Наследие Богини

Эйми Картер

Наследие богини

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜

http://vk.com/club43447162

Оригинальное название: The Goddess Inheritance

Автор: Aimee Carter / Эйми Картер

Серия: Goddess Test / Испытание для Богини #3

Перевод: Алина Полякова (главы 1–2), Дарина Ларина (главы 3-20)

Саре Рек, чьи терпение и проницательность — это настоящие суперспособности

Боги Олимпа

Аид — Генри

Аполлон — Тео

Арес — Дилан

Артемида — Элла

Афина — Ирен

Афродита — Ава

Гера — Каллиопа

Гермес — Джеймс

Гестия — София

Гефест — Николас

Деметра — Диана

Дионис — Ксандер

Зевс — Уолтер

Посейдон — Филипп

Пролог

Ещё ни разу за свою долгую жизнь Уолтер не видывал столь нескончаемого лета.

Бог неба сидел за стеклянным столом, склонив голову над прошением, подписанным едва ли не всеми богами и богинями, разбросанными по миру. Каждая подпись свидетельствовала, что они останутся в стороне и позволят Кроносу властвовать над миром, только бы избежать войны. Никто, казалось, не понимал, что война уже в самом разгаре.

А с чего бы им понимать? Уолтер, как и остальные члены Совета, сделал всё возможное, чтобы защитить мир от Кроноса, однако его силы отнюдь не безграничны. Как только Кронос выберется из тюрьмы посреди Эгейского моря, прошение, лежащее перед Уолтером, станет не более чем бессмысленной бумажкой, полной имён тех, кто умрёт первыми.

— Папочка?

Выдохнув, Уолтер выпрямился и уже приготовился отчитать того, кто осмелился его побеспокоить, но тут же остановился. В дверях стояла его дочь, чьи волосы были того же янтарного цвета, что и бескрайний закат за окном. Дочь — единственная, от кого он никогда не отвернётся.

Уолтер отложил бумагу в сторону.

— Ава, дорогая, я думал, ты придёшь только утром. Есть какие-нибудь новости?

Кожа дочери золотилась в лучах уходящего солнца, но глаза её были тусклыми, а лицо осунувшимся. Наблюдать за тем, как Аве становилось всё хуже и хуже, было для Уолтера сродни пытке, однако выбирать не приходилось. Всё, что он делал, было на общее благо, а оно сейчас превыше всего, даже превыше здоровья дочери.

— Ирида мертва, — произнесла Ава, и Уолтер замер. Глубокая и давно позабытая скорбь наполнила его, а неустанные лучи солнечного света вдруг словно потускнели.

— Как? — спросил он, изо всех сил стараясь сохранять голос ровным.

Уолтер, как и Ирида, понимал, что отправлять к Кроносу посланника с целью заключить перемирие — опасная затея. Шла война, а на войне, как известно, без жертв не обойтись. Ирида, несмотря на это, всё ж решилась испытать судьбу, однако Уолтер не думал, что Кронос способен сотворить подобное с обыкновенным посланником.

— Николас час назад выковал оружие, — пояснила Ава. — Каллиопе захотелось опробовать его.

Уолтер плотно сжал губы. Он даже не думал, что навыки его сына окажутся столь выдающимися.

— Что с телом?

— Каллиопа сбросила тело Ириды в океан, — ответила Ава. — Но я решила, что нужно похоронить её как следует, поэтому достала тело.

Тяжело сглотнув, Уолтер заставил себя кивнуть.

— Хорошо. Спасибо, дорогая. Но не делай так больше, это очень опасно.

Ава замялась, но Уолтер понимал, что после всего пережитого дочь не сможет воспротивиться ему. Наконец, она кивнула.

— Прости.

Уолтер потянул к девушке руки и та, подойдя ближе, свернулась у отца на коленях. Он обнял её — лишь призрак прежней дочери — и уткнулся носом в её волосы.

— Это ты меня прости, дорогая, но ради победы я готов на всё. Что-нибудь слышно о Кейт?

— Каллиопа говорит, это случится завтра.

Что ж, хоть с этим нет проблем.

— Тогда наше ожидание подошло к концу.

— Неважно, — пробормотала Ава отцу в плечо. — Слишком много времени прошло. Она давно перестала надеяться.

Девять месяцев. Целых девять месяцев Уолтер вынужден пускаться на хитрости в войне с величайшим созданием на земле. С самого зимнего солнцестояния и до осеннего равноденствия он несёт на плечах тяжесть целого мира, скрывая своё бремя от прочих богов. Все они понимают, что без Генри их мечтам о победе никогда не сбыться. Вся надежда была на то, что Аве удастся уговорить Генри участвовать в войне.

— А ты, моя дорогая? — Уолтер убрал прядь волос с её глаз. Усталость ничуть не отнимала у неё красоты.

Когда Ава ответила не сразу, Уолтер всё понял. Дочь не стеснялась показать слабости, но она никогда прежде не падала духом. Она понимала, что поставлено на карту. Знала, почему Совет не смел сдаваться.

— Я расскажу ему.

Уолтер сперва подумал, будто плохо расслышал, но когда Ава отстранилась, и он увидел в её голубых глазах решимость, то понял, что не ошибся.

— Ты же знаешь, что нельзя, — мягко, но предостерегающе ответил отец. — Слишком много труда вложено, чтобы одним махом всё испортить.

— Я ведь думала, что ей нужна только Кейт. — Лицо Авы покраснело, будто она вот-вот расплачется, и внутри Уолтера что-то ёкнуло. Ему захотелось утешить дочь. Её чувства были ему важны, но что поделать, если необходимо спасти мир от ещё большей беды. — Если бы я только знала, что Кейт беременна, то никогда бы так не поступила. Ты ведь знаешь меня.

— Да, знаю. — Уолтер провёл рукой по её волосам, дабы успокоить, но она лишь всхлипнула. — Мне так жаль.

Ава отстранилась от отца и вскочила на ноги.

— Ты знаешь, что как только Кейт родит, Каллиопа убьёт её, но все равно ничем не поможешь?

— Почему же? — возразил Уолтер. — Ты ведь сама сказала, что Кронос питает к Кейт симпатию. Возможно, это поможет делу.

— Возможно? — переспросила Ава, вспыхнув от разочарования. — Ты буквально всё поставил на кон, папочка. А ведь даже не уверен в исходе. Бедное дитя…

— Мы должны сделать всё возможное для того, чтобы выиграть эту войну. Несмотря ни на что. — Несмотря на то, скольким людям придётся погибнуть. — Нам нельзя мешкать.

— А ещё нельзя идти на бесполезный риск и совершать легкомысленные ошибки. — Ава бросилась к двери. — Я всё расскажу Генри.

— Ава!

От раскатистого голоса Уолтера содрогнулись не только стены дворца, но и сам Олимп. Отцовских чувств и след простыл. С ней говорил король.

Ава резко остановилась. После стольких лет безоговорочного повиновения она не могла ослушаться родителя. Уолтер ощутил укол вины оттого, что пришлось прикрикнуть на неё. Однако это было необходимо, ведь на карту поставлена судьба человечества.

— Ты ничего ему не расскажешь. По крайней мере, пока Кейт не родит.

— А что поменяется, если я расскажу завтра? — дрожащим голосом, но всё же напористо спросила Ава. Если бы Уолтеру дерзил кто другой, он бы только разозлился, но в случае с Авой рад видеть, что дочь ещё не готова опустить руки.

— Он не остановится, пока не вернёт Кейт. Потом осядет в Подземном мире и всеми силами постарается защитить её, а значит не станет участвовать в войне.

Ава смотрела на него удивлёнными глазами.

— Получается, ребёнок для тебя всего лишь приманка?

— Я сделаю всё возможное, чтобы Генри помог нам. Одна жизнь ничего не стоит.

Ава смотрела на отца, не узнавая. Уолтером овладело горькое чувство: страх — редкий гость — разлился по венам, сменяя кровь.

— Это же малютка… — не унималась Ава. — Нельзя так…

— Если Генри не станет участвовать, умрут миллионы детей.

Аве следовало понять эту истину; дело вовсе не в повиновении и гордости.

— Дорогая, я понимаю, тебе очень сложно…

— Разве? — Услышав злобу в её голосе, Уолтер решил не заканчивать мысль. Раньше она никогда в жизни ни с кем так не разговаривала, в особенности с ним — отцом. Королём. — Это я виновата, что Кейт оказалась в плену. Дитя умрёт из-за меня.

— Я всеми силами постараюсь предотвратить это. Как только всё закончится…

— Ты думаешь, это когда-нибудь закончится? — прошипела Ава. — Когда Совет узнает, что мы рискуем жизнью ребёнка, только чтобы втянуть в войну Генри, то как думаешь, кого они обвинят? Меня или тебя, папочка?

— Я поясню им свои действия.

— Они будут не твои поступки судить, а мои. Я всё исправлю, пока не стало поздно. Пока ещё есть возможность спасти и ребёнка, и всех, кого я люблю.

Уолтер выпрямился во весь рост. Может, он и выглядел как старик, но как-никак был самым могущественным после титанов созданием на планете. Никто не смеет забывать об этом. Даже дочь.

— Я запрещаю.

Ава печально засмеялась, чувствуя безнадёжность и ненависть к себе.

— Поздно.

Не успел Уолтер произнести и слова, Олимп сотряс душераздирающий, полный агонии крик, поднявшийся из самых глубин земли.

— Он узнал.

Не говоря больше ни слова, Ава проскользнула за дверь и закрыла её за собой.

Глава 1

РОЖДЕНИЕ

Генри.

Я резко села в кровати. Лоб увлажнился от пота, и хотя сон прошёл, в голове до сих пор слышался крик.

Ещё одно видение. Их было так много с той поры, как я давным-давно покинула Подземный мир. Большинство являли мне, как Генри правит Царством мёртвых и терпеливо ждёт моего возвращения. Временами я беспомощно стояла и наблюдала, как Ава кормит его ложными сведениями о том, что мы с ней будто бы в Африке, разыскиваем Рею.

Теперь Генри знает, что же произошло на самом деле. А я, за несколько минут до того, как рассвет пробьётся сквозь ночь, надеялась, что он успеет всё исправить.

— Кошмар приснился, дорогая?

Я вздрогнула, и свечи, расставленные по всей комнате, вдруг зажглись. Кронос — свидетель моих кошмарных видений — тихо сидел в кресле рядом с кроватью. Это кресло он занимал каждую ночь с конца декабря.

Он спелся с королевой богов, Каллиопой, которая готова на всё, лишь бы причинить мне настоящую боль.

В животе зашевелился малыш, наверняка недовольный столь внезапным пробуждением. Я даже думать не смела мальчик там или девочка. Если Каллиопа совершит задуманное, то я никогда не узнаю пол ребёнка. Подобные мучения я просто не могла вынести. Положив руку на уже крупный живот, я мысленно попыталась успокоить малыша. Теперь даже простые движения давались тяжело.

— Ты слышал? — хриплым голосом обратилась я к Кроносу.

— Сына? Ну конечно, — Кронос коснулся моего живота. Когда я отбросила его руку, он усмехнулся. — Похоже, веселье вот-вот начнётся.

— Какое веселье? — я знала ответ ещё до того, как задала вопрос. Сон, то есть видение, пришёл в начале дня осеннего равноденствия, и Генри наконец узнал, что я пропала.

Живот и спину вдруг пронзила острая боль, и мне стало трудно дышать. Кронос тут же оказался рядом, точно так же, как сделал бы Генри, будь он здесь. Я отвернулась.

— Каллиопа решила, что это случится сегодня, — прошептал Кронос; тон его голоса успокоил бы меня, если бы говорил кто-то другой.

— Что случится сегодня?

Я изо всех сил пыталась встать и дойти до ванной, но ноги не слушались. Я чуть не упала, но Кронос подхватил меня своими холодными руками, и как только я вернулась на кровать, то отстранилась от него.

— Появление на свет твоего дитя.

Воздух покинул лёгкие. На этот раз больно было не физически.

Это всё блеф. Они оба пытаются запугать меня настолько, чтобы начались преждевременные роды и чтобы Генри не успел спасти меня…

Но когда я откинулась назад, то нащупала на простынях мокрое пятно, а влажная ночная рубашка прилипла к бёдрам. Где-то посреди ночи отошли воды. Роды и вправду начались.

Девять месяцев ожидания. Девять месяцев страха. Девять месяцев — единственное, что отделяло Каллиопу от ребёнка, которого я вынашивала.

Я не готова стать мамой. Никогда и представить не могла, что рожу ребёнка раньше тридцати лет. Но Каллиопа не дала выбора, и мне с каждым днём становилось всё страшнее и страшнее, пока ужас и вовсе не сдавил горло. Она заберёт ребенка, и я не в силах помешать этому. Через несколько часов я потеряю своего малыша — ребёнка Генри, — и отдам его в руки той, кто жаждет лишь моих страданий.

Но ведь Генри теперь знает. Нельзя терять надежды, что он придёт на подмогу, если только мне удастся продержаться ещё чуть-чуть.

Должно быть, Кронос заметил выражение моего лица, потому что усмехнулся и взбил для меня подушку.

— Не тревожься, дорогая. Каллиопа не убьёт тебя без моего позволения, и поверь, я никогда не обижу тебя.

О себе я и не беспокоилась.

— Не обидишь, но прикажешь сделать это Каллиопе, — фыркнула я. — Позволишь ей забрать ребёнка, и я больше никогда его не увижу.

Кронос смотрел на меня непонимающе. В такие минуты я вспоминала, что, несмотря на человеческий облик, он вовсе не был человеком. Он не понимал моей любви к ребенку. Он изумился, когда я машинально прикрыла руками живот в момент ссоры с Каллиопой. Я нахамила ей, и она ударила меня по лицу. Он не понимал, как сильно меня ранят мысли о разлуке с ещё не рождённым малышом.

Кронос — монстр, который пытался уничтожить собственных детей, поэтому не стоит ждать от него хоть какого-то сопереживания.

— Если ты хочешь оставить дитя, то скажи лишь слово, — произнёс Кронос так, будто это пустяковое дело. Возможно, для него так и есть. — Я позабочусь о том, чтобы Каллиопа не мешала. В обмен лишь прошу, чтобы ты правила рядом со мной.

Он уже не первый раз делает мне такое предложение, и не в первый раз я, от безысходности, хочу ответить согласием. Чем ближе момент появления на свет ребенка, тем тяжелее говорить «нет».

Кронос не утаивал, что хочет сделать меня своей королевой и править целым миром, готовый уничтожить всякого, кто встанет у него на пути. Я не понимала почему — быть может оттого, что я однажды проявила к нему каплю сострадания, или же потому, что я никогда не выступала против титанов, — но это и неважно. Если я соглашусь, то ребёнок, как и я, будет в безопасности. Однако первым, кого уничтожит Кронос, будет Генри, а после он расправится и с остальным миром.

