Наследник богов

2 Принц богов

На месте статуи, которой Найла касалась несколько секунд назад, стоял человек. Живой и дышащий. Губы его разомкнулись, и он проговорил:

– Здравствуй, прекрасная. Что стряслось? Куда пропали твои остроумие и ласка?

А? Что? Кого?

Сердце колотилось так, что в груди щемило, дыхание перехватывало, как будто Найла марафон пробежала. Сглотнув, она отступила еще на шаг. Думай! Сделай что-нибудь! Ну же…

Чафу с резким гоготом кинулся к ногам незнакомца и потерся уродливой головой о голую икру этого… юноши. Да, это был юноша. Молодой мужчина, смуглокожий, на бедрах ярко-желтый шендит, руки и ноги украшают браслеты, на шее ожерелье усех. Левая рука крепко сжимает длинный золоченый жезл, возвышающийся над головой.

Найла сверлила взглядом землю, пытаясь заставить мозг работать на пределе возможностей, но тот отчаянно сопротивлялся. Нет уж, не для того она четыре года изучала методы научного анализа и исследования, чтобы сейчас все ее знания и опыт перечеркнули какой-то там прожектор и парень в юбке. Немалые вообще-то знания, чего уж там скромничать.

Происходящему должно быть какое-то объяснение. Этот человек откуда-то появился. Просто нужно найти правильные, логичные формулировки и разобраться.

И все. И больше ничего.

Когда она вновь подняла глаза, юноша дружелюбно гладил Чафу по голове. Для этого ему пришлось наклониться, и теперь лунный свет разливался по широкой бронзовой спине. Найла воспользовалась моментом, чтобы оценить обстановку.

Да, статуи действительно нигде не видно. Да, это непонятно. Но объяснимо.

Наверняка.

Молодой человек выпрямился, и Найла только теперь осознала, какой он высокий. Метр девяносто, не меньше. Жезл тогда, получается, выше двух с половиной. И, когда глаза юноши, которые Найла не могла разглядеть против света луны, сияющей у него за спиной, уставились на нее сверху вниз, в горле пересохло.

– Твое смятение понятно, – провозгласил незнакомец. От его голоса – глубокого баритона – волоски у Найлы на загривке стали дыбом и по телу побежали мурашки. – Не каждый день смертному выпадает счастье лицезреть явление божества. И, не стану скрывать, твоя забота во время моего стремительного перехода в эту ка[1] была для меня отрадой.

Он что, улыбается? Найла моргнула. Раз. Другой. На шестой стало ясно, что он по-прежнему тут и, кажется, ждет ответа. Найла собралась с духом.

– Можно узнать… откуда ты явился? – Прерывисто дыша, она вытянула руки и развернулась, стараясь при этом не выпускать его из виду. – Я… рассматривала статую, которую привез сюда отец, и… Постой-ка! – Она указала на него пальцем в обвиняющем жесте. – Это что, папины штучки? Вы с ним это все подстроили, чтобы надо мной посмеяться? Или он этими выкрутасами пытается заманить меня обратно?

Юноша недоуменно наклонил голову:

– Боюсь, что я тебя не понимаю. Не имею удовольствия быть знакомым с твоим отцом. Вы мне служите?

– Служим… тебе? – эхом повторила Найла. Откуда ему известно? Это ведь семейная тайна Беков. Значит, точно не обошлось без отца.

За углом зашевелились тени. Кто-то направлялся сюда со стороны бокового дворика, и, присмотревшись к приближающимся силуэтам, Найла почувствовала волну облегчения: к ней шли отец и Феми.

– Это как понимать? – воскликнула она, отодвигаясь, чтобы не загораживать им зрелище. – Мне вообще-то совсем не смешно.

Отец нахмурился:

– Не знаю, что ты устроила этому гусю, но он перебудил всю Усадьбу. Не нужно было…

Они вышли наконец из-за угла, и дворик открылся перед ними целиком.

Юноша развернулся, колыхнув складками шендита, и встретился взглядом с Контаром. Отец Найлы застыл как вкопанный, так что Феми врезалась в него от неожиданности и ухватилась за его локоть, чтобы не упасть.

– Дорогой, нельзя ли… – начала Феми, но тут и ее ни о чем не подозревающий взгляд наткнулся на загадочного пришельца, и она вслед за мужем осеклась на полуслове.

