Наследство Найтингейлов

Глава 7

Норт, молниеносно сорвавшись с места, слегка оттолкнул потрясенного дворецкого и вылетел в длинный узкий холл. Кэролайн стояла у входной двери с низко опущенной головой и устало опущенными плечами. На полу валялся единственный саквояж. На ней по-прежнему был безнадежно помятый и грязный, с откинутым капюшоном плащ. Толстые, нетуго заплетенные косы обвивали голову девушки; выбившиеся из прически локоны крупными волнами обрамляли шею и лицо. В правой руке она держала пистолет, которым привела в такой ужас дворецкого.

– Мисс Деруэнт-Джонс! – приветствовал Норт. – Боже, мне жаль, так ужасно жаль.

Неожиданно для самого себя Норт в горячем душевном порыве протянул к ней руки, и Кэролайн, уронив пистолет, бросилась ему на шею. На несколько мгновений она застыла, как льдинка, твердыми кулачками упираясь Норту в грудь.

И вдруг девушка заплакала, громко, задыхаясь, прерывисто всхлипывая. Она казалась совершенно беспомощной и обессилевшей – ее воля, храбрость и стойкость были побеждены потрясением и скорбью. Руки Норта обвились вокруг плеч девушки; он привлек ее к себе, погладил по волосам, пытаясь успокоить, утешить, шепча какую-то чепуху, укачивая, как малого ребенка. Наконец Кэролайн подняла голову и чуть отстранилась.

– Вы знали? – прошептала она. – Знали и ничего не сказали мне.

– Нет, случая не представилось. Вы слишком поспешно уехали.

– Она мертва, лорд Чилтон. Нет, не просто мертва, кто-то ее убил. Я не могу…

Норт слегка дотронулся кончиками пальцев до ее губ.

– Т-с-с, вы просто устали. Заходите в библиотеку, согрейтесь. Немного бренди и горячий ужин восстановят ваши силы.

За спиной раздался голос Кума, столь же неодобрительный, как и у отца Норта, как раз перед тем, как… нет, не стоит думать об этом!

– Я принесу закуски, милорд, хотя сомневаюсь, чтобы мистер Полгрейн что-то оставил на кухне.

– Спасибо, Кум. Принесите все, что найдете. Ну а теперь, мисс Деруэнт-Джонс, прошу, пойдемте со мной.

Он молча наблюдал, как девушка снимает плащ, медленно и аккуратно складывает его, пытаясь взять себя в руки. Кэролайн, повесив плащ на спинку кресла, вздохнула и, не глядя на Норта, несколько раз пригладила складки, видимо, сама не сознавая, что делает. Она подошла к камину, подбросила полено, поворошила дрова и протянула руки к огню. Слишком молчаливая, слишком спокойная. Совершенно не похожа на ту девушку, какой увидел ее Норт впервые: сидящей на коленях Мэкки, само воплощение волшебства и радости, опрокидывающей в рот кружку с элем и сразу закашлявшейся.

Норт тихо прикрыл дверь библиотеки, он был растерян и не знал, что сказать. Кэролайн убежала от опекуна и примчалась к тете Элли, надеясь найти здесь защиту и помощь, а не трагедию, превосходившую всякое воображение. Норт так и не произнес ни слова, не сводя глаз с девушки, стоявшей перед камином. В этот момент вошел Кум с единственным подносом, на котором стоял старый серебряный чайник с большим количеством вмятин на боках, чем оспин, уродовавших все еще красивое лицо майора Денни из Двенадцатого пехотного линкольнширского полка. Чашки и блюдца, старые и выщербленные, вот уже пятьдесят лет назад должны были быть розданы беднякам. Что же касается еды… на тарелке красовались два кусочка хлеба, тронутые плесенью по краям, чашка прокисших топленых корнуоллских сливок и единственная ячменная булочка, выглядевшая так, что ее смело можно было употребить вместо пушечного ядра.

