Глядя из окна вагона на пробегающие мимо пейзажи, я не могла не думать о своей первой поездке в Корнуолл.
Все вспоминалось так отчетливо. Я почти видела мисс Белл, сидевшую напротив меня и не пропускавшую ни малейшей возможности сообщить что-нибудь поучительное по поводу окружающей природы. Я помнила даже, что две ехавшие с нами дамы высадились в Плимуте, хотя и забыла, как они выглядели.
Мне ясно представлялись мои опасения, моя растерянность после того, как меня оторвали от всего близкого и привычного и без всяких объяснений бросили в новую жизнь. Теперь мне казался смешным ужас, который мне внушала кузина Мэри, эта людоедка, эта гарпия. Ведь в действительности она оказалась совсем не похожей на рисовавшийся моему воображению образ.
Проезжая по мосту, построенному Брунелем, я вспомнила появление Поля и Яго, и в душе посмеялась над мисс Белл, осудившей их «вторжение». Тогда все и началось, подумала я.
Я вышла из поезда. Двуколка уже ждала меня, как и пять лет назад.
— Ну и дела, — приветствовал меня Джо. — А ведь я узнал бы вас, мисс Кэролайн, право слово, узнал бы. Только, пожалуй, повзрослели вы с тех пор, как я вас видел.
— Так обычно и бывает, Джо, — ответила я.
— A вот вы нисколько не изменились.
— Прибавилось немного седых волос, мисс Кэролайн, да одна-две морщины. Выходит, вы сейчас путешествовали одни. В прошлый раз вы приехали с той особой, с гувернанткой. Резковата она была, что греха таить.
— Так ведь вы сами сказали, Джо, я повзрослела.
И мы двинулись, громыхая по каменистой дороге. На этот раз не было необходимости предупреждать меня о рытвинах и ухабах — я знала их все наперечет. Все здесь для меня было знакомым и удивительно милым.
— Все выглядит точно, как раньше, — отметила я.
— Верно, мисс Кэролайн, особых перемен здесь не было.
— Люди все же меняются.
— Так-то оно так. Люди стареют.
— У них побольше седых волос, появляются новые морщины, — передразнила я его.
Джо засмеялся.
— Какая вы, однако, мисс Кэролайн! Запомнили, что я сказал… Моя миссис говорит, что мисс Трессидор будет рада-радехонька вашему приезду.
— Правда? Это мне очень приятно.
— Привязалась она к вам, мисс Трессидор, значит. Моя миссис говорит, что не годится женщинам жить в одиночестве. У них должны быть дети, муж… вот что им нужно. Так говорит моя миссис.
— А уж ей как не знать, не так ли, Джо? У нее есть и дети, и муж.
— Что верно, то верно, мисс Кэролайн. Вот наша Эми вышла замуж за колесника, что живет на Болсоверской дороге, а наш Вилли хорошо устроился в поместье эсквайра Тревифика неподалеку от Лаундестона. Есть у нас еще один сынок — Джимми, так он уехал в Австралию. Уж мы горевали, горевали…
— В жизни не может, наверно, все идти гладко, как вы считаете?
— Людям хочется, чтобы это было так, вот оно что. Я и то говорю иногда моей миссис: «Послушай, ведь Эми и Вилли живут недалеко от нас, а разве мы так уж часто с ними видимся? И если Джимми в Австралии, то тут уж ничего не поделаешь». А сама-то моя миссис? Ведь она держит меня в ежовых рукавицах! Случается, я ей и скажу: «Может быть, не так это плохо для женщины остаться старой девой?» Но это, конечно, если она хорошо обеспечена, вот как мисс Трессидор, например.
— Люди сами выбирают свой путь, — заметила я. — Нужно только стараться довольствоваться тем, что имеешь. — Тут мне пришло в голову, что мои слова звучат, как одна из сентенций мисс Белл. Я засмеялась и продолжала: — Уж очень у нас серьезный разговор получается, Джо. Скажите лучше, что за это время произошло в Ланкарроне.
— Вот в Лэндовере много чего изменилось. Семья теперь опять там живет.
— Да, я слышала об этом. А еще что у них изменилось, Джо?
— Дом сейчас новехонький, как с иголочки, вот оно что. Все-то там отремонтировали… и крышу тоже… Рабочие только и знали, что чистили, скребли, стучали… В эндовер Холле теперь все в порядке, не придерешься.
— Вы знаете, верно, что старый джентльмен умер? С тех пор уже год прошел, никак не меньше. Но он успел увидеть, как все наладили, значит, умер не с таким тяжелым сердцем. Так что мистер Поль, он теперь хозяин. Да, скажу я вам, перемены там большие.
— Но к лучшему, правда?
— Это уж точно… Невесело жить в поместье, которое катится под гору, мисс Кэролайн. А там к тому и шло… Долгие годы это тянулось. Теперь они очень стараются. При старом джентльмене такого не было… вовсе не было. Уж очень он любил веселую жизнь… Карточная игра ночи напролет… А еще вино и женщины, как говорят. Ужас, что там делалось. Мой дед много чего мог бы порассказать… Да он и рассказывал. А теперь вот мистер Яго…
— Что мистер Яго? Я хорошо его помню. Когда я здесь гостила в прошлый раз, он был совсем еще мальчиком.
— Сейчас-то он мужчина, — начал Джо и ухмыльнулся. — Болтовня, однако, к добру не приведет…
Я не успела расспросить его получше — мы подъехали к домику у ворот.
Он оставался таким, каким я его запомнила: соломенная крыша, чистенький садик, цветы и, конечно, пчелы.
Вышел Джеми Макджилл в своей клетчатой шапке, клетчатых брюках и отделанной кожей куртке, какие но сят егери.
Когда он увидел меня, его лицо засияло от радости.
— Мисс Кэролайн! — воскликнул он.
— О, Джеми, как мне приятно снова вас видеть! У вас все хорошо?
— Хорошо, мисс Кэролайн. Я слышал, что вы должны приехать и очень обрадовался.
— Сказали вы об этом пчелам?
— Они сами что-то почувствовали и рады не меньше меня.
— Никак не ожидала, что и они будут приветствовать меня.
— Они ведь все понимают. У них свои симпатии и антипатии, а вам они симпатизируют.
— Джеми, я скоро приду навестить вас.
— Буду ждать с нетерпением, мисс Кэролайн.
Двуколка двинулась дальше.
— Странный он парень, этот Джеми Макджилл, — сказал Джо. — Моя миссис говорит, с ним, верно, что-то приключилось. Может, в любви не повезло, вот она что думает.
— На вид он, скорее, человек счастливый, — заметила я, — если что и случилось, так это было давным-давно.
— Все эти пчелы… и животные тоже. Всегда он кого-то подбирает… Разные маленькие твари, которым плохо пришлось, и он старается им помочь.
— Мне Джеми нравится.
— Джеми всем нравится, но вот моя миссис говорит, что ненормально так жить для мужчины. У него должны быть жена и дети.
— Ваша жена сторонница брака и всего, что с ним связано, — сказала я. — А вот и дом… все такой же…
Мы проехали в ворота и загрохотали по двору. Я почувствовала сильное волнение.
Одна из служанок тотчас— открыла дверь. Я помнила ее — это была Бетти.
— Вот вы и приехали, мисс Кэролайн. Мы так ждали вас. Мисс Трессидор сказала, чтобы вас сразу проводили к ней. Отнеси сумку мисс Кэролайн к ней в комнату, Джо, а я провожу вас к мисс Трессидор, мисс Кэролайн.
Я прошла в холл. Кузина Мэри стояла на верхней площадке лестницы.
— Кэролайн, милочка моя! — воскликнула она и стала быстро спускаться.
Я подбежала к ней, и мы обнялись.
— Наконец-то, — произнесла кузина Мэри. — Я уже думала, что ты никогда не приедешь. Как ты себя чувствуешь? Вижу, что хорошо. Как ты выросла, право! Как прошла поездка? Есть хочешь? Ну конечно, хочешь. Наконец ты здесь!
— О, кузина Мэри, как я рада, что приехала к вам.
— Поднимайся же. С чего мы начнем? Хочешь перекусить? До обеда еще добрый час. Правда, можно подать и пораньше. А может быть, все-таки съешь хоть что-нибудь, чтобы спокойно дождаться обеда?
— Нет, спасибо, кузина Мэри, лучше я подожду. К тому же я сейчас слишком взволнована, чтобы думать о еде.
— В таком случае, пойдем и присядем буквально на минутку. А потом я отведу тебя наверх, и ты сможешь умыться. Так будет лучше всего, не правда ли? Как же ты выросла, однако! Но я все равно узнала бы тебя где угодно.
— Вот целых пять лет прошло, кузина Мэри.
— Слишком долго. Слишком долго тебя здесь не было. Пойдем, присядем. Тебя ждет твоя прежняя комната. Я подумала, ты будешь довольна. Как ты проехала всю эту дорогу из Франции?
— Это было долгое путешествие. К счастью, выехала я из Парижа. Если пришлось бы добираться из той деревни на юге, где я жила с мамой, то было бы еще дольше. Когда мы вместе ехали оттуда в Париж, дорога заняла почти целый день.
— А твоя мама снова вышла замуж. Насколько я понимаю, ее новый муж что-то вроде сказочного принца.
— Для принца он немного староват, но это очень славный человек.
— Ее замужество большое счастье для всех нас. Ведь иначе ты до сих пор, вероятно, оставалась бы там.
— Я твердо решила уехать, по это нелегко было бы осуществить, если бы не…
— Знаю. В последний раз она тут же заболела.
— Она в самом деле была больна.
— Гм. Удобное заболевание. Но это неважно. Главное, она счастлива со своим принцем.
— Медовый месяц они проведут в Италии, а потом вернутся во Францию. В Париже у него особняк, а в окрестностях Лиона настоящий замок. Именно то, в чем она нуждалась.
— Теперь она принадлежит к французскому дворянству.
— Это не совсем так. Если он и король, то всего лишь парфюмерный.
— В таком случае, за его состояние можно не опасаться. Но хватит об этом. Предоставим твоей матери наслаждаться своим счастьем и поговорим о наших делах.
— Мне ужасно хочется услышать обо всем.
— Здесь все хорошо. Поместье процветает. Я забочусь об этом. — Она бросила взгляд на часы, пришпиленные к ее блузке. — Тебе, пожалуй, пора, дорогая, умыться и переодеться, а вечером мы сможем разговаривать, сколько душе угодно. Бетти поможет тебе распаковать вещи. Подходит тебе такая программа? Я хотела только взглянуть на тебя и обменяться парой слов. У нас впереди масса времени.
Я поднялась вслед за ней по лестнице, прошла через галерею. Все эти господа больше не мои предки, подумала я с легким сожалением.
Вот и знакомая комната. Я подошла к окну, посмотрела на парк и лежащие за ним далекие холмы. Лэндовер Холл не был отсюда виден, но находился он недалеко, и при этой мысли мое сердце взволнованно забилось.
— Бетти? — позвала кузина Мэри, и Бетти вошла в комнату. — Помоги мисс Кэролайн распаковать вещи. Она покажет тебе, куда все класть. Ты ведь спустишься, как только будешь готова, не так ли, Кэролайн?
Я была очень счастлива. Какое радостное возвращение! Кузина Мэри была точно такой, какой я ее помнила, и моя любовь к ней росла с каждой минутой.
Как чудесно, что я вернулась!
Бетти развешивала мои вещи.
— Как лучше повесить вот это, мисс Кэролайн? — спрашивала она. — А белье можно разложить в этих ящиках? Вот так. Позвольте, я повешу еще и то. Мисс Трессидор сказала, если места будет недостаточно, можно воспользоваться и соседней комнатой, в ней есть большой стенной шкаф.
— Места здесь очень много, спасибо, Бетти.
— Все очень рады, что вы вернулись, мисс Кэролайн.Люди помнят вас, как маленькую девочку.
— Мне было четырнадцать лет, когда я приехала сюда в прошлый раз. Кажется, я не была такой уж маленькой.
— А теперь вы совсем взрослая молодая леди.
Я поблагодарила Бетти, когда все было приведено в порядок, а она напомнила мне, что обед подадут примерно через полчаса.
— Вы помните, где столовая, мисс Кэролайн?
— Помню, Бетти. Когда я вошла в дом, мне показалось, что я и не уезжала.
Кузина Мэри ждала меня в столовой. Стол был торжественно сервирован. Я посмотрела на гобелены, покрывавшие стены, бросила взгляд через окно во двор.
— Входи и садись за стол, дорогая моя, — улыбнулась кузина Мэри. — Сегодня, вечером мы вдоволь наговоримся. Хотя ты, наверное,.захочешь лечь пораньше. Скажи мне, как только почувствуешь, что устала. Нам незачем особенно спешить, времени сколько угодно.
Я сказала ей, как я счастлива, что приехала. Во время еды мы говорили о Франции и о событиях, предшествовавших моему отъезду туда. Я обнаружила, что могу говорить о Джереми Брендоне без особого волнения.
— Мне следовало, вероятно, присутствовать у Оливии на свадьбе, — сказала я. — Я проявила трусость, не поехав в Лондон.
— В некоторых случаях так лучше. Не думаю, что жених обрадовался бы, увидев тебя там. Как и Оливия, впрочем.
— Вы не знаете Оливию. Она абсолютно бесхитростная, характер у нее необыкновенно мягкий, поэтому она считает всех такими же. Она действительно верит, что в поведении Джереми деньги не играли никакой роли, верит просто потому, что он так ей сказал.
— Люди, не задающие слишком много вопросов, иногда счастливее других.
— Так или иначе, но сейчас она уже замужем.
— А он теперь ничего для тебя не значит?
Я поколебалась. Прямота кузины Мэри требовала полной искренности.
