Наследник богов

3 Темные дела

Наблюдая за метаниями смертной жрицы, Геб напомнил себе: люди не виноваты, что ему нужно как можно скорее разобраться с совершённым вероломством.

Он тоже испытывал не самые приятные чувства, и ему тоже было довольно неловко. Хотя неловкость эту он, разумеется, старательно скрывал. А как иначе? Он здесь по вполне определенной – и не особенно лестной – причине. Во искупление, чтобы исправить свои же собственные ошибки.

Нет у него ни капли времени приспосабливаться ко всем этим нововведениям, которые он вокруг себя наблюдает. Хотя теперь стало чуть понятнее, на что жаловались другие боги последние тысячелетия. Совершенно очевидно, что мир смертных разительно изменился с тех пор, как он наведывался на эту землю – его землю! – последний раз.

Он – творец всего сущего, стало быть, все, чего касается нога человека, – это плоды его, Геба, трудов, сотворенные им и благодаря ему. До недавнего времени (по его собственным меркам, конечно) он присутствовал в жизни людей постоянно. Ему поклонялись, к нему обращались со всевозможными мольбами, его то и дело призывали – и он этому не препятствовал. Какие-то мольбы, разумеется, были важнее других, и он на них охотно откликался.

Потом он удалился в Дуат, откуда уже невозможно было наблюдать за происходящим на земле смертных. Цветущие цивилизации менялись, все дальше и дальше отходя от поклонения богам. Династии фараонов пресеклись, тысячи тайн и сокровищ лежали погребенными под песками пустыни, а города, выросшие на этих песках после, были Гебу незнакомы.

Все это время он занимался одним очень немаловажным делом – охранял врата Дуата.

И это единственное свое дело он с треском провалил.

При одном воспоминании о сухой усмешке, с которой Сет – бог пустыни и войны – слушал его рассказ о случившемся, у Геба начинали чесаться кулаки. У него, Геба, всегда чуждого насилию.

– Никогда не понимал, почему на это место так долго не находилось охотников, – потешался Сет. С головы до пят облаченный в свое обожаемое золото, он вальяжно развалился на крытом дорогими тканями диване. Высокие узкие окна за его спиной распахивались наружу – на балкон, с которого, впрочем, никакого вида не открывалось. Зал совета эннеады[3] располагался нигде – ни там, ни тут, ни на земле, ни на небесах, – это мнимое пространство заимствовали у мыслимого мироздания лишь для того, чтобы девятерым богам-творцам было где собираться. – Казалось бы, работенка не бей лежачего, сиди себе присматривай за вратами, пропускающими только души. Но ты даже такое плевое дело запорол?

Издевки одна за другой уносились эхом под высокие своды зала. Остальным явившимся на совет богам было не до смеха – только Сета вечно забавляло то, от чего у остальных волосы вставали дыбом, – но лица их говорили, что по существу они его мнение разделяют.

– Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать Геба, – наконец прервал Сета мягкий, но властный голос Исиды, богини мудрости. Она стояла под руку со своим мужем Осирисом, хотя опора ей на самом деле не требовалась. Божественная чета в одинаковых белых одеяниях выглядела величественно, однако в огромных фиалковых глазах богини читалось замешательство. – А для того, чтобы выяснить замыслы Сехмет. И придумать, как помочь Ра.

– Цепи, которыми он скован, для нас неприкосновенны, – объяснил Геб. Даже теперь, спустя несколько часов, он отчетливо помнил то жуткое ощущение, овладевшее им, когда он попытался освободить Ра. – Не знаю, из чего они сделаны. Во всяком случае, не давая Ра освободиться самостоятельно, они лишают силы и того, кто к нему приближается.

– Чем больше я об этом думаю, тем труднее мне поверить в случившееся, – с выражением глубокой озабоченности проговорила Нут, богиня небес, сестра-близнец Геба. – Сехмет обожает Ра. Она не отходила от него все последние тысячелетия, служила ему верой и правдой…

Ее прервал глухой удар. Это Сет опустил ноги с дивана и теперь смотрел на Нут, саркастически кривя губы.