Норт, окинув Кума жестким взглядом, на что тот, отведя глаза, лишь беспомощно пожал плечами, с огромным трудом сдержался.

Не хватало еще, чтобы гостья слышала, как хозяин кричит на дворецкого. Норт налил ей и себе чаю, злясь, что не может предложить лимон, молоко или сахар, поскольку на подносе ничего этого не было.

– Спасибо, – шепнула Кэролайн и сделала глоток, но тут же, поперхнувшись, закашлялась и поспешно прижала к губам салфетку:

– О Господи, простите, пожалуйста, это все чай… то есть, он ужасно горький и…

Норт осторожно отпил глоток, и ему показалось, что язык сейчас отвалится. Чай оказался крепче штормового ветра, дующего с Ирландского моря, и еще хуже, чем затхлая вода на кораблях его величества. Да уж, нечего сказать, горький!

– Извините, – произнес он, отнимая у Кэролайн чашку. – Отдохните немного. Я принесу вам что-нибудь другое.

Ему хотелось помчаться в кухню, выстроить всех слуг в ряд лицом к стене и что было силы лягнуть каждого в задницу, но решил, что пока не стоит оставлять Кэролайн одну. Девушка выглядела бледной, растерянной и совершенно измученной. Норт подошел к буфету и налил ей бренди:

– Вот это согреет вас гораздо лучше, чем то зелье, которое повар называет чаем.

Кэролайн медленно отпила маленький глоточек. Очевидно, опыт с элем Мэкки кое-чему ее научил. Норт наблюдал, как краски постепенно возвращаются на ее лицо.

– Хорошо. Не так крепко, как тот эль, которым столь любезно угостил меня Мэкки. Да и куда менее неприятно, чем этот чай. Никогда не пила бренди раньше.

– Думайте о нем как о лекарстве, – посоветовал Норт. – Не хотите попробовать булочку?

Девушка с сомнением оглядела странную штуку на подносе, посмотрела на Норта с недоумением, вызвавшим в нем еще большее желание врезать по каждой вышеупомянутой заднице куда сильнее, чем пять минут назад, и медленно покачала головой:

– Нет, я не голодна, благодарю вас.

Норт, глядя на пляшущий огонь в камине, наконец заговорил о главном:

– Я хотел быть именно тем, кто сообщит вам о случившемся, но не имел ни малейшего представления, когда вы приедете и куда отправитесь сначала. Даже поехал в Скриледжи-Холл, а там оказался ваш поверенный, мистер Броган, и я посчитал себя лишним в этом доме. Мне так жаль вашу тетю! Я очень любил Элинор Пенроуз. Она приехала сюда, когда мне было лет десять, и сразу завоевала симпатии всех соседей.

– Как оказалось, не всех.

Слезы снова засверкали на глазах девушки, но Норт, ничего не ответил, даже не шевельнулся, боясь расстроить ее еще больше.

– Миссис Фрили, та, что на постоялом дворе в Гунбелле, сказала, что именно вы нашли тетю Элли.

– Да. Послушайте, мисс Деруэнт-Джонс, вы очень устали. И сейчас слишком поздно, чтобы возвращаться в Скриледжи-Холл. Вы переночуете здесь, а завтра я вас туда провожу.

К его удовлетворению, Кэролайн чуть криво улыбнулась:

– А можно вместо завтрака выпить еще бренди?

Норт улыбнулся, чувствуя себя довольно неловко.

– За завтраком чай будет великолепным, даю вам слово. Придется немного поболтать с поваром насчет рецептов и всего такого.

– Я думала, ваш дворецкий захлопнет дверь у меня перед носом. Простите, что угрожала ему пистолетом, но я просто не знала, что делать.

– Он заслужил это. И переживет потрясение. Что же касается его поведения… могу сказать только, что в Маунт-Хок не ступала нога женщины с самых незапамятных времен. По-видимому, и Кум, и повар просто не ведают, что творят.