Ну допу-у-у-устим… Либо они гениальные актеры, либо они оба тоже понятия не имеют, что здесь творится. Ни один из вариантов ничего хорошего Найле не сулил.

– Еще смертные, – констатировал юноша и стукнул жезлом. Даже сквозь подошвы сандалий Найла почувствовала прокатившуюся по земле дрожь. – Великолепно.

Отцовскую реакцию Найла проследила целиком и полностью. От начала и до конца. Она видела, как все сильнее и сильнее округляются его глаза, зажигаясь отлично ей знакомым лихорадочным огнем, как трясутся губы и подбородок. Он воздел руки, будто обнимая что-то невидимое, и наконец…

Пал на колени, бормоча какой-то бред:

– О достопочтенный бог Геб, принц богов, бог земли и всего растущего на ней, Великий Гоготун…

Что он там несет? Великий Гоготун? Феми с Найлой молчали, остолбенев от происходящего и не зная, что сказать. Первым на этот позор откликнулся юноша.

– Встань, пожалуйста. – Он элегантно повел рукой, не сходя с места. – Я ценю твою преданность, но пресмыкаться уважаемому человеку негоже. Ты мой служитель?

Контар, пропустив мимо ушей предложение подняться, кивнул. А поскольку головой он при этом упирался в землю, наверняка перепачкал и лоб, и нос.

– Мое имя Контар Бек, о принц богов. Мой род поклоняется тебе и оберегает твое наследие больше шести тысяч лет. Один из моих предков был первым жрецом одного из твоих святилищ.

– Благодарю, Контар Бек. Человечество сильно изменилось за последние столетия, и я не знал доподлинно, в чьем ведении сейчас находятся мои ка.

– Ну хватит! – Найла встала между отцом и незнакомцем, глядя юноше в лицо. Пора было прекращать эту комедию. – Мне все равно, кто устроил этот розыгрыш, вы все или ты один. Он закончен. Так что, папа, давай вставай!

Контар ухватил ее за лодыжки своими холодными руками, загрубевшими от постоянной физической работы, и дернул на себя.

– Не дерзи, тюбан, поприветствуй наследника богов с подобающим ему уважением, – прошипел он, закручиваясь в немыслимую позу в попытке одновременно простереться ниц и отчитать дочь. Позже он наверняка будет жаловаться на спину и кому-то придется делать ему массаж. – Кланяйся!

– Ты с ума сошел? Не собираюсь я бухаться на колени перед…

– Ее зовут Тюбан? – перебил юноша, явно веселясь. – Забавно.

– Нет, ее зовут Найла! – к полнейшему изумлению падчерицы, вмешалась Феми.

На глазах оторопевшей Найлы мачеха подобрала подол своей пестрой юбки и опустилась рядом с отцом. Но по крайней мере лбом в землю утыкаться не стала, просто спокойно скрестила руки на коленях.

Нет-нет-нет! Пожалуйста! Только не Феми, неужели и она с ними заодно? Мачеха всегда была ее союзницей. Она единственная вставала на сторону Найлы, признавая ее правоту, когда остальные принимались творить дичь. А как же тот утренний разговор на кухне?

– Стало быть, Найла, – повторил юноша.

Она медленно подняла на него взгляд. Теперь луна освещала его спереди, позволяя наконец рассмотреть цвет глаз. У Найлы захватило дух. Зеленые! Как пальмовые листья. Как газон в университетском кампусе. Как кожа у исчезнувшей статуи. Они светились изумрудами на фоне бронзовой кожи и темных волос, да еще и сияли так, будто отражали падающий на них свет.

– То, что нужно, – договорил тем временем обладатель этих глаз.

Найлу охватил гнев. Он окутал ее плотным жарким вихрем, однако Найла обрадовалась ему как старому знакомому, с которым умела обращаться. К тому же он растопил комок в горле, мешавший говорить.

– Я не собираюсь больше ни минуты слушать этот бред. Не знаю, кто ты, как сюда проник и чего хочешь, но игры закончены. – Она решительно двинулась к нему, не обращая внимания на возгласы обезумевших родных. – У тебя десять секунд, чтобы убраться, или я звоню в полицию.

Юноша не шевельнулся. Не сдвинулся ни на миллиметр. Только улыбнулся краешками губ, глядя, как она тянется к его предплечью.