– Во имя всех пустынь! Ты о той, которая едва не уничтожила все египетское царство, потому что ее, видите ли, пьянит людская кровь? – Смерив взглядом Нут, он обратился к остальным: – У вас не закралось тогда подозрение, что ее немного… переклинило?

– Ра доверял ей, – ответила Исида.

– А ты расчесывала ей волосы на ночь и целовала в лобик перед сном. – Сет закатил глаза. – Ведь не в первый раз мы это наблюдаем. Сехмет встает на путь истинный, Ра наделяет ее величайшим могуществом, оно ее ослепляет, помрачая разум, Сехмет идет вразнос, кто-то разгребает то, что она наворотила, Ра ее прощает, и все опять по кругу. Вы действительно дальше своего носа не видите? Или вам просто нравятся такие заварушки? Хочется добавить остренького в свое пресное постылое бессмертие?

Начались долгие скучные обсуждения. Геб в основном молчал, погруженный в свои мысли, и чужие реплики цеплял лишь краем уха. Да, Сехмет действительно время от времени переклинивает. Клонит то в одну сторону, то в другую. Так она устроена. Именно поэтому люди почитают ее то как целительницу, то как воительницу. Никто не знает наверняка, какая из этих двух ее сторон подлинная.

– Ладно, можете меня не слушать. В конце концов, кто я такой, всего-навсего Сет, который всем вам поперек горла, – проворчал инициатор этого разговора. – Но я точно знаю: вы сильно потом раскаетесь, если сейчас не примете мои слова всерьез.

Все ошеломленно замолчали. Чтобы такой бог, как Сет, всегда творивший хаос и успевший досадить каждому из присутствующих, вдруг оказался единственным голосом разума? Такое возможно?

Геб, сглотнув, выступил вперед. В него тут же впились восемь пар глаз.

– Сехмет сейчас не в Дуате, это мы уже выяснили. И тогда, как мы все прекрасно понимаем, остается только один вариант: она на земле смертных.

– Спряталась как крыса. Крыса она и есть, – процедил сквозь зубы Осирис, и его седая борода пошла волнами.

Сет фыркнул. И хотя он не сказал при этом ни слова, мысли его Геб прочитал как по писаному.

Как ни странно, они совпадали с его собственными.

– Мы все знаем Сехмет. Она может быть кем угодно, только не трусихой. Если она снизошла к смертным, значит, ей это зачем-то нужно.

Все заговорили разом, и по залу покатился неразборчивый ропот. Видя, как боги переглядываются украдкой, Геб понимал: они единодушны, только никто не берет на себя смелость выразить общее мнение вслух.

Камень, лежавший у него на сердце с тех пор, как он увидел содеянное Сехмет, стал еще тяжелее.

И тогда, подавив вздох, Геб произнес то, что все ожидали услышать:

– Я отправлюсь туда. – На тысячную долю секунды он зажмурился: если Сету хватит наглости рассмеяться, он все-таки не удержится и врежет зубоскалу, несмотря на все свое миролюбие. – И отыщу Сехмет.

Все так же наперебой принялись сыпать советами и предостережениями. Помощь не предложил никто. Она, собственно, и не нужна была. Все же ясно: если бы Геб находился на своем посту, когда Ра проводил обряд, ничего бы не случилось. Или случилось? Как знать… Сехмет хитрая и предусмотрительная. Без абсолютной уверенности в успехе она бы на такое не пошла.

Кстати, об успехе…

Геб перевел взгляд на затихшую жрицу. Свою спутницу в будущих поисках, если все пойдет как надо. Отец девушки, этот статный молодой мужчина, заверил его, что дочь досконально знает традиции, законы и обычаи, хоть и не приемлет их для себя лично. Жрец был услужлив, возможно даже чересчур, учитывая, что собственную дочь он уложил на жесткий стол, а Геба едва ли не силой усадил на мягкий диван. Угощение он тоже предлагал, но Геб попросил только что-нибудь из одежды, потому что холодина в этом помещении стояла страшная. После дуатского жара ему было здесь, мягко говоря, неуютно.

