Настоящее сокровище

Глава 1

Ньюпорт, Род-Айленд

Он совершил ошибку. Ужасную ошибку.

Митчелл Сторм стоял у подножия мраморной лестницы и вместе с другими гостями, собравшимися в этот день в Большом зале, смотрел на хозяйку, высокую молодую женщину в переливающемся вечернем платье.

Даже на расстоянии было видно, что женщина отлично сложена; такие фигуры обычно встречаются у француженок, подумал Митчелл. Однако та, на которую он сейчас смотрел, родилась не во Франции — это он знал наверняка.

Длинная лебединая шея, в меру узкие плечи, прямая осанка — даже платье, сшитое по моде времен королевы Виктории, не могло скрыть совершенных пропорций ее тела.

Митчелл залюбовался тонкими чертами лица молодой женщины: высокие скулы, небольшой аристократический нос, прелестные линии подбородка и рта.

Ее гладкая безупречная кожа напоминала прозрачный китайский фарфор; волосы были убраны в викторианском стиле в строгую высокую прическу, и только две волнистые пряди кокетливо спускались вдоль щек.

В руках, обтянутых длинными перчатками, женщина держала веер и маленькую бальную сумочку, расшитую драгоценными камнями. На груди и в ушах красавицы сверкали большие кроваво-красные камни, стоимость которых было трудно даже вообразить.

Митчелл уже минут пятнадцать прогуливался по залу, прислушиваясь к разговорам. Ему удалось узнать, что поместью Стормов уже больше ста лет и что построил его для Эндрю Сторма знаменитый автор «коттеджей» Ричард Моррис Хант.

Называли и сумму, в которую оценивалось поместье: двенадцать миллионов долларов. Само строительство обошлось в четыре миллиона, остальные деньги пошли на внутреннюю отделку и меблировку комнат.

Чего стойл один только мрамор — был здесь и сиенский желтый, и с черными прожилками из итальянской Брешии, и нумидийский с розовыми прожилками, доставленный из западного Алжира. Белый камень для отделки фасада доставляли из предместий Нью-Йорка. Из разговоров Митчелл понял, что специально для разгрузки и хранения строительных материалов Эндрю Сторм построил целую верфь с огромным складом.

По потолку Большого зала, того самого, где они сейчас стояли, на высоте пятидесяти футов от пола парили рубенсовские херувимы. Карнизы блестели позолотой, стены радовали взор великолепной лепниной в стиле рококо.

Кто-то упомянул, что Диккенс, дворецкий, служил еще при старом хозяине.

И конечно же, все шептались о том, что Виктория Сторм, или Тори, как ее называли близкие и друзья, — одна из самых богатых женщин Соединенных Штатов.

Но это было известно Митчеллу еще до того, как он покинул Шотландию.

Молодой человек тихо выругался. Да, он совершил ошибку. Страшную ошибку. Он связал все свои надежды с совсем юной женщиной, которая занимала такое высокое положение в обществе и обладала столь редким богатством, что вряд ли ее когда-нибудь волновало, какой модельер возьмет дешевле за эскиз нового бального платья, не говоря уж о том, будет ли у нее что-нибудь на обед. Но хуже всего было то, что вместе с ним на эту женщину возлагали надежды еще восемьсот человек в далекой горной стране — жители трех деревень и владельцы нескольких десятков овцеводческих ферм.

— Правда Виктория сегодня просто сногсшибательна? — услышал он свистящий шепот справа и повернулся на голос.

Вопрос относился к представительной матроне с замысловатой прической и огромным бюстом. Митчелла ослепило сияние ее бриллиантов. Дама слегка наклонила голову и негромко ответила приятельнице:

— Да, пожалуй.

Ее слова были немедленно расценены как приглашение к продолжению разговора.

— Насколько я понимаю, ее вдохновили на это бальное платье модели Чарльза Уорта, основателя нашей высокой моды. Этот фасон носили в прошлом веке.

— Пожалуй. — Представительная дама умудрялась смотреть свысока даже на женщину, стоявшую на самом верху лестницы и служившую предметом их обсуждения. — Должна тебе признаться, Лола, меня всегда поражало пристрастие рыжих женщин одеваться в розовое. — Она сделала особое ударение на слове «розовое», словно в нем было что-то предосудительное.

Ее приятельница развернула листок с программой вечера и внимательно изучила ее.

