Я снова оглядываюсь, но поблизости нет ничего похожего на мастерскую. Можно вернуться на заправку. Или...

«Погугли, ты, тупой ублюдок».

Я открываю «поиск» Google и набираю «мастерские в моем районе». Боже, благослови интернет и его систему отслеживания местоположения. Выскакивает только одна мастерская. Это в миле отсюда, согласно Google. И она открыта. Спасибо. Спасибо, Боже. Мне нужно что-то, чтобы доехать до места. Меня не покидает вопрос, почему мой сегодняшний день до сих пор похож на абсолютное и полное дерьмо.

Я нажимаю большим пальцем на необходимый мне номер, который я нашел все в том же интернете, выбираю «позвонить» и подношу телефон к уху, когда раздаются гудки.

Глава 8

Стиви

Я уже опускаю руку в один из унитазов гостевой ванной, когда из моего мобильного раздается простое «Don’t You» «Simple Minds»,¹⁸ давая мне знать, что кто-то пытается до меня дозвониться.

«Почему твоя рука в унитазе?» – спросите вы.

Потому что последний гость, уехавший сегодня утром, решил, что ничего ужасного не произойдет, если спустить в унитаз детские салфетки.

«И что теперь?»

Во-первых, это отвратительно. Во-вторых, засорилась труба в туалете, и именно мне приходится ее чистить .Все это – обратная сторона управления «B&B»¹⁹.

Надев резиновую перчатку и запустив руку в унитаз, я пытаюсь достать все эти чертовы салфетки. Бросаю взгляд на свой телефон, оставленный мною на краю ванны, и который снова звонит. Смотрю на экран мобильника и вижу, что это Бек, мой раздражающий старший брат.

Ну, Бек может и подождать (перефразировала). Сейчас я занята и перезвоню ему, когда закончу со своими делами.

Никто и никогда не скажет, что управление отелем «B&B» – легкая работа.

Я люблю это место. Место, где я выросла. Это единственный дом, который когда-либо был у меня. Все мои лучшие воспоминания связаны с ним. Я просто не люблю эту дерьмовую работу. Каламбур.

Телефон продолжает звонить, а я продолжаю петь вместе с Джимом Керром²⁰. Вообще пение – не мой конек. Я пою ужасно. Медведь на ухо наступил, как говорит моя лучшая подруга Пенни. Но эта песня из «Клуба «Завтрак²¹», одного из лучших снятых когда-либо фильмов. Так что было бы кощунством не подпевать ей. К тому же в доме сейчас никого нет, так что мое пение никому не повредит барабанные перепонки.

Восьмидесятые были лучшим десятилетием для кино и музыки. Конечно, я не была свидетельницей их расцвета. Мне всего двадцать четыре, но я выросла с отцом, любящим музыку и фильмы той эпохи, так что мне с Беком она близка. Дело не в том, что я не люблю современную музыку. Просто она мне совершенно не интересна.

Джим Керр прекращает петь. Но сразу же начинает петь снова.

«Я люблю эту песню, но, Боже мой, Бек, она играет, не переставая».

Все еще с одной рукой в унитазе, я протягиваю другую, хватаю телефон и провожу большим пальцем по экрану, принимая вызов.

– Что? – отвечаю я.

– И тебе привет, сестренка.

Бек на двенадцать месяцев старше меня, но, судя по тому, как он себя ведет, можно подумать, что ему двенадцать лет.

– Бек, у меня рука в унитазе, так что можешь перейти сразу к делу?

– Мне нужна услуга.

Ну конечно же. Я люблю своего брата, но, честно говоря, время от времени мне хочется его прибить. Ему всегда нужна моя помощь.

Зажав телефон между ухом и плечом, вытаскиваю салфетку, которую мне удалось схватить, и бросаю ее в ведро рядом с унитазом.

– Что за услуга?

– Мне нужно, чтобы ты вместо меня отбуксировала машину в мастерскую.

–А почему вы с папой не можете сделать это? – Я вздыхаю. Ненавижу брать эвакуатор.

– Потому что мы как раз устанавливаем новый двигатель на грузовик Питерсона.

Я снова вздыхаю.

– Хорошо, но ты мне будешь должен.

Теперь его очередь вздыхать.

– Что?

– Ты дочистишь этот унитаз, когда вернешься домой.

Он издает звук, как будто его тошнит. Работает с грязными машинами весь день, но мысль о том, чтобы опустить руку в унитаз, вызывает у него отвращение.

Я закатываю глаза.

– Почему бабушка не может этого сделать? – спрашивает он.

Я издаю смешок.