Как бы я ни любила ребёнка, на что бы ни пошла ради его безопасности, я не могла стоять рядом с Кроносом и наблюдать, как он уничтожает всё человечество. Не могла умереть, как когда-то Персефона. Не могла позволить ему убить тех, кого люблю, в особенности если придётся вечно жить с этим грузом на сердце.

Но время беспощадно таяло. Теперь, когда Совет узнал, что я пропала, правила игры поменялись, поэтому, если я продолжу держать Кроноса в напряжении, то, быть может, совет успеет отыскать Рею.

— Обещай, что никого не убьёшь, и я подумаю над твоим предложением, — соврала я.

Кронос усмехнулся, обнажив ряд белоснежных зубов. Его усмешка напоминала натянутую, фальшивую улыбку кинозвезды, и оттого он казался ещё более пугающим.

— Если так, то хорошо. Согласишься, и я оставлю человечество в покое. Как-никак, разногласия у меня не с ними, да и королю нужны подданные.

— Я сказала «никого», — напомнила я. — Ты не тронешь ни людей, ни богов.

Кронос смерил меня взглядом, а я оцепенела, надеясь, что вправе ставить подобные условия. Мне нужно выиграть для Совета чуть больше времени.

— Я уверен, ты понимаешь, почему я должен приструнить своих детей, но я готов… подумать над твоими словами. Всё зависит от природы наших отношений. Или от того, насколько ты готова отдавать; — Кронос пробежался рукой по моим волосам, и я подавила дрожь. — Ты и я, впереди нас ждёт целая вечность. Только представь, моя дорогая, какую красоту мы способны сотворить. И, конечно же, твоё дитя сможет познать твою любовь, вам не придётся прощаться.

Закрыв глаза, я представила, как беру малыша на руки. Я ничуть не сомневалась, что у него или неё будут тёмные волосы и такие же ясные глаза, как у меня и Генри. Розовые щёчки, по пять пальчиков на каждой ножке и ручке. Я тотчас полюблю нашего ребёнка. Я уже его люблю.

— Ты станешь матерью, — протянул Кронос сладким голосом, каким сирены зазывают моряков. — Будешь любить его, воспитывать по своему подобию. А я стану ему отцом.

Чары, наложенные словами Кроноса, тут же развеялись, и я открыла глаза.

— Ты не его отец, — возразила я, и меня охватила новая волна боли. Всё происходит чересчур быстро. Схватки должны идти неспешно и длиться часами — мама рожала меня больше дня.

Кронос стал неторопливо наклоняться, пока его губы не оказались в дюйме от моих. Я сморщила нос, хотя его дыхание походило на свежий осенний ветерок.

— Нет, я не его отец. Я нечто большее.

Дверь внезапно распахнулась, и внутрь ворвалась Каллиопа. За последние девять месяцев она немного постарела: черты лица заострились, и теперь она на несколько дюймов возвышалась надо мной. Если Кронос походил на Генри, с его длинными темными волосами и серыми глазами, в которых сверкали молнии и таился туман, то Каллиопа выглядела как моя мама. Как старшая и белокурая версия меня. За это я ненавидела её ещё больше.

— Что происходит? — потребовала она ответа, и я слегка ухмыльнулась. Очевидно, она подслушала кое-что, что не пришлось ей по душе.

— Ничего такого, о чём тебе стоит тревожиться, — ответил Кронос и выпрямился, не сводя с меня глаз.

— Кронос сделал мне интересное предложение, — храбрее, чем я себя чувствовала, произнесла я. — Оказывается, что он, в отличие от тебя, не собирается скормить меня рыбам.

Губы Каллиопы скривились в оскале, и прежде чем она успела проговорить хоть слово, мимо неё прошла Ава, неся большую корзину, полную одеял и каких-то вещей, которые при свечах разглядеть не удалось.

— Простите, — произнесла она, залившись румянцем.

— Пора уже, — отрезала Каллиопа и снова сосредоточилась на мне. — На твоём месте я была бы поосторожнее, Кейт. У меня появилась новая игрушка, которую не терпится испытать на тебе.

— Какая ещё игрушка? — спросила я сквозь стиснутые зубы.

Каллиопа скользнула к моей кровати.

— Разве я тебе не рассказывала? Николас великодушно пожертвовал своим временем и опытом и создал такое оружие, которое способно убить даже бога. Как никогда вовремя.

Кровь в жилах застыла. Николаса, мужа Авы, похитили во время битвы. Мне ничего не было о нём известно до этого момента.

— Невозможно, — выпалила я. Только Кроносу под силу убить бессмертного.

— Да ну? — Каллиопа злостно улыбнулась. — Готова поспорить на жизнь своего малыша?

Моё сердце ухнуло в пятки. Она что, хотела расправиться с ребёнком?

— Ава? — обратилась я, еле шевеля языком.

Закусив губу, Ава поставила корзину у подножия кровати.

— Мне жаль.

Комната вдруг начала вращаться. Каллиопа снова играет в свои игры. Пытается напугать меня, используя для этого людей, которых я люблю больше жизни, только на сей раз моя «лучшая подруга» ей подыгрывает.

А что, если это на самом деле не игра? Каллиопа поклялась, что заберёт самое дорогое моему сердцу, и всё это время я думала, что речь о Генри и моей семье. Но она имела в виду ребёнка. У неё не было причин лгать о том, что она заберет всё, что захочет. Да и Ава даже не смотрит мне в глаза…

В горле образовался ком, я едва дышала.

— Убирайся.

Ава недоумённо моргнула.

— Но кто-то должен быть с тобой…

— Да лучше пусть останется Каллиопа, чем ты, предательница, — сплюнула я. — Убирайся отсюда.

В её глазах показались слёзы, и она, к моему удовлетворению, убежала, оставив меня наедине с Кроносом и Каллиопой. Ава это заслужила. Она понимала, что Каллиопа намеревалась избавиться от моего ребёнка. А если Каллиопа и вправду принудила Николаса создать оружие… Если Ава намеренно последние девять месяцев отвлекала Совет, чтобы выиграть Николасу достаточно времени…

Мне было всё равно, насколько опасен Николас. Он сын Каллиопы, и какой бы ужасной она ни была, я не представляла, как эта женщина способна убить собственного ребёнка. Однако она, не задумываясь, готова убить моего ребёнка, и Ава всё это время знала о её планах.

Если бы мы поменялись с ней местами, если бы Каллиопа держала в заложниках Генри, я бы никогда так не поступила с Авой. Я бы никогда не предала её и не позволила бы Каллиопе убить её ребенка.

— Очень грубо с твоей стороны, — пропела Каллиопа, а мой живот снова сжался. Она не убьёт ребёнка. Я не позволю.

— Мне нужно в туалет. — Я попыталась встать.

Каллиопа махнула рукой и принялась распаковывать корзинку. Кронос протянул мне руку, но я отмахнулась.

— Думаю, до ванной я дойду сама.

Ходить по комнате стало тяжело с августа, тело с каждым шагом напрягалось, но я не сдавалась. Моя темница роскошной не была, но это и не бетонная камера с тонким матрасом и безобразным туалетом. Мне досталась нехитрая спальня с ванной; она располагалась на одном из верхних этажей, из-за чего побег из окна попросту невозможен. Даже если я бессмертная, кто знает, относится ли то же к малышу. Если у Каллиопы и вправду теперь есть оружие, способное убить даже бога, то бессмертие перестало иметь значение.

Когда я ещё могла свободно двигаться, то несколько раз пыталась уйти, но рядом всегда находились Кронос, Каллиопа или Ава. Как-то раз я добралась до самого пляжа, однако не умела плавать, о чём мои похитители знали. Может, Совет и считал этот остров тюрьмой Кроноса, но теперь мы делили эту тюрьму на двоих.

Закрыв за собой дверь, я опустилась на край ванной и обхватила голову руками. Во мне вспыхнуло разочарование, угрожая вылиться в нескончаемый поток слёз, и я попыталась успокоиться. Мне нужно хоть чуточку побыть одной, а если Каллиопа услышит плач, то, несомненно, зайдёт в комнату.

— Генри. — Я зажмурилась и попробовала представить его. — Пожалуйста. Помоги.

Наконец я погрузилась в видение. Спустя почти год в этой дыре я научилась управлять ими, однако приходилось постараться, чтобы увидеть то, что творилось где-то далеко. Вокруг появились три стены в золотистых обоях, а четвёртая превратилась в сплошной ряд окон, как тогда, во дворце Генри. Вместо чёрной скалы я увидела бесконечное голубое небо, а окна заливал яркий солнечный свет.

— Что ты натворил?!

Моё внимание привлёк голос Генри, и я обернулась. Он держал Уолтера за лацканы пиджака, глаза горели такой яростью и силой, какой я никогда не видела.

— Это было необходимо, — нерешительно произнёс Уолтер. Даже он казался испуганным. — Ты нужен нам, брат, и если, чтобы ты понял, требовалось…

Генри швырнул Уолтера об стену с такой силой, что та сломалась и пошла паутиной трещин.

— Ты поплатишься за это, — прорычал он.

— Хватит, — раздался голос моей матери, и оба брата повернулись к ней. Она выглядела бледной и сложила руки перед собой, как делала всякий раз, когда пыталась держаться собранно. — Мы спасём Кейт. Время ещё есть, и чем больше мы тратим его на…

— Нам нельзя рисковать всей проделанной работой ради одной жизни, — ответил Уолтер.

— Я рискну, — огрызнулся Генри.

Уолтер покачал головой.

— Слишком опасно идти одному.

— Один он не пойдёт, — возразила мама. — Если ты дорожишь своей властью над Советом…

Мышцы спины и живота вдруг сократились, и боль вытянула меня из видения. Оказавшись снова в ванной, я негромко всхлипнула. Мама ошибается… Времени больше нет. Роды уже начались, как бы я ни пыталась оттянуть время. Каллиопа убьёт малыша, и некому будет её остановить. Даже если кто и явится ко мне, это уже не имеет значения. Даже если Генри и маме как-то удастся пробраться на остров, нет гарантий, что они справятся с обороной Кроноса, да и к тому времени будет уже слишком поздно.

Ребёнок толкнулся, и я сказала себе собраться с силами. Я должна. Мне нельзя опускать руки. От меня зависит жизнь малыша.

— Прости, — прошептала я, осторожно коснувшись живота там, где он пихнулся. — Я люблю тебя, хорошо? Обещаю, я буду бороться до тех пор, пока ты не окажешься в безопасности.

В дверь постучались, и я подпрыгнула.

— Не думай, что ты родишь в ванной, — произнесла Каллиопа. — Этот ребёнок не вылезет, пока я не скажу.

— Минутку, — отозвалась я и включила кран, чтобы никто меня не слышал. Это ничуть не помогло, но мне хватило и видимости того, что могу уединиться.

Снова опустившись на ванную, я погладила живот.

— У тебя замечательный папа, и скоро ты с ним увидишься, слышишь? Он помешает Каллиопе, он намного сильнее меня. Как и вся семья. Наверное, сегодня будет страшно и больно… Ну, мне будет больно, тебя-то я не позволю тронуть, но в итоге всё будет хорошо. Обещаю.

Это было не пустое обещание. Даже если я всё-таки умру, Каллиопа не коснётся моего ребёнка. Чего бы это ни стоило.

***

Роды происходили так быстро, что я едва успела выйти из ванной комнаты. Каллиопа ничуть не помогала, не давала лекарств и не говорила ободряющих слов; Кронос, хоть и держался рядом, молчал, а время между схватками становилось всё короче и короче. Они знали, что за мной придут. Иной причины вызывать преждевременные роды не было, и я понимала, что Каллиопа не откажется от возможности сделать мне как можно больнее.

Я сдерживала крики. Даже в самые последние минуты, когда ребёнок буквально разрывал моё тело, я стискивала челюсти и превозмогала боль. С тех пор как стала бессмертной, единственное, что приносит страдания, это Кронос, но, похоже, что роды стали ещё одним исключением. Тело причиняет боль самому себе, и бессмертие тут не помогает.

Когда ребёнок, наконец, родился, я ощутила, будто сердце вырвали из груди и отдали Каллиопе. Она выпрямилась, и в горле образовался ком, когда я увидела, как она держит морщинистого, окровавленного младенца.

— Это мальчик, — произнесла она и улыбнулась. — Прекрасно.

Почему-то, несмотря на слова, которые я ему шептала, несмотря на то, как иногда часами он пинался, и несмотря на то, как долго я его вынашивала, всё происходящее не казалось настоящим. Но теперь…

У меня родился сын. Мой сын.

И Каллиопа хочет убить его.

Чтобы перерезать пуповину и закончить роды, ей не понадобились никакие инструменты; в мгновение ока всё оказалось чистым, а ребёнок был завёрнут в белоснежное одеяло. Она обняла малыша так, словно делала это тысячу раз, и оставила меня одну в кровати.

— Стой, — сдавленно произнесла я. Я очень устала и была вся в поту, но, превозмогая боль, изо всех сил попыталась встать. — Ты не можешь… Пожалуйста, я сделаю что угодно, только не навреди ему.

Малыш беспомощно плакал, и моё сердце рвалось на части. Каждая косточка в теле требовала, чтобы я встала, подошла к нему и спасла от боли, но я не могла пошевелиться. Чем сильнее боролась, тем больше меня охватывало оцепенение и тем сильнее болело тело.

Каллиопа посмотрела на меня полными злости глазами. Она наслаждалась. Наслаждалась моей болью.

— Не тебе решать, милая Кейт.

Краем глаза я увидела, как двинулся Кронос.

— Ты не навредишь ребёнку, — сказал он тихим, но не терпящим возражений голосом. — Это не просьба.

Каллиопа сузила глаза. Она хотела бросить ему вызов. Использовать моего сына, чтобы доказать своё превосходство, чтобы показать, что она единственная, кто контролирует происходящее. Но это не так, и она знала об этом. Впервые с тех пор, как я услышала о короле титанов, я была ему благодарна.

— Ладно, — раздражённо ответила Каллиопа. Так, будто давала ему победить только потому, что сама того захотела. Но мы все знали правду. — Я не стану его убивать.

Облегчение, словно лекарство, накатило на меня, и я, наконец, выдохнула. Малыш будет жить.

— Пожалуйста, могу я… Могу ли я подержать сына?

— Сына? — руки Каллиопы сжались вокруг ребёнка, а на губах показалась усмешка. — Ты ошиблась. Это мой сын.

Не говоря больше ни слова, она вышла за дверь, облачённая в победу, оставив меня разбитой и совершенно одинокой.

Она не отнимет у него жизнь… Значит, время ещё есть. Но когда она устанет подчиняться Кроносу и убьёт малыша, просто чтобы посмотреть, как у меня болит душа?