— Здесь говорится, что платье Виктории сделано из атласа цвета магнолии и сплошь расшито мелким разноцветным бисером, который придает ткани переливчатый розовый цвет. Ее туфли также сшиты из атласа цвета магнолии, а пряжки сделаны из бриллиантов.

Резко подавшись вперед, так что бюст вздрогнул и заколыхался, усыпанная драгоценностями дама провозгласила громким театральным шепотом, который услышало ползала:

— Но это еще не все! Я вижу, Виктория надела сегодня фамильные рубины Стормов!

Ее приятельницу ошеломило это заявление.

— А разве они не были проданы на аукционе?

— Конечно, нет, Лола. — Взгляд, который сопровождал эти слова, ясно давал понять, что только сумасшедший мог поверить этому слуху. — Чтобы Виктория Сторм продала драгоценности своей прапрабабки? — Матрона фыркнула. — Да ни за что на свете. Ни за какие деньги. Даже для благотворительного фонда. — Она подтянула корсаж своего платья и добавила: — Я готова спорить, что эти рубины лежали в банковском сейфе нетронутыми с тех самых пор, как умерла Мэрилин Сторм.

Лола издала долгий тяжелый вздох.

— Бедняжка Виктория. — Затем покачала головой и снова тяжко вздохнула. — И бедняжка Мэрилин.

— Бедняжка? — Дама снова фыркнула, сумев передать этим звуком больше, чем могли сказать любые слова. — Едва ли.

Робкая Лола поторопилась исправить свою оплошность:

— Я только хотела сказать, что Виктория потеряла обоих родителей… и Мэрилин умерла такой молодой… — Она задохнулась от волнения и начала обмахиваться программкой. Немного погодя, успокоившись, Лола с надеждой проговорила: — Может быть, нам удастся взглянуть на эти рубины поближе.

— Ну разумеется, мы их увидим. — Казалось, матрона в этом нисколько не сомневалась. — Виктория — хозяйка благотворительного бала и прекрасно понимает, что должна предоставить возможность разглядеть их вблизи всем и каждому в этом зале. В конце концов, для того чтобы получить приглашение на сегодняшний бал, мы внесли очень значительную сумму на ее благотворительный проект.

— Эти деньги пойдут на благое дело, — заметила Лола.

— Надеюсь, что так, — великодушно согласилась важная дама, хотя и с некоторой неохотой, после чего разговор прекратился.

Молодая женщина, бывшая главным предметом разговора двух дам, спустилась по лестнице в Большой зал и подала руку ожидавшему ее внизу красивому мужчине средних лет. Они перешли в смежный, предназначавшийся для танцев зал, залитый светом хрустальных люстр. Царица бала прошествовала всего в нескольких футах от Митчелла. У него вырвался невольный вздох восхищения: Виктория Сторм была действительно красива. И до кончиков пальцев шотландка. Рыжие волосы, зеленовато-голубые глаза и едва заметные веснушки, бесспорно, выдавали ее шотландское происхождение.

Но к несчастью, Митчелл почти наверняка знал, что, несмотря на всю свою ангельскую красоту, при более близком знакомстве она окажется одной из тех надменных красоток, которые вечно задирают нос, смеются ненатуральным смехом и ступают по земле, вместо того чтобы ходить, как все простые смертные. Эти безмозглые существа неплохо разбираются в искусстве и литературе, увлекаются оккультными науками, но ровным счетом ничего не смыслят в реальной жизни, которая течет за стенами их роскошных особняков.

Красивая, но пустая.

— Господи, до чего ж мне это осточертело! — негодующе прошептал кто-то за его спиной.

Митчелл развернулся на каблуках. Перед ним стоял Маккламфа, в больших мясистых руках он сжимал поднос с крупными розовыми креветками. Лицо этого цветущего сорокапятилетнего мужчины пылало от возмущения.

Почти не разжимая губ, Митчелл быстро проговорил:

— Умерь свое негодование и следуй за мной.

Он двинулся сквозь толпу, время от времени оглядываясь и проверяя, не отстал ли от него краснолицый рыжеволосый великан.

За стеклянными дверями, ведущими в сад, они наконец остановились и перевели дух. Митчелл взял у Маккламфы поднос с дарами моря и поставил его на ближайший стол.