– Ты серьезно только что спросил, почему наша бабушка в свои шестьдесят шесть лет не может прочистить туалет?

– Эм... нет... – он выдавливает слова, понизив голос. – Стиви... бабушка сейчас слушает?

Я снова смеюсь.

Все мы знаем, что бабушка частенько подслушивает телефонные разговоры. Она всегда говорит:«Если хочешь что-то узнать, спрашивай. Если тебе не ответят, значит, ты шпионишь».

Эта женщина – всевидящая и всезнающая. Если тебе нужны местные сплетни, обращайся к моей бабушке. Хотя даже она понятия не имеет, что мой жених, мой парень еще со школы, изменял мне. Нет. Сейчас я не буду об этом.

– Нет, ее здесь нет. – Я хихикаю. – Сегодня суббота. Она пошла делать прическу.

– Слава Богу, – выдыхает Бек.

Бабушка надрала бы ему задницу за один только вопрос, почему она не может заняться трубами в туалете.

Помимо того, что ей шестьдесят шесть, бабушка не просто невероятно очаровательна. Она сногсшибательна. Я могу только молиться, чтобы выглядеть так же хорошо, как она в ее возрасте. Ее утонченность и изящество всегда будут для меня недосягаемой мечтой. Бабушкины волосы, одежда, ногти и макияж всегда на высоте. Ее никогда не увидят с рукой в унитазе.

Она всегда говорит мне: «Стиви, дорогая, ты никогда не знаешь, когда придет твой час, и я появлюсь у жемчужных врат рая только в самом своем лучшем виде».

Что касается меня, я буду зажигать у этих врат, одетая в испачканные отбеливателем рваные джинсы и белую майку, которую ношу еще со школы. И да, как раз это и надето на мне сейчас. Я просто не вижу смысла одеваться по-другому, когда работаю. Но это не значит, что я выгляжу так всегда. Когда мы с Пенни собираемся прогуляться, я привожу себя в порядок. И мне нравится пользоваться косметикой. Но зачем мне выглядеть красиво во время работы в «B&B», тем более что я там почти весь день. Ведь на мне здесь большая часть повседневной работы – уборка, заправка кроватей, стирка. Бабушка же только готовит еду. Мы подаем завтрак и ужин вечером, так что у нее находится свободное время для себя.

Моя помощь была нужна здесь всегда, но полностью я занялась делами гостиницы после окончания старшей школы. Папа был бы не против, и, наверное, даже желал, чтобы я поступила в колледж, но, честно говоря, у меня не было желания бросить все и уехать из дома. Мне нравится моя жизнь. И еще я хотела отблагодарить бабушку за ее заботу о нас, помогая ей. Это было меньшее, что я могла для нее сделать.

Когда наша мама сбежала от нас с Беком, мы были еще совсем маленькими. Она оставила нас на папу, и он растил бы нас один. Но вмешалась бабушка. Она перевезла нас всех к себе и помогала папе поднимать нас. У меня потрясающая бабуля. Она самая сильная женщина из всех, кого я знаю.

Бабушка и дедушка переехали сюда, когда папа был ребенком. После смерти его отца дедушка получил значительное наследство. На эти деньги они с бабушкой купили этот дом, превратив его в отель типа «B&B». Бабушка сохранила заднюю часть здания в качестве дома, где она, папа, Бек и я живем до сих пор. На оставшуюся часть денег дедушка купил еще один дом в пяти минутах езды отсюда и превратил его в мастерскую. Думаю, что он хотел открыть свое дело, которое мог бы в один прекрасный день передать своему сыну.

Бабушка и дедушка любили друг друга и были вместе с первого курса средней школы. Они поженились сразу после ее окончания. Дедушка умер рано, еще до нашего с Беком рождения, так, что мы никогда его не знали. Но мы много лет слушали бабушкины и папины рассказы о нем. Для нас он – прекрасный человек и лучший дедушка. Я думаю, что именно от него отец научился обращению с нами, потому что наш папа – самый крутой папа на свете.

За все время, что я знаю бабушку, у нее никогда не было другого мужчины. Дедушка был для нее единственным и неповторимым. Я думала, что у меня будет так же с... нет, не буду сегодня думать об этом придурке.

– Так ты отбуксируешь тачку или нет? – ворчит Бек, отвлекая меня от моих мыслей.

– А ты прочистишь этот туалет вместо меня? – спрашиваю я в ответ.

– Заметано, – вздыхает он. – Я разберусь с этим позже, когда вернусь.

Я ухмыляюсь. Мне не нравится водить эвакуатор, но это намного лучше, чем чистить туалет.

– А где машина?

