Натали. Игры памяти

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. НЕМИЛЫЙ ДОМ

4 апреля 2011 года

Сегодняшнее утро выдалось прекрасным, очаровательным, восхитительным! Это я не про подъём в шесть утра, а про природу и погоду. Воистину, окружающий пейзаж достоин кисти Тёрнера и побуждает процитировать что-нибудь из Тютчева или Фета.

Ранняя весна, пришедшая ещё в середине марта, так и не уступила отвоёванные у зимы позиции вопреки пессимистическим настроениям многих людей, в том числе и обитателей достойного и в то же время ненавистного мне заведения, на территории которого я в данный момент нахожусь. Как результат: начало апреля, а вокруг — майские кущи!

Пожалуй, природа — единственное, что меня хоть как-то примиряет с постоянным проживанием здесь. Большое человеческое спасибо отцу-основателю этой частной школы за то, что он открыл её за чертой города, да ещё в таком живописном местечке — корпуса окружены леском, и даже озеро с речкой на территории присутствуют.

Логика мне подсказывает: учредителя не красоты природы волновали, а экономия. Если подсчитать, сколько стоит такой кусок земли в городе, прибавить расходы на «благодарности» нужным людям, чтобы его получить, выйдет астрономическая сумма. И не стоит забывать про дополнительные ежегодные траты: приходилось бы раскошеливаться на оплату летних выездов детишек в санатории-курорты, ведь заведение хоть и для сирот, но не абы какое, а элитное — сами такую плану поставили. Тут же всё под боком — и свежий воздух от соснового бора, и чистая вода из ключей, и водоёмы для купания, проверяемые санитарными службами чаще, чем пробы в городском водоканале…

Стоп! Напоминаю, настроение у меня лирическое! Поэтому отодвигаем в сторону экономику и политику — смотрим на природу. Вон как красиво клубится туман под деревьями, сонно скользит между стволами и растворяется в солнечных лучах…

Две ученицы, проходящие мимо, на мгновение скрывают чудесную картину. Поначалу я не обращаю на них внимания — ну, прошли и прошли. Стою себе на обочине дорожки, любуюсь утром в сосновом бору, мне ведь на уроки не нужно спешить.

Приглушенное хихиканье заставляет взглянуть на парочку внимательнее. Это девятиклассницы: одна — круглая отличница, другая — гений в химии. За два года я ни разу не видела их хихикающими! Мало того, девчонки ещё и на меня через плечики оглядываются! Неужели зубная паста на лице осталась? Вроде не должно такого быть — Михаил бы сказал за завтраком. Да, наши с ним отношения в последнее время стали очень натянутыми, но вряд ли он способен до такого опуститься.

А девочки-то всё посматривают и улыбаются! Наверное, мне пора двинуться с места.

Разворачиваюсь… и как в дешёвом романе врезаюсь в кого-то. Только я не покривлю душой, если скажу, что по ощущениям это было больше похоже на столкновение с чем-то, например, со стеной. Отступив на шаг, я поднимаю взгляд, поднимаю взгляд, поднимаю… С моим ростом — весьма непривычная ситуация!

— Всё в порядке, — произносит приятным голосом незнакомый мужчина. В первый момент я думаю, это он мне вопрос задаёт, но следующие его слова опровергают предложение: — Я уже нашёл того, кто меня проводит.

Теперь я замечаю телефон, зажатый в его руке. Да, на фоне… всего навороченная игрушка как-то не сразу привлекает внимание. А всё это: два с лишним метра роста, атлетическое телосложение, тёмно-синий костюм, сидящий как влитой, то есть явно сшитый на заказ, бронзовая кожа, модельные черты лица, тёмные очки «авиаторы» в невесомой серебристой оправе. За часы на левом запястье — я их заметила, когда он опускал руку, — ему можно простить окрашенные в платиновый оттенок волосы, всего на сантиметр не доходящие до белоснежного воротничка рубашки. Что поделать, мне нравятся люди, носящие часы.

Тем временем незнакомец небрежным жестом избавляется от очков, и я подвергаюсь внимательному осмотру с головы до пят. От такой наглости у меня перехватывает дыхание, и сразу почему-то забывается, как я сама только что его разглядывала.

— Вы из преподавательского состава, — уверенно заявляет мужчина, направив в мою сторону вместо указательного пальца сложенные очки от Гуччи или Фенди. И что этот пижонистый красавец забыл в наших краях?!

Меня куда больше занимают собственные мысли, с ответом я не спешу. Вот и дожидаюсь того момента, когда правая бровь собеседника вопросительно изгибается, а серые глаза едва заметно темнеют. Какой нетерпеливый!

— Не совсем так, — отзываюсь неохотно и поясняю, — я занимаюсь организацией культурных программ для воспитанников школы.

Мужчина кивает, отправляет очки в нагрудный карман, после чего протягивает мне освободившуюся ладонь.

— Борис Аркадьевич Никольский, — представляется он.

Я пожимаю его руку, оказавшуюся обжигающе горячей. Делаю это так же неохотно, как и отвечала. Желание представиться самой отсутствует, вот и задаю первый же пришедший на ум вопрос:

— Вы юрист?

— Нет, — правый уголок его рта приподнимается, более четко обозначая мимическую складку, идущую от крыла носа. Вокруг глаз этого не юриста, я так же заметила множество морщинок-лучиков, из чего могу сделать вывод, что собеседнику моему около тридцати лет… Стоп! Хватит на него заглядываться, пора включать мозг.

— А кто тогда? — наконец-то я проявляю бдительность. — Как вы вообще прошли через охрану?

— Я буду замещать одного из преподавателей.

— Не знала, что у нашего учителя по физической подготовке какие-то проблемы.

— Меня пригласили проводить занятия по мировой художественной культуре.

— Вот как? — удивляюсь и, совершенно непроизвольно окинув его взглядом ещё раз, бормочу едва слышно: — Посещаемость по этому предмету точно улучшится.

Лёгкая улыбка Бориса Аркадьевича даёт понять, что ухищрения с громкостью не удались, но заострять на этом неловком моменте внимание он не собирается:

— Будьте любезны, проводите меня в административный корпус.

— Вам, наверное, нужна Евгения Фёдоровна, — размышляю вслух.

— Именно она.

— Хорошо, идёмте со мной. Я как раз туда направляюсь, — с этими словами обхожу нового знакомого с тем, чтобы продолжить свой путь. Поначалу он шагает позади, но вскоре пристраивается слева. Глянув на часы, Борис Аркадьевич просит меня об очередном одолжении:

— Не могли бы мы двигаться чуть быстрее?

Я равнодушно пожимаю плечами и ускоряю шаг.

— Раз уж мы с вами теперь будем коллегами, возможно, вы представитесь?

Ну, и что он, спрашивается, пристал?!

— Наталья Андреевна, — отвечаю недовольно.

— А вы всех сослуживцев называете по имени отчеству?

— Нет, — я уже готова скрипеть зубами, — только тех, кто старше меня.

— О! Ну, в таком случае разрешаю вам обращаться ко мне по имени.

— Оно вам не идёт.

— Что поделать, — изрекает Борис философски. — А как мне вас называть? Неужели продолжать величать Натальей Андреевной?

Всё, я стискиваю зубы.

— Как вам будет угодно, — выдыхаю, когда кризис минует.

— Наташа? Ната, Тата, Таша, — перечисляет Борис задумчиво. — Вы не волнуйтесь, обращаться к вам я стану исключительно на вы.

Нет, он определённо издевается! Очень хочется вспылить, но я беру себя в руки и… молчу.

— Знаете, мне кажется, вам больше всего подходит имя Натали.

Я сбиваюсь с шага.

— Давайте остановимся на Наталье, — предлагаю тоном, не терпящим возражений.

— Договорились, — доносится слева довольный голос Бориса.

Я не люблю, когда меня называют Наташей — так ко мне обращается лишь Виктор Петрович, но ему я возразить не могу. На двухсложные имена я вообще не отзываюсь, просто не воспринимаю их на подсознательном уровне. Что касается Натали — это слишком личное. Это единственное, что я помню о себе из своей прошлой жизни.

Евгения Фёдоровна благодушно относится к нашему с Борисом визиту. Только я не спешу брать это на свой счёт или же записывать на счёт своего спутника — эта женщина ко всему относится благодушно. Ученики сломали стулья в актовом зале? Отлично! Есть повод заменить их, а то после ремонта они совершенно не сочетаются с цветом стен! Приезжает проверка, что грозит сверхурочной работой? Прекрасно! Значит, в конце месяца выдадут премию! Пришёл новый сотрудник с кипой бумаг для оформления? Замечательно! Уроки не сорвутся! Ну, а бонусом: он же такой симпатичный, обходительный и галантный… Всё это, и про Бориса в том числе, не мои фантазии, а цитаты мадам Лапиной.

— Ну что, Наталья? — глядит она на меня с хитрым прищуром. — Отведёшь нашего нового сотрудника на боевой пост?

— Разумеется, — вежливо улыбаюсь в ответ, а у самой всё клокочет внутри от предвкушения грядущей катастрофы.

— Великолепно! — продолжает лучиться оптимизмом Евгения Фёдоровна. — Вот и проводи молодого человека, а то у него скоро урок начнётся, а до корпуса путь неблизкий.

— Ну что же, Борис, я опять буду вашим провожатым! — произношу бодро.

Лицо женщины озаряется радостью, оно будто светится как лампочка в двести мегаватт. Это мы уже видели!

Я поворачиваю голову в сторону Бориса — на губах мужчины застыла кривая усмешка. Если бы Евгения Фёдоровна могла видеть его лицо сейчас, уверена, она поумерила бы свой восторг. Ой, да о чём это я! Наверняка придумала бы новое объяснение!

Мужчина смотрит на часы:

— Осталось десять минут.

— Тогда нам стоит поспешить.

Реакция на моё заявление следует незамедлительно, но вместо того чтобы отлипнуть от стола и идти к двери, Борис меняет ухмылку на очаровательную улыбку и оборачивается к Евгении Фёдоровне:

— Было очень приятно с вами познакомиться.

Женщина краснеет и смеётся.

— Льстец!

Глядя на это представление, я лишь качаю головой — всё равно никто меня не видит — и покидаю эту парочку. Не маленький — догонит.

В коридоре не успеваю даже до поворота дойти, как меня окликает знакомый до зубовного скрежета голос. Оборачиваясь, я слышу шаги и тихий щелчок замка закрывшейся двери… Сейчас начнётся представление!

Место действия: коридор административного корпуса. Действующие лица: я, Виктор Петрович, которого не иначе черти сюда занесли, и Борис — ну, что ему стоило полюбезничать с женщиной чуть дольше!

— Доброе утро, Виктор Петрович. — Нет никаких сил изображать радушие, поэтому «опекуну» приходиться довольствоваться равнодушным выражением на моём лице и замогильным голосом. Тут же мелькает мыслишка о том, что выгляжу я замечательно. В любой другой ситуации она бы подбодрила, но сейчас ко мне приближается человек, которому до моей внешности нет никакого дела. И он останавливается возле новичка.

— Здравствуй, Наташа, — слова мужчины звучат сдержанно. В мимолётном взгляде, которым он окидывает Бориса, не чувствуется ни тени интереса, но я-то знаю…

— Это Борис Аркадьевич Никольский, — представляю нового сотрудника, на что блондин лишь улыбается краешком рта и так же едва заметно кивает. — Он будет вести МХК, — продолжаю объяснительную речь, — Евгения Фёдоровна попросила проводить его до кабинета.

— Глинский, — коротко бросает Виктор Петрович и протягивает руку нашему новому коллеге. — Я о вас наслышан.

— Мне о вас тоже говорили, — Борис отвечает ему в тон.

Долго глядеть, как они проверяют на прочность кости друг друга, я не могу.

— Скоро урок начнётся, — по-моему, напоминание срывается с губ раньше, чем мысль успевает оформиться до конца.

Мужчины расплетают кисти, и я выдыхаю. Мысленно. А когда блондин, наконец, подходит ко мне, выдыхаю ещё раз.

«Неужели на этом всё?» — крутится в голове. Я не могу поверить своему счастью! Ещё два шага, и проклятый коридор останется за поворотом…

— Зайди потом ко мне, — звучит, как гром среди ясного неба, — согласуем выезд в начале мая.

Я даже не киваю, продолжаю шагать вперёд. Мой ответ ему не нужен, он и так знает, что я приду: тихий звук удаляющихся шагов служит тому подтверждением. А я знаю, о чём мы будем разговаривать помимо упомянутого выезда.

Представляю, какое впечатление произвела на Бориса. Скорее всего, он считает меня неуравновешенной истеричкой…Нет-нет-нет! Не стоит себя накручивать! Это всё мои фантазии! За два последних года я много чему научилась, например, держать лицо в любых обстоятельствах. Причём, овладела я этим искусством на удивление быстро, словно и раньше умела, нужно было лишь вспомнить, каково это.

Коллеги и ученики всегда видели лишь три мои маски: вежливое внимание, искусно сыгранное воодушевление и невозмутимость. Я даже несколько раз специально в зеркало смотрелась, а результат один: в душе всё кипит — на лице спокойствие.

В таких случаях меня не оставляло странное ощущение, почти уверенность: в той прошлой жизни я с кем-то делилась своими переживаниями, а чинные маски надевались мной лишь изредка, в остальное время не было нужды ограничивать себя в проявлении эмоций. Но это лишь ощущение, неуловимое и неподкреплённое фактами, а упрямые факты моей биографии, изложенной Виктором Петровичем, говорили об обратном.

Предположим, я решу дать себе волю. С кем мне здесь делиться впечатлениями? С Михаилом, который в последнее время не отходит от меня ни на шаг, того и гляди начнёт серенады под окнами петь? Нет уж, я не наивная дурочка. Прекрасно понимаю, что все эти страсти носят лишь временный характер — весеннее обострение. Этот ушлый парень мало того, что под предлогом большой и чистой любви хочет забраться в мои трусики, так потом все услышанные откровения с удовольствием Виктору Петровичу изложит. Надо, кстати, пожаловаться «опекуну»: раз уж он так блюдёт мою честь, то пусть поставит на место зарвавшегося паренька, а то у меня уже заканчивается терпение.

Из прочих достойным претендентом в роли утешителя может выступить лишь Ксения. Только маловероятно, что она будет слушать мои излияния. Эта девушка помешена на географии и машинах. Если первое руководством школы приветствуется, то второе порицается, но пока лишь в устном виде и так, чтобы никто не слышал. С режимом секретности у начальства дела обстоят не блестяще: к примеру, всем известно, что буквально на прошлой неделе наша учительница географии участвовала в гонках. Как обычно никого не задержали, но начальство по своим каналам узнало и уже высказало своё мнение. В седьмой раз. И это только на моей памяти.

Вот так и получается: не с кем поделиться своими проблемами, поговорить по душам. Живу здесь как в клетке для души и для тела. Все сотрудники вольны покидать школу, когда им нужно, лишь я выезжаю с сопровождением. Стыдно признаться, но даже история моих покупок отслеживается Виктором Петровичем. А сколько душеспасительных лекций на тему морали и нравственности я от него услышала — не счесть! У меня порой создаётся впечатление, словно он считает меня блудливой кошкой, но, скорее всего, это у него какой-то пунктик на счёт всего женского рода!

Все эти нотации, по сути, проходят мимо моих ушей. Единственное, что меня настораживает, так это постоянное упоминание того, насколько недолгим будет присутствие в кругу моего общения того или иного молодого человека. С каждым из них я пересекалась исключительно на территории школы. Выходит, они в конечном итоге покинут это место, — большинство уже это сделало — а я так и останусь здесь.

По-хорошему, давно пора махнуть на это безобразие рукой и уехать хоть куда-нибудь. Мне ведь не восемнадцать и даже не двадцать три. Только всякий раз меня останавливает одно и то же: совесть и страхи. К первой Виктор Петрович искусно взывает, о вторых безжалостно напоминает.

Конечно, кому я нужна со своим глубоко гуманитарным образованием и без связей, а так же хотя бы минимального опыта самостоятельной жизни? Если я ещё могу уговорить себя на работу продавца, то приглушить голос совести не в силах. Ведь Виктор Петрович столько для меня сделал, и раз уж он утверждает, что ему жизненно необходимо моё присутствие в школе, — вот только я постоянно забываю для чего, но мне в каждой беседе-лекции напоминают! — уйти просто невозможно.

Вот в таком болезненном состоянии, разрываясь между «надо» и «хочу», я пребываю второй год подряд. День за днём делаю выбор в пользу «надо». Даже сейчас. Отведу Бориса на растерзание школьникам и пойду к Виктору Петровичу. Сначала мы с ним обсудим вывоз части нашего питомника на выставку абстрактного искусства. А после я прослушаю ещё один прочувствованный монолог, основной тезис которого можно сформулировать так: даже не смотри в сторону новенького учителя. Будто бы я собиралась!

Гляжу на Бориса… Да, смешно вышло.

Он чувствует этот взгляд, поворачивается в мою сторону и заламывает бровь.