Мне нужно добраться до него. Нужно спасти его. Даже если Каллиопа и не тронет малыша, я не могу думать о том, что его будет воспитывать чудовище, что он превратится во что-то тёмное и изменится до неузнаваемости… Если я чему и научилась в Подземном мире, так тому, что подобная жизнь бесконечно хуже, чем почить в мире.

Меня охватило отчаяние, которое выкрутило всё наизнанку, и я медленно повернулась к Кроносу.

Его королева. Моя жизнь, мой выбор, моя свобода ради сына.

— Прошу, — всхлипнув, произнесла я. — Я сделаю что угодно.

Он коснулся холодными пальцами моей заплаканной щеки, и на сей раз я не отстранилась.

— Что угодно?

Слова резали язык, словно ножи, но я ответила:

— Что угодно. Спаси его и… я стану твоей.

Кронос наклонился ко мне и остановился, когда его губы оказались в нескольких дюймах от моих.

— Как пожелаешь, моя королева.

Огонь пошёл по телу, пылающий жар сменил боль при родах. Кронос исцелил меня. Это того стоило. Генри поймёт, и как-то, хоть как-нибудь, я найду способ привести его к сыну.

Почувствовав головокружение от охватившей надежды, я села и коснулась теперь плоского живота. Кронос каким-то образом вернул мне прежнее тело. Отсутствие живота сбивало с толку. Почему он сделал так, что я теперь не смогу кормить ребёнка? Потому что знает, что это не имеет значения? Однако прежде, чем я успела сказать хоть слово, мир содрогнулся.

— Что… — начала я, схватившись за край матраса, и что-то в углу привлекло внимание. Небо в окне залилось неестественным золотым светом, и остров неистово сотрясся.

— Дорогая, я скоро вернусь к тебе, — произнёс Кронос. Он прижался холодными губами к моей щеке, а в следующее мгновение уже ушёл, но мне было плевать.

Вдалеке явилось чёрное облако, которое потрескивало молниями. Хотя Кронос не мог сбежать с острова, он без усилий прошёл через барьер, созданный Советом. Я вдруг заметила силуэт мужчины. Во мне тут же затеплилась надежда, мне не надо было видеть его лицо, чтобы понять, кем являлась тёмная фигура.

Генри.

Глава 2

КРОВЬ И КАМЕНЬ

Я мечтала об этом мгновении целых девять месяцев. Когда попадала в видения, то всей душой желала, чтобы Генри пробился сквозь двери темницы и спас меня, но он лишь занимался своими обязанностями, ждал моего возвращения и даже не подозревал о происходящем. Мне так сильно хотелось, чтобы он пришёл, что моя душа болела от желания покинуть остров, Каллиопу, Кроноса и свои величайшие страхи.

Теперь, когда появилась возможность уйти, я не смогла. Не решилась покинуть сына даже ради Генри, матери, семьи или же войны.

Генри спешил ко дворцу, а я глядела на небо в надежде, что появится хоть кто-нибудь ещё. Мне стало дурно, когда я осознала, что он пришёл один. Невозможно, чтобы он поступил так беспечно. У него не вышло удержать Кроноса в Подземном мире, что уж говорить за его пределами?

Где же мама? Хоть остальному Совету и не было дела до моего спасения, мама ни за что бы не бросила Генри. Неужели Генри настоял на том, чтобы она осталась в стороне?

Когда Генри подобрался ближе, я увидела на его лице ярость.

Он один. Мы одни.

Я думала, что Генри разрушит стены дворца, но вместо этого он пролетел мимо окон моей комнаты, будто бы не зная, что я там. Может, так и было. Может, Каллиопа пыталась одурачить его и…

Оружие.

О, боже.

— Генри! — закричала я. — Генри!

— Кейт, — послышался голос из коридора. — Кейт, это я.

Я бросилась к двери и присела к замочной скважине.

— Генри? Это…

По ту сторону виднелся голубой глаз, и моё сердце замерло. Ава.

— Отойди от двери, — прошептала она, оглядываясь через плечо. Чего она боялась? Что Генри шагал по коридору, готовый разорвать её на кусочки? Если бы…

— С чего бы мне доверять тебе? Ты знала, что Каллиопа убьёт моего сына, и способствовала этому.

Ава быстро заморгала, её глаза покраснели, в уголках показались слёзы. Когда-то я считала, что Ава одна из немногих, кто плачет и при этом выглядит красиво, но теперь видела лишь её безобразную изнанку.

Я месяцами изучала истории о греческих богах — то, что стало основой их мифологии. Не всё, конечно, правда: смертные многое исказили и поменяли, передавая истории от поколения к поколению, но именно поэтому мне хотелось верить, что боги, по сути, хорошие. Что они заботятся о благе человечества и что в их жизнях нет места злу, предательству и эгоизму.

Каллиопа и Кронос упали в моих глазах, но Ава могла доказать, что мои надежды не напрасны. Она могла сказать одно лишь слово Совету, и ничего из этого не случилось бы. Впрочем, Ава решила превратить эти надежды в пыль.

— Прости, — прошептала она. — Кейт, ты моя лучшая подруга. Пожалуйста… Я не хотела. Я не знала.

— Ты знала достаточно.

Она снова оглянулась.

— Когда всё кончится, пожалуйста, делай со мной, что захочешь. Но сейчас я должна вытащить тебя отсюда.

Я фыркнула. Каллиопа уже получила, что хотела, а теперь Ава собиралась спасти меня?

— Чёрта с два я пойду с тобой.

— Я отведу тебя к сыну.

Сердце звучно забилось. В одно мгновение моё отвращение перешло в отчаяние; пришлось приложить немало усилий, чтобы не отпереть замок ногтями.

— Ты знаешь, где он?

Ава кивнула.

— Если позволишь, я вытащу отсюда вас обоих.

Это всё, что я хотела услышать. Забыть последние девять месяцев. Забыть о предательстве подруги. Не думать о том, что это, возможно, очередная ловушка, просто чтобы Генри не нашёл меня. Но если есть возможность, что она говорит правду, если есть возможность, что я спасу сына, то мне всё равно.

Я отступила от двери, и в комнату ворвался ветерок. Замок щёлкнул, и дверь распахнулась. Теперь, когда на улице стало светло, я смогла рассмотреть Аву. Её волосы ниспадали мягкими локонами, а под глазами пролегли чёрные тени. Я никогда её такой не видела, даже той ночью, когда встретила Генри у реки — той ночью, когда она нырнула в воду и о камень разбила голову.

Спасла бы я её, если бы знала, что через полтора года она заберёт у меня всех, кого я люблю? Или что поддержит Каллиопу, когда та будет манипулировать мной, лишь бы причинить такую боль, какую только способен вынести человек?

Спасла бы я её, если бы знала, что Ава в курсе планов Каллиопы?

Я не знаю. Да и мне всё равно. Если Ава поможет спасти сына, если поможет сбежать, то последние девять месяцев перестанут что-либо значить. Я никогда не забуду, но со временем смогу её простить.

Я поспешно вылетела из комнаты. Ава протянула руку, но я отстранилась. От одной мысли прикоснуться к ней живот скрутило.

— Не стоит. Кронос меня исцелил. Куда идти?

Ава поникла и опустила руку, а я невольно ощутила укол вины. Нет, она не заслуживает моего сочувствия.

Мы мучительно долго брели на цыпочках по выложенному плиткой коридору. Могла ли моя версия оказаться правдой? Неужели она хочет спрятать меня от Генри?

Неважно. Я должна попытаться.

Раздался грохот.

Стены вдруг затряслись, и Ава бросилась прикрывать меня собой, когда потолок стал рушиться. Затылком я ударилась о стену, но боли так и не почувствовала. Теперь я бессмертна. Даже если нас похоронит весь мир, мы никогда не умрём.

— Ты как? — задыхаясь, спросила Ава. В воздухе стояла пыль, и когда я попыталась сделать вдох, закашлялась.

— Нам нужно идти, — ответила я. Генри не станет задавать вопросов — в то же мгновение, как доберётся до меня, он вернёт нас в Подземный мир.

Нужно найти ребёнка раньше, чем Генри найдёт меня.

Я медленно переставляла ноги, на ощупь пробираясь сквозь пыль, а острые края обломков ничуть не ранили кожу. Когда нога застряла между камней, я споткнулась и уже приготовилась падать, но меня поймали чьи-то сильные руки, и я подняла глаза.

Чёрные волосы, великолепное лицо, широкие плечи. Генри. Я быстро заморгала, когда от пыли заслезились глаза, и его лицо стало чётче.

Нет, это не Генри.

Кронос.

— Пойдем, дорогая, — прошептал он, поднимая меня на ноги. Его ладони ощущались как горячие угли, и к горлу подступила желчь. Где же Генри? Почему Кронос не пытается остановить его?

Да потому что ему нет в этом нужды. Бог против короля титанов… исход очевиден. А с оружием Каллиопы эту борьбу нельзя назвать честной. Генри не сможет понять, что грядёт, а потом…

Я сжала руки в кулаки. Нужно найти ребёнка, а потом Генри и вместе бежать. Других вариантов я не приемлю.

— Я хочу видеть сына, — произнесла я самым ровным голосом, на какой только была способна, и выдернула руку. Слева от меня возникла зияющая дыра и показалось золотое небо, ушей достиг шум волн. — Отведи меня к нему.

— Всему своё время.

Кронос повёл меня вдоль разрушенного коридора, а валяющиеся везде обломки разлетались в стороны, чтобы дать нам дорогу. Чтобы дать ему дорогу. Ава шла следом, волоча ноги и раскидывая камешки, словно пытаясь наделать как можно больше шума. Предупреждала Каллиопу? Пыталась подать Генри сигнал, чтобы понял, где мы?

Внезапно воздух стал другим: пыль исчезла, а дующий с моря солёный ветер сменился пронзительным криком младенца. Я моргнула. Я так давно не проникала в видение бессознательно.

Меня окружили стены с рисунком заката, а посреди комнаты стояла одна лишь белоснежная колыбель. В горле образовался ком, и, подойдя ближе, я неуверенно заглянула в неё.

Там лежал завёрнутый в вязаное одеяльце мой сын.

Он перестал плакать и распахнул глаза, как если бы видел меня. Но это невозможно… в своих видениях я невидима для него. Как и для всех остальных. Я лишь наблюдатель. Едва ли призрак. Ничто.

Меня влекли его голубые глазки, и я протянула руки. На долю секунды представила тепло его нежной кожи и крохотных пальчиков, и улыбнулась.

— Привет, мой милый, — шепнула я.

Сын глядел точно на меня. Он был самим совершенством, и у меня перехватило дыхание.

— Майло, — имя неожиданно слетело с губ, но стоило его произнести, как оно словно бы окутало малыша и стало неделимой частью, как его чёрные волосы или моя безграничная любовь.

Да. Майло.

Раздался яростный крик, и чары разрушились. Майло снова заплакал, даже пуще прежнего. Я снова попыталась коснуться его, хотела успокоить, но рука прошла сквозь него. Он закричал ещё громче.

— Каллиопа!

Я замерла. Генри.

Я стояла у колыбели, разрываясь между желанием остаться с сыном и необходимостью найти Генри. Мне было плохо от одной лишь мысли покинуть малыша, и всё же я должна выяснить, где Генри. Если он за дверью детской… Если знает о Майло и пришёл спасти его…

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть так и будет.

Я выбежала в открытую дверь и устремилась в ту часть дворца, где никогда раньше не была.

Стены там были из чистого золота, а не как в моей тюрьме из камня; коврик цвета индиго сочетался с шёлковыми шторами, которые висели через каждые три метра.

Коридор растянулся почти на всю длину дворца, и посреди него стояла Каллиопа. В нескольких шагах от неё — Генри.

Он спас меня из объятий смерти на берегу реки Эдема. Боролся за наши жизни, пока Каллиопа душила меня цепями в Тартаре. Он — повелитель Подземного мира, король мёртвых и один из самых могущественных богов в истории.

И ни разу в жизни я не видела, чтобы его силы источали ту ярость, что источали сейчас. Вокруг него клубились чёрные волны, сотрясая недра дворца, и, хотя я была лишь призраком, впервые в жизни испугалась Генри по-настоящему.

Удовольствие смешалось со страхом, но стоило мне подойти к Каллиопе, я ощутила укол презрения.

Генри покончит с ней. Каким бы оружием она ни обладала, оно не сравнится с той чистой яростью, что окружала Генри и подпитывала его силы. Только титан способен убить бога, а Каллиопа, как и я, всего лишь бессмертна. Не больше.

Стены сотряс взрыв, и меня охватила паника. Майло. Генри понятия не имел, что он здесь, что Каллиопа стояла на пути к сыну. Возможно, он даже не знал о его существовании. И если решит разрушить весь замок…

Понадобится одна лишь мысль… и наш сын умрёт.

Я бросилась в детскую, к кроватке, но не успела разглядеть лицо Майло, как стены с рисунком заката исчезли.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, где нахожусь. Горячие руки Кроноса касались моей кожи, он держал меня за руку, а сбоку стояла Ава. Мы находились в коридоре с золотыми стенами и синими шторами, но он был пуст.

Неужели всё закончилось? Неужели мы всё пропустили?

Нет, невозможно. Мои видения всегда передавали события настоящего. Я не способна увидеть прошлое или будущее.

Генри и Каллиопа где-то рядом. Должны быть где-то здесь. Над этим коридором, под…

— Кейт, дорогая, — голос Кроноса пронзил меня, словно ледяной кинжал. — Ты станешь моей?

Никогда. Ни за что. Даже если мы останемся одни во вселенной. Лучше я проживу вечность, похороненная под валунами.

Но до уничтожения целого замка оставались считанные минуты. Мне нужно спасти Майло. Если для этого придётся дать обещание, которое не сдержу, я готова столкнуться с последствиями.

— Отдай мне сына, и я твоя.

Почва ушла из-под ног, когда Кронос поднял нас вверх, оставив Аву одну. Мы прошли сквозь потолок, словно его и не было, и оказались в коридоре этажом выше. Я затаила дыхание.

Всего в нескольких шагах от нас стояла Каллиопа, а позади неё, окружённый тёмной силой…

Генри.

Мы смотрели друг на друга, и от облегчения у меня едва не подкосились колени. Наконец-то рядом тот, кто любит меня.

Он невольно шагнул навстречу, но, хотя я впервые видела его после зимнего солнцестояния, тело потянулось в сторону комнаты Майло.

Всего несколько шагов, вторая дверь от Каллиопы, и я буду рядом с сыном. У меня появилась возможность спасти нас всех.

