Глава 20

Крики детей заглушали звуки небольшого оркестра, который настраивал музыкальные инструменты на террасе. Когда мимо нее пронеслись трое ребятишек, Триста посмотрела на Романа и улыбнулась:

– Я бы сказала, что праздник удается.

От звука скрипки Роман сморщился:

– Посмотрим.

Он обнял Грейс, которая шла мимо с чашкой пунша.

– Где вы нашли такой оркестр? – спросил ее он.

– В портовом публичном доме, – отрезала она, но затем озорно улыбнулась и повернулась к Тристе: – Эндрю явно счастлив. Я рада видеть его таким. Последнее время он был довольно мрачен. Ты не заметила?

– Да, Грейс, это бросается в глаза. Я рада, что ему наконец весело. Игра в прятки – одна из его любимых.

– Я уже обратила на это внимание. Мне самой приходилось прятаться в шкафу детской, когда он настоял, чтобы я играла с ним.

Триста увидела детей, которые бежали вниз по ступенькам террасы, направляясь к саду.

– Тогда сегодня у тебя не только отличный праздник, но еще и передышка, поскольку у Эндрю есть друзья его возраста, с которыми он может развлечься.

– А как насчет тебя? – спросила Грейс. – У тебя тоже отличный праздник?

Тристу удивила эта забота. Пожав плечами, она ответила:

– Не очень уверена. – Хотя никто из приглашенных открыто не выразил своего высокомерного отношения, некоторые гости держались довольно прохладно. Но Тристу это нисколько не волновало. Эти люди для нее были совершенно чужими. К тому же она увидела много дружелюбных лиц. И эти гости явно стремились завязать с ней разговор. – Думаю, день удастся.

Грейс улыбнулась. Тристе пришло в голову, что Роман, по всей видимости, неправильно оценивал сестру. Он говорил, что Грейс чувствует себя неуютно при больших скоплениях народа. И когда она выходила в церковь или на какие-нибудь общественные мероприятия, он присматривал за ней. Наклонившись к мужу, Триста сказала ему: – Бейтли очень интересно объявила мой титул, громким голосом, а потом оглядела всех грозным взором, на случай, если кому не понравится. Я была в восторге.

– Грозным взором? – задумчиво произнес Роман. – Мне нравится это определение, оно очень удачно.

Грейс посмотрела на них:

– Она здесь задает тон, и с ней считаются.

– Как и с тобой. – Он поднял бокал, чтобы произнести тост. – За успех праздника. Ты много для этого сделала.

Грейс вспыхнула от удовольствия. В этот момент она казалась особенно красивой.

– Это не все сделала я.

– О, хватит, Грейс, – лукаво произнес Роман, – скромность тебе не идет. Особенно поддельная.

– Я не опоздал преподнести свои комплименты хозяйке? – спросил Джейсон, подходя к ним.

Триста просияла:

– Спасибо. Я рада, что пришло так много людей.

Грейс извинилась и отошла. Джейсон смотрел на нее какое-то время и, тоже попросив прощения, направился следом.

– Кто, как ты думаешь, победит? – с легкой задумчивостью произнесла Триста, глядя на них обоих.

– Моя сестра упряма.

– Но Джейсон упорен.

Он взял ее руку в свою и подмигнул:

– Тогда я сделаю ставку на любовь.

У Тристы замерло сердце. Ей понравилось, что Роман это сказал. Она с силой сжала твердые мускулы его руки и улыбнулась, но ее губы дрожали. Она сказала просто:

– И я тоже.

Джейсон догнал Грейс рядом со столом с закусками.

– Почему ты преследуешь меня? – спросила она с досадой.

– Потому что ты меня избегаешь, – небрежно ответил он. – И я хочу с тобой потанцевать.

– Я не буду танцевать. Я слишком занята. Теперь, пожалуйста, извини меня, но мне надо повидать гостей.

– Я твой гость, – весело произнес он. Ее ответом был мрачный взгляд.

– Знаешь, – сказал Джейсон, – у тебя не получается, как раньше. По морщинкам у твоих глаз и поднятым уголкам губ видно, что ты улыбаешься. Не покидай праздника. Он очень важен для Тристы.

– Я не собираюсь это делать для Тристы. Или для Романа.

Он закатил глаза:

– Я знаю... Эндрю. Единственный мужчина, к которому ты питаешь симпатию.