— Вы прямо с корабля на бал! — придумываю на ходу объяснение. Классика — наше всё!

Понимания у собеседника моя реплика не находит — бровь взмывает ещё выше. Неужели, эту фразу можно забыть?!

— Уверены, что справитесь с детьми?

Бровь медленно опускается на положенное место, зато губы складываются в такую многообещающую усмешку! Будь у меня на голове такие же кудряшки, как у него, они бы вмиг распрямились от ужаса!

— Не волнуйтесь, Наталья, — произносит Борис своим восхитительным голосом, — у меня свои методы.

Впервые за всё время, что я себя помню, моя маска даёт трещину: я нервно сглатываю.

«Бедные-бедные детки!» — эта мысль не покидает меня весь остаток пути до кабинета.

К заветной двери Борис подпускает меня первой. Я не теряюсь, открываю её твёрдой рукой и смело вхожу в класс. Увидев меня «детки» живо возвращаются на свои места и устремляют пытливые взоры в мою сторону. Большинство из них тянется за сумками, не разрывая зрительного контакта. Вот вам и одиннадцатый класс! Поведение непосредственное как у дошколят.

— Здравствуйте! — произношу спокойно в ответ на приветствие нестройного хора напряжённых от нетерпения голосов. — Можете опустить руки.

Подростки повинуются, но на их лицах теперь отчётливо написано непонимание.

— Борис Аркадьевич, входите! — приглашаю я замершего за порогом блондина.

Нет, он не растерялся, просто предпочёл понаблюдать за объектами в естественной обстановке. По его ехидной улыбке ясно одно: он недооценивает сложность работы. Ему от двери видно от силы шесть первых парт, а самые интересные экземпляры по обыкновению занимают последние.

— Доброе утро! — здоровается с учениками Борис и уверенным шагом подходит к столу.

В ответ не раздаётся ни звука. В возникшей тишине отчётливо слышно, как портфель учителя приветствует столешницу. С задних рядов доносится сдавленный смешок. Серов! Ну, кто же ещё!

— Меня зовут Борис Аркадьевич Никольский, — блондин с невозмутимым видом поворачивается к классу и складывает руки на груди, — курс лекций по мировой художественной культуре буду вам дочитывать я.

Пока мой новый коллега объясняет притихшим ученикам очевидное, Серов успевает что-то шепнуть обоим своим соседям, по совместительству друзьями. Теперь хихикают все трое.

Я, затаив дыхание, жду ответных действий Бориса. Он меня удивляет второй раз за день. Мужчина с улыбкой смотрит на зачинщика безобразия.

— Встаньте, пожалуйста, — просит он мягким голосом.

Парень подчиняется. Он не выглядит смущённым, наоборот, продолжает скалиться во все тридцать два зуба.

— Представьтесь, — кивает ему Борис.

— Максим Серов, — ученик охотно выполняет просьбу педагога, но свое имя произносит таким тоном, в котором явственно ощущается подтекст: «Ты просто не знаешь, с кем собираешься связаться, и что бы ты ни сделал, мне ничего не будет!»

Это понимаю не только я, но и Борис. Его улыбка становиться ещё шире.

— Максим… очень приятно. Я заметил, у вас прекрасное чувство юмора.

Парень делает круглые глаза от удивления.

— Ты же смог развеселить своих друзей всего парой слов, — поясняет мужчина, забавляясь недоумением, отразившимся на лице ученика. — И я люблю пошутить. Большинство ваших одноклассников, наверное, тоже не прочь услышать хорошую шутку, как думаете?

— Наверное, — неуверенно отвечает Максим. Он не понимает, к чему клонит Борис, да и я тоже.

— В таком случает, вы не откажетесь рассказать нам всем, что вас так развеселило?

— Я просто поделился с друзьями своими впечатлениями, — пытается отказаться Максим, но не на того напал.

— Ну, так поделитесь ими со всеми! — настаивает Борис. — Я лично умираю от любопытства. Вы же не хотите, чтобы на вашей совести оказалась моя смерть да ещё из-за такой нелепой причины?

Насмешливый тон блондина выводит Максима из равновесия. Он задирает подбородок и с вызовом признаётся:

— Я прокомментировал вашу внешность.

— И как?

— Что как? — теряется парень.

— Как вам моя внешность?

По кабинету пробежала волна дружного выдоха.

Я смотрю на Максима. Главный хулиган не только класса, а всей школы полон решимости идти до конца. Здравый смысл уступил место желанию сохранить лицо перед товарищами.

— Не нравится, — цедит он сквозь зубы.

Борис по-прежнему улыбается, глядя на подростка.

Ученики замерли и ждут реакции нового учителя. Если бы на месте Бориса оказался какой-нибудь добродушный человек он бы свёл всё к шутке, но у меня закралось подозрение, что этому блондину слово добродушие знакомо лишь по толковому словарю.

— Рад это слышать, — произносит Борис, когда от тишины уже звенит в ушах.

И это всё?

Моё недоумение отражается на лицах всех учеников.

— Теперь я буду спокоен, зная, что не привлекаю вас и не вызываю интереса определённо толка.

У Максима краснеют не только щёки, но и шея с ушами.

Насладившись эффектом, Борис удивлённо вскидывает брови:

— Что вы заливаетесь румянцем как девица? Это была лишь шутка. Я тоже большой любитель повеселиться.

Мне становится немного жаль мальчишку, которого чуть ли не трясёт от злости.

— Сядьте, — приказывает ему Борис уже без улыбки и переходит к планам: — У нас с вами в запасе два месяца. Этого времени вполне достаточно для того, чтобы проверить знание пройденного материала и дочитать оставшиеся лекции.

Света Климова неуверенно поднимает руку. Эта девушка славится своим умением договариваться. Я даже догадываюсь о чём, она попытается завести речь, но после шоу с Серовым, я бы на её месте на успех не рассчитывала.

— Да?

— Борис Аркадьевич, у нас этот год выпускной, нагрузки и без того бешеные. Может, вы войдёте в положение… вам ведь всё равно только отметку делать, что курс прослушан.

— А вы не желаете войти в моё положение? — Борис выдвигает встречное предложение. — Я несу ответственность за наличие или же отсутствие знаний в ваших головах. Поэтому настоятельно рекомендую не накапливать хвосты по моему предмету, иначе может так случиться, что у вас не останется времени на остальные.

Света молчит и хлопает ресницами, сообразила: слово компромисс отсутствует в лексиконе нового учителя.

— Наталья Андреевна, — он поворачивается ко мне, — мы вас больше не задерживаем. Дальше справимся сами. Не переживайте, я никого не съем.

— Только понадкусываю, — бурчит едва слышно Максим.

Борис даже не смотрит в его сторону:

— Ну, а это уж от них самих зависит.

Улыбка коллеги выглядит вполне нормальной, поэтому я почти со спокойной душой покидаю кабинет.

Кто бы мог подумать, что Борис очарователен и любезен лишь с избранными! Девочек в классе тоже сбила с толку его внешность. Я заметила: после демонстрации жесткости и принципиальности, только у трёх учениц взор остался затуманен дымкой восторга и влюблённости.

В обеденный перерыв столовая всегда гудит, как растревоженный улей, но сегодня этот звук фильтруется моим сознанием, мешая не больше, чем рокот волн.

Странное сравнение, ведь я никогда не бывала на море…

— Ты не представляешь, что сегодня случилось! — голос Ксении просто так не отфильтруешь! Он вытесняет из головы недавний разговор с опекуном.

— Ты права, не представляю, — я равнодушно отправляю в рот очередную ложку супа.

— Фёдорова, наконец, сподобилась подготовиться к уроку и сдать хвост по теме прошлой четверти.

— Поздравляю, — подношу к губам следующую ложку.

— Да не в этом дело! — девушка оставляет в покое второе и выпускает из рук вилку с ножом. Звон приборов о тарелку эхом отзывается в черепной коробке. До чего же я не люблю этот звук!

— А в чём? — я старательно изображаю удивление и заинтересованность.

— Пока она мне вещала про почвы, я стояла у окна и наблюдала, как в сторону гаража проехала машина.

— И что? — теперь моё удивление очень даже искреннее.

Ксения закатывает глаза. Хорошо, что она сидит спиной к ученикам, а то некоторые могли бы принять её восхищение за приступ эпилепсии.

— Я бы за такую отдалась! — признаётся она со смешком.

— Надеюсь, не просто за возможность на ней прокатиться? — произношу с каменным лицом.

Девушка фыркает, оценив шутку.

— Интересно, чья она? Окна тонированные, ничего не видно! — жалуется фанатка авто.

Тут меня осеняет.

— А она большая и дорогая? — уточняю на всякий случай.

— Нет! Она огромная и жутко дорогая!

Угадала!

— В таком случае, тебе стоит записаться в очередь, — советую я с улыбкой.

— В какую очередь? — Ксюша смотрит на меня непонимающе.

— В очередь на отдаться.

— Ты знаешь, кто владелец?! — от нетерпения девушка ёрзает на стуле.

— Наш новый учитель МХК.

— Неужели такой красавчик? — сомневается она. — Когда ты его видела?

— Утром встретились. — Я хмурюсь, вспоминая наше столкновение. — Сначала проводила его к Евгении Фёдоровне, потом на урок.

— Наталья, а ты уверена, что машина принадлежит ему? Он же простой учитель!

— Ну, допустим, и ты не на восьмерке по ночному городу гоняешь, — замечаю резонно, и внезапно осознаю, насколько тихо стало в столовой.

Причина этого странного явления только что вошла через двери и теперь уверенным шагом направляется к линии раздачи. Надо же! Борис как пай-мальчик встаёт в конец хвоста из учеников, хотя преподавательский состав обслуживают вне очереди.

— Сейчас ты его сама увидишь, — я киваю головой, указывая на мужчину.

Ксения тут же оборачивается и замирает. Должно быть, нашла глазами нашего нового коллегу.

— Я за тобой, ладно? — спрашивает девушка, даже не удосужившись посмотреть в мою сторону.

— Ты о чём?

— Я про очередь, — она наконец-то садится на стуле по-человечески.

— Нет, я пас, — отказываюсь со смешком.

— Что? Опять Петрович? — Ксения строит умильное личико — понимание и сочувствие одновременно.

М-да, ещё в самом начале работы здесь, после третьей или четвёртой лекции опекуна я проболталась Ксюше о предъявляемых мне претензиях и высказываемых пожеланиях. Вот теперь и пожинаю плоды собственной глупости.

— Как ни странно, нет, — я возвращаюсь к супу.

Ксения молчит. Ну и прекрасно!

Виктор Петрович сегодня меня изрядно удивил, ни словом не обмолвившись о новом учителе. Я до сих пор не могу понять почему. Это намёк на то, что я Бориса не заинтересую в принципе, или же мне вдруг начали верить? А быть может, это молчаливое «отеческое» благословение?

Если первое, то не больно и хотелось. Второе — маловероятно. Третье… Тут на ум приходит выражение, содержащее слова с ярко выраженной экспрессивной окраской. В общем, вероятность третьего варианта равно нулю…

Некоторое время за нашим столом слышится лишь редкий перезвон вилок и ножей, но довольно скоро звенящую в прямом смысле слова тишину нарушает голос Бориса:

— Вы не станете возражать, если я к вам присоединюсь?

Ксения запрокидывает голову и с восторгом рассматривает лицо новичка. Поначалу она пытается отрицательно качать головой, чтобы убедить ищущего компанию мужчину в готовности разделить с ним трапезу, но довольно быстро отказывается от этой идеи. Да, в таком положении особо головой не повертишь.

Согласие моей коллеги Борис получил, теперь он смотрит на меня. Мелькает гадкая мыслишка потянуть с ответом, только мешает одно воспоминание: мне совершенно не хочется вновь увидеть потемневший от нетерпения взгляд серых глаз.

— Разумеется, мы не станем возражать, — вот и я даю добро на его присутствие рядом. — Кстати, познакомьтесь, это Ксения Александровна Алпатова. Она ведёт уроки географии. А это Борис Аркадьевич Никольский, — помявшись пару секунд, добавляю, — он теперь читает лекции по МХК вместо Гриши.

Не хватало ещё, чтобы Борис узнал о том, что я про него уже рассказала!

— Очень приятно, — выдыхает девушка. — Можете называть меня Ксюшей.

— Взаимно, — сдержанно отвечает Борис. — Лично я против сокращения своего имени.

— Как скажете, — лепечет всё ещё очарованная коллега.

Не очарованный коллега подходит ко мне, намереваясь усесться на свободный стул справа.

Сама не знаю почему, но я замираю, а потом оперативно отодвигаю свой поднос к краю стола, освобождая место.

— Что-то не так? — мужчина поворачивается ко мне.

Отрицательно качаю головой, и он вновь обращается к своей еде.

— Я сегодня видела вашу машину. Она великолепна! — Ксюша без прелюдий переходит к самому интересному. По крайней мере, для неё.

Краем глаза гляжу на Бориса, он как раз собирается попробовать салат. Что он собственно и делает, видимо, посчитав свой голод важнее чужого любопытства. Ксения не обращает на это внимание, она терпеливо ждёт ответа.

— Благодарю, — всё тем же сдержанным тоном отвечает Борис. Только перед тем как ответить, он тщательно пережёвывает отправленную в рот порцию, и даже промокает губы салфеткой.

Лично мне вся эта сдержанность и медлительность даёт понять: на беседу новичок не настроен, но Ксюша… Речь ведь идёт о машинах!

— А во сколько у вас заканчиваются уроки? — девушка медленно приближается к цели.

— Только что отвёл последний, — опрометчиво признаётся ни о чём не подозревающая жертва.

— Как здорово! — Ксения так непосредственно радуется удаче, а в мою голову закрадываются некоторые подозрения…

— Я тоже, — Ксюша продолжает наступление. — Может, вы подбросите меня до города?

— Не получится, — Борис даже не пытается изобразить сожаление, — я планирую покидать школу только на выходные.

Вот так сюрприз!

Пока я размышляю над услышанной информацией, неугомонная Ксения заходит с другой стороны:

— То есть вы уезжаете в пятницу?

— Да, в обед.

— А конкретнее?

— На четыре у меня назначена встреча, — вслух размышляет мужчина, — до неё мне нужно будет заехать на квартиру, так что если вы освободитесь к двум, то я вас подвезу.

И ни слова про удовольствие от выполнения просьбы, пусть и не высказанной!

— Я постараюсь… — выпаливает Ксюша и тут же поправляется, поняв, что проболталась, — то есть я буду иметь в виду.

Борис безразлично кивает, всё его внимание посвящено еде. Даже завидую такой концентрации!

— А как прошла твоя беседа с Виктором Петровичем? — Ксюша бросает короткий взгляд на новичка. В его присутствии она не решается фамильярничать, вот и величает моего опекуна полным именем.

— Нормально, — я пожимаю плечом — жест, от которого меня вот уже два года безуспешно он пытается отучить. — Всё согласовали. Выезд третьего.

— Тебе предложили кандидатов в сопровождающие, или жертва будет найдена в последний момент? — ехидничает девушка. Я не возражаю. Понимаю: человеку необходимо выпустить пар после того, как гениальный план прокатиться на шикарном авто рухнул.

— Виктор Петрович спрашивал, но никто пока ещё до конца не определился со своими планами, — отвечаю тактично.

— Понятно, — тянет Ксения с кислым выражением на лице, — как всегда будем тянуть соломинки.

— А куда и с кем вы поедите? — Борис неожиданно включается в нашу беседу.

— В город с детьми на выставку абстрактного искусства. В середине этого месяца как раз откроют экспозицию, но сразу после открытия там будет многолюдно. На майские праздники все разъедутся на пикники и дачи, посетителей станет меньше, — я поворачиваюсь в сторону Бориса. Удивительно, но он оставил в покое еду и внимательно смотрит на меня!

— Какой класс? — уточняет он.

— Одиннадцатый.

— Отлично, — мужчина кивает, — считайте, вы нашли второго сопровождающего.

— Это такой благородный поступок с вашей стороны! — восклицание Ксюши я нахожу неуместным, судя по лицу Бориса, он разделяет моё мнение.

Глянув на девушку, мужчина сухо отвечает:

— У выпускников одна из последних тем — абстрактная живопись, — после этих слов он вновь смотрит на меня. — Вы сами сообщите Глинскому или это сделать мне?

— Я с Виктором Петровичем сегодня встречусь, так что, пожалуй, сама.

— Прекрасно.

Обменявшись взглядами, мы с Ксенией принимаемся вяло ковырять вилками в остатках второго блюда. Аппетит пропал у обеих, чего нельзя сказать, про нашего компаньона. Он быстро расправляется со своими гигантскими порциями и также быстро с нами прощается.

— Такого прокормить — проще убить, — делится впечатлениями Ксюша.

Мысленно я её поддерживаю, но это остаётся тайной.

— Знаешь, я передумала на счёт очереди, — коллега продолжает мыслить вслух.

— Понимаю.

