— Стой! — рявкаю так, что у самого дыхание перехватывает.
Но моя жена бежит мимо рецепшена к выходу из отеля.
Перехватываю её на пол пути. Милая девочка — администратор тупит взгляд, стараясь на нас не смотреть. Охранник у входа выходит на улицу, чтобы не слушать нашу перепалку.
Мы привлекаем слишком много не прошенного внимания.
— Ты кошка или собака? — слишком сильно хватаю Нику за запястье.
Не хочу причинять ей боль, но контролировать свои эмоции с каждой секундой становится всё сложнее. И её кожа розовеет под моей хваткой.
— Какая кошка? — шипит.
Хмурит брови и смотрит пронзительным взглядом с безумным блеском где-то в глубине потемневших радужек.
— Мы с тобой как кошка с собакой! Поговорить спокойно не можем!
— Ты сам довёл до этого! — демонстративно вздёргивает свой носик.
— Ника, мы приехали сюда, чтобы всё обсудить, а ты сбегаешь! — сильнее сжимаю пальцы на её тонкой кисти, и Ника морщится.
— Мне больно! — пикает.
— Мне тоже.
Застывает. С удивлением разглядывает моё лицо, будто видит его впервые.
Да, мне больно.
Слова любимой женщины о том, что она намерена подавать на развод, как клеймо на сердце. Обжигающее. Разъедающее плоть, точно кислота. И раны кровоточат.
Я думал, что знаю о боли многое. Предательство Эвелины когда-то выпотрошило из меня душу и разрубило её на мелкие куски. Но сейчас внутри ядерным грибом сметается всё. Счастье. Любовь. Кровью по стенам, вперемешку с дерьмом и кишками.
— Стёпа, — срывается с её губ, когда я освобождаю хватку.
— Вернись в номер, — отдаю приказ не разрывая зрительного контакта. — Мы всё обсудим.
Ника трёт покрасневшее запястье, где секунду назад властвовали мои пальцы. У неё останется синяк на руке. Я переборщил.
— Мне страшно, — выдыхает, делая шаг назад.
— Я больше не трону тебя. Обещаю.
Испуганно моргает, недоверчиво качает головой.
— Вероника, вернись в номер. Прошу тебя, — борюсь с желанием закинуть её на плечо и силой оттащить в грёбаный лифт.
— Ладно, — выдыхает жаром, и только теперь я ощущаю капли пота на своём лице.
В номере пахнет хвоей и прохладой, как будто после дождя. После грозы и урагана.
— Садись, — указываю Веронике на постель, но она меня совсем не слушает.
Мнётся у двери, потирает раскрасневшееся запястье и посылает в мою сторону взгляд-проклятье. Ей-богу, дикая кошка, случайно залетевшая в жилой дом. Испуганная и свирепая, с вздыбленной шерстью на холке и взглядом, полным отчаяния.
— Вероника, я не трону тебя! — обещаю тихим шёпотом.
Волкова медленно качает бёдрами, туго запечатанными в дорогое платье, и, устало выдохнув, садится на мятые простыни рядом со мной.
— Я не собираюсь с тобой разводиться, — начинает она, всё ещё потирая своё раскрасневшееся запястье.
Какого чёрта на меня нашло, что я вдруг позволил себе так обращаться с девушкой?! Тем более, с матерью моего сына, с законной женой! Укол совести ощущаю физически, покалывает в грудной клетке.
— Прости, — бросаю взгляд на её руки, и тут же поднимаю его.
Впечатываюсь в её лицо с подтёками от туши для ресниц.
— Ты меня очень напугал, — мямлит. — Как в начале года, когда получил приглашение на свадьбу от бывшей.
В памяти обрывком всплывает раздавленный в ладони бокал и алая струя тёплой крови, прыснувшая фонтаном на белую рубашку.
— Ника, скоро Новый год. Отпразднуем его вместе, в семейном кругу?
Улыбается на мои слова. Мягко и ласково.
— У тебя правда проблемы на работе?
— Такие, что тебе и не снилось, — закрываю глаза.
Проблемы на работе — больная тема.
— Без поездки в Швейцарию не обойтись?
Качаю головой. Даже глаза не открываю. В сознание вновь впивается график с линиями, стремительно ползущими вниз.
— Я хочу поехать с тобой. Возьмём Олесю и Максика. Проведём время вдвоём, пока наш малыш побудет с няней.
Вероника многообещающе кладёт свою холодную ладонь на мою руку, отчего я резко распахиваю глаза. Её губы совсем близко, перепачканные розовой помадой и пересохшие от волнительного ожидания.
— Моя милая девочка, — пальцами свободной руки осторожно касаюсь её лица, будто делаю это впервые.
Бархатистая нежная кожа на её щеках вспыхивает ярким румянцем.
— Я ведь люблю тебя, Стёпа. А ты… — прикрывает глаза, и на её лицо падает тень от длинных ресниц. — Ты мне больно делаешь. Почему нельзя было всё сразу рассказать? Про работу, про проблемы! Я бы поддержала тебя!
— Я очень злился от собственных мыслей. Мой психолог сказал, что наилучшим выходом из положения будет оградить тебя от себя.
— Ты злился из-за работы? — уточняет осторожно, и трётся о мою тёплую ладонь своей холодной щекой.
Я словно дикую кошку приручил. Вот она — домашняя стала. Ластится ко мне и внимания требует, и шерсть больше не дыбом, и взгляд шальной как ветром сдуло.
— Не только из-за работы.
— Из-за того, что я Константина в гости позвала? Ты всё ещё думаешь, я могу тебе изменить? — ошарашенно отстраняется.
— У меня был горький опыт…
— И ты решил, что я такая же, как твоя бывшая? — заводится с полоборота.
— Я так не думаю, — отсекаю.
— Ладно, Стёпа, — раздосадованно шелестит. — Спокойной ночи! Я поеду к сыну.
Встаёт грациозно и, также медленно и волнующе, идёт к выходу из номера.
Как только дверь за Вероникой закрывается, я падаю назад. Чувствую под лопатками мягкую кровать, на которой мы вполне могли бы заделать второго ребёнка. И горько от этой мысли.
Из-за проблем на работе я вовсе забыл, что у меня есть мужские потребности.
И вспомнить о них сейчас — одно из худшего, что могло случиться.
_21_
_Вероника_
Чемоданы собраны и уже убраны в огромный багажник чёрного внедорожника. Назад пути нет.
Зачем я вообще всё это придумала?
На улице гололёд. Вчера днём всё таяло и плыло, а сегодня ударил колючий мороз.
Осторожно сажаю в детское кресло Максимку, завёрнутого в зимний комбинезон. Сынок выразительно смотрит по сторонам, рассматривая окружающий мир.
— Снег идёт! Скоро Новый год, Максик. Дед Мороз обязательно принесёт тебе подарки! — рассказываю себе под нос, пристёгивая ремни безопасности на кресле сына.
Обнимаю Лизу, слишком сильно и нервозно.
— Вероника Алексеевна, вы чего это? — непонимающе хмурится домоправительница.
— До свидания, мои хорошие! Я буду по вам скучать! — следом за Лизой в мои объятия попадает хрупкая уборщица Настя.
Ладошки потеют и краснеют от всколыхнувшихся нервов.
— Счастливого пути! — Виктор мнётся рядом со своей внучатой племянницей, мямлит себе под нос.
Я обхватываю его и сжимаю так, что позвонки хрустят.
Всю ночь меня мучали кошмары.
Я не могла уснуть, долго ворочалась, представляя себе предстоящий перелёт. Если огромная железная птица рухнет с высоты на землю, то этот день станет моим последним. И от этой мысли меня мучает жажда. Я отпиваю из бутылочки прозрачную воду, прочищаю горло и смотрю на Олесю.
Няня мирно стоит возле машины. По её выражению лица не скажешь, что она взволнована.
Видимо, только я так сильно боюсь летать.
— Ну всё, Вероника, поехали! — Стёпа торопит меня, распахивая дверь тачки.
Я даже маме не стала говорить о том, что куда-то собралась лететь. Да ещё и с маленьким ребёнком! Она бы вся моментально покрылась сединой от волнения. Да я и сама вот-вот поседею!
Сажусь в машину, пару секунд рассматриваю собственные руки, будто вижу в них нечто интересное. Сплетаю пальцы между собой и поднимаю глаза.
— Вы никогда не летали? — осторожно осведомляется Олеся, завидев моё волнение.
— К сожалению, нет, — отзываюсь тихо.
— Ника, тебе нечего бояться, — встревает Волков, а у меня от его электрического голоса пот бежит по спине.
Уж успокоил, так успокоил…
Внедорожник плавно въезжает на территорию аэропорта после нескольких изнурительных часов в пути. Самолёты стоят в ряд, блестят на морозном солнце отполированными крыльями. А у меня вновь подлые змейки из неприятных мыслей в голове вьются.
— Добрый день, Степан Ефимович! Вероника Алексеевна! — мужчина в форме встречает нас у машины, учтиво улыбается и головой кивает. — Ваш самолёт уже готов!
Кажется, всё пространство вокруг пропиталось моим страхом. Я лихорадочно смотрю на Волкова, раскинувшегося в кресле напротив. Олеся сидит страва от нас на соседних креслах, расплывается в довольной улыбке при взгляде на Максика.
— У нас опытный пилот, Ника. Он меня уже сто раз возил по миру. Расслабься. Смотри в окошко и дыши полной грудью.
Было бы всё так просто!
В горле пересохло, и мои попытки набрать в лёгкие побольше воздуха оборачиваются сильным кашлем.
— Может, воды? — Олеся смотрит на меня в упор, не мигая.
— Вероника, ты очень бледная, — шепчет Стёпа.
Сознание шатает, будто маятник, и перед глазами скачут тёмные пятна.
— Всё нормально, — успеваю пробормотать, прежде чем пилот даёт команду на взлёт.
Закрываю глаза и зажмуриваюсь, сильно вцепившись ногтями в кожаное кресло.
Частный самолёт — это круто. Наверно. Я не могу оценить всей обстановки, потому что страх связал меня невидимыми путами.
— Вероника, посмотри уже в окно! Красота! — голос мужа эхом врывается в сознание.
И я осторожно наклоняю голову к иллюминатору, сильнее сжав пальцы на подлокотниках. Далеко внизу остался город, его видно весь, как на ладони. Заворожённо замираю, даже моргать не хочу.
— Обалдеть! — шепчу одними губами.
— Когда я впервые увидела вид из иллюминатора самолёта, сразу же захотела стать либо лётчицей, либо стюардессой, — делится с нами Олеся.
— Так что же помешало? — беспечно вступает в диалог Стёпа.
— Не знаю, — пожимает плечами. — Это была детская мечта.
Я шумно выдыхаю, устремив взгляд на мужа. Мне не нравится, когда он общается с другими женщинами, и я всем своим негодующим видом даю это понять.
— А вы, Степан Ефимович, кем мечтали стать в детстве? — продолжает няня, скосив уголок губ в подобие улыбки.
— Даже не знаю. Моя жизнь с самого рождения была предопределена. Мечтать было некогда.
— И всё же? — Олеся выразительно изгибает бровь.
— Хм, — Стёпа по-хозяйски откидывается на кресло и задумчиво трёт подбородок. — Была у меня безумная тяга к сладкому. Давно, когда мама была жива. Она учила меня печь круассаны и пончики. Какое-то время я даже грезил карьерой кондитера.
— Почему ты мне про это никогда не рассказывал? — судорожно выдыхаю воздух.
— Не знаю. Мы с тобой не обсуждали такие вещи, — пожимает плечами.
Возвращаю растерянный взгляд в иллюминатор, за которым сгустились воздушные замки, и даже не могу насладиться красотой природы. Пульс стремительно набирает обороты.
— Степан Ефимович, а вы не думали открыть кондитерское кафе в память о маме? — Олеся лезет в личное и сокровенное, и я едва заметно напрягаюсь.
Ну давай же, Стёпа, покажи свои колючки!
— Была такая мысль, тоже довольно давно. Я поделился задумкой с отцом, и он отговорил меня. — Говорит на удивление спокойно.
— Грустно, — Олеся выдаёт сопереживающую гримасу.
— Возможно, когда-нибудь я открою сеть кондитерских в честь памяти о моей матери. Спасибо, Олеся, что напомнили мне об этом желании.
Мои глаза сейчас на лоб полезут от шока. Волков ни с кем никогда не обсуждает эту тему. При упоминании о том, что он когда-то был маленьким мальчиком из полноценной семьи, обычно у него на лбу выступает сетка мимических морщин и венка на шее начинает дёргаться. А тут ещё и "спасибо".
Я молчу. Напряжённо выслушиваю милую беседу мужа с няней, залипая в окно. Солнце медленно опускается за облака, озаряя горизонт красным свечением. С самолёта закат смотрится по-особенному великолепно. И я даже на какое-то время расслабляюсь, забывая о проблемах, гложущих меня на протяжении трёх месяцев.
Но стоит только пилоту вывести железную птицу на посадку, я вновь вспоминаю о своей реальности, и в глубине души зарождается надежда.
Швейцария изменит всё!
Мы с Волковым побудем вдвоём, погуляем по заснеженной Женеве, поужинаем где-то в кафе, обсудим всё, что накопилось за этот чёртов месяц. Раскроем друг другу души, обнажим их. Чтобы секретов и недомолвок больше не было.
_22_
_Степан_
— Завтра сложный день, Вероника, — осторожно касаюсь плеча жены.
Волкова стоит у зеркала в одном полупрозрачном халатике и расчёсывает густую прядь золотистых волос. От моего прикосновения Ника вздрагивает и застывает, а я невольно притягиваю её спиной к себе. Её лопатки ударяются о мою грудь. Втягиваю запах её волос и мучительно закрываю глаза. Сладкая и пьянящая. Всё ещё моя, но отдалившаяся настолько, что я позабыл, чем пахнет родная женщина.
— Стёп, спать пора, — откладывает расчёску на столик и ловит мой сосредоточенный взгляд в отражении зеркала.
— Ничего поинтереснее ты мне не предложишь? — скольжу пальцами по её бархатистой коже, убирая волосы в сторону и оголяя длинную шею.
Целую с трепетом и осторожностью, оставляя мокрый след. С надеждой наблюдаю за волной мурашек, покрывшей её кожу.
— Стёпа, завтра сложный день, — натянуто улыбается и отстраняется, передразнивая меня моей же фразой.
Ника буквально испаряется из моих рук, забирая с собой тонкий пленительный запах.
Выходит из ванной комнаты, хлопнув дверью.
А я смотрю на своё отражение. Долго и пристально.
Моя жена мне не даёт!
И эта мысль вновь волочит за собой подозрения и сомнения.
Раз мне не даёт, значит, трахается с кем-то другим.
Руки невольно сжимаются в кулаки.