— Я так стремилась избавиться от опеки мисс Белл и строгих правил, царивших дома, так страдала, догадываясь о враждебности человека, которого считала своим отцом… Джереми был романтичен, красив, обаятелен… Мне легко было поверить, что он любит меня, и я начала испытывать по отношению к нему такие же чувства. Я не уверена, но мне кажется, я созрела для любви, жаждала ее, вот почему так все случилось.
— Ты была, как говорят, «влюблена в любовь».
— Нечто в этом роде.
А теперь?.. Не могла же я сказать: «Когда я снова встретила Поля Лэндовера, то была рада, что не вышла замуж за Джереми». Были ли мои чувства к Полю в самом деле так сильны, хотелось ли мне избавиться от воспоминания об унижении, которое терзало меня после предательства Джереми, или же я была все еще «влюблена в любовь»? Я думаю, человеческие эмоции всегда нуждаются в анализе, мои же сильнее, чем у большинства людей.
Я рассказала кузине Мэри, как мы встретились с Альфонсом, как он сразу был покорен мамиными чарами. В их взаимоотношениях все ясно. Пока он сможет обеспечивать ей жизнь в роскоши, она будет продолжать восхищаться им. Вопреки правилам морали, именно мама проживет счастливо весь остаток жизни.
После окончания обеда я сказала, что мне еще не хочется ложиться.
— Хорошо. Перейдем в зимнюю гостиную и выпьем немного портвейна. Да, Кэролайн, я настаиваю. Это поможет тебе заснуть.
Выйдя из столовой, мы перешли в небольшую соседнюю комнату, очень уютную, и я вспомнила, что в мой прошлый приезд мы часто проводили там вечера. Кузина Мэри достала портвейн из буфета и налила понемногу в наши бокалы.
— Ну вот, — сказала она. — Теперь можно будет спокойно разговаривать. Слуги сюда не войдут.
— Мне кажется, что здесь почти ничего не изменилось. Старый Джо по-прежнему под началом у своей тиранической миссис, а Джеми Макджилл все такой же со своими пчелами. Будто я и не уезжала.
— Тем не менее у нас произошли большие перемены. Ты сама их обнаружишь.
Мне не хотелось переводить разговор на Лэндоверов.
Я могла выдать свой интерес к тому, что у них происходит, и это не скрылось бы от зорких глаз кузины Мэри.
— Так поместье процветает?
— О да. Это один из тех вопросов, которые я хотела бы обсудить с тобой… но, пожалуй, лучше не сегодня.
— Однако вы пробудили мое любопытство. Так что вы хотели сказать о поместье?
— Я просто подумала, что ты могла бы получше с ним познакомиться и, может быть, помогать мне.
— Вы нуждаетесь в помощи?
— Не отказалась бы от нее. Мне кажется, это могло бы тебя заинтересовать.
— В этом я не сомневаюсь.
— Все это слишком сложно для сегодняшнего вечера.Завтра нам предстоит о многом еще поговорить.
— Когда вы сказали, что здесь произошли большие перемены…
— То имела в виду не столько Трессидор, сколько Лэндовер.
— Да, Джо тоже упомянул об этом. Как поживает… э-э… Яго?
— О, Яго. Ведь ты с ним была очень дружна, верно? Так вот, он теперь слывет главным местным донжуаном. О нем целые легенды ходят.
— Ему, должно быть, исполнился двадцать один год или двадцать два. Он уже женился?
— О нет. Но люди утверждают, что следовало бы. Говорят, он пошел по стопам своего отца. О картах ничего не слыхала, но к женскому полу он явно неравнодушен. Такие вещи становятся ведь широко известны, а я не против того, чтобы немного посплетничать, особенно когда речь идет о моих соседях и давнишних соперниках.
— Значит, вражда еще существует?
— Ах нет, нет. Это не вражда, давно уже нет. Внешне мы добрые друзья, но соперничество осталось. В прежние времена, когда Джонас Лэндовер проигрывал постепенно в карты свое поместье, у нас был значительный перевес. Сейчас, однако, положение изменилось. Яго никогда не удалось бы этого добиться. При нем нынешнее изобилие быстро исчезло бы. По слухам, в Плимуте у него есть любовница, к которой он очень привязан, но жениться не торопится и при этом не прочь поразвлечься и с деревенскими красотками.
— Я хорошо помню его. Он был очень забавный.
— И остался таким. Идет по жизни, можно сказать, с песней на устах, одаривая своим неотразимым обаянием встречающихся на его пути особ женского пола, особенно, если они молоды и красивы. Уверена, что ты не попадешься на его удочку, ты для этого слишком разумна.
— Я получила хороший урок, кузина Мэри.
— Такие уроки являются настоящим благословением для тех, кто способен ими воспользоваться.
— Не думаю, чтобы это неотразимое обаяние произвело на меня впечатление.
— Нет… пожалуй, нет. Одна фермерская дочка, Дженни Грейнджер, получает с Яго деньги на рожденного ею младенца, а он, говорят, возможно, и не от него. У нее, по-видимому, был выбор, и она остановилась на Яго, как на наиболее платежеспособном.
— Джентльменам с его наклонностями приходится идти на риск.
— А вот Поль совершенно иного склада.
— Вероятно, два таких Яго были бы слишком накладны для семейного бюджета, — заметила я, стараясь скрыть за шутливым тоном свой интерес.
— Поль очень серьезный. Я довольно близко с ним познакомилась за последнее время. Мы иногда ветречаемся, по-соседски, конечно, не больше того.
— Вот как, — заметила я, надеясь, что мой голос не звучит слишком неестественно.
— Я должна признаться тебе кое в чем, — продолжала кузина Мэри.
— В самом деле?
— Да. Он собирался на юг Франции… Поль Лэндовер, хочу я сказать. И вот я попросила его разыскать там тебя.
— О!
— Меня беспокоила твоя мать, я хотела выяснить, какая там у вас ситуация — мне казалось, что в действительности она не больна, а просто старается задержать тебя при себе. Эгоистичная женщина способна приковать дочь к своей особе, лишить ее личной жизни. Я поговорила с Полем, и он понял мою точку зрения. «Могли бы вы заехать туда как бы случайно? — спросила я. — Прощупаете почву, а потом, возвратясь, расскажете мне все, как есть».
— О! — снова воскликнула я, — а я-то в самом деле думала, что это случайная встреча.
— Я на это рассчитывала. Мне не хотелось, чтобы ты решила, будто я поднимаю шум по пустякам и пытаюсь шпионить. Но мне нужно было знать правду.
— Ну и что он вам сообщил?
— Как раз то, что я и подозревала. Можешь себе представить поэтому, как я обрадовалась, узнав об этом Альфонсе, похитившем твою мать для романтической любви среди флаконов с духами? Можешь, конечно. Для всех нас месье Альфонс оказался добрым волшебником.
Я почувствовала разочарование. Так он приехал, потому что кузина Мэри попросила его! Он и пробыл там совсем немного. Потом я вспомнила, как он стоял на балконе за дверью моей спальни, видимо, колеблясь.
— Поль Лэндовер очень трезвый человек, — заметила кузина Мэри. — Если бы не он, они потеряли бы Лэндовер Холл. Теперь все встало на свое место. Я уверена, что он всегда к этому стремился.
— Должно быть, теперь он полностью удовлетворен.
— По его словам, вы некоторое время провели вместе.
— Да, мы ездили верхом в горы. К сожалению, я упала с лошади, и нам пришлось заночевать на постоялом дворе.
— Об этом он не говорил! Вы оставались ночью на постоялом дворе?
— Видите ли, я немного разбилась и была в шоке…Пришлось позвать врача. Он сказал, что мне следует воздержаться от верховой езды в тот вечер.
— Понимаю.
— Расскажите мне о Лэндовер Холле. Как Полю удалось так быстро вернуть поместье?
— А он тебе не сказал?
— Он вообще почти не говорил на эту тему.
— Так вот: Аркрайты купили поместье. Об этом ты знала.
— Да. Вы написали мне в свое время. Речь о покупке шла еще до моего отъезда.
— Там произошел несчастный случай, и дочь ушибла спину.
— Кажется, не очень серьезно.
— Во всяком случае, это не помешало ей иметь ребенка. У нее чудный малыш, Джулиан.
— Так она вышла замуж?
— Ну конечно. Это оказалось наилучшим выходом из положения. Старик Аркрайт никогда не сумел бы стать помещиком. Тут нужны не только «деньжата», как сказал бы он сам. У него были средства на восстановление дома, на ремонт коттеджей… но помещика из него не вышло бы. Арендаторы не признали бы его с его северным произношением и всем его обликом, и он оказался достаточно проницательным, чтобы понять это. Если бы решение зависело от них, они, безусловно, предпочли бы старого картежника Лэндовера… или Поля, способного внушить им страх Божий… или даже Яго, соблазняющего их дочерей. Все эти качества присущи помещикам. Арендаторы не смирились бы с суровым здравым смыслом и практицизмом северянина.
— По-моему, они должны были быть довольны, что он отремонтировал их коттеджи.
— «Не помещик он», — только и слышно было, куда ни пойдешь. Арендаторы восставали и против меня из-за того, что я женщина. «Это противоестественно, — говорили они тогда, — пусть лучше не берется…» Но я быстро доказала им, что они ошибаются. Не знаю, сумел бы Аркрайт со временем переубедить их, но представилась новая возможность, и он был слишком практичен, чтобы не воспользоваться ею.
— А что с его дочерью, с мисс Аркрайт? Я рада, что она не осталась калекой.
— Да, ее повреждения оказались менее опасными, чем врачи предполагали вначале. Она утверждала, что увидела на галерее призраков. Говорят, сперва она очень нервничала. Не знаю, как она отнеслась к идее поселиться в этом доме. Однако отцу удалось убедить ее, что она стала жертвой оптического обмана, вызванного слабым освещением. Тем не менее она продолжала настаивать, что видела нечто, и слава «дома с привидениями» окончательно утвердилась за Лэндовер Холлом.
— И все же Аркрайты купили его, а Лэндоверы переехали на ферму, ведь так?
— Да, но только на некоторое время. Я не думала, что они останутся там надолго — они и не остались. Казалось, это идеальное решение. На месте Поля мог оказаться Яго, но ему не удалось бы так преуспеть. Да и мистер Аркрайт вряд ли согласился бы на такой вариант.В качестве зятя он хотел иметь серьезного человека, то есть старшего из братьев.
— В качестве зятя!
— Значит, Поль не сказал тебе, что он женился на Гвенни Аркрайт и таким образом вернул Лэндоверам их собственность.
Надеюсь, кузина Мэри не заметила моей реакции. Я продолжала сидеть на стуле совсем прямо и чувствовала, как у меня кровь отливает от лица.
— Нет… нет. — Для меня самой мой голос звучал так, будто доносился откуда-то издалека. — Он… ничего не говорил об этом.
Это было невероятно! Я старалась изо всех сил не дать моим чувствам прорваться наружу.
— Ты устала, — сказала кузина Мэри. — Я не должна была задерживать тебя так долго.
— Да… я устала. Утомление дало знать о себе как-то сразу. Я и не подозревала, как сильно я устала.
— Иди спать.
— Еще чуточку, кузина Мэри. Все это так интересно. Значит, была свадьба?
— Да, уже три года тому назад. Или около того. Маленькому Джулиану, по-моему, два года.
— Так у них ребенок?
— Все говорили, что это очень разумно. Старый Аркрайт очень этого хотел. Умирая, он был спокоен за судьбу дочери. Это случилось не так давно, вскоре после смерти Джонаса, и под конец они совсем неплохо ладили между собой. По словам мистера Аркрайта, он сумел накопить немало «деньжат» и использовать их на покупку именно такого поместья и общественного положения для дочери, к которым всегда стремился. Правда, «деньжата» недостаточно хороши без соответствующего воспитания, но, как он не уставал твердить: «то, чего у вас нет, можно купить; есть деньжата, есть и все остальное». Мне старик нравился, я относилась к нему по-дружески. Он был человеком из народа, хотя, как говорил он сам, и при деньгах. Выражался он красочно, был открытым и прямым. Не удивилась бы, если бы узнала, что он первым предложил Полю: «Женитесь на Гвенни, и дом будет принадлежать ей, а значит, и вам, а в дальнейшем вашим детям».Его триумф стал полным, когда родился Джулиан. Однажды он сказал мне: «Самое разумное, что я сделал в жизни, не считая, конечно, того, что я вовремя занялся строительным бизнесом, это приобретение Лэндовер Холла, причем мне удалось выдать дочь замуж за человека, которому он принадлежал бы и поныне, умей его семья так же хорошо делать деньги, как Аркрайты. Деньжата и хорошее воспитание — непобедимая комбинация, а у моих внуков будет и то, и другое».
— Как вижу, для Лэндоверов все это закончилось самым удовлетворительным образом.
— Да. Они вернулись в свое старое жилище, имея достаточно денег для уплаты долгов Джонаса, восстановления дома и содержания его в дальнейшем. Весьма удачная сделка, устроившая всех заинтересованных, в частности, обитателей коттеджей. Вот где настоящие снобы, Кэролайн! Они придают классовым различиям гораздо большее значение, чем мы. Аркрайты им не подходили. Им нужны были их старые беспутные Лэндоверы, и они их получили. По слухам, Джулиан настоящий маленький Лэндовер… Вся эта история похожа на сказку, ты не находишь?
— Очень похожа, — подтвердила я, — сказка да и только.
— Ну вот, я ввела тебя в курс наших дел — это все, что произошло в Лаккарроне за это время. Лэндоверы вернулись в свой дом, а уж Поль проследит за тем, чтобы «деньжата» Аркрайта не выбрасывались на ветер. Их поместье теперь в таком же превосходном состоянии, как и мое, и мы снова стараемся превзойти друг друга. Пойдем, моя дорогая. Пора спать.