— А у тебя есть шанс, — огорошивает она меня. — Да-да, не надо делать такие глаза! Он, по крайней мере, смотрел в твою сторону, когда вы с ним разговаривали.

— Брось, мы обе не в его вкусе, — отмахиваюсь я от глупых предположений. — Ты бы видела, как он сегодня флиртовал с Евгенией Фёдоровной. Вот она ему точно понравилась, несмотря на возраст. Не думаю, что он страдает какими-то извращениями, просто сделал приятное женщине.

— Наталья! — девушка глядит на меня с умилением и снисхождением. — Флирт с мадам Лапиной — это игра. Мужик понял, что с ней надо дружить. Или узнал.

— Откуда? — изумляюсь я, но тут же вспоминаю столкновение Бориса с опекуном в коридоре. — Возможно, ты права. О Викторе Петровиче он откуда-то узнал.

— Вот видишь! — она щёлкает пальцами. — Нашему оптимистичному одуванчику нужно сладко улыбаться и расшаркиваться, иначе есть вероятность получить целую пачку проблем! И Борису это стало известно.

Я вновь готова согласиться с коллегой, но, как и в прошлый раз, оставляю своё согласие при себе.

— И всё равно, — упрямлюсь я, — он едет со мной только из-за учебной программы.

— Да, но при этом он предложил самолично сходить к Петровичу и записаться в сопровождающие, — девушка со значением поднимает указательный палец.

— И? Я поначалу подумала, что в нашем коллективе появился нарцисс, сейчас я поняла: он просто самовлюблённый хам. В общем, не мой идеал мужчины.

— Я бы на твоём месте не спешила навешивать ярлыки, — осаждает меня Ксюша, — не так уж он прост.

Что не прост, я и сама поняла. Только вывод этот сделала, основываясь на другом. В нашей школе отлично платят, но любому учителю придётся работать в лучшем случае полгода и питаться святым духом, если он поставит перед собой цель приобрести одежду и аксессуары как у Бориса. Про автомобиль я вообще молчу.

Может, я не права, и новенький вовсе не такой страшный и ужасный, каким я его себе нарисовала после столь короткого периода знакомства, но благотворительность — точно не его хобби. Так почему он согласился занять место Гриши? И для чего ему оставаться тут целых пять дней?

15 апреля 2011 года

Почти две недели тишины и покоя — просто не верится! В последнее время уже стала забывать, что такое вообще возможно.

Как бы ни хотелось этого не признавать, но внезапной идиллией я обязана Борису. По какой-то неведомой мне причине он не вызывает опасений со стороны опекуна, хотя Виктор Петрович неоднократно становился свидетелем наших совместных завтраков, обедов и ужинов. Первые два дня после появления блондина я внутренне напрягалась, стоило излишне заботливому мужчине остановить свой взгляд на столике, за которым сидели мы с Борисом, но потом я расслабилась и перестала ожидать вызова на очередной сеанс промывки мозга.

Лишь один человек отнёсся отрицательно к моему новому соседу в столовой. Это Михаил. В первый раз он подсел к нам за ужином в прошлый понедельник и попытался пошутить над Борисом. Я уже приготовилась наблюдать ещё одно яркое шоу, но блондин повёл себя неожиданно. Он посмотрел на Михаила таким взглядом, будто видел перед собой пустой стул, после чего повернулся ко мне. «Мне показалось, или тут кто-то есть?» — читалось в его глазах. В ответ я лишь кашлянула. Борис пожал широченными плечами и вернулся к прерванным занятиям: к еде и чтению с планшета какой-то статьи по искусству.

Стыдно в таком признаваться, но я была бы не прочь услышать от Бориса ответную колкость в адрес Михаила — так меня достал парень своим вниманием! Это желание исполнилось уже во вторник. Трудно предположить, какую реакцию ожидал получить горе-шутник, но за вполне безобидный вопрос «Не жмёт ли костюмчик?» он, как говорится, огрёб по полной программе. Не особо остроумный ответ «Одежда, пошитая на заказ, жать не может, но откуда вам это знать! Да и жать-то у вас нечего» ударил сразу по самым больным местам Михаила. Он всегда очень болезненно воспринимал свою худобу, на удивление болезненно для мужчины. Я часто наблюдала, как парень активно включался в дамские беседы, где обсуждался вес. Прекрасно помню его слова о том, что стройность в моде, все модели тощие и много чего ещё в подобном духе.

Ну, а вторая болевая точка у ловеласа-неудачника — финансы. Михаил — без пяти минут патологический игроман, это ни для кого не секрет. Невероятно, порой пугающе проницательный по жизни он искренне верит в то, что это качество однажды позволит ему сорвать большой куш. Пока удача раз за разом отворачивается от упрямца, и холодность этой капризной дамы плачевным образом сказывается на бюджете Михаила. К фатальным последствиям нездоровое увлечение парня ни разу ещё не приводило, но шить одежду на заказ даже в обычном ателье ему не по карману. Он может сколько угодно называть пижонами мужчин, подобных Борису, но в человеческой природе насмехаться над тем, чего отчаянно желаешь и не можешь получить.

Почему Михаил теперь активно избегает общества Бориса мне понятно, но почему исчез интерес ко мне — это вопрос. Есть подозрение, что между мужчинами имела место ещё одна беседа, из которой блондин вновь вышел победителем. Возможно, жаждущему любви парню мозги вправил Виктор Петрович, но мне трудно в это поверить. Сама я так и не решилась поднять данную тему, а ждать инициативы в этом вопросе от опекуна бессмысленно. У него всегда виновата я.

Вот так мои дела наладились за какие-то двенадцать дней. Я могу смело назвать себя довольным жизнью человеком. Но есть у нас один счастливчик, который сейчас радуется больше всех. Это наш физрук.

В школе все учителя болеют своими предметами, и Алексей Григорьевич в этом плане не отстаёт от остальных. Он, как может, старается привить ученикам любовь к спорту, но у него не всегда это получается. Особенно плачевно дела обстоят в старших классах. То есть обстояли до последнего времени.

В прошлую пятницу Алексей Григорьевич попросился за мой стол за завтраком. Я возражать не стала. Сияя как новенькая монетка, мужчина громыхнул подносом, плюхнулся на стул напортив и потёр руки.

— Ну, Наталья Андреевна! Наконец-то мне в этом году сдадут нормативы по бегу!

Я удивлённо подняла брови.

— Не все, — поправился физрук, — но многие.

Тут к нам подошёл Борис. Он занял своё привычное место рядом со мной, даже не отвлекаясь от очередной статьи в планшете.

— Борис Аркадьевич, — позвал его пожилой коллега.

Блондин соизволил оторваться от полезной игрушки.

— Спасибо за личный пример! — от души поблагодарил его Алексей Григорьевич. — Пожал бы руку, да знаю, что это вам не по душе придётся.

Борис улыбнулся вполне нейтрально и протянул коллеге правую руку. Физрук в первый момент растерялся, но быстро пришёл в себя.

— Ну, ведь сдадут же? — взволнованно спросил он, сжимая чужую ладонь.

— Если весь месяц пробегают, то сдадут, — ответил Борис, позволяя трясти свою кисть.

— Тогда за девчонок я спокоен! Они у нас упорные! — мужчина наконец-то оставил в покое сослуживца. — Вы главное сами не бросайте.

— Что вы! Я как часы: пять раз в неделю в любую погоду.

— Вот и хорошо! — Алексей Григорьевич окончательно успокоился и приступил к еде.

Борис уткнулся в свой планшет, а я… я тогда поняла почему многие ученики уже второй день подряд приходят на завтрак раскрасневшиеся — бегают.

В обед я пересказала утренний разговор Ксении. Она долго смеялась над моей несообразительностью и невнимательностью. Очень долго. До тех пор пока я не напомнила ей про время.

Поначалу я отказывалась идти с ней к гаражу, где девушку, скорее всего, никто уже не ждал. Да и в принципе, наверное, не ждал.

— Ну и что мы там забыли вдвоём по твоей легенде? — вопрошала я у Ксюши, позволяя тащить себя за руку.

— Наталья, шевелись! — рыкнула она на меня. — Не важно, что мы забыли. Может, просто прогуляться захотелось!

— Да, ровно в два в пятницу. Борис, проезжая мимо, так и подумает.

— Может, успеем.

— Ксюш! Два часа, три минуты. Он уже у ворот, говорю тебе!

Но Ксения девушка упорная, поэтому мы дошли до гаража.

Борис нас ждал. Он стоял, облокотившись на машину, и неотрывно смотрел на часы. Едва заслышав наши шаги на гравийной дорожке, мужчина резко вскинул голову. Светлые локоны перестали скрывать графитно-серые глаза. Заглянув в них, я в очередной раз убедилась: терпение — не его добродетель.

В тот момент я боялась даже вздохнуть и очень-очень надеялась на молчание Ксении. Я помнила насмешки Бориса, ими он щедро осыпал меня при встрече даже без повода, а что случается, если этот повод ему дать, я уже знала.

Ксюша — молодец, промолчала. Борис тоже. Он просто открыл перед девушкой дверь. И закрыл. Наверное, с трудом удержался от эффектного хлопка, но машинка всё же была не казённой, а его личной и баснословно дорогой. Ради интереса я посмотрела её стоимость в интернете. От количества нулей в цене модели даже с минимальной комплектацией рябило в глазах.

Ксения повернулась ко мне лицом и с блаженной улыбкой махала рукой. Я несмело откликнулась.

Из головы никак не шли мысли о том, чем же Борис занимался раньше, если мог позволить себе жить на широкую ногу. Но больше всего меня волновал ответ вопрос: что он забыл у нас в школе?

Я перевела взгляд с довольной моськи девушки на чеканный профиль блондина. Мозг, как назло, отказывался работать в нужном направлении и выдавал совершенно сумасшедшие варианты: модель, киллер… и актёр фильмов для взрослых. Первый вызывал скептический смешок, второй — желание покрутить пальцем у виска, а третий — шок. От себя самой.

«Наверное, сказывается длительное воздержание», — подумала я и покраснела.

По вселенскому закону подлости Борис выбрал именно этот момент, чтобы попрощаться со мной. Тёмные брови поползли вверх. Ещё бы его не удивил мой вид: слабая улыбка на губах, красные щёки, поднятая в нелепом жесте рука, ну, и в завершении всего я таращилась на него как дура!

Должно быть, Борис на самом деле боялся опоздать на запланированную встречу, потому и не сказал ничего кроме коротенького «До понедельника!». В понедельник, впрочем, тоже.

Несколько раз из окна своего кабинета я видела, как Борис пробегал мимо, позади, на почтительном расстоянии бежала группа одиннадцатиклассников. Остальные детки тоже не бросили это дело, просто оставили старшим стадион, а сами облюбовали ближайшие тропинки в бору. Мода на утренние пробежки набирала обороты.

Пусть Борис и не придал значения пятничной сцене прощания, мне до сих пор неловко о ней вспоминать. И вспоминается она в самые неподходящие моменты. Например, сейчас, когда мне необходимо пройти в административный корпус, а путь лежит как раз мимо стадиона. Можно было бы выбрать другой, но эта светлая мысль посещает меня только после того, как я поворачиваю за угол учебного корпуса и вижу кипрично-красные дорожки с бегунами.

Первая мысль: он меня заметит и решит, что я им заинтересовалась! Тело тут же реагирует на стресс: сначала накрывает волна жара, а после — холода. Ноги прирастают к тропинке.

— Как же вовремя! — стенаю тихонько, но по-прежнему не двигаюсь с места.

Не заметить меня может только слепой, а это определение к новому учителю никак не относится.

«Можно, он пробежит мимо!» — прошу я неизвестно кого, но… высокая фигура в сером тренировочном костюме постепенно сбавляет скорость.

Ко мне Борис подходит уже шагом, на ходу вытаскивая наушники из ушей.

— Доброе утро! — по его голосу и не скажешь, будто он бегал.

— Здравствуйте! — а вот мой голос звучит напряжённо.

— Куда это вы направляетесь с утра пораньше, да ещё с какими-то документами? — он кивает на папку, которую я прижимаю к груди. — Выносите конкурентам секретные бумаги, пока руководство спит? Авторские обучающие программы, к примеру.

Я улыбаюсь. Выходит, не только у меня буйная фантазия!

— Боюсь вас разочаровать, но всё гораздо прозаичнее. Это смета на выпускной одиннадцатого класса. Хотела до завтрака отнести в бухгалтерию.

— Понятно, — Борис оглядывается на пробегающих мимо учеников, среди них я замечаю Серова.

Вот так сюрприз! Но стоит ли удивляться? За пределы класса шутка Бориса так и не вышла. О своеобразном чувстве юмора нового учителя желающие узнают в индивидуальном порядке

Я провожаю взглядом удаляющуюся группу подростков.

— Наталья, — я поворачиваю голову, — кое-что никак не даёт покоя мне покоя.

— Я не психолог, — напоминаю на всякий случай. Мне в принципе не очень нравится препарировать чувства и эмоции людей, а уж лезть в душу такому человеку, как Борис — самой мозги сломать можно.

— Но помочь мне разобраться с этим вопросом можете только вы, — мягко настаивает мужчина, и я сдаюсь, кивая. — О чём вы думали в прошлую пятницу, когда мы прощались?

Мантра «Только бы не покраснеть», произнесённая мысленно девять раз, даёт противоположный эффект.

— О том, кем вы работали раньше.

— До чего додумались? — Борис гипнотизирует меня взглядом. Серые глаза ради разнообразия не темнеют, а светлеют.

— Подобрать вразумительные варианты мне не удалось, — я крепче прижимаю к груди папку.

— А вы чем занимались до того, как оказались здесь?

— Училась в гуманитарном институте в небольшом городке, по сравнению с которым наш — просто мегаполис… Но это по рассказам Виктора Петровича.

— По рассказам? — переспрашивает мужчина.

— Да, я этого не помню.

Борис молчит и задумчиво смотрит на меня.

— Вам коллеги ещё не успели поведать душещипательную историю о том, как я попала в аварию, а придя в себя, оказалась круглой сиротой, ещё и с амнезией.

— Нет.

— В таком случае, если начнут, предупредите, то вы уже в курсе, тогда не придётся слушать этот трагический рассказ. А если захотите узнать полную версию… Ксения говорит, лучше всего она удаётся Елизавете Алексеевне. Она умудряется растянуть повествование на тридцать минут.

Я отвожу взгляд. Настроение упало. А день только начался.

— Не думаю, что у меня возникнет такое желание.

Это утешает, но я всё равно смотрю вдаль.

— Рада слышать, — отвечаю равнодушно и пытаюсь придумать, как бы распрощаться с Борисом. С этим помогают школьники, заходящие на очередной круг.

— Я, пожалуй, пойду. Вам, наверное, ещё бегать и бегать, — делаю шаг вперёд, но меня останавливают.

— Подождите, — просит Борис. — Мне осталось всего пять минут, так что успею. Я хотел спросить: не желаете присоединиться к нашим пробежкам?

Я несколько секунд гляжу на блондина, а после осматриваю себя, начиная с ног: тёмно-серые босоножки на приличном каблуке, юбка-трапеция коричневого цвета, перетянутая на талии широким чёрным поясом, и лёгкая бежевая блузка без рукавов.

— Прямо сейчас?

— Нет, — Борис улыбается. И улыбка эта на удивление тёплая, — с понедельника.

— Вообще-то я не очень спортивная девушка.

— Жаль, — вздыхает он. — Музыка во время пробежек мне уже надоела, хочется с кем-нибудь поговорить.

— Тут вы точно обратились не по адресу. Во-первых, я не могу нарезать бесконечные круги по стадиону в течение сорока минут, а во-вторых, говорить при этом… — не заканчиваю мысль и качаю головой вправо-влево, но потом мне на ум приходит мысль, заставляющая усмехнуться. — А я и не знала, что вы умеете разговаривать.

Борис не делает вид, будто не понял намёка.

— По-моему, сейчас мы именно этим и занимаемся, — парирует он.

— Очень похоже, — соглашаюсь я, — но нам пора расходиться иначе опоздаем на завтрак.

— Вы правы, — Борис склоняет голову, и ветер бросает волосы ему в лицо, но мужчина не обращает на них внимания. — Значит, встретимся за завтраком?

— Как обычно, — я пожимаю плечом и собираюсь уйти, но…

— Вы уже сказали Глинскому, что я буду вторым сопровождающим на экскурсии.

— Ещё в прошлый понедельник.

— Отлично! — блондин кивает, ловко вставляет наушники в уши и стартует с места.

До бухгалтерии я не иду — ноги сами несут. Вот только колени немного дрожат, и пальцы трясутся. Ещё хочется пить и смеяться. По всем признакам у меня послешоковое состояние.

Во время разговора с Борисом я ещё держала себя в руках, а сейчас организм решил, что опасность миновала, и расслабляется по полной программе. Даже в голове полнейшая каша.