– Давай, время законч…

Едва пальцы Найлы коснулись теплой кожи, все действительно раз – и кончилось. Глаза ни с того ни с сего отказались смотреть, а ноги перестали держать. Больно или нет ударяться об землю, Найла так и не узнала, потому что через полсекунды потеряла сознание.

Очнулась она не у себя в комнате и не в больнице. Ну да, логично… Зачем везти ее в медицинское учреждение, если можно уложить на стол в папиной библиотеке? Про библиотеку она поняла еще до того, как открыла глаза, уловив запах старых пергаментов и чернил и почувствовав пробегающий по рукам холодок. Спина и таз успели задеревенеть на жестком, так что Найла попыталась перевернуться на бок. На пол тут же посыпалось всякое-разное со стола. Прелесть просто – даже не удосужились расчистить стол, прежде чем положить ее сюда.

Первое, что она увидела, открыв глаза, – розовый клюв почти у самого лица. Над клювом желтело бдительное недреманное око.

– Какой прием… – пробормотала Найла самой себе.

Никак не ожидая услышать ответ, да еще произнесенный звучным величественным голосом:

– Расул[2] все всякого сомнения питает к тебе особую благосклонность.

Найла резко села, попутно смахнув скоросшиватель и карандашницу. Повертев головой, она отыскала обладателя голоса – он вольготно расположился на бежевом диване, на котором Найла столько лет делала уроки. Одет он по-прежнему был в желтый шендит, только теперь дополненный футболкой с логотипом «Кока-колы», чтобы прикрыть голый торс, и категорически не вписывался в интерьер библиотеки с ее кобальтовыми стенами и десятками набитых под завязку стеллажей из вишневого дерева.

Вытянув длинные ноги, парень сидел босиком, благо весь пол библиотеки устилали многочисленные ковры. В любом другом каирском доме ковры показались бы неуместными, но не в этом – точнее, не в этом зале. Ради сохранности документов и определенных экземпляров коллекции отец установил систему охлаждения, поддерживающую в библиотеке постоянную температуру в пятнадцать градусов.

При виде этой непринужденной босоногой безмятежности перед глазами Найлы пронеслись сцены – одна кошмарнее другой.

– Где мои родные? – спросила она, осторожно осматриваясь.

Слева темнела основная дверь, ведущая в центральную часть дома. Кроме нее имелась еще одна, выходящая в отцовский кабинет и открываемая довольно редко, но та располагалась в противоположном конце помещения, до нее еще бежать и бежать мимо всех стеллажей. А их тут без счета.

– Контар Бек и его прекрасная супруга были очень почтительны и услужливы. Однако твое беспамятство их сильно обеспокоило, поэтому я заверил их, что сам обо всем позабочусь.

– Понятно… – Найла осторожно спустила ноги со стола и встала на пол. Вроде не затекли, значит, в нужный момент можно будет рвануть. – Это значит, что они живы, да?

Брови юноши едва заметно изогнулись.

– А разве должно быть иначе?

Найла показала большой палец и изобразила самую лучезарную улыбку, на какую только была способна. Хотелось надеяться, что с дивана он не разглядит, как у нее трясутся руки.

– Замечательно! Тогда, если не возражаешь, я с ними поговорю быстренько. И сразу вернусь.

Он не ответил, а Найла и не ждала – только махнула на прощанье (снова отчаянно надеясь, что жест вышел дружелюбным) и почти бегом припустила к двери, отгоняя от себя все лишние мысли, пока не взялась за дверную ручку. Тревога разливалась горечью по венам, билась в крови, подстегивая, страх дышал в затылок.

Ручка не двигалась. Она должна была опуститься легко и плавно, однако что-то ей мешало.

Найла изо всех сил старалась не превращаться в нелепую героиню ужастика категории Б, которой положено ломиться в запертую дверь и дергать явно заклинившую ручку, но…

– Папа! – завопила она, молотя по деревянной панели. – Феми! Ну хватит, пожалуйста! Я сделаю что хотите… только заканчивайте это все!

– О такой реакции они меня не предупреждали.

Найла его не слушала.

– Папа! Феми! – Она кричала и стучала, пока не охрипла и не отшибла большой палец ноги, который, как оказалось, не очень подходил на роль тарана.