— Это безумная затея, парень, — сказал Йен Маккламфа, когда ночная тьма полностью скрыла их от посторонних глаз. От волнения его шотландское «р» стало еще заметнее.

— Пусть так, — согласился Митчелл. Множество поступков, которые он совершил за последний год, были не менее безумны.

С минуту или две был слышен только хруст ракушек под их грубыми башмаками. Наконец они удалились на порядочное расстояние от дома и Йен резко спросил:

— Ты заметил: на ней были тартан1 клана и суаи-чинтас?

Митчелл заметил. Кроме того, когда она спускалась по лестнице, он успел выхватить взглядом серебряный герб клана, приколотый к шелковому шарфу на плече.

— Господи, — Маккламфа хлопнул себя по ноге широкой ладонью, — до сих пор не могу поверить, что охранники приняли нас за официантов, нанятых для обслуживания бала, который закатила эта девица!

Митчелл чуть не расхохотался. Действительно, сегодня вечером не кто-нибудь, а сотрудники тайной охраны приняли их за наемных работников. Без особых церемоний им велели войти в здание через черный ход и приниматься за работу.

Они не стали возражать. Ведь по большому счету их нельзя было назвать гостями. Митчелл решил, что не стоит объяснять охранникам истинную причину их прихода, — ее он мог сообщить только той, ради встречи с которой он сейчас здесь находился.

Черт, как же трудно будет все это объяснить Виктории Сторм!

— Да еще этот проклятый англичанин всюду сует свой нос.

Он понял, что Йен имеет в виду дворецкого Диккенса.

— Это все из-за килтов, — объяснил Митчелл.

Им казалось, что они отлично придумали: одеться в традиционные шотландские юбки, чтобы поразить воображение своей американской родственницы. Правда, Маккламфа почти всегда ходил в юбке, но для Митчелла эта одежда была непривычной.

Они и представить себе не могли, что весь обслуживающий персонал тоже будет одет в национальные шотландские костюмы. Так же, как не знали о том, что прямиком попадут на благотворительный костюмированный бал, который Виктория Сторм устраивала ежегодно.

Однако напарник Митчелла не видел в этом совпадении ничего забавного и не скрывал своего недовольства.

— Теперь нужно придумать другой способ произвести на нее впечатление, — сказал Митчелл. — Наша атака, вернее, наша встреча, — быстро поправился он, — должна запомниться кузине.

Ветвь Йена Маккламфы вела свое происхождение от незаконнорожденного сына третьего графа. И хотя с тех пор сменилось уже несколько поколений, все по-прежнему помнили, какая ветвь клана являлась законной, а какая — нет.

Голос этого большого человека напоминал глухую барабанную дробь.

— Я не претендую на родство с этой девицей. Митчелл с радостью сказал бы то же самое, но не мог.

Виктория Сторм приходилась ему дальней родственницей, и как раз это обстоятельство он собирался использовать для того, чтобы встретиться и объясниться с ней.

На него была возложена чрезвычайно трудная миссия, и ради ее выполнения Митчелл приготовился даже к тому, чтобы стерпеть со стороны этой красавицы пренебрежение, тем более что ему предстояло выступить перед ней в роли просителя.

— Наверное, переодевание в национальные костюмы было не такой уж хорошей идеей, — признал Митчелл, потерев ладонями усталые глаза.

Йен Маккламфа покачал головой.

— Что толку теперь говорить об этом. Но если не возражаешь, я напомню тебе, что представители вашей ветви всегда уверяли, будто владеют да-шеаладх.

— Да-шеаладх? — Гэльское слово прозвучало в устах Митчелла неуклюже.

— Второе зрение.

Митчелл с интересом посмотрел на Маккламфу.

— Способность предсказывать события?

— Да. Видение приходит внезапно независимо от места, времени и твоего желания. Жаль, что в твоей семье этим даром никто не обладает. Сейчас это могло бы здорово нам пригодиться. — Он помолчал и философски добавил: — Хотя, конечно, некоторые скажут, что это не дар, а скорее тяжкое бремя.

«У меня бремя совсем другого рода», — подумал Митчелл, вспоминая разрушенные стены замка, высокие угрюмые горы и дикий, открытый всем ветрам остров в океане.

За прошедшие месяцы он научился доверять мнению Йена Маккламфы, хотя выражалось оно, как правило, в довольно резкой форме. Однако сегодня разочарование и усталость — он не спал со вчерашнего дня, с тех пор как они выехали из Глазго, — сделали Митчелла раздражительным.