Кронос схватил меня за руку, его пальцы заковали запястья в наручники из плоти и костей, и никакие хитрые манипуляции не ослабят их. Я снова в ловушке, но на этот раз в нескольких метрах от меня находились две частички моего сердца. Так близко. И они умоляли меня сделать что-то.

А я беспомощно стояла.

Мне казалось, что прошли часы, но на самом деле Каллиопе понадобилось всего несколько секунд, чтобы осознать происходящее. Она обернулась и улыбнулась во весь рот, её глаза сверкали злобой, а из рукава платья в ладонь соскользнул какой-то предмет. Кинжал.

Лезвие сияло той же сущностью, что и цепи, которые она обвивала вокруг моей шеи, той же тёмной силой, что окутывала камень, которым она ударила меня по голове.

Получается, Каллиопа не лгала. Несмотря на то что стоящий рядом со мной Кронос был из плоти и крови, ей удалось отделить от него некую часть. Теперь Каллиопа способна убить каждого, кто станет у неё на пути к правлению вселенной.

— Вы как нельзя вовремя! — Её голос был таким же девчачьим, как и раньше, однако теперь каждое слово сочилось высокомерием.

— Кейт? — голос Генри надломился, и окружавшие его волны тёмной силы дрогнули. Нет, нет, нет, ему нельзя сдаваться. Каллиопа нападёт, как только представится возможность.

Я шагнула назад.

Скажу прямо. Я ни за что не позволю Кроносу разделить меня с семьёй.

— Прикрой меня, — обратилась я к Генри и тут же вырвала руку из хватки Кроноса, потянув его за большой палец — им он не удерживал мою руку.

Может, я застала его врасплох, а может, он просто удивился и захотел посмотреть, что я сделаю, однако не стал бороться. Он отпустил, и преждe чем кто-то успел сказать хоть слово, я побежала по коридору к детской.

Майло плакал в колыбели, и мне страшно захотелось наконец прикоснуться к нему. Как же так получилось, что я решилась покинуть его?

— Всё хорошо, — прошептала я, потянувшись к нему. Майло успокоился, и когда его голубые глаза встретили мои, я поняла, что он меня увидел. — Никогда не дам тебя в обиду.

Мои пальцы коснулись пухлой щёчки, и кто-то позади прочистил горло. Я обернулась. В дверном проёме стояла Каллиопа, прижав к горлу Генри кинжал.

Из лёгких вышел весь воздух. Вот и пришёл конец. Генри умрёт. Я потеряю мужа, ребёнка, всю свою семью из-за сумасшедшей, которой плевать, кому причинить боль, лишь бы добиться своего. Лишь бы извести меня.

— Не трогай его… пожалуйста, — прошептала я, хватаясь за край колыбели.

Глаза Генри были открыты, он смотрел на меня… нет, не на меня. На Майло. Если Генри умрёт, то умрёт со знанием, что у него есть сын. Это крохотное утешение, но оно есть.

— Пожалуйста, — скривилась Каллиопа, издеваясь над моим отчаянием. — Как будто этого «пожалуйста» достаточно. Ты ведь знаешь, что это не так, Кейт. Зачем утруждаешь себя?

Мне было плевать, достаточно этого или нет. Я должна попробовать. Я не прощу себя, если сейчас просто сдамся и отдам ей всё, что важно для меня.

— Ты любишь его. Если убьёшь, то останешься ни с чем. Ты проиграешь.

Каллиопа лишь усмехнулась, но на её лице мелькнуло сомнение.

— Я стану повелительницей мира. И забуду, что такое поражение.

— Быть королевой не значит быть счастливой. — Я смотрела, как она держит Генри. Если она опустит нож, у него получится вырваться. Всё, что нужно — доля секунды. Я переключу её внимание на себя, а Генри заберёт ребёнка и исчезнет. — Ты останешься одна. Ты будешь несчастна.

Каллиопа сузила глаза.

— Не думай, что твой план сработает. Генри мне больше не нужен.

— Тогда что тебе нужно?

— Уже ничего, — позади Каллиопы возник Кронос. Он стал выше, чем несколько минут назад. Сила, исходящая от Генри, исчезла. — Сначала я убью Генри, затем твою мать, а потом и остальных членов Совета. Когда закончу, весь мир падёт ниц передо мной, а твой сын назовёт меня матерью, а тебя предательницей. Вместе мы увидим, как ты умрёшь.

Генри взревел и стал вырываться, но чем бы ни приковала его Каллиопа, эта сила держала крепко. Каллиопа снова прижала лезвие к его горлу.

Речь больше не о победе… Каллиопа знала, что я никуда не денусь, а я знала, что это конец. Теперь речь шла о том, как бы причинить мне ещё больше боли.

Какая ирония. Без Генри, без мамы и без сына я рада смерти.

Забудь. Выход есть.

Я должна что-то сделать… найти волшебные слова, которые заставят её опустить кинжал. Сказать хоть что-нибудь.

Плач Майло становился всё громче, и я, не оборачиваясь, коснулась его руки. Неужели это наши последние минуты? Хоть к горлу Генри и приставили кинжал, я бы отдала всё, чтобы эти минуты длились вечно.

— Тогда убей меня, — выпалила я. — Прямо сейчас, перед Генри, перед ребёнком… просто сделай это. Клянусь, если ты навредишь хоть одному из них, я позабочусь, чтобы остаток вечности ты горела в Тартаре.

Каллиопа наклонила голову, а я задержала дыхание. Она должна согласиться. Я готова на что угодно, лишь бы она опустила нож, тем самым предоставив Генри ту самую долю секунды.

Не успела Каллиопа сказать и слова, Кронос выдохнул, и по полу заклубился туман.

— Нет, — произнёс он едва уловимым шёпотом, но это слово погрузилось в меня и осело камнем. — Ты не тронешь Кейт, дочь моя. Если она умрёт, ты тоже умрёшь.

Румянец радости на лице Каллиопы сменился бледностью.

— Ты или оставляешь Кейт, или её отродье. Выбирай.

— Я сказал своё слово. Или ты подчиняешься мне, или я тебя убиваю. Тебе решать, не мне.

Сжав челюсти, Каллиопа сильнее прижала клинок к шее Генри, и он вздрогнул.

«Забудь обо мне, — его голос эхом отозвался в моей голове так же ясно, как если бы он произнёс это вслух. — Делай всё, что нужно. Беги, пока не стало поздно».

— Нет, — прошептала я, и Генри прищурился. Пусть бросается злыми взглядами сколько хочет. Я всё равно не уйду без него. Не уйду без ребёнка.

Каллиопа была всё так же бледна, но её губы изогнулись в ухмылке.

— Как мило. Делай что хочешь, но она не покинет этот дворец жив… — Она замолчала. — Что это было?

Лицо Кроноса не выражало ничего, и я обернулась, пытаясь понять, что привлекло внимание Каллиопы.

Её взгляд стал каким-то рассеянным, а ухмылка сошла с лица.

— Отец, сделай что-нибудь, — прошипела она, и я наконец поняла, о чём речь.

Где-то вдалеке прозвучал гром, с каждой секундой он становился всё сильнее.

Небо осветила вспышка молнии.

По коридорам разнёсся сильный ветер.

Дюжина боевых кличей слилась воедино, образуя устрашающее созвучие.

Совет.

Теперь лицо Каллиопы было не просто бледным, оно стало цвета пепла, и её хватка ослабла.

Я действовала без раздумий. Запомнила чувство прикосновения к ручке сына и отпустила его.

Я бросилась к Генри на максимальной скорости и толкнула его в сторону. Схватила ту руку, в которой Каллиопа держала кинжал, и со всей силы ударила ею по стене. Она не была человеком, а потому не чувствовала боль. Как бы я ни старалась, всё было тщетно.

Но я должна дать Генри достаточно времени схватить Майло и уйти.

Богиня против богини. Я выплеснула всю ярость. Что-то во мне взяло верх, что-то первобытное. Я боролась с Каллиопой, обращаясь ко всей силе, что у меня была.

— Кронос! — крикнула Каллиопа, но тот исчез в тумане. В своей истинной форме. Пришла дюжина богов, которая окружила замок, и каким бы могущественным Кронос ни был, ему тоже пришлось сражаться. А значит, он ей не поможет.

Каллиопа, должно быть, тоже поняла это, потому что со всей силы повалила меня на пол. Схватила меня за шею, но я боролась, пытаясь выцарапать ей глаза. Однако ни ей, ни мне больно не было.

— Стерва, — прорычала она. — Коварная, никчёмная стерва.

— Не можешь… убить. — Я схватилась за рукоять кинжала, пытаясь вырвать его у неё из руки. — Умру я, умрёшь и ты, помнишь?

— Отец меня и пальцем не тронет.

— Готова поставить на это свою жизнь?

Она вскрикнула и забрала у меня кинжал. Я не могла противостоять её силе и с ужасом наблюдала, как отпускаю хватку, как кончик кинжала вонзается мне в руку.

Меня пронзила неописуемая боль, сжигая всё на своём пути. Она была бесконечно хуже, чем туман, коснувшийся ноги на церемонии коронации. Эта боль поселилась внутри, слилась с моим естеством, душила до тех пор, пока не остались лишь несколько жалких вздохов.

Я умирала. Ещё две секунды и…

В Каллиопу врезалось чёрное пятно. Когда вес её тела исчез, удушение прошло. Внутри бушевала агония, забиравшая из легких последний воздух, а огонь сменился холодом лезвия. Что происходит?

Я открыла глаза, ожидая увидеть то место, куда после смерти попадают боги, но увидела лишь маниакальную улыбку Каллиопы, которая лежала на полу рядом со мной.

Больше того, над ней, по-странному припав к её телу, навис Генри. Его глаза округлились, рот раскрылся, а руки прижались к рёбрам.

— Я победила, — прошептала Каллиопа. И когда она вытащила кровавый кинжал из груди Генри, я поняла, что произошло.

Глава 3

ТЁМНЫЕ ВРЕМЕНА

Четыре года я заботилась о лежачей матери, глядя, как она постепенно угасает. Её некогда сильное, здоровое тело превратилось в жалкое подобие той женщины, которой я помнила, и не было ни одного часа, когда бы я не представляла, что будет после того, как смерть заберёт её у меня.

Я жила в постоянном страхе, что я проснусь, а её уже нет, осталась лишь пустая оболочка, когда-то бывшая моей матерью. Я смотрела, как стрелка часов приближается к полуночи, и задавалась вопросом, станет ли эта дата моим ежегодным днём скорби.

Я знаю, что такое терять близких. Я знаю, каково это — пытаться бороться с неизбежным.

Но всё равно оказалась не готова к тому, чтобы смотреть, как Генри умирает прямо у меня на глазах.

Кровь хлынула из его раны на груди. Он упал на колени, одной рукой обхватывая свои рёбра, другой пытаясь дотянуться до меня. Никогда не видела в его глазах подлинный ужас. Боги ведь не умирают. Если только сами того не захотят.

Я протянула ему свою непострадавшую руку. Жизнь покидала его тело. Сможет ли кинжал убить и меня тоже? Как только всё закончится, будем ли мы вместе на том свете, где бы это ни было?

Есть ли вообще загробная жизнь для Повелителя мёртвых?

В момент, когда наши пальцы соприкасаются, я вздрагиваю. Это знакомое чувство — оно встряхивает сильнее, чем когда-либо раньше, но в ту же секунду я понимаю: мы возвращаемся домой.

Ещё секунду назад Майло плакал в полуметре от меня, а вот уже я лежу в обнимку с Генри в полной тишине. Мы больше не во дворце Каллиопы. И даже не на острове. Но и не в Подземном мире — по крайней мере, я не припоминаю там такого места.

Мы лежим посреди гигантского зала, где нет ничего, только небесно-голубой потолок над головой и пол цвета заката. Золотые стены простираются вдаль без конца и края, а солнце в центре потолка, не отличимого от настоящего неба, заливает всё своим светом. От такого зрелища должно захватывать дух.

Но Майло нет. Где бы мы ни были, чутьё подсказывает мне, что он к нам не присоединится, и немыслимая боль распространяется по телу, точно кислота. Лучше бы меня закололи кинжалом тысячу раз, чем хоть секунду жить с этой мыслью.

Вот только я ничего не могла поделать. На острове с ним сейчас моя мать, а ещё Джеймс и остальные члены Совета. Этого должно быть достаточно. Единственный, за кого сейчас нужно молиться, придавил меня сейчас к полу.

— Генри!

Меньше всего на свете я хотела бы причинить ему боль, но у меня нет выбора, кроме как попытаться осторожно скинуть его с себя. Кровь пропитала его рубашку, и я прижала ладони к его груди в попытке остановить кровотечение, но это было бесполезно. После всего, через что мы прошли вместе, после всего, что он сделал, чтобы защитить меня, я не могла, чёрт возьми, ничем ему помочь. Это нечестно. Несправедливо.

— Кейт? — Его голос звучал хрипло и слабо, как у тяжело больного, вот только он не болен. Он умирает. — Ты… ты в порядке?

— Я нормально, — соврала я, но голос не слушался. — Не садись. Ты потерял много крови.

Сколько у богов крови? Столько же, сколько у смертных? Сколько нужно потерять, чтобы это стало опасно для жизни?

— Я не знал, — прошептал он. — Я думал… Ава говорила…

— Ты не виноват. — Я коснулась дрожащими губами его губ. На вкус как дождь. — Это всё не твоя вина. Это я доверилась ей. Мне следовало остаться с тобой. Прости.

Он слабо ответил на поцелуй.

— Тот… тот малыш…

В горле образовался ком.

— Да, он твой сын. — Я слабо улыбнулась. По крайней мере, Генри узнал об этом. — Я назвала его Майло. Мы можем выбрать ему другое имя, если хочешь.

— Нет. — Он закашлялся, и пара капель крови окропили его губы. — Имя идеально. И ты тоже.

Я прижалась к его груди, надавив всем весом на рану. Я отказываюсь прощаться. С Генри, с нашей совместной жизнью… Я не готова прощаться. И Майло заслуживает того, чтобы расти с отцом. У меня отца не было, и, чёрт побери, я не позволю ему испытать ту же пустоту и неопределённость. Он достоин большего. Он заслуживает иметь полную семью.

Кровотечение из моей руки тоже не останавливалось, и иногда мне казалось, что комната вращается. Глаза Генри цвета луны не закрывались. Он улыбался.

— Никогда бы не подумал, что у меня будет сын. — Его голос дрожал. — Никогда бы не подумал, что у меня будешь ты.

Я стиснула зубы от головокружения, тело слабело с каждой секундой.

— Ты же не думаешь, что это всё? Я буду с тобой ещё чертовски долго.

Перед глазами плыло, я не видела ничего вокруг. Где все? Почему они не чувствуют, как жизнь покидает тело Генри?

Потому что жизнь покидает не его тело. А моё.