Они оба посмотрели на счастливого мальчика, окруженного новыми друзьями. Джейсон наклонился к ней и прошептал на ухо:

– Он для тебя не слишком мал? Теперь, когда он нашел друзей своего возраста, ты должна сделать то же самое. А теперь пойдем погуляем.

Он потянул ее за руку и повел к расположенной на западе усадьбы лужайке. Там не было много народа, лишь несколько молодых людей, устроившихся на расстеленных одеялах, переговаривались между собой. Грейс не стала упрямиться и позволила себя отвести в сторону.

– Это, честно говоря, – сказал он, когда они оказались ото всех на почтительном расстоянии, – очень хорошо.

– Что? – Она подумала, что ему хорошо от того, что его рука обнимает ее за талию.

– Хорошо, когда делаешь что-то доброе для других.

Она вздохнула:

– Это еще одна проповедь о пользе добрых дел?

– Нет, просто наблюдение. Ты выглядишь счастливой. Ты изменилась, Грейс. Я много думал о том, что ты сказала мне в последний раз, когда мы беседовали, о твоих страхах в Лондоне. Я столько раз хотел зайти к тебе и поговорить еще. Но я вижу, что тебе не нужно мое участие. Я никогда не видел тебя такой довольной.

– Это праздник, – сказала она. – Праздники и устраивают, чтобы подарить людям радость.

– Тебе нравится помогать Тристе, верно?

– О, какая досада – я знала, что ты не можешь без своих лекций!

Он поднял подбородок, оценивающе глядя на нее:

– Признайся, помогать Тристе было приятнее, чем мучить ее.

– Я никогда ее не мучила. Я в этом совершенно уверена.

Он поднял брови и негромко насмешливо рассмеялся.

– Запомни, это грех – лгать священнику.

– Посмотри на себя, – с вызовом сказала она. – Это не грех – тащить женщину в укромное место, когда она должна наблюдать за порядком?

– Придя домой, я справлюсь в Библии и сообщу тебе ответ. – Он постарался произнести это искренне, и это заставило Грейс улыбнуться. Но она тут же спохватилась и сделала строгое лицо.

Он дотронулся до ее щеки с ямочкой:

– Почему ты не хочешь мне даже улыбнуться?

– А с чего мне хотеть? – От его прикосновения у нее путались мысли. Все же она не отвернулась. – Ты ведешь себя глупо, и я не хочу тебя в этом поощрять.

Он покачал головой. Его глаза пристально смотрели в ее, в них горел огонь.

– А почему бы тебе меня не поощрить? Как ты думаешь, что тогда произойдет?

– Я... ты... – Тяжело сглотнув, она подалась назад. – Я хочу вернуться на праздник. В самом деле. Если увидят, что меня нет, пойдут сплетни.

– Я верну тебя назад, – сказал он, его голос был ровным и рассудительным, – если ты пообещаешь танцевать со мной. В конце концов, я одинокий холостяк, сельский пастор...

– Одинокий? О, я в этом сомневаюсь. Я никогда не встречала более популярного пастора. У всех молодых женщин в твоей пастве глаза как у коров во время всей службы, так что не говори мне про свое одиночество.

– Я прекрасно вижу с кафедры все эти глаза. В моей кладовой множество кулинарных чудес, которые мне подарили. Но я хочу танцевать с тобой. Пообещай мне, что ты подаришь мне танец.

– О, ну ладно. – В ее голосе слышалась усталость, но ей была так приятна эта настойчивость, что хотелось рассмеяться. – Могу я теперь вернуться к гостям? – отрывисто спросила она.

Он усмехнулся, и она поняла, что провести его не удалось.

– Это не твои гости. Вечеринка устроена ради Эндрю, и оставь все заботы его матери.

Грейс прищурилась:

– Насчет танца я могу и передумать...

Он поднял руки, словно моля о сдаче:

– Тогда я снимаю свои возражения.

Она рассмеялась. Джейсон отвел ее обратно и оставил, чтобы она могла пообщаться с гостями. Достаточно было короткого взгляда, чтобы убедиться, что на празднике царит Эндрю. Его лицо раскраснелось от смеха. Или от бега. Или и от того и от другого.

Когда после обильного ужина начались танцы, Грейс тревожно стала искать глазами Джейсона. Когда она увидела его, ее душа ушла в пятки. Он смотрел на нее, и в его лице была решимость. А потом он направился к ней за обещанным танцем.

Они не разговаривали. Он согнул руку, предлагая ей свой локоть. Грейс почувствовала его мышцы. Оба проследовали на танцевальную площадку.