– На главной улице.

– Э-э, где на главной улице?

– Понятия не имею. Все, что я понял, это главная улица. Я был занят, когда отвечал на звонок.

Мысленно закатываю глаза.

–Что с машиной? – спрашиваю его, потому что мне надо знать, с чем придется иметь дело.

– Учитывая, что я ее не видел, должен сказать, что не имею ни малейшего понятия.

– Ты такой забавный, – говорю я шутливым голосом. – Я имею в виду, он сказал, что с ней не так?

– Чувак сказал, что из выхлопной трубы идет черный дым, и она издает лязгающий звук. Это может быть воздушный фильтр.

– А я этого чувака знаю?

– Я не узнал его голос. Так что, я бы сказал, что нет.

– А его имя хотя бы у тебя есть?

– Нет.

– Господи, Бек. Ты не знаешь его имени?

– Я. Был. Занят. – Он делает паузы. – Как и сейчас.

– Ты такая заноза в заднице, – говорю я ему. – Ты посылаешь меня отбуксировать машину совершенно незнакомого человека, а сам даже не знаешь подробностей. Он может быть серийным убийцей.

–Да-да, все маньяки выбирают свои жертвы, звоня в мастерскую, – сухо говорит он.

– Может быть, это его фишка.

– Истеричка.

– Зануда.

– Если он убийца, ты, вероятно, заговоришь его до смерти прежде, чем он получит шанс убить тебя. Так что я бы не волновался.

Я показываю Беку неприличный жест, хотя он не видит этого.

– Если меня убьют на обочине дороги, я буду преследовать тебя всю оставшуюся жизнь.

– Значит, как и в течение последних двадцати четырех лет, каждый день моей жизни будет таким же.

– Придурок.

Он смеется.

– Иди и займись этим гребаным буксиром, плакса. Папа ждет меня.

– Мне нужно быть уверенной, что ты прочистишь...

Этот ублюдок вешает трубку прежде, чем я успеваю закончить фразу.

– Тьфу! – ворчу я, поднимаясь на ноги.

И тут понимаю, что он не сказал мне, какой марки автомобиль мне нужно забрать.

Боже всемогущий, Бек. Все, что я знаю, это парень с машиной где-то на главной улице. Как сказала бы бабушка, от этого столько же пользы, сколько от вилки в сахарнице.

Я стягиваю резиновую перчатку, оставляю ее в раковине и мою руки. Хватаю телефон и бегу вниз по лестнице. Надев балетки, быстро пишу бабушке записку, в которой сообщаю, куда уехала, и оставляю на стойке регистрации. Она увидит ее, когда вернется домой.

Выбегая из гостиницы, не запираю входную дверь, потому что знаю, что бабушка не взяла с собой ключи. Город, в котором мы живем – безопасное место. Здесь низкий уровень преступности, поэтому вы спокойно можете оставлять двери незапертыми.

Я дохожу пешком до мастерской за десять минут. Эвакуатор стоит во дворе, как и всегда. Просунув голову в дверь, хватаю ключи с крючка на стене у двери.

– Это я, забираю ключи от эвакуатора, – кричу папе.

Его ноги торчат из-под грузовика мистера Питерсона. Бек под капотом.

– Хорошо, малышка. – Голос отца эхом отдается из-под грузовика. – Будь осторожна.

– Буду.

– У тебя мобильник с собой?

– Да.

– Перцовый баллончик в бардачке. Положи его в карман.

По крайней мере, мой отец заботится о моей безопасности. Не могу сказать того же о моем брате. Что напоминает мне...

– Бек, ты хоть можешь сказать, как выглядит машина, которую я должна притащить?

– Эм...

– Ради Бога, Бек!

– Я шучу! – Он смеется.

– Чувак сказал, что это «Maserati». Ты легко его найдешь.

Это заставляет меня притормозить. «Maserati». Немного необычно для здешних мест, не так ли? Не скажу, что мы живем на краю света. Но здесь не так уж много людей, если они вообще есть, кто может позволить себе ездить на такой машине.

– Наверное, просто проезжал мимо, – говорит Бек.

– Да, – задумчиво говорю я. – Ладно, скоро вернусь.

– Перцовый баллончик! – кричит папа.

– Ладно, папа. – Я хихикаю.

Направляюсь к эвакуатору, забираюсь внутрь и включаю двигатель, позволяя ему прогреться. А в это время достаю перцовый баллончик, засовываю его в карман и роюсь в компакт-дисках. Достаю альбом «Fleetwood Mac’s Rumours» ²² и вставляю диск в стереосистему. Перескакиваю сразу на второй трек, и звучит «Dreams».