— Кейт? Генри?

Мамин голос прозвучал над нами, и я измождённо всхлипнула.

— Мама?

Она присела рядом с нами. От неё исходило тепло и аромат яблок и фрезий.

— Пойдём, милая, — пробормотала она. — Я держу тебя.

Но я не могла оторвать рук от Генри. Он похолодел, его глаза были распахнуты и не моргали, грудь не двигалась. Богам не нужно дышать, но Генри обычно это делал. Его сердце всегда билось, а теперь я не видела признаков пульса.

Он мёртв.

Я не помню, как появились остальные. В одну секунду мама прижимала меня к груди, держа за окровавленную ладонь, пока я кричала и рыдала, не замечая ничего вокруг. А в следующую — над нами навис Уолтер. Тео опустился на колено рядом с телом Генри, его губы быстро шевелились.

— Уведите её отсюда, — произнёс Уолтер. Его громогласный приказ казался чем-то далёким, пока я жалась в тёмном уголке в глубинах своего сознания. Чьи-то ласковые руки подняли меня. Кажется, голос Джеймса шептал какие-то успокаивающие слова, которых я не могла разобрать. Сама же я дёргалась, вырывалась, визжала. Я не могла бросить Генри. Если я покину его, то больше никогда не увижу, и тогда он по-настоящему умрёт.

Он не может быть мёртв. Просто не может.

Ещё одна пара рук вмешалась, но я была слишком погружена в себя — с тем же успехом можно было закрыть глаза и раствориться во тьме. Здесь меня никто не тронет. Здесь Генри везде и всюду. Здесь вновь наступила зима, и мы часами лежим в обнимку под тёплым пледом. Моя ладонь покоится на его тёплой груди, я чувствую его сердцебиение под своими пальцами, ровное и вечное. Здесь никто не умер.

Плач привлёк моё внимание, и я распахнула глаза. Никакого золотого зала уже не было, его сменила детская во дворце Каллиопы. Моё сердце сжалось. В колыбели лежал Майло. Значит, мама его не спасла.

Я стояла рядом с ним, притворяясь, что могу взять его на руки и покачивать, пока не уснёт. Притворяясь, что это не просто вопрос времени, когда огонь титанов в моих венах поглотит меня, а Майло останется сиротой. Я не знала своего отца, но дорожила временем, проведённым с матерью. У Майло даже этого не будет. Всё наше время вместе составили те несколько секунд перед тем, как Каллиопа убила его отца. Он даже не запомнит этого.

Нет, у нас есть сейчас. Даже если он не поймёт, что с ним была я, я могу быть рядом. И буду. Устроившись рядом с его кроваткой, я смотрела на него, не моргая, впитывая каждую секунду.

И ждала наступления неизбежного.

* * *

«Кейт».

Голос Джеймса донёсся до меня, пробившись сквозь то, что осталось от моего сердца. Я моргнула. Сколько прошло времени? Несколько минут? Часов? Дней? Нет, даже такое чудовище, как Каллиопа, не оставило бы Майло одного на такой срок. Он сладко спал в своей люльке, его маленькая грудь поднималась и опускалась. Каждый его вдох успокаивал меня.

«Возвращайся, Кейт», — шептал голос прямо мне в ухо, но я не откликалась. Нет, в реальном мире не осталось ничего для меня. Мама прожила немало тысячелетий до моего рождения, проживёт без меня и ещё несколько. Придётся.

Воздух стал плотнее от напряжения, в голосе слышалось раздражение: «Кейт, клянусь, если ты не очнёшься, я скажу Генри, что мы целовались. И что ты считаешь, что у меня классная задница».

— Генри?

Мои глаза распахнулись, теперь уже настоящие. Как и каждый раз до этого, мысль о том, чтобы расстаться с Майло, лишала меня воздуха, и размытые фигуры плавали перед глазами, пока я не смогла сосредоточиться.

Небесно-голубой потолок и пол цвета заката. Вот только если тот зал был залит золотым светом, то эта комнатка казалась меньше, скромнее, мрачнее.

Я отчаянно оглянулась по сторонам, ища взглядом Генри, но его здесь не было. Значит, Джеймс решил просто жёстко пошутить, чтобы вытащить меня из единственного места, приносившего мне некое подобие утешения.

— Как ты себя чувствуешь? — Мама стояла рядом с кроватью, прикладывая к моей руке компресс из чего-то, пахнущего мёдом и мандаринами. Заметив мой взгляд, она ласково убрала мои волосы назад и слабо улыбнулась, вот только глаза оставались грустными. — Это снимет боль. Тебе придётся походить с перевязанной рукой, но яд распространяться уже не будет.

Я замотала головой.

— Сними.

— Что? — Она свела брови. — Милая, это нужно для спасения твоей жизни…

— Не хочу, — я резко села, срывая компресс. Моё тело протестующе заныло. Плевать. Генри мёртв, а я больше не смогу взять сына на руки. Не хочу, чтобы мою жизнь спасали.

Мама опустила ладонь на моё здоровое плечо и мягко, но уверенно надавила, возвращая меня в лежачее положение. У меня не было сил сопротивляться.

— Жаль. Я твоя мать, и нравится тебе это или нет, но я не дам тебе умереть, когда могу этому помешать.

Я шмыгнула носом, глядя в безоблачный потолок.

— Я не могу, мамочка.

Я не называла её так со второго класса, после того как самая популярная девочка в нашей частной нью-йоркской школе услышала, что я так обращаюсь к маме, и дразнила за это последующие четыре года.

— Не можешь что?

Она вернула компресс на мою руку. Было адски больно, но это ощущение больше не распространялось.

— Мой малыш, — прошептала я. Она хоть знает, что стала бабушкой? Знает про замысел Каллиопы? Или думает, что я просто сбежала с Авой на девять месяцев, забыв про неё?

Она помедлила, отводя глаза.

— Знаю. Мне очень жаль, Кейт.

И всё. Простое признание факта. Не предложение отправиться на поиски. Не обещание вернуть его и наказать Каллиопу при первой же возможности. Я с трудом сглотнула, будучи на грани истерики.

— Его зовут Майло… Генри был рад. Ему понравилось имя.

— И наверняка всё ещё рад, — голос Джеймса донёсся до меня сквозь туман.

— Всё ещё? — мой голос надломился, и хотя мама по-прежнему удерживала меня за плечи, я приподняла голову.

Джеймс прислонялся к дверному косяку, его светлые волосы были взъерошены, а щёки разрумянены, словно он только что пробежал марафон. Или я просто давно не видела его при дневном свете.

— Он в другой комнате. О нём заботится Тео, — сообщил Джеймс.

Тео — член Совета, способный исцелять раны, нанесённые титанами. А если не исцелять, то хотя бы облегчать боль.

Это вообще возможно? Судя по тому, каким стеклянным стал взгляд Генри, как остановилось его сердцебиение, как застыло его тело, нет, невозможно.

— Генри жив?

Мгновение между моим вопросом и ответом Джеймса тянулось вечность. Мне отчаянно нужно было услышать правду, и в то же время я не хотела ничего знать. Я могла бы остаток вечности цепляться за сладкую надежду, подаренную Джеймсом. Пусть Генри всегда будет в другой комнате, живой, и ждёт меня.

— Да, — ответил Джеймс, и я тихонько всхлипнула. Мама коснулась мой щеки, но я не смотрела на неё, вперившись взглядом в своего лучшего друга.

— Можно мне взглянуть на него? Мне нужно увидеть его.

К чёрту постельный режим. Я снова села, но мама второй раз вернула меня на место, на этот раз ещё настойчивее.

— Увидишь его, как только позволит твоё состояние, — ответила она, при этом бросив быстрый взгляд на Джеймса. Они почему-то переглянулись, и меня это напрягло.

— Что? — Шея разболелась от попыток держать голову приподнятой, но я не могла сдаться. — Что происходит?

Джеймс потупился, и мыльный пузырь моей надежды лопнул.

— Он без сознания, и есть вероятность, что он уже не очнётся.

Я сжала покрывало здоровой ладонью. Он не умер, но и не совсем жив. Застрял между жизнью и смертью, как моя мама, когда я была в поместье Эдем, где Совет проверял меня. Вот только Генри бессмертен, он не сможет обрести покой.

Даже не знаю, что хуже: смерть или… это.

— Тео остановил распространение яда, но рана Генри прямо на груди, — сказал Джеймс. Он подошёл к кровати и взял меня за руку, мягко сжав. Мои пальцы дёрнулись. — Мы не знаем, как сильно он пострадал. И сможет ли Генри оправиться.

— Есть… есть ли лекарство? Способ спасти его?

— Мы ничего не можем сделать, — ответил Джеймс. Мама, стоявшая с другой стороны кровати, промокнула уголки глаз платочком. — Остаётся только ждать.

Горло сдавило. Должен быть способ. Всегда есть. Если Генри смог вернуть меня из мёртвых, то я смогу сделать то же самое для него.

— А Кронос? Он тоже ничего не может сделать?

Мёртвая тишина. Прошло несколько секунд, и без какого-либо сигнала мама и Джеймс заговорили одновременно:

— Я не допущу, чтобы…

— Даже если бы и мог…

Они оба замолкли и посмотрели друг на друга. В итоге заговорила мама:

— Ты туда не вернёшься, милая. Чудо, что Генри вообще удалось тебя вытащить, и он рискнул всем ради тебя. Он бы не хотел, чтобы ты пошла туда вновь. Ты же знаешь.

Если бы дело было только во мне, то я бы с ней согласилась. Вот только это не ради меня. А ещё и ради Майло. Пускай мне не хватило сил защитить нашего сына, но если Генри смог спасти меня, то спасёт и его. И если я каким-то образом могу помочь Генри… Если есть шанс, что Майло будет расти с отцом, как он того заслуживает… То я должна попытаться.

— Кронос может помочь Генри? — снова спросила я уже более твёрдым голосом, на какой только была способна в нынешнем состоянии.

Джеймс наклонился ко мне, зажав мою ладонь в своей.

— Да, — признал он. — Может. Но даже если ты прямо сейчас пойдёшь к нему, он не исправит то, что уже сделал. Сама знаешь.

— Да, — прошептала я.

Вот только Джеймс ошибается. Если дать Кроносу достаточную мотивацию, он может согласиться. А я не собираюсь сдаваться только потому, что мама и Джеймс считают, что даже пытаться нет смысла. Если мне придётся отправиться прямо к Кроносу и пожертвовать всем, я сделаю это, лишь бы Генри был жив.

* * *

Пока мне нельзя было вставать, я строила планы.

Продумывала каждое слово, каждый аргумент, всё, что я могу предложить Кроносу в обмен на спасение Генри. Одна схема за другой. Всё, что вернёт Генри к жизни и вернёт нашему сыну отца. Любой ценой.

Я часами проводила с Майло, глядя, как он спит, как Ава меняет ему пелёнки, как Каллиопа пытается кормить его из бутылочки — и как он, к моему безмерному удовлетворению, отказывается.

— Ты должен есть, — сурово сказала Каллиопа, подсовывая очередную тёплую бутылочку моему сыну. Он отворачивал голову, кривя личико. Щёки раскраснелись от постоянного плача. Каллиопа сощурила глаза. — Надо значит надо, Каллум.

«Каллум» в честь неё самой, естественно. Вот только он Майло, а не Каллум. И сколько бы времени он ни провёл с этой сучкой, он не станет её сыном.

Но вот прошёл день, второй, и тревога взяла верх над моей ненавистью к Каллиопе. Майло отказывается есть. Во сне постоянно ворочается, а когда не спит, то постоянно плачет. Он несчастен.

Я не знала что делать. Что тут вообще можно сделать, кроме как ворваться во дворец и потребовать у Каллиопы вернуть мне сына? Вот только это не сработает. Даже если со мной заявится весь Совет, без Генри это будет лишь репетиция поражения. Кронос схватит меня, Каллиопа спрячет Майло, и моему мальчику станет только хуже.

— Ну же, Майло, — шептала я, склонившись над его кроваткой. В цатый раз я попыталась прикоснуться к нему, но мои пальцы вновь проваливались сквозь его щеку. — Прости, что не могу быть рядом. Будь моя воля… — Слова застряли в горле. — Знаю, Каллиопа ужасна, но тебе нужно есть. Ты должен быть крепким и здоровым, когда я приду за тобой.

Он распахнул голубые глаза, и в этот момент, готова поклясться, он меня видел.

— Вот так. — Я слабо ему улыбнулась. — Такой красивый у меня мальчик. Адонис бы позавидовал твоей красоте.

Его плач утих. Он поднял ручонки, словно пытаясь дотянуться до меня. Я вновь попробовала коснуться его, но безуспешно. Впрочем, я никогда не перестану пытаться.

— Постараешься ради меня? — тихо спросила я. — Поешь немного. Можешь грустить, если хочешь. Я тебя не виню. Но это не навсегда, обещаю.

Я об этом позабочусь.

— У него твои глаза.

Моё чёртово сердце чуть было не остановилось. Я медленно обернулась и, несмотря на приглушённый свет, разглядела каждую чёрточку его лица.

— Генри?

Он печально улыбнулся и распахнул объятья. Я, не тратя времени на раздумья, уткнулась носом в его грудь и вдыхала его аромат, вот только он ничем не пах. Его, как и меня, здесь не было. Но я могла к нему прикоснуться. Почувствовать шёлковую ткань его рубашки под пальцами и тепло, исходящее от его тела.

Как?

— Я скучал по тебе, — пробормотал он, мазнув губами по моей щеке. Когда я попыталась повернуть голову, чтобы поцеловать его по-настоящему, он отстранился, хоть и немного. Меня накрыли сомнения и боль отвергнутой девушки. Он злится, что я попалась в ловушку? Что не смогла спасти его? Или он узнал о моих планах пожертвовать собой, чтобы спасти ему жизнь?

Но стоило мне проследить его взгляд, как меня тут же отпустило. Майло.

Я прижалась к боку Генри, и вместе мы подошли к кроватке. Малыш, увидев нас, потянулся обеими ручками. Моё сердце оттаяло.

Генри потянулся к нему в ответ, и не успела я предупредить его, что прикоснуться не получится, как его пальцы коснулись рук Майло. Не прошли насквозь и не зависли в миллиметре от кожи, создавая иллюзию прикосновения.

Нет, он по-настоящему касался нашего сына.

— Здравствуй, сын, — торжественно произнёс Генри. — Слышал, ты отказываешься есть.

Непонятно откуда достав бутылочку, Генри отпустил меня и взял Майло на руки. Я отступила на шаг назад, ошеломлённая, пока Генри протягивал бутылочку малышу. Несколько секунд сомнений, после чего Майло начал пить молоко.

— Как… — Комната поплыла. Этого не может быть на самом деле, если только он не мёртв или… Или я чего-то не понимаю. — Как такое возможно?

