Наказание свадьбой

Глава 14

Король сидел в широком кресле у рабочего стола в своем кабинете. Он был облачен в ночной халат светлых тонов. На губах играла легкая улыбка. На столе перед королем лежал полный доклад Гийома Кузино о происходящих событиях в Орлеане. Несмотря на позднее время, король призвал обоих герцогов во дворец. Спустя некоторое время герцоги сидели перед королем. Время от времени они беспокойно ерзали, ожидая, когда, наконец, король соизволит рассказать о содержании доклада.

— Итак, монсеньоры, вы хотите узнать, кто из вас одержал верх?

Король многозначительно поглядывал то на одного, то на другого.

— Я не сомневаюсь в своей победе, — уверенно произнес герцог Орлеанский, — хотя не скрою от вас, поражение порадовало бы меня много больше. А вы как считаете, герцог?

— Если Луи проиграл, я плачу вдвойне! — голос герцога Бурбонского звучал не менее уверенно.

— Тем не менее, один из вас проиграл пари, — король с некоторым участием посмотрел на брата.

— Не может быть! — герцог Орлеанский явно растерялся.

— Первая битва за графом де Сансером, — подтвердил король.

— Что я вам говорил! — в голосе герцога Бурбонского звучали горделивые нотки. — Платите, ваше высочество!

— С огромным удовольствием! — герцог Орлеанский протянул туго набитый кошелек с деньгами.

Герцог Бурбонский взял его и сунул в карман.

— Терпеть не могу легких выигрышей! Но что поделаешь: пари есть пари.

— Я хочу знать все, сир.

— Я тоже бы не отказался послушать.

— Хорошо, — согласился король и начал рассказывать:

— Со слов Кузино ясно, что в день прибытия графа де Сансера Генриетта пребывала в очень плохом настроении. Как только он въехал во дворец, она пыталась спустить на него псов. А после того, как ничего не вышло, она стала поносить и оскорблять графа.

— Ничего не меняется, — вздохнул герцог Орлеанский, — о, что же граф терпел!

— До поры, до времени, — король улыбнулся, — граф повел себя точь-в-точь как отец с непокорным дитем: он отшлепал ее на глазах у всех.

— И она стерпела? — не поверил герцог Орлеанский.

— Судя по тому, что пишет Кузино, Генриетта бежала, оставив поле битвы, — ответил король.

— Невероятно, — пробормотал удивленный герцог Орлеанский.

— Однако, — продолжал король, — Генриетта отомстила графу: она подрезала подпругу, и граф едва не разбился.

— Подлый способ, — заметил герцог Бурбонский.

— Не менее подлый, чем избиение моей дочери, — высокомерно ответил герцог Орлеанский.

— Монсеньоры, — остановил разжигающийся было спор король, — если вы будете ссориться, я не стану продолжать.

Оба герцога замолчали.

— Со слов вашего дворецкого, Кузино узнал, что граф после случившегося, в сильнейшем гневе поднялся в покои Генриетты, что там произошло — неизвестно, но через некоторое время Генриетта пришла в комнату графа и самолично ухаживала за ним. Обмывала раны, которые граф получил при падении.

— Лжете, — растерянно пролепетал герцог Орлеанский.

— Брат, — король укоризненно посмотрел на него.

— Прошу прощения, сир, — опомнившись, сказал герцог Орлеанский, — но это просто невозможно.

— Ваш дворецкий лично присутствовал при том, как Генриетта заботилась о графе.

— Я не могу поверить, этому пройдохе все по плечу, — бросил герцог Бурбонский.

— Луи переупрямит любого, но вопрос в другом: зачем он это делает? Отвечает на брошенный вызов пли Генриетта в самом деле привлекла его?

— В любом случае граф женится, — твердо проговорил король, — через месяц прибывает посольство Испании, а с ним одна очень очаровательная особа. Ей нет и восемнадцати лет. Она происходит из очень знатного и богатого рода. Не знаю, откуда они узнали о графе, но у них виды на него.

— Сир, вы не можете так поступить, — слегка побледнев, произнес герцог Орлеанский, — возможно, это единственная надежда выдать Генриетту замуж. Вспомните, ведь она ваша племянница.

— Брат мой, я сделал все, о чем вы просили меня. У Генриетты есть время изменить свое, с моей точки зрения, непростительное отношение к браку. Если же, по истечении срока, она откажется выходить замуж, граф женится на испанке. Этот союз выгоден для всех. Это мое окончательное решение.