Окончательно выбившись из сил, она привалилась плечом к стене – перепуганная, взвинченная… и обиженная.

– Мне бы хотелось, чтобы ты прекратила колотиться, – донесся до Найлы мягкий баритон. – Неприятно будет, если ты расшибешься в кровь.

– Мне без разницы, чего бы тебе хотелось, – ответила она, хоть и недостаточно твердо.

Если с отцом и Феми все в порядке и они действительно сейчас по ту сторону двери, просто почему-то предпочитают слушать, как она сажает себе горло… Это в тысячу раз хуже физической боли. В тысячу раз унизительнее.

Она уже не помнила, какого дьявола решила вернуться в Египет, отвергнув все потрясающие оплачиваемые стажировки, которые ей предлагали. А ведь ее с руками готовы были оторвать, обещали сразу назначить на ответственную должность с интересной работой по специальности. Просто мечта, что может быть лучше?

– Твой отец изложил мне обстоятельства, однако, полагаю, насчет твоей подготовленности он преувеличил, – проговорил незнакомец, поднимаясь с дивана, и Найла моментально напряглась. В смысле, напряглась сильнее прежнего. – Насколько я понимаю, хоть ты и жрица, тебя ошеломило происходящее на твоих глазах с моим ка. Так что…

– Никакая я тебе не жрица! – Найла почувствовала невесть откуда взявшуюся отвагу. Она по-прежнему без сил наваливалась на дверь, но в глазах ее полыхнула ярость. – Я отреклась от всего этого много лет назад. И прекрати изображать из себя бога, воплотившегося в статую, чтобы явиться в мир смертных.

– Но ведь так оно и есть.

Приближаться он вроде бы и не думал, и Найлу это более чем устраивало. Однако зеленые глаза смотрели не отрываясь и смущали ее своей проницательностью.

– Кому-нибудь другому свои сказки рассказывай, красавчик. Папе вот моему можешь. Он с восторгом послушает – и облобызает тебе ноги.

Юноша с шумом втянул воздух и кивнул. Весь такой понимающий, рассудительный, безобидный. И жезла вроде нигде не видно.

– В таком случае Контар Бек не должен был оставлять тебя здесь. Очевидно, что ты не принимаешь свое предназначение. Наследственное предназначение.

– Ради Аллаха! – Скрипнув зубами, Найла несколько раз стукнула лбом в дверь. – Этого просто не может быть. Это не со мной. Каких-то пару суток назад я сидела в чудесном торговом центре и попивала лимонад, общаясь с умными – нормальными! – людьми.

– Полагаю, сейчас самый подходящий момент кое-что тебе показать, – заявил он с некоторым сожалением.

Найла вытаращила глаза:

– Даже не думай раздеваться!

В ответ она услышала лишь усмешку, а потом сухой удар, как будто он топнул ногой. Нет уж, она на это не купится, еще не хватало клюнуть на такую детскую уловку и стоять потом как дура, когда на самом деле ничего сверхъестественного не происходит. Как в тот раз, когда отец поверил, будто в худосочном нищем попрошайке с базара воплотился кто-то из мелких богов. Везунчик получил бесплатный кров, еду и душ, а потом, когда отцовское гостеприимство стало ему поперек горла, убрался восвояси, прихватив с собой телевизор, компьютер и батарею бутылок с вином.

Секунды утекали. Найла упрямо стояла, отвернувшись к двери, вспоминая другие такие же маразматические случаи. От этого занятия ее оторвал гулкий, раскатистый, грохочущий, шуршащий и тем не менее четкий голос:

– Посмотри на меня, Найла Бек!

Найла сжала кулаки и зажмурилась. Нет, нет и нет! Его фокусы с ней не пройдут!

– Посмотри на меня, и сама во всем убедишься.

Собственно, что она теряет, если сдастся и посмотрит? Ну, увидит очередного чокнутого, возомнившего о себе невесть что и считающего себя богом. Найле до сих пор не верилось, что мачеха – ее улыбчивая и понимающая Феми – согласилась бы запереть ее здесь наедине с психом.

Хотя о чем говорить – Феми сама замужем за таким же психом.

Шумно выдохнув, Найла повернулась:

– Ну давай, яви мне свет истины, Великий Гоготун, принц богов…

И он явил. Еще как явил.