Она поцеловала меня на сон грядущий у дверей моей спальни.
Для меня было большим облегчением остаться одной. Я чувствовала себя разбитой и униженной, как будто снова прочла то письмо от Джереми. Закрыв дверь, я прислонилась к ней.
Какой же я была глупой! Опять позволила мечтам управлять своей жизнью. Все мужчины одинаковы — они выбирают то, что для них выгоднее.
Я вспоминала, как Джереми держал меня в объятиях, страстно целовал и уверял в своей любви. Вспоминала, как Поль стоял у меня за дверью. А если бы он вошел! Как он смел! Я чувствовала, что он на многое способен был решиться. Мог он действительно намереваться войти и воспользоваться моей доверчивостью? Неужели я настолько себя выдала?
И все это время он был женат — женат на женщине, которая вернула ему Лэндовер, так же как Джереми был теперь женат на Оливии, принесшей ему богатство!
Схема в обоих случаях одинаковая. Таковы мужчины. Те из них, кто похож на Яго, по крайней мере, честны. Я подумала о Роберте Трессидоре, этом замечательном человеке, этом филантропе. Как он был возмущен, узнав о маминой любовной связи с капитаном Кармайклом! Он вышвырнул ее из своего дома и повернулся ко мне спиной. И в то же время тайком удовлетворял свои сексуальные аппетиты с проститутками! Джереми был страстно влюблен в меня, пока не узнал, что я осталась без наследства. Тогда он обратил свою любовь на мою сестру, ведь ей было завещано большое состояние. А теперь Поль Лэндовер! Он, правда, не попытался овладеть мной, но все же каким-то образом дал мне понять, что я ему небезразлична… А может быть, я была так им очарована, что просто вообразила себе невесть что? Он уехал, оставив меня с моими мечтами и надеждами. У него не было богатства, но меня это не беспокоило. У меня его тоже не было. Я с радостью жила бы с ним на ферме… где угодно, но только с ним.
Мне хотелось закрыть лицо руками, чтобы скрыть стыд, который я испытывала. Мне хотелось плакать, но слез не было. Мое сердце пострадало гораздо сильнее, чем мое тело от падения в горах — раны были глубже, они не могли зажить.
Я выглянула из окна. Где-то там стоял большой дом. который был ему дороже всего на свете. А далеко отсюда Оливия и Джереми были сейчас вместе. Может быть, в этот самый момент они обнимались, целовались… А любил он по-настоящему одни деньги, которые со временем будут принадлежать ему. Подобные мужчины не любят женщин — они любят только собственность.
— Я ненавижу мужчин, — сказала я вслух. — Все они похожи друг на друга.
И как в тот раз, когда Джереми ранил меня так глубоко, я нашла утешение в ненависти.
Ночью, лежа без сна, несмотря на усталость после поездки, я сказала себе, что не останусь здесь. Нужно будет сразу уехать. Но куда? У меня не было дома. Альфонс предложил мне жить с ними… Невозможно! Оливия сказала, что ее дом будет всегда и моим. Однако делить его с Джереми Брендоном, моим бывшим возлюбленным, я не могла. Кузина Мэри, несомненно, была бы рада, если бы я осталась с ней. Мне тоже этого хотелось, пока я не узнала о женитьбе Поля. А женился он по той же причине, что и Джереми — из-за денег.
Не могу я оставаться здесь, твердила я себе. Однако в каком-то смысле я продолжала к этому стремиться. Показать ему свое презрение! Пусть он поймет, что, несмотря на полное к нему равнодушие (что было чистейшей неправдой), я его презираю (явное противоречие). Я должна просто не замечать его!
Это будет трудно. Лучше было бы уехать. И снова я спрашивала себя: куда?
Вся моя радость от возвращения в Корнуолл исчезла. Нельзя, чтобы кузина Мэри заподозрила это. Мой приезд был ей так приятен, она очень хотела оставить меня у себя. Снова и снова я задавала себе все тот же вопрос: хватит ли у меня сил, чтобы жить здесь, а если уехать, то куда? И опять я начинала строить планы. Я найду работу.
Но какого рода? Об этом я уже думала и передумала. Стать гувернанткой у непослушных детей? Компаньонкой при какой-нибудь требовательной старухе? Чем еще я могла бы заняться? Почему женщин не готовят к независимой жизни? Почему считается, что они годятся только на то, чтобы обслуживать мужчин?
Все мужчины одинаковы, говорила я себе. Некоторые из них кажутся обаятельными, но обаяние это поверхностное, и они используют его для достижения своих целей. Они думают только о том, что выгодно для них самих.
Ненавижу их всех. Никогда больше не позволю провести себя. Если у меня появится возможность доказать им свое презрение, я этой возможности не упущу.
Утром, несмотря на беспокойную ночь, я почувствовала себя лучше. В солнечном свете есть что-то целительное. При нем начинаешь ясно понимать, что ночью, в темноте, тобой владели эмоции, безрассудные мысли, и сердце, как говорится, возобладало над разумом.
Чем это Поль Лэндовер так рассердил меня? Что он мне сделал? Ровным счетом ничего. Да, он внушил мне сильное чувство, но сам не приложил для этого ни малейших усилий. Просто так случилось. Правда, он стоял ночью за дверью моей спальни. Но может быть, он только хотел узнать, все ли со мной в порядке? В конце концов ведь я перенесла тяжелое падение, и можно было только гадать, какие оно будет иметь последствия. А если я неправильно истолковала его намерения? Как часто я ошибалась в прошлом! Глупо было думать, будто он хотел войти, стать моим любовником. Меня влекло к нему, но из этого вовсе не следовало, что он испытывает подобные чувства по отношению ко мне. И все же…
Конечно. Я презирала его за то, что он продал себя, когда ему предложили подходящую цену. А может быть, мои выводы слишком поспешны, а Гвенни Аркрайт неотразимая сирена? По правде сказать, я так не считала. Я видела ее всего дважды: в трактире, куда мы зашли с Яго, и на галерее менестрелей, когда я помогала ему напугать ее. Эта мысль прервала нить моих размышлений. У Гвенни было гораздо больше оснований недолюбливать меня, чем у меня для ненависти к ее мужу.
Все это было нелепо — я опять позволила своему воображению взять верх над реальностью.
Кузина Мэри вошла в столовую, когда я завтракала.
— Это вся твоя еда — кофе и тосты! — воскликнула она.
Я сказала, что не очень голодна.
— Еще не пришла в себя после поездки. Отдохни сегодня. Чем ты хотела бы заняться? Скажи. Ты по-прежнему любишь ездить верхом? Не сомневаюсь, что любишь.
— Да, очень люблю, но во Франции у меня не было этой возможности. Я ездила всего один раз.
— Тогда, когда ты упала.
— Да, во время…
— Во время посещения Поля Лэндовера.
— Он нанял лошадей, и мы поехали в горы.
— Здесь у нас никаких гор нет. Разве что Бурый Вилли, но это всего-навсего возвышенность и с Приморскими Альпами ни в какое сравнение не идет.
Я засмеялась. Как с ней было хорошо! Кузина Мэри стояла обеими ногами на земле, ничуть не походила на мечтательницу и прямо-таки излучала нормальность.
Я воскликнула импульсивно:
— Как мне хорошо с вами, кузина Мэри!
— Я надеялась, что тебе приятно будет вернуться. Послушай, Кэролайн, мне нужно очень серьезно поговорить с тобой.
— Как, прямо сейчас?
— Самое подходящее время. Думала ты о том, чтобы чем-нибудь заняться?
— Вы имеете в виду… зарабатывать себе на жизнь?
Она кивнула.
— Я знаю, в каком положении ты находишься. Имоджин сообщила мне обо всем. Кузен не оставил тебе ничего, но твой дедушка с материнской стороны завещал тебе небольшую сумму.
— Пятьдесят фунтов в год.
— Богатством это не назовешь.
— Безусловно. Я много размышляла. Но тогда я гостила у мамы и думала, что мне, возможно, придется оставаться с ней. Альфонс был так добр, что предложил мне жить с ними, но… Оливия тоже приглашает меня к себе.
— Если я хоть немного тебя знаю, то ты относишься к молодым женщинам, предпочитающим независимость. Права я? Ну конечно, права. Полагаю поэтому, что ты хотела бы что-нибудь делать.
— Я могла бы быть гувернанткой, вероятно. Или компаньонкой.
— Брр! — односложно ответила кузина Мэри.
— Совершенно с вами согласна.
— Это решительно тебе не подходит. Ни в коем случае.
— Когда я проезжала мимо домика Джеми Макджилла, то подумала, что могла бы жить в небольшом коттедже и разводить пчел. Можно что-нибудь заработать, продавая мед?
— Очень немного, насколько мне известно. О нет, Кэролайн, все это не для тебя. Так ты размышляла, говоришь? Я тоже, представь себе.
— Обо мне?
— Да, о тебе. Но и о себе. Возраст, видишь ли, начинает давать о себе знать. Я уже не такая бодрая, как раньше. «Крутит», как говорится, то есть появились легкие ревматические боли. Приходится сбавить темп. Я много раз хотела написать тебе об этом… но ты должна была выйти замуж, и это было бы лучше всего, попадись тебе хороший человек.
— Кузина Мэри, неужели вы разделяете общепринятые взгляды? Выходит, назначение женщины — угождать эгоистическим потребностям мужчины? А почему бы ей не сохранить свою независимость? Ведь вы поступили именно так… и добились больших успехов.
Она внимательно посмотрела на меня.
— Перестань думать об этом предателе. Лучше поздравь себя со счастливым избавлением. Мужчины тоже бывают разные. Я хорошо знаю, что женщины должны быть очень осторожны, делая свой выбор, и что им часто случается ошибаться. Ты права, говоря, что лучше совсем не выходить замуж, чем соединить свою судьбу с недостойным. Но если тебе удалось бы найти тот идеал, к которому все стремятся, и иметь детей… то это, вероятно, самая счастливая судьба для женщины. Не стоит, однако, слишком рассчитывать на это. В мире полно хороших вещей, а независимость и свобода быть самой собой одна из них. В замужестве от этого в какой-то мере приходится отказаться. Нужно извлекать как можно больше пользы из того, что имеешь. Я всегда стремилась к этому, и результаты оказались неплохими. А теперь послушай, что я скажу. Я хотела бы, чтобы ты мне помогала. Для этого нужно все узнать о поместье. Арендаторы нуждаются во внимании и заботе. Джим Берроуз хороший управляющий, но тон должен задавать владелец имения. Что касается меня, то я неизменно старалась интересоваться всем. Именно недостаток личного интереса был до сих пор источником всех бед в Лэндовере. Мне хочется, чтобы ты изучила все, что относится к поместью, познакомилась с арендаторами, писала за меня письма… и вообще была в курсе дела. Ты будешь получать жалованье.
— О нет, кузина Мэри. Ни в коем случае.
— О да. Все должно быть на деловой основе, как если бы я взяла тебя на службу. Но в настоящее время мне не хочется, чтобы об этом стало известно. Люди так любопытны… так много болтают. Я думаю, тебе это покажется интересным. Ты начнешь зарабатывать. Уверяю тебя, это будет более выгодно, чем разводить пчел. Что скажешь?
— Я… я потрясена, кузина Мэри. Но мне кажется, вы делаете это, чтобы помочь мне.
— Не тебе, а себе. Тебе одной я могу признаться, что нуждаюсь в помощи, но не хочу, чтобы она исходила от посторонних. По-моему, ты прекрасно подходишь для этой работы. Значит, решено.
— Вы так добры ко мне.
— Глупости какие! Я добра к самой себе. Мы с тобой разумные люди, не так ли? Ну конечно. С другими я просто стараюсь не иметь дела.
— А ведь я думала, что не должна здесь оставаться… что мне следует…
— Попробуй использовать эту возможность. Мне никогда не забыть твоего удрученного лица, когда мы прощались в тот раз. Я сказала себе: «Девочка по-настоящему привязалась к этому дому». Вот почему я так хочу, чтобы ты осталась со мной. Это будет для меня большим облегчением.
— Да, но платить мне не нужно.
— Я начинаю думать, что в конце концов ты вовсе не так разумна, как мне это представлялось. Не сказано ли в Писании, что трудящийся достоин награды? Ты будешь получать плату, Кэролайн Трессидор, и хватит об этом. Интересно, почему люди становятся такими надменными, как только речь заходит о деньгах? Ведь они необходимы. Не можем же мы, в самом деле, вернуться к натуральному обмену! Разумеется, не можем. Так вот, ты будешь получать плату, но не чрезмерную, это я тебе обещаю. Ровно столько, сколько я платила бы постороннему человеку. С этими деньгами и тем, что у тебя есть, ты станешь независимой молодой леди. Нам не нужно ничего похожего на контракт. Ты будешь совершенно свободна в своих действиях, сможешь оставаться и уезжать, когда тебе заблагорассудится.
Я почувствовала, что слезы подступают у меня к глазам. Как странно! Ведь я ни слезинки не проронила, узнав о предательстве Джереми и о корыстолюбии Поля. А сейчас доброта кузины Мэри так растрогала меня!
Дрожащим голосом я спросила:
— Когда я смогу начать?
— Всегда лучше не откладывать в долгий ящик, — ответила кузина Мэри. — Надень амазонку, мы проедемся по поместью, и я начну знакомить тебя с ним.
Выезжая за ворота, мы увидели Джеми Макджилла в его садике. Он подошел поздороваться.
— Какое чудное утро, Джеми! — воскликнула кузина Мэри.
— Да, мисс Трессидор, мисс Кэролайн, сегодня прекрасное утро.
— С пчелами все в порядке?
— О да. Они очень радуются возвращению мисс Кэролайн.
— Как это мило с их стороны, — улыбнулась я.
— Пчелы все знают, — серьезно заявил Джеми.