Я что, похож на приманку для гулящих женщин?
Умываюсь холодной водой, чтобы привести мысли в порядок, и выхожу в просторный номер отеля. Максим спит в детской кроватке, мирно и безмятежно. Сынок вообще проспал большую половину дня, бодрствуя только во время приёмов пищи, и я уже начал бояться, что нас ждёт бессонная ночь.
Но всё обошлось.
Вероника лежит в кровати, завернувшись в лёгкое одеяло. Её соблазнительный силуэт под тонкой тканью так и манит, но я уверен, что даже пытаться проникнуть в её трусики нет смысла. Неприступная крепость! А взять её штурмом — ниже моих принципов.
Ранний подъём сказывается на моём самочувствии. Я рассеян и разбит. И взбодрить меня не может ни крепкий кофе, ни плач малыша.
Вероника меняет памперс Максимке и принимается громко отсчитывать колличество ложек смеси.
— Хорошего дня, — бросает дежурно, даже на меня не посмотрев.
— Прогуляйтесь сегодня с няней, развейтесь. Я пополнил твою карту, — также буднично сообщаю я и прохожу к выходу из номера.
Оборачиваюсь.
Ника уже сунула Максимке бутылочку, уложив сыночка на бочок. Забавное чмоканье расползается в тишине, и я невольно застываю в дверях.
Я уже забыл, какие на вкус губы у моей жены. Подхожу семимильными шагами к Волковой, хватаю за затылок и заставляю заглянуть в мои глаза.
— Стёпа, ты чего..? — шепчет.
А если бы не было ребёнка рядом, скорее всего взвизгнула бы от неожиданности.
Впиваюсь в её губы яростно и жадно, чтобы убедиться, что моя Канарейка всё такая же сладкая на вкус. Углубляю поцелуй, и Ника реагирует: дышит тяжело и тонкие пальцы запускает мне под пиджак.
Отрываюсь, оставляя на её губах след.
— Стёпа, — в голубых глазах образуется тёмная бездна.
— Я люблю тебя, — нежно касаюсь губами её щеки.
— И я тебя… тоже… — смотрит с лукавым прищуром. — Может, побудем вдвоём сегодня вечером?
Ах, какой тонкий намёк!
— Теперь я ещё больше буду спешить к тебе, — улыбаюсь.
— Тогда до вечера, любимый!
А вот поцелуй, страстный и волнительный, бодрит. И обещание, данное женой, заряжает позитивом. Поэтому к швейцарцам я приезжаю с позитивным настроением, хотя и понимаю, что от сегодняшней сделки будет зависеть судьба всей моей корпорации.
— Степан Ефимович, доброе утро! Рад вас видеть! — Доминик Амьель встречает меня в переговорной.
Темноволосый мужчина с хитрыми прищуренными глазами хищника и носом, как у орла, раскинулся в кресле директора.
— Доброе утро, — натягиваю улыбку, которая даётся мне с трудом.
Я ожидал, что буду вести переговоры непосредственно с управляющим компанией, а не с Домиником, у которого статус гораздо ниже.
— Начнём, — жестом предлагает мне занять кресло напротив.
И мне ничего не остаётся, как отключить эмоции и взяться за работу с чистыми мыслями. Но обсуждение дальнейшего сотрудничества Доминик прерывает неожиданным вопросом:
— Как поживает ваша супруга?
Внутренне меня передёргивает, но внешне я сохраняю хладнокровное спокойствие.
— Всё прекрасно. Вероника прилетела вместе со мной.
Замечаю любопытную ухмылку собеседника.
Амьель ставит локти на стол и скрещивает пальцы.
— Так значит, вы, господин Волков, женились на малявке — помощнице? Думал, это только слухи.
— Женился, — коротко киваю. — Я её безумно люблю.
Перед глазами почему-то проплывает картинка из прошлого, когда Доминик слишком многое себе позволил! Он касался тела моей Вероники, когда та грохнулась посреди зала переговорной, рассыпав документы по полу. Мурашки пробегают по спине.
Доминик хитро улыбается, и взгляд его меняется. Искрится. Точно также он смотрел на Веронику в тот день. Жадно, липко, поглощающе.
Нет, он не на орла похож. На коршуна!
На вечере, устроенном в честь подписания контракта, Амьель спрашивал у меня про Веронику, пытался прощупать почву. Свободна ли она, давно ли работает на меня, есть ли у неё мужчина? Я быстро сообразил, что им движет спортивный интерес. Он просто решил поиметь женщину из России, тем более Ника видная, статусная. Такую грех не захотеть.
Тогда я обрубил этому коршуну крылышки, чётко обозначив, что Канарейкина принадлежит мне во всех смыслах. И Амьель отстал.
Но сегодня его нездоровая улыбка и чокнутый блеск в тёмных глазах вновь выводит меня из равновесия.
— Слышал, что вы стали отцом. Мои поздравления! — Доминик вновь скашивает уголки губ.
Улыбка у него выходит пугающая и зловещая. И в кабинете повисает тишина, вязкая и густая. Слышно, как тикают настенные часы, отсчитывая секунды, но я молчу. Смотрю на швейцарца с ледяными глазами в упор. Буравлю его тяжёлым взглядом.
— Продолжим обсуждение сделки, — наконец начинаю я.
В этот раз игра ведётся не по моим правилам. Швейцария выдвигает условия, и я должен быть крайне осторожен. Потому что не могу дать моей корпорации обанкротиться, не хочу лишать столько людей работы.
— Знаете, Степан Ефимович, есть кое что, что помогло бы вам продолжить сотрудничество с нами, — Амьель начинает издалека, но я уже чувствую неладное.
— И что же это?
— Ваша жена. Я хочу провести с ней вечер! И тогда наше сотрудничество может быть продолжено.
Совсем ахринел?
Руки бесконтрольно сжимаются в кулаки, фаланги пальцев белеют.
— Нет. Это не обсуждается!
Вероника только моя! Я не позволю какому-то коршуну проводить с ней время.
Доминик тяжело вдыхает наэлектризованный воздух и нарочито шумно выдыхает:
— Это единственное условие. И мы сможем продолжить работу по прежнему договору. Вы выйдите сухим из воды.
— Боюсь, что моя жена не захочет провести вечер с вами.
— А вы подстройте. Обещаю, что без согласия вашей жены я и пальцем её не трону.
Глаза застилает кровавая пелена. Я готов прямо сейчас схватить наглеца и выпотрошить его тело, пропустить через мясорубку, чтобы все его кости с хрустим сломались.
— Если я получу отказ, то и вы тоже, — Доминик усмехается и отодвигает от себя папку с документами.
— Что вы собираетесь делать с моей женой? — ревностно хриплю.
— Ничего противозаконного. Просто ужин и прогулка. Покажу ей Женеву. И если Вероника не захочет большего, то я отпущу её домой.
Это должен быть наш вечер. Её и мой.
Хочется потереть виски, потому что голова вот-вот расколется.
Люди останутся без работы. Отец будет в ярости.
Всё смешалось и запуталось. Без сотрудничества со Швейцарией корпорация Нефть "ВЕС" потеряется на рынке, останутся от неё только руины. Всё, что так долго возводил мой отец утонет, подобно Атлантиде.
И я не могу этого допустить.
Но и свою жену отдать на растерзание коршуну не могу.
_23_
_Вероника_
— Олеся! — окликаю нянечку, которая непринуждённо болтает с мужчиной за столиком в кафе нашего отеля.
— Да, Вероника Алексеевна! — оживляется и бежит в мою сторону.
— Уложи Максима спать, — отдаю ей ребёнка.
Олеся за это время показала себя хорошо. У неё действительно замечательно получилось найти общий язык с малышом.
И не только с малышом.
Мужчина, с которым она общалась, провожает её жадными глазами.
А я лишь морщусь и прохожу к барной стойке, чтобы заказать себе апельсиновый фреш.
Сегодня очень важный день. Он должен вернуть наши со Стёпой тёплые взаимоотношения, которые были до рождения сыночка. И я очень надеюсь, что именно сегодняшний вечер станет самым волшебным из всех, что когда-либо были. Зимняя Женева с уютными домиками, построенными чётко в длинные ряды, узорчатые фонари и дух приближающегося Нового года — всё это создаёт особенную сказочную атмосферу, заставляющую широко распахивать глаза и верить в чудо.
Однажды чудо уже случилось: сам Волков влюбился в меня! В девушку, которая ни о чём не мечтала и звёзд с неба не ждала. И я уверена, что это волшебство продолжится, как только я войду в ресторан.
Стёпа прислал романтическую записку с адресом. У меня есть ещё полтора часа, чтобы подготовиться.
Поэтому в номере я быстро принимаю душ и надеваю чёрное кружевное бельё. Пару секунд рассматриваю своё отражение в зеркале, прежде чем натянуть чулки и чёрное платье в облипку.
Образ получается дерзким и смелым. Пока подкрашиваю глаза, только и делаю, что тону в вязких обволакивающих мыслях. Стёпа будет медленно расстёгивать молнию этого платья, ласкать мои обнажённые плечи своими сильными ладонями. Его горячие губы оставят след на бархатной коже, обжигающий и многообещающий. Томно вздыхаю, продолжая утопать в мечтах.
Мне не терпится быстрее оказаться рядом с мужем.
Тело покрывается мурашками, жар трогает спину. Невольно вспоминаю с каким напором Волков поцеловал меня с утра, заставив на долю секунды лишиться рассудка.
Жаркий шар разгорается внутри меня, внизу живота появляется ощутимое тянущее чувство возбуждения.
Наношу на губы прозрачный блеск и спешу к выходу, захватив с собой белоснежную шубку. Меня уже ждёт машина у выхода из отеля.
Всю дорогу меня не покидает волнение. Я как будто иду на первое свидание!
Стёпа заказал столик в одном из лучших ресторанов Женевы. Как только вхожу в просторное помещение, тут же слышу тысячи приятных запахов. Меня встречает девушка — администратор с глубокими серыми глазами. Я заслушиваюсь её низким голосом, говорящем на немецком языке.
Звучит пугающе.
К тому же, я не слова не понимаю. Стёпа сказал, что мне достаточно будет называть мою фамилию, и администратор сразу же отведёт меня к столику.
— Вероника Волкова, — трусливо бормочу я в ответ на пламенную долгую речь.
Девушка широко улыбается, оголив ровный ряд белоснежных зубов, вновь громко и грубовато трещит на немецком и жестом указывает следовать за ней.
Я попутно засматриваюсь на интерьер. Стены из белого камня, множество пейзажей с горами и тёмными реками, декоративные лампочки с рыжим тусклым свечением и тёмная лаконичная мебель. Нет шика и богатства, всё довольно просто.
И я в своём чёрном платье не очень-то вписалась.
Администратор указывает мне за столик, и я тут же застываю.
Тёмные знакомые глаза смотрят на меня с любопытством, скользят по моей фигуре, будто вот-вот сожгут к чертям это неуместное платье.
— Это какая-то ошибка, — выдыхаю я, растерянно хлопая ресницами.
К сожалению, администратор не понимает мой русский.
— Вероника, добрый вечер! Меня зовут Доминик Амьель, мы с вами встречались год назад…
— На подписании договора в корпорации Нефть "ВЕС", — завершаю фразу.
Мужчина с орлиным носом, который помог мне встать с пола и собрать документы в тот день.
Конечно, я его узнала.
Что он тут делает?
— Присаживайтесь, госпожа Волкова, — швейцарец тут же поднимается с места и отодвигает для меня кресло.
И мне ничего не остаётся, как подчиниться.
Волна негодования хлещет по сознанию, словно розгами по обнажённой спине.
— Вы, наверно, удивлены?
Не то слово!
— Дело в том, — продолжает Доминик не сводя глаз с моих обнажённых ключиц. — Дело в том, что господин Волков подарил мне вечер с вами.
— Что? — срывается с губ с обидой и гневом.
_24_
Щёки моментально начинают пылать. Меня накрывает дикое отвращение и желание незамедлительно покинуть это заведение.
Стёпа подарил вечер со мной другому мужчине.
Это просто возмутительно!
Заснеженная Женева, ужин вдвоём, ощущение сказки… я мечтала, что мы проведём время вместе. С трепетом собиралась на свидание. А Волков просто перечеркнул мои планы!
— Вероника, я заказал для вас лёгкий овощной салат и красное вино, — Доминик глаз с меня не сводит.
Лапает взглядом.
— Перестаньте смущаться, госпожа Волкова. Это просто ужин! — швейцарец самоуверен и расслаблен.
А я сижу, как на иголках.
Ох, дорогой Доминик Амьель, я вовсе не смущаюсь. Я В ГНЕВЕ!
— Почему Стёпа так поступил? — откидываюсь на спинку стула и закидываю ногу на ногу.
— Я не знаю, — пожимает плечами и сужает глаза в хитром прищуре.
Всё он знает!
Стоит только мне добраться до мужа, я сразу же покажу ему, где зимуют раки! Степан отхватит от меня порцию громких ругательств, и, уверена, запомнит этот вечер надолго.
А сейчас мне нужно успокоиться. Я жена миллионера, и я обязана держать лицо в любой ситуации. Даже в другой стране меня могут преследовать папарацци.
Сфотографируют меня с этим швейцарцем и напишут всякие гадости.
Делаю глубокий вдох и шумно выдыхаю.
Официант приносит вино и салат.
— Знаете, Вероника, вы ведь мне сразу понравились. Я был разочарован, что вы не присутствовали на праздничном ужине после подписания договора! — признаётся Амьель, и я мысленно закатываю глаза.
Стёпа не разрешил мне пойти, потому что приревновал. А сейчас сам отдал меня в лапы этому мужчине!
— У меня были дела, — отмахиваюсь.
— Расскажите мне о себе, — Доминик улыбается.
Ох, как же хочется повыбивать ему все отбеленные идеальные зубы.
— Что вам обо мне интересно?
— Всё, — выдыхает с хрипотцой. — Кем вы работали перед тем, как попали в корпорацию к господину Волкову?
— Официанткой, — усмехаюсь.
Доминик настороженно хмурится. Не верит.
— Я говорю правду, — насаживаю на вилку помидор из своей тарелки. — Я жила с матерью, страдающей алкоголизмом, зарабатывала копейки и тянула всё на себе, а Стёпа вырвал меня из привычной нищеты и поселил в сказке.
— Удивительно, — лицо Доминика выразительно вытягивается. — Я сразу почувствовал родственную душу. Теперь знаю, что не ошибся.
— О чём вы?
— Я родился в России. Родная мать умерла при родах, биологический отец от меня отказался. Я попал в детский дом. Первые одиннадцать лет своей жизни я хотел бы забыть.
По моим рукам скользят мурашки от такого признания, а Амьель приобретает в моих глазах совершенно другой вид. Нет больше облика мерзкого мужчины, который откровенно раздевает меня взглядом.