– Очевидно, они не желают меня здесь видеть.

– Мистер Полгрейн? Вероятно.

И, заметив, что девушку шатает, поднялся:

– Прошу извинить меня, мисс Деруэнт-Джонс. Сейчас приду, только велю Триджиглу приготовить вам спальню.

– Еще один мужчина?

– Да, Огюст Триджигл. Как я сказал, здесь очень давно не было женщин. Холостяцкая обитель.

– О простите, должно быть, вам очень трудно приходится.

– Совсем нет, – заверил Норт коротко, но тут же улыбнулся, чтобы смягчить резкость.

И заметил, как эта улыбка против воли растягивает его губы. Легко, слишком легко… Подумать только! Она жалеет его, потому что в коридорах не топчутся женщины, то и дело нюхающие воздух из страха, что неприятный запах оскорбит их нежные ноздри; женщины, в огорчении ахающие над крошечной дырочкой в простынях; женщины, беспрестанно ноющие из-за невычищенных каминов… а он, лорд Чилтон, ничего лучшего не может придумать, кроме как широко улыбаться.

Норту хотелось объяснить, как он благодарен Господу за избавление его от всего этого. Может, это и неплохо для других мужчин, вроде его лучшего друга, Маркуса Уиндема. Но Чилтон благоразумно молчал, только заметил, что снова улыбается ей, хотя девушка уже засыпала, так и не увидев столь редкого, во всяком случае для него, явления.

Норт оставил Кэролайн дремлющей в кресле, придвинутом к пылающему в камине огню, и отправился на поиски Триджигла. Он надеялся, что Триджигл, мужчина с более пышной копной вьющихся белых волос, чем должно быть у человека его возраста, и красивым лицом, за обладание которым каждый его собрат готов был пойти на убийство, не успел еще свалиться под кухонный стол после огромного количества гунбеллского эля, которое обычно поглощал на ночь, и что тот еще сумеет увидеть разницу между чистыми простынями и ночным горшком.

Оказалось, Триджигл вовсе не собирался пить эль, напротив, был поглощен дружеской беседой с Кумом и Полгрейном, стоявшими около деревянного разделочного стола. Триджигл казался высоким, стройным и подтянутым, как молодой человек. Норт долго стоял в дверях, наблюдая за приятелями, знавшими его с пятилетнего возраста, и, выждав некоторое время, громко откашлялся, едва сдерживая рвущиеся с языка проклятия.

– А, милорд! – приветствовал его Кум голосом елейным, как у разносчика, только что продавшего лысому средства для ухода за волосами, и поспешил к хозяину, успев вытереть на ходу руки о передник Полгрейна.

– Вы, надеюсь, всем довольны?

– Отнюдь не всем, как вам отлично известно. Однако поговорим о вашем гнусном поведении завтра. Триджигл, мне нужна спальня для гостьи.

– Но, милорд, у нас нет свободной спальни!

– Не будь ослом, Кум! Этот дом больше, чем вся деревня! Будь проклята твоя толстая шкура, да здесь не меньше двух дюжин спален!

– Все это прекрасно, милорд, – вмешался Триджигл, величественно выпрямившись во весь рост, чем явно намеревался устрашить всякого, кто осмелится приблизиться, хотя на Норта это не произвело ни малейшего впечатления, – но мистер Кум совершенно прав. Мы накормили Юную Особу. Мы оказали ей всяческую помощь и поддержку. Но оставить ее здесь? Неслыханно, милорд, невозможно! Это жилище джентльменов. Наша репутация будет…

– Наша репутация?! Что за идиотская чушь? Нет, немедленно замолчите и слушайте меня! Она племянница миссис Элинор и только что узнала, что ее тетю убили.

– О Господи! – охнул мистер Кум. – Она мне ничего не сказала, просто целилась из пистолета, и вид у нее при этом был самый злобный. Я и подумал, что она не в себе.