— Вот видишь, — сказала кузина Мэри. — Если пчелы тебя одобряют, значит, ты хороший человек. Верно, Джеми?
— Ну конечно.
Он стоял, держа шапку в руке, и легкий ветерок ерошил его рыжеватые волосы.
— Бедный Джеми, — вздохнула кузина Мэри, когда мы отъехали. — Впрочем, я должна была бы, пожалуй, сказать: счастливый Джеми. Никогда не встречала человека более довольного своей судьбой. Это потому, должно быть, что он примирился с жизнью. У Джеми есть все, что ему нужно, а дальше он не заглядывает. Крыша над головой, достаточно еды, и все его друзья рядом… а главное, пчелы.
— Может быть, в самом деле, лучше простой, жизни ничего нет?
— У простой жизни, действительно, много преимуществ… Ну вот, мы подъехали к лесу, отделяющему Трессидор от Лэндовера. В старые времена он служил поводом для конфликтов. Теперь здесь что-то вроде ничейной земли. Я решила прежде всего навестить Джеффсов. В их коттедже определенно сыро. По мнению Джима Берроуза, здесь нужно что-то предпринять… Я представлю тебя, как дочь моего кузена, — продолжала кузина Мэри. — Мы ведь так думали раньше. Нет нужды вдаваться в подробности.
— Мне кажется странным, — заметила я, — что мы больше не родственники. Я продолжала думать о вас, как о кузине Мэри, даже после того, как…
— Я не придаю значения дурацким утверждениям о том, что кровь не вода. Один умный человек сказал, что друзей мы выбираем сами, тогда как родственников нам навязывают. Очень верно! Кузен Роберт никогда не вызывал у меня особенно нежных чувств, как, впрочем, и его сестра Имоджин. Как бы то ни было, ты остаешься дочерью моего кузена. Что ты об этом думаешь? Ты не против?
— Если так проще…
— В первое время во всяком случае.
Джеффсы были рады нас видеть.
— Я не забыла мисс Кэролайн, — сказала миссис Джеффе. — С тех пор, как вы были здесь, прошло… Ах ты, Господи, никак не вспомню.
— Целых пять лет, — подсказала я.
— Как вы выросли, однако. Тогда я часто вас видела с мистером Яго… Вы разъезжали по окрестностям.
— Подумать только, вы помните об этом!
— О да. Это было в то время, когда в Лэндовере дела шли так плохо. Джейн Бауерс и ее муж Джим очень беспокоились о том, что будет с поместьем. Сколько люди себя помнят, тот дом всегда занимали Лэндоверы. Дедушка Джима Бауерса и его прадедушка… все они проживали на их земле. Слава тебе, Господи, теперь все хорошо, Лэндоверы опять там, где им и положено быть, а их арендаторы могут спокойно спать.
Кузина Мэри подробно обсудила проблему сырости с мистером и миссис Джеффе, и мы отправились дальше. Ехали мы молча. Я задумалась над словами миссис Джеффе: «Арендаторы Лэндоверов могут теперь спокойно спать». Значит, брак Поля пошел на пользу не только Лэндоверам, но и другим людям. Но он-то вряд ли думал об этом. Взвешивал, наверное, что сам выиграет от сделки.
Я почувствовала, как горечь снова поднимается во мне, и изо всех сил постаралась подавить ее. Мне не хотелось, чтобы кузина Мэри узнала, как я была глупа, позволив Полю Лэндоверу занять такое важное место в моей жизни.
Мы заезжали и в другие коттеджи, выясняли нужды их обитателей, а потом посетили несколько ферм.
По дороге домой кузина Мэри сказала:
— Знакомство с арендаторами является одним из важнейших аспектов управления поместьем. В большинстве своем это безотказные труженики. Многие из них работают на фермах. Мне необходимо знать, все ли у них хорошо и удобно. Только так можно добиться, чтобы живущие в поместье люди были довольны своей участью, а без этого не может быть и процветания.
Когда мы приблизились к воротам Трессидор Мэнора, оттуда выехала всадница, показавшаяся мне знакомой.
— О, мисс Трессидор! — воскликнула она. — А я как раз приехала навестить вас. Вижу, что ваша гостья уже прибыла.
— Вернитесь с нами в дом, — любезно предложила кузина Мэри. — Позвольте представить вам Кэролайн Трессидор, дочь моего двоюродного брата. Миссис Лэндовер, Кэролайн.
Мое сердце сильно забилось. Не в силах удержаться, я внимательно посмотрела на нее. Она хорошо сидела на лошади, а ее амазонка была безукоризненна. Из-под шляпки выбивались рыжеватые волосы. Взгляд ее голубых глаз показался мне пронизывающим. Эти глаза привлекли мое внимание раньше всего остального — уж очень они были живые и какие-то жадные, как будто их владелица боялась упустить даже незначительные подробности.
— Хорошо, буквально на минутку, — ответила она. — Ведь я хотела только приветствовать мисс Кэролайн. А вообще-то я заехала, чтобы спросить, не согласитесь ли вы отобедать с нами завтра.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказала кузина Мэри. — С радостью, не правда ли, Кэролайн? Конечно, мы приедем… Джеймс, — позвала она одного из конюхов, проходившего по двору. — Возьмите лошадей. Миссис Лэндовер зайдет к нам.
Мы спешились. Я увидела, что она значительно ниже меня ростом, и отметила — не без злорадства, признаюсь, — что фигура у нее довольно полная, и она выглядит коренастой.
— Я знакомила Кэролайн с поместьем, — сообщила кузина Мэри.
— Нравится вам здесь, мисс Кэролайн? — осведомилась Гвенни Лэндовер.
В ее говоре был легкий северный акцент, и он живо напомнил мне ту встречу в трактире, когда мы с Яго ждали, пока подкуют мою лошадь.
— О да, очень, — горячо ответила я.
— Вы что-нибудь выпьете, — сказала кузина Мэри, скорее, утвердительным, чем вопросительным тоном.
— Благодарю вас.
— Пройдем в зимнюю гостиную, — продолжала кузина Мэри. — Там уютнее.
Одна из служанок услышала, что мы вошли и заговорила:
— Приезжала миссис Лэндовер…
— Все в порядке, Бетси, — прервала ее кузина Мэри. — Мы успели ее перехватить. Принесите, пожалуйста, вина и домашнего печенья в зимнюю гостиную.
Мы сидели в гостиной, ожидая, когда принесут вино.
— Ваше лицо кажется мне знакомым, — заметила миссис Лэндовер.
— Так ведь мы уже встречались, — напомнила я. — Помните трактир, где вы остановились, перед тем как посмотреть дом?
— Ах, ну конечно. Вы были там с Яго, я вспомнила. Но вы так изменились. Тогда вы были совсем еще девочкой.
— Мне было четырнадцать лет.
— Вы очень выросли с тех пор.
— Все, кого я встречаю, говорят мне об этом.
— Раньше или позже, — философски заметила кузина Мэри, — это случается со всеми нами.
Служанка принесла вино. Кузина Мэри налила его в бокалы, а я обнесла всех печеньем.
— Так вы приглашаете нас на обед, — сказала кузина Мэри. — Звучит очень заманчиво. Я хочу, чтобы Кэролайн как можно скорее приобщилась к местной жизни.
— Мне ужасно хотелось познакомиться с мисс Кэролайн. Ведь мы, в конце концов, соседи. Неужели я видела вас всего один раз? Просто не верится. Вы мне кажетесь такой знакомой… хотя и сильно выросли. Вы должны посмотреть на моего малыша.
— О да. Кузина Мэри рассказывала мне о нем.
— Он славный мальчуган. Говорят, он пошел в Лэндоверов.
Она поморщилась.
— Я полагаю, — заметила кузина Мэри, — у него и от вас кое-что есть. Может быть, со временем он станет походить на вашего отца. Вот человек, к которому я относилась с большим уважением.
— Милый старый папа, — погрустнела Гвенни Лэндовер. — Как печально, что он умер, едва получив то, к чему стремился.
— По крайней мере, он успел получить это, — философски заключила кузина Мэри. — А как поживает ваш муж?
— Хорошо, благодарю вас.
— А Яго?
— У Яго всегда все в порядке. Он только что вернулся из Плимута. Ему очень хочется поскорее повидаться с вами, мисс Кэролайн. Он рассказывал нам, как хорошо вы проводили вместе время, когда вы гостили здесь в прошлый раз. Ему интересно, очень ли вы изменились с тех пор, и он надеется, что не очень.
— С нетерпением буду ждать возобновления нашего знакомства, — вежливо сказала я.
Она допила вино.
— Пора идти. Я заехала главным образом для того, чтобы пригласить вас. Значит, договорились? Удобно для вас в половине восьмого? Я не хотела устраивать большой званый обед, не будет никого, кроме нашей семьи. По-соседски, знаете ли. Яго сказал, что мы первые должны пригласить вас.
— Поблагодарите Яго от нашего имени, — попросила кузина Мэри.
Мы вышли с Гвенни Лэндовер во двор и подождали, пока конюх не помог ей подняться в седло.
Проезжая в ворота, она помахала нам.
Когда мы вернулись домой, кузина Мэри заметила:
— Она твердо решила установить с нами дружеские отношения.
— Мне тоже так показалось.
— И ей не терпелось взглянуть на тебя.
— Зачем?
— Она любит быть в курсе происходящего в округе. На редкость любопытная особа. Не может удержаться,
говорят, чтобы не совать свой нос абсолютно во все: зна ет, например, кто из служанок «гуляет», и догадывается о появлении ребенка, раньше чем будущая мать сама заподозрит что-нибудь. По словам наших слуг, она сплетничает со своими горничными. Слуги этого не одобряют. Они ждут от хозяев строгого соблюдения кодекса поведения. Гвенни — мы всегда так ее называем — не совсем соответствует их представлениям о жене помещика, как и ее отец не соответствовал установившемуся образу владельца поместья.
— Так вы думаете, ей хотелось посмотреть на меня?
— Она вообще любит бывать на людях, но я заметила, что на тебя она обратила особое внимание, да и ты, как мне показалось, проявила к ней интерес.
— Конечно, я хотела знать, на что похожа благодетельница Лэндовера.
— Ну вот, теперь ты знаешь. Она очень довольна собой — получила то, к чему стремилась.
— Значит, она удовлетворена своей сделкой?
— По-моему, это не вызывает сомнений.
— А он?
— Вот на это затрудняюсь ответить… Хочешь пойти переодеться? Советую тебе отдохнуть после ленча. У тебя все еще усталый вид. Вечером поговорим подольше. А к завтрашнему дню ты уже полностью придешь в себя.
— Да, — ответила я. — Желательно выглядеть бодрой на обеде у Лэндоверов.
— Это будет любопытно. Ты у них еще не бывала?
— Во всяком случае, не в качестве гостьи. Однажды Яго довольно поверхностно показал мне дом.
— Ну что ж, завтра тебя примут по всем правилам этикета. Ты получишь удовольствие — это я тебе обещаю.
Позже, у себя в комнате, я усомнилась в этом.
Следующую ночь я спала хорошо — сказалась накопившаяся за последнее время усталость. День прошел быстро. Утром мы ездили верхом, а кузина Мэри снова знакомила меня с поместьем. После ленча она отдыхала, а я, сидя в саду, читала, но больше старалась представить себе, как пройдет для меня сегодняшний вечер.
Одевалась я с большой тщательностью. Жаль, что Эвертон не было здесь и она не могла причесать меня. Мне так и не удалось добиться ее результатов. Она считала, что из-за высокого лба мне следует поднимать волосы вверх, к тому же такая прическа увеличивает рост. Я надела кремовое платье с облегающим корсажем и пышной юбкой, купленное в Париже к маминой свадьбе. Выбор этого платья был одобрен Эвертон, поэтому я считала его верхом элегантности. На прощание мама подарила мне свою изумрудную брошь. «Эта брошь, — провозгласила Эвертон, — очень идет мисс Кэролайн, а вам, мадам, она, право, ни к чему. Ваш камень — аквамарин, как мы всегда и считали».
Уверенная, что драгоценности теперь на нее так и посыплются, мама с легкостью рассталась с брошью… Эвертон была права: когда я ее надевала, мои глаза казались особенно зелеными.
Я посмотрела на себя в зеркало. Блеск моих глаз поразил меня — они прямо-таки сверкали, как у генерала перед сражением. Я должна была показать Полю, что он мне безразличен, что его корыстолюбивое поведение вызывает у меня презрение.
Кузина Мэри, в отличие от меня, не уделила особого внимания своему туалету. Сомневаюсь, что она вообще когда-нибудь это делала.
— Ну и ну! — воскликнула она, посмотрев на меня. — Ты изумительно выглядишь!
— Но это всего лишь обычное вечернее платье. Мама купила его для меня… вернее, это сделал Альфонс… когда мы были в Париже. Я должна была выглядеть прилично на свадебной церемонии.
— Настоящая houte couture[13]! Так ведь говорят? Ты в нем похожа на француженку. Боюсь, однако, что в Корнуолле таких вещей не знают. Здесь просто решат, что ты очень элегантная дама. А брошка какая прелестная! Наша старая двуколка сейчас явно не достойна тебя.
— Меня она устраивает.
— В таком случае, едем. Со стороны Гвенни очень мило пригласить нас вот так, по-семейному.
Подъезжая к Лэндовер Холлу, я вся трепетала от волнения — ничего не могла с собой поделать. Он выглядел очень величественным, и я вспомнила, как увидела его в первый раз. Внушительное, похожее на крепость здание с толстыми каменными стенами и зубчатой башней. Я понимала потомков людей, построивших его и владевших им в течение многих поколений, их готовность пойти на любые жертвы, чтобы сохранить его. Может быть, в поведении Поля не было ничего противоестественного?