«Иногда мы неправильно определяем границы возможного», — голос Генри прозвенел в моей голове, чёткий и ясный, и я хотела попросить его повторить. Даже потребовать, потому что я не понимала, как это работает. Но моё непонимание никак не мешало происходить этому на самом деле.

Вместо этого он улыбнулся, пока Майло жадно пил молоко.

— Вот так. Какое ещё тебе объяснение нужно?

Я хотела знать всё. Как спасти его, как собрать семью вместе, как остановить Кроноса и Каллиопу от порабощения мира. Но в этот самый момент мне важнее всего было услышать одно:

— Ты останешься с ним?

Майло зачавкал у него на руках, и я попыталась вновь прикоснуться к сыну. Бесполезно.

— Конечно, — ответил Генри и прижался губами к моему лбу. — Навсегда.

Я открыла глаза. Такой расслабленной и довольной я не была с зимнего солнцестояния. Несмотря на ярко-голубое небо над головой, здесь — до сих пор понятия не имею, где я, — было тихо. Мама не покидала меня ни на секунду с моего возвращения из замка Каллиопы, но сейчас её кресло пустует.

Наконец-то. Я дождалась этого момента.

Свесив ноги с кровати, я ступила на закатный пол. Он оказался теплее, чем я ожидала. Моя рука горела, но мама оказалась права — боль не распространялась. Уж не знаю, что это за компресс, но он остановил яд кинжала.

Пока я была без сознания, кто-то — надеюсь, мама, а не Джеймс, — переодел меня в белую шёлковую сорочку, настолько нежную, что казалось, будто это вода струится по моей коже. Я сделала несколько пробных шажков и, убедившись, что моё тело не собирается падать, направилась к двери. Я понятия не имела, где нахожусь, но безумно хотела увидеть Генри. Убедиться, что он не мёртв. Что моё видение не было его прощанием со мной. И с нашим сыном.

Нет. Он пообещал, что останется с Майло, и он сдержит это обещание. Боги не превращаются в бестелесных призраков, когда умирают. По крайней мере, насколько я знаю. Были ли раньше случаи, когда умирал бог уровня Генри?

Я открыла дверь спальни, за ней оказался коридор с тем же голубым потолком. Цвета под моими ногами менялись по мере моего продвижения, но мне пришлось оторвать взгляд, чтобы обратить внимание на многочисленные двери каждые пять метров вдоль коридора.

Одна пустая спальная за другой. Некоторые были простыми наподобие моей, другие же богато украшены: вот одна в светло-голубых оттенках и с белоснежным шёлком, как моя сорочка, вот вторая благородного изумрудного цвета с яркими цветами, растущими отовсюду. Такой могла бы быть спальня моей матери, если бы она…

Стоп.

Я распахнула дверь. Это не просто спальня, а целые покои, в которых были свои двери, ведущие не пойми куда, потому что по обе стороны должны быть другие комнаты. Я подошла к тумбочке у кровати, на которой стояла фотография в рамке.

Нет, не фотография — отражение, как то с Персефоной, которое хранил Генри у себя в поместье Эдем; пойманное мгновение, а не застывшая картинка. Дрожащей рукой я подняла деревянную рамку и уставилась на отражение. С него на меня смотрели мама и я.

Мы смеялись, сидя на покрывале посреди Центрального парка. Мне даже не нужно разглядывать детали вроде разбросанных пирожных, чтобы понять, когда был этот пикник.

Это самое отражение подарил мне Генри в наше первое и единственное совместное Рождество.

— Кейт?

Рамка выскользнула из моей руки и стекло разбилось, ударившись о пол. Я выругалась и наклонилась, чтобы подобрать.

— Прости, мам, я не хотела…

— Всё в порядке. — Она опустилась на колени рядом со мной, махнув рукой. — Почему ты встала?

Подчинившись её магии, осколки сами собрались и склеились. Сколько мне ещё предстоит практиковаться, чтобы управлять своей силой с той же лёгкостью? Я пыталась выяснить, на что я способна, пока Каллиопа держала меня в плену, но без наставника мне удалось только научиться контролировать свои видения.

— Я хочу увидеть Генри.

— Справедливо.

Мама выпрямилась и поставила восстановленную рамку на тумбочку. Это её тумбочка, теперь я уверена. И её покои. Её дом.

Я на Олимпе.

— Ты не против, если мы сходим в одно место, перед тем как зайдём проведать его? — спросила мама, приобняв меня за плечи.

— Что? Куда? Зачем? — выпалила я. — Я хочу к Генри, мам. Я видела его в своём видении. Он держал Майло, кормил его с бутылочки, разговаривал…

Она нахмурилась, но вместо того, чтобы заявить, что мне это всё приснилось, мягко ответила:

— Поговорим об этом чуточку позже, милая. Уолтер созвал всех на экстренное собрание Совета, и я как раз шла за тобой.

За мной? Чем я могу помочь Совету? Я обрела бессмертие каких-то полтора года назад. Это не идёт ни в какое сравнение с опытом остальных членов Совета, некоторых из которых жили ещё до возникновения человечества. Как, например, моя мама. Или Генри. Как вся первоначальная шестёрка. Теперь, когда Каллиопа покинула их, уже пятёрка. Или даже четвёрка, учитывая, что Генри застрял между жизнью и смертью.

— Что случилось?

Мама тянула с ответом, взяв меня за непострадавшую руку и направившись к двери.

— Я не хотела тебя тревожить, но…

— Но что? — Внутри меня всё сжалось. Неужели произошло худшее? Генри или Майло погибли? — Но что, мам?!

Она зажмурилась.

— Кронос. — Её голос надломился. — Он объявил войну.

Глава 4

РАСКОЛ В СОВЕТЕ

В зале была только половина членов Совета.

Ирен, которая была моей наставницей в Эдеме, плакала, а София, сиделка моей матери и одна из изначальной шестёрки, пыталась её утешить. На противоположной стороне круга сидели, склонив головы друг к другу и тихонько переговариваясь, Уолтер и Филипп — братья Генри. Джеймс и Дилан, школьный бойфренд Авы, молча сидели на своих местах.

Никто больше не пришёл.

— А где остальные? — шёпотом спросила я маму, хотя мой голос тут же разнёсся по огромному залу.

— Некоторые решили не присоединяться к нам. Не будем их винить.

Она села и жестом пригласила меня занять соседнее место — трон из белых бриллиантов. Тот самый, который стоит в Подземном царстве. Трон Персефоны.

Я помедлила. Я сидела на нём несколько раз во дворце Генри, но полагала, что он там находится потому, что это его владения. Это просто место, куда можно сесть, или знак, что я теперь член Совета? Это огромная честь, но от самой мысли о подобной ответственности за жизни других у меня скручивало живот. Однако если они доверяют мне занять место среди них, то я сделаю всё от меня зависящее, чтобы им помочь.

— Мы ждём тебя, дорогая, — позвала мама, и я вынырнула из раздумий. Подойдя к трону, я положила руку на сердце и замерла. Я знала, почему здесь нет Николаса — его держит в заложниках Каллиопа. Ава ей помогает… «Чтобы спасти Николаса», — внезапно поняла я, но от этого её предательство не стало менее болезненным. И Генри…

У них есть объективные причины не присутствовать на собрании. И после того, как Элла потеряла руку в день, когда Кронос сбежал из Подземного мира, я не виню её за нежелание участвовать во всём этом. Но где же Тео? Где Ксандер? После ухода Каллиопы отношения в Совете стали напряжёнными, но ни один не отказывался от своего места.

Уолтер встал и прочистил горло. Он выглядел постаревшим, несмотря на его вечную жизнь. Его плечи поникли под грузом всего произошедшего. Филипп рядом с ним, обычно суровый и непроницаемый, выглядел не лучше.

— Братья и сёстры, сыновья и дочери…

Дочери? Из его дочерей здесь была только Ирен. София и моя мама — его сёстры. Если только он не имел в виду ещё и меня.

Нет. Это просто оговорка, не более того. Потому что если он подразумевал вместе с Ирен ещё и меня, то почему тогда никто никогда…

— С прискорбием вынужден сообщить, что Афины пали.

Все мои вопросы про отца вылетели из головы. Афины пали? Ирен всхлипнула, и София обняла её, потирая спину и бормоча утешительные слова, которые я не могла расслышать. Я перевела растерянный взгляд с них на Уолтера. Как Афины могли пасть? Это же не Древняя Греция… Что это вообще значит?

— Как? Зачем? — спросила мама. — У нас не было там армии. Не было солдат, которые могли бы представлять угрозу власти Кроноса над Эгейским морем. Зачем ему было атаковать без причины?

Но у него была причина. Кронос пообещал, что никто не умрёт, если я останусь с ним, а я сбежала от него. Мои руки задрожали, и я зажала их меж колен. Сидящий на противоположном конце круга Уолтер посмотрел на меня. Он понял.

— То, что происходит в голове Кроноса, это нечто за пределами нашего понимания, — сказал он, и я испытала прилив благодарности к нему. Он никому не скажет.

— Что же касается вопроса «как он это сделал», — подхватил Филипп, вставая рядом с братом, — ответ прост: он использовал мои владения. Это заранее просчитанное нападение, целью которого были именно Афины. Соседние территории не пострадали. Однако нанесённый ущерб…

Ирен зарыдала с новой силой, и Филипп заговорил громче, чтобы мы могли его слышать.

— Цунами смыло практически всё.

У меня в груди всё заледенело. Золотой зал вокруг закружился, это было невыносимо.

— Кто-нибудь… п-погиб? — прошептала я.

Уолтер ответил не сразу, и мне показалось, на его лице мелькнуло сострадание.

— Да. Почти миллион человек лишились жизни.

Мои внутренности скрутились в узел, резко и беспощадно. Если бы меня могло стошнить, то уже бы стошнило. Почти миллион людей мертвы из-за меня. Из-за того, что я солгала Кроносу. Я понимала, что будут последствия, но всё равно это сделала.

Нет, такого я и представить не могла. Это не война между равными противниками; это массовое уничтожение людей, которые даже понятия не имели, что боги и титаны реальны.

— Значит, чисто символическое нападение, — хмуро резюмировал Дилан. Трёхмерная карта Греции возникла в центре круга вместе с морями, островами и горами — масштаб и цвета, как если бы это была фотография местности, сделанная с высоты птичьего полёта. А может, она и есть.

Карта приблизила Афины так, что стали видны последствия катастрофы. В моё первое лето вдали от Генри мы с Джеймсом летали в Грецию и провели пару недель в этом городе. В памяти всплывают мощёные улочки, приветливые люди и современные элементы наряду с античными, но теперь это всё кажется каким-то далёким сном.

Ничего не осталось. Лишь грязь и обломки на месте некогда процветающего города, уничтоженного стихийным бедствием. Слёзы потекли по моему лицу, и я была не одна такая. Мама взяла меня за руку, и даже глаза Джеймса покраснели.

Афин и вправду больше нет.

— Смотрите, — внезапно сдавленным голосом воскликнула Ирен. — Увеличьте карту.

Карта приблизилась, и я отвела взгляд. Я не была готова увидеть бездыханные тела, если вообще после такой катастрофы что-то осталось. Я не могла смотреть на лица тех, кто погиб из-за меня.

— Парфенон, — добавила Ирен. — Он не тронул его.

Я открыла один глаз. Храм Афины — Ирен — остался стоять, нетронутый ничем, кроме времени.

— Сообщение? — предположил Джеймс, подавшись вперёд.

— Сложно сказать, — мрачно ответил Уолтер. — Возможно, у него всё же осталась капля уважения к тому, что мы сделали для этого мира.

— Или, возможно, он намекает, что сохранит нам жизнь, если не будем стоять у него на пути, — сказала Ирен, вытирая слёзы платочком.

— Нам нельзя поддаваться заблуждению, что отстранение от участия в этой войне может её предотвратить, — отметил Уолтер с неожиданной мягкостью. — Он намерен убить нас — всех нас — за то, что мы заперли его в Тартаре. Человечество для него — ничто; он, не колеблясь, сотрёт их с лица земли, зная, как наше существование зависит от людей. У нас нет иного выбора, кроме как бороться до конца.

— Так или иначе, — прошептала Ирен.

Уолтер кивнул.

— Так или иначе.

— Разве мы ничего не можем сделать? — слова вырвались раньше, чем я успела их остановить, и все члены Совета разом посмотрели на меня. — Кронос ведь чего-то хочет.

— Ты знаешь, чего он хочет, — произнёс Уолтер, и мои щёки вспыхнули. Да. Он хочет меня.

— Мы все знаем, чего он хочет, — вмешался Дилан. — Смерти. Разрушения. Хаоса. Войны. Вновь править миром. Обычно я одобряю такое, но не когда под прицелом мы.

— Так что мы будем делать? — спросил Джеймс. — Спустим ему это с рук?

— Я уже провёл собрание со своими поданными, — сообщил Филипп. — Они поняли, что его ни в коем случае нельзя слушаться.

— У Кроноса больше сил, чем у всех нас вместе взятых, — отметила Ирен; теперь в её голосе звучала решимость. — Мы не можем противостоять ему вот так и рассчитывать даже на маломальский успех.

— Как насчёт других богов? — спросил Джеймс. — Они могли бы помочь.

— Они чуть ли не все подписали петицию об отказе участвовать в войне, — ответил Уолтер. — К тому же даже если они присоединятся к нам и рискнут всем ради победы, этого всё ещё будет недостаточно. Они не так могущественны, чтобы компенсировать потерю Генри и Каллиопы.

Я стиснула зубы. Генри ещё не погиб.

— Я могу поговорить с Кроносом, — предложила я. — Он… Он хорошо ко мне относится. Возможно, он прислушается к моим словам.

— Нет, — сказала мама. — Даже если у тебя есть на него определённое влияние, он не остановится ни перед чем, чтобы получить желаемое. Он тысячелетиями ждал этой возможности, вынашивал планы, копил ненависть. Ты не сможешь его переубедить, как бы сильно ты ему ни нравилась.

Джеймс смотрел на меня с противоположной стороны круга. Я проигнорировала немой вопрос в его взгляде и сосредоточилась на парящем изображении Афин в центре.

— Это может сработать, — произнесла я.

— Мы не можем так рисковать, — возразил Уолтер. — Каллиопа уже показала, что готова убить тебя при первой же возможности, а Кронос, возможно, больше не станет тебя защищать. Нет, мы должны придумать способ уравнять наши силы после потери стольких членов Совета.

Во мне вспыхнуло чувство протеста, горячее и неукротимое. Ну конечно, они пригласили меня только для того, чтобы отклонять все мои идеи. Как я могла ожидать чего-то иного?