Папа большой поклонник «Fleetwood Mac» и Стиви Никс. В честь ее меня и назвали. Папа сам выбрал мне имя. По-видимому, имя Бека выбрала мама, а когда надо было как-то назвать меня, у нее не хватило на это времени. Она сбежала слишком быстро. Беку просто повезло, что не отец давал ему имя, иначе его могли бы назвать Миком... а еще лучше – Линдси. Блин, мне бы понравилось, если бы его звали Линдси. Я бы всю жизнь издевалась над его именем.

Посмеиваясь про себя, я вывожу эвакуатор и еду в направлении главной улицы, чтобы забрать машину таинственного незнакомца, ожидающего буксировки.

Глава 9

Стиви

Проезжая по главной улице, я высматриваю «Maserati», и вижу его на полпути к небольшому участку, отданному под строительство.

Он не шутил, когда сказал Беку, что я легко его обнаружу. Эту машину трудно не заметить. Я не знаток автомобилей, но выросла с отцом и братом, которые отремонтировали множество машин в своей мастерской, чтобы знать, что это чертовски горячая машина. «Maserati Gran Turismo».

Машина стоит пару сотен тысяч долларов. Матово-черная с золотой полосой «go-faster», как называет их мой папа, бегущей по багажнику, крыше и капоту автомобиля.

Я замечаю высокого парня, прислонившегося к капоту и отвернувшегося от меня. Включив мигалку, останавливаю эвакуатор перед «Maserati». Выключив двигатель и открыв дверь, выпрыгиваю из грузовика и направляюсь к парню.

Подняв свою задницу с капота, он выпрямляется, и...

Что ж. Ох. Вау.

Он высокий. Намного выше меня. Мой рост в среднем метр шестьдесят. Этот парень, должно быть, как минимум метр девяносто. Примерно такого же роста, как папа и Бек.

А он горяч. Нереально горяч.

Если бы мне удалось измерить его привлекательность, мне бы не хватило шкалы Кельвина²³. Чувак слепит как солнце. Честно говоря, никогда в жизни я не встречала парня, похожего на него. Конечно, мне встречались горячие парни и раньше. Но этот парень другого уровня, он совершенно особенный.

Светлые волосы, которые выглядят так, будто кто-то провел всю ночь, постоянно проводя по ним пальцами. Кожаная куртка. Без майки – да, без гребаной майки. Кто вообще так одевается? Видимо только такие нереально горячие парни. На его голой груди впечатляющие татуировки, а прямо под татуировками – кубики пресса, о существовании которых за пределами фильмов «Marvel» я даже не подозревала. Вниз от этих супергеройских кубиков тянется дорожка волос, исчезающая в его облегающих черных джинсах.

Я заканчиваю рассматривать его тело и, подняв голову, смотрю в его лицо.

Серьезно, Боже, ты не мог хотя бы предупредить меня, что я собираюсь отбуксировать машину, которая принадлежит плоду любви Тора и Капитана Марвела? Я никогда не придавала значения своей внешности, и всегда была довольна своим видом. Но в этот момент я чувствую себя жалкой в своих рваных джинсах, майке и кроссовках. Лицо без макияжа, а волосы собраны в беспорядочный пучок. Не то чтобы я хотела понравиться этому мачо. Я закончила с мужчинами, когда нашла своего бывшего с его членом в другой женщине. А то, что этот чувак – сердцеед, написано на нем большими буквами жирным курсивом. В любом случае, за ним наверняка тянется след из женских разбитых сердец.

Могла ли я и хотела ли стать очередной зарубкой на столбике его кровати.

Уборщица Стиви? Может быть. Бродяжка Стиви? Без шансов.

В принципе, если бы у его привлекательности был запах, это были бы «Шанель № 5». Моя же, в отличие от его, пахла бы магазинным спреем для тела, купленным в магазине «Все за доллар».

Я не ожидала увидеть такого парня. Я рисовала себе в голове шикарный костюм обладателя «Maserati». А этот парень выглядит так, как будто он только что вышел на перерыв после съемок фильма, в котором его сексапильность спалила на нем рубашку.

И тут я замечаю, что у него в руке сигарета, зажатая между большим и указательным пальцами. Я спокойно прошла бы мимо, если бы от курения не было полмиллиона смертей только в США. Добрых сорок тысяч из них – от пассивного курения.

Эта мысль заставляет меня слегка остыть.

Я смотрю, как глубоко он затягивается. Дым просачивается между его губами, клубясь в воздухе, отравляя мой кислород. Выглядит он при этом сексуально, ну как кинозвезды в старых голливудских фильмах. Но те не задумывались о вреде курения.