Мы проехали под аркой во двор. Подбежал конюх и помог выйти из двуколки. Отворилась обитая гвоздями дверь, и на пороге Появилась горничная.
— Извольте войти, мисс Трессидор, — пригласила она. — Миссис Лзндовер ждет вас.
— Благодарю, — ответила кузина Мэри.
— Я отведу экипаж в конюшню, — сказал конюх.
— Благодарю вас, Джим.
Мы вошли в холл. Воспоминания нахлынули на меня. Когда наши шаги застучали по каменным плитам пола, я не удержалась и бросила взгляд на галерею менестрелей. Перила на ней, по-видимому, заменили. Я посмотрела на камин, на генеалогическое древо над ним. Находясь внутри дома, было еще легче понять, каким требовательным может стать этот дом, как он сливается с жизнью своих обитателей, становится для них важнее всего на свете.
Я уже старалась оправдать Поля… Мы поднялись по лестнице вслед за горничной, сообщившей, что миссис Лэндовер ждет нас в гостиной.
Девушка постучала и, не дожидаясь ответа, открыла дверь. В этой комнате, просторной и очень высокой, я раньше не была. Зарешеченные окна пропускали мало света. Я заметила гобелены на стенах и портрет одного из предков Лэндоверов над камином.
Гвенни шла к нам навстречу.
— Рада вас видеть, — сказала она, как мне показалось, вполне искренне. — Взяв мою руку, она окинула меня внимательным взглядом и с одобрением добавила: — Вы просто великолепны.
Я почувствовала смущение. Кузина Мэри объяснила мне позже, что в словаре Гвенни под словом «великолепный» не обязательно подразумевается великолепие в прямом значении. Ее фраза могла просто означать: «Вы очень мило выглядите».
— С моим мужем вы знакомы.
Поль вышел вперед и пожал мне руку.
— Как приятно снова вас видеть. Надеюсь, вы совсем оправились после того падения в горах.
— Поль рассказывал нам об этом, — снова заговорила Гвенни. — Я побранила его. Ведь он должен был присматривать за вами, правда? Мисс Трессидор попросила его разыскать вас, потому что она беспокоилась.
— Это произошло исключительно по моей вине, — возразила я. — Ваш муж ненамного опередил меня, и мы двигались буквально черепашьим шагом. Просто я была невнимательна. Это недопустимо, когда сидишь на лошади.
— О, уж это-то я знаю. Ведь мне пришлось научиться ездить верхом, верно, Поль? — Он кивнул. — И я одолела эту науку, ведь так? На это потребовалось некоторое время. Однако я подумала: «Уж если я должна жить в деревне, то нужно иметь возможность передвигаться без особых хлопот». Но перед этим я болела. Это было еще до моего замужества… Я упала и сильно разбилась.
— О да, — заметила я. — Я слышала об этом.
— Ох, — вздрогнув, продолжала она. — Знаете, я не могу войти в этот холл без того, чтобы не поглядеть наверх и не задать себе — в который раз! — все тот же вопрос…
— Вы испытали, должно быть, сильное потрясение.
— А вот еще кое-кто, с кем вы знакомы.
Подошел Яго. Он значительно вырос с тех пор, как мы виделись в последний раз. Мне никогда не приходилось видеть более красивого мужчину. Он был высокий, скорее худощавый, с походкой несколько разболтанной. Нельзя сказать, впрочем, что его черты отличались совершенством. Губы у него были полные и чувственные — казалось, они умели только улыбаться, а глаза с тяжелыми темными веками так и сияли, будто созерцание мира забавляло его; густые темные волосы напоминали волосы Поля. Братья вообще были очень похожи и в то же время резко отличались друг от друга. Поль выглядел даже слишком серьезным, а Яго, наоборот, абсолютно беззаботным. Он производил впечатление человека, полностью отдающегося радостям жизни.
— Вы Яго, — сказала я.
— А вы Кэролайн, — откликнулся он.
Отбросив правила хорошего тона, он крепко обнял меня.
— Какой восхитительный… я хотел было сказать сюрприз… но слухи о вашем приезде уже дошли до нас… поэтому я лучше скажу: как я рад увидеться с вами, Кэролайн. Можете себе представить, с каким волнением я ждал нашей встречи. Добро пожаловать в Корнуолл! А вы повзрослели. — Он взглянул на мою прическу и поднял брови. — Но остались той же зеленоглазой сиреной. Я бы не перенес, если бы вы изменились.
— Значит, все уже встречались, — улыбнулась Гвенни. — Даже я однажды виделась с мисс Кэролайн. Помните? В том трактире, где мы остановились с папой. Вы вошли вдвоем и попытались сбить нас с толку. Вы говорили, что дом ужасный… на грани полного разрушения.
— Нам не хотелось скрывать от вас правду, дорогая Гвенни, — заявил Яго.
— Вы задумали тогда какую-то проделку… Как обычно.
— Что за день это был, — стал вспоминать Яго. — Мы встретились на болотах. С лошадью Кэролайн случилась беда, и нам пришлось обратиться к кузнецу… Конечно, в ближайшее время основной темой наших разговоров будут воспоминания.
— А для меня очевидно, — заметила я, — что жизнь вас вполне удовлетворяет.
— Не находить в жизни радости — большая ошибка, — парировал он.
— Не всегда легко радоваться тому, что не радует, — вставил Поль.
— Все зависит от подхода, — уточнил Яго.
— А по-моему, твое суждение слишком поверхностно, — заявил Поль.
— Не пойти ли нам обедать? — предложила Гвенни.
Она взяла меня под руку.
— Я ведь вам объяснила, — сказала она доверительным шепотом, — что сегодня у нас все совершенно неофициально. Никого, кроме своих. Время от времени, однако, мы устраиваем приемы по всем правилам. Мне нравится возвращаться к старым временам, воскрешать былую славу Лэндоверов. Полю и Яго это тоже по душе.
— Да, я целиком и полностью стою за славу Лэндоверов, как вы говорите, любезная невестка моей души, — шутливо поддержал ее Яго.
— Сегодня мы не будем обедать в столовой, — продолжала Гвенни. — Там мы были бы слишком далеко друг от друга. Мы пользуемся ею, когда у нас гости, а обычно обедаем в небольшой, примыкающей к ней комнате.
— Но сегодня у нас как раз самые дорогие гости, — запротестовал Яго.
— Я хочу сказать, что мы ближайшие соседи, — оправдывалась Гвенни.
— И это нам очень приятно, — вставила кузина Мэри.
— Конечно, мы даем и большие званые обеды, — объяснила Гвенни. — Иногда народу бывает столько, что мы пользуемся старым пиршественным залом. Приходится ведь держаться на должном уровне, не правда ли? Согласитесь, нам не следует забывать о своем положении в Дьючи.
Я посмотрела на Поля. Он раздраженно кусал губы.
Яго, казалось, забавлялся.
Гвенни провела нас через столовую в комнату меньших размеров, и я поняла, что она имела в виду. За большим столом мы затерялись бы, там трудно было бы поддерживать разговор. Столовая была великолепная: с высоким потолком и гобеленами на стенах, а вторая комната показалась мне по-своему очаровательной и необыкновенно уютной. Единственное небольшое окно выходило во двор. Стол был накрыт на пять персон, в центре стоял канделябр, но свечи не были еще зажжены. На потолке было изображено царство Нептуна в нежных пастельных тонах.
— Какая прелестная комната, — воскликнула я.
— Вы прекрасно ее восстановили, — отметила кузина Мэри.
— Да, потолок обошелся мне в немалую сумму, — сообщила Гвенни. — Там нельзя было ничего разобрать. Эта комната, как и все остальное, была страшно запущена. Я выписала сюда художника, ему пришлось сначала расчистить, а потом восстановить живопись. Можете мне поверить, этот дом влетел в хорошую монету.
— Милая Гвенни! — пробормотал Яго. — Она была так щедра со своими монетами. Я лично никогда не интересовался тем, хорошие они или нет. Для меня любые достаточно хороши.
— Ему нравится дразнить меня, — конфиденциально объяснила мне Гвенни.
— Милейшая Гвенни, — продолжал Яго. — Никто другой не мог бы так гордиться этим старым домом. Она гораздо больше Лэндовер, чем мы с Полем. Разве я не прав, дражайшая невестка?
— Когда женщина выходит замуж, семья ее мужа становится ее семьей! — сентенциозно провозгласила Гвен-ни.
— Звучит, как в молитвеннике, — сказал Яго, — но я знаю нашу разумницу и готов поклясться, что она придумала это сама.
Гвенни крепко сжала губы. Я подумала, какие напряженные отношения между тремя членами этой семьи. Мысль, что ее деньги спасли их, была ненавистна как Яго, так и Полю. Следовало подумать об этом раньше, чем брать их, сказала я про себя.
С улыбкой Гвенни указала кузине Мэри и мне наши места. Поль сидел на одном конце стола, она — на другом. Меня посадили справа от Поля, между ним и Яго. Кузина Мэри сидела против нас.
Во время обеда кузина Мэри разговаривала с Полем об управлении поместьем. Я внимательно их слушала и иногда вставляла словечко-другое. Я уже немного разбиралась в этих делах, и они продолжали меня интересовать. Мне приходилось делать отчаянные усилия, чтобы отвлечь свои мысли от недавних неприятных открытий.
Яго наклонился ко мне и сказал вполголоса:
— Нам с вами много придется наверстывать. Весть о вашем приезде взбудоражила меня. Я ведь был в полном отчаянии, когда вас тогда увезли. Это случилось неожиданно, не так ли?
— О да. Мне ужасно не хотелось уезжать.
— Мы так подружились за то короткое время, что вы провели здесь. Как весело нам было вместе! Надеюсь, так будет и впредь. — Теперь вы, должно быть, очень заняты, а я знакомлюсь понемногу с ведением хозяйства в поместье Трессидор. Это очень интересно.
— Я никогда не позволяю делам отвлекать меня от удовольствий.
Поль услышал это замечание и сказал:
— Позвольте вас заверить, что в этом случае, по крайней мере Яго высказался вполне искренне.
— Видите, как они со мной обращаются, — пожаловался Яго, поднимая глаза к потолку.
— С тобой обращаются лучше, чем ты того заслуживаешь, — заявила Гвенни.
— Тш-ш! Кэролайн подумает, что я никудышный человечишко.
— Она, вероятно, и так это знает, — предположила Гвенни. — А если нет, то скоро узнает.
— Вы не должны и наполовину верить тому, что они говорят обо мне, — попросил Яго.
— Я всегда сама составляю свое мнение, — успокоила его я. — Не забывайте при этом, что слухи бывают ложны.
— Однако самые убедительные слухи, как известно, — заметил Поль, — обычно основаны на правде.
— Оракул произнес свой приговор, — съязвил Яго. — Надеюсь, Кэролайн будет судить обо мне с высоты собственного опыта.
— Я всегда считала, что нужно прямо высказывать то, что думаешь, — вмешалась Гвенни. — Никаких хождений вокруг да около. Некоторые люди готовы придумать все, что угодно, только бы избежать слов, которые могут показаться невежливыми. Папа называл это коварством южан.
— По сравнению с неподкупной прямотой северян, — одхватил Поль.
— В защиту прямоты многое можно сказать, — настаивала Гвенни.
— За исключением того, что иногда она бывает неприятной, — напомнила я.
— Часто случается, — заметил Поль, — что люди, твердившие о намеренные говорить правду в глаза, как бы неприятна она ни была, не слишком довольны, когда другие так откровенны с ними.
— Я лично предпочитаю приятную ложь, — высказался Яго. — По-моему, это наилучший способ для того, чтобы люди ладили между собой.
Разговор обострялся. Кузина Мэри посмотрела на меня и заговорила о картинах, висевших в доме.
— Раньше здесь было такое прекрасное собрание, — сказала она.
К сожалению, эти слова послужили для Гвенни новым сигналом для перехода к своей любимой теме.
— Все они были в ужасающем состоянии, — заговорила она. — От них скоро ничего бы не осталось, если бы мы с папой не пригласили того художника, чтобы привести их в порядок. Боже мой, сколько в этом доме пришлось изменить!
— Просто чудо! — подтвердил Яго. — Мы поняли, наконец, значение этого слова с тех пор, как Гвенни взяла нас в свои руки.
Я поспешила задать какой-то вопрос, относительно того, как решаются отдельные проблемы в Лэндовер Холле и Трессидор Мэноре. Поль подробно ответил мне, а кузина Мэри горячо присоединилась к разговору. Яго занимался поместьем вместе с братом. Он тоже вставил одно-два отрывочных замечания, но в основном старался вовлечь меня в отдельный диалог. Я не стала поощрять его попытки — мне хотелось слышать, о чем говорят Поль и кузина Мэри. Гвенни это тоже, видимо, интересовало.
Она, безусловно, производила впечатление деловой женщины.
Мои чувства колебались между смятением и ликованием. Мне то хотелось встать и немедленно уйти, то не двигаться с места. Я старалась определить свое отношение к Полю. Мне казалось, что оно не может больше вызывать сомнений после того, как я узнала о его женитьбе по расчету, женитьбе, подобной поступку Джереми Брендона, наполнившему мое сердце горечью. Однако, помимо моей воли, Поль вызывал у меня жалость. Я уже поняла, что жизнь с Гвенни была для него мучительна, он дорого заплатил за возвращение своего дома. Может быть, он надеялся на простую сделку, но все сложилось по-иному.
После обеда Гвенни, видимо, твердо решившая соблюдать все условности, предложила отвести дам в гостиную, предоставив мужчинам допивать портвейн. «Какой абсурд! — подумала я. — Что могут сказать друг другу Поль и Яго, оставшись вдвоем за обеденным столом?»
В гостиной кузина Мэри с восхищением отметила, как замечательно восстановлен лепной потолок. Гвенни тут же поторопилась снова сесть на своего конька.
