Это были долгие две недели. Даже несмотря на то, что большую их часть я в основном проспала. Постепенно боль в голове становилась все меньше, пока полностью не прошла, что дало возможность чаще вставать с кровати и не проводить в палате все дни напролет.
Все это время Быркин практически не отходил от меня. Появляясь рано утром с пакетом разных вкусностей и ноутбуком, благодаря которому успевал решать все свои дела, пока я отдыхала, он уходил, только когда за окном уже начинало смеркаться.
Конечно, не обошлось без случаев, когда ему звонили и, утверждая, что дело срочное, требовали немедленно приехать. Но даже это отсутствие длилось не более двух-трех часов, и к тому моменту, как я, повадившись спать после обеда, открывала глаза, мужчина уже снова сидел в кресле у окна и динамично стучал пальцами по клавиатуре.
По окончании примерного срока, который мне следовало провести в больнице, после внимательного осмотра доктор настоял, чтобы я осталась еще дней на пять. Хорошо понимая, что травма головы — дело нешуточное, не стала долго сопротивляться и согласилась.
Видя, как я приуныла после ухода врача, Сергей пообещал в ближайшее время устроить мне встречу с Акимом.
И вот наконец этот день настал. Во всяком случае, другой причины, почему мужчина не появился этим утром, я не видела.
Будучи уже в состоянии сама подняться с кровати, быстро натянула на себя джинсы с легким джемпером, что купил мне Быркин перед несостоявшейся выпиской, и спустилась в прибольничный парк.
Не зная, когда точно ждать визитеров, решила немного прогуляться по своему обычному маршруту, что проходил вдоль протекающей здесь мелкой речки. Но не прошло и пятнадцати минут, как меня радостно окликнули:
— Мама! Мамочка!
Не успев обернуться, я тут же оказалась в крепких объятиях разгоряченного от бега девятилетнего мальчишки с огромным синим ранцем за спиной.
— Привет, Аким. Как ты, сыночка?
— Все хорошо, мам. Представляешь, я снова в школу пошел. Только уже в другую. И живу теперь у дяди Сережи. У него племянник есть. Димка Быркин всего на год старше меня. А сколько у него конструкторов…
Он продолжал рассказывать о себе и новом друге, а я, подняв глаза, удивленно глядела на приближавшегося к нам мужчину в надежде, что он-то уж точно мне все сейчас объяснит.
— И как это понимать? — сухо поинтересовалась я.
— Уже середина сентября. В деревне твоей матери школы нет. Сама знаешь кто еще под следствием. Вот и подумал: пусть Аким пока у нас поживет. Тут у него и комната своя, и компания, и помощь, и я, если что, присмотрю.
— Мам, а можно дядя Сережа будет моим новым папой? Ну пожалуйста. Он такой классный, — обратился ко мне с неожиданной просьбой сын, отчего я даже немного опешила. А от уверенно прозвучавшего в ответ разрешения, так и вовсе потеряла дар речи.
— Можно, — отозвался объект обсуждения, плутовато улыбнувшись и снова выжидающе взглянув на меня.
— Наглость — второе счастье. А, Быркин? — произнесла саркастически, когда, радостно взвизгнув, мальчик сбросил ранец на траву и направился к реке.
— Думаешь, теперь я тебя вот так просто отпущу? — поинтересовался Сергей, подойдя ближе и заключив меня в объятия, но, не получив ответа, нахмурился и со вздохом произнес: — Вот упрямая. И в кого ты только такая?
— В маму, — сподобилась-таки на ответ, все еще избегая смотреть в глаза собеседнику и упрямо продолжая наблюдать, как сын бегает вдоль берега, распугивая своим приближением лягушек.
— Странно. А вот она меня сразу приняла. И даже вспомнила, представляешь? А каким пирогом угостила! Мм-м. Ничего вкуснее в жизни не ел.
— Наш пострел везде поспел, — хмыкнула презрительно, в то время как сердцем, душой и телом уже хорошо понимала, что зря сопротивляюсь тому, против чего бессильна.
— Я люблю тебя. И ты меня тоже. Как бы ни пыталась доказать обратное.
— И откуда такая непоколебимая уверенность? — холодно поинтересовалась, переполненная возмущением от собственного разоблачения. Но стоило встретить полный теплоты и легкой насмешки взгляд, как раздражение сразу сошло на нет, а его место заняло странное смятение.
— Отсюда, — отозвался Сергей, улыбнувшись моей резкой смене настроения, после чего неожиданно разжал объятия, отошёл, спрятал руки в карманы и, повернувшись к реке, тихо добавил: — У тебя прекрасный сын, Милана. Мне будет несложно приглядеть за ним. Но его мать ты, и тебе решать, что для него лучше. Как скажешь, так и будет.