До сих пор не верится, но я только что разговаривала с Борисом по-человечески! Он улыбался, не язвил, стерпел шутку над собой, пообещал не лезть в моё прошлое за моей спиной и даже выразил желание пообщаться! А ещё, растрёпанный он так же хорош, как и при параде. Хоть одна общая черта у нас есть!

Стоп! О чём я думаю?! Какие общие черты?!

Я резко останавливаюсь посреди коридора на втором этаже.

Шок номер два! Неужели я как школьницы или Ксюша попала под чары этого, этого… Да быть не может!

«Может-может», — проклёвывается какой-то стервозный голосок. — «Кто минуту назад расписывал, как мило беседовал с «этим» и уже начал искать точки соприкосновения?»

Ерунда! Только этого мне не хватает! Да если Виктор Петрович узнает, он мне мозги полоскать начнет с утроенной силой!

Ещё раз стоп! Надо успокоиться. Никто ничего не узнает. Лицо на людях я держать умею. Пару-тройку раз заверну все разговоры по душам, и Борис сам потеряет ко мне интерес. И не будет ни истерик со стороны опекуна, ни разбитого сердца, ни шепотков за спиной.

На обратном пути я совершаю пренеприятное открытие: дверь в кабинет Виктора Петровича открыта. Как можно тише пытаюсь пройти мимо, рассчитывая на ковровое покрытие…

— Наташа!

Выдыхаю и заглядываю в кабинет.

— Доброе утро, Виктор Петрович! Извините, я не хотела вам мешать.

— Ничего. Заходи! — командует опекун и машет рукой, но не отрывает взгляд от монитора компьютера. — Ты отчёт по выпускному одиннадцатиклассников в бухгалтерию заносила?

— Да.

— А по двум остальным вечерам?

— Ещё в среду сдала.

— Хорошо, — мужчина резко кликает мышкой, я вздрагиваю.

— Я могу идти?

— Видел тебя с Борисом сейчас, — он кивает на окно.

— Я остановилась поздороваться, а инициатором последовавшей за этим беседы был он сам, — тараторю оправдание как «Отче наш».

Виктор Петрович опять кивает.

— В столовой вы тоже вместе сидите, — мне припоминают второй «грех», который формально первый, но сути это не меняет.

— Тоже его идея! — открещиваюсь от авторства. — Не отгонять же человека, если вежливо просит.

— Вежливо? — мужчина впервые отвлекается от компьютера.

— Да. Зачем мне врать? Вы у Ксении Алпатовой спросите.

— Да нет, — Виктор Петрович опять возвращается к монитору, — ни у кого я спрашивать ничего не стану. Меня предупреждали о тяжёлом характере Никольского. Может, через тебя общий язык с коллективом найдёт.

— Так вы не против нашего общения? — я просто не верю своим ушам!

— Нет, не против, а даже за. Пусть ученицы видят вас вместе — меньше глупостей в голову лезть будет.

— Как скажете, — никогда прежде мне не приходилось прилагать столько усилий, чтобы голос звучал ровно. — Я могу идти?

— Да. — Виктор Петрович по-прежнему разговаривает с монитором, но, к счастью, эта фраза предназначается мне.

На непослушных ногах выхожу из кабинета.

У меня шок номер три.

3 мая 2011 года

Победа! Последний ремешок на босоножках застёгнут! Поднявшись со стула, разглаживаю подол платья.

Отражение в зеркале в очередной раз подтверждает: я выбрала идеальный вариант для сегодняшней поездки. Платьице А-силуэта, на ладонь выше колена, без рукавов, со скромным треугольным вырезом. На светло-жёлтом фоне крупный принт из разноцветных стеблей бамбука: бордовых, оливковых, тёмно-жёлтых и чернильно-синих. К такой расцветке подходят и тёмно-зелёные босоножки со множеством ремешков, и любимая вишнёвая сумка. Ещё одна выгодная особенность платья — немного завышенная линия талии, её подчёркивает коричневато-рыжий пояс, от чего ноги кажутся ещё длиннее.

На улице уже двадцать семь выше ноля, а днем обещают тридцать два, но волосы приходится собирать в низкий хвост, спускающийся ниже лопаток. Ничего не поделать! Моя золотисто-русая грива в прошлом году выгорела на солнышке почти до льняного оттенка. За год волос отрос сантиметров на десять, поэтому причёски, где кончики оказываются возле корней, мне противопоказаны.

Из-за жары и влажности с макияжем я тоже не мудрю: немного тёмно-коричневой туши на кончики ресниц и прозрачный блеск на губы. Вот и всё — можно фотографироваться на обложку журнала! Спасибо маме с папой… кем бы они у меня ни были.

Прихватив сумку, я буквально выбегаю из комнаты. Так тороплюсь, что не могу захлопнуть дверь с первого раза. Вечно я копаюсь до последнего момента!

На улице скорость приходиться сбавить, дабы не потерять лицо перед учениками. Степенным шагом иду к воротам школы, мысленно ругая себя за непунктуальность.

«Опоздать можно на свидание, а не на экскурсию», — напоминаю себе и тут же внутренне содрогаюсь от неприятной мыслишки. Что, если наша с Борисом одежда будет гармонировать? Для некоторых девочек это станет очередным подтверждением того, что мы с ним вместе. Где они только берут такие бредовые идеи?! Это об одежде. Откуда взялась идея о наших с Борисом близких отношениях, мне известно.

Всему виной план Виктора Петровича по отваживанию от красавчика-учителя школьниц, сработавший на ура. Теперь все желающие страдать и вздыхать по Борису, делают это тихонько, ведь мне коллегиально присвоен статус его девушки.

Если бы не тот дурацкий разговор двухнедельной давности, всё сложилось бы иначе, но… Борис воспринял его как зелёный свет для общения. Он забросил свой планшет и в столовой предпочитает разговаривать со мной. Про обещание, данное самой себе, я не забыла и три раза честно пыталась отвадить его от этой затеи. Бесполезно. Борис во стократ настойчивее Михаила. Мне ещё повезло, что за блондином не водится привычка отпускать пошлые шутки.

Вопреки ожиданиям опекуна Борис не спешит налаживать контакт с коллективом и предпочитает именно мою кандидатуру в качестве источника информации, касающейся учебного процесса. Всякий раз он искусно делает вид, будто не слышит пожеланий обратиться к кому-нибудь другому. Мужчина попросту повторяет вопросы или задаёт уточняющие. Попытки изобразить обиженный вид не помогают, в ответ мой любопытный коллега лишь строит недоуменное лицо.

Иногда между делом Борис пытается выведать что-нибудь лично обо мне. Я тоже не теряюсь, но результаты у нас обоих не блестящие. Как только речь заходит о моём прошлом, я ограничиваюсь фразами «я не помню» или «спросите у Виктора Петровича, ему лучше знать». Сам блондин отвечает охотно, но так расплывчато, что лучше бы вообще молчал!

Повинуясь неподвластной разуму взрослых подростковой и юношеской логике, бесконечные расспросы Бориса стали причиной нашего с ним объединения в парочку в глазах всей школы. Какие думы терзают «мою вторую половину» по этому поводу я не в курсе. Мне кажется, никакие. Ему просто всё равно. Борис по-прежнему подсаживается ко мне в столовой и заглядывает в мой кабинет. Наверное, если очень приспичит, то и в преподавательском корпусе искать будет, но пока до такого дело не дошло.

В свете всего этого дурдома, появление в сочетающейся одежде, окончательно заклеймит нас как пару, и в глазах учеников предстоящая экскурсия превратится в наше с Борисом свидание.

За воротами меня ожидают целых два сюрприза. И оба приятные! Первый заключается в том, что мой напарник решил воспользоваться услугами экскурсионного автобуса, а не ехать на собственном авто, это даёт надежду на тишину в салоне во время пути. Второй — это одежда блондина. Белые брюки и светло-серый хлопковый джемпер никаким образом не сочетаются с моим нарядом!

Я даже невольно улыбаюсь.

— Доброе утро! — моё приветствие тонет в хоре звонких голосов.

Борис ограничивается кивком. Потемневшие глаза неотрывно смотрят в мою сторону. Я машинально гляжу на часы — без трёх минут одиннадцать. И ничего я не опоздала! Поднимаю взгляд и вижу насмешливую улыбку блондина. Значит, не моё опоздание его нервирует, а поведение подростков.

— Все в автобус, — командую строгим голосом. Ну, а каким ещё?

Ученики друг за дружкой поднимаются по ступенькам. Мы с Борисом оказывается в конце очереди, естественно, он пропускает меня вперёд.

В салоне у меня сразу же закладывает уши. Даже не верится, что это в этой банде каждый второй совершеннолетний!

Но вот появляется Борис, и громкость резко идёт на убыль.

— Давайте поменяемся местами, — просит он.

Я в растерянности, но просьбу выполняю. Теперь мужчина сидит лицом в салон. Становится ещё тише. Чудесно! Губы вновь расползаются в улыбке, которую, на моё счастье, никто из «деток» не видит.

С сотрудниками музея я заранее договорилась о том, что экскурсию проведу сама. В этом вопросе мне как обычно пошли на встречу. Но по залам мы всё равно передвигались в сопровождении полной дамы, одетой в строгий бордовый костюм.

Интересно преподносить материал я умею, дети слушали как завороженные. Скучал лишь Борис. Он внимательно рассматривал лепнину на потолке, деревянную резьбу антикварной мебели и литые подсвечники, прикреплённые к стенам.

Странный, конечно, выбор — сделать выставку в этом здании, а не в современном выставочном зале, так же принадлежащем музею…

— Наталья Андреевна, — неуверенно зовёт меня Света Климова.

Что-то я замечталась!

Смотрю на картину, возле которой уже столпились все ребята. Она последняя. Оглядываюсь на праздно шатающегося по залу учителя МХК.

— А об этой работе нам расскажет Борис Аркадьевич, — произношу раньше, чем успеваю до конца сообразить, что творю.

Борис тут же подходит к нам. Неужели слушал?

Ученики замерли в предвкушении. Я, признаться, тоже.

Коллега рассматривает картину с минуту. После чего сильно наклоняет голову вправо, но так ему, видимо, неудобно, поэтому он тут же склоняется к левому плечу.

Проходит ещё минута.

— Мазня, — выносит он вердикт.

Я бледнею, у учеников открываются рты, а лицо сотрудницы музея идёт бурыми пятнами.

— Но если это повернуть на девяносто градусов против часовой стрелки, то получится что-то вроде возрождения или вознесения.

К нам подбегает уже с ног до головы бордовая дама.

— Молодой человек! Что вы себе позволяете?! — пыхтит она, потрясая перед носом у Бориса буклетом выставки. — Вот тут все нарисовано и написано!

— Значит, у вас там нарисовано неправильно, — невозмутимо отвечает блондин, аккуратно отодвигая чужую руку от лица.

Кипя от негодования, женщина ищет в оглавлении номер страницы с работой. Я смотрю на подростков, которые переглядываются с растерянным видом.

— Нашла! — торжествующе восклицает дама.

— Поздравляю, — Борис по-прежнему спокоен.

Бледнеет женщина внезапно. Один быстрый взгляд на картину, и она заливается краской.

— Извините, произошло недоразумение, — бормочет она. — Боюсь, на этом вам придётся завершить экскурсию.

— Технические неполадки? — ехидничает Серов, за что получат от меня строгий взгляд. Хмыкнув, парень отворачивается.

Смотрительница быстро выдворяет нас из зала и запирает дверь.

— А как картина-то называется? — неожиданно вспоминает Климова.

Бордовая дама нервно оглаживает золотую цепочку от очков, висящую на груди. Неприязненно посмотрев на Бориса, заинтересовавшегося чьим-то портретом в коридоре, она отвечает:

— Возрождение.

Мои «детки» вежливо давятся смешками до самого выхода из здания, и только на улице дают себе волю.

Отсмеявшись, ребята оглядываются по сторонам в поисках автобуса.

— А у нас осталось ещё сорок минут свободного времени, — Никита Иванов ориентируется быстрее всех.

Подростки дружно обращают взоры в сторону Бориса. Он поднимает смоляную бровь.

— Все вопросы к Наталье Андреевне. Она тут главная.

«Стая» поворачивается ко мне.

— Предложения? — спрашиваю без особого энтузиазма.

— Может, в кафе! — звенит голос Вики Лисовской.

Её одноклассники дружно кивают.

— Хорошо, давайте зайдём в кафе. Надеюсь, никому из вас не нужно напоминать о том, что вести себя следует прилично?

Вокруг сплошные честные и преданные глаза. Конечно, так я вам и поверила!

Как я и ожидала, все напоминания о приличном поведении вылетают из головы учеников, стоит им оказаться возле витрины крытой летней кафешки. Беготня, смех, гвалт и гомон! Просто филиал ада!

Я смотрю на это безобразие с невозмутимым лицом и полнейшим эмоциональным хаосом внутри.

— А сейчас все обратили внимание на меня, — тихо-тихо просит Борис.

Уже через секунду становится слышен проникновенный голос Мирей Матье, доносящийся из динамиков стереосистемы.

— У кого-нибудь есть аллергия на молочный белок?

Двадцать человек синхронно мотают головами.

— Гипотоники, гипертоники среди вас присутствуют?

Флэшмоб продолжается.

— Отлично! Все заказываю по порции сливочного пломбира и кофе.

— Почему это? — возмущается Серов.

— Потому, что так, в случае чего, я буду точно знать, чем вы отравились, — объясняет Борис. И хоть бы один из учеников пискнул! Да хоть бы продавец возмутился! Но нет, все молчат.

Подростки чинно разбиваются на группки и быстро собирают деньги. Кто-то остаётся возле стойки, — вот и девушка за кассой может приступить к своим прямым обязанностям, а не прожигать дырки в моём коллеге — но большинство рассаживается за столики.

— Наталья, займите, пожалуйста, столик для нас.

Я киваю и ухожу выбирать стратегически верное место.

Борис возвращается быстро. В руках у него одна чашка кофе и двойная порция мороженого.

— Сладкое вам, — он ставит передо мной вазочку.

— Спасибо. Сколько я вам должна?

Вместо ответа Борис оборачивается к одному из столов возле входа.

— Серов, — зовет он негромко.

— Да, Борис Аркадьевич? — парень даже не пытается сделать моську попроще.

— Я всё вижу, — произносит со значением мой коллега.

— Да понял я, понял! — вздыхает негодник и возвращает что-то одному из своих друзей.

Борис садится на стул и осторожно делает пробный глоток. Брови его удивлённо поднимаются. Неужели здесь хороший кофе? Сама я его не пью, но запах мне нравится. А мороженое обожаю! Особенно сливочный пломбир. Как-то даже обмолвилась об этой своей слабости Ксении. По-моему, в присутствии Бориса, но, если мне не изменяет память, он тогда был занят чтением.

— Мне очень понравилась ваша лекция, — признаётся блондин после третьего глотка.

Я же отправляю в рот очередную ложку мороженого. Понятно, он не станет брать с меня деньги. И как только человек живёт, обладая такими противоречивыми качествами?

— Благодарю за комплимент. Честно сказать, я удивлена, что вы слушали. Мне показалось, интерьер занимал вас гораздо больше.

Борис пожимает плечами, и я невольно задерживаю на них взгляд. Ткань джемпера подобрана идеально: чуть плотнее — ему было бы жарко, немного тоньше — он выглядел бы слишком провокационно. Материал льнёт к телу, обрисовывая контуры рук и торса, но вполне в рамках приличий. Предаваться непристойным мыслям, глядя на мужчину в такой одежде, может только совсем изголодавшаяся по близости дамочка… вроде меня.

Вздохнув, засовываю в рот новую порцию ледяного лакомства.

В этот момент Борис открывает рот, намереваясь что-то сказать, но внезапно разворачивается в сторону стола, за которым сидит Серов. При этом он задевает локтем мой телефон. Тот, поблёскивая экраном, летит навстречу своей смерти и с треском разлетается на части, не пережив столкновения с каменной плиткой.

— Не волнуйтесь, я куплю вам новый, — успокаивает меня виновник трагедии, собирая останки мобильного. — И сим-карту тоже, — добавляет он, повертев в руках жизненно важный «орган» телефона.

Я киваю.

— Можете не торопиться. Телефон — это моя связь с миром вне школы, и звонят мне не часто.

— Зачем растягивать удовольствие? — возражает Борис. — За углом есть салон связи.

Что тут скажешь?

Окинув взглядом притихших учеников, с интересом наблюдающих за развитием событий, Борис предупреждает:

— Я отлучусь на пятнадцать минут. Всем вести себя тихо.

Бандерлоги, завороженные голосом удава, послушно кивают.

Вот и прекрасно! Я смогу спокойно послушать французский шансон.

Борис появляется на ступеньках веранды через десять минут. К этому моменту в моей вазочке остаётся совершенно нетронутым второй шарик мороженого — меня постоянно отвлекала музыка. Вслушиваясь в слова, я забывала про десерт.

— Удачный поход?

Мужчина кладёт на стол коробку. Я давлюсь воздухом и поднимаю на него заслезившиеся глаза:

— А проще ничего не было? Сколько мне теперь доплачивать?