— Вы представить себе не можете, какую работу нам пришлось провести в этом доме! Но я твердо намеревалась сделать все как следует. Папа тоже. Стоило это гораздо больше, чем он предполагал вначале. Я часто спрашивала себя, согласился бы он на покупку Лэндовер Холла, если бы сразу понял, во что обойдется приведение его в порядок. Когда начинается ремонт такого дома, открытия следуют одно за другим.
— Но теперь все уже, вероятно, закончено? — спросила я.
— Все время обнаруживаются новые проблемы. Я как-нибудь доберусь и до чердачных помещений. Одна комната в конце длинной галереи возбуждает мой интерес. Мне кажется, за ее стенами что-то находится.
— Может быть, убежище, где скрывался священник, или что-нибудь в этом роде? — предположила я. — Лэндоверы, если не ошибаюсь, были одно время католиками.
— Лэндоверы способны быть кем угодно, если это для них выгодно, — сказала Гвенни тоном, выражающим одновременно презрение и восхищение.
— Насколько мне известно, они проделали путь от роялистов до пуритан, а потам обратно, — сообщила кузина Мэри. — Но дом им удалось сохранить.
— О, Лэндоверы многое сделали бы для сохранения дома, — заметила Гвенни.
В ее голосе звучало не то торжество, не то горечь, — я так и не поняла. Наш разговор снова все возвращался к неприятной теме.
— Вот что мы сделаем, — продолжала она. — Я покажу вам эту комнату — мне интересно ваше мнение. Вы всю жизнь прожили в Трессидор Мэноре, мисс Трессидор, и должны разбираться в старых домах.
— Я действительно многое знаю о Трессидоре, но дома все разные.
— Пойдем и посмотрим.
— Мужчины не будут недоумевать, куда вы девались?
— Я думаю, они догадаются. Они знают, что в настоящий момент я собираюсь ею заняться. Это в конце длинной галереи. Пойдем.
Взяв зажженную свечу, она предложила нам следовать за собой. Потом повернулась ко мне:
— Можно я буду называть вас Кэролайн? Мы почти одного возраста. А присутствие двух мисс Трессидор немного усложняет беседу.
— Прошу вас.
— А я Гвен, хотя все называют меня Гвенни… Это с папы пошло. Он говорил, что Гвен слишком пышно для маленькой девочки. А тем более Гвендолин — ведь это мое полное имя.
— Хорошо, Гвенни, — согласилась я. — Мне очень любопытно посмотреть на эту комнату. А вам, кузина Мэри?
Кузина Мэри сказала, что ей тоже, и мы вышли из гостиной.
— Детская находится на верхнем этаже, под чердачными помещениями. Джулиан сейчас крепко спит, иначе я показала бы вам его. Он такой милый.
— Ему уже исполнилось два года? — спросила я.
— Почти. Он родился через год после нашей свадьбы. Знаете что, если хотите, заглянем к нему на минутку.
Мы поднялись наверх, и Гвенни открыла дверь в одну из комнат. Там было темно, только ночник слабо светил ся. Какая-то женщина встала со стула.
— Все в порядке, няня, — прошептала Гвенни. — Я привела этих дам, чтобы показать им Джулиана.
Женщина отступила в сторону и поклонилась. Гвенни высоко подняла свечу, и ее пламя осветило спящего ре бенка.
Это был красивый мальчик с густыми темными волосами. Я залюбовалась им и почувствовала, как в мое сердце закрадывается зависть.
— Как он хорош, — еле шепнула я.
Гвенни кивнула. Она, видимо, гордилась ребенком так же, как восстановленными потолками и другими улучшениями в Лэндовере.
Поль не любит ее, подумала я. Это очевидно. Она для него постоянный источник раздражения. Но у нее есть этот чудесный ребенок. Я не завидовала ей, пока не увидела его.
Она повела нас к двери.
— Не смогла устоять, — призналась она, — уж очень хотелось показать вам его. Ведь он так мил, вы не находите?
— Чудный мальчик, — кивнула кузина Мэри.
А я только кивнула, от души согласившись с ней.
— Пойдемте теперь дальше, я покажу вам ту комнату.
Мы спустились на один пролет.
— Это здесь, — сказала Гвенни, открывая дверь. — Нужно зажечь еще свечу, здесь слишком темно. Я всегда оставляю в этой комнате много свечей. Дело в том, что я боюсь темноты. Так странно. Ничего другого я не боюсь. Меня пугает только сверхъестественное, это у меня с раннего детства. Мне кажется, например, что в таком доме, как этот, могут водиться привидения. Вы не думаете? Сама не понимаю, почему я так полюбила его. — Она обернулась ко мне, в ее глазах отражалось пламя свечи. — Ведь я не похожа на женщину, склонную к фантазиям, верно? — Я покачала головой. — Так вот, иногда у меня возникает нелепая мысль, что на этой галерее живут привидения, которые привели меня сюда, чтобы я вдохнула в дом новую жизнь.
— Если это так, то они действовали очень странно, — трезво заметила кузина Мэри. — Разве для этого необходимо было так напугать вас, чтобы вы свалились с лестницы и разбились?
— Да… Но до того я думала, что папа против покупки этого поместья. Он говорил, что работы здесь непочатый край. Ему понравилось бы жить здесь, но в окрестностях были и другие дома, и они не так нуждались в ремонте. Однако, когда я упала и так сильно разбилась, что меня нельзя было перевозить, папа тоже остался здесь со мной… Вот тогда дом и начал… не знаю, как бы это выразить…
Я помогла ей:
— Плести паутину вокруг вас.
— Именно так. Он совсем опутал папу. А потом ему пришла в голову эта идея относительно Поля и меня… Она должна была всех устроить… Папа всегда больше заботился о моем будущем, чем о себе самом. Его планы относительно покупки поместья оказались в конце концов оправданными… за исключением того,, что он не мог быть настоящим помещиком. Однако для роли помещичьего тестя он вполне подходил.
— Итак, у этой истории, как у сказки, оказался счастливый конец, — с иронией заметила я, но Гвенни, кажется, не обратила внимания на мой тон.
— Да, пришлось все налаживать, — произнесла она как-то грустно, — а жизнь никогда не бывает такой, как ожидаешь. Вот посмотрите. — Она осветила стену. В ком нате стояли шкаф и письменный стол, больше почти ни чего. — Не думаю, чтобы этой комнатой когда-нибудь пользовались, — продолжала она. — Шкаф по моему указанию передвинули. Раньше он был там. Видите, цвет стены в этом месте слегка отличается даже при слабом освещении. — Она постучала по стене. — Слышите, какой гулкий звук, будто там пусто?
— Да, — согласилась кузина Мэри, — возможно, за стеной что-то есть.
— Я поручу рабочим заняться этим.
За нами послышался шорох. Чей-то голос прогудел: «У-у-у», заставив нас вздрогнуть. Мы увидели усмехающегося Яго, а за ним Поля.
— Я сказал Полю, — заговорил Яго, — что вы пошли знакомиться с последним открытием Гвенни.
Подойдя к стене, Яго постучал по ней.
— Есть там кто-нибудь? — спросил он. Потом обернулся к Гвенни: — Дорогая невестушка, я ведь просто шучу. Есть только одно, перед чем пасует эта неукротимая северная душа: привидения. Да разве хоть одно из них решилось бы причинить вред человеку, спасшему их жилище от неминуемого разрушения?
За его добродушным подшучиванием угадывалась известная доля враждебности. Я подумала: братья сердятся на Гвенни, а она никогда не упускает случая напомнить им, чем они ей обязаны. В этом доме царит ненависть, а не просто напряжение.
— Скоро узнаем, что за этой стеной, — заявил Поль.
— Никто не интересовался этим раньше? — спросила я.
— Никто.
— Пока не появилась Гвенни, — добавил Яго.
— Во всяком случае, сегодня здесь не на что смотреть, — заключил Поль.
Мы вышли на галерею. Кузина Мэри — она шла с Полем впереди — рассказывала о подобном случае в Трессидор Мэноре.
— Там тогда разрушили стену, — говорила она. — О, это было давным-давно… во времена моего дедушки. За стеной оказался просто встроенный шкаф.
Гвенни присоединилась к ним и стала оживленно расспрашивать.
— Я мало об этом знаю, — сказала кузина Мэри, — помню только то, что слышала. Но, конечно, я видела то место.
Я остановилась у одного портрета: мне показалось, что это Поль.
— Наш отец в молодости, — пояснил Яго.
— Ваш брат очень похож на него.
— О да. Портрет написан до начала его беспутной жиз-ни. Будем надеяться, что Поль не пойдет по этому пути. Правда, это не вызывает особых опасений… или — если стать на другую точку зрения — надежд.
— По-моему, это вряд ли возможно.
Все уже ушли с галереи.
— Его могут на это толкнуть.
— То есть?
— Разве вы не заметили, как обстоят дела в нашем доме? Но это неважно… Я хочу показать вам вид, который открывается с одной из башен. Нужно пройти вот здесь.
— Остальные не будут знать, куда мы девались…
— Им полезно поупражнять свои мозги.
— Не очень-то вы изменились, Яго.
— Мальчик — отец мужчины, как сказал мудрец. Не знаете, кто именно? А должны бы знать. С вашим-то французским образованием!..
— А это вам откуда известно?
— Мисс Трессидор весьма гордится своей юной родственницей. Она много о вас рассказывала. — Как приятно, что наши семьи теперь дружны.
Я позволила ему увести себя с галереи. Потом мы поднялись по винтовой лестнице, причем он предупредил меня, чтобы я не выпускала из рук веревочных перил.
Мы вышли на площадку бани. Я стояла, вдыхая прохладный воздух. При слабом свете луны был виден парапет, бойницы, а дальше парк и темная полоса леса.
— Как красиво! — воскликнула я. — Можете вы себе представить, как Гвенни приводит сюда моего брата и говорит ему: «Продай мне свою душу, и все это будет принадлежать тебе»?
— Нет, не могу.
— Конечно, нет. Это выглядело, должно быть, как обычная деловая операция. Я так и вижу «папу» — он стучит по столу и предлагает: «У вас есть дом, происхождение и родственные связи. У меня — деньжата. Возьмите мою дочь, и я спасу ваш дом».
— Вас это возмущает, не правда ли?
— Умеренно. Ведь не мне пришлось жениться на Гвенни.
— За что вы так не любите ее?
— За то, что мне хотелось бы не любить ее еще сильнее. А более точно: я в самом деле не люблю ее, хотя и знаю, что не должен. Не такая уж она плохая, наша Гвенни. Если бы только она хоть иногда забывала о своем богатстве, а мой брат был менее горд. Тогда этот брак мог бы оказаться более удачным.
— Браки по расчету должны, по крайней мере, оправдывать расчеты.
— Да, но раз уж заключают брак по расчету, то какие могут быть претензии?
— Вам следовало остаться на ферме. Мне кажется, это был наилучший вариант.
— Для младших сыновей хороших вариантов не существует. Дом перейдет к отпрыску Поля. Маленький Джулиан наполовину Аркрайт. Это составляет часть сделки.
— Вы можете поздравить себя с тем, что дом по-прежнему принадлежит вашей семье.
— Мы никогда не забываем об этом. Однако прошлое изменить нельзя. Думать нужно о будущем. Я рад, что вы вернулись, Кэролайн.
Я промолчала, глядя на освещенную лунным светом траву. А я, была ли я рада? Я испытывала сильное волнение. Во всяком случае, жизнь здесь не казалась мне монотонной, как во Франции. Все могло сложиться совсем иначе, если бы Поль предпочел сохранить свою честь и достоинство, а не дом, если бы он жил на скромной ферме и занимался хозяйством на немногих прилегающих к ней акрах земли. Пусть бы он был беден, но у него оставалась бы гордость. Мне такое решение пришлось бы гораздо больше по душе.
— Вы кажетесь печальной, — заметил Яго. — Что, жизнь оказалась нелегкой?
— Скорее, неожиданной.
— Но это как раз и хорошо, по-моему. Как только начинают происходить события, которых ожидал, сразу становится скучно.
— Иногда ожидаемое очень важно для людей.
— Отбросим философию. Вы по-прежнему хорошо ездите верхом?
— Не знаю, что и сказать. Во Франции мне случилось свалиться с лошади, вы, вероятно, слышали об этом.
— Я не знал, к сожалению, что вы во Франции, иначе поехал бы туда и хорошенько исследовал местность. Мы весело провели бы время, и уж я не дал бы вам упасть с лошади.
— Я упала по собственной вине. Скажите, Яго… Гвенни подозревает?
— Что именно?
— То, что в тот раз, на галерее, мы подшутили над ней.
— Вы имеете в виду привидения?
Я кивнула.
— Мне показалось, что она…
— Более любопытной особы, чем Гвенни, мне не приходилось встречать. Для нее самое главное — все знать обо всех, и она не успокаивается, пока не выясняет малейших подробностей. По-моему, ей не приходит в голову, что это была наша проделка, она ведь настаивает, что видела привидения — единственное, чего она боится. Утешительно сознавать, что и у такой грозной дамы есть свое слабое место.
— Как вы думаете, что она сделает, если узнает, что это мы изображали привидения?
— Трудно сказать. Это было так давно, к тому же, если бы она не упала, а мы не показали себя гостеприимными хозяевами, все могло закончиться по-другому. В Лэндовере оказались бы другие люди, или вовсе не нашлось бы покупателя. Тогда от этого почтенного старого дома остались бы одни руины, а мы боролись бы с нищетой на нашей ферме. Кто знает?
— Любопытно, что результаты нашего поступка оказались прямо противоположными тому, чего мы добивались. Ведь мы изображали привидения в надежде отпугнуть Аркрайтов, в действительности же привлекли их.
— Веление судьбы, как говорится.