— А что Рея? — спросила я. Кажется, прошла вечность с того момента, как я решила покинуть Подземный мир, чтобы найти её и попросить о помощи. Она была единственной, кто мог сравниться с Кроносом по силе. И если кто-то сможет победить в войне против него, так это она. — Что она сказала?

Тишина. Уолтер и Филипп неловко переглянулись. В итоге мне ответил Джеймс:

— Никто не пытался найти её.

— Что? Почему?

— Мы не знали, что ты не… — начал Уолтер, но его перебила моя мама.

— Почти никто из нас не знал, что поиски Кейт сорвались, — поправила она, её глаза горели огнём. Уолтер поджал губы под её прожигающим взглядом.

— Да, большинство из нас не знали, что ты до неё не дошла.

Точно. Я вспомнила сцену в кабинете Генри. Мой муж предположил, что Уолтер прекрасно знал правду.

— И за всё это время тебе ни разу не пришло в голову, что было бы неплохо отправить кого-нибудь другого?

Уолтер прочистил горло.

— Наши усилия были направлены на то, чтобы остановить надвигающуюся войну, а не подливать масло в огонь.

— Да неужели? И как же так вышло? — выпалила я, и мама сжала мою руку, намекая, что мне лучше замолчать.

Но всё это моя вина. От начала и до конца. Я получила бессмертие и отняла Генри у Каллиопы — по крайней мере, так она это видела. Это из-за моей дурацкой ошибки Генри пришлось высвободить Кроноса из Тартара. А теперь, из-за того что я сбежала от Кроноса, почти миллион человек погибли, и на этом он не остановится.

О нет, я не буду молчать.

— Пока вы все тут топчетесь на месте, пытаясь что-то придумать, я лучше пойду её искать. И уговорю её помочь нам.

Я ожидала возражений, но вместо этого Совет молчал.

— Это наша лучшая возможность приобрести могущественного союзника, — произнесла София после долгой паузы. — Нам не стоит рассчитывать переманить обратно Каллиопу, а без баланса сил ещё больше городов будет разрушено и ещё больше людей погибнет. Не знаю, как вы, а я готова попробовать всё, что может вернуть мир на земле.

Уолтер устало вздохнул.

— Хорошо, Кейт. Если ты сможешь убедить Рею помочь нам пленить Кроноса, это даст нам огромное преимущество.

И, может быть, спасёт миллионы, если не миллиарды, жизней. Да. Однозначно.

— Я сделаю это.

— Я пойду с ней, — вызвался Джеймс. Наши взгляды снова встретились, но на этот раз я не стала отводить глаза. — Нравится тебе это или нет, но только я могу её найти, так что не спорь.

— Я и не собиралась. Я доверяю тебе.

Если в ком-то я и уверена абсолютно, что он меня не предаст, так это в Джеймсе. Для него эта война — исключительно вопрос выживания. А его дар находить кого угодно позволит нам не терять времени на поиски Реи. Он сможет точно определить, где она находится.

— Мы все сейчас должны доверять друг другу, — сказал Уолтер. — И тем, кто здесь, и тем, кто сейчас не с нами, — он бросил взгляд на пустой трон в форме раковины, принадлежащий Аве, и посмотрел на меня. — Мы все совершаем ошибки. Каждый из нас несёт свою ношу. Но если мы не будем едины, мы падём, поэтому мы должны найти внутри себя понимание и прощение. Чистого зла не бывает. Даже у Кроноса есть причины делать то, что он делает. И чем лучше мы будем понимать друг друга, тем выше шансы найти решение прежде, чем земля уйдёт из-под ног.

Я отвела взгляд. Когда-то давно, когда я впервые увидела Совет в полном составе, я простила Каллиопе моё убийство. Я смогла разглядеть мотивы, стоящие за всеми её преступлениями, и в какой-то степени смогла её понять. Но Уолтер серьёзно просит меня понять и простить Аву…

Она подвергла опасности не мою жизнь, а жизнь Майло. Некоторые поступки нельзя простить. Однако, несмотря на всю злость, я хотела простить её: хотела встать на её место, хотела вернуть её на свою сторону. Я могла понять, почему она так поступила, даже если мне не хотелось этого признавать. Каллиопа шантажировала её, угрожая жизни Николаса, чтобы добиться от Авы послушания. В тот день, когда мы с ней покинули Подземный мир, было много очевидных подсказок. Если бы я только задумалась, то поняла бы, что что-то не так. Сила Авы — в её любви к другим. Я знала, что Каллиопа взяла в плен Николаса и что она разговаривала с Авой наедине. Я должна была догадаться, что Ава пойдёт на всё, чтобы защитить его. Я должна была сделать что-то, чтобы помочь ей, прежде чем она была вынуждена предать меня.

Но сделанного не воротишь. Она наломала своих дров, а я своих. Я приложу все силы, чтобы исправить их, и могу только надеяться, что она тоже.

— Мы сделаем всё, что в наших силах, — сказала мама и снова сжала мою ладонь, внимательно глядя на меня. Я едва заметно кивнула. Я попытаюсь.

— Тогда решено, — объявил Уолтер, и где-то вдалеке грянул гром. — Кейт и Джеймс попытаются уговорить Рею присоединиться к Совету.

— А мы будем готовиться к войне, — добавил Дилан, сверкнув глазами.

— Нет, — ответил Уолтер. — Мы уже слишком долго готовимся. Пришло время сражаться.

* * *

Следующие три дня я провела рядом с Генри, восстанавливая силы. Он пребывал в простенькой комнатке через несколько дверей от моей, и пока мама заботилась о нас обоих, я лежала, свернувшись клубочком, рядом с ним. Я едва его не потеряла — и всё ещё рискую потерять, если не смогу убедить Кроноса исправить содеянное, — и не хотела покидать его до последнего.

Ветер безостановочно завывал за окном, и где-то вдалеке волны бились о скалы. Несмотря на ясное голубое небо над головой и закат под ногами, гром гремел в любое время дня и ночи, и даже если я бы захотела, то спокойно поспать не смогла бы.

Я делила своё время пополам между реальностью с Генри и видениями с Майло. Генри держал своё слово: каждый раз, когда я появлялась, он тоже был там, иногда держа Майло на руках, иногда охраняя его сон. Мы часами стояли плечом к плечу и просто смотрели на него, а Майло разглядывал нас в ответ. Время от времени уж не знаю как, но он явно видел меня. Я завидовала тому, что Генри может брать его на руки, но была рада, что он, по крайней мере, смог познакомиться с сыном. Меня утешает мысль, что даже при худшем сценарии развития дальнейших событий у Майло всё равно были эти моменты.

— Ты ведь вернёшься ко мне, да? — спросила я в один из вечеров, когда мама наконец решила, что я достаточно выздоровела, чтобы отправиться в путь. Мы с Джеймсом собираемся выйти на поиски Реи утром, и, скорее всего, наши встречи с Генри и Майло на некоторое время прекратятся.

— Ты о чём? — удивился Генри. — Я здесь, вот он я.

— Я имею в виду по-настоящему. Ты же очнёшься? Я знаю, что Кронос сильно ранил тебя, но… Ты здесь, и, может быть, если приложишь все силы…

Генри поцеловал меня в лоб, его рука легла на мою шею.

— Я всегда буду рядом, любимая. Ничто этого не изменит.

Я сделала глубокий вдох, чтобы не расплакаться перед Майло. Пускай он сейчас спит и вряд ли заметит, всё равно.

— Пожалуйста, очнись, — прошептала я. — Ты нам нужен. Не… так. Ты нам нужен реальным. Мы не сможем одолеть Кроноса без тебя.

— Вы не сможете победить Кроноса и со мной. Без Каллиопы, — отметил он.

— Мы пытаемся. Он уничтожил целый город, полный людей. Афин больше нет, и он будет продолжать разрушать всё снова и снова, пока не получит то, чего хочет.

— А хочет он?.. — спросил Генри, и я помедлила. Я не могла рассказать ему о сделке, которую заключила с Кроносом. Всё слишком сложно. Если Генри не очнётся, мне будет невыносимо жить с чувством вины, ведь это будет одной из последних фраз, что я ему сказала.

— Не знаю, — соврала я. — Совет считает, что он хочет убить их за то, что они заточили его в Тартаре.

— Возможно. — Он провёл пальцами по моим волосам; его прикосновение было нежным, как тёплый летний бриз. — Я же хочу только тебя.

Я вздрогнула. Майло приоткрыл губки во сне и умилительно причмокнул.

— А я хочу, чтобы мы были семьёй. Живой, настоящей семьёй, вместе и в безопасности.

— И мы будем, — пообещал он. — Я об этом позабочусь.

Я прижалась к нему, обняв рукой за талию, его шёлковая рубашка щекотала моё запястье. Когда мы в следующий раз сможем провести время вместе?

— Я и Джеймс утром отправимся на поиски Реи.

Пальцы Генри застыли в моих волосах. Первые несколько секунд он молчал.

— Зачем ты подвергаешь себя опасности?

— Всё по тем же причинам. Если мы сможем убедить её выступить на нашей стороне, то у нас будет шанс победить.

— Но Кронос бесчинствует на земле. За пределами Олимпа твоя жизнь будет под угрозой.

— Мне всё равно, — я старалась произнести это максимально убеждённо. — К тому же он всё ещё заперт на острове с Каллиопой. Ему хватает сил вызвать стихийные бедствия, которые уносят сотни тысяч жертв, но Африка находится достаточно далеко от Греции.

— Ты уверена?

Я поколебалась.

— Нет.

Он развернулся ко мне и так крепко обнял, что я не была уверена, отпустит ли. Он зарылся носом в мои волосы.

— Прошу, не ходи. Рея не согласится воевать, тем более против собственного мужа. Это неоправданный риск.

— Я должна попытаться. Ты же знаешь.

— Даже если ты можешь не вернуться?

— Надеюсь, что такого не случится, но… Да, даже если я рискую умереть.

Его лицо помрачнело.

— Ладно, — пробормотал он. — Только помни, что было последний раз, когда ты ушла из-под защиты Совета.

Я сердито посмотрела на него.

— Я всё понимаю. Если покину Олимп, со мной может случиться что-то плохое. Кронос захватит в плен, Каллиопа убьёт или небо упадёт. Но я не могу просто отсиживаться в сторонке, пока миллионы людей погибают из-за меня, слышишь?

— Человечество — ничто по сравнению с тобой, — сказал он, коснувшись моей щеки, и я отпрянула.

— Даже если бы это было правдой (а ты знаешь, что нет), Майло заслуживает счастливую жизнь, а это подразумевает, что у него должен быть мир, в котором можно спокойно жить. Я должна это сделать, Генри. Прости. Я люблю тебя и Майло больше всего на свете, и будь у меня выбор…

— У тебя есть выбор, — перебил Генри. — У тебя есть ровно столько вариантов, сколько ты себе даёшь.

Я надула губы.

— Ладно. Я сделала свой выбор. Я буду сражаться.

— Ты вообще не должна сражаться. Ты слишком нежная, слишком…

— Слишком юная? Слишком неопытная? Мне не нужно прожить тысячи лет, чтобы поступить достойно. Я буду сражаться, нравится это тебе или нет. — Я сверлила его взглядом, но он отвёл глаза. Прошло несколько секунд, и я добавила уже мягче: — Я понимаю, почему ты не хочешь воевать, Генри, правда. Но это было до того, как всё изменилось. До того, как родился Майло. Если ты не будешь сражаться ради меня, то сделаешь ли это хотя бы ради него?

Генри долго молчал, и даже ровное дыхание Майло не успокаивало меня. Это невозможно. Даже в полумёртвом состоянии Генри остаётся таким же упрямым, как всегда. Он всё это время заботился малыше, знает Майло уже лучше меня… И у меня в голове не укладывается. Кто вообще, глядя на это маленькое личико, не захотел бы свернуть горы, чтобы вернуть малыша в семью? Как может Генри не чувствовать потребности защитить собственного сына и дать ему достойное будущее?

— Обсудим это после того, как ты встретишься с Реей, — произнёс он в итоге. — Я не буду ничего обещать, но если от меня будет какая-то польза, я помогу. Если же всё останется как есть, я лучше воздержусь.

Это была самая большая уступка с его стороны, на которую я могла рассчитывать. Я приподнялась на цыпочках, чтобы поцеловать его, но, как и в каждую нашу встречу с Майло, он отвернул голову, и я коснулась лишь уголка губ.

— Спасибо, — сказала я, не позволяя его холодности задеть меня. Может, поцелуй разбудит его, как Спящую Красавицу, и он больше не сможет быть рядом с сыном. Если бы всё было так просто…

— Не за что. — Он наклонился к кроватке и взял малыша на руки. — Мы будем ждать твоего возвращения.

— Надеюсь. — Я провела рукой над макушкой Майло — насколько близко я могла, не проваливаясь насквозь. — Я безумно люблю вас обоих. Вы же это знаете, да?

Майло помахал ручками, словно пятаясь дотянуться до меня, и Генри поцеловал его ладошку.

— Знаем, — ответил он. — И нам не терпится увидеть тебя вновь.

Я ткнула его в рёбра.

— Увидите, даже не сомневайся.

— Кейт?

Я открыла глаза. Джеймс склонился надо мной; его нос был буквально в нескольких дюймах от моего.

— Проснулась. — В его голосе послышалось облегчение. — Ты улыбалась.

Я выпрямилась и поправила бинты на своей обожжённой руке. Боль проще игнорировать, когда она становится нормой, но стоит только сосредоточиться на ней, и я морщусь от неприятных ощущений.

— Не знала, что это преступление.

— Нет, не преступление. — Джеймс протянул мне руку, и я её пожала. — Я просто испугался, что ты не проснёшься. Ты не представляешь, сколько раз я звал тебя по имени.

Мои щёки загорелись. Я понятия не имела, как выгляжу во время своих видений: никто мне об этом не говорил, а самой спрашивать было неловко. Слышал ли Джеймс мои слова?

— Тогда почему ты не ворвался, как в прошлый раз? — пробормотала я.

— В смысле когда я пытался вытащить тебя из полного забвения? — уточнил он. — Прости, это было грубо. Но если бы я этого не сделал, ты бы всё ещё была там, уверенная, что Генри мёртв. Так что в конечном счёте я решил, что стоит рискнуть.

Я недовольно взглянула на него. Однако должна признать, что он прав.

— Но как ты это сделал?

Он постучал по своему носу.

— Секрет. Но если будешь хорошо себя вести — потом расскажу. Ну что, выходим? Я собрал вещи. Ну, твои упаковала твоя мама. Я подумал, что Генри меня прибьёт, если узнает, что я перебирал твоё нижнее бельё.

— Я думала, избиения — это по части Уолтера, — ответила я со слабой улыбкой.

Брови Джеймса взлетели.