– Жаль, конечно, – покачал головой Триджигл, – подобной новости достаточно, чтобы вызвать истерику у любой женщины, что, как я понимаю, гораздо чаще встречается у представительниц ее пола, чем мы даже можем представить.

– Но она, несомненно, будет счастливее чувствовать себя в Скриледжи-Холл, – вставил Полгрейн. – Там полно женщин, которые присмотрят за ней и утешат. Кроме того, я слышал, что там превосходно кормят.

– Во всяком случае, лучше, чем твой ужин, – рассерженно бросил Норт. – Иисусе, Полгрейн, да брось я в тебя этой булочкой, наверняка убил бы! Тверже, чем чертов камень! Ну хватит об этом, иначе я поверю, что вы не кто иные, как гнусное трио высохших старых женоненавистников. Не важно, что я уже давно знаю это, но все равно, поймите же, мисс Деруэнт-Джонс очень молода и никого, кроме меня, не знает здесь. Она устала и нуждается в отдыхе. Слишком поздно везти ее в Скриледжи-Холл. Так что готовь спальню, Триджигл, и не смей больше ворчать!

– Конечно, милорд, – невозмутимо согласился Триджигл. – Думаю, можно поместить ее в Осенней комнате.

– Там слишком темно и сыро, – возразил Норт, обрадованный, что помнит эту спальню. – Она наверняка подхватит горячку, если проведет там ночь. Кроме того, комнату нужно проветрить.

Трое стариков переглянулись. Наконец Кум медленно сказал:

– Если она заболеет, значит, очень долго пробудет здесь.

– Вот именно, – кивнул Норт. – Если вы поместите ее в плохо проветренную, холодную спальню, девушка наверняка простудится. Тогда ей придется прожить здесь не одну неделю!

– Весьма уместное замечание, милорд, – согласился Кум, деликатно откашлявшись. – Думаю, Розовая овальная комната лучше всего. В конце концов она женщина, а все знают, что розовое наиболее подходит для совершено непонятного темперамента, присущего их полу.

– Да, это подойдет, – поразмыслив, заключил мистер Триджигл. – Вчера окна были открыты весь день, поскольку Тимми, наша новая горничная, убирал там, для практики, как вы понимаете, милорд, а дождя не было. Да, это то, что нужно, Кум.

Норт только покачал головой. Он все еще был благодарен старикам за то, что тепло встретили его, – ведь после смерти его отца Маунт-Хок фактически принадлежал им. Интересно, неужели, будь Норт женщиной, они захлопнули бы дверь перед его носом? Да, вполне вероятно, если учесть их поведение с мисс Деруэнт-Джонс. Хорошо еще, что она собирается утром уезжать, иначе эта троица могла бы попросту ее отравить.

Норт кивнул, чувствуя на себе взгляды Кума и Триджигла, явно ожидавших одобрения, что казалось совершенно глупым, поскольку оба всю жизнь делали, что хотели, и сказал:

– Розовая овальная комната очень мила, или по крайней мере неплохо бы, чтобы такой и оказалась.

Кэролайн крепко спала, когда Норт отнес ее наверх, в прелестную угловую комнату, окна которой выходили в яблоневый сад, посаженный более полувека назад. У него просто слюнки текли при мысли о сочных яблоках, запасов которых хватало жителям деревни почти на всю зиму. Сад украшал почти весь склон холма, до самой нитки ручья, вьющегося по трем акрам земли Маунт-Хок.

Комната когда-то принадлежала женщине, неизвестной Норту. Он не знал, кто обставил ее в светло-розовых и кремовых тонах. Вероятно, женщины жили здесь по нескольку месяцев в году – ведь рожал же кто-то наследников Маунт-Хок по мужской линии! Но сам Норт жил здесь с дедом и отцом, а не с матерью. Посещала ли она когда-нибудь имение?