— Да, все это было предначертано: спасение Лэндовер Холла и брачный союз Гвенни с вашим братом.
— Я думаю, что старый дом подстроил это. Вполне естественно, ему не хотелось обрушиться… Вы очень красивы, Кэролайн.
— Благодарю вас.
— Никогда не видел таких зеленых глаз.
— Горничная моей матери сказала бы вам, что на их цвет влияет эта брошка.
Он наклонил голову, чтобы разглядеть брошку, и его пальцы задержались на ней. В этот миг чей-то голос произнес:
— Вот вы где. Я так и думал, что вы подниметесь с галереи по этой лестнице.
Это был Поль.
— Нам захотелось немного побыть на воздухе. Я показывал Кэролайн, какой отсюда открывается вид.
— Вид, в самом деле, удивительно хорош, так же как и дом, — произнесла я. — Вы очень им гордитесь, я знаю.
В моем голосе прозвучала холодность, которой он не мог не заметить.
— Может быть, присоединимся к остальным? — спросил он.
Спускаясь по лестнице, Яго сердито взглянул на брата.
— Пора уезжать, — сказала кузина Мэри, когда мы вошли в гостиную.
— Я показывал Кэролайн вид с башни, — снова объяснил Яго.
Гвенни многозначительно засмеялась.
— Мы провели очень приятный вечер, — улыбнулась кузина Мэри. — Так любезно по-соседски было пригласить нас.
Вскоре мы попрощались и вернулись в Трессидор.
Кузина Мэри поднялась со мной в мою комнату и там присела на кресло. Лицо ее было задумчиво.
— Какая там тяжелая атмосфера, — вздохнула она. — Просто дышать нечем.
— Они ее не выносят, — ответила я. — Оба.
— Яго интересуется тобой. Будь с ним осторожна, Кэролайн. Ты уже кое-что слышала о его репутации.
— Да, знаю. Не слишком они привлекательны, эти братцы, как вы находите? Один слывет деревенским донжуаном, а второй преспокойно женился ради денег.
— Слабость человеческая в обоих случаях.
— Возможно. Но, заключив сделку, не следует потом злиться.
— Ах, ты говоришь о старшем. Понимаю, что ты имеешь в виду. Таковы некоторые мужчины, гордые, не желающие расстаться с положением, к которому привыкли с детства. Их можно понять. Выросшие в надежде на блестящее будущее, они боятся лишиться его. Неожиданно представляется возможность все сохранить, и они поддаются соблазну.
— Эта женщина…
— Гвенни. Слишком нежное имя для такой жесткой особы. Оно совсем ей не подходит.
— С таким мужем иначе нельзя.
— Ты презираешь его, верно? Мне казалось, что, когда ты была во Франции, он тебе нравился.
— Я не знала тогда, что он продался.
— Какое мелодраматическое определение брака по расчету!..
— Но ведь это так и есть.
— Для него вся эта ситуация очень тяжела. Они совершенно не подходят друг другу. Нельзя не заметить, что ее манеры, ее вульгарные выражения и полная неспособность вписаться в стиль этого дома раздражают его. Если бы она была обыкновенной девчонкой, наследницей состояния отца, позволившего ему купить для нее аристократическое поместье и красивого мужа, этот брак мог оказаться менее несчастным… Но в данном случае, гордый отпрыск старинного рода женился на девушке, выросшей совсем в другом культурном слое. С одной стороны, хорошие манеры, знание светских тонкостей, элегантный и, скорее, праздный образ жизни, а с другой — воспитание, которое сумел дать своей дочери этот работяга, не получивший почти никакого образования, но умный и наделенный большими способностями, которые она частично унаследовала. Это похоже на попытку смешать масло с водой. И в результате полный разлад! Я никогда не замечала этого в такой степени, как сегодня.
— А вы часто видели их вместе?
— От случая к случаю. На этот раз мы оказались в их семейном кругу. Обычно, когда они меня приглашали, дом был полон народу.
— Да, сегодняшний вечер произвел на меня впечатление.
Кузина Мэри зевнула.
— Ты начала приобщаться к местной жизни. Мне понравилось, как ты говорила с Полем о поместье. Ты уже кое-чему научилась.
— Я стремлюсь к этому, кузина Мэри.
— Я знала, что тебя это увлечет, стоит только начать. Спокойной ночи, дорогая. У тебя задумчивый вид. Все еще думаешь об этих людях? — Она покачала головой. — Меня не удивило бы, если б у них случилась беда. Когда мы были там, мне все казалось, будто я слышу вдали раскаты грома. Понимаешь, что я имею в виду? Понимаешь, конечно. Столкнулись два сильных характера. Мне хотелось бы, чтобы Гвенни была милой и простодушной, а Поль примирился с существующими обстоятельствами. Однако это их проблемы и к нам никакого отношения не имеют. Ты согласна со мной? Ну конечно. Впрочем от благополучия Лэндоверов зависят все, живущие в поместье. Значит, нужно заботиться о его процветании — ничего другого не придумаешь. Нужно наверстывать упущенное предыдущими поколениями, этими транжирами и распутниками, виновными в нынешнем положении вещей. Думаю, что Гвенни многого добьется. Она унаследовала деловую хватку отца. Но семейную жизнь она неспособна наладить. Повторю еще раз: нас это не касается. Спокойной ночи.
Я поцеловала ее, и она вышла.
Потом я присела перед зеркалом и сняла изумрудную брошь. Посмотрев на свое отражение, я обнаружила, что мои глаза блестят и без нее. О чем бы я ни говорила, о чем бы ни старались думать, мои мысли неизменно возвращались к Полю. Мне было жаль его, я ничего не могла с собой поделать.
— Это его вина, — сказала я вслух. — Как постелешь, так и поспишь.
До чего же эта поговорка была здесь уместна! Мне казалось, я прямо ощущала, как неприятна ему Гвенни. Порой он не мог этого скрыть. Я знала теперь причину его мрачности, тайной грусти в его глазах.
Мне хотелось презирать и ненавидеть его, но я не могла. Я не испытывала ничего, кроме жалости и всепоглощающего стремления утешать его.
«Это нас не касается». Слова кузины Мэри продолжали звучать у меня в ушах. «Ну конечно, это нас не касается», — сказала я своему отражению.
Однако я продолжала думать о нем с печалью, но и с какой-то смутной надеждой… На что? Я и сама не знала.
Когда я встала на следующее утро, мне сказали, что кузина Мэри еще в постели. Обеспокоенная, я заглянула к ней.
— Просто я начинаю чувствовать свой возраст, — объяснила oria. — Я всегда поздно встаю после того, как проведу вечер в гостях. Скоро поднимусь.
— Так вы не чувствуете себя плохо?
— Нет, нет. Я не считаю нужным пересиливать себя.
Особенно теперь, когда у меня появилась помощница.
— Боюсь, что от этой помощницы пока мало проку.
— А вот я скажу тебе, что ты можешь сделать сегодня утром. Поезжай на ферму к Бреккетам и скажи им, что Джим Берроуз рассматривает вопрос о луге «Три акра». Хорошо? У него самого нет сегодня времени, чтобы заехать к ним, он собирается в Плимут. Я обещала ему заняться этим.
Обрадовавшись возможности оказать эту небольшую услугу, я выехала сразу после завтрака.
Сидя на кухне у Бреккетов, я пила чай с горячей лепешкой, которую фермерша только что сняла с огня. Я передала то, что мне было поручено, а миссис Бреккет сказала, как ее радует мой приезд в Мэнор.
— Я часто думала, что мисс Трессидор бывает тоскливо одной. Она, наверное, не нарадуется, что вы теперь с ней. Она ведь очень высокого мнения о вас. Я не раз говорила Тому: «Как хорошо для мисс Трессидор, что мисс Кэролайн гостит у нее».
— Да, — заметила я, — хорошо и для меня.
— Нам повезло, что мы живем в этом поместье, говорю я всегда Тому. А вот в Лэндовер Холле… Еще совсем недавно… Я сказала Тому: «Лэндовер уже не тот..: Он перешел к другим людям… Тут призадумаешься».
— Но там теперь все в порядке.
— Да, конечно, но она, говорят, не выпускает кошелька из рук… Разве такая хозяйка нужна Лэндоверу? Не следовало мне говорить об этом.
А мне хотелось, чтобы она продолжала, хотелось узнать как можно больше о том, что происходит в Лэндовер Холле. Но не могла же я сплетничать.
Выйдя из фермерского дома, я повернула лошадь в сторону болот. Меня охватило желание скакать по свежему дерну, чувствовать, как ветер дует в лицо. Я ощущала потребность все обдумать, вспомнить во всех подробностях вчерашний вечер, попытаться представить себе, как сложится мое будущее. Кузина Мэри надеялась, что я останусь у нее, мне тоже этого хотелось, но после того, как я снова встретилась с Полем и поняла, что отношения между ним и его женой напряжены до крайности, во мне проснулось беспокойство.
Бесполезно было говорить себе, что это не мое дело. Я прекрасно сознавала, какие чувства он пробуждает во мне, и хотя, возможно, я ошибалась, но мне казалось, что и я действую на него определенным образом. Если это так, то его отношения с женой легко могут стать моим кровным делом. В том случае, если я не уеду, конечно.
Пора серьезно задуматься над своим будущим.
День был теплый, но с юго-запада дул легкий ветерок. В этих местах чаще всего дул именно юго-западный ветер. Мне казалось, что он напоен пряными ароматами. Я скакала по траве и глубоко, с удовольствием, вдыхала свежий воздух. Вдали была видна старая заброшенная шахта, которую мне когда-то показал Яго.
Я направилась туда.
Несомненно, в этом месте было что-то жуткое. Я вспомнила истории, которые рассказывал мне Яго о появлении духов на старых шахтах. Сейчас, когда я была совсем одна на болоте, а ветер шелестел в траве, мне нетрудно было понять, почему древние суеверия так действовали на местных жителей.
Я приблизилась к краю шахты. Здесь шум ветра напоминал глухой смех. Я отпрянула назад и осмотрелась. С одной стороны местность просматривалась до самого горизонта, но с другой — вид загораживали большие валуны.
Повернув лошадь, чтобы возвращаться, я услышала стук копыт и чей-то голос, звавший меня по имени.
Сначала я подумала, что мне померещилось, потом мне пришли на ум живущие на шахте причудливые человечки, о которых говорил Яго. Но голос казался знакомым, и вскоре я увидела пробиравшегося между валунами всадника.
Это был Поль.
— Доброе утро, Кэролайн, — сказал он.
— Доброе утро. Мне казалось, что я здесь совершенно одна.
— Я направлялся в Трессидор Мэнор, чтобы навестить вас, как вдруг вы появились на дороге, и я понял, что вы едете в сторону болот. Не следует слишком близко подъезжать к старой шахте.
— По-моему, она не внушает опасений.
— Полной уверенности не может быть. Люди считают, что в ней водятся привидения.
— Это только усиливает мое желание посмотреть ее.
— Здесь не на что особенно смотреть. Лет пятьдесят назад в эту шахту упал человек и погиб. Это случилось туманной ночью. Говорили, что его сбросила туда колдунья.
— Среди моих знакомых нет колдуний, а день сегодня ясный и солнечный, так что я в полной безопасности.
Сняв шляпу, он подъехал ко мне и устремил на меня серьезный взгляд.
— Для меня большая радость снова видеть вас, — его голос дрожал от волнения.
Эти слова взволновали меня, пробились сквозь броню моей сдержанности. Я все меньше сомневалась в своих чувствах к нему. Меня рассердило, что я позволила эмоциям взять верх над здравым смыслом, и я обратила свой гнев на него.
— Поздравляю, — сказала я. Его густые брови вопросительно поднялись. — С возвращением Лэндовера, — продолжала я. — Вы можете гордиться всеми произведенными там улучшениями.
Он посмотрел на меня с упреком и проговорил:
— Дом простоит теперь еще сотни две лет и останется в семье.
— Великое достижение. Безусловно, заслуживает поздравлений.
— Я собирался рассказать вам о своей женитьбе, когда мы были во Франции.
— Вот как? А что вас удержало?
— Я обнаружил, что мне очень тяжело говорить об этом.
— Почему же? Это было бы так естественно.
Я направила лошадь в противоположную от шахты сторону. Он был рядом.
— Я хотел поговорить с вами.
— Вы говорите со мной.
— Серьезно поговорить.
— Что же вам мешает?
— Вы теперь совсем не та, что во Франции. Это было для меня очень счастливое время.
— Да, — подтвердила я. — Там было хорошо. Правда, тогда произошло это злосчастное падение.
— Оно не оставило плохих последствий?
— Нет, вовсе никаких.
— Благодаря ему мы лучше узнали друг друга.
— Я не считаю, что оно помогло мне узнать вас.
— Вы хотите сказать…
— Что узнала вас там далеко не так хорошо, как знаю теперь, — холодно заключила я.
— Думаю, однако, что вы не можете не догадываться о том сильном чувстве, которое я испытываю к вам, Кэролайн.
— В самом деле?
— Будем честны, Кэролайн, будем откровенны. Мы здесь совсем одни. Никто не может нас подслушать.
— Разве что призраки, привидения и фантомы.
— Когда мы были во Франции… Я никогда не забуду то недолгое время, что мы провели вместе… С тех пор я постоянно думаю о вас. Именно после этого все стало казаться мне таким невыносимым.
Я прервала его:
— Вы не должны так разговаривать со мной, не должны забывать, что вы женаты… причем очень удачно.
— Это было ошибкой.
— Вот как? Ведь вы спасли Лэндовер для вашей семьи.
— Я долго колебался. Так много зависело от этого. Отец… Яго… арендаторы…
— Вы сами.
— И я сам.