Король встал.

— При всех недостатках графа де Сансера я всегда был высокого мнения о нем. Как оказалось, не только я один ценю его. И если Генриетта окажется настолько глупа и откажет ему — тем хуже для нее. В отношении себя я исключаю любую возможность заниматься дальнейшей судьбой Генриетты. Доброй ночи, монсеньоры.

Надеюсь, полученные вести порадовали вас так же, как меня.

Оба герцога с поклонами проводили короля.

Генриетта не находила себе места. Шел третий день после размолвки, а граф де Сансер так и не появился. «Что с ним могло случиться?» — Генриетта в волнении ходила по комнате. По подсчетам Генриетты, он должен был появиться в тот же вечер, но граф не пришел. Генриетта прикидывала в уме причину возможной задержки графа, но ни одна из них не отвечала на вопрос: а если его убили? Эта мысль привела Генриетту в ужас. В голове сразу же возникли картины смерти графа, одна ужаснее другой. «Зачем я оставила его одного, зачем? — кляла себя Генриетта. — Чем он заслужил такое обращение?». Да, он смеялся над ней, он оскорбил ее, но ведь он попросил прощения, и не раз. А слова, которые сказал ей граф! Даже сейчас, когда Генриетта вспоминала слова графа, её щеки стали пунцовыми. Ей нередко говорили комплименты, признавались в любви. Она никогда не придавала этому значение, но слова графа задели ее. Почему — Генриетта толком не знала. Чем больше она думала о графе, тем отвратительнее казался ей собственный поступок. Неизвестность давила на нее тяжелым грузом. Следовало немедленно предпринять необходимые шаги.

— Я найду его, — пообещала себе Генриетта, — и горе тому, кто его обидел!

Приняв решение, Генриетта вызвала горничную, с помощью которой стала переодеваться. Генриетта облачилась в светло-голубое платье с серебряной каймой и кружевами. Платье плотно облегало талию Генриетты. Книзу оно распадалось широкими складками. Горничная встала позади Генриетты и стала укладывать ей волосы.

— Граф не вернулся? — на всякий случай спросила Генриетта.

— Он не скоро появится, миледи! Генриетта резко обернулась.

— Ой, извините, миледи, я не хотела, — горничная потупила глаза.

— Если тебе что-то известно о судьбе графа — ты должна мне рассказать!

— Вы не рассердитесь на меня? — Обещаю!

Горничная воспрянула духом. Слова так и полились из нее:

— Монсеньор проживает в «Кабане и утке». Он снял в харчевне комнату и целыми днями напролет пьянствует. Моя кузина служит в харчевне, она сама мне рассказала. И еще, она рассказывала,… нет, не решаюсь сказать!

— Говори, — приободрила ее Генриетта.

— Она рассказывала, что граф проводит с ней ночи, и она просто без ума от него. Лучшего любовника она в своей жизни не видела, и…

— Достаточно, — прервала ее Генриетта, — не забывай и впредь сообщать обо всем, что узнаешь. А теперь оставь меня.

Едва горничная вышла, Генриетта схватила вазу с цветами, стоявшую на столе, и со всей силы швырнула ее в окно. Осколки посыпались на пол.

— Мерзкий развратник! — закричала Генриетта в бешенстве. — Я беспокоюсь за его жизнь, а он преспокойно развлекается! Будь ты проклят, мерзавец!

Генриетта вышла из комнаты. Спускаясь вниз по лестнице, она встретилась с виконтом де Валиньи.

— Могу я просить вас об услуге, виконт? — без обиняков спросила Генриетта.

Тот покорно поклонился ей.

— Все, что угодно, миледи!

— Насколько мне известно, граф находится в некой харчевне под названием «Кабан и фазан»?

— «Кабан и утка», — поправил ее виконт. Генриетта косо посмотрела на де Валиньи.

— Похоже, кроме меня все знают, где находится граф. Впрочем, это не имеет ни малейшего значения. Граф присутствует в качестве моего жениха. Его безнравственное поведение наносит вред моей репутации. Исходя из вышеизложенных соображений, я прошу вас найти графа и передать ему: или он немедленно уберется отсюда — я хотела сказать уйдет, — поправилась Генриетта, — или сегодня же вернется во дворец и в дальнейшем будет вести себя достойно чести, оказанной ему моим отцом.

— Миледи, — искренне произнес де Валиньи, — поверьте, я удивлен не меньше вашего. На Луи это совсем не похоже.