— Черт, нас преследует какой-то рок! — выругался он.

Его спутник неожиданно развеселился и хлопнул Митчелла ладонью по спине:

— У Бернса есть строчки на этот счет.

— Да?

Йен Маккламфа обожал цитировать любимого сына и поэта Шотландии Роберта Бернса. О чем бы ни шла речь, Маккламфа всегда находил у него что-нибудь подходящее к случаю. Вот и сейчас Маккламфа тряхнул своей косматой гривой и изрек:

— Робби Берне писал, что он «не одинок».

— Кто, Берне?

— Да нет, зверек.

На лице Митчелла изобразилось недоумение.

— Какой зверек?

Шотландец улыбнулся, и его лицо совершенно преобразилось.

— О Господи, полевая мышь2, конечно. Помнишь:

Ах, милый, ты не одинок, И нас обманывает рок…

Оба рассмеялись.

— Ну а теперь, может быть, ты мне все-таки объяснишь, для чего мы здесь? — спросил Йен, продолжая улыбаться.

Митчелл уклонился от прямого ответа:

— Мы здесь для того, чтобы встретиться с хозяйкой бала.

Шотландец поправил свою короткую курточку и в тон ей жилет, после чего издал странный звук — не то смешок, не то всхлип.

— Милорд, вы, может быть, забыли о том, что говорите с Маккламфой?

Когда Йен хотел подчеркнуть важность своих слов, он всегда переходил на официальный тон.

Митчелл подумал и ответил все так же неопределенно:

— Мы здесь для того, чтобы узнать врага.

Густые светло-рыжие брови Йена сдвинулись в одну сплошную линию.

— Этот урок ты выучил, играя на коленях у деда? Митчелл отошел немного в сторону и сказал:

— Нет, в лондонской школе экономики после Джакарты и Техасского университета.

Они пошли по тропинке обратно, обогнули террасу и вышли к дому, перед которым раскинулась холмистая зеленая лужайка. Глазам их предстал впечатляющий ряд французских окон, распахнутых навстречу летней ночи: стеклянные панели сверкали как ограненные алмазы, медные ручки и защелки блестели как золотые. Сквозь окна и двери струился свет и лились звуки вальса.

Митчелл Сторм с удовольствием подставил лицо легкому ночному ветерку. Он отчетливо различил в воздухе привкус соли и моря. Должно быть, где-то совсем рядом океан. Сквозь размеренный шум набегающих на берег волн послышался одинокий крик чайки.

Он закрыл глаза и представил себя на острове Сторм. Шотландия казалась такой близкой… и такой далекой.

— Ты считаешь ее врагом? Митчелл очнулся:

— Кого?

— Эту девушку.

— Всякий человек — враг до тех пор, пока не докажет обратное, — уклончиво заметил Митчелл.

Йен Маккламфа кусал губы.

— Это высказывание прозвучало бы более уместно в устах кого-нибудь из членов клана лет двести пятьдесят назад. Во времена восстания3.

— Полагаю, мы тогда им здорово всыпали.

— Мы старались соблюдать нейтралитет. История говорит, что твой прапрапрапрапрапрадед по очереди принимал у себя перед самой Каллоденской битвой и красавца принца Чарли, и Камберлендского мясника.

Нужно будет подучить шотландскую историю, отметил про себя Митчелл.

— Мясника Камберлендского? — спросил он вслух.

— Ну, герцога Камберлендского, который возглавлял армию англичан. Их силы насчитывали девять тысяч человек и вдвое превосходили силы повстанцев. Битва продолжалась всего час, но кровопролитие на этом не закончилось: и тот пасмурный день, и последовавший за ним унесли многие-многие жизни. Каллоденские болота обагрились кровью лучших воинов Шотландии.

— Какое счастье, что мы тогда соблюдали нейтралитет! — сардонически заметил Митчелл.

— Каждый делает то, что ему приходится делать. Митчелл иронически изогнул бровь:

— Опять Берне?

Могучий шотландец покачал головой:

— Нет, отец. — Маккламфа использовал малейшую возможность, чтобы преподать небольшой урок родной истории. — Строго говоря, жители Сторма всегда держались особняком. Мы не относимся ни к южной равнинной Шотландии, ни к северной горной.