А может, ему хочется медленно покончить с собой?

Но жизнь в мировом океане не хочет погибнуть из-за мусора, сбрасываемого в него. Из ста баллов за его аппетитный вид один вычитается из-за отсутствия заботы об окружающей среде.

Когда я подхожу, он бросает окурок на землю и тушит его ботинком. Господи, какие у него большие ноги. Большие ноги, большие... ботинки.

«Забавно, Стиви».

Остановившись перед ним, жду, когда он поднимет окурок с земли. Но он этого не делает. Экологические проблемы откладываются в сторону. Окурок, брошенный на землю – еще один мой заскок.

– Это же мусор. – Я указываю на окурок, лежащий у его ног.

Его глаза следуют за моим пальцем вниз, а затем возвращаются обратно, и он смотрит мне в лицо. Я чувствую толчок в животе. В груди все сжимается. Его глаза насыщенного темно-синего цвета. Ошеломляющие.

Христос всемогущий.

Мне требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, где я нахожусь. Он смотрит на меня так, словно чего-то ждет. Не знаю, что именно. Но я точно знаю, чего жду – когда он поднимет этот чертов окурок. На лице парня мелькает замешательство, он сдвигает брови и поджимает губы. Склонив голову на бок, он рассматривает меня. И словно что-то поняв, расслабляется, а взгляд становится веселее.

Неужели он думает, что это смешно? Потому что мусор – это не шутка.

Я кладу руки на талию. Парень следит за моим движением своими поразительными глазами.

–Знаешь ли ты, что окурки являются самым большим загрязнителем океана?

Парень облизывает губы. Это безумно отвлекает.

– Я думал, что это пластик, – говорит красавчик, прежде чем вновь посмотреть на меня синим взглядом.

И его голос... пальчики оближешь. Глубокий. Обволакивающий. Как расплавленная патока. Таким голосом шепчут на ухо грязные словечки в темноте ночи, пока хорошенько тебя трахают.

Завораживающий шепот.

Мои соски затвердели, и в данный момент нет никакого прохладного ветерка, который я могла бы обвинить в этом.

Я скрещиваю руки на груди и прочищаю горло.

– Нет. Сигаретные окурки. Я читала статью об этом в прошлом году. То, что пластик больше любого материала загрязняет океан – устаревшая информация. Сегодня окурки и фильтры составляют большую часть мусора на планете. Мы фокусируемся на соломинках, пластиковых пакетах, одноразовых кофейных чашках, но сигаретные окурки так же плохи. Нет, они еще хуже. Знаете, такие люди, как ты, сжигают пять триллионов сигарет в год, и две трети в конечном итоге засоряют наш мир? А также... – Я в ударе и не могу остановиться. Почему мой рот никак не закроется? – Известно ли тебе, и это научно доказано, что фильтры сигарет не приносят никакой пользы здоровью? Они просто маркетинговый инструмент, который облегчает человеку процесс курения.

Он смотрит на меня так, словно я только что прилетела с другой планеты.

Если честно, я действительно разозлила его лекцией о разрушительном воздействии окурков на окружающую среду. Почему я вечно запоминаю такую ерунду? Мне действительно нужно перестать смотреть шоу о природе и читать новости. Я такая идиотка.

– Я этого не знал, – сухо отвечает парень.

А теперь я чувствую себя полной дурой.

–Если ты мне не веришь, погугли. – Я пожимаю плечами, как будто только что не прочитала ему лекцию о вреде курения.

–Нет. Я уверен, ты знаешь, о чем говоришь. – В его голосе явственно слышится насмешка.

Не знаю почему, но меня это сразу раздражает, как будто корова тычет мне в позвоночник. Может быть, это потому, что он так сексуален, что это должно быть запрещено законом.

Но это снова выводит меня из себя.

– Тебе действительно стоит бросить курить. Это плохо не только для твоего здоровья и окружающих тебя людей, но и для морской флоры и фауны.

«Пожалуйста, прекрати болтать».

Пауза.

Его бровь приподнимаются. Ничто не может больше вывести меня из себя, как это движение. Именно оно и ничего больше. Я почему-то всегда смущаюсь или теряюсь в этот момент. И при этом странно выгляжу, что мне совершенно не нравится.

– Я приму это во внимание, – спокойно произносит незнакомец.

– И ты должен поднять эту гадость и ответственно от нее избавиться.

А теперь он смотрит на меня так, словно я сошла с ума. И думаю, что не далека от этого. Похотливые клетки моего мозга убили нормальные.