Борис отмахивается.

— Он всего на восемь гигабайт, а проще была только Нокиа, элегантная как кирпич.

— Но не Айфон же?! — шиплю сквозь зубы.

— Извините, взял, что было, — огрызается блондин. — И вообще, дарёному коню в зубы не смотрят.

— Подарок — это порция мороженого. Двойная. А игрушка стоимостью в месячную зарплату — это безобразие!

— Мороженое — это отголоски хорошего воспитания, а игрушка — это возмещение ущерба, морального и материального. К счастью, я могу себе это позволить. Сим-карта в нём, кстати, новая. Номер я Глинскому сам скажу.

— Не сомневаюсь во всём этом, но… что мне с ним делать? — растеряно смотрю в потемневшие глаза щедрого коллеги. — Я действительно редко звоню.

Взгляд Бориса смягчается и светлеет.

— Теперь у вас есть возможность выйти в интернет. Говорят, социальные сети — это зло. Как только найдёте там друзей, сразу сообразите, зачем нужны такие штуки. Вы же девушка общительная.

С трудом удерживаю нижнюю челюсть в нормальном положении. Откуда он взял, что я общительная?! Нет, я на самом деле страдаю от недостатка общения, но никак этого не показываю!

— Ваш личный опыт это подтверждает? — вопрос звучит немного насмешливо, но Борис вроде бы не возражает, даже улыбается. Эта улыбка подсказывает: лучше уточнить, к чему относился вопрос. — Я про социальные сети.

Улыбка становится ещё шире. Несколько учеников, прислушивавшихся к нашему разговору, резко отворачиваются. Ребята запомнили с первой же встречи: весёлый учитель МХК — это страшно.

— Я приверженец живого общения, — меж тем признаётся Борис. — У меня есть двое друзей, с которыми я очень люблю проводить время, но сейчас они далеко.

Он меня удивляет. Неужели с этим человеком кто-то способен поддерживать дружеские отношения?! Желаю хоть одним глазком взглянуть на героев!

После признания Бориса за нашим столиком наступает затишье. Я доедаю остатки мороженого, наслаждаясь очередным музыкальным шедевром в исполнении Матье, а Борис бдительно смотрит по сторонам.

В моей вазочке остаётся пара ложек на самом донышке, когда Борис решает допить свой кофе. После первого же глотка он отказывается от этой затеи. Легкое недовольство, отразившееся на его лице, кое о чём мне напоминает.

— Вам понравилась выставка?

— Я не понимаю, почему люди создают объекты, способные внушать эмоции, которых они на самом деле не ощущают.

— И это слова преподавателя МХК! — я неверяще качаю головой.

Неправильный учитель заламывает левую бровь.

— И что с того? Как вы заметили, я неплохо знаю предмет и даже разбираюсь в том, о чём читаю лекции. Для преподавания этого достаточно, остальное — мои проблемы.

— Так вы действительно не видели этот буклет, до того как подошли к картине?

— Вы серьёзно? — искренне возмущается он. — Говорю же: такое искусство не по мне!

Я кокетливо пожимаю плечиком. Если разобраться, он прав. Борис не тот человек, который станет подобными методами поддерживать свой авторитет, да его авторитет и без того заоблачно высок. Не знал бы, что сказать по поводу картины — наплёл бы такую словесную паутину, в которой бы я накрепко запуталась, а после сама просвещала детей.

13 мая 2011 года

Сегодня обычный день: пятница, тринадцатое число, не полнолуние, но всё валится из рук, и вопросы накапливаются точно снежный ком!

В одиннадцать со мной связался управляющий ресторанного комплекса, где планируется устроить выпускной вечер одиннадцатому классу, и осчастливил новостью о возникших вопросах, решение которых требует моего личного присутствия. Не успела я сообразить, к кому обратиться с просьбой побыть шофёром, — зазвонил стационарный телефон. Виктор Петрович попросил оповестить всех учителей, ведущих на тот момент занятия, о внеплановом педсовете.

Пока я добралась до четвёртого этажа, вся взмокла. Наверное, утром меня вело предвидение, заставив остановить выбор на тёмно-синем костюме в морском стиле. На нём пятна пота не так бросались в глаза. Вот только ноги болели нещадно — красные босоножки на шпильке подсказал закон подлости. Ощущения были до того яркими, что хотелось снять с талии ремешок в тон обуви и вздёрнуться на нём.

Осмотрев фронт работ, начинаю с самого простого, с Ксении.

Девять кабинетов спустя в списке неприглашённых остаётся только Борис. Дверь в его кабинет открыта. Я слышу Марину Алфёрову и редкие смешки её одноклассников.

— Довольно, — Борис насмешливым голосом останавливает девушку. — Я понимаю, личная жизнь художника — весьма интересная тема для вас. Я даже готов согласиться, что она оказала немалое влияние на его творчество, но давайте всё же перейдём непосредственно к работам. Как-никак эти картины вот уже более полувека считаются шедеврами.

С анализом картин Марине приходится повременить — я стучусь.

— Наталья Андреевна! — с полувопросительной интонацией произносит Борис. — Какой приятный сюрприз!

И не врёт ведь! Вон, с каким интересом рассматривает мою фигуру, особо задерживаясь на участке ниже края не очень-то длинных шорт. Да, одеваясь сегодня, я не предполагала, что мне придётся сверкать своими прелестями перед всей школой.

— Здравствуйте, Борис Аркадьевич. — Лицо невозмутимое, голос такой же — умничка я! — В обеденный перерыв срочное заседание педсовета. Вас попросили присутствовать.

— По поводу? — мужчина заламывает правую бровь.

Надо же! Он единственный из учителей, кто поинтересовался, в честь чего проводят сборище.

— Отчисление Саянской, — удовлетворяю его интерес.

Лицо Бориса вмиг утрачивает какие-либо эмоции.

— Я приду. Благодарю вас, — роняет он сухо и отворачивается. — Так что там у нас с картинами, Марина?

Слева доносится всхлип. На Алфёрову жалко смотреть: лицо пошло красными пятнами, по щекам текут слёзы вперемешку с тушью.

— Понятно, — вздыхает блондин. — Реферат сдадите в понедельник, а сейчас — вон из класса. Приводите себя в порядок.

Пробормотав что-то невразумительное, девушка хватает сумку и выбегает из кабинета, чуть не сбив меня с ног.

Недоумевающим взглядом смотрю на Бориса, но тот что-то отмечает в записной книжке. Окидываю взором подростков — сплошные нахмуренные лица. Интересно, им-то какое дело до восьмиклашки? С Мариной они, кажется, подруги, а эти…

— Доброго всем дня, — желаю притихшим ученикам и задумавшемуся о своём учителю.

В ответ не получаю ни слова, только девятнадцать злых взглядов. Борис по-прежнему строчит заметку. Пора мне ретироваться.

В коридоре слышится звук льющейся из крана воды. Видимо, Алфёрова отправилась в туалет. Взвесив за и против, иду туда же. Вдруг она совсем разнервничается, и ей станет плохо, а до конца урока ещё двадцать с лишним минут!

Девушка стоит спиной к двери, облокотившись обеими руками о раковину. В зеркале видно, как низко она склонила голову — чёлка и свободно висящие пряди волос целиком скрывают лицо.

Наверное, шипение воды маскирует цокот каблуков по плитке, или же кто-то слишком погрузился в себя — неспроста ведь побелели тонкие пальцы, обхватывающие фаянс. Как бы там ни было, на моё приближение Алфёрова не реагирует.

— Марина, — зову я и поднимаю руку, чтобы в утешающем жесте положить её на плечо девушке.

Школьница вскидывает голову и встречается взглядом с моим отражением. В её глазах столько обречённости, что моя рука непроизвольно падает.

— Может, тебе лучше сходить в медпункт, попросить что-нибудь… от нервов.

Марина щурит глаза и резко разворачивается. Дабы избежать столкновения с ней, приходится отскочить в сторону. Уже во второй раз!

— От нервов? — зло шепчет девица, впиваясь взглядом в мои глаза.

Я ощущаю внезапное головокружение и даже делаю шаг назад, чтобы упереться рукой в стену.

— Да вы ведь ничего не знаете! — то ли возмущённо, то ли восхищённо восклицает Марина и моргает. Мне даже дышать становится легче. — Вы мне ничем не можете помочь. — Девушка разворачивается к раковине. — Выйдете, пожалуйста!

В себя я прихожу только на лестнице. Странно ломит лоб, нос, затылок. Пальцы мелко подрагивают.

Что за… чудеса здесь творятся!

Меня на собрание педагогов никто не приглашал. Ожидание коллег под дверью — дурной тон, поэтому я на полчаса убегаю в свой кабинетик.

Дозвонившись до управляющего, который неожиданно для себя самого стал центром моей вселенной на неопределённое время, стараюсь выпытать у него хотя бы подробности предстоящего разговора. Бесполезно! Упирается как баран и твердит одно и то же: «Приезжайте! Обсудим всё на месте!». Единственное, чего я добиваюсь от упрямца — сроков его пребывания в заведении. К концу беседы я и за это ему благодарна!

Следующие тридцать минут вновь проходят в гонках по этажам. Только трое из учителей, способных помочь мне с выездом в город, как нормальные люди отправляются в столовую. Четверых приходится вылавливать по корпусам. Ксению найти не удаётся, а она — самый подходящий кандидат!

За всей этой беготнёй забываю о главном — предупредить Виктора Петровича о планируемой, точнее, уже срывающейся поездке. Но тут за дело берётся случай! Я сталкиваюсь с опекуном в дверях учебного корпуса.

— Наташа, что случилось? — мужчина придерживает меня за плечи.

— Мне срочно нужно в город! Звонил управляющий ресторана, он ждёт меня до четырёх. Возникли какие-то вопросы, — я машу рукой, давая понять, что не имею представления, о чём конкретно со мной так жаждут побеседовать. — Никак не могу найти компанию!

— Ясно, — Виктор Петрович кивает. — А ты у Бориса спрашивала?

— Нет, — произношу растерянно и невольно смотрю на наручные часы. — Он, наверное, уже уехал.

— Нет, я недавно видел его в столовой, а после он отправился в наш корпус.

— Хорошо! Побегу туда, вдруг успею перехватить, — не договорив, срываюсь с места.

— Осторожнее! — несётся мне в след. Я не обращаю внимания. Тут нужно кричать «Быстрее!», ведь Борис немного помешан на пунктуальности.

В корпусе для преподавателей у нас всё устроено, как положено: мальчики — налево, девочки — направо. Стремительным шагом залетаю в мужское крыло и притормаживаю. Если зацеплюсь каблуком за покрытие, поездка точно отодвинется на неопределённый срок!

Из-за угла выходит наш историк. Увидев меня, он останавливается как вкопанный и нервным жестом поправляет очки.

— Наталья Андреевна?

— Да, Владислав Валерьевич, это я! Вы Бориса Аркадьевича не видели?

— Он должен быть у себя, — мужчина отвечает как-то неуверенно, но я не заостряю на этом внимания.

— Спасибо!

— Наталья! — летит в спину, но я машу рукой:

— Спасибо, Владислав Валерьевич!

«И какой великий человек додумался обить ковролином ещё и ступеньки?!» — возмущаюсь про себя, пока поднимаюсь на второй этаж.

В гулкой тишине коридора слышен непривычно тихий голос Ксении, доносящийся из-за неплотно прикрытой двери, что буквально в двух шагах от лестницы. Девушка, не сдерживаясь, изливает кому-то душу.

Стоп! Что значит «кому-то»? Это же комната Бориса!

— Это я виновата. Весь этот кошмар случился из-за меня, — стенает Ксюша.

— Не сомневаюсь, — холодно отзывается Борис, — только не могу понять причину твоих переживаний. Когда ты подписывала договор, тебя предупреждали об особых обязанностях, которые на тебя возложат. Про нестабильность детей, особенно подростков, тебе тоже известно. Так в чём же дело?

Вот как?! Оказывается, эта парочка за глаза спокойно перешла на неформальное общение!

— Ну, как ты не понимаешь! — трагически шепчет Ксения. — Одно дело подписывать какие-то бумажки, а совсем другое — попасть в подобную ситуацию! И что мне стоило промолчать?!

— Молчание стоило бы тебе работы и не только, сама знаешь.

— И… и что мне теперь делать?

Я как наяву вижу лицо девушки, озарённое надеждой и непременно обращённое в сторону Бориса. Почему-то от этой картинки появляется настойчивое желание скривиться.

— Это ты так тонко намекаешь, чтобы я как-нибудь повлиял на судьбу небезызвестного нам обоим человека? — с насмешкой интересуется Борис.

— Но ты ведь не такой как они!

— Частично ты права, — соглашается блондин, — я ещё хуже.

До моего слуха доносится судорожный вздох девушки.

— Мой тебе совет: просто забудь. Ты выполнила условия контракта, и винить сейчас тебе себя не в чем.

— Сейчас?! А когда надо было?

— Когда ты его подписывала, — с привычной насмешкой подсказывает девушке Борис.

— Тогда… тогда я уволюсь!

— Отличное решение! — в комнате раздаются хлопки. — Очень своевременное, а главное, полезное, — продолжает иронизировать мужчина, но вдруг резко меняет тон, — но на самом деле, оно просто трусливое. Хочешь уволиться, — он с какой-то особой интонацией произносит последнее слово, будто вкладывает в него некий секретный смысл, — воля твоя. Только имей в виду, пока будешь ждать… увольнения, сойдёшь с ума от мук совести.

— И что мне делать? — Ксения идёт по второму кругу.

— Что-нибудь действительно полезное.

Ой-ой-ой! Вот сейчас мне надо или уходить или дать уже о себе знать!

На моё счастье, пока я мечусь, Борис молчит.

Всё, стучусь! По моему виду они всё равно не заподозрят, что я их подслушивала.

Лицо Бориса выражает неподдельное недоумение, когда он видит меня на пороге своей комнаты.

— Что-то случилось?

— Да. Но я пока не знаю, что именно, а этот упрямец мне ничего толком так и не сказал!

Какой бред я несу! Всё же недаром говорят: не стоит подслушивать чужие разговоры, от них голова болит, и мозг прекращает правильно работать.

— Упрямец? — ещё больше удивляется Борис.

— Я имею в виду управляющего ресторанного…

— … комплекса «Шоколад», — заканчивает за меня мужчина.

— А вы откуда знаете? — теряюсь я.

— Виктор Петрович сегодня на педсовете огласил имена учителей, которые отправятся с вами пасти наших выпускников.

— Вот как? Ну, не важно! Мне срочно нужно попасть в город.

Борис молчит.

— А потом обратно, — произношу уже не так уверенно.

Пауза всё еще длится.

— Хотя бы к пяти, — говорю, чуть ли не с мольбой в голосе.

— Извините, но я не могу вам помочь.

Вот стояла я вся такая собранная, легчайшими модуляциями голоса выдавая своё бедственное положение, но после такого неожиданного заявления мои плечи просто опускаются.

Странно, Борис не выглядит опечаленным своим отказом. Он выглядит задумчивым.

Поняв, что ждать больше уже нечего, я разворачиваюсь, чтобы уйти, но мужчина ловит мою кисть.

— Постойте! Думаю, Ксения не откажется вас подвести и… В общем, я думаю, она с радостью составит вам компанию.

Борис делает шаг в сторону, предоставляя мне большую широту обзора. Теперь я вижу Ксюшу, сидящую на краешке кровати. Надо же! Я думала, он не станет афишировать её присутствие в своей комнате.

Что бы там не говорил Борис, Ксения не демонстрирует особую радость. На её личике застыло ошарашенное выражение. Держится оно до тех пор, пока к ней не поворачивается хозяин комнаты, а стоит этому произойти, как яркая улыбка расцветает на губах девушки.

— Конечно, я с удовольствием составлю тебе компанию! — она подрывается с места, но Борис останавливает её словами:

— Замечательно! Тогда пока Наталья будет готовиться к выезду, мы с вами ещё кое-что обсудим.

— Ещё? — удивляется девушка.

— Да, еще пару новостей, услышанных на собрании.

— А-а-ах, да, — тянет неуверенно Ксюша, глядя на блондина.

Не знаю, какие мысли и каким способом он ей передаёт, но растерянность опять уступает место собранности.

— Давай встретимся возле гаража минут через тридцать, — предлагает Ксения.

— Как скажешь! — отвечаю я и, высвободив свою руку из захвата мужчины, быстро сбегаю к лестнице.

Погода до сих пор «радует» жителей нашей области и региона в целом неослабевающей жарой. Собираясь на улицу, так и хочется надеть свободный кружевной сарафан и лёгкие плетёные босоножки, но приходится одеваться на манер капусты: чулки, юбка, блузка, закрытые туфли. Я даже беру с собой жакет: помню арктический холод, царящий в «Шоколаде», и Ксения предпочитает схожий температурный режим в своей машине. Вот и получается, что жакет скромненько лежит на моих коленях от силы минуты три.

