Наказание для бандита

Глава 5

Руслана

— Монастырь… Коровы… — бурчит себе под нос. — Может, веревку снимешь, хозяюшка? — издевательски. — Мы ведь уже выяснили, что я не буйный.

— Был не буйный, а после того, как тебя избили… — придумываю правдоподобную ложь, в которую он мог бы поверить, — ты стал биться головой о стену, вчера вот о пол бился, — указываю пальцем на то место, где смывала кровь. — Несколько раз так бился, что сознание терял, пришлось связать, пока себя не убил.

— Интересно, чем помогло связывание рук? Примотала бы тогда голову к полу, — насмехаясь.

— Связала я тебя после того, как ты спрыгнул с крыши, — получи, фашист, гранату! — Всю клумбу мне помял, — всплеснув руками. Три дня назад соседская корова забрела в палисадник, объела цветы, но он ведь об этом не знает. — Не помнишь? — изображаю возмущение.

Моя ты прелесть! Как хорошо, что ты ничего не помнишь!

— Нет, — мотает головой. Напрягается, пытаясь вспомнить. — Ты меня выставляешь каким-то психом, — пропадает легкость в нашем разговоре.

Вряд ли ты псих, хотя кто тебя знает? Но что я знаю точно — ты насильник девственниц, вот за это сейчас и расплачиваешься. Красивый, подлец, сложно не пялиться на его тело, стараюсь находить в комнате занятия, чтобы не поймал меня на разглядывании. Поправляю свою кровать, складываю вещи в шкаф, но при этом Хасана стараюсь держать в поле зрения, как и утюг.

— А на хрена?

— Что? — не понимаю вопроса.

— На хрена прыгал?

— Откуда я знаю? — пожимаю плечами. — Может, решил расстаться с жизнью?

— Может, хотел починить худую крышу и просто упал? — саркастически. Отмечаю, что суицидальных склонностей не имеет. Такие экземпляры, как Хас, имеют устойчивую психику и железобетонный череп, способный выдержать удары тяжелого утюга.

— Пока к тебе не вернется память, мы этого не узнаем, а крыша у меня целая. По крайней мере, была, пока ты туда не полез, — искреннее возмущаюсь, сама веря в свою ложь.

— Что еще я тебе рассказывал о себе? — заметно раздражаясь.

Кому-то очень некомфортно чувствовать себя беспомощным? Знакомое чувство. Иногда бумеранг возвращается очень быстро. Хотя в нашем случае это был не бумеранг, и прилетел он с моей подачи.

— Рассказывал, что бандитский главарь узнал, что ты с его сестрой… Ну, ты понял.

— Трахался? — усмехается он.

Не выйдет из него праведника! Он даже с отшибленной головой ведет себя как кобель!

— В подробности ты не вдавался, — стараюсь не показывать, как меня смущает его поведение. — Знаю лишь, что тебе приказали на ней жениться, но ты сбежал, так как твердо решил уйти в монастырь.

— Опять монастырь? — втянув шумно воздух.

Перегибаю? Потеря памяти не сделает из грешника праведника? Я все-таки попытаюсь.

— Ну да, — пытаюсь очень искренне удивиться. — Ты проводишь время в молитвах, постишься, лишаешь себя земных благ, хватаешься за любую работу, — пора прикусить язык, но меня несет. Чем больше я лгу, тем больше втягиваюсь во всю эту историю. Не проколоться бы и не забыть все свои сочинительства.

— Это точно я? Не чувствую в себе святости, — пытаясь растянуть и снять веревки.

— Тебя так головой приложили, что даже имя забыл. Откуда ты будешь помнить все остальное?

— Развяжи, — требует Хас, выставляя вперед руки.

— Ты сегодня какой-то буйный, боюсь оставаться с тобой таким наедине. Обычно ты хороший, спокойный, добрый, молчаливый, трудолюбивый… — приписываю несвойственные ему черты характера.

— Слишком много красивых слов, — обрывает мой поток.

— Я тебя развяжу, когда ты успокоишься и вспомнишь, что будущий монах и очень хороший человек, который ведет себя как святой при жизни, — ставлю условия. — А если нет, можешь идти на все четыре стороны. Не удивлюсь, если тебя полиция ищет, а я прячу тебя у себя в доме, — мои слова заставляют его задуматься. Чувствует, что за моими словами стоит правда?