— Как вы оказались на вершине жизни? — спрашиваю тихо, чтобы скрыть неожиданно возникшую дрожь в голосе.
— Меня усыновили, когда мне было двенадцать лет. У приёмных родителей было всё: высокооплачиваемые работы, перспективы, сильная и крепкая любовь. И страшный диагноз на двоих: бесплодие.
— У обоих?
— Да.
— Это очень… необычно, — мысли спутываются, и я не знаю, какие слова подобрать.
Я вообще не знаю, о чём можно говорить с Домиником.
У меня должен был быть романтический ужин с мужем, а я вынуждена краснеть перед швейцарцем и фильтровать свою речь, чтобы не задеть чувств чужого мне мужчины.
— Я слышал, что вы волшебно поёте! — Амьель резко вскакивает с места, чем пугает меня. — Поэтому я приготовил для вас подарок!
Машет рукой, будто подзывает кого-то к себе.
— Вы же любите музыку, Вероника? — взгляд его снова становится липким.
Ещё и странная улыбка на лице вводит меня в ступор. Могу только кивнуть в ответ.
Нужно расслабиться и перестать мысленно проклинать Волкова.
Осторожно беру красивый фужер с вином и делаю глоток. Вкус яркий и неожиданно приятный. Терпкое ягодное послевкусие моментально кружит голову.
К нам подходит миловидная девушка в нарядном розовом платье. Тонкими руками она обнимает скрипку, пару секунд смотрит на меня и, как только Амьель кивает ей, она начинает скользить смычком по струнам, заставляя музыкальный инструмент выдавать сказочную мелодию. Дух захватывает от волшебного звучания скрипки, а на руках волоски встают дыбом.
Я делаю ещё один глоток терпкого вина, прикрыв глаза от удовольствия.
Конечно, я бы хотела, чтобы такой сюрприз мне устроил родной муж, а не Амьель.
— Свеееет озарил мою больную душу, нееееет, твой покой я страстью не нарушу! — Доминик резко начинает петь, и я вздрагиваю.
Такого я не ожидала!
Мысли о том, что я хочу такой сюрприз от Волкова, тут же отлетают. Если бы Стёпа заголосил вот так же, на весь ресторан, я бы со стыда сгорела.
Впрочем, я и так ощущаю прилив жара к лицу!
— Бреееед, полночный бред терзает сердце мне опять. О, Эсмеральда, я посмел тебя желать! — швейцарец продолжает голосить, между делом дотрагивается холодной ладонью до моего плеча.
Слишком личный жест.
Обвожу взглядом соседние столики. К моему великому несчастью посетители с нескрываемым любопытством глядят на нас. Точнее, на Доминика, который буквально растворился в музыке. Он будто находится на сцене и играет роль Горбуна в известном мюзикле. Глаза его прикрыты, правая рука театрально приложена к сердцу.
— Мой тяжкий крест — уродства вечная печать, я состраданье за любовь готов принять! — сжимает руки в кулаки и эмоционально жестикулирует.
А поёт Амьель, нужно признать, не плохо. Только вот странный выбор композиции, да и место для исполнения серенады неподходящее.
Интересно, нас не выгонят из ресторана?
— Hет, горбун отвержен и с проклятьем на челе, я никогда не буду счастлив на земле! — раскрывает глаза и прожигает ими меня.
Скрипка умолкает, и я готова благодарить и небеса, и самого Доминика за то, что он не стал продолжать песню до конца. Финальная фраза "Я душу дьяволу продам за ночь с тобой" из уст швейцарца довела бы меня до ручки.
— Вам понравилось, Вероника? — настойчиво интересуется Амьель.
— Да, очень понравилось, — губы вздрагивают в нервной улыбке.
— Я могу продолжить!
— Нет, нет! — вскрикиваю и тут же прикусываю язычок. — Доминик, вы прекрасно поёте. Спасибо вам за такой сюрприз!
_25_
_Степан_
Алкоголь кружит голову. С пренебрежением осматриваюсь и выдыхаю раскалённый воздух.
Я сам, своими собственными руками, отдал свою жену проклятому коршуну, а теперь в мозге кишат только поганые мысли. Как тараканы скрежещут лапками, заставляя рассудок шелестеть от представлений самого худшего. Вероника — ангел! Она не станет флиртовать со швейцарцем и тем более не позволит ему ничего гнустного и мерзкого.
Но, что если..?
Сильно сжимаю в руке стакан с коньяком и глаза застилает кровавая злоба. Ника обидеться на меня за мою выходку, устроит мне тотальный вынос мозга. Я постараюсь ей объяснить, что не мог поступить иначе.
Мне дорога моя корпорация. Я ответственен за судьбы людей, которые на меня работают. И это был единственный выход, чтобы оставаться на рынке и не обанкротиться.
Но я жалею, что пошёл на этот шаг: позволил Амьелю провести вечер с моей женой. Собственные мысли невидимыми путами легли по рукам и ногам. Я бессилен в сложившейся ситуации.
— Господин, вы спите? — тонкий голосок Олеси разрезает тишину.
— Нет, — с трудом фокусирую пьяный взгляд на её стройной фигурке, обтянутой шёлковым халатиком.
— Максим Степанович уже десятый сон видит, — улыбается.
А я отворачиваюсь и делаю жадный глоток, обжигающий и горький.
— Ты что-то хотела? — бормочу отстранённо.
— Да, Степан Ефимович, хотела, — Олеся проходит вглубь номера и останавливается у моего стола.
Я слышу её сбившееся дыхание. Буквально чувствую, как учащённо долбит её сердце в груди.
Перевожу взгляд на девушку, стоящую прямо передо мной. В приглушённом свете ночника её кожа выглядит сияющей, будто какие-то масла нанесла на тело. Изящным движением Олеся тянет за пояс халата, и чёрный шёлк падает ей в ноги. Без стеснения и робости она остаётся лишь в чёрных кружевных трусиках.
Закрываю глаза и прикладываю напряжённые пальцы к переносице.
— Что ты делаешь? — негодующий рык разрывает тишину.
— Я хочу вас, господин, — сладостно шепчет. — Неужели я вам не нравлюсь?
Распахиваю глаза и оценивающе скольжу по смуглому телу. Крепкие бёдра, упругая грудь, плоский животик. Идеальная. Молодая и красивая.
— Не нравишься, Олеся, — выдаю строго и уверенно. — Я женат!
Демонстративно показываю шалашовке своё кольцо на безымянном пальце, и её губки начинают припадочно дрожать.
— Вероника Алексеевна ни о чём не узнает, — шепчет, пряча обиду.
— Пошла вон! — вновь отворачиваюсь от обнажённого тела и недовольно морщусь.
Держать себя в штанах очень сложно, но только когда дело касается Вероники. На всех остальных смотреть не могу.
— Но, Степан Ефимович, я… я… — давится словами, голос срывается в истеричные всхлипывания.
— Олеся, если ты быстро оденешься и скроешься в туман, то я сделаю вид, что этого инцидента не было. Но если ты продолжишь попытки соблазнить меня, то мы попрощаемся навсегда.
— Хорошо, — цедит сквозь зубы.
Разозлилась.
А на что она рассчитывала?
Быстро поднимает свой халатик и накидывает его на голые плечи, дрожащими пальцами завязывает пояс и, вытирая слёзы, спешит к выходу из номера.
Как только няня касается дверной ручки, на пороге резко и неожиданно появляется Вероника.
Вижу, как жёнушка недоумевающе осматривает Олесю с головы до ног, будто сканирует.
— Что случилось? — Ника растерянно смотрит на заплаканное лицо нянечки, а потом переводит взгляд на меня.
Пожимаю плечами.
— Всё хорошо, Вероника Алексеевна, — Олеся шмыгает носом. — Просто меня бросил мой интернет — бойфренд. И мне было так плохо, что я… я думала, что в вашем номере есть спиртное.
— Что? Ты собиралась выпить в тот момент, когда я доверила тебе своего ребёнка? — Волкова вспыхивает.
Тот случай, когда хотела выкрутиться, но закопала себя ещё глубже.
Невольно усмехаюсь, пряча улыбку в кулак.
— Олеся, это очень непрофессионально! — железный тон и ни одной эмоции на лице.
Вероника изменилась в браке. Холодная стала, надменная.
— Простите, госпожа! Такого больше не повторится.
Вероника смотрит на меня, будто ожидает моей реакции. И я поднимаю стакан с коньяком и дерзким глотком выпиваю до дна.
— Олеся, пойдём поговорим, — Ника покидает номер, нарочито громко хлопнув дверью.
_26_
_Вероника_
Вечер, проведённый со швейцарцем Домиником, помог мне на время расслабиться и забыть, что моя жизнь в какой-то момент превратилась в череду однотипных дней. Я существую где-то между сменой очередного памперса и переживаниями за наши с Волковым отношения.
Я молодая женщина, которой нужен рядом живой муж, а не призрак, приходящий раз в месяц! И если Стёпа не понимает, что я нуждаюсь в ласке и понимании, то лучше всего поставить точку. Разорвать этот чёртов брак.
После прогулки по сказочной Женеве и долгих рассказов Доминика о швейцарских легендах, я возвращалась в номер с полной уверенностью, что закачу скандал мужу. Вообще это не в моём стиле, я мягкая и понимающая, но не сегодня!
И, как кстати, под горячую руку подвернулась няня. Да не просто подвернулась, а нагло попалась мне на глаза в полуобнажённом виде, выходя из номера моего мужа. Скользнула брезгливым взглядом по её длинным ногам и тонкой талии, подчёркнутой наспех затянутым поясом откровенного халатика, и пульс завибрировал в ушах. Сердце словно кипятком ошпарилось и перестало биться.
— Олеся, пойдём поговорим, — выхожу вслед за молодой женщиной в длинный коридор.
— Да, Вероника Алексеевна, — выдавливает улыбку, а у самой глаза на мокром месте и губы дрожат.
Я вздыхаю и смягчаюсь. Не могу я быть такой же, как все эти пафосные жёны миллионеров. И да, пусть осознание ситуации медленно накрывает меня, я не устрою няне допрос с пристрастием.
— Олесь, ты же понимаешь, что алкоголь тебе не поможет? Что за парень такой тебя бросил, раз ты напиться решила? — пропускаю все свои подозрения мимо.
— Он… красивый, умный, сильный… — шепчет, закрыв глаза.
— Всё образуется. Если тебе плохо и ты хочешь побыть одна, то я заберу Максимку.
— Максим Степанович уже спит, не стоит его тревожить, — головой качает и в глаза мне не смотрит.
— Олесь, — делаю шаг в её сторону и касаюсь пальцами холодной руки. — Ты же умная женщина. И сильная.
— Д-да. Вы правы! — смахивает слёзы. — Всё будет так, как я хочу.
Улыбка, мельком скользнувшая по её лицу, выбивает мне почву из-под ног. Слишком самоуверенная и открыто намекающая на что-то.
На что? Не знаю.
— Ты точно впорядке? — спрашиваю, потому что боюсь оставлять ей ребёнка на ночь.
Да, это её работа. И Олеся ни разу не накосячила, всё выполняла профессионально. Мне даже есть чему у неё поучиться. Но сегодня я не уверена, что няня справится. Уж очень тяжело ей, видимо, пережить финал интернет — романа.
— Я в порядке. Простите, что заставила вас напрячься. Спите спокойно! — как ни в чём не бывало.
— Олеся, — окликаю её, когда та стоит уже у двери в свой номер. — Не запирайся. Я зайду за Максимкой минут через двадцать.
— Хорошо, — виновато поджимает губы и скрывается за дверью.
И я остаюсь одна в длинном коридоре из множества закрытых дверей. К выпивающему Волкову идти не хочется, но мы, к великому сожалению, сняли один номер на двоих в надежде, что сблизимся.
Или в эту сказку верю только я?
Неохотно распахиваю дверь и вхожу. Стёпа так и сидит за столом с обновлённым стаканом янтарной жидкости, поблёскивающей в приглушённом свете ночника. Ровной походной я подхожу ближе и, не церемонясь, сажусь прямо на стол, закинув ногу на ногу. Очень кстати в разрезе платья сверкает резинка чулка.
— Спасибо тебе за этот вечер, Стёпа! Мы с Домиником потрясающе провели время. Я столько нового узнала! И о Женеве, и о Швейцарии в целом. А ты в курсе, что Доминик потрясающе поёт? — провоцирующе заглядываю в мутные глаза Волкова.
— Издеваешься? — выцеживает сквозь зубы, скрывая раздражение.
— Кто издевается, я? — хлопаю пушистыми ресницами, а-ля сама невинность, а потом взгляд мой свирепеет. — Ты сам отдал меня ему!
Шиплю, глядя в насмешливое лицо мужа.
— Он тебе нравится?
Отмечаю пульсирующую вену на шее Волкова. Она, как предохранитель, сообщает лишь об одном — мне пора сбавить обороты.
— Не нравится. Я в бешенстве от того, что ты отдал меня какому-то швейцарцу, будто я вещь! Скажи мне теперь, какова моя цена?
Лицо Стёпы вытягивается:
— Я бы никогда не отдал тебя другому мужчине. Ни-ког-да!
— Ага, — саркастично фыркаю. — А как тогда это называется?
— Вероника, ты не понимаешь…
— А ты объясни! — перебиваю диким взвизгом.
Нас слышит весь отель! Соседние номера точно.
— Я на грани банкротства, Вероника. Я говорил, что у меня проблемы, но не обозначал их масштабов. Ещё месяц-полтора, и корпорацию Нефть "ВЕС" придётся прикрыть. Все люди, которые на меня работают, останутся с голыми задницами!
Я медленно моргаю, складывая детали пазла. Если всё на самом деле настолько плохо, то…
— Ника, мне плевать, что я останусь без золотой жилы. Плевать! Я действую в интересах своих сотрудников. Конечно, большинству из них будет не сложно найти новую работу. Но есть те, кто… кто не найдёт.
Стёпа закрывает лицо ладонью, выдыхает разряженный воздух и встаёт со своего места, оставив стакан с крепким напитком на столе.
— Я очень хочу, чтобы все были счастливы, — выдаёт отстранённо, даже не посмотрев на меня. — Амьель поставил условие. Свидание с тобой в обмен на сотрудничество.
— Ладно. Я действительно не плохо провела вечер.
— Я ведь могу тебе доверять? — а вот теперь взгляд мужа падает на меня. Убийственно тяжёлый, ощутимый физически.
— Ничего лишнего Амьель себе не позволил, — выговариваю спокойно и тихо. — Ты же знаешь, что я тебя люблю. Мы семья.
— Последнее время от семьи у нас только штампы в паспорте, — Волков подходит ближе, и я чувствую запах алкоголя. — Вероника, завтра я перезаключу договор, мы вернёмся в Россию, и там у нас будет настоящее свидание. Я тебе обещаю!