Первый танец напоминал простую прогулку, он был из тех, которые она считала скучными. Но на сей раз он стал совершенно другим, поскольку Джейсон смотрел на нее все время, не проронив ни слова. От его взгляда она раскраснелась, а на коже выступил мелкий пот.

– Пойдем со мной еще раз, – сдавленно предложил он, когда танец завершился.

У нее дрогнуло сердце.

– Я...

Он не стал ждать ответа и просто потянул ее за собой. Она шла за ним словно марионетка, слишком взволнованная, чтобы чувствовать свои руки и ноги. Но на сей раз он направился не на лужайку, а в дом. Она не сопротивлялась, пока он не привел ее в пустую комнату.

– Я не пойду сюда, – слабо воспротивилась она.

– Ну уж нет, ты пойдешь, – буркнул он, протягивая к ней руку. Рывком он притянул ее к себе, и она буквально упала в его объятия.

– Это должны делать пасторы? Соблазнять женщин? – Она попыталась дать ему отпор. От волнения у нее перехватило дыхание. Она проклинала свой голос за то, что он выдавал ее.

Он, затаив дыхание, смотрел на ее лицо, которое было совсем близко от его.

– Нет, это не должны делать священники. Но мужчины должны.

Она открыла рот, но он помешал ей что-либо сказать своим поцелуем.

Это было так неожиданно, так шокирующе, так хорошо, что ей в голову не пришло противиться. Он не держал ее очень сильно – и если бы она хотела высвободиться, ей бы это легко удалось. Но она не хотела.

У нее не было желания ни прекратить этот поцелуй, ни отстраниться от его широкого тела. Ощущения от его мягких губ, исходящий от него будоражащий запах заставили ее дышать чаще и разбудили ее чувства.

Когда он прервал поцелуй, Грейс увидела, что он не отводит от нее глаз.

– Ладно, Грейс, настало время сказать мне, что ты чувствуешь. Я преследовал тебя, а ты убегала, так что я мог изображать охотника-мужчину. Теперь я меняю правила. Скажи мне, что ты хочешь этого так же, как и я, что тебе понравился мой поцелуй.

Она в ужасе слабо вскрикнула, но он крепко держал ее.

– Я хочу услышать это от тебя, Грейс. Даже пастору нужно кое-что еще, кроме веры.

Грейс не пыталась высвободиться из его рук и словно оцепенела. Странно, но она сейчас не желала снова его оттолкнуть. Ей хотелось нового поцелуя.

Джейсон отпустил ее и сделал шаг назад, чтобы одернуть пиджак. Это был хороший пиджак, без изысков, но ладно скроенный. Джейсон смотрелся в нем великолепно. Грейс никогда не приходило в голову расспросить его о семье, но она всегда воспринимала Джейсона как ровню Роману. Возможно, у него не было благородного происхождения или состояния, но он держал себя независимо среди высокородной публики.

Его лицо помрачнело. Грейс пришла в отчаяние при мысли, что больше он ее не обнимет. Он не будет преследовать ее, отчитывать или настаивать на танце. Она имела шанс ему все высказать, но им не воспользовалась.

О Боже, она была просто не в состоянии говорить!

Грейс открыла рот и с трудом выдавила: – Да.

Остановившись, он бросил на нее острый взгляд: – Что?

– Мне понравился...

На его лице показалось удивление. «О, Джейсон, не заставляй меня говорить это. Мне понравился твой поцелуй».

Он понял. Его лицо смягчилось.

– Тогда ладно. – Он улыбнулся. – Надеюсь, ты от этого не перенапряглась.

Она не смогла удержаться и рассмеялась. Он не сердился – это бьио такое облегчение!

– Возможно, нам не нужно спешить. – Он поправил упавший ей на лоб локон. – Теперь я должен идти. Ты можешь возвращаться обратно к своим обязанностям.

Она кивнула. Наверное, она его разочаровала. Он был с ней добр, но она так и не сказала того, что он желал. Ей хотелось, чтобы он понял, как она об этом сожалеет.

Неприятности Романа начались в тот момент, когда он проснулся в кровати в полном одиночестве. Он уже привык к тому, что рядом лежит Триста, – она перебралась к нему на время, когда завершится переделка ее комнаты.

Он позвонил, вызывая лакея, который его брил. Когда Баррет вошел, Роман спросил:

– Ты утром видел хозяйку?

Сухопарый седой лакей, столь же внимательный к своей внешности, как и к внешности хозяина, отрицательно покачал головой и принялся за изучение гардероба Романа. Наконец он вытащил темно-синий костюм.