— Мерзлячка, — фыркает девушка, не отвлекаясь от дороги.

— Ничего подобного. Я просто забочусь о своём здоровье.

Ксюша со мной не спорит.

— Тебе в беседе с этим упёртым управляющим моральная поддержка нужна? — спрашивает она, когда мы въезжаем в город.

Пожимаю плечом.

— Сама справлюсь. А ты хочешь покататься по своим делам, а после меня забрать?

— Нет, — девушка качает головой, — я хочу завезти тебя в ресторан, а после отогнать машину на парковку.

Неожиданно! Я даже разворачиваюсь всем корпусом на сиденье, чтобы лучше видеть собеседницу.

— Зачем?

— У меня на сегодняшний вечер запланирована обширная развлекательная программа, — туманно изрекает Ксюша, а после вносит капельку определённости, — включающая распитие спиртных напитков.

— А как же мы вернёмся? — На самом деле, этот вопрос не такой уж нелепый, каким кажется на первый взгляд. У Ксении много знакомых, она вполне может договориться с кем-нибудь из них, чтобы нас отвезли обратно в школу.

— На такси, разумеется, — произносит девушка как само собой разумеющееся и бросает хитрый взгляд в мою сторону, — это тебе сегодня выпадет честь меня сопровождать.

— Уверена, что я с этой миссией справлюсь?

Честно признаться, я бы предпочла её знакомых.

Управляющий, симпатичный молодой человек по имени Виталий, проявляет живое участие и выспрашивает у меня подробности развлекательной программы для наших «деток»: всё ли осталось в силе, не поменялись ли планы. Двадцать минут спустя до меня доходит, что он просто потерял бумажку со схемой расположения столов, и стесняется в этом признаться!

«Лучше бы он засунул своё стеснение куда подальше», — хмуро размышляю я, рисуя новую картинку. — «Сфотографировала бы свою копию и отправила по электронке».

Пальцы в туфлях уже начали подмерзать, а руки под плотной тканью жакета покрылись гусиной кожей. Ноги с горем пополам пока защищает скатерть.

На каком-то внутреннем уровне Виталий ощущает моё недовольство и оставляет меня одну в полутёмном зале дорисовывать свой шедевр. Должно быть, где-то под потолком висят камеры, потому что он возвращается спустя минуту после того, как я заканчиваю работу.

— В баре вас ожидает подруга, — сообщает управляющий с приятной улыбкой.

Ксюша? Как она сюда зашла, если заведение ещё закрыто?!

Восхищение коллегой длится недолго — отвлекает вид моего чертежа, исчезающего в недрах кожаной папки рассеянного парня.

— Если вдруг листок потеряется, — я гляжу на пухлую папочку в его руках, при этом с трудом сдерживаю желание добавить «ещё раз», — сообщите мне, я вышлю оригинал.

Виталий делает вид, будто не понимает намёка.

— Буду иметь в виду, — улыбается он белозубо.

— Замечательно, — я направляюсь к выходу из зала, — а где у вас бар?

Ксения сидит за стойкой и крутит между пальцами соломинку коктейля. Рядом с её порцией стоит еще один бокал.

— Это мне? — я киваю на него.

— Ну, а кому ещё?! — фыркает девушка. — Угощаю.

— Да кто ж тебя знает. — Я присаживаюсь на высокий табурет. — Раз ты смогла сюда пробраться, может, и бармена раскрутила на выпить за компанию.

Ксюша довольно щурится.

— Пей давай! Я заказала один алкогольный, другой — без.

Пожав плечиком, тянусь к трубочке. Ксения повторяет за мной. Несколько секунд спустя мы обе морщимся.

— Поменяемся? — предлагаю я, когда обретаю возможность нормально вздохнуть.

— Нет, — девушка с упорным видом качает головой, — это знак свыше. У меня вся неделя идёт кувырком.

— А у меня только этот день. — Опять я делюсь с ней секретами! — Но я всё равно не понимаю, почему должна расплачиваться за твоё невезение.

— Просто я свою карму отрабатываю дольше, — философски изрекает она и делает глоток прямо из бокала. Трубочка аккуратно ложится на салфетку.

Теперь я повторяю за девушкой.

— Я на такой денёк не нагрешила ещё, — признаюсь, переведя дух.

— Не нам решать, — выдаёт Ксюша.

Эта фразочка вызывает у меня смешок.

— Ты уверена, что заказала только один алкогольный коктейль?

— Обижаешь! Зачем мне тебя спаивать? Я ведь даже не знаю, как на тебя спиртное действует. А вдруг ты буянить начнёшь? Или вообще решишь вздремнуть прямо на ходу. Напоминаю: из нас двоих модельный рост у тебя, а я так — метр в прыжке.

— А я не помню, как он на меня действует. — Вот и ещё одно признание! Это дело надо запить. Можно даже двумя глотками… Хм, а не так уж и противно, как казалось вначале.

На улице мне сразу становится нехорошо.

— Мы за твоей машиной? — спрашиваю я без особой надежды услышать «да» от коварной отравительницы.

— Нет.

Я вздыхаю.

— А куда?

— Туда, — Ксюша рукой указывает на большой торговый центр в конце улицы.

— И что мы там забыли?

— О! Там есть замечательный магазинчик! — девушка мечтательно прикрывает глаза. — Тебе тоже понравится, — уверяет она.

Повожу плечиком. Вот ведь жест-паразит!

Не знаю, каким чудом, но я дохожу да зеркальных дверей, ни разу не растянувшись на асфальте. Под прямыми лучами солнца было совсем невмоготу, даже перед глазами всё немного плыло, но в прохладном холле мне сразу становится легче.

— Нам на второй этаж, — командует Ксения и тянет к эскалатору. Я не сопротивляюсь, только спрашиваю:

— Ты же помнишь, что я на каблуках?

— Помню-помню! А ещё я видела, как ты сегодня бегала на шпильках.

Хм… Думаю, бесполезно ей напоминать, что в тот момент я была трезвой.

В магазинчике, куда так рвалась Ксюша, торгуют нижним бельём.

— Как тебе это? — перед моим лицом появляется вешалка с красным комплектом. Бюстгальтер ещё ничего, хоть прозрачный и без косточек. Трусики тоже довольно милые. Во всяком случае, я так считаю до тех пор, пока девушка не демонстрирует заднюю их сторону.

— Думала, это стринги, — я разглядываю две верёвочки непонятного назначения.

— Стринги это скучно! — авторитетно заявляет Ксюша и переходит на интимный шёпот: — Представь себе романтический вечер. Ужин в каком-нибудь милом местечке, дорогу домой на заднем сиденье такси и всякие там шалости. Оказавшись в квартире, ты снимаешь — ну или с тебя снимают — платье, а том вот такое!

Не выдержав, я приподнимаю бровь.

— Можешь считать меня скучной, но я ни за что не стану целый вечер ходить с голой пятой точкой.

— Ну, так об этом никто не будет знать! — девушка заговорщически мне подмигивает.

— Об этом буду знать я, — отрезаю безапелляционным тоном. — И если уж речь зашла о романтическом вечере с участием такого комплекта, то я бы пригласила кавалера к себе домой, заранее предупредив, что его ожидает подарок, но на ужин из пяти блюд настраиваться не стоит. В час Икс я встретила бы его в этом вот извращении, повязав для усиления эффекта бант на шею.

Оторвавшись от разглядывания кружевных вещиц, смотрю в лицо Ксюши. Глаза у неё огромные, а щёки красные.

— Ну, ты даёшь! — выдыхает она восхищённо. — Тебя чаще нужно поить, ты тогда такая… классная!

Опять я болтаю лишнее!

— Ты его брать будешь? — Вот так, делаем каменное лицо и голос жёстче.

— Нет, возьму вот этот, — Ксюша хихикает, — с прикрытой попой.

— На кассу?

— А тебе? А померить?! — канючит она, как маленький ребёнок в магазине игрушек.

Поняв, что от меня не отстанут, я прикидываю, что бы выбрать. Комплекты отметаю сразу — карточкой рассчитываться не хочу, а столько наличных у меня с собой нет. Остаются только трусики. И что тут есть?

Взгляд сам собой останавливается на модели цвета шампанского. Полупрозрачные, с вставками из тонкого кружева, они вполне подходят. И Ксюша успокоится, что я ушла не с пустыми руками, и бюджет мой не пострадает, и я смогу их надеть… хотя бы раз.

— Вот! — показываю свою добычу.

— А может, хотя бы синие? — эта привереда морщит нос. — А то совсем скучно! Ну, посмотри же!

Я смотрю. Да, синие тоже есть. Точно такие же. В чём разница-то?

— Они, кстати, подходят по цвету к твоим глазам, — выдаёт это чудо убийственный аргумент, услышав который я захожусь хохотом.

— Ты чего? — Ксения смотрит на меня испуганно, девушка-консультант — настороженно.

— Простите, — приношу извинения сотруднице отдела.

— Пробрало, наконец? — тихонько спрашивает Ксюша.

— Пробрало меня с пятого глотка, — таким же доверительным шёпотом сообщаю я. — Просто мы с тобой про романтические вечера фантазировали, вот я и дофантазировалась.

— До чего? — коллега с сомнением рассматривает моё будущее приобретение. По её взгляду я понимаю: она не в состоянии придумать ничего стоящего с таким исходным материалом.

— Когда на тебе остаются одни трусики, уже совершенно не важно, подходят ли они к твоим глазам, к маникюру или к помаде. Разве нет?

Обдумав эту мысль, Ксюша тоже начинает хихикать.

— Идём в примерочную, — зовёт она.

— Я мерить не буду, и так знаю, что размер подойдёт.

— Ну, тогда на меня посмотришь. Я сзади себя не вижу. Не хочу, чтобы в спину впивалось. Ещё кожа нависать будет! Фу! — девушка передёргивает плечами.

Наконец, она скрывается в кабине, а я облокачиваюсь на стеночку в ожидании, когда меня позовут. Смежив веки всего на секунду, ощущаю, как сразу же уплываю куда-то. Становится так легко и хорошо…

— Я всё!

Распахиваю глаза и шагаю на зов. Чуть не заснула, надо же!

Нырнув за шторку, смотрю на крутящуюся перед зеркалом девушку.

— Ну как?

— Хорошо сидит, — удовлетворённо качаю головой. — Красный тебе идёт.

— А то! — фыркает Ксюша и принимает соблазнительную позу: кладёт руки на талию и изгибается как кошка. — Вот бы опробовать поскорее!

— Ты куда-то торопишься?

— Вроде того, — улыбка слетает с её лица, будто и не было. — Я увольняюсь.

— И что? — Тоже мне трагедия! Почему они с Борисом слово «увольнение» произносят, будто речь идёт о конце света. И, кстати, о Борисе. — Ты хочешь опробовать это на ком-то из коллег и боишься не успеть?

— Да на ком там пробовать! — Ксюша встаёт нормально и раздраженно машет рукой.

«Прямо так и не на ком?» — этот вопросик буквально жжёт язык, но я молчу.

Вот только моё молчание проницательная коллега истолковывает верно.

— А, ты про Бориса! — она склоняет голову к плечу, и в её глазах я вижу понимание. — Он меня даже на машине прокатить не хотел.

— Но прокатил ведь!

— Ну, машина это одно дело… В общем, ни на чём другом он меня катать не будет, поверь.

— Да мне-то что! — фыркаю в ответ. А сама вспоминаю, как Ксения прибежала плакаться к блондину. Хотя с какого бока она причастна к исключению Саянской, если неуд не ставила, я понять не в состоянии!

— Ладно, не кипятись! — примирительным тоном увещевает девушка. — Лучше, выйди-ка из кабинки — я переоденусь. Нам с тобой ещё в одно местечко зайти нужно.

Ксюша продолжает о чём-то болтать, а до меня только сейчас кое-что доходит. Утром, когда Алфёрова попросила меня покинуть туалет… Я ведь не помню ни как выходила из него, ни как прошла целый коридор, ни как преодолела половину лестничного марша. А я тогда была абсолютно трезвая! И эти странные ощущения… После пробежек у меня обычно бок колет и икры сводит, а тут голова и руки!

Наверное, я всё же перенервничала! Это самое правдоподобное объяснение. В противном случае, чертовщина какая-то выходит!

Путь до следующего местечка пролегает по самому солнцепёку — ни одной многоэтажки, ни одного даже самого захудалого деревца!

— Наталья, а ты точно пьяная.

Своевременно!

— Это вопрос? — уточняю на всякий случай, потому что по интонации определить не в состоянии.

— Да.

— Тогда мой ответ положительный. Неужели не видно?

— С чего бы! Шагаешь как по подиуму, — произносит Ксюша с нотками зависти в голосе, и я позволяю себе немного иронии:

— От бедра?

— Нет, конечно! — она заливается смехом: должно быть, представила показ мод, где у всех девушек такая походка. — Ты идёшь красиво… и прямо. Даже завидно немного.

Можно подумать, я этого не уловила!

— Ну и здорово! — пытаюсь отвлечь Ксению от грустного, а то вдруг она обидится и бросит меня прямо тут. Я же мало того, что не представляю, где нахожусь, так ещё и на такси до школы после покупки денег не хватит. — Или ты предпочла бы, чтобы я в твою сторону заваливалась?

Ксюша смотрит на меня снизу вверх испуганными глазами. О, тоже представила! А вот мне лучше смотреть прямо. Так голова меньше кружится, и всё вокруг не так сильно плывёт.

— А куда мы идём?

— Как это «куда»? Я в магазине перед кем пять минут распиналась? — возмущается девушка.

— Извини, я отключилась ненадолго! — иду на попятный, но вспоминаю о том, кто на самом деле является пострадавшей стороной в этой ситуации. — И вообще, ты сама виновата! Я тебе сразу предложила поменяться бокалами!

— Ладно-ладно! В любом случае, ты промолчала. А молчание — это знак согласия! — торжествующе произносит Ксюша.

— Теперь мне не только плохо, но ещё и страшно.

Девушка лишь хихикает в ответ. Ну, что за раздражающий звук! Хуже, чем столовыми приборами по посуде!

Мои мучения растягиваются ещё на десять минут, — я постоянно поглядываю на часы — а после мы выходим на вполне приличную улицу, вдоль которой стоят высокие старые пятиэтажки. Первые их этажи переоборудованы из квартир в магазины, салоны, разнообразные агентства и прочее, прочее, прочее.

Деревья, о которых я недавно мечтала, тут тоже растут, но, учитывая высоту домов, дающих отличную тень, зелёная зона просто радует мои глаза.

— Нам сюда! — Ксюша указывает на ступеньки одного из многочисленных крылечек третьей или четвёртой по счёту пятиэтажки.

Входная группа чёрного цвета и строгие объёмные буквы внушают уважение и доверие. Потом буквы складываются в слово, и, наконец, слово доходит до одурманенного алкоголем сознания.

— Тату-салон!

— Чего ты так возмущаешься? — Ксения поднимается к двери и манит ручкой. — Молчание — знак согласия.

Вздохнув напоследок, покоряюсь судьбе.

В помещении оказывается не так страшно, как я ожидала.

Интерьер вполне соответствует оформлению фасада. Кирпичные стены выкрашены в серый цвет, на них в свободном порядке висят постеры, естественно, не цветные. Сюжеты работ вполне нейтральные, что очень здорово. Лично мне было бы неприятно смотреть на разрисованные тела.

Белый потолок скрывает геометрический ажур сложного металлического каркаса. К нему крепятся софиты, их свет яркими пятнами отражается в чёрной глянцевой плитке пола.

Такую мрачновато-сдержанную атмосферу оживляет мебель, обитая каким-то мягким материалом молочного оттенка. Именно этот молочный штрих и стопорит моё воображение. Ну, никак оно не желает рисовать мастера тату брутальным мужиком с расписанной кожей.

— Присядь, я схожу за Филиппом, — Ксюша ненавязчиво подталкивает меня к кушетке, возле которой стоит удобный стул и чёрная пластиковая подкатная тумба с кучей всякого разного. Лампа на гибком шнуре — последнее доказательство в пользу того, что это рабочее место.

— Ксюш! — от переживаний я даже забываю, как обычно зову девушку. — Я согласна про молчание и прочее, но, по-моему, это уже слишком!

Она оборачивается.

— Я думала, ты себе что-то рисовать будешь, а меня просто за компанию берёшь!

Тонкие брови коллеги взмывают вверх.

— Да не переживай ты так! Фил такие красивые картинки рисует, и они временные.

— Точно? — я всё еще насторожена.

— Точно-точно! — смеётся эта авантюристка.

Разговариваем мы достаточно громко, и смех у Ксюши звонкий, поэтому загадочный Фил выходит к нам сам. Он выглядит моим ровесником. Как и я, высокий, светловолосый, только кожа смуглая. В меру накаченное тело упаковано в чёрную борцовку и узкие джинсы того же цвета. Ни одной татуировки, по крайней мере, на открытых участках кожи, я не замечаю.