— Нужно начинать подготовку к Новому году! Давай всех соберём? Моих родителей и твоего отца пригласим?
— С отцом сейчас некоторые недопонимания. Его я звать не хочу.
Расстроенно вздыхаю и спрыгиваю со стола.
— Я за ребёнком, — выдавливаю улыбку и поспешно направляюсь к выходу.
_27_
_Вероника_
Дома нас встречают все: Настя с Виктором, Лиза и два человека из охраны.
Будто мы никуда и не улетали.
— Привет, мои хорошие! — вновь обнимаю персонал, как родных.
За год я очень сильно к ним привыкла. Каждый из них для меня особенный, по-своему дорогой.
— Вероника Алексеевна! Я подготовила вашу комнату. Вы, должно быть, устали с дороги? — Настя обнимает меня в ответ с искренней улыбкой.
— Устала. Но мне не до отдыха. Я хочу поехать к родителям.
Уже через два часа я и Максимка подъезжаем к центру города. Многоэтажка, в которой теперь живёт моя мама с дядей Петей, совершенно новая и свежая. И район приличный! Тут и с коляской без охраны гулять не страшно, однако Волков настоял, чтобы я взяла с собой одного из телохранителей. И зачем это вообще нужно? Опекает нас, будто мы не в состоянии сами о себе позаботиться. Я всё понимаю, но иногда Стёпа перегибает палку со своим надзором за мной.
— Доченька, милая! — мама выбегает ко мне навстречу из подъезда с распростёртыми объятиями. — Как же давно мы не виделись!
Родительницу не узнать. С тех пор, как она пить бросила, с каждым днём её вид становится всё лучше и лучше. Мама нашла хорошую работу, стала следить за модой. И дядя Петя, между прочим, тоже выглядит гораздо лучше, чем год назад.
— Привет, Верочка! — отчим встречает меня обаятельной улыбкой. Пусть пары зубов и не хватает, но теперь это кажется мне больше милым, чем ужасным.
И это его "Верочка" выворачивает душу от трепета и расплавляющего тепла.
Вот бы бабушка была жива! Вот бы она видела, как я живу!
Баба Аня обязательно бы дала мудрый совет, как мне наладить отношения с мужем. Вот кто-то, а бабуля, как ни кто другой, умела давать подсказки и налаживать жизни людей.
Только с одной судьбой она не могла справится при жизни: мама моя заливала до последнего. Уверена, баба Аня бы гордилась своей дочерью сейчас.
Осматриваю маму с головы до ног, в новой шубке, в красивенькой шапке и чёрных сапожках.
— Ты отлично выглядишь! Красавица! — искренний комплимент вгоняет родительницу в краску.
— А ей тоже самое говорю! Наташ, ты очень красивая! — подхватывает дядя Петя.
— Ой, ну прекратите! Засмущали! — отмахивается и заглядывает в коляску, тут же меняется в лице, расплывается, как масло на горячем хлебе. — А кто это тут у нас такой маленький? А кто это у нас такой розовощёкий?
— Богатырь! — отчим тоже любуется внуком.
Ближайший час мы проводим за милой беседой и обсуждением всего на свете. Яркое солнце припекает, и даже не чувствуется, что на улице морозно. Дядя Петя везёт коляску, а мы с мамой идём под ручку.
— Мам, скоро Новый год. Вы с дядей Петей к нам приезжайте. С ночёвкой. Посидим всей семьёй.
— Ой, Вероника! Какая чудесная идея! — радостно отзывается счастливый голос.
О такой семье я мечтала всю жизнь.
Молила небеса, чтобы мама больше не притрагивалась к спиртному, чтобы у неё был хороший любящий муж. А теперь это всё — моя реальность!
Хоть в чём-то у меня всё хорошо.
Стёпа сегодня после прилёта сразу отправился в офис по работе, вновь не обратив на меня никакого внимания. За последние три месяца мы поцеловались один раз! ОДИН! Эта мысль оставляет отравляющий осадок на сердце.
По пути домой я вновь и вновь прокручиваю события, произошедшие в Швейцарии.
Ничего не наладилось.
Наверно, пора взять всё в свои руки. Самой организовать свидание! От Волкова не дождёшься. Я понимаю его. Проблемы на работе действительно серьёзные, глобальные, и решать их нужно незамедлительно, но Стёпа совсем забыл о том, что у него есть семья.
Боюсь впускать в голову мысли, что он может мне изменять. Ну как живой здоровый мужчина обходится без секса?
Телефон вибрирует в кармане куртки, вырывая меня из засасывающей воронки раздумий.
— Привет, Люд! — отвечаю на звонок.
— Ты где? — голос подруги дрожит.
— Была у родителей. Еду домой.
— Ника, — всхлипывает. — Можешь приехать?
— Что случилось?
Сердце становится каменным от недоброго предчувствия. Просто так Люда не стала бы меня беспокоить.
— Приезжай. Я всё расскажу! Я сейчас с ума сойду! — последнюю фразу она выдыхает с такой болью, что у меня ладони потеют.
— Где ты?
— Я в ресторане, где мы раньше работали.
— Жди. Минут через тридцать буду!
_28_
_Вероника_
Целую Максимку в пухлую щёчку и передаю его няне.
— Покорми, переодень. Он выспался, нужно расстелить коврик. Пусть учится ползать! — даю указания, запахивая пальто.
Люда, наверно, уже меня заждалась. Как и водитель у входа.
Я долго не могла отыскать Олесю. На звонки она не отвечала, и пока я с ребёнком на руках металась по всему дому, мирно попивала сок сидя у бассейна.
— Ну всё, до вечера. Стёпе скажите, что я уехала к Людке! — прощаюсь с Виктором.
Волков обещался прийти домой после работы пораньше. Нам просто необходимо побыть вдвоём, поговорить. Но я не могу оставить подругу в беде, помня, сколько раз она меня выручала. Пустила пожить к себе, когда я ушла от мамы и выяснила, что мой парень Влад оказался женатым, давала советы и утешала при любой моей проблеме, даже согласилась пожить вместе со мной в доме у Стёпы, чтобы я не наделала глупостей.
И теперь, когда беда коснулась Людки, я не смогу оставить её одну. Для этого, наверно, друзья и нужны — радоваться друг за друга искренне, без зависти, и помогать в трудную минуту.
В ресторане сегодня многолюдно. Я вхожу сюда, как к себе домой. Столько лет я тут отработала под руководством Змея Шипелкина, считай в рабстве побывала. А теперь я жена владельца!
Улыбка играет на лице от осознания, как круто поменялась моя жизнь. Главное теперь не зазнаться!
Люда сидит в вип — зоне за пятым столиком. Судя по количеству пустых стаканов на её столе, новоиспечённая Медведева уже хорошо пьяна.
— Люда! — подхожу ближе и забираю из её худой руки коктейль.
— Ника! — всхлипывает и встаёт с места, грациозно падает в мои объятия. — Верони-и-и-ка!
Утыкается в моё плечо и дрожит от слёз.
— Объясни, что случилось? — пульс набирает скорость.
В голову закрадываются самые ужасные мысли, и волна паники уже готова меня захлестнуть. Я никогда не видела свою подружку в таком состоянии. Люда — человек солнышко, всех греет своей улыбкой и весёлыми фразочками. Но сегодня солнца не видно, сгустились мрачные синие тучи.
— Артур… Он… — не отрывается от меня, прилипла лбом к моему плечу.
— Люд, давай сядем. И ты всё расскажешь!
— Вероника, я… мне… — задыхается, заглядывает в мои глаза своими красными и влажными.
— Пей, — сдаюсь и возвращаю подружке её коктейль, наблюдая с мучительным волнением за слишком быстро пустеющим стаканом.
Людка пьёт жадными глотками. Будто это ей поможет!
— Фух! — выдыхает и падает на диванчик. — Ты не представляешь, как мне плохо!
Хватается за голову и глаза закрывает.
— Зачем ты напилась? — интересуюсь осторожно, устроившись напротив.
— Я не пьяная! — бросает на меня растерянный взгляд. — Я просто в шоке!
— Рассказывай всё. Я ничего не понимаю.
— Артур изменяет мне, — звучит брезгливо и сокрушительно.
Я медленно моргаю, стараясь переварить полученную информацию.
— С чего ты взяла?
— Его любовница мне сегодня написала. Вот! — Людка кладёт мне под нос свой телефон с открытой перепиской.
Взгляд цепляется за фотографию Медведева с какой-то блондинкой: их утреннее селфи на постели. Девушка счастливая и улыбается так широко и лучезарно, будто выиграла эту жизнь. А под фото подпись: "Артурик скоро выгонит тебя и женится на мне. Собирай вещи, курица!"
— Я не верю, что Артур тебе изменяет, — перевожу взгляд на бледную Людку.
— Ты дальше пролистай, — фыркает подружка.
"У нас с Артурчиком любовь, а ты мешаешься под ногами!"
"Что молчишь?"
"Если хочешь удостовериться, что Артурик мой, приезжай сегодня к десяти по адресу."
В следующем смс адрес гостиницы.
— Ты звонила Артуру? Спрашивала про его планы на вечер? — стараюсь держать себя в руках.
Если Артур изменяет Людочке, то я задушу его собственными руками!
— Звонила. Медведев сказал, что у него много работы. Представляешь? Говорит, Люд, ты меня не жди! — девушка снова проваливается в истерику, спрятав лицо в ладонях.
— Люда, милая, не плачь! — пересаживаюсь к ней и обнимаю.
Мне не верится, что Артур мог так поступить. У них пару дней назад была свадьба, сейчас должен быть медовый месяц! Неужели, это всё правда?
— Я не знаю, стоит ли мне ехать в эту гостиницу? — шепчет в пустоту.
— Если хочешь, я поеду с тобой. Вдвоём не так страшно.
— Правда? Поедешь со мной?
— Ну, конечно! Для этого и нужны подружки!
В глазах Люды скачут пьяные искры счастья, и я уже жалею, что предложила составить ей компанию. Я же правда могу не сдержаться и обсыпать Медведева такими "комплиментами", что мало не покажется!
— Если он мне изменяет, я завтра же подам на развод! — выговаривает Людка, запрыгивая на заднее сидение такси.
Своих водителей мы решили распустить, чтобы не вызвать лишнего внимания. Не удалось только избавится от охраны, они как тени — всегда ходят по пятам.
Внутри меня медленно разворачивается буря. Горизонт души затянут суровыми тучами, электрические молнии летают. И, глядя в задумчивое бледное лицо подруги, меня изматывает отчаянное желание больно ущипнуть себя за руку, чтобы проснуться.
Ох, только бы это всё оказалось ложью! Только бы эти коварные сообщения прислала очередная поклонница Медведева, владеющая магией фотошопа.
У гостиницы ветер такой, что чуть ли не сдувает с ног. Люда держит меня под руку, пристально смотрит на входную дверь. От нервов её бледное лицо медленно покрывается красными пятнами.
— Пойдём? — робко улыбаюсь.
— Я боюсь, — головой качает и мнётся на месте.
— Люд, ты сама для себя реши, готова ли? Если Артур правда изменщик, что ты делать будешь?
— А что мне делать? — переводит на меня рассеянный задумчивый взгляд. — Я хочу знать правду. Хочу увидеть всё своими глазами.
Я поджимаю губы и прикусываю губу. Она не заслуживает такого отношения к себе! Моя лучшая подружка достойна всего самого лучшего, а не кинжала в рёбра.
Наше холодное молчание прерывает внезапно заголосивший мобильник.
— Это Волков, — объявляю Людке и отвечаю на звонок. — Ало!
— Где тебя носит? — раздражённо буркает Стёпа, вызывая своим тоном волну негодования.
— Я с Людой. Что случилось?
— У нас должен быть совместный вечер. Я приехал пораньше, а тебя нет!
— Стёп, у Люды проблемы. Я не могу сейчас её бросить!
Людка, осмелев, отбирает мой телефон и, пошатнувшись на каблуках, заявляет:
— Степан Ефимович, мы расследуем одно важное дело. Нам некогда!
— Люда, что происходит? — слышу отстранённо.
— Артур, кажется, изменяет мне! Приезжайте, Степан Ефимович, если это окажется правдой, нужна будет ваша помощь.
Я моргаю несколько раз, осматривая злобное лицо подружки.
— Да, Степан Ефимович! Приезжайте. Нужно будет помочь спрятать труп этого гадёныша!
— Люда, — шепчу я, а тело покрывается мурашками.
Кажется, она действительно настроена убить своего муженька.
— Хочет с тобой поговорить, — подруга смотрит в мои глаза и возвращает телефон.
— Ника! — металлический голос Волкова обрушивается на меня внезапно и яростно. — Возвращайся домой. Не лезь ни в своё дело!
— Я не могу оставить Люду, — настойчиво повторяю, не собираясь прислушиваться к нелепым советам.
— Вероника, это не смешно! Что вы задумали? Твоя подружка явно не в адеквате! — нервно сокрушается Стёпа.
— Всё, я не могу говорить! Перезвоню позже.
Сбрасываю вызов и отключаю телефон.
— Пойдём! — смело выдаёт Люда и тянет меня к входу в гостиницу.
На ресепшене моя подруга быстро узнаёт в каком номере расположился её муж, и с полной решимостью мы поднимаемся на лифте на восемнадцатый этаж. Мой пульс учащается с каждым этажом, а Люда вновь бледнеет. Я чувствую её боль, как свою собственную, и предчувствие вовсе не доброе.
Медведева проходит к двери в номер и прислушивается, я повторяю за ней.
— Слышишь? Женский голос! — скорбно шепчет она, закрыв глаза и царапнув ногтями стену.
— Не факт, что Артур там, — говорю, не подумав.
Где ещё ему быть, если номер снят на его имя?
— Сейчас узнаем! — выдаёт с грустью и тянет ручку.
Дверь податливо открывается, даже не скрипнув. Люда на цыпочках крадётся вглубь большой комнаты, и я судорожно ступаю за ней.
Перед глазами раскидывается то ещё зрелище. Муж моей подружки сидит на диване с расстёгнутой рубашкой, а на нём полуобнажённая девица. Они впиваются друг в друга с голодом и страсть, даже не замечая, что кто-то вошёл. Артур смело мнёт ладонями упругие ягодицы чужой женщины, и та протяжно и фальшиво стонет.
Люда закрывает рот руками и по её телу высыпают красные пятна. Хватаю её за руку и оттаскиваю за стену, пока нас не заметили.
— Давай уйдём без скандала, — шепчу ей на ухо, и Люда согласно кивает.
Друзья!
У меня вышла очень горячая новинка, которая, без сомнений, расплавит ваши сердечки)))
…- Мы так глупо расстались, — выдыхаю.