Контар Бек и его прекрасная супруга удалились, оставив Геба ждать, пока девушка придет в себя. Он не собирался причинять ей ни малейшего вреда, просто не знал, что людям лучше не касаться его в первые минуты после сошествия.

Он предложил смертным подождать вместе с ним – как-то позаботиться о лежащей без сознания. Но Контар Бек только отмахнулся – не особенно, впрочем, обнадеживающе:

– Не беспокойся, мой господин, она знает, что от нее требуется.

Он должен был с самого начала заподозрить, что легко не будет, – еще когда их оставили одних и до него донесся щелчок замка. Зачем запирать дверь, если никаких трудностей не предвидится?

Будь его воля, он выбрал бы в спутники Контара Бека. Тот тоже жрец и, судя по всему, полон желания содействовать. Однако неожиданное стечение обстоятельств не оставило Гебу выбора.

В этой девушке что-то угадал расул, разгуливающий в обличье гуся и излучающий невероятно мощную хека[4]. Расул бегает за ней по пятам, души в ней не чает и всем своим видом демонстрирует, что именно она подойдет Гебу.

А Геб еще не выжил из ума, чтобы пренебрегать указаниями божественного вестника.

Однако все попытки договориться только выводили девушку из себя. Тогда Геб принял самое логичное решение – прибегнуть к наглядной демонстрации. Смертные способны отрицать что угодно, только не увиденное собственными глазами.

Поэтому он сосредоточился на несколько секунд и позволил дремлющей силе земли под его стопами взметнуться ввысь, прокатываясь по его ногам, торсу и голове. Сам он при этом ощущал легкую щекотку – вполне приятную, что уж отрицать. Есть вещи, которые можно испытать только на земле смертных. На его земле.

Убедившись (без всякой необходимости окидывать себя взглядом), что он принял нужное обличье и готов предстать перед девушкой тем, в кого она отказывается верить, Геб мягко побудил ее развернуться. К его удивлению, она повиновалась не сразу – могучая у нее, однако, воля.

В конце концов она все-таки подчинилась. Геб приготовился к любой реакции – в первую очередь к новому обмороку. Чем тверже лоб, тем больнее бьется при столкновении с действительностью, а у этой упертой он явно тверже кремня.

– Ну давай, яви мне свет истины, Великий Гоготун, принц богов…

Сначала она лишилась дара речи. Это понятно, реакция естественная и преодолимая. Она окаменела, уставившись на него, а точнее на его лицо. Рассудив, что и это нормально, Геб гордо вытянулся насколько мог, в полный рост, который в божественном облике превышал два метра. Очень удачно, что в этом помещении такие высокие потолки – и что оперение у него на голове такое красивое. Пальцев уже не хватит пересчитать, сколько раз художники и скульпторы увековечивали его длинный клюв или безупречный зеленый оттенок кожи. Благодаря ему гуси стали считаться священными – эти прекрасные птицы всецело заслужили такое внимание и почет.

Молчание девушки, между тем, затягивалось дольше нормального в представлении Геба, и он нахмурился. В обморок не падает, криков тоже не издает. Она там дышит вообще?

Обеспокоившись, Геб шагнул к ней:

– Ты не…

И тут наконец она отреагировала.

– Я не знаю твоего имени! – воскликнула девица, выставив перед ним ладонь.

У Геба перехватило дыхание – и от ее слов, и от пустоты, мгновенно возникшей в груди. Как будто кто-то выкачивал оттуда воздух, стягивая кожу и мышцы. Настал его черед окаменеть и задохнуться. Он почувствовал, как хека стремительно покидает его, утекая обратно в землю.

Геб потрясенно смотрел на девушку:

– Еще как знаешь! Произнеси!

Глаза у нее были круглые, как блюдца. Что это у нее написано на лице – изумление? Может, она сама не понимает, что сейчас творит и к чему это может привести? Или, наоборот, втайне надеется на провал, отчаянно желая, чтобы он оказался не тем, кого она видит?

Но уже через миг она решительно сжала губы. Изумления как не бывало.