Вот это я разошлась! Отмотать бы все назад, но я уже втянулась, ощутила вкус мести. Чувствую, выйдет мне эта история боком. До зимы продержу его в сарае, а там будет видно.

— Я сейчас вернусь, а ты полежи, может, память вернется, — выхожу из спальни.

— На полу полежать? — летит вдогонку недовольный голос.

— Ты вообще любишь спать на земле, — кричу из гостиной, пряча смешок.

Достаю из шкафа подушку, старое одеяло, простыни. Вытаскиваю тонкий матрас из высокой кровати, несу все в коровник. Корову бабушка продала несколько лет назад, тут относительно чисто. Я тут храню вязанки сена для Сметанки, которая живет в соседнем стойле.

У моей козы появился сосед-козел!

Стелю чистое сено в загоне, сверху матрас, простыню, кидаю подушку, одеяло. Постель готова. Бегу в дом, достаю вещи дяди, которые бабушка бережно хранила под кроватью в чемодане в память о сыне. Давно выкинуть хотела или раздать, но все не могла решиться. Дядя был военным офицером. Высокий, статный, широкоплечий мужчина погиб на войне, не оставив после себя наследников. Бабушка после его смерти заметно сдала. Не случись трагедии, может, и она была бы еще жива…

Утерев побежавшую по щеке слезу, выбираю вещи, складываю их на стол. К одежде добавляю бабушкин молитвослов и Евангелие, мысленно прося у бабушки прощения. Нужно из этого демона человека воспитывать, для благого дела ведь взяла. Выбираю несколько церковных книг, беру одну иконку с иконостаса, свечи оставляю в доме, а то спалит мне сарай.

Обустроив ему комнату, возвращаюсь в дом. Как раз вовремя, он выперся на кухню и разрезал веревку. Успел даже умыться, по груди текут капли воды, которые ему нечем было вытереть. Нужно ему полотенце в загон отнести. В огороде есть бочка с водой, пусть там купается.

— Вижу, ты пришел в себя, встал на ноги, значит, можешь вернуться к себе, а мне надо на работу. Я и так опаздываю, нужно проконтролировать утренний удой, — зачем-то объясняю я. Не все доярки добросовестно выполняют свою работу, а спрос потом будет с меня.

— Одежду дай, — командует он. Непробиваемый!

— Она в сарае.

— Ну идем, посмотрим, куда ты меня поместила, — ни капли смирения в голосе. — Я здесь буду спать? — остановившись на пороге, обводит взглядом сарай.

Ну да, не хоромы и не пятизвездочный отель, но после того, что ты собирался со мной сделать, для тебя и этого много. Я тебя даже не стану продавать своим дояркам, хотя каждую неделю можно было устраивать аукцион. Чем не бизнес? Племенной бык-производитель, а то тут мужиков нормальных по пальцам пересчитать можно. От этого бандита родятся крепкие, здоровые малыши, а вот генетика… тут не угадаешь, конечно. «Родят местные девы ораву ребятишек, подадут на него дружно в суд, чтобы платил алименты и принимал участие в воспитании, кому-то будет не до бандитских дел», — ухмыляюсь своим коварным планам.

Хас хмурится, обходит сарай, морщится. Смотри на него, какой привередливый. Устроить бы и сестре на несколько месяцев такую жизнь. Перевоспитывать — так двоих. Не догадалась и ей двинуть утюгом.

— Я здесь спать не буду, — заявляет Хасан, поднимая одежду, что я сложила в углу.

— А где будешь спать? — складываю руки на груди.

— В доме, — натягивая штаны дяди.

— В доме сплю я, — категорично. — Если не устраивает, калитка открыта, — указывая на дверь сарая.

— Здесь пауки, засохшее дерьмо… — морщится он.

— Откуда взялись эти царские замашки? До потери памяти ты не выказывал брезгливости. Скажи еще, что пауков начал бояться? — с вызовом.

— Я ничего и никого не боюсь, — чеканя каждый слог, смотрит мне в глаза. Разворачивается и идет к матрасу. — Иди на работу, а когда вернешься, мы продолжим разговор…