– Этот, думаю, с белой рубашкой будет смотреться хорошо.

Роман махнул рукой, соглашаясь на выбор Баррета. Он понимал, что ему нужно выглядеть аккуратным, носить хорошо сшитый, тщательно отглаженный костюм, но он сам для таких мелочей не имел времени. И он нашел человека, который этим занялся.

Однако у Баррета была любовь к шейным платкам, раздражавшая Романа. Однажды Баррет начал пробовать на Романе разные узлы, и после пяти попыток, каждую из которых можно было считать очень удачной, Роман потерял терпение. С тех пор, спускаясь вниз, он всегда повязывал шейный платок сам.

Он нашел Тристу в утренней комнате вместе с Эндрю.

– Здравствуй, дорогая, – сказал он, целуя ее в лоб. – Здравствуй, Эндрю.

На лице Эндрю было подозрение. Роман недоуменно посмотрел на Тристу:

– Все в порядке?

– Все просто прекрасно. Только ночью у Эндрю был кошмар.

– Мама! – крикнул Эндрю.

– Я обещала тебе только то, что не расскажу, что ты видел в кошмаре. – Она объяснила Роману: – Только так он соглашался мне рассказать. – Она устремила тревожный взгляд на Эндрю: – Но я не говорила, что утаю этот случай от твоего отца. У меня от него нет никаких секретов.

И на ее лице появилось то же насупленное выражение, что и на лице сына.

Роман положил руку на плечо мальчика, желая сказать что-нибудь, что могло бы сделать атмосферу веселее. Но Эндрю быстро сбросил руку с плеча, вскочил со стула и выбежал из комнаты. Роман в недоумении смотрел ему вслед.

– Возможно, мне следует с ним поговорить. – Он опустился на стул и устало откинулся на спинку.

– Он выглядел таким счастливым со времени праздника с новыми друзьями. – Триста выпрямилась и подбоченилась. – У него прошедшей ночью был плохой сон. Я думаю, он сейчас в замешательстве: хочет остаться со мной, но боится, что его будут считать совсем маленьким. Он хотел бы, чтобы ты думал о нем хорошо. Именно это его и выводит из себя. Я должна поговорить с ним.

Роман посмотрел на дверь, за которой исчез Эндрю:

– Я не слышал, как ты поднялась ночью.

– Я очень чутко спала. Материнский инстинкт. Я слышала, как Нэнси подошла кдверям моей комнаты, и пошла встретить ее.

– Но почему ты меня не разбудила?

Этот вопрос ее озадачил.

– Потому что Эндрю спрашивал меня.

– Конечно. – Эндрю никогда для утешения не бежал к папе.

Надо было признать, что все изменения в поведении Эндрю были связаны с тем, что он научился терпеть своего отца. Он не нуждался в отце, не уважал его, не делился с ним своими увлечениями.

Роман так до сих пор и не обрел полноценной семьи. И уже смирился с этим. Наверное, можно было потребовать от Эндрю, чтобы он иначе относился к отцу, но Роман этого не хотел. Ему нужна была привязанность Эндрю, а ее не потребуешь. Тогда как поступить? На этот вопрос Роман не находил ответа уже несколько месяцев.

– Похоже, он снова на меня рассердился. Возможно, я мало уделял ему внимания. Я слишком много времени посвятил моим обязанностям лорда.

Триста рассмеялась и подошла, чтобы встать рядом.

– Грейс считает, что это феодальные пережитки.

– Отец считал это важным, – стал защищаться Роман. Внезапно он замолчал. – Я пренебрегал своими обязанностями чересчур долго.

Она положила руку ему на плечо:

– Ты воспринимаешь все слишком серьезно. Пойдем домой.

– Положение следует изменить, – сказал он.

– Я считала, что ты любишь Уайтторн, поскольку ты привез нас именно сюда, а потом ты сказал, что его ненавидишь. Я не знаю, что и думать.

– Я действительно ненавижу Уайтторн. Потому что здесь все не так, как следовало. А перевез я вас сюда, Триста, доверяя своему инстинкту. К тому же здесь был Джейсон. Это тоже сыграло свою роль. Когда я увидел, что Джейсон стал священником, я подумал: возможно все, что угодно.

Они рассмеялись. Триста в шутку ткнула его в бок. Он перехватил руку и поцеловал ее.

– А ведь многое действительно изменилось. Даже Грейс.

Триста провела руками по его груди:

– Но не Эндрю.