Я смотрю ему в лицо и не могу оторваться, хотя мне очень этого хочется. В его глазах мелькнуло что-то еще. Пугающее и захватывающе, все одновременно.

Вижу, как уголки его губ приподнимаются. У него красивые губы. Созданные для поцелуев. Они окружены привлекательной недельной щетиной. Нижняя губа чуть полнее верхней, и по форме напоминает бантик. Я мысленно представляю, как впиваюсь в нее зубами. Определенно, мне нужно потрахаться. На мгновение мне кажется, что красавчик не поднимет задницу. Но потом он это делает. Подавшись вперед голой грудью, наклоняется и поднимает окурок.

Я чувствую вспышку жара между ног при виде его там, внизу, у моих ног. Да. Определенно мне нужен секс. Или время наедине с моим вибратором.

Выпрямившись, парень держит окурок между большим и указательным пальцами.

– Итак, каков же ответственный способ избавиться от него? – спрашивает он, и снова приподнимает эту чертову бровь.

Да что же это такое. Я не помню эту часть статьи. Легко могу вспомнить статистику и цифры. Но не знаю, что мне делать в эту минуту. О чем я думала, когда заводила этот разговор? И теперь я должна выдать что-то хотя бы правдоподобное, иначе окончательно буду выглядеть как полоумная.

– Ну, эм... – Я раскрываю руки, но потом не знаю, что с ними делать, поэтому кладу их обратно на бедра.– Я... не уверена на сто процентов, но я бы сказала, что для начала надо бросить окурок в мусорное ведро, а не на землю.

Вот, это подойдет. Это хорошее решение.

Он оглядывается по сторонам.

–Здесь нет мусорных баков.

О, черт возьми.

– Отдай его мне. – Я протягиваю руку ладонью вверх.

Парень смотрит на мою руку. Затем он улыбается. Серьезно. Зубы и все такое. И конечно, у него ряд ровных и идеально белых зубов.

Мои зубы тоже ровные, но мне пришлось носить брекеты в течение многих лет, чтобы они стали такими. Он, наверное, родился с такими зубами. Что было бы странно. Это я странная. О чем я только думала, когда попросила парня положить мне в ладонь выкуренную сигарету? С другой стороны, эта же рука была в унитазе всего полчаса назад. Как я стала такой никчемной, если меня воспитала такая классная, стильная женщина, как бабушка?

– Ты уверена? – спрашивает он, все еще улыбаясь, и на его лице появляется выражение «эта цыпочка настоящий фрик».

Мне хочется сказать «нет», но не могу теперь отступить после всей этой суматохи. Не важно, насколько это глупо. Отвратительно. Ужасно противно. Я шевелю пальцами, торопя его покончить с этим делом. Он кладет окурок в центр моей ладони. Фу. Меня сейчас стошнит. У меня в руке никотин, Бог знает какие еще химикаты, и слюна незнакомого человека.

Горячего незнакомца.

Но все же... фу-у-у!

«А теперь какого черта я собираюсь с ним делать?»

Я разворачиваюсь и иду обратно к эвакуатору, прекрасно зная, что там всегда есть что-то, куда можно будет его положить. Ведь это машина моего брата-неряхи. Рывком открыв водительскую дверь, вижу, что в кармане двери лежит пустой пакет чипсов. Мерзко, Бек. Я кладу окурок в пустой пакет от чипсов и складываю его так, чтобы сдержать запах, после чего засовываю мусор обратно в карман. Когда вернусь в мастерскую, выброшу его в мусорное ведро. Схватив маленькую бутылочку дезинфицирующего средства, которую мы держим в эвакуаторе, очищаю им руки. Немного лучше.

Закончив с руками, снова поворачиваюсь к красавчику. Он все еще стоит там, глядя на меня с удивлением и чем-то еще, что я не могу понять. Может, это интерес. Я возвращаюсь к нему.

– Хорошо, давай начнем это шоу с погрузкой. Или машина на эвакуаторе... – Я замолкаю, желая дать себе пощечину.

Почему я не могу быть спокойной хотя бы раз?

– Тебе нужно, чтобы я чем-нибудь помог? – спрашивает чувак.

– Нет, я справлюсь. Но спасибо.

«Я делала это сотни раз. Я профессионал».

Возвратившись к эвакуатору, завожу его и начинаю устанавливать «Maserati», чтобы отбуксировать в мастерскую. Понимаю, что он рассматривал меня все это время, что, мягко говоря, сбивает с толку.

– Если хочешь, можешь подождать в машине, – предлагаю я.

Незнакомец одаривает меня легкой улыбкой.