Норт покачал головой, прогоняя грустные воспоминания и вызванную ими мимолетную боль. Нет, в этом веке ни одна женщина не жила в Маунт-Хок! Мебель казалась старой и ветхой, но была чистой и натертой лимонным воском, запах которого витал в воздухе. И хотя Норт ненавидел этот каменный мавзолей, ему нравилось, что слуги так заботились о доме. Да, Тимми, новая горничная, вполне прилежен и трудолюбив. Холостяцкое хозяйство не такая уж плохая вещь, пока мужчин не принуждают выказывать уважение первой попавшейся женщине.

Норт снял только ее обшарпанные башмаки со сбитыми каблуками. На левой пятке в чулке зияла дыра. Натертая кожа покраснела, и вид ее Норту вовсе не понравился. Прикрыв девушку одеялом, он задул единственную свечу. Кум ожидал его за дверью:

– С юной леди все в порядке, милорд?

– Она спит. Посмотрим, как будет чувствовать себя завтра.

– Э-э-э… надеюсь, в ее глазах Маунт-Хок выглядит как подобает?

– Да, горничная Тимми прекрасно справился. Кстати, Кум, надеюсь, ты проследишь, чтобы завтрак, сервированный Полгрейном, был великолепен, выберешь тарелки и чашки без единой трещины и безукоризненно чистые. Стол накроете белоснежной скатертью. И пожалуйста, льняные салфетки. Надеюсь, ты меня понял?

– Да, милорд. Несомненно. Мы вовсе не так уж глупы. И поскольку она уезжает сразу же после завтрака, мы решили, что наша обязанность позаботиться о том, чтобы молодая леди плотно поела перед путешествием в родной дом.

«И где, – задался вопросом Норт, – ее родной дом? И когда появится мистер Ффолкс, а он, без сомнения, появится и притащит за собой несчастного Оуэна? Поскольку она так молода, мой долг позаботиться о том, чтобы защитить Кэролайн от бывшего опекуна». Но как сделать это, Норт не имел ни малейшего представления. Нахмурившись, он тихо прикрыл дверь…

– Вам понадобятся мои услуги, милорд? – осведомился Кум.

– О нет. Просто она… нет, ничего важного. Доброй ночи, Кум.

– Доброй ночи, милорд. Надеюсь, мы это переживем.

– Переживем что? Кратковременный визит одинокой женщины?

– Вы забываете, что она была вооружена, милорд.

– Идите спать, Кум.

– Но от нее всего можно ожидать, милорд! Она была вполне способна выстрелить в меня.

– И ты этого вполне заслуживал. Иди в постель.

– Да, милорд.

Когда Норт среди ночи пробудился от ужасного вопля, на мгновение ему показалось, что он вновь сражается при Тулузе в окружении вражеских пушек, плюющихся смертью, и французских солдат, не щадивших никого, даже себя: ведь им ничего не оставалось, кроме как умереть со славой… Какая бессмыслица погибать – с воплем, сжимая руками вспоротый живот, из которого вываливаются внутренности, – за Наполеона, заслужившего место в истории, но готового пожертвовать сотнями жизней ради своего обреченного дела. В ушах все еще отдавались крики французов: «La gloire! La gloire!»[17] Даже когда их товарищи падали, французы переступали через мертвые тела и продолжали наступать с теми же оглушительными криками.

Норт молниеносно сел в постели, совершенно не понимая, где находится. Снова послышался вопль, потом еще один. Нет, это кричит женщина, не мужчина, не солдат. Женщина? Здесь? В Маунт-Хок? Хорошенько тряхнув головой, он попытался прийти в себя. Ах да, девушка, взявшая бедного Оуэна в заложники и укравшая коня Норта, девушка, которая внезапно появилась на его пороге, испуганная, в слезах, измученная, а он напоил ее чаем, который мог и быка с ног свалить, и предложил булочку, уж точно прикончившую бы ее, если бы чай не сделал свое черное дело. Норт вылетел из спальни, натягивая на ходу халат.