— Я слышала иное!

— Я имею в виду пьянство, — пояснил де Валиньи, — не припомню прежде подобного в поведении Луи.

— Виконт, все самое худшее, что существует на свете, собрано в одном человеке, — Генриетта не замечала знаков, которые подавал де Валиньи, и гневно закончила, — вграфедеСансер!

— А все лучшее, несомненно, в вас, миледи! Услышав голос Луи за своей спиной, Генриетта

обернулась, как ужаленная.

Он стоял на несколько ступенек ниже Генриетты и снизу вверх смотрел на нее. На губах блуждала непонятная улыбка. Вообще-то вид у Луи был измятый и, мягко говоря, не очень приятный, не говоря уже об одежде. Светлая рубашка с широкими рукавами даже не была заправлена под брюки. Края ее висели, придавая Луи неряшливый вид.

Генриетта брезгливо поморщилась.

— Хотелось бы назвать вас свиньей, но при этом я явно оскорблю бедное животное! Боже, да от вас несет за лье спиртным и дешевыми девками, — Генриетта притворно закрыла нос двумя пальцами.

Сделав два шага наверх, Луп навис над Генриеттой.

— Мне понадобились три дня для того, чтобы избавиться от очень сильного желания задать вам заслуженную трепку, — внешне Луи говорил совершенно спокойно, хотя язык его немного заплетался, — но если вы позволите еще одно, пусть самое невинное, оскорбление в мой адрес, я отволоку вас в озеро и там нежно, очень нежно, придушу!

Генриетта невольно попятилась назад, услышав эту фразу, однако, подавать виду, что испугана, не собиралась.

— Иначе говоря, это я виновата в вашем пьянстве? — презрительно бросила Генриетта, ни на минуту не спуская с него взгляда. — Наверное, я также виновата в том, что вы прелюбодействовали с девицами дешевого сорта, на которых не польстится и последний бродяга!

— Для начала, — заметил ей Луи, — я не женат, следовательно, такое слово, как прелюбодейство, ко мне совершенно не применимо. Но в продолжение замечу: лучше общество этих дешевых девиц, на которых не польстится и последний бродяга, чем общество вашего высокомерного величества с отвратительными манерами, грубостью, невежественностью, и прочими несносными чертами характера!

— Не смей меня сравнивать с ними! — закричала Генриетта.

— Верно, — согласился Луи, — они куда лучше тебя, ваше гордое высочество!

— Будь ты проклят, мерзавец!

Генриетта развернулась и бросилась наверх, в свою опочивальню. Де Валиньи укоризненно посмотрел на Луп и молча прошествовал вниз. Луи остался в одиночестве. Он простоял на лестнице несколько минут, погруженный в свои мысли. Неожиданно рядом с ним раздался голос Жюли:

— Монсеньор, Генриетта все это время беспокоилась за вас. Она почти отчаялась, думая, что что-то случилось. Она разозлилась, когда узнала, где вы находитесь. Мне кажется, вы… вы небезразличны ей!

Луи с необычайной мягкостью посмотрел на Жюли. Ее удивил его взгляд, но еще больше поразил ответ Луи:

— Я знаю!

Оставив Жюли одну осмысливать услышанный ответ, Луи отправился следом за Генриеттой. У входа в ее опочивальню он на мгновение остановился и прислушался. Различив приглушенные рыдания, он бесшумно открыл дверь и вошел в комнату. Генриетта лежала на кровати, поджав под себя ноги. Голова лежала на подушке. Длинные белокурые волосы, рассыпанные по спине, шелестели каждый раз, как только плечи Генриетты вздрагивали, а это происходило очень часто. Она плакала, и Луп не мог оставаться безучастным к ее горю.

Луи сел на кровать позади Генриетты и положил руку на ее голову.

— Оставь меня одну, кормилица, — сквозь плач раздался голос Генриетты, — я не хочу никого видеть.

— Из-за меня? Я виноват?

Генриетта резко села в постели лицом к нему, услышав его голос. Слезы еще текли по щекам, но в глазах начала появляться ненависть.

— Вы? Как вы посмели?