– Мне здесь хорошо.

«Тебе может и хорошо. А вот мне нет».

Я заставляю себя сосредоточиться на работе, прежде чем потеряю внимание и, возможно, палец.

Глава 10

Стиви

Наконец машина красавчика закреплена на кузове эвакуатора, и мы оба забираемся в кабину. Пристегнув ремень безопасности, завожу двигатель. Пока он возится со своим ремнем, я переключаюсь на радио и нахожу свою любимую радиостанцию восьмидесятых годов.

По кабине разносятся громкие и радостные звуки «Love Shack» группы «B-52»²⁴.

Я танцую джигу, ну, насколько это возможно за рулем автомобиля. Это наш с Пенни гимн жизни. Мне все равно, кто ты и почему находишься рядом со мной. Ты не можешь не танцевать под эту песню. Она потрясающа.

Я слышу тихий смешок рядом с собой.

– Тебе нравится эта песня? – спрашивает чувак.

Судя по его словам, он не в восторге от нее. О нет. Я поворачиваюсь к нему.

– Хм, а тебе нет?

Он снисходительно улыбается и покачивает головой.

– Это не моя музыка.

О боже. Еще минус один балл из ста за его привлекательный вид. Жаль, потому что он такой красивый.

– Чувак, это же «В-52»! Ну же! «Love Shack»?

Теперь его глаза полны веселья.

– Нет. Я никогда не стал бы слушать такую музыку.

– Тебе не нравится веселая музыка? Стыдно. Твоя жизнь, должно быть, так скучна.

Он посмеивается.

– Это странный бред.

– О нет. – Я морщу нос, глядя на него. – Ты – один из них.

Он непонимающе хмурится, между бровями пролегает морщинка.

– Один из кого?

– Музыкальный сноб. Вы все так напыщенно относитесь к песням. Как те люди, знатоки вина, которые его пьют, а потом выплевывают, чтобы почувствовать вкус или что там еще, когда на самом деле они должны глотать. – Он давится смехом, но я продолжаю. – Музыкальные снобы считают, что у них гораздо более утонченный вкус в музыке, чем у нас, простых смертных. Для них было бы кошмаром, если бы кто-то заподозрил, что они могут станцевать под «WakeMeUpBeforeYouGo-Go²⁵».

– Честно говоря, это глупая песня.

Мои губы складываются как при звуке «О».

– Святотатство! Да как ты смеешь говорить такое при мне! Убирайся из моего грузовика! – шучу я, указывая на дверь рядом с ним.

– Да ладно, это совершеннейшая ерунда. Абсолютное старье. Так же, как и эта. – Он показывает на радио, из которого все еще звучит «В-52».

– Музыкальный выпендрежник. – Я с притворным отвращением качаю головой. – Что это за веселая музыка, которую я слышу? – произношу надменным голосом, прижав в театральном жесте руку к груди. – Музыка должна быть серьезной. О любви петь нельзя. Музыка, вызывающая романтические чувства, должна быть под запретом! – сардонически закатываю глаза.

Теперь парень просто хохочет, хватаясь за живот. Как ни странно, я чувствую, что в этот момент между нами что-то происходит. Моя улыбка становится такой широкой, как никогда в жизни.

– Песня должна иметь смысл, – произносит он, успокоившись. – «Love Shack» не имеет смысла.

– Эй! В ней есть смысл.

– Неужели? – Его чертова бровь снова поднимается, и он наклоняется в мою сторону. – И какой же?

– Хм... лачуга любви²⁶. Место, куда люди приходят, чтобы пообщаться и повеселиться. Потанцевать. – Я сладко улыбаюсь.

Он усмехается, качая головой.

– И ржавая жестяная крыша.

– И секс.

Теперь он замолкает. Не могу поверить, что только что сказала это. Если бы Пен слышала меня сейчас, она бы дала мне пять, черт возьми. Я говорю о сексе с парнем, которого знаю всего пятнадцать минут. И меня вот-вот хватит удар. Моя грудь краснеет, это означает, что мне очень неловко.

Наконец я решаюсь посмотреть на него. Он разглядывает меня своими яркими глазами.

– Это именно то, о чем я говорю, – глубоким голосом произносит красавчик.

С трудом сглатываю. Затем немного расслабляюсь и становлюсь уверенней.

– Видишь, говорила же тебе, что в ней есть смысл, – произношу я. Включив поворотник, смотрю по сторонам и выезжаю на улицу.