— Как жаль, что нейтралитет и дипломатия не помогли нам оплатить счета иотстроить заново разрушенные стены замка.

— Сейчас наступили трудные времена для жителей западных островов, — услышал он в ответ.

Митчелл осознавал, что теперь ответственность за восстановление родовых владений легла на его плечи. Он должен был обеспечить островитянам если не процветание, то хотя бы нормальное существование.

Но, намереваясь обратиться к Виктории Сторм за помощью, Митчелл мало рассчитывал на ее сочувствие. Он понимал, что она едва ли способна проникнуться бедами жителей маленького острова по другую сторону океана. И не исключал того, что вся затея с американской родственницей окажется напрасной.

— А почему бы нам не подождать и не зайти к твоей кузине завтра? — предложил его друг.

— Утром после бала? — Митчелл покачал головой. — Более неподходящее время трудно представить. И вообще, я не собираюсь просить свою дорогую кузину назначить мне аудиенцию. Я сам выберу время для разговора.

Йен Маккламфа отступил на шаг и задумчиво посмотрел на роскошную четырехэтажную виллу.

— Чертовски большой дом.

— Да.

Йен отступил еще на шаг.

— Полагаю, у них это считается загородной дачей.

— Видимо, так.

— Это какие же деньги надо иметь, чтобы содержать такую громадину.

— Да уж не маленькие. — Митчелл решил поделиться с Йеном полученной информацией. — Наша кузина унаследовала не только этот дом, но еще и роскошные апартаменты в Нью-Йорк-Сити, виллу на Средиземном море и коттедж на лыжном курорте в швейцарских Альпах.

Йен присвистнул:

— Клянусь костями святого Колумба!

Это было для него проявлением высшей степени изумления.

— Да, у Виктории Сторм действительного много денег. Эндрю неплохо позаботился о себе.

— Это уж точно.

Митчелл чувствовал, что Йен потрясен до глубины души.

— А ты знаешь, как называли здесь таких, как Эндрю Сторм, в прошлом веке?

— Н-ну, — Маккламфа скорчил гримасу.

— Бароны-разбойники.

— Что ж, определение верное, — одобрил Йен.

— Да.

Они пошли к дому. Митчелл прошел вслед за приятелем через черный ход на кухню: здесь повсюду блестели начищенная медь и нержавеющая сталь; огромное пространство заполняли мраморные разделочные столы, шкафы, буфеты, огромные плиты и жаровни, морозильные камеры и холодильники. Друзья какое-то время следили за безостановочной работой поваров в высоких белых колпаках, служанок в черных платьях и белоснежных фартуках и официантов в шотландских костюмах.

Почти не разжимая губ, Митчелл отдал приказание:

— Хватай поднос с бутербродами и неси его в зал. Он видел, что Йена страшит вся эта авантюра.

— И что дальше? — угрюмо спросил Йен.

— Держи глаза и уши открытыми.

Йен Маккламфа взял первый попавшийся поднос.

— Что именно я должен искать?

— «Виктории». И учти, что они могут быть любой формы и размера, особенно мраморные. В списке, который у меня есть, ясно указано, что на аукционе 1879 года было выставлено как минимум шесть разных «Викторий».

— И если я найду одну из них?

— Тогда я отправлюсь к своей дорогой кузине и предложу ей сделку, от которой она не сможет отказаться.

— Думаешь, она поедет?

— Я сделаю так, что она будет вынуждена поехать, — убежденно заявил Митчелл, поднимая огромный поднос, уставленный вазочками с черной икрой и тончайшими розовыми ломтиками лососины.

— Надеюсь, ты не прибегнешь к обольщению?

— Ты же сам говорил: каждый делает то, что ему приходится делать.

Воцарилось недолгое молчание.

— Почему бы тебе не начать обход с террасы и садов, азатем переместиться в бильярдную и Большой зал? — предложил Митчелл, давая вспыльчивому шотландцу время, чтобы остыть.

Йен радостно поставил поднос на место.

— А ты куда?

— А я пока понаблюдаю за нашей дорогой кузиной.

— Прошу тебя, будь осторожен, приятель.

— Положись на меня, — успокоил Йена Митчелл Сторм, протискиваясь в вертушку, соединявшую кухню с коридором. Какофония музыки, смеха и голосов слегка оглушила его. — Я не подведу.

Он не мог позволить себе ни единого промаха. Слишком многое было поставлено на карту.