— Ты что, не видела эту чёрную ауру расправы, когда Генри ворвался на остров Кроноса?

Моя улыбка испарилась.

— Конечно, видела.

— И ты всё ещё думаешь, что в нём этого нет?

Я нахмурилась. Джеймсу не обязательно было тыкать меня носом в тот факт, что я мало знаю о том, на что способен мой муж. Или на что способна я, если уж на то пошло.

— Идём, — сказал Джеймс уже более ласково и взял меня за здоровую руку. — Надо ещё успеть попрощаться.

В зале нас ждала не только моя мама. Рядом с ней стоял Уолтер, и его непроницаемое выражение не выдавало истинных мыслей. У меня в животе завязался узел. Я избегала его после собрания, не в силах забыть, как он обратился ко мне — как к своей дочери.

Это ведь невозможно. Ну никак. Будь я дочерью Зевса, я бы это знала. Но чем дольше я думаю об этом, тем сложнее отрицать. Джеймс и Ава упоминали как-то, что только его дети становятся членами Совета. Теперь я в Совете, а значит, ответ очевиден.

Но несмотря на все факты, часть меня хотела отрицать это до последнего. Я прожила всю жизнь, думая, что мой отец бросил мою мать ещё до того, как узнал о моём существовании. Это легче принять, чем то, что ему было всё известно и при этом плевать. Если Уолтер — мой отец, то он, разумеется, не просто знал о моём существовании, но и был в курсе, через что нам с мамой пришлось пройти. Но это волновало его недостаточно, чтобы вмешаться и помочь.

Когда я подошла к нему и маме, кровь внутри меня вскипела от негодования. Он молчал, пока мама обнимала меня, а я вдыхала запах её волос. Неважно, кем мне приходится Уолтер. У меня есть моя мама, никаких других родителей мне не нужно.

— А где остальные? — поинтересовалась я. Не то, чтобы их должен волновать мой уход, но я думала, что они захотят хотя бы Джеймсу устроить достойные проводы.

— Пытаются загнать Кроноса обратно на остров, — мрачно ответила мама. — Мы присоединимся к ним сразу, как проводим вас.

Меня охватил страх. Я никогда не представляла её в роли солдата. Да, она до последнего боролась с раком, который постепенно забрал её смертную жизнь, но сейчас наш враг — не болезнь. Это настоящая война, и при мысли о том, что моя мать будет сражаться в одном ряду с Диланом, Ирен и Уолтером, у меня закружилась голова. Да она же самый мягкий человек, которого я знаю!

Но никто не может позволить себе оставаться в стороне. Если бы я умела сражаться, как они, то была бы уже на передовой, выкладываясь по полной, чтобы вернуть сына. Но в своём нынешнем состоянии я могу помочь только таким способом. И поэтому никто — даже Генри — не сможет меня отговорить.

— Кейт, — сказал Уолтер, когда мама выпустила меня из объятий. — Ты ведь понимаешь, что Рея так же сильна, как Кронос?

Я внимательно посмотрела на него. Мы были совсем не похожи, но, учитывая, что боги могут менять внешность и часто этим пользуются, это ничего не значило.

— Ну конечно. Разве не в этом весь смысл?

— Да, — подтвердил Уолтер, бросив на мою маму взгляд, который я не смогла расшифровать. — Но также это значит, что ты не сможешь заставить её сделать то, чего она не хочет. И если ты её разозлишь, последствия будут столь же плачевны для нас, как и освобождение Кроноса.

— И что ты от меня хочешь? Чтобы я подлизывалась к ней? Мы тут в разгаре войны.

— Да, я в курсе, — сухо ответил Уолтер. — Я просто прошу тебя проявить к ней должное уважение. Она наша мать. Твоя бабушка по обеим линиям…

— Что, прости? — выпалила я. Мама сжала мой локоть, но я вырвала руку. Одно дело я пытаюсь пребывать в блаженном неведении о его роли в моей жизни, но то, как он вывалил на меня это сейчас… Мой самоконтроль дал сбой. — Если ты решил, наконец, признаться, что ты мой отец…

— Сейчас не лучшее время, Кейт, — попыталась замять тему мама.

— Время никогда не бывает лучшим, — резко ответила я. — Просто да или нет, Уолтер. Ты мой отец?

Он вскинул подбородок и посмотрел на меня сверху вниз.

— Да. Не думал, что у тебя есть сомнения.

Как будто это сущий пустяк. Как будто годы, проведённые в заботе о больной матери, были какой-то ерундой. Я рыдала в подушку каждую ночь, боясь, что, когда проснусь, я останусь совсем одна. А тут оказывается, что отец мало того, что знал обо мне, так ещё и был в курсе, где мы и как нам тяжело.

— Хорошо, что мне не нужен был отец, — сказала я. — А теперь, если вы не против, нам пора на поиски титаниды.

— Кейт, — позвала мама, потянувшись ко мне, но я отпрянула. Её губы удивлённо приоткрылись, и вина сковала моё сердце. Даже Кронос не мог причинить мне столько боли. Но я держалась.

— Нам нужно идти.

Я взяла Джеймс под локоть и сделала шаг назад. Горло сжалось, но я не собиралась плакать. Только не из-за Уолтера и уж точно не у него на глазах.

Впервые за всё время нашей дружбы Джеймс держал рот на замке. Вместо этого он кивнул Уолтеру и моей матери. «Моим родителям», — внезапно осознала я. Впервые в жизни у меня были родители.

Эта мысль должна была привести меня в восторг, или хотя бы немного порадовать в столь тяжёлое время моей жизни. Но вместо этого я чувствовала, как к горлу подкатила тошнота.

— Пока, милая, — прошептала мама. У меня не было времени ответить: золотое свечение вспыхнуло со всех сторон, и яркие вспышки света взорвались передо мной, когда закатный пол растворился.

Мы с Джеймсом оказались на зелёном холме. Я моргнула. Овечий луг в Центральном парке — то самое место, где я виделась с мамой каждую ночь в Эдеме. Вокруг было много людей, но никто не обратил внимания на наше появление. Они вообще видят нас? Или Джеймс сделал так, чтобы они подумали, будто мы были здесь всё это время?

— Мы в Нью-Йорке? — спросила я. — Рея сейчас здесь?

— Рея? Что ей здесь делать? — удивился Джеймс и повёл меня вниз по холму. — Она всё ещё в Африке.

— Тогда почему мы не в Африке?

Джеймс ухмыльнулся. Очевидно, его забавляло моё неведение.

— Мы здесь, потому что здесь Олимп.

Я растерялась.

— Я думала, гора Олимп находится в Греции.

— Гора — да, но тот Олимп, в котором живёт Совет, не находится в каком-то конкретном месте. Точнее нет, не так, — поправил он себя, указывая на уходящее солнце, окрасившее в алый небо Нью-Йорка. — Он всегда находится между днём и закатом.

Точно. Поэтому там такой интерьер.

— Так почему мы не могли просто… оказаться в Африке?

— Потому что я давно не путешествовал, а у меня это дело хорошо получается. — Джеймс положил мою руку на свой локоть; я почувствовала тепло его кожи даже сквозь свитер. — Доберёмся туда по старинке: сядем на ближайший самолёт в Зимбабве. Это даст нам время продумать план, да и тебе бы не помешало размять ноги. К тому же только изначальная шестёрка может исчезать в одном месте и появляться в другом. И ты, полагаю, тоже, — добавил он. — Думаю, Уолтер научит тебя, когда вернёмся.

От упоминания Уолтера у меня свело живот.

— А с чего вдруг ты решил, что я могу?

Джеймс вскинул брови.

— Ты против?

— Нет, конечно. — Я прикусила губу. — Это не может быть связано с тем, что оба моих… родителя… — я едва выдавила это слово, — входят в первоначальную шестёрку. Иначе Николас и Дилан тоже могли бы. Так почему?

— Потому что иначе ты бы не смогла перемещаться по Подземному миру. — Джеймс выпустил мою руку, чтобы обнять за плечи. — Мне жаль, Кейт. Уолтер давно должен был тебе об этом сказать.

Горечь наполнила рот. Сочувствие ничего не исправит.

— Это неважно. Всё равно он мне не нужен.

— Ага, такой бабник ничему хорошему малыша не научит, — согласился Джеймс. — К счастью, Майло сможет брать пример с Генри.

Я промолчала. Джеймс не знает наверняка, очнётся ли когда-нибудь Генри. Мы даже не знаем, будет ли он жив к тому времени, когда мы вернёмся.

— Твой оптимизм всё продолжает противостоять реальности, — пробормотала я.

— Я был прав насчёт твоей матери, — заметил он. Я покачала головой.

— О нет, ты ошибся. Она умерла. Во всяком случае, её смертное тело. И ты понятия не имел, пройду ли я испытание. Ты не мог знать, увижу ли я её вновь.

Джеймс отмахнулся от моих возражений.

— Как бы то ни было, сейчас это не мой оптимизм. Это факт. Генри выживет.

Он просто дразнит меня. Придурок. Я не хотела давать ему удовольствие знать, что я попалась на крючок, но всё равно не удержалась:

— Ладно, сдаюсь. Почему ты так уверен?

Ухмыльнувшись, Джеймс наклонился ко мне; его дыхание опалило моё ухо.

— Потому что, — прошептал он, — Рея может его исцелить.

Глава 5

ПОД МАСКОЙ

— Ты знал?

Я стояла рядом с кроваткой Майло, глядя на его мирный сон. Генри стоял по другую сторону. Он выглядел иначе — более далёким, словно он был где-то в другом месте. Он едва смотрел на меня, глядя на малыша немигающим взглядом.

— О чём? — спросил он после долгой паузы. Он вообще меня слушал?

— Ты знал, что Рея может тебя исцелить? — пояснила я, едва сдерживая злость. Генри не виноват в том, что случилось, но всё же. Неужели он правда знал об этом с самого начала? А Уолтер? А мама?

— Я… предполагал, — ответил Генри, и его взгляд вновь застекленел. Где бы сейчас ни были его мысли, я очень надеюсь, что это намного важнее его жизни, иначе… — Я не хотел давать тебе ложную надежду.

— Чушь! — выпалила я. — Ты вообще не хотел давать мне надежду.

Несколько секунд молчания, и он посмотрел мне в глаза.

— Ты собираешься попытаться?

— Что тут пытаться? Ты же её сын, разве нет?

— В некотором роде.

— Тогда с чего вдруг ей отказываться?

— Ей не нравится, когда мы докучаем ей своими проблемами.

— Уверена, она найдёт возможность выбраться из того места, где она сейчас находится, чтобы исцелить тебя, — убеждённо заявила я. Почему он всё усложняет?

«Кейт?»

Я застыла при звуке голоса Джеймса, Генри же только нахмурился.

«Возвращайся, Кейт, — позвал Джеймс. Его слова доносились едва слышным шёпотом. — Тут срочное дело».

Всё всегда важное и срочное. Я мысленно вздохнула и наклонилась через кроватку, чтобы поцеловать Генри в щёку.

— Мне нужно идти. Скоро вернусь.

— Конечно, — рассеянно произнёс он, снова глядя в кроватку. Вот только его взгляд не был сосредоточен на лице Майло; Генри словно бы смотрел сквозь него. Что происходит?

Детская вокруг меня растворилась, сменившись салоном самолёта. Несмотря на то, что полёт первым классом даёт достаточно пространства, у меня разболелась рука от того, что я заснула, прислонившись к окну. Я поморщилась. Это единственные билеты, которые нам удалось купить, и Джеймс заверил меня, что Генри позже с ним рассчитается. В моё первое лето вдали от Генри я очень не хотела тратить его деньги и поэтому заставила Джеймса полететь со мной экономклассом. Но в этот раз я не стала спорить. Я извлекла урок из двенадцатичасового перелёта, который я провела, будучи зажатой между орущим младенцем и храпящим пассажиром, принявшим моё плечо за подушку.

— Наконец-то, — выдохнул Джеймс, заметив, что я пришла в себя. — Проголодалась?

Он сидел рядом со мной, а на подносе перед ним стояли тарелки с чизбургерами и картошкой фри. Прикольно. Одну из них, явно предназначенную для меня, Джеймс трогать не стал, но на другой выстроил из картошки шаткую конструкцию.

— Может быть, — ответила я, вытянув ноги. — Ты прервал мою встречу с Генри, чтобы попросить у меня картошку фри?

— Нет, конечно, — весело откликнулся Джеймс и достал бутылку кетчупа из своего рюкзака. — Если бы я её хотел, то просто бы украл. Хочешь кетчуп?

— Ты реально пронёс бутылку кетчупа в салон? Как ты прошёл досмотр?

Он ухмыльнулся.

— Секрет.

Я перенесла тарелку на свой откидной столик. В отличие от экономкласса, он был прикреплён к моему подлокотнику, а на задней стороне кресла передо мной размещался широкий экран, на котором шёл незнакомый мне фильм.

— Ты ненормальный.

— Мне больше нравится «находчивый». — Он выдавил реку кетчупа вокруг своей картофельной крепости. — Короче, я разбудил тебя, потому что ты что-то бормотала. Что тебе снилось?

Я взяла одну палочку фри и закинула в рот. Не так уж плохо для еды в самолёте. Опять же, в прошлые разы, когда я летала экономклассом, обед не подавали на фарфоровых тарелках с серебряными приборами.

— Это не было сном. Я общалась с Майло и Генри.

Джеймс нахмурился.

— Как часто там Генри?

— Всегда. Я попросила его остаться с Майло, и он послушался.

— Ты можешь прикасаться к нему? — спросил Джеймс. Я кивнула. — А к Майло?

— Он может. Я нет.

— Ясно. — Он нахмурился сильнее. — Что ты ему говорила?

— Что, я теперь не могу поговорить наедине с мужем, не отчитавшись перед тобой?

Джеймс убрал бутылку и посмотрел на меня.

— Ты сказала ему, куда и зачем мы направляемся?

— Разумеется, — ответила я. — Ну, почти. То есть я сказала ему, кого мы хотим найти и что мы летим в Африку. Про Зимбабве я не уточняла.

— Хорошо. — Его пальцы коснулись моих, и я отдёрнула руку, сцепила ладони в замок и положила на свои колени. Дружба дружбой, но он сознательно причинил боль Генри много лет назад, заведя интрижку с Персефоной. И, возможно, Генри смог его простить, но явно не смог забыть. Я не дам ему ни малейшего повода для беспокойства. — Как он вёл себя с тобой? Говорил что-нибудь странное? Тебе не показалось, что в его действиях есть что-то необычное?

— Это что, допрос? — Я откинулась на спинку кресла, даже не притронувшись к еде. — Тебя это не касается.

— Касается. Мы впервые в таком положении. Во время первой войны… Меня, конечно, тогда ещё не было, но Уолтер…

— Не хочу ничего слышать.