Генриетта с внезапным страхом смотрела, как рука Луи тянется к ее щеке. Она ненавидела его, но в то же время ее охватило внезапное желание прижаться к Луи. Генриетта едва сдерживала свое желание, но в тот миг, когда рука Луи коснулась ее щеки, и его голос, полный нежности, прошептал: «Прости меня!», она поняла, что не сможет больше сдерживаться. Чувства переполняли Генриетту и она, неожиданно для самой себя, прижалась губами к ладони Луи, чувствуя в то же время, как Луи целует ее руку. Генриетта оторвалась от его ладони и взглянула в его глаза. То, что она там увидела, разожгло в ее душе бушующее пламя. Видимо, Луи увидел то же самое. Издав свистящий звук, он одним движением уложил Генриетту на постель и лег сверху. Почувствовав его тяжесть на себе, Генриетта перестала понимать происходящее. Она с такой силой впилась в губы Луи, что он застонал, вызывая в душе Генриетты новые вспышки страсти. Она и так была обуяна страстью. Она непрерывно целовала Луи, и он почувствовал, что также теряет способность думать. Луп разорвал ее платье, обнажая полные, налитые груди Генриетты, а в следующее мгновение его язык начал описывать круги вокруг них, исторгая у Генриетты один стон за другим. Еще мгновение, и Генриетта с силой перевернула Луи. Он оказался на спине, а она села сверху и начала покрывать поцелуями лицо Луи, а затем разорвала рубашку и начала целовать его грудь. Луи стонал едва ли не сильнее Генриетты. Он пытался привести себя в порядок, пробовал трезво мыслить, но поцелуи Генриетты были настолько восхитительны и вызывали такую бурю чувств, что он перестал бороться и отдался на волю овладевшей им страсти.

Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы в следующее мгновение не появилась Жюли.

— Господи Иисусе! — ошеломленно воскликнула Жюли при виде представившейся картины: Генриетта, обнаженная по пояс, сидела на Луп и целовала его; ее ноги также были обнажены и на них лежали руки Луи; больше того, они гладили их.

Возглас Жюли холодной водой обрушился на Генриетту. Она внезапно остановилась. Непонятным взглядом окинула Жюли, затем посмотрела на Луп, лежавшего под ней, и уже в конце — на себя. Генриетта пришла в полнейшее смятение. Неужели она смогла дойти до такого? Господи, что он с ней сделал! Унизить настолько себя!

Луи видел то, что происходило с Генриеттой. «Нельзя, чтобы она почувствовала стыд, иначе она замкнется в себе!»

— Не терзай себя, Генриетта, — нежно произнес, — ведь это было прекрасно!

— Это было мерзко и отвратительно! — Генриетта быстро слезла с Луи, прикрыла обнаженную грудь руками и с ненавистью посмотрела на Луп:

— Не знаю, как вам это удается, но то, что вы делаете со мной — бесчестно! — голос у Генриетты сильно дрожал и прерывался.

— Отлично, — Луп в расстегнутой рубашке медленно поднялся с постели и почти спокойно произнес, но чего стоило ему это спокойствие!

— Похоже, мы пришли туда, где и были. Я снова стал мерзавцем. Но, увы, Генриетта, я не могу согласиться с тобой в отношении пережитого нами, ибо это было чудесно. Никогда в своей жизни я не испытывал подобного, но поскольку вы уверены в обратном, я не стану вас разубеждать, более того, отныне и до приезда короля я постараюсь не беспокоить вас своим присутствием. Прощайте, Генриетта!

Луи, с достоинством поклонившись, вышел из комнаты, оставив Генриетту наедине с Жюли.

— Ты глубоко ранила его, — тихо сказала Жюли, — зачем? Ведь я ясно вижу, что ты влюблена в него, он — твой жених, и нет ничего постыдного в том, что произошло между вами.

— Он мне не жених, — вспыхнула Генриетта и гневно продолжала, — и я вовсе не влюблена в это мерзкое чудовище, наоборот, я ненавижу его. Но я не могу понять, как он внушает мне все эти безумные чувства. В любом случае я намереваюсь держаться подальше от него, а после приезда короля он уберется отсюда, и все станет, как прежде.

Жюли покачала головой в знак осуждения, а потом тихо произнесла:

— Надеюсь, ты не пожалеешь, Генриетта.

— Нет! — резко ответила Генриетта.

Она правильно поступает, но почему тогда ей так плохо? Почему она едва сдерживается, чтобы не броситься вслед за Луи? Почему она не может думать ни о чем, за исключением него? Все эти мысли не давали ей покоя, и она одним махом отсеяла их. Но она знала, позже они вернутся, и ей будет намного тяжелее, чем сейчас.