— Я прекрасно все понимаю. Когда мы были во Франции, я, кажется, рассказала вам, что была помолвлена. Мой жених, узнав, что у меня не будет состояния, решил, что не может жениться на мне. Как видите, я знакома с жизнью.
— То, что вы говорите, цинично, Кэролайн. Это не в вашем духе.
— Просто я стараюсь быть реалисткой.
— Как бы я желал, чтобы все сложилось по-другому.
— Вы хотите сказать, что предпочли бы вернуться к тому времени, когда не были женаты. Тогда вам пришлось бы оставаться на вашей ферме. Уверена, что этого вы нет могли бы желать.
— Можно я объясню вам, что означает для нашей семьи Лэндовер Холл?
— В этом нет необходимости. Я знаю. Я понимаю.
— Я обязан был сделать это, Кэролайн.
— Знаю. Вы купили Лэндовер у Аркрайтов, так же как они купили его у вас, только цена была другой. Совершенно аналогичная деловая операция. Все это предельно ясно. Объяснений не требуется. Вчера вечером я успела заметить, что вы не совсем удовлетворены своей судьбой. Может быть, я говорю слишком откровенно. Вероятно, это потому, что мы здесь, на болотах. Я чувствую себя такой далекой от благовоспитанного общества. Вы тоже это чувствуете?
— Да, — ответил он. — Поэтому я и позволил себе высказаться.
— Но нам придется вернуться в реальный мир, где действуют условности этого общества. Вы не сможете говорить так открыто, а я должна буду выражаться более осмотрительно. Мы поговорим о том, какая будет завтра погода и какие в обоих поместьях виды на урожай… А теперь мне пора возвращаться.
— Кэролайн…
Я обернулась, чтобы посмотреть на него.
— Вы заключили сделку, — сказала я, — и получили то, что хотели. Теперь вы обязаны выплачивать свой долг до конца. Как видите, покупка оказалась очень дорогой.
Мне было так горько, я чувствовала себя такой несчастной, что мне захотелось причинить боль и ему. Я знала, что теперь, став зрелой женщиной, могла бы любить его гораздо более глубоко, чем Джереми. Когда Джереми бросил меня, мои чувства к нему быстро перешли в ненависть. Поль оказался таким же расчетливым, как Джереми, однако мне приходилось сдерживать себя, чтобы не взять его за руку, не приласкать его, не утешить.
Я предвидела опасность в будущем, меня мучил страх. Он не должен догадаться, как сильна его власть надо мной.
Я поскакала через заболоченную местность. Копыта его лошади гулко стучали сзади. Ветер растрепал мне волосы. Ведь все могло бы быть совсем не так, думала я и почти плакала от обиды. Я открыто любила бы его, и он тоже, казалось мне, испытывал бы ко мне настоящее чувство. Нас разделяли Лэндовер Холл (его нужно было спасти) и купившая поместье Гвенни, с которой Поль был теперь связан до конца своих дней.
Окружающий нас пейзаж постепенно менялся, становился менее диким. Мы уже ехали по проселочной дороге.
— Я надеюсь, — сказал Поль, — что ничто не будет препятствовать нашей дружбе, Кэролайн.
— Мы ведь соседи, — сдержанно ответила я, — и останемся ими, пока я здесь.
— Не собираетесь ли вы уехать?
Я пожала плечами.
— Еще не знаю точно.
— Однако мисс Трессидор говорила, что ваш дом отныне будет здесь.
— Я в самом деле ничего пока не решила.
— Вы должны остаться.
— Уеду я или останусь, для вас ничего не изменится.
— Ошибаетесь: это изменит всю мою жизнь.
Мне хотелось возразить ему со всей горечью, переполнявшей мое сердце, но я не смогла. Не знаю, заметил ли он, как дрожат мои губы. Возможно. Лошади шли шагом, бок о бок. Я не хотела, чтобы он понял, как сильно на меня действует его присутствие.
Будущее представлялось мне с предельной ясностью: наша страсть будет расти и станет неодолимой; тайные встречи; глубоко запрятанное чувство вины; усилия Гвенни, чтобы разоблачить нас; назойливое любопытство слуг. О нет. Я не должна допустить этого.
Я проехала вперед. Нужно положить конец этому разговору.
Вдали показался Трессидор, и я попрощалась с ним. Войдя в дом, я сразу поднялась в свою комнату. У меня не было сил видеть сейчас кого бы то ни было — охватившее меня смятение стало почти невыносимым.
Какой-то отголосок радости все же звучал в моей душе: я не была ему безразлична. Одновременно я испытывала глубокое отчаяние оттого, что он не был свободен. Между нами не могло быть никаких отношений, кроме поверхностно-дружеских.
А если я ошибаюсь? Почему он так говорил со мной? Влюблен он в меня или нет? Влюблена я в него? Был ли в его словах намек на предполагаемые изменения?
Может быть, некоторые вопросы лучше не задавать?
Может быть, мне придется уехать… со временем?
После ленча я пошла навестить Джеми Макджилла.
В домике у ворот царила удивительно мирная атмосфера, и мне захотелось окунуться в нее, убежать от себя самой. Джеми очень мне обрадовался. С тех пор, как я была здесь в последний раз, сообщил он, у него появились новые ульи.
— У нас были свои взлеты и падения, — сказал он. — Одна из зим оказалась, например, очень холодной. Здесь не бывает такой стужи, как у нас в Шотландии, но тогда на несколько недель установилась по-настоящему холодная погода, и пчелам это не понравилось. Конечно, я защитил их от самого худшего. Они знают об этом и благодарны мне. Пчелы более благодарные создания, чем люди.
Джемми приготовил чай и предложил мне пойти к пчелам и немного поговорить с ними.
— Не хотелось бы, чтобы они думали, будто вы относитесь к ним свысока.
Я улыбнулась.
— Неужели вы в самом деле считаете, что они могут так подумать?
— Нет, они ведь знают правду. Но они, безусловно, оценят по достоинству ваш поступок, если я отведу вас к ним. Им было известно, что вы приехали, еще до того, как я им сказал. Мне кажется порой, что пчелы узнают о таких вещах… скорее, чем мы. Вот и Лайонгарт… Он иногда предвидит события до того, как они происходят.
Услышав свое имя, пес завилял хвостом. Он лежал на коврике и с обожанием смотрел на хозяина. Вошел кот и прыгнул к нему на колени.
— О! — воскликнул Джеми, — не следует забывать и о Тигре. Тигр у нас умница, верно, котик?
У Тигра была блестящая черная шерсть и раскосые зеленые глаза.
— Какая необычная кошка! — заметила я.
— Не просто кошка, верно, Тигр? Он пришел ко мне как-то ночью. Стоял за дверью и не то, чтобы просил впустить его — Тигр никогда не просит, — но вроде, как требовал. Так он появился и с тех пор живет у меня. Откуда ты пришел, Тигр? Не скажешь ведь, я тебя знаю.
— Животные и пчелы приносят вам радость, правда, Джеми?
— Они не такие, как люди, и мне всегда было легче с ними ладить. Я знаю их, и они знают меня… Мы доверяем друг другу. Возьмем Лайонгарта. По его мнению, я не могу поступить дурно. Хорошо иметь такого друга, как он. Тигр… Ну что ж, поведение Тигра менее предсказуемо. Иметь его у себя — настоящая привилегия. Не всякому выпадает такая удача — это он так считает.
— А пчелы?
— Они представляют собой нечто вроде переходной ступени между Лайоном и Тигром. Мы живем бок о бок. Я делаю для них все, что в моих силах, а они так же поступают по отношению ко мне.
— Как хорошо вы здесь устроились, Джеми.
Он не ответил. В его глазах появилось какое-то отсутствующее выражение, будто он смотрел вдаль, поверх коттеджа, поверх меня и животных.
— Да, — задумчиво произнес он наконец, — если бы не Дональд. Ведь я не знаю, когда ему удастся меня настигнуть.
— Ваш брат-близнец, — вспомнила я его давний рассказ.
— Если бы он явился сюда, — кивнул Джеми, — от этой мирной жизни не осталось бы и следа.
— Так вы думаете, что он может прийти?
Джеми покачал головой.
— Бывают дни… недели… когда я не думаю о нем. Иногда забываю о его существовании на целые месяцы.
— Ведь вы живете здесь уже давно, Джеми. Вряд ли он теперь появится.
— Наверное, вы правы, мисс Кэролайн. С моей стороны глупо беспокоиться. Он не придет.
— А все остальное вам здесь по душе, Джеми?
— О да. Мисс Трессидор была очень ко мне добра… поселила меня в этом доме с садом.
— Она добра ко всем, живущим в поместье.
— Никогда не забуду, что она для меня сделала.
— Я скажу ей об этом, но думаю, она и сама знает. Вы, правда, хотите, чтобы я посмотрела на пчел?
— Конечно. Нужно пойти к ним.
Как и в прошлый раз, он надел на меня сетку, дал рукавицы, и мы отправились к ульям. Когда пчелы зажужжали вокруг меня, мне на миг стало страшно, хотя я и знала, что хорошо защищена.
— Вот и она, — обратился к пчелам Джеми. — Мисс Кэролайн пришла посмотреть на вас. Она очень вами интересуется.
Пчелы садились к нему на голову, на руки. Он не проявлял ни малейшего беспокойства, они тоже не всполошились. Вероятно, он прав. Они знают его.
Вернувшись в дом, он снял с меня сетку и рукавицы.
— Просто удивительно, — сказала я, — как они вас знают.
— Нет, — возразил он, — это совершенно естественно.
— Они кажутся такими счастливыми. Трудно поверить, что их спокойствие может быть нарушено, как у людей, какими-нибудь неприятностями.
— Беды случаются и у них. Иногда, например, в одном улье бывают две матки.
— А вдвоем они не могут ужиться?
Джеми засмеялся.
— Пчелы, в конце концов, все-таки похожи на людей. Разве могут быть в одном доме две хозяйки? Или две королевы в одном государстве?
— Что же происходит?
— Они сражаются, и одна из них убивает другую.
— Убийство! — воскликнула я. — В вашей идеальной колонии…
— Ревность — страшная вещь. Для двоих нет места… Они стоят на пути друг у друга, и одна погибает.
— Вы разрушили мои иллюзии.
— Лучше знать правду, чем иметь иллюзии, мисс Кэролайн.
— Значит, и пчелы не совершенны.
Черный кот прыгнул ко мне на колени.
— Вы нравитесь Тигру, — отметил Джеми.
Я не была в этом уверена. Он не мигая смотрел на меня своими зелеными сатанинскими глазами. Потом неожиданно улегся и замурлыкал.
Наступило молчание. Его нарушало только тиканье часов.
Как здесь спокойно, подумала я. Но это спокойствие не совсем полное. Я не могла забыть о двух матках в улье, о гибели одной из них. Не могла забыть и о терзающем Джеми страхе, что злой брат найдет его в конце концов.
Я получила письмо от Оливии. Оно глубоко взволновало меня.
«Моя дорогая Кэролайн!
У меня для тебя огромная новость: я жду ребенка. Моесчастье станет полным. С тех пор, как я вышла замуж, всетак замечательно. Джереми в восторге. Мы оба мечталиоб этом, единственном, чего нам не хватало. Джереми хочется мальчика, конечно, как и всем мужчинам, должнобыть. Мне-то совершенно все равно, хотя и приятно былобы порадовать Джереми. Это будет уже довольно скоро. Яникому пока не сообщала и буду оттягивать насколько возможно. У меня такое странное чувство — как и всегда,когда я чего-то жду, — что если много говорить об этом,то обязательно что-нибудь случится и помешает. Это должно произойти в конце июля.
Я знаю, что ты разделишь со мной радость. Как тебенравится перспектива стать тетушкой?Представить себетебя в этой роли очень трудно. Я так хочу, чтобы ты приехала, хочу увидеться с тобой наконец. Ты должна мне обещать, что будешь крестной матерью будущего младенца.Пожалуйста, напиши поскорее и скажи, что ты согласна.
Мне очень нравятся твои письма. Я представляю себевсе, о чем ты пишешь. Может быть, со временем я поеду вКорнуолл, но не очень скоро — это будет невозможно из-заребенка, — так что сначала придется тебе приехать сюда,Кэролайн. Это дальнее путешествие, но я так соскучиласьпо тебе.
Мисс Белл все еще здесь, конечно. Ее так взволновалопредстоящее событие. Появится у нее новый питомец. Боюсь, что она смотрела на свое положение здесь, как на своегорода синекуру — ведь я вряд ли подходящий объект для занятий в классной комнате. По ее выражению, она «направляет» меня. Джереми это очень забавляет.
Так ты подумаешь о приезде, хорошо?На крестинах тебенельзя не появиться. Крестная мать на них обычно присутствует.
Пиши почаще, я так жду твоих писем. Мне интересночитать про Лэндоверов, про всех, живущих в поместье, и,конечно, про кузину Мэри и чудака, разводящего пчел. Какбы мне хотелось посмотреть на тебя в этой сетке и прочем.
Целую, твоя любящая сестра
Оливия».
Оливия будет матерью! Просто в голове не укладывается. Во мне шевельнулась зависть. Она не сообщала мне до сих пор, потому что не знала, как я к этому отнесусь. На ее свадьбе я не была, и она знала почему. Сама такая впечатлительная, она всегда думала о других, ставила себя на их место. Это была одна из ее самых привлекательных черт.
Значит, Джереми оказался хорошим, преданным мужем. «Еще бы! — цинично подумала я. — Катается, как сыр в масле».
Милая Оливия! Он использовал ее, как использовал бы меня или любую другую женщину, имеющую достаточно средств, чтобы содержать его, чтобы обеспечить ему стиль жизни, к которому он стремится.
Нет уж! Лучше оставаться свободной и независимой.
Я подумала о Джереми, взволнованном предстоящим появлением ребенка, потом о Поле, и страшная тоска охватила меня.