Мозгом я прекрасно осознаю, что не должна всего этого говорить, но меня ведёт. Я ещё не выпила ни капли вина, а уже запьянела вдрызг.
— Ты действительно хочешь всё вернуть? — голос Сени разрезает тишину, задевая что-то в моей душе.
Таю под его взглядом, как мороженое на солнце.
— Я понимаю, что уже поздно, — смотрю на его массивное обручальное кольцо.
Зачем я сняла своё?
— Мы можем просто обсудить эскиз мебели, вспомнить школьные годы и разойтись, — выдавливаю из себя с вселенским усилием.
Сердце сгорает в агониях.
— Это самый разумный вариант, — Сеня согласно кивает, и его губы трогает грустная улыбка.
Я качаю головой и прикладываю ладонь ко лбу, ощущая прилив жара. Ещё пара секунд, и всё перед глазами поплывёт от досады.
Встретиться спустя двенадцать лет, чтобы осознать две простые вещи. Первое — наши чувства ещё живы! Они теплятся в наших душах, и если дать им волю, то спалят сердца к чертям, оставив лишь чёрные угольки не способные ничего больше ощущать. И второе — мы уже ничего не сможем изменить. Однажды друг от друга отказавшись, мы будто подписали себе смертный приговор. Я точно знаю, что не смогу уйти от Вити. И Арсений, вероятнее всего, свою жену не бросит…
"С ВИДОМ НА СЧАСТЬЕ"
История о чувствах, которым невозможно сопротивляться!
#запретные_отношения
#любовь_и_дружба
#любовники
_29_
_Степан_
Вернуться домой готовым к долгожданному и волшебному вечеру и вновь обломаться я не был готов. Вероника будто испытывает меня на прочность, и, клянусь, терпения осталось ну совсем мало! После звонка я чувствую себя разбитым и подавленным. Моя жена вместе со своей безумной подружкой решила поиграться в детектива, вместо семейного вечера.
— Господин, у вас всё хорошо? — Виктор оказывается рядом неожиданно.
Нужно подарить ему колокольчик на шею, чтобы больше не смог подкрасться незамеченным.
— Да, Виктор, всё в норме, — тяжело вздыхаю и ставлю на стол пустой стакан.
В горле пересохло после разговора с Никой и от злости опять вена заиграла. Скоро ещё и глаз начнёт дёргаться.
— Няня Олеся и Максим Степанович сейчас в детской. Вы можете провести время с сыном, — нерешительно уведомляет меня Витя и нервно дёргает губами, то растягивая их в улыбке, то вытягивая в трубочку.
Неврологическая какая-то ерунда: нужно бы показать своего дворецкого доктору.
— Да, я проведу время с сыном.
Быстро поднимаюсь на второй этаж. Дверь в детскую открыта, и я слышу заливистый смех Олеси:
— Ну, Максимка, ты чего ленишься? Давай, ползи! Ты же уже умеешь! Вот мама придёт, порадуешь её.
Осторожно подходу к детской и с любопытством заглядываюсь на Максика. Сынок развалился на специальном коврике и грызёт погремушку, а няня сидит рядом. В откровенных коротких шортиках.
Зря разрешил ей одеваться во что угодно. Нужно было придумать какой-то дресс-код. Сейчас наряды Олеси уже не кажутся мне такими безобидными, особенно учитывая ту ситуацию в Швейцарии. От этой девушки я никак не ожидал такого открытого соблазнения.
— Степан Ефимович! — Олеся взвизгивает. — Вы давно там стоите?
— Только подошёл.
— Вы меня опять напугали! — невинно хлопает ресницами.
— Ты свободна, Олеся. Я хочу провести время с Максом.
Няня прищуривается и глядит на меня с недоверием:
— А вы справитесь?
— Это же мой сын. Как я могу не справиться? — недовольно фыркаю и подхожу к ребёнку.
На самом деле, я прекрасно понимаю, чем вызвано такое недоверие со стороны Олеси. Она видит, что я почти не появляюсь дома и не провожу время с сыном. Видимо, думает, что я не справлюсь с трёхмесячным мальчишкой, хотя что тут сложного? Максик лежит, грызёт погремушку, издаёт забавное кряхтение.
— Ой, он, наверно, покакал! — Олеся улыбается и смотрит на меня с вызовом. — Поменяете памперс, Степан Ефимович?
— Без проблем! — уверенно отзываюсь я, а у самого пульс замедляется.
Беру сына на руки, только сейчас почувствовав кисло-молочный запах. Действую чётко по плану, который успел выстроить в голове.
Ничего сверхъестественного в этом нет.
Собираюсь надеть чистый подгузник, но няня тормозит меня громким вздохом.
— Сначала нужно помыть Максима Степановича.
— Помыть?
— Малышу скоро спать. Пора купаться! Справитесь?
— Конечно! — выдаю уверенно, а сам понятия не имею, смогу ли.
Страшно, что этот маленький человечек выскользнет из рук и захлебнётся. Или что воды попадёт в ушки.
— Я пойду наберу ванную. Приходите через пять минут! — командует няня, выходя из детской.
Прижимаю голенького Максика к себе, смотрю на его личико, и сердце заходится от нежности. Меня не было дома целый месяц! Я так давно не держал на руках своего наследника, что уже и позабыл, какие чувства он вызывает во мне. Я — отец! У меня много обязанностей и ответственности, а я вот так просто пропал из его жизни. Глажу пальцами по нежной коже малыша. Такой маленький и такой родной.
— Стёпа? Ты один с ребёнком? — голос Ники разрывает моё спокойствие в пух и прах.
— Ты уже дома? — смотрю на жену, из-за плеча которой выглядывает заплаканная Люда.
— Где няня? — настороженно продолжает Вероника, игнорируя мой глупый вопрос.
— Я здесь! Степан Ефимович, пойдёмте купать Максима Степановича! — Олеся улыбается и руками разводит.
— Выйди! — Волкова указывает на дверь.
Мы остаёмся вчетвером.
Я, мой сын, моя жена. И Люда, которая непонятно что делает в моём доме. Атмосфера напряжённая, и я чувствую, как воздух вокруг медленно превращается в густую субстанцию.
— Стёпа, ты знал, что у Артура любовница? — Ника морщит нос.
— Что?
— Этот подонок спит с какой-то шлюхой! — пикает Медведева и взгляд отводит.
Закрываю глаза и шумно выдыхаю.
Артур всегда отличался влюбчивостью. Он менял женщин, как перчатки, и каждая новая пассия была для него особенной. А потом эта невероятная девушка падала в его глазах, и на место одной приходила другая. Такая же особенная.
Но мне казалось, что с Людой у него всё по-другому. Верил, что отпетый бабник изменился и, наконец, остепенился.
Он же женился на ней!
— Ты знал, Стёпа? — с нажимом спрашивает Ника, подойдя ко мне ближе и заглядывая в моё лицо с ненавистью.
Будто это я изменщик и подонок.
— Я не знал, — качаю головой.
— Ладно, — фыркает жена, складывая руки под грудью. Вероника мне не верит. — Люда поживёт со мной какое-то время.
— Вероника, это плохая идея! — выпаливаю резко, и маленький человечек на моих руках начинает плакать.
— Это не обсуждается!
Ника забирает Максимку с моих рук и вместе с Людой выходит из детской, оставляя меня в полном смятении.
Во-первых, я не ожидал от Артура такого.
Во-вторых, если Люда будет жить здесь, то наши отношения с Вероникой не потеплеют.
_30_
_Степан_
Новый год подкрался незаметно. Уже сегодня вся страна будет ликовать и праздновать, загадывать желания под бой курантов и плясать до самого утра.
Я в чудеса не верю. И желания давно не загадывал. Но сейчас ощущаю физическую потребность пожелать кое-что для себя.
Спокойствия.
— Стёпа, ты тут? — Вероника врывается в мой кабинет, сносит на своём пути стул и стремительно подходит ко мне.
— Всё готово? — равнодушно смотрю на жену в фартуке и с убранными волосами.
Из-за отсутствия в нашем доме личного повара, Волкова взяла все хлопоты с готовкой на себя. Конечно, ей помогает Люда, которая до сих пор живёт в нашем доме и уезжать пока что не собирается. Ситуацию усугубляет ещё и то, что няня Олеся пользуется сложившейся ситуацией в наших супружеских отношениях и подливает масла в огонь своими выразительными грустными глазами.
После той выходки в Швейцарии я не могу спокойно смотреть в её сторону.
Даже сквозь одежду вижу обнажённое подтянутое тело. И ничего поделать не могу.
— Твой отец скоро приедет, — заявляет Волкова, смотря мне прямо в глаза.
— Что? — выцеживаю сквозь зубы, стараясь скрыть раздражение и негодование.
— То! Ефим Святославович член нашей семьи! А Новый год — семейный праздник. Я обязана была его позвать!
— С каких пор у тебя такие тёплые отношения с моим отцом? — закатываю глаза.
— Он хочет увидеть внука, и он имеет на это право!
После нашей ссоры с папой на свадьбе у Медведева, мы больше не разговаривали. Я видеть не хочу этого сумасшедшего старика, который решил учить меня жизни. Он виноват в том, что случилось с матерью! Если бы не его выходки, она осталась бы жива.
А когда Волков старший бесцеремонно начал читать мне морали, я взорвался. Прошлое ожило, обожгло и засосало в обиду и боль. Меня буквально размазало, как соплю по стене. Уж кто-кто, а отец не имеет права учить меня жизни.
— С каких пор в нашей семье все решения начала принимать ты? — злобный шёпот заставляет Веронику сделать шаг в сторону.
— Стёп, ты чего? — хлопает ресницами испуганно.
— Раз ты такая самостоятельная, может и зарабатывать начнёшь сама? — изгибаю бровь.
Вероника отрывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же смыкает губы, превращая их в узкую полоску.
— Что же ты молчишь? — внутри бурлит. — Отца моего пригласить без моего ведома ты смогла, а заработать себе на жизнь нет?
Ника опускает взгляд, становится похожа на испуганного воробушка.
Даю себе отчёт, что поступаю не правильно, и жена не виновата, но обидные слова льются из меня бурной рекой. Словесный понос какой-то.
— Я заработаю, не переживай! — выпрямляет плечи и поднимает на меня глаза.
Смотрит исподлобья, а руки в кулаки сжимает.
— Если я для тебя обуза, то прости. Не знала. Завтра же соберу вещи и уеду! — продолжает тихо, но уверенно.
— Ника, — вздыхаю, стараясь успокоиться. — Я не то имел ввиду.
— Хватит! — вскрикивает и разворачивается.
Стремительно вылетает из кабинета, громко хлопнув дверью.
А я остаюсь один на один с собственным негодованием.
Я устал смертельно. На работе вопрос решился, но не так радужно, как я хотел. Да, мы ещё на плаву, но больше не входим в список топ-компаний. И пока конкуренты заключают новые договоры, мы существуем только за счёт постоянных клиентов.
Но делать нечего, и от семейного застолья никуда не деться.
Беру себя в руки и спускаюсь на первый этаж. Из столовой раздаются весёлые голоса персонала и Вероникиных родителей. Медленно подхожу и выглядываю, стараясь остаться незамеченным.
— Максик, ты уже такой большой! Ты уже такой… — дурашливым голосом скандирует моя тёща.
— Жених! Ну настоящий жених! — подхватывает отчим Ники.
Олеся держит моего сына на руках, пока вокруг неё происходит вся эта суета. Настя и Виктор носят блюда с кухни и расставляют на столе. Людочка командует:
— Столовых приборов не хватает! Витюш, принеси!
Так тепло на душе становится. Все самые близкие люди собрались в одном доме, а я веду себя, как дурак. Обидел Волкову своими колючими словами. А ведь она так хотела отметить Новый год в семейном кругу! Внезапно становится так стыдно за своё поведение, что щёки горят и кончики ушей краснеют.
— Ой, Степан Ефимович! А вы чего там прячетесь? — мама Вероники замечает меня и перестаёт играть погремушкой перед лицом Максимки. — С наступающим Новым годом, Степан Ефимович!
Женщина светится от счастья, бежит ко мне и обнимает искренне. Сердце лихорадочно стучит в груди. Я всё испортил своим скотским поведением.
— Где Вероника? — выдавливаю из себя с трудом.
— Она пошла переодеваться, скоро придёт.
Бросаю взгляд на заполненный разнообразными блюдами стол и вздыхаю. Сколько сил Ника вложила в подготовку! Даже снежинки сама из бумаги вырезала и на окна наклеила. Украсила столовую мишурой, разноцветным дождиком. А вместо привычной вазы в углу стоит пышная нарядная ёлка.
— Я тоже скоро приду, — бормочу себе под нос.
Не уверен, что кто-то меня вообще услышал.
Иду к лестнице на второй этаж, чтобы найти свою жену и извиниться. Я должен обнять её и поцеловать, как тогда, в Швейцарии. Напомнить ей о своей любви. Не хочу, чтобы Ника уезжала. Мы — семья! Я не позволю моей Канарейке страдать!
— Стёпа! — голос отца тормозит и почву из-под ног выбивает.
Оборачиваюсь.
Волков старший стоит в дверях, с двух сторон от него грузные мужики из личной охраны.
— Почему меня никто не встречает? — гневно глаза прищуривает.
Прямо в душу смотрит.
— Все заняты, — отмахиваюсь.
— Стёпа, я всё узнал! — отец рычит и краснеет от злости.
— Узнал что?
— Ты разорил нашу корпорацию!
— Отец, на носу Новый год! Не омрачай праздник своими наставлениями!
Волков старший меняется в лице. Серьёзного разговора избежать не получится, и моё сердце начинает трепыхаться, как рыба об лёд.
— Степан! — рявкает так, что стены в доме дрожат. — Быстро в кабинет!
— У меня есть дела поважнее, — отворачиваюсь и поднимаюсь вверх по лестнице, оставив старика наедине с его плохим настроением и охранниками.
Раздаётся странный неопознанный шум, заставляющий меня обернуться.
— Ефим Святославович! Что с вами? — судорожно стрекочет один из телохранителей. — Врача! Позовите врача!
_31_
_Вероника_
Вытираю слёзы и рассматриваю своё отражение. Чувствую себя ужасно.
Наверно, именно это и называют разбитым сердцем.
Когда по осколкам собираешь радостные воспоминания, стараешься оживить в себе тёплые и светлые эмоции, но ничего не радует даже в канун Нового года! И тело бросает то в жар, то в холод. От собственных мыслей хочется выть и на стену лезть.
Новая порция слёз предательски щипит глаза, и я поднимаю лицо вверх. Тушь вот-вот поплывёт.
Внизу меня ждёт моя семья, а я тут солёными ручьями умываюсь и свои вещи собираю в старенький чемодан. И всё из-за человека, которого я люблю.