– Нет. Не Эндрю. – Он вздохнул и положил голову ей на живот.

В это мгновение вошел лакей. Стараясь привлечь внимание, он отчетливо щелкнул каблуками. Триста немедленно отстранилась, а Роман встал со стула.

– Милорд, прибыл лорд Маркус Робертс, чтобы повидать леди Мэй. Я думал, что должен предупредить вас, поскольку этот человек... – Он неловко пожал плечами, подбирая подходящие слова. – Я не уверен, что он тот, за кого себя выдает. Его одежда...

Триста посмотрела на Романа. Тот сказал лакею:

– Проводите его в библиотеку, Том. Я хочу поговорить с ним наедине.

Но Маркус Робертс не собирался тихонько отправляться в библиотеку, чтобы поговорить с Романом. Дойдя до библиотеки, Роман встретил встревоженную служанку, которая сообщила, что Том все еще беседует в коридоре с несговорчивым посетителем. Тот по-прежнему требовал встречи с леди Мэй.

Направившись в коридор, Роман обнаружил человека немного больше ростом, чем он сам, но шире в плечах, с легкой сединой в волосах и морщинами вокруг глаз. Обычно такие люди ведут себя дружелюбно. Но этот случай был исключением. Хотя на нем была одежда рабочего человека, она не могла скрыть благородного происхождения. Перед Романом стоял истинный аристократ, который смотрел на хозяина дома спокойно и с оттенком повелительности.

Гость начал говорить первым:

– Я скажу вам то, что уже говорил вашей домоправительнице и лакею. Я должен поговорить с леди Мэй. Сообщите ей, что ее желает видеть Роберт.

Роман быстро понял, что незваного гостя придется выдворять из дома силой.

– Леди Мэй может и не оказаться дома, – уклончиво ответил он. Когда появляется нежеланный гость, всегда можно сказать, что нужного ему человека нет дома, независимо от того, правда это или нет.

В ответ на это гость заявил:

– Она захочет быть дома, как только узнает, что я пришел.

– Роберт? – вдруг раздался голос леди Мэй. Повернувшись, Роман увидел Тристу и ее тетку, стоящих на лестнице. Должно быть, Триста зашла за Мэй.

Мэй появление Роберта нисколько не испугало. Наоборот, она очень обрадовалась, и потому Роман успокоился.

– Роберт, что ты?..

– Я пришел... показать тебе эти статьи, – произнес Роберт. Он явно был взволнован.

Он стремительно двинулся к ней, протягивая газеты. Роман поднял руку, чтобы преградить путь, – скорее ради очистки совести, чем действительно пытаясь задержать непрошеного визитера, но Роберт с такой силой оттолкнул эту руку, что Роман был озадачен.

Поскольку Мэй сама спускалась с лестницы, Роман не стал мешать, но продолжал внимательно наблюдать, чем это кончится.

– Мэй, – тихо произнес Роберт, не обращая никакого внимания на смотрящих на него Тристу и Романа. Он обнял маленькую блондинку и начал тихо говорить низким голосом: – Все кончилось. Она все сказала.

Мэй откинулась назад с широко открытыми глазами.

– Почему... нет... о, Роберт – Энн Несбит рассказала?

Роберт рассмеялся – приглушенно и отрывисто.

– И ты никогда не поверишь, кому она рассказала.

На лице Мэй было написано удивление.

– Не могу и представить.

– Лоуренсу Флэтбашу.

Роман обменялся взглядами с Тристой, но она, похоже, столь же мало понимала то, что происходит, как и он. Их удивило, что при упоминании одного из самых скандальных репортеров ведущих лондонских газет эти двое разразились смехом.

– О, но, Роберт, ты же ненавидел его!

– Должен сказать, что он вырос в моих глазах. Он заставил говорить обо мне весь город. Посмотри на это.

Роман подошел к Роберту, энергично перелистывающему страницы газет, и положил руку ему на плечо. На этот раз Роберт ее не оттолкнул.

– Возможно, – тихо произнес Роман, – вам нужно поговорить наедине.

Мэй благодарно улыбнулась Роману и поцеловала его в щеку. После этого она взяла Роберта за руку и повела в библиотеку. За ними закрылась дверь.

Посмотрев на Тристу, Роман поднял руки вверх.

– Наверное, хозяину следует знать, что происходит у него дома. Однако у меня нет в голове ни единой мысли.

Триста улыбнулась и бочком подошла к нему:

– О, Роман, не будь таким феодальным.

Загрузка...