Уитни Хьюстон сменяет «В-52», и я радостно вскрикиваю, забыв про свое смущение. Кто продолжает размышлять о происходящем, когда звучит любимая песня. А эта песня – одна из моих самых любимых. Я слышу, как рядом со мной раздается стон. Я недовольно перевожу взгляд на моего попутчика.

– Да ладно, только не говори мне, что тебе не нравится Уитни.

Он кривит верхнюю губу и пожимает плечами.

– Думаю, с ней все в порядке.

Да ладно. Он думает? Милостивый боже. Скажите, ну кому не нравится «Wanna Dancewith Somebody?» Видимо, этому чуваку. С той скоростью, с которой он сбрасывает подаренные ему баллы, у него скоро ничего не останется. Что, вероятно, хорошо для меня.

– Может, ты хочешь, чтобы я поменяла станцию или выключила радио? – я тянусь к радиоприемнику.

– Нет. Все нормально.

Ловлю его взгляд – он мягко улыбается мне. Чувствуя странный трепет в животе, понимаю, что это не из-за проблем с желудком. И тут до меня доходит, что я до сих пор не знаю его имени. Я отчитала Бека за то, что он не узнал его имя, а сама до сих пор не спросила, как его зовут.

Сворачиваю направо с главной улицы, направляясь в сторону папиной мастерской.

–Мне надо было представиться тебе раньше, хотя бы до того, как я прочла тебе лекцию о влиянии курения на морскую флору и фауну и о твоем ужасном музыкальном вкусе. – Я смеюсь. Это звучит так же неловко, как я себя чувствую. – Я Стиви Кавалли. Мы едем в мастерскую, которой владеет мой отец.

Парень молчит. Я на мгновение отрываю взгляд от дороги, чтобы посмотреть на него. Его взгляд направлен на меня. Но в то же время он будто где-то в другом месте, в своих мыслях.

– Гм... обычно в этот момент мне в ответ называют свое имя. Это нужно для оформления документов на ремонт. Ну, моему отцу.

– О. Да... Ник.

Я записываю его имя вместе со своим и смеюсь.

– Что тут смешного? – похоже, он защищается. Это немного странно.

Я бросаю на него быстрый взгляд. Его брови нахмурены. Челюсть плотно сжата.

Ха!

– Стиви. – Я указываю на себя. – Ник. – Теперь палец указывает на него.

Он смотрит на меня как на пришельца, который только что приземлился.

– Стиви Никс²⁷. «Fleetwoodmac»²⁸. Ты ведь слышал о ней, да?

Если нет, то он потеряет еще одно очко. Я снова смотрю на него. Напряжение на его лице исчезло, а губы на самом деле изогнулись в улыбке. Быстрые перепады настроения?

– Да, я слышал о ней.

– Слава Богу. Мне пришлось бы оставить тебя одного посреди дороги, если бы ты не знал ее.

Ему смешно.

– Так, а фамилия у тебя есть, Ник? Или ты один из тех особенных людей, которым достаточно просто имени? Как Шер. Или Мадонна.

Он снова хихикает.

– Слейтер.

– Ник Слейтер, – повторяю я. – Что ж, приятно познакомиться, Ник Слейтер.

Протягиваю ему руку, он берет ее и встряхивает. И я совершенно не чувствую никаких странных покалываний в руке при прикосновении к нему. Ох, как бы мне этого хотелось. Но я чувствую. Что все это значит – бабочки в животе, покалывание в руке? Отстраняюсь и обхватываю рукой руль.

– Так ты потерял свою майку? Или кто-то сорвал ее с твоего разгоряченного тела? – тычу пальцем в его голую грудь. Ту самую, которой я отчаянно и безуспешно пытаюсь не любоваться с тех пор, как впервые увидела его. – Или ты просто имеешь что-то против маек в целом?

Наступает пауза. Мы вновь глядим друг на друга. И снова эта улыбка в его глазах.

– Я пролил на нее кофе.

– Ах, тогда понятно. Я бы, наверное, тоже сняла майку, если бы пролила на нее кофе. Но, честно говоря, меня тогда точно обвинили бы в непристойном поведении. У вас, ребята, все гораздо проще.

Я слышу смешок со стороны соседа. Но не могу понять, смеется он вместе со мной или надо мной. Наверное, все же последнее. Не могу винить его за это. Я действительно болтаю ерунду девяносто девять процентов времени.

Мы сидим в тишине. Нет, я умею молчать, когда это необходимо. Но что-то в этом парне заставляет чувствовать себя не в своей тарелке. Я нервничаю. Но это не испуг. А еще прямо в эту минуту мне хочется сорвать с него одежду. Что не очень хорошо, так как из-за этого у меня начинается словесный водопад, который продолжает литься из моего рта.