Я представляла себе не так этот праздник. Думала, что соберу всех родных, хорошо проведу время. И мы с Волковым наконец-то сблизимся. Найдём те ниточки, которые нас связывали когда-то, завяжем в узлы то, что порвалось, по крупицам выстроим нашу любовь.
Как огонь смог угаснуть?
Взяв волю в кулак, я всё таки решаю вернуться в столовую. Уже у поворота к лестнице слышу шум с первого этажа, и сердце начинает биться чаще.
— Вызвали врача? — голос моего мужа звучит механически, будто у робота.
— Да, уже едет.
— Ефим Святославович, вы как? — взволнованно спрашивает моя мама.
Быстро спускаюсь по лестнице, крепко держась за перила. Перед глазами мельтешат чёрные пятна. Очень боюсь упасть.
— Что случилось? — изо всех сил стараюсь скрыть дрожь в голосе, но удаётся едва ли.
— Отцу стало плохо, — поясняет Стёпа.
Расширенными глазами смотрю на Волкова старшего, лежащего на полу и держащегося за сердце. Охрана уже успела подложить ему под голову подушку, Лиза сидит рядом со стаканом воды, Настя прижимает к груди аптечку, Виктор с остервенением чешет собственные покрасневшие ладони. Мама и дядя Петя стоят немного поодаль, прижавшись друг к другу. Все перепугались знатно. Да и мой пульс так скачет, что кроме него ничего не слышу.
Звонок в дверь раздаётся внезапно, и я подскакиваю на месте, как трусливый заяц.
— Врач приехал, — сообщает Виктор и спешит открыть дверь.
— Пойдём, нечего тут смотреть, — мама осторожно тянет меня в сторону столовой, и я поддаюсь.
Олеся качает Максимку, прижав его к своей груди. Сыночек громко чмокает соской и сладко засыпает. Единственный, кто не понимает происходящего и ничего не боится.
— Всё будет хорошо, — дядя Петя осторожно обнимает меня за плечи и шепчет вкрадчиво и осторожно.
Я хочу ему поверить, но как? Там, за стеной, происходит очень страшное. По спине проходит холод, пугающий и мерзкий. Внутреннее напряжение только растёт, секунды тянутся слишком медленно. За полчаса пролетает целая вечность, и я, как всегда, успеваю себя накрутить, хоть внешне виду не подаю. Пью сок, уставившись в окно на большой заснеженный участок. Снег искрится под светом фонарей, накануне удалил мороз. До нового года остаётся десять минут, и я заранее загадываю желание. Не то, какое подготовила изначально.
Хочу, чтобы Ефим Святославович был жив и здоров.
Мои отношения с ним не самые тёплые, от одного взгляда свёкра меня бросает в дрожь, но не смотря ни на что он — отец моего мужа.
— Вероника, — голос Стёпы вырывает меня в реальность. — Отец хочет с тобой поговорить.
— Со мной? — уточняю осторожно.
Кажется, я ослышалась.
— Он на втором этаже в гостевой комнате, — продолжает Стёпа как ни в чём не бывало.
Растерянно потираю ладонями плечи и осматриваюсь по сторонам. Взгляд на секунду пересекается с маминым, подбадривающим и призывающим к действию.
Медленными шагами прохожу к просторной светлой комнате. Мысли царапают затылок и спутываются. Я даже представить не могу, о чём на этот раз пойдёт разговор. От одного воспоминания, как Ефим Святославович предлагал мне денег чтобы я оставила его сына в покое, больно щиплет душу. Отец моего мужа недолюбливает меня. Подозревает в том, что я никогда не смогла бы совершить. Я всё ещё помню ту зловещую интонацию и насмешливый взгляд на выписке из роддома:
что-то на Волковых Максимка не похож.
Застываю в дверях. Ефим Святославович лежит на белых простынях, вокруг него вьётся мужчина в строгом костюме, наш личный врач. Его явно вызвали прямо с вечеринки.
— Оставьте нас! — свёкр говорит тихо и устало, но по-прежнему беспрекословно.
Дверь захлопывается, и мы остаёмся вдвоём.
Воздух медленно, но верно наэлектризовывается. Дышать становится сложно.
— Подойди, — Ефим Святославович закрывает глаза, будто видеть меня не хочет.
Тогда зачем позвал?
Неуверенно топчусь на месте и осматриваю мыски своих красивых новогодних туфелек, прежде чем сделать мелкий неуклюжий шаг. Сердце долбит в груди, и я опять ничего не слышу, кроме собственного пульса.
Когда-то я панически боялась Волкова младшего, трепыхалась под его взглядом, как бабочка в трёхлитровой стеклянной банке, дрожала и пугливо отводила взгляд, но потом эти неприятные ощущения исчезли. И сейчас я вновь чувствую себя загнанной в угол.
— Вероника, я хочу серьёзно поговорить, — цедит сквозь зубы.
Даже в таком положении, лёжа на кровати после недавнего обморока, этот мужчина излучает бешеную энергетику. Волковскую! Присущую только двоим людям на всём белом свете.
— Что у тебя с моим сыном?
Какой нелепый вопрос.
— Что вы имеете ввиду? — стою, как на раскалённых углях босиком.
— Он разорил мою корпорацию, стоило только ему связаться с тобой, — презрительный взгляд мажет по моей фигурке.
— О чём вы? — брови съезжаются к переносице, и руки непроизвольно сжимаются в кулаки.
— Не строй из себя невинную овечку, Вероника!
Задыхаюсь собственными словами, которые просятся наружу, и слёзы выступают на глазах. Я ужинала с швейцарцем Домиником, чтобы корпорация Нефть "ВЕС" осталась на плаву, вложила свои силы в тот вечер, не наговорила гадостей и держалась молодцом. И, самое главное, я не стала устраивать мужу истерику по этому поводу, а отнеслась с пониманием! А сейчас меня хотят выставить виноватой в банкротстве! Я могла бы дать отпор свёкру и пропустить мимо ушей его ядовитую клевету, но сил просто не осталось. Ссора с мужем пару часов назад, спонтанное намерение уйти из этого дома и собранный чемодан вымотали меня.
— Я… Я… — скрыть дрожь в голосе не удаётся.
— Сядь, — командным тоном окатывает.
И я слушаюсь. Выбора у меня всё равно нет, ведь разговор закончить нужно. Присаживаюсь на кресло напротив постели Ефима Святославовича, и, скрестив пальцы, стараюсь собрать волю в кулак.
— На кого ты работаешь, Канарейкина? Кто подсунул тебя в нашу семью?
— Вам не стыдно так думать обо мне? Я мать вашего внука!
— Стыдно, когда видно! — язвит. — Канарейкина, если я узнаю, что ты разорила нашу корпорацию, да ещё и сына против меня настроила…
— Я Волкова, — встаю с места.
— Что? — надменная усмешка заставляет меня поджать губы.
— Волкова, — повторяю едва слышно. — Я — часть вашей семьи. Жена вашего сына. Я вам не нравлюсь, знаю. Вы не должны меня любить. Но вот уважать обязаны.
Ефим Святославович замолкает, а его лицо с глубокими морщинами преобретает задумчивый вид.
— И, чтобы вы знали, это я позвала вас праздновать Новый Год вместе. Стёпа был очень сильно против! — пугаюсь собственного голоса, сурового и холодного, и тут же смягчаюсь. — Я на вашей стороне, а вы…
… Вы не заслуживаете моего доброго отношения после всего, что сделали.
Фразу я так и оборвала, оставив незаконченной. Однако, по лицу Волкова старшего заметно, что он всё понял. Будто мысли прочитал.
— Либо я в тебе очень сильно ошибся, — шепчет тихо, на меня даже не смотрит. — Либо недооценил.
— И первое, и второе, господин Волков!
Каблуки стучат по полу.
Разговор окончен.
— Госпожа Волкова, — бросает мне в спину. — Позовите моего сына.
_32_
_Степан_
— Всё хорошо? — ловлю Веронику за локоть.
Она, как безумное торнадо, пролетала мимо и, кажется, даже не замечала меня.
— Всё прекрасно, — улыбается как-то нервно, будто прячется за маской. — Твой отец зовёт тебя!
Вырывается, смотрит куда-то сквозь меня. Её надменное лицо не выдаёт ни одной эмоции, и мне остаётся только гадать, что от неё хотел мой отец. И зачем он вновь хочет видеть меня?
Ника ускользает в сторону столовой.
Делаю глубокий вдох, до боли в лёгких. Идти сейчас к недовольному ворчливому старику совершенно не хочется.
Я ведь знал, что его лучше не звать на этот праздник. Был уверен, что отец всё испортит!
Так и вышло.
Вместо дружного семейного гулянья у нас получился полный аншлаг! И Вероника со своим каменным лицом точное тому подтверждение.
Но выбора у меня нет. Приходится стиснуть зубы до скрежета и вернуться на второй этаж в просторную гостиную спальню, где наш врач уложил отца.
— Всё со мной впорядке! Не маленький, переживу. Я себя прекрасно чувствую! — издалека слышу грозное ворчание. — Да что ты пристал то? Я притворился, понимаешь?
Застываю возле приоткрытой дверью.
Притворился?
Пальцы сжимаются в кулаки, и кровь моментально отливает от лица. Вена начинает играть от напряжения.
Молодец, папочка! Своей выходкой испортил праздник.
— Моим скажи, что я переволновался.
— Ефим Святославович, так нельзя! Вы меня дёрнули прямо из-за стола! — недовольно выговаривает доктор.
— Тебе за это платят не малые деньги. Заткнись и делай, что я сказал!
Выдыхаю и стучу в дверной косяк. Делаю вид, что не слышал этого разговора, и папа демонстративно закрывает глаза и за сердце держится.
Актёрское мастерство на высоте.
— Ну как он? — обращаюсь к доктору.
— Уже лучше. Видимо, переволновался. Давление подскочило.
— Может, в больницу его отвезти?
— Не стоит. Укол я сделал, Ефиму Святославовичу уже лучше.
Молча подхожу к отцу и разглядываю его наигранно измученное лицо.
— Папочка, ты как? — выбираю самую елейную интонацию.
— Полегче, — отвечает тихим голосом и приоткрывает глаза. — Садись, сын, нужно поговорить.
Доктор молча выходит из комнаты, оставляя нас наедине, и я утопаю в догадках о чём же пойдёт речь.
— Что происходит с Вероникой? — между густыми бровями образуется глубокая складка, взгляд наливается суровой темнотой.
— А что с ней происходит?
— Она сама не своя. Ты разве не видишь?
Вижу. Я же не кретин.
— Мне не нравится то, что происходит в ваших взаимоотношениях, — вздыхает.
Опять решил поучить меня галантному отношению к женщинам…
— Я следил за ней и проверял, — выдаёт отец.
Сердце перестаёт стучать на долю секунды. Чувствую, как градины холодного пота выступают на позвоночнике.
— Ты что-то нашёл? — едва сдерживаю непрошенную дрожь в голосе, и в памяти вспышками сверкают мою догадки в адрес жены.
Такая же, как моя бывшая… Работает на Репина.
— В этом вся и проблема. Ни-че-го! — отец рычит сквозь плотно сомкнутые зубы. — Ангел, мать её!
Волна облегчения прокатывается под кожей, и тяжкий груз с сердца падает, разбиваясь в крошку.
Конечно, Вероника не поступила бы так со мной.
— За что ты её ненавидишь?
— Кто тебе такое сказал? — удивлённо. — Мне нравится твоя жена.
— Тогда зачем вынюхивал информацию о ней?
— Доверяй, но проверяй, — заключает отец.
Воцаряется тишина, позволяющая мне хорошенько подумать. Мне ведь и правда повезло с Никой! Она бескорыстная и добрая, ей никогда не нужны были мои деньги. Она полюбила меня.
Полюбила!
Просто так. За мою запутавшуюся душу, за скверный характер, за нелепые шутки и насмешливый взгляд. Осталась со мной не из-за богатства, а по приказу собственного сердца. И, надо признать, Вероника сделала меня чуть лучше. Научила думать о других людях, заботиться, сопереживать.
Научила меня любить.
— Знаешь, о чём я больше всего жалею? — в его интонации слышится горечь.
Отец отводит взгляд к окну, за которым играют снежинки в свете фонаря, а я молчу, боясь нарушить внезапно возникшую таинственную атмосферу.
— Я жалею, что не смог удержать твою маму.
Его слова попадают точно в цель, дотрагиваются до какого-то важного участка души и откликаются осознанием чего-то сверх важного.
— Не отпускай Веронику, сынок! Сделай всё, чтобы она была счастлива. Не допускай моих ошибок.
Словно смерч вылетаю из комнаты.
Я люблю тебя, Вероника. Больше богатств, больше жизни! Ты — мой искренний ангел с сияющими глазами и проникновенным голосом. И мы должны всё исправить.
Нас поглотило цунами ссор.
И только вместе мы сможем выплыть из этого беспощадного шторма.
В столовой встречаюсь взглядом с Олесей.
— Господин, — она грустно улыбается, сидя за столом полным угощений.
Кругом не души.
— Где Вероника? — бросаю в попыхах, стремительно шагая к кухне.
— Уехала.
Тело перестаёт слушаться. Ноги врастают в пол, точно в бетон.
— Куда уехала? — голова закипает.
— Она передо мной не отчитывалась, — няня пожимает плечами. — Собрала Максима Степановича и уехала.
— Сука! — по столовой прокатывается грозный раскат моего рыка.
Хватаю телефон и нервно набираю номер Волковой, слушаю длинные гудки.
— Виктор, вызови мне машину! — хватаю пальто в гардеробной.
А гудки всё продолжаются, изрядно действуя мне на нервы.
— Господин, — дворецкий качает головой и пятится от меня. — Вы не должны бежать за ней. Она ушла. Это её решение.
— К чёрту! Вызывай машину!
— Но мы даже не знаем, куда она поехала! — мужчина пожимает плечами.
— Почему никто не остановил её? — бросаю молниеносный взгляд на лестницу.
На втором этаже за стеной прячется мой персонал. Услышав, как я громогласно выкрикнул ругательство в столовой, все тут же попрятались и носы показать бояться.
Меня парализует гневом и страхом от осознания, что моя жена сбежала из нашего дома! Забрала свои вещи, надоедливую подружку Людку, своих родителей и моего наследника. И, кажется, вырвала ещё и часть моей души. Иначе почему я ощущаю такую мучительную физическую пустоту в груди? Жжёт внутри, колет дьявольски. И кожа горит, как от высокой температуры.
Обречённо закрываю глаза, сжимая в руке мобильник, а длинные гудки всё ещё разрывают мёртвую тишину прихожей.
— Господин, вы впорядке? — шелестит Виктор где-то над ухом.
— Всё хорошо, — отшвыриваю пальто в сторону и плетусь к своему кабинету.
Неужели, она ушла навсегда?