– У тебя нет имени, – заявила она безапелляционно. – Ты никто.

Последние капли магии покинули тело, и Геб повалился на колени. С ужасом осознавая, что это больно. Отдача от удара пронзила всю бедренную кость, заставив Геба застонать против воли.

Проморгавшись, он оценил обстановку заново. Контар Бек был прав в одном: девушка действительно знает обычаи и обратилась к единственному, позволяющему жрице поставить своего бога на колени. Отказать кому-то в праве называться собой – худший грех и преступление, поскольку так человека превращают в пустое место, в безымянного, в абсолютного изгоя. А для богов это еще страшнее, ведь именуют они себя сами и носят столько титулов, что порой их все и не упомнишь…

– У меня есть имя и ты его произнесешь! – Он пригвоздил ее взглядом к двери, от которой она, впрочем, и так не отлипала. – Мне нужна твоя помощь, и ты не можешь оставить без внимания мою просьбу. Если ты не внемлешь, твоих близких постигнет страшная участь.

– Ты нас проклинаешь? – Голос ее едва заметно дрогнул.

– Ни в коем случае. Вы же мои служители. – Это действительно так. Что проку богам причинять вред своим истым приверженцам? Служители – самые главные посредники между богом и его храмами и подношениями, основные проводники хека. – Я вас предостерегаю. Творятся… – Он медленно, с усилием, ощущая какую-то странную тяжесть в голове, открыл и закрыл глаза. – …темные дела.

Она ответила не сразу, будто колеблясь:

– Я не намерена вовлекаться в дела богов. Не хочу.

– Но ты уже вовлекаешься. – Геб неожиданно для себя самого повалился вперед. Пришлось срочно подставлять руки, чтобы не впечататься носом в пол. Проклятье! Она же так действительно его прикончит… – Ты…

– Не вздумай еще раз назвать меня своей жрицей!

Дальше Геб уже почти ничего не ощущал – время и пространство пошли волнами и заструились. До него доносились лишь какой-то приглушенный шум и смешавшиеся друг с другом голоса где-то рядом. Он уловил недоверие, потом гнев. Обильно приправленный страхом.

Мужской голос упрашивал:

– Ну давай же, тюбан! Это принц богов!

Ему вторил женский, мягкий, дрожащий:

– Пожалуйста, милая, прошу тебя…

Пока наконец не раздалось:

– Ох, пропадите вы пропадом, делайте что хотите!

Уже вертясь в вихре, уносящем его во тьму и выворачивающем все внутренности наизнанку, Геб почувствовал, что над ним кто-то склоняется. Обдавая его ароматом жасмина и теплом, этот кто-то шептал ему на ухо:

– Ты – бог Геб, творец всего сущего, принц богов. А, да, и еще Великий Гоготун.

Ему пришлось собрать последние силы, чтобы недовольно фыркнуть, возмущаясь насмешливому тону, с которым это произносилось, зато самообладания хватило осознать, что все возвращается на свои места: пустота в груди стала заполняться, тяга, выворачивающая внутренности, ослабла. Но, увы, удержаться на краю бездны он уже не мог.

– Ты чуть не отправила бога в небытие! – закричал на нее отец, как только они вышли из зала.

Найла вдохнула так глубоко, что легкие едва не лопнули от переизбытка кислорода. Выдыхала она медленно, считая гусей, пока не уверилась, что отцеубийство отменяется.

По крайней мере на ближайшую минуту.

– Ты действительно думаешь, что вправе упрекать меня в чем-то? – напустилась Найла на отца, резко развернувшись посреди коридора.

Контар, видимо, такого не ожидал, поскольку застыл как вкопанный и заморгал. «Неужели раскаивается?» – размечталась Найла. Осознал, как сильно ее подставил и обидел? Но отец вздернул подбородок хорошо знакомым движением, и Найла поняла, что просить прощения он даже не думает. Ну да, ведь Контар Бек в очередной раз поступил как ему положено, а она просто глупая девчонка и ничего пока не понимает. Всегда одно и то же – она видела это уже тысячи раз в детстве и юности.