При виде Ксюши карие глаза парня загораются удивлением и радостью. Долго смотреть на неожиданный сюрприз Филипп не собирается: он в два шага преодолевает расстояние до девушки и сжимает её в крепких объятьях. Не думаю, будто художник таким образом присутствует всех клиентов, скорее всего они просто давно и хорошо знакомы.

— Привет! — Ксюша опять заходится смехом. — Вот так всегда — сначала обниматься! Нет бы хоть слово для начала сказал!

Ворчит она лишь для вида, потому что вырваться из чужих рук не пытается. Парень это тоже понимает и только шире улыбается.

— Я соскучился. Тебя два месяца не было!

— Ну, всё! — девушка шлёпает знакомого по предплечью. — Отпускай уже! Жарко!

Аргумент оказывается стоящим.

— Будем рисовать как всегда? — спрашивает он у Ксюши.

— Да.

— Супер! Тогда я табличку поменяю! — Филипп подходит к двери. Щёлкает замок.

Парень загораживает собой весь обзор, а когда отходит в сторону, на прикреплённой к стеклу табличке я вижу надпись «открыто».

— Ах, Фил! Какой же ты хам, — журит Ксюша знакомого. — Ладно, со мной, но хоть бы с моей подругой поздоровался!

На эти слова Филипп не обижается, они его даже веселят.

Он приближается к Ксении и, обняв её за плечи, громко шепчет:

— Ксюш, я просто не стал смущать твою подругу! И, по-моему, она чего-то боится… Что ты ей успела рассказать, признавайся!

Фыркнув, девушка сбрасывает руку парня.

— Что бы я ни рассказала, она всё прослушала, поэтому смущение и испуг — это полностью твои заслуги.

Крутанув стул, Филипп седлает его и протягивает мне ладонь:

— Неужели я такой страшный?

Удивление и даже обида, написанные на лице парня, вызывают желание захихикать, а открытый жест — ответить на него. Первое желание я игнорирую, второму поддаюсь.

— Филипп, можно просто Фил, — представляется он, аккуратно сжимая мои пальцы.

— Наталья, — отвечаю с улыбкой и вспоминаю про заданный вопрос: — Нет, ты не страшный.

После моего признания парень так и светится от удовольствия.

— А ты хорошенькая! — подмигивает Фил. — И в своём наряде отлично здесь смотришься. Может, останешься, ммм?

Пока я ошарашено хлопаю ресницами, к нам незаметно подбирается Ксюша.

— Брысь, негодник! Тащи уже папку — рисунок выбирать будем.

— Эй! — Фил оборачивается. — Я тут личную жизнь наладить хочу, а ты мешаешь!

— Знаешь что! — Ксюша принимает угрожающую позу, уперев руки в бока. — Налаживая личную жизнь, исключи из неё моих подруг! Иди за папкой! — напоминает она грозно.

Закатив глаза, парень встаёт со стула и быстренько скрывается за той самой дверью, из-за которой появился.

Ксюша занимает освободившееся место.

— А он забавный, — я киваю в сторону двери, где только что исчез Фил.

— Это точно, — соглашается девушка, — и милый… Но ты ведь поняла, что это он просто так шутил?

— Конечно, — стараюсь вложить в это слово всю свою убеждённость.

Чего я не понимаю, так это почему Ксюша постоянно называет меня своей подругой.

Отъехав немного назад, девушка отталкивается ногой от пола, заставляя стул вращаться вокруг собственной оси. Смотрю на это ребячество до тех пор, пока не представляю себя на её месте. Даже от этого перед глазами всё плывёт, и я зажмуриваюсь.

— Вот она! — радостно возвещает неожиданно вернувшийся парень. И от этой неожиданности я вздрагиваю.

— Давай! — Ксюша протягивает руку. Заполучив папку, она подъезжает ко мне. — Смотри, какие они симпатичные! — умиляется девушка, водя пальцем по странным знакам.

Симпатичными я бы их не назвала, но определённая эстетика в изображениях всё же присутствует.

— Я думала, будут какие-нибудь бабочки-цветочки.

Ксюша морщит носик, показывая, как относится к моему предположению. Филипп хмурится и растерянно смотрит на свою знакомую.

— Всё в порядке, Фил. Нам нужна именно эта папка. И знаешь что? — После этих слов парень весь обращается в слух. — Принеси-ка нам своего фирменного успокоительного. Прямо глоточек! — просит она и даже пальцами показывает сколько, по её мнению, нужно.

— А зачем нам успокоительное? — я недоумеваю.

— Не нам, а тебе. И нужно оно для того, чтобы ты расслабилась и выбросила из головы всяких бабочек с цветочками.

— Да я вроде и не особо напряжена, — возражаю, но очень робко.

— Ничего! В этом деле про чувство меры можно забыть!

Заявление Ксении звучит очень авторитетно, но нам ещё до школы добираться. Напомнить про обратный путь мне мешает не вовремя вернувшийся Фил. Он держит в руках крошечную стопочку с прозрачной жидкостью неопределённого цвета.

— Выпей! — настойчивым тоном просит девушка, и я пью…

Горло обжигает сильнее, чем от коктейля, а из глаз тут же брызгают слёзы. Я долго пытаюсь их сморгнуть, но потом понимаю, что муть перед глазами не от них. Веки тяжелеют, а в голове приятно шумит прибой. На кушетку я заваливаюсь боком, но медленно, отчего столкновение с ней выходит абсолютно безболезненным. Тело превращается в камень: я его ощущаю, но не могу пошевелить даже пальцем.

— Ксю-ю-юш! — слышу сквозь шум в ушах неуверенный голос парня.

— Всё нормально, Фил! — успокаивает его девушка.

— А ей плохо не будет?

Вовремя он спохватился!

— Хуже, чем после того, что было намешено в коктейле, ей уже точно не будет. Рисунок будешь делать ей, но на том месте, где я всегда прошу.

— Ого!

— Да. Вот и представь себе, как бы мы её на это уговаривали.

Несколько секунд в помещении стоит тишина, а потом Ксюша опять берёт парня в оборот:

— Ну, и чего ты стоишь? Неси краску, Рафаэль!

Я слышу тихий шорох — шаги Филиппа. Его сменяют два негромких щелчка — дверь.

Ксения остаётся одна, и, кажется, она уверена в моём абсолютно бессознательном состоянии.

— Да, неделька выдалась адской, а дальше будет ещё хуже, — разговаривает она сама с собой, продолжая шуршать страницами каталога, — но сегодняшний день однозначно удался, особенно здорово вышло с коктейлями, а главное, совершенно случайно. Вот и не верь после такого в совпадения!

Я отключаюсь на некоторое время. Судя по разговору Филиппа и Ксении, совсем ненадолго. Ощущения подсказывают, что мои ноги теперь покоятся на кушетке, и кто-то заботливый снял с меня туфли.

— Что ты застыл? — удивляется Ксения.

— Ты предлагаешь мне её раздеть? — Филипп задаёт вопрос с таким же искренним удивлением, что и его знакомая.

— Во-первых, тебе это дело привычнее. А во-вторых, её потом на живот переворачивать нужно будет, и я точно не справлюсь.

— Скажешь тоже! — возмущается парень, но за ремень всё же берётся. — Мне ни разу не доводилось раздевать своих подружек, когда они находились в отключке.

— Вот и приобретай новый опыт, может, пригодится, — иронизирует моя коллега. К счастью, без пяти минут бывшая.

— Не думаю, что когда-нибудь увлекусь некрофилией, — огрызается парень, но как-то неубедительно. Он сосредоточен на процессе: переворачивает меня очень осторожно, даже волосы с лица убирает. Пожалуй, я догадалась, кто избавил меня от обуви.

Расстегнув молнию на моей юбке, Филипп пытается стащить её чуть ниже, но особого успеха не добивается. Извини, милый, но дальше никак — она снимается только через голову.

Парень прекращает бесплодные попытки. Не думаю, что он умеет читать мысли, наверное, сам сообразил: не стоит тянуть ткань ниже, дабы не портить чужие вещи. Тогда Филипп поднимает мою блузку, оголяя талию, а потом…

Некоторое время ничего не происходит. И чего он ждёт, интересно?

— Чего ты ждёшь? — Ксения озвучивает мой вопрос.

— Ничего. Просто… — Филипп замолкает, но перед этим мне кажется, что в его голосе мелькнуло смущение.

К кушетке приближается цокот каблуков. Видимо, девушка тоже заинтересовалась причиной смущения своего знакомого.

— Боже, Фил! — восклицает она. — Ты как мальчишка, честное слово! Что, ни разу пояса для чулок не видел?

— Видел, — возражает парень, — просто не ожидал.

— А чего ты ожидал? Леопардовые стринги с кошачьей мордочкой, выложенной стразами? Ты же сам оценил её одежду.

Филипп молчит.

— Всё, хватит глазеть на женское бельё, приступай к работе! — требует Ксения жёстким тоном, но под конец добавляет немного сахарку: — Будешь хорошо себя вести, я покажу тебе комплект, который сегодня купила. Оценишь.

— Лучше, покажи тот, который на тебе сейчас надет!

Вот это просьба! А парень-то, оказывается, вовсе не скромняга! Это открытие ошеломило не только меня, но и Ксению. Она не сразу находится с ответом.

— Зависит от тебя. Сделаешь свою работу быстро — у меня останется больше времени. Тогда и решим, что будем осматривать, — выдаёт девушка после длительного молчания.

Эти слова вдохновляют Филиппа: мои трусики медленно сползают вниз. Поднявшееся было внутри возмущение идёт на убыль, когда движение ткани останавливается, и я понимаю — ничего ниже копчика зрителям не видно.

На этом моё сознание решает, что дальше ему уже не интересно.

Прихожу в себя внезапно, будто меня толкнули или окликнули по имени. Веки по-прежнему не желают подниматься, а тело — двигаться. Но лежу я уже на спине — это точно.

— О-ох! — томно выдыхает кто-то с кресла, стоящего по соседству с моей кушеткой.

Вслед за шумным вдохом следует негромкий стон. И всё это на фоне едва слышного шелеста.

— Фил! Ну, пожалуйста! — лихорадочно шепчет какая-то женщина и вскрикивает. — Пожалуйста! — повторяет она чуть спокойнее.

С трудом, но я всё же узнаю голос Ксении.

Тихое шуршание почти теряется в тяжёлом дыхании пары. Секунды на три воцаряется тишина, а после раздаётся синхронный стон. На этом «мелодия» не прекращается, наоборот, она набирает обороты. Ведущую роль играет дуэт: скрип кресла и странный влажный звук, который мой одурманенный мозг отказывается опознавать. Всхлипы Ксении и стоны Филиппа выпадают из общего ритма.

«Выходит, они решили посмотреть старый комплект», — мелькает мысль, после которой сознание вновь уплывает в пустоту.

— Наталья! — Ксения громко зовёт меня по имени. — Просыпайся! Такси приехало.

Я с трудом разлепляю веки. Кажется, кто-то насыпал песка мне в глаза.

— Который час? — я осторожно сажусь, стараясь держась спину прямой, и не двигать шеей.

— Начало восьмого. Вот! — девушка ставит на пол передо мной мои же туфли.

Медленно сползаю с кушетки. Ступни касаются холодной плитки — какое блаженство! И самое полезное — это бодрит!

В обувь я влезаю со скоростью бешеной улитки — уже прогресс! Первый шаг, уместнее назвать его пробным, получается несмелым. Он помогает мне определить своё состояние. А вернулось оно в стадию «до успокоительного». Хотя нет, чуть хуже, ведь свою сумку я забываю. Её забирает Ксения.

Возле дверей вспоминаю одну важную вещь. Оборачиваюсь к креслу, на котором развалился Филипп.

— Сколько я должна за работу?

Парень машет рукой:

— Подарок!

Выглядит он очень довольным. Я хмурюсь. Значит, то были не слуховые галлюцинации. Фу! Тут же мебель тканью обита!

Последняя мысль вызывает желание убраться отсюда поскорее, и с замком я справляюсь быстро.

Ксения выходит следом.

— Скоро заглянете снова? — с надеждой спрашивает мастер на все руки, неожиданно оказавшись рядом.

— Это вряд ли, — фыркает Ксюша.

Филипп меняется в лице. Удивление сменяется иронией, за которой, скорее всего, прячется обида.

— Что так? Не понравилось? — скалится он во все тридцать два.

— Дурак ты, — с грустью отзывается Ксения и тянет меня вниз по ступенькам.

В кармане для парковки нас ожидает машина.

Естественно, в автомобиле я отключаюсь. Когда добираемся до школы, Ксении опять приходится меня звать и тормошить.

— Наталья, соберись! — командует она, но я лишь вяло от неё отмахиваюсь.

— Петрович! — сурово напоминает она.

А вот и аргумент, от которого не отмахнуться.

— Девушка! — подаёт голос водитель, втиснув корпус между двух кресел. — Вы же сказали, что ваша подруга трезвая!

— Да какая разница! — рявкает на него Ксюша. — Салон мы вам не испортили!

Мужчина резко теряет воинственный настрой и убирается на свое место.

Я выбираюсь на волю. Как хорошо! Прохладно! И ветерок!

— Сдачи не надо! — продолжает психовать Ксюша.

Напоследок она громко хлопает дверцей.

— Что это ты разбушевалась? — удивляюсь я и получаю исчерпывающий ответ:

— Да ну его!

— Из-за того, что обидела Филиппа? — я всё никак не могу успокоиться.

— А с чего ты взяла, будто я его обидела?

Я пожимаю плечом, но понимаю — поздно. Если не знать, чем они на кресле занимались, из их прощального диалога такого вывода не сделаешь.

— Так ты не спала? — Ксения прижимает ладони ко рту.

— Скажем так, я не вовремя проснулась, — отвечаю уклончиво.

— Извини! — шепчет она.

Накатывает чувство неловкости.

— Не говори ерунды, — понимаю, звучит банально, но ничего лучше придумать не могу. Впрочем, нет, могу! — Зато всё получилось так, как ты хотела!

Соображает Ксюша быстро, а сообразив, улыбается.

— Ну, почему ты раньше всё время молчала, когда я пыталась тебя разговорить?

Стандартно повожу плечом.

— Да что теперь об этом говорить! — она качает головой. — Идём в наш немилый дом, пьяньчужка поневоле!

Ну и определение!

— Ты уверена, что выбрала правильный подход ко мне?

— На все сто!

14 мая 2011 года

Солнце настойчиво пытается выжечь мои глаза, мой мозг, а заодно и горло.

Со стоном поворачиваю голову и утыкаюсь лицом в подушку. Ощущения не становятся лучше, но они разделяются на три составляющих: головную боль, жжение роговицы и сухость во рту. Плохо… как же мне плохо!

Пролежав ещё несколько минут без движения, я понимаю, что лучше мне не станет, поэтому пора вставать и идти в ванную. Там вода. Вода должна решить как минимум две моих проблемы, но для начала…

Сев на кровати, избавляюсь от блузки. Повертев её в руках, прихожу к выводу, что она выглядит так… будто я в ней спала.

— Ну, просто Шерлок, — с сарказмом хвалю себя за «сообразительность».

Следующая на очереди юбка. Чтобы снять её, приходится слезать с постели, но ничего, на ногах я стою уверенно, ибо без каблуков. А где они, кстати?

Туфли обнаруживаются у входной двери. После визуального осмотра делаю заключение: обувь жива, каблуки на месте. Первая хорошая новость — вчерашний загул не обошёлся мне в девять тысяч.

Эта мысль заставляет замереть. Нет, я не о деньгах, а о загуле… Его просто не могло быть!

Я прекрасно помню, как ехала с Ксенией на деловую встречу. Беседу с Виталием я тоже могу восстановить в мельчайших подробностях. После неё я пошла в бар, где меня и ждала коллега. Мы выпили. Мой коктейль оказался алкогольным…

Что случилось потом, я не помню. Точнее, я помню, но это не может быть правдой!

Я бы никогда позволила себе выбирать нижнее бельё в присутствии постороннего. У меня нет причин ревновать Бориса, а уж тем более демонстрировать это чувство. Меня силком не затащишь ни в какое сомнительное место, а тату-салон в моём понимании как раз к таким и относится. Я не покорная овечка, чтобы выполнять распоряжения, каким бы строгим тоном они не произносились. Исключением является Виктор Петрович, но сейчас речь не о нём. В заключении, я бы ни за что не стала болтать по-дружески с Ксенией!

Телефон, лежащий на тумбочке, неожиданно подаёт сигнал, требуя внимания.

«Ты как?»

Легка на помине!

Первый порыв — ответить «нормально» и отключиться на всякий случай, но сообщение будит во мне сомнение.

Оставив на время телефон в покое, я подхожу к зеркалу и поворачиваюсь спиной. Припустив резинку трусиков, оглядываюсь через плечо. На копчике красуется композиция из множества линий, объединяющихся в три незнакомых мне символа. Нарисовано всё это безобразие хной или чем-то иным, похожим по цвету.

Трясущимися руками возвращаю бельё на место. Мне ничего не привиделось… Всё произошло на самом деле!