Снова набираю номер Ники, и вновь обламываюсь. Она не отвечает. Игнорирует.
В кабинете сумрачно и пахнет сигарами. Вальяжно прохожу к столу и закуриваю. Наливаю дорогостоящий коньяк и вливаю в себя залпом.
Есть ли смысл бежать за ней? Она даже на звонки не отвечает!
— Что ты тут делаешь? — дьявольский голос отца за спиной рубит по нервам.
— Пью.
— Вероника где?
Там, где ей и место.
— Я не знаю, — пожимаю плечами и затягиваюсь сигарой, выпускаю в воздух несколько красивых колечек.
Голова кружится.
— Степан, ты мудак? — вопрос звучит, как лютая насмешка.
— Да, папа. Мудак, который очень устал, — закутываюсь в равнодушие, будто по щелчку отключив все свои истинные чувства. — Пожалуйста, оставь меня.
— Ты пожалеешь, что отпустил её, сын!
— Я не имею права держать её. Она не моя рабыня.
Отец стоит у двери ещё несколько секунд, кажущихся мне вечностью. А после выходит, нарочито громко захлопнув дверь.
_33_
***Наши дни***
— Вероника-
Слёзы брызгают из глаз, и я не могу собраться. Сознание подкидывает самые болезненные мысли, и я тону в собственной скорби. Наверно, любая мать сходила бы с ума, если бы её сына похитили.
Я не думала, что такое несчастье может коснуться именно нас. И, самое ужасное, прошло уже около трёх часов с момента пропажи Максика, а выкуп до сих пор не потребовали.
Что нужно похитителям, если не деньги? Волков богат, и об этом знает вся страна. Список подозреваемых растёт, а я бессильна. Что я могу?
— Вероника, прошу тебя, соберись! — муж вновь касается моих плеч и к себе прижимает.
Я была так сильно занята… В сердце поселилась вселенская обида на Стёпу за всё! Он не поддерживал Люду, когда она жила у нас после развода, проводил много времени на работе и, самое страшное, вдрызг разругался с собственным персоналом и отцом.
— Мне так страшно, Стёпа! Почему нет никаких известий?
Сердце ноет, будто его протыкают вязальной спицей, отравленной сильнодействующим ядом. Кажется, что я не переживу эту ночь. Если Максика не найдут, то моя душа покинет тело.
— Всё будет хорошо! — повторяет Стёпа, но голос его дрожит.
Он сам себе не верит.
Мы разрушили нашу семью. Собственными руками. Вместо разговоров по душам были только взаимные придирки и порицания, вместо прежней нежности и понимания — обоюдные вспышки ревности и гнева. Я злилась за каждую мелочь, сгорала от бешенства. А после мстила.
Мстила так, что чуть не переступила за границы дозволенного.
— Как думаешь, кто ещё мог похитить Макса? — суровый взгляд прожигает меня.
— Я не знаю, — качаю головой.
— Ты флиртовала с продюсером. Он мог?
Закрываю глаза и чувствую, как со стыда сгораю.
— Я не знаю, — выдыхаю.
— Ника, а Доминик? Он тоже вокруг тебя крутился. Доминик мог украсть ребёнка?
Молчу.
Сердце стучит в желудке и меня тошнит.
— Вероника, — Волков сильно сжимает мои плечи сильными пальцами и встряхивает.
— Что? — одними губами, беззвучно и сухо.
Я устала. Меня вымотала эта ситуация. Страх только усиливается, ведь нет никаких известий о сыне. А что, если моего годовалого малыша уже нет в живых?
Эта мысль, как выстрел в голову. Насмерть. В глазах темнеет, и тело становится ватным. Ноги подкашиваются.
— Эй, жёнушка, сейчас не время терять сознание! — Стёпа успевает поймать меня и поднять на руки, как невесомую пушинку.
Утыкаюсь в его шею и реву бесшумно. Слёзы обжигают лицо.
— Может, позвонить Ефиму Святославовичу? — пикаю я. — У него остались криминальные связи. Вдруг он поможет?
Кажется, что это последняя надежда. Я уже готова попросить помощи у кого угодно, лишь бы этот клубок начал распутываться. Пока не стало поздно, мы обязаны напрячь всех!
— Нет, Ника. Я не буду звонить отцу! — Стёпа вспыхивает и ставит меня на пол.
Покачнувшись, ловлю равновесие.
Отворачиваюсь к окну и залипаю на фонаре невидящим взглядом. Всё плывёт от слёз. Стёпа уже полгода не общается с отцом, но сейчас именно тот момент, когда мы все должны объединиться и забыть о старых обидах.
— Есть зацепка! — голос полковника Шилова врывается в слух резко и неожиданно, буквально оглушает меня. — Одна камера в вашем доме работала, засняла отъезжающую машину. Вот!
Стёпа наклоняется над телефоном полковника, а я стою в стороне.
— Вам знаком этот автомобиль?
Стёпа отрицательно качает головой.
— Ну, ничего. Пробили номера, посты ДПС уведомили, полиция работает в городе. Скоро найдём вашего сына.
Звучит неутешительно.
Шилов выходит из кабинета, и мы вновь остаёмся вдвоём.
— Ника, ты как? — Волков подходит ко мне, и я прижимаюсь к нему всем телом.
Сейчас его объятия — моё успокоительное.
_34_
***шесть месяцев назад***
— Вероника-
— Милая, — мягкая рука приземляется на моё плечо, тонкие пальцы сжимаются. — Ты опять не спала? — ласковый голос мамы обволакивает и успокаивает.
— Это нормально, что у Максика зубы так рано полезли? — глаза устало слипаются.
— У тебя первый зуб вылез в пять месяцев, — утешительная улыбка вовсе не утешает.
— Первый зуб, а у него уже температура. Что будет, когда полезут коренные, мама! — зарываюсь пальцами в волосах, обхватив голову руками.
— Всё хорошо будет, Вероника. Материнство — это, конечно, то ещё испытание. Но оно того определённо стоит!
Протяжно вздыхаю и вновь трогаю сыночка. Жар спал под утро, и я задремала прямо возле детской кроватки. А сейчас Максимка и вовсе не горячий.
— Может, он всё таки болеет? — шепчу себе под нос.
— Но нет ни кашля, ни соплей, — мама только разводит руками. — Это от зубов.
— Ладно, понаблюдаем ещё пару дней, — киваю собственным словам и поднимаюсь с неудобной трёхногой табуретки.
В мышцы будто иглы поставили. Спала в неудобной позе, шея затекла. И усталость накопилась за последние несколько дней.
Прохожу на кухню, мажу взглядом по свежему букету белоснежных пионов в трёхлитровой стеклянной банке и выхватываю с верхней полки кружку. Наливаю воду, засыпая на ходу. Пью жадными глотками. Нужно поспать.
Но как только голова касается мягкой подушки, на меня, как стая диких шакалов, набрасываются мысли о Волкове.
Где он? Чем занимается в этот мрачный понедельник в пять часов утра? Догадывается ли он, что у его сына вот-вот прорежется первый зуб?
Накрываюсь одеялом с головой, будто это когда-то мне помогало, и продолжаю ужасаться от собственных мыслей. Уже даже не замечаю, как солёные слёзы обжигают лицо.
Этот год стал моим персональным адом с самого начала, как только первого января я проснулась в родительской квартире рядом с сыном. Вот такой итог нашей любви. Я знала, что будет больно уже давно. Когда поставила подпись на договоре о фиктивном браке, меня не покидало предчувствие, что впереди меня поджидает торнадо отчаянной боли и смертельных мучений. Мы с Волковым явно заигрались, оставшись вместе. Он — миллионер. Мужчина, на которого с горящими глазами смотрят сотни тысяч девушек, томно вздыхают и мечтают оказаться рядом. А я простушка, которая внезапно поверила в чудеса.
С такими как я сказок не случается.
Из кошмарных мрачных снов меня вытягивает звонок в дверь. Распахиваю глаза, приподнимаюсь на постели и заглядываю в детскую кроватку. Максик спит. Устал, ведь вчера улёгся только к двум часам ночи. Решаю не будить сыночка и дать ему отоспаться.
А звонок в дверь вновь повторяется, и я быстро встаю с кровати. Дома только я и сынок, родители на работе.
— Волкова Вероника? — мужчина с букетом в руках осматривает моё заспанное лицо.
— Это я.
— Доставка цветов. Распишитесь, — протягивает ручку и планшет.
Ставлю подпись и принимаю белые розы с колючими шипами.
Уже девать некуда эти букеты!
Наша кухня превратилась в чёртов цветник. Выбрасываю хризантемы, и на их место ставлю новые розы.
Уже хочу уйти с кухни, но натыкаюсь на записку, ловко зацепленную между бутонами.
Это что-то новенькое! Раньше цветы были без записок…
Выхватываю белый конвертик и вскрываю его дрожащими пальцами. Я уже примерно представляю, что Волков мог написать. Чушь про вечную любовь, верность, теплоту и свет! Жизнь показала, что ничего вечного не бывает, и даже самые яркие чувства однажды угасают. Умирают от боли, обид и недосказанности.
Стёпа невыносим. У него отвратительный характер. И о чём я только думала, когда согласилась выйти за него замуж? Сквозь розовые очки на него смотрела и верила, что он изменится.
Что моя любовь его изменит.
Что наш сынок сделает его мягче и добрее.
А по итогу обожглась так, что живого места не осталось. Одни дымящиеся угли вместо души, а вместо сердца — пустыня.
На белой бумаге его неразборчивый почерк. Каждая буква до боли мне знакома. Эти неуклюжие "у" с закорючками вместо хвостиков, или "ш" с точкой сверху. Закрываю глаза и делаю глоток воздуха, наполненного ароматом свежих вкусных роз.
Моя дорогая жена!
Я без тебя не могу.
Прости меня, если сможешь.
Выдыхаю и сминаю в руках бумагу, отправляю записку в мусорку и возвращаюсь в комнату, где спит Максик. Достаю свою тетрадь и открываю чистую страницу. Ещё в середине января я поняла, что боль выливается в прекрасные стихотворные строки. С тех самых пор, как только сердце вновь начинает пылать в агонии, я сразу сажусь писать.
Моймир опустел, без тебя взлететь не получится,
Сердце сгорает в пожаре, но ты не поможешь мне.
С тобой друг по другу мы сильно успели соскучиться,
Или лишь я горю в этом адском огне?
Ночи бессонные мне заменяют дни,
Больше не снятся цветные сны и счастливые наши лица.
Там, где была любовь, острые иглы и слёзы одни.
Там, на краю земли, пришлось нам с тобой проститься.
Больше не нужно слов, они не помогут спасти мою душу,
Справлюсь сама, тебя я смогу позабыть,
Пусть только думают все, что жива я снаружи.
Пусть только кажется всем, что как прежде умею любить.
Перечитываю получившиеся строки и грустная улыбка играет на лице. По буквам растекается влажное пятно, чернила плывут, превращаясь в синие кляксы. И Максик в кроватке начинает кряхтеть.
В домашних хлопотах проходит полдня, я отвлекаюсь на ребёнка, который как-то резко научился ползать на четвереньках и хватать всё, что плохо лежит. Рядом с сыном я чувствую себя лучше, он — мой смысл двигаться дальше. Однако, за два месяца я не смогла найти работу с подходящим мне графиком, поэтому полностью живу на обеспечении отчима и мамы. Волков старался впихнуть мне деньги, но я не взяла. Все его финансовые переводы на мою карту я отсылала обратно, а после и вовсе заблокировала счёт.
У меня есть гордость. И последний разговор с мужем в новогоднюю ночь крепко меня зацепил.
— Ника, открывай! — Люда стучится в дверь и кричит на весь подъезд.
— Белкина! — поворачиваю ключ в замочной скважине.
Люда врывается в квартиру, на ходу скидывает куртку и обувь и пролетает в кухню.
— О, новые цветочки, — усмехается, усаживаясь за стол.
Смотрю на раскрасневшееся лицо подружки, и Максимку крепче к себе прижимаю.
— Я нашла для тебя работу, — выдыхает Люда.
— Люд, спасибо тебе конечно, но…
— Вероника, я открыла собственное кафе. Мне нужна живая музыка. Я хочу, чтобы ты выступала у меня! — тараторит Людка, и с трудом воспринимаю её слова.
— Собственное кафе? — недоумевающе вздергиваю брови.
— Деньги, которые нам с Артуром подарили на свадьбу, попали в мои руки после развода. И я решила найти им хорошее применение. Я тебе не говорила ни о чём, прости. Боялась, что не смогу. А теперь…
— Люда, — челюсть отвисает от восхищения.
Я считала свою подружку простушкой, потолок которой — работа официанткой. И я даже подумать не могла, что когда-нибудь она будет заниматься собственным бизнесом.
— Спасибо нужно сказать Медведеву и моему неудачному браку с ним. Если бы Артур не изменил мне, я бы продолжала верить в сказки и жить с приторным киселём в голове.
Я думала, что Люда повзрослела в отношениях с миллионером, а по факту для полной трансформации ей нужен был развод!
— Так что, Ника? Будешь петь в моём кафе? Завтра открытие! Я очень нервничаю, мне нужен не только твой потрясающий голос в зале, но и моральная поддержка!
— Да, конечно! — отзываюсь всё ещё шокированным голосом.
— Вот и славно, — Люда встаёт и, потрепав Максимку за розовую щёчку, направляется к выходу. — Мне ещё нужно раздать листовки. А завтра я жду тебя в "Горизонте" к пяти часам. Не подведи!
— Я приду.
— Тогда до завтра!
_35_
— Степан-
Секундная стрелка медленно плывёт по циферблату, огибает круг, отсчитывая ещё одну бесполезную минуту моего существования. Новая минута — новый глоток золотистого виски. И так до того момента, пока рассудок окончательно не откажет.
Это такая особая игра. Считать, сколько стопок окажется во мне на этот раз, и каждый раз сбиваться со счёта.
— Степан, — отец вырастает над душой, как каменное изваяние.
Смотрит насквозь, будто больше не видит во мне человека. Его суровые глаза полны разочарования и презрения.
— Что? — бросаю сухо, не отрывая взгляда от проклятой секундной стрелки, которая никак не доползёт до числа двенадцать.
— Ты бухаешь уже две недели без перерыва, — стальной голос обжигает холодным безразличием.
Повисает тишина. Стрелки противно тикают. Остаётся пара секунд.
Три.
Две.
Одна.
Холодная жидкость прокатывается по горлу, оставляя горькое послевкусие и жжение. Я наполняю стопку и вновь поднимаю взгляд на циферблат настенных часов. Всё начинается снова: длинная стрелка медленно перемещается, но в этот раз перед глазами плывёт. Совсем скоро мозг отключится.
— Степан, — повторяет отец с напором.
— Что? — усмехаюсь.
— На кого ты стал похож? — жужжит в ушах.
Перевожу потерянный взгляд на Волкова старшего. Ногти впиваются под кожу, на мгновение отрезвляя.
— На тебя, — зловещий шёпот сменяется раскатом смеха. — Я стал похож на тебя, папа.
— Ты, видимо, окончательно свихнулся! — перекрикивает мой смех. — Может, сдать тебя в наркушку, где лечили мать твоей жены?
Ядерным взрывом под кожей бушует злость, мощным рывком поднимаюсь с кресла, и бутылка с дорогим напитком, которую я по неосторожности задел, падает на пол. Стёкла разлетаются по полу, а виски впитывается в дорогой ковёр, оставляя мокрые разводы и капельки брызг.
— Чёрт, — закрываю глаза и теряю равновесие.
Уцепившись за край стола, всё же удаётся сесть обратно в мягкое кресло и избежать падения вслед за бутылкой.
— Клоун! Вот ты кто! — фыркает старик, но я уже не смотрю в его сторону.
Даже если бы захотел смотреть, всё равно не смог бы. Пьяный вдрызг! За эти два месяца самый долговременный период трезвости составил три дня, и, кажется, вместо красной привычной жидкости по моим венам течёт алкоголь.
Интересно, в алкоголиков именно так и превращаются?
Я проебал всё.
Свою любимую женщину с маленьким сыном. Свою корпорацию, где теперь вновь заправляет отец. И, нужно признать, весьма успешно.
— Ты собираешься просыпаться, сынок? Тебе нужно семью возвращать, а ты дальше бутылки ничего не видишь!
— Отвали! — заплетающийся язык мешает сказать слово чётко, но старик меня всё таки слышит.
Наградив меня нарочито громким вздохом, он разворачивается и покидает кабинет. А я, закрыв глаза, проваливаюсь в беспамятство.
Новый день начинается с жуткой мигрени. С огромным усилием воли дохожу до столовой, сажусь за пустой стол и потираю пальцами гудящие виски. Шум в ушах такой, словно я нахожусь в поезде.
— Степан Ефимович, вам плохо? — сладко поёт женский голос.
Не спешу открывать глаза и отвечать на вопрос.
— Господин, я могу вам чем-то помочь? — тонкие пальцы обнимают моё плечо, оставляя электрическое покалывание на коже даже сквозь ткань футболки.
— Найди таблетки от головы.
— От головы тебе поможет только топор, — внезапно слышится за спиной, и я оборачиваюсь.
— Почему ты ещё здесь? — морщусь, осмотрев отца в ослепительном дорогом костюме.
— Наверно, потому что мой сын алкоголик, а моё родительское сердце болит за него, — выдаёт как-то слащаво и протягивает мне стакан с шипучей таблеткой на дне.
— Это что? — брезгливо.
— Отрава. Пей! — улыбается собственной убийственной шутке.
Олеся тоже хихикает, оценив прикол.
Господи, и почему я её до сих пор не уволил?
Ничего не остаётся, как принять из руки Волкова старшего стакан и залпом залить в себя.
— Молодец, Стёпа, — отец щурит глаза насмешливо. — А теперь иди в душ. Ты едешь со мной в офис.
— Зачем?
— Без лишних вопросов, Степан. Собирайся.
Вода резко ударяет по горячему телу, снимая напряжение в мышцах и многодневное похмелье. Ледяные струи впиваются в кожу, словно иглы, и только теперь у меня проходит мигрень.
Нужно заканчивать свои отношения с алкоголем.
В моей спальне, куда я не заходил уже две недели, перебиваясь сном в прокуренном кабинете, для меня уже подготовили привычный чёрный костюм и идеально отглаженную дорогую рубашку. Одеваюсь и возвращаюсь к отцу.
— Совсем другой человек, — Волков оценивающе рассматривает меня от кончиков ботинок до макушки. — Тебе не мешало бы постричься.
— Тут мне точно твои советы не нужны, — фыркаю.
— Вы великолепно выглядите, Степан Ефимович, — щебечет Олеся, провожая нас.
Почему я её не уволил?
При попытке напрячь мозг, подсознание подкидывает мне странную картину: нянечка умоляет меня оставить её буквально валяясь в моих ногах. Мол, жить негде, а тут она себя как дома чувствует. Персонал её принял, заменил семью.
А я не бесчувственный сухарь, каким меня все считают.
Видимо, я пожалел Олесю и разрешил жить в моём доме.
В офисе сегодня как-то суетливо и душно. Да и похмелье вновь даёт о себе знать, когда сижу рядом с отцом на важном совещании. Это первый день, когда я вышел в люди после долгого запоя, и, кажется, люди сегодня смотрят на меня как-то по особенному. С сочувствием и участием. И сегодня я как никогда остро ощущаю, что из моей жизни пропала очень важная часть.
— Таким образом, это выведет нашу корпорацию на новый уровень, — заключает отец, выдёргивая меня из едких размышлений. — Степан Ефимович, что скажите?
Окидываю взглядом заинтересованные лица наших сотрудников. Семь пар горящих глаз направленны на меня в ожидании каких-нибудь умных слов, а я как баран даже не понял, о чём шла речь.
— Кто не рискует, тот не достигает высот, — складываю пальцы в замок. — Действуем, коллеги!
Совещание заканчивается, и я молча покидаю зал. Длинный коридор привычными поворотами приводит меня к кабинету, который когда-то был моим. Наверное я сюда и с закрытыми глазами смог бы дойти.
— Степан Ефимович! — Оксана поднимается с места, приветствуя меня с искренней радостью, но потом тут же меркнет и тупит взгляд. — У вас посетители.
— Кто?
Я пришёл сюда спонтанно и неожиданно. Кто мог узнать, что именно сегодня я буду в офисе?
— Она ждёт вас в кабинете, — секретарша поджимает губы нервно и возвращается к работе.
Вспыхиваю надеждой, что ко мне пришла моя сладкая Канарейка, резким движением открываю дверь в кабинет и натыкаюсь взглядом на фигуру девушки в красном платье. С длинными рыжими волосами.
Эвелина стоит ко мне спиной, смотрит в окно. На моё появление даже не реагирует.
— Что ты тут делаешь? — раздражённо бросаю упрёк.
— Здравствуй, Стёпа, — оборачивается.
Притворная улыбка растягивает её губы, а я невольно вспоминаю нашу последнюю встречу в этом кабинете, когда она вымаливала помочь ей с финансами. Сейчас Орлова выглядит гораздо лучше.
— Зачем пришла? — буравлю взглядом её надменное лицо.
— Я всё осознала, — стучит каблуками по плитке, сокращая дистанцию между нами.
— Я не хочу тебя видеть, Эвелина. И разговаривать с тобой не буду.
— Будешь, — её глаза оказываются совсем близко.
Женщина, излучающая бешеную энергетику. Сегодня от неё пахнет деньгами и сексом. Когда-то я повёлся на эту змею, пустил в свою жизнь и остался в дураках. Эвелина чуть не разрушила меня, но я оказался сильнее и умнее.
У бывшей жены не получилось меня сломать.
Меня собственными аккуратными ручками закопала другая женщина, которая появилась в моей жизни как невесомый луч света, а ушла, как смертоносный взрыв, разложив мою душу на молекулы.
— Я знаю, что Вероника бросила тебя, — уголок женских губ вздрагивает. — Это закономерный финал брака по залёту.
— Не смей говорить это! Я женился по любви.
— Разве ты способен на это чувство? — изумлённо хлопает пушистыми ресницами. — Стёпа, мы нужны друг другу. Я предлагаю сделку.
— И что же ты можешь мне предложить?
У тебя за душой только яд и желание нажиться на чужом горе.
— Ты же хочешь управлять этой корпорацией? Как раньше! Быть всемогущим! — лукавый взгляд не сулит ничего хорошего. — Я помогу тебе подвинуть твоего отца. Ты снова станешь главой корпорации и выведешь её на новый уровень.
— Эвелина, что ты…
— Подумай, Стёпа. Плату за это я возьму не очень-то и большую.
Заманчиво виляя бёдрами, Орлова подходит ещё ближе и касается пальцами воротника на моей рубашке, задевая кожу на шее.
— Подумай только! Ты снова станешь хозяином этого города! — шепчет мне в губы. — Если согласен, то жду тебя сегодня в шесть вечера в ресторане "Горизонт".
_36_
— Степан-
Эвелина уходит. В кабинете остаётся тонкий шлейф её дорогих духов, и этот запах заставляет меня снова и снова прокручивать в голове случившийся разговор и странное предложение бывшей.
Глупо рассчитывать, что отец сам лично вновь отдаст мне нашу корпорацию, ведь я чуть не утопил её. Нефть "ВЕС" обрушилась, акции упали, до банкротства оставались считанные дни. Одному дьяволу известно каким способом Волкову старшему удалось вернуть всё на круги своя и не разориться. Видимо, старые связи напряг.
Однако, прежде чем принять предложение Эвелины, нужно хорошенько поговорить с отцом. Возраст у него неутешительно велик, дни идут на закат.
— Оксана, позови ко мне Ефима Святославовича, — бубню в переговорник.
И уже через десять минут в кабинет входит отец с гордой выправкой и лучезарной улыбкой.
— Дела идут в гору! — констатирует факт, сверкая самолюбием.
— Сядь, — указываю на кресло. — Нас ждёт тяжёлый разговор.
— Ты прав, сын. Разговор будет тяжёлым! — Волков хмурит седые брови.
Как только он оказывается напротив меня, лицом к лицу, пространство вокруг пропитывается горьким привкусом и даже вяжет во рту. Какое-то время мы просто смотрим пристально друг другу в глаза. Я обдумываю, с чего начать разговор. Отец делает тоже самое. Глубокая складка на его переносице становится влажной от капелек пота, выступивших от волнения.
— Я решил отдать Нефть "ВЕС" сыну Платоновых, — выпаливает, как из автомата, и вальяжно раскидывается в кресле.
А у меня дыхание останавливается и пульс чертовски быстро замедляется.
— Я против, — не отрываю взгляда от собеседника.
— Это не обсуждается, — едва заметно качает головой и поджимает губы. — Ты чуть всё коту под хвост не засунул, а я должен тебе доверять?
Искры насмешки скользят в его расширенных зрачках, а меня впервые начинает трясти от эмоций. Отец учил, что сдержанность и безэмоциональность — залог успеха, а я вот-вот разорвусь от распирающего изнутри негодования.
— У меня есть доля в корпорации. Я выкуплю твою часть…
— У тебя ничего нет, — скашивает губы в зловещую полуулыбку и достаёт из папки документ, подписанный моей личной подписью.
Всматриваюсь в строки, и, мать его, осознаю свой собственный проигрыш. Это финиш.
— Я воспользовался твоим пьянством. Корпорация больше тебе не принадлежит.
— Это не честно, — выдавливаю с какой-то детской обидой.
— О чести поговорим? — бровь старика вздрагивает. — Прости, сын, но Нефть "ВЕС" должна остаться в надёжных руках после моей кончины.
Волков старший поднимается с кресла и молча подходит к двери. Я всё жду, когда он обернётся и выдаст напоследок какую-нибудь колкость обо мне.
Но этого не происходит.
Дверь захлопывается почти бесшумно, и я остаюсь один на один с собственным бессилием и документом, подписанным моей рукой.
Отец никогда не отличался высокими моральными принципами, и просто воспользоваться моим безрассудством и сильным алкогольным опьянением — абсолютно в его стиле. Я не ожидал, что он может так низко ударить. Не оставить мне даже несколько процентов акций. Забрать всё!
Я не ждал от жизни таких подлых сюрпризов. Ещё полгода назад я успешно руководил корпорацией, был выше всех в этом городе на две головы, имел стабильный внушительный доход и репутацию лучшего нефтяного миллионера в России. Я целовал свою беременную супругу в розовые сладкие губы, наслаждался её ванильным запахом и дурманящим голоском, гладил её огромный живот своими ладонями. И тогда я даже подумать не мог, что с вершины опущусь на самое дно.
Ноги утопают в иле, меня засасывает всё глубже.
У меня больше нет власти. Я — никто. Да, я остался владельцем многих заведений этого города, но они не смогут долго держать меня на плаву. Из хозяина города я вскоре превращусь в мелкого бизнесмена, владеющего всего-то парочкой гостиниц и несколькими ресторанами. Из семьянина, жене которого раньше все завидовали — в одинокого отшельника.
Стираю солёный пот со лба, плетусь к двери в свою офисную спальню. Застываю у стеллажа с алкоголем, выискивая взглядом элитный коньяк.
Пью из горла жадными глотками, горло обжигает.
Сколько можно заливать проблемы?
Отшатываюсь, расслабив пальцы. Бутылка падает на плитку, стекло со звоном рассыпается у меня под ногами.
Это уже зависимость. И она связала мне руки стальными цепями.
В порыве ярости скидываю с полок весь алкоголь. Янтарные лужи заливают пол, попадают мне на обувь. Наступаю на стёкла, и они крошатся под моими итальянскими ботинками.
Крошатся также, как вся моя жизнь. Вдребезги! На мелкие частички, которые уже точно нельзя склеить.
Кто я теперь? Без своей власти?
Без моей милой Канарейки, которая придавала мне сил и наполняла жизнь особым смыслом!?
Застываю перед зеркалом во всю стену. Долго пялюсь на своё отражение. Я не знаю мужчину, которого вижу. Он самозванец! Хочет влезть обратно на вершину и вернуть женщину, которая делала его счастливым. У него растрёпанные волосы с едва различимой сединой на висках, заплывшее от запойного пьянства лицо, шальные глаза. Он тот, кто не понимает чего хочет жизни. И я презираю его.
Я ненавижу того, кем стал!
Не смог удержать ни одну сферу жизни.
Потерял всё!
Оказался в аду.
И если нужно кому-то продать душу, чтобы вернуться обратно в размеренную жизнь, то я готов.
Набираю номер Эвелины.
— Стёпа, — с предыханием слышится из трубки. — Ты подумал над моим предложением?
— Ты знаешь, что мне больше не принадлежат даже акции? — ноздри трепещут, когда втягиваю горячий воздух.
— Я знаю всё. И я единственный человек, который сможет тебе помочь.
— Я согласен!
— Ты ещё не знаешь, что я попрошу взамен, — сквозь расстояние чувствую, как моя бывшая жена сейчас победно ликует.
— Мне всё равно. Я согласен.
— В восемь вечера в "Горизонте". Целую!
Закрываю глаза и сильно сжимаю челюсти. Слышу скрежет собственных зубов. Лютый и болезненный.
Перед уходом я ещё раз осматриваю своё отражение и битые стёкла бутылок, сверкающие от солнца и переливающиеся капельками алкоголя.
— Оксана, нужно вызвать клининг. Пусть уберутся в спальне! — бросаю на ходу.