Волна запоздалой паники затопляет сознание. В конце концов мне удаётся себя немного успокоить, убедив в том, что самое главное — счастливое завершение вчерашней авантюры. Девушка-консультант из магазина не стала вызывать охрану, когда поняла, что одна из посетительниц не совсем трезвая. Филипп не оказался маньяком-извращенцем. Водитель такси при всей своей вредности довёз нас туда, куда требовалось…

Следующим в гости стучится стыд. Вот с ним я ничего не могу сделать. Мучительное чувство вызывают и воспоминания о собственном поведении, и мысли о наличии свидетелей этого самого поведения.

Телефон опять даёт о себе знать.

«Ты жива? Я волнуюсь!»

Понятно, не успокоится, пока не получит ответ. А если отключу телефон — ещё и примчится лично. Скорее всего, она не сделала этого, до сих пор лишь по причине того, что, доставив меня в школу, уехала обратно в город.

Набираю ответ. Вместо не вполне заслуженного, но соблазнительного «Я ТЕБЯ УБЬЮ ПРИ ВСТРЕЧЕ» пишу скромное и исчерпывающее «Хорошо, что сегодня выходной».

Умываясь ледяной водой в ванной, даю себе зарок: никакого общения с Ксений и ни капли алкоголя, никогда!

15 июня 2011 года

В кабинете Евгении Фёдоровны монотонно тикают часы, это раздражает, но я скромненько сижу на стуле и терпеливо жду появления женщины. Ещё месяц назад её отсутствие меня бы не смутило. Аккуратно перебрав все папки на столе, я бы нашла ту, что искала, и спокойно покинула помещение. Хозяйка кабинета на такое бесцеремонное поведение давно уже выдала мне устное разрешение. Однако обстоятельства поменялись…

Какой же противный звук — это тиканье! Хуже, чем столовыми приборами по посуде. Раньше первое место в рейтинге выводящих из себя шумов занимали смешки Ксении, но их я больше никогда не услышу. И причина отнюдь не в увольнении девушки.

Меня очень удивило, когда её заявление подписали, ведь учебный год ещё не закончился. Да, все темы она отвела, но всё равно… Любопытство зверствовало, только, помня о своём зароке, я свела к минимуму общение с Ксюшей. Да и она особо разговорами не донимала — сообразила, что, протрезвев, я резко изменила отношения к нашей с ней незабываемой вылазке в город.

Девушка не обиделась на меня за это. Во всяком случае, перед отъездом из школы, она прибежала ко мне в кабинет, порывисто обняла и даже сказала на прощание несколько слов. Жаль только, смысл их мне до конца не ясен.

«Я знаю, ты — мой билет в рай», — шепнула она тогда. В её глазах стояли слёзы, но в тот момент я настолько растерялась, что промолчала.

Через три дня мне рассказали про аварию. Ксюша разбилась насмерть, когда ехала на собственной машине — отказали тормоза.

Эта новость произвела на меня странное впечатление: мне отчего-то стало жутко. Когда шоковое состояние прошло, я разобралась в причинах своей необычной реакции. Подсознание сработало быстрее рационального начала, вызвав страх. Позже подключилась логика, собрав множество разрозненных событий в пугающую картину.

Ксюша знала, что умрёт… «Умрёт», как бы ни так! Почему я до сих пор даже в мыслях не могу произнести слово «убийство»? Однако тонкости подбора слов можно отставить в сторону, сути это не изменит: она знала о том, что её ждёт.

С чего бы ей ещё произносить слово «увольнение» особым тоном? Почему не согласиться на новую встречу с Филиппом? И разве, рассматривая каталог в тот майский вечер, девушка не заявила с уверенностью о том, что дальше будет ещё хуже? Ах да, не стоит забывать и о внезапном желании в срочном порядке найти мужчину, не считающего секс на первом свидании чем-то из ряда вон выходящим! А то, что она устроила с Филом под боком у меня… Ксюша никогда не была настолько безбашенной.

Особенности увольнения в нашей школе не являются секретом и для Бориса. Это становится ясно, если вспомнить его беседу с Ксенией. Даже ученикам что-то известно. Полагаю, Марина Алфёрова фразой «Вы же ничего не знаете» намекала не на свои внутренние переживания и мою неспособность их понять, а на отсутствие у меня хотя бы малейшего представления о ситуации в школе.

Ещё я выяснила: Гриша, на место которого пришёл Борис, последний раз выходил в интернет спустя четыре дня после увольнения. Возможно, социальные сети зло, но и польза от них есть.

Только самое неприятное не это, ведь, как ни крути, собственная шкурка всегда ценнее. Виктор Петрович, душивший меня излишней заботой и контролем, сдувавший пылинки, резко поменял своё отношение. На его поведении это почти не сказалось — изменился взгляд. Теперь в нём сквозит разочарование. К несчастью, относится оно не к моим поступкам, поскольку веду я себя идеально.

Точную причину перемен назвать трудно. Однако в свете произошедших событий, могу предположить, что опекуну жаль своего времени и своих сил, потраченных на меня. Наверное, так смотрят на отработанный материал.

Возможно, я себя накручиваю, а возможно, это не пустые опасения, но пока об увольнении никто речи не заводил…

Часы мерзко пиликают, докладывая о начале нового часа. Я устало тру лоб, задевая локтем какую-то папку. Дальше всё происходит по принципу домино: едва заметные движения предметов на столе, крайний из которых задевает шнур оптической мышки. Оживает монитор. Рассеянным взглядом гляжу на экран, где высветилась таблица — табель с оценками. Сплошные пятёрки и четвёрки — молодцы детки! Смотрю на столбец с фамилиями, глаза невольно натыкаются на знакомую. Саянская. Значит, это для архива.

Чтобы проверить свою догадку нахожу шапку таблички. Так, что тут у нас… Предмет — физика. Дата…

Я сглатываю, потом зажмуриваюсь и читаю ещё раз… Нет, ничего не поменялось. Дата — двадцать четвёртое мая этого года.

Как? Саянская на тот момент уже неделю отсутствовала в школе!

Перед мысленным взором почему-то появляются злые лица учеников, а в ушах звенит голос заплаканной Марины: «Вы же ничего не знаете»…

Евгения Фёдоровна не находит лучшего времени для того, чтобы появиться в кабинете.

— Наталья? — удивляется она, чуть склонив голову. Ореол пушистых седых волос колышется в такт движению. Как есть одуванчик!

— Виктор Петрович попросил принести ему какую-то папку, которую вы должны были приготовить, — мямлю я.

— О! Конечно!

Женщина подходит к столу и приступает к поискам. Оживший монитор она, кажется, и не замечает.

Передав мне документы, она берётся за мышку, на автомате несколько раз елозит ей по столу, и только потом до неё доходит: включать-то ничего уже не надо.

— Любопытно стало? — Евгения Фёдоровна кивает на экран.

— Нет. Оно само.

— Ну, само, так само, — произносит она беззаботно и тянется к трубке телефона.

Я наблюдаю за действиями женщины, отмечая каждую мелочь.

— Ты чего тут сидишь? Неси уже документы, их ждут! — выпроваживают меня со смехом.

«Неужели, всё обошлось?» — с надеждой думаю я, прикрывая за собой дверь. Тут же раздаётся голос Евгении Фёдоровны:

— Виктор Петрович? От меня только что вышла Наталья и…

Дверь закрывается. Я смотрю на неё и понимаю, что не в силах сделать даже шаг.

— Любопытство и любознательность, — произносит знакомый голос.

Поворачиваю голову вправо — в нескольких шагах от меня стоит Борис.

— Вы любопытны, это плохо, — он качает головой.

— Нет, я… — начинаю неуверенно, но меня обрывают, повторив жест энергичнее.

— Давайте сюда! — блондин протягивает мне руку, а я не знаю, чего он от меня хочет. — Папку, — уточняет он, — я сам занесу.

Без колебаний отдаю требуемую вещь. Заполучив её, Борис входит в кабинет Евгении Фёдоровны, даже не удосужившись постучать.

— Борис Аркадьевич? — женщина удивляется и этому посетителю.

— Позвольте трубку, — шёлковым голосом просит мужчина, — мне необходимо сказать Виктору Петровичу несколько слов.

Треклятая дверь вновь захлопывается перед моим носом.

23 июня 2011 года

В прошлую среду, шагая по коридору, прочь от кабинета Евгении Фёдоровны, я представляла самые мрачные перспективы своего ближайшего будущего. Фантазия разыгралась не на шутку! По мере того, как я удалялась от злополучного места, крепла уверенность в том, что до выпускного одиннадцатиклассников мне не дожить. С великим трудом я заставила себя выйти к ужину, и не зря.

В столовой ко мне подошла улыбающаяся Евгения Фёдоровна. Шутливо погрозив пальцем, она посоветовала больше не совать нос туда, куда не просят. Надо ли говорить, что от подобного заявления у меня внутри всё похолодело. Должно быть, я побледнела, потому что женщина закатила глаза и объяснила, как фамилия Саянской оказалась в табеле. Секретарь забыла её удалить, а когда стала вносить отметки в электронный документ, на автомате поставила оценку следующего ученик. В конце списка она что-то ещё намудрила, вот Евгении Фёдоровне и пришлось брать дело в свои руки.

На вопрос: почему она мне вообще всё это рассказывает, мне, ничуть не смущаясь, пояснили: кабинет я покинула с таким видом, будто увидела призрак.

Эти слова прозвучали здраво, я не уловила в них ни намёка на фальшь, потому они и посеяли зёрна сомнения в моей душе, пошатнули уверенность в правильности теории всеобщего школьного заговора с весьма ощутимым налётом мистики. Или же мне просто очень хотелось поверить правдоподобному объяснению. Ведь в таком случае мне не было нужды всерьёз задумываться над планом того, как незаметно и навсегда исчезнуть из этого учебного заведения.

Дальнейшему избавлению от стресса способствовал Виктор Петрович. Скользнув по мне привычно безразличным взглядом, основное внимание он уделил Борису, занимавшему своё излюбленное место у меня под боком.

Я решила, что обо всех странностях среды подумаю в четверг на свежую голову. Заодно ещё раз проанализирую все случайные или неслучайные совпадения, которые произошли с того момента, как в школе появился новый учитель МХК.

Моим планам не суждено было сбыться, ни в четверг, ни в пятницу, ни в какой другой день до сегодняшнего. На неделю моя жизнь обратилась в совершенно безумное реалити-шоу «Успеть всё!». Если бы не Борис — я не вышла бы победительницей.

Дикий марафон, длившийся семь дней, позволил мне открыть в нашем новом преподавателе одну удивительную черту. Правда, она не имеет никакого отношения к его педагогическим талантам.

Хотя начать тут стоит немного издалека. С одной милой женской привычки. Некоторые из нас любят классифицировать противоположный пол по разным признакам и характеристикам. Я не чувствую, будто раньше увлекалась чем-то подобным, но определённая классификация есть и у меня. Она образная. Я делю мужчин на две категории.

Представители первой любят в красках описывать, как сразятся с драконом во славу прекрасной дамы.

Некоторые «дамы», похихикав над цветистыми речами, считают, что этого достаточно и выделяют говоруну место в своём сердце.

Другие «дамы», хмыкнув, предлагают вместе выбрать дракона, с которым сладкоречивый «рыцарь» будет сражаться. Обычно у «рыцарей» уже на этом этапе возникают проблемы. То они не могут подъехать, чтобы каталог с драконами посмотреть — дела или пробки мешают. То сам каталог их не устраивает: фотографии нечёткие, все характеристики драконов не указаны.

Если случается чудо и монстра совместными усилиями всё же выбирают, от «рыцарей» следует закономерный вопрос: «Ты на самом деле готова пожертвовать МНОЙ?!». И не нужно «дамам» думать, будто им отказывают! «Рыцари» ведь могут позволить себе нанять ребят, чтобы те за них совершили подвиг. Нет, только не сегодня — сегодня они как раз деньги дома забыли. И не завтра, потому что завтра ребята заняты. Когда? Ну, когда и деньги будут на кармане, и ребята освободятся… Такую резину «рыцари» первой категории тянут годами!

Со второй подгруппой всё гораздо проще. Одной рукой они стучатся в твою дверь, а в другой у них голова дохлого дракона. Когда ты отходишь от шока, «рыцарь» интересуется: не нужна ли тебе туша целиком, а то она к его коню привязана, а конь под твоим окном стоит.

В общем, за семь дней я поняла: Борис относится к категории правильных «рыцарей». Стоит ему узнать о твоей проблеме, как он её решает.

Поскольку занятия у главного и единственного блондина нашей школы уже закончились, его определили мне в шофёры. Как выразился Виктор Петрович: «Я предупредил его на всякий случай, пусть будет в курсе».

«Всякие случаи» начались прямо с утра четверга. Мне позвонили из рекламного агентства. У них при печати не совпадал цвет грамот и цвет приглашений. Просили приехать, посмотреть, стоит ли перепечатывать или так пойдёт. А если стоит, то что именно. Мы с Борисом поехали. Попросила перепечатать дипломы. Согласились, даже не за мой счёт.

В пятницу у рекламщиков опять возникли трудности. Пришли наградные фигурки, но не те, которые я выбрала. Вновь пришлось к ним наведаться для оценки того, что до нас доехало или для выбора хоть чего-нибудь из того, что имеется в наличии. Но оказалось, менеджер всё напутала — мой заказ привезли в полном объёме, ничего не отколов и не потеряв.

Подъём в субботу мне устроили сотрудники того же рекламного агентства. Они планировали запустить мои плакаты на печать, но выяснили, что у них закончилась матовая бумага, осталась только глянцевая. Если я на неё согласна, то они могут запуститься прямо сейчас, и в обед всё будет готово. Сонная и уставшая от постоянных накладок я сказала «да».

По какой-то неведомой причине Борис в прошлые выходные не уехал в город, а остался в школе. Это приятное обстоятельство открылось за вторым завтраком, первый я проспала. Разумеется, временный личный водитель не отказал мне в просьбе подвезти.

По дороге в город девочка-менеджер позвонила ещё раз. Обрадовала, что всё отпечатано и почти высохло, только случилось маленькая накладочка: у глянцевой бумаги формат чуть меньше, но мне не стоит волноваться, они пропорционально изменили размер макета… Теперь с каждой стороны не хватало каких-то жалких пяти сантиметров.

Слёзы подступали к глазам, но вместо того, чтобы рыдать, я быстро закончила разговор. Сначала сосредоточилась на дыхании, когда это не помогло переключилась на номера проезжавших мимо машин, а потом… потом достала зеркальце и упаковку бумажных платочков. Мне было так же стыдно, как и наутро после прогулки с Ксенией.

Борис не стал ходить вокруг да около, потребовал объяснений. Я в свою очередь тоже сэкономила его время: опустив эмоции, описала, насколько нелепо уменьшенные плакаты будут смотреться в лайтбоксах. Борис попросил разрешения сопроводить меня на встречу с менеджером. Я лишь махнула рукой — мне досталась такая бойкая особа, что его присутствие ничего бы не изменило. Во всяком случае, я так думала.

Борис напугал девушку. О, нет! Он ничего особенного не делал, наоборот, вежливо поприветствовал, вежливо выслушал… и так же вежливо сообщил: мы ничего забирать не будем. И вообще, ей не стоило себя утруждать составлением нового договора, ведь нас вполне устраивает старый, в котором прописана матовая бумага. Маргарита имела неосторожность упомянуть о моём согласии на глянец. Честно, я боялась, Борис не выдержит, но нет, он лишь мило улыбнулся и заметил: про размер меня не предупредили. Пока сбитая с толку девушка, пыталась одновременно придумать ответ и унять дрожь в пальцах, мой защитник уведомил её о нашем повторном визите в понедельник, часов в одиннадцать. К этому времени она должна будет напечатать необходимое количество плакатов, на правильной бумаге и верного размера. Ничего сверхъестественного — всё прописано в условиях договора! На это Маргарите сказать было нечего.

К машине я не бежала, я летела! Казалось, ничто не сможет омрачить моё настроение. Иллюзия продержалась минут двадцать. По истечении этого времени позвонил Виталий. Теперь наш путь лежал не в школу, а в «Шоколад».

Управляющий морозил меня в банкетном зале минут тридцать. На этот раз вопросы оказались по существу, но всё равно… было холодно, и настроение как столбик термометра поползло вниз.

На воскресенье уже я не строила никаких планов. Ложась спать в субботу, загадала одно желание: «Завтра не хочу никуда выезжать!»… Не сбылось. Провалилось с треском!

Вероника и Кристина, подружки — не разлей вода, похожие настолько, что порой начинали говорить одновременно и одно и то же. Девочки сообразили: совместный поход за платьем закончится катастрофой. Они составили список торговых центров, поделили его пополам и разъехались… Не помогло. Они умудрились найти два абсолютно одинаковых платья!

Ума не приложу, кому в голову пришла гениальная мысль отправить меня в качестве сопровождающей этой парочки в новых поисках. Обязанности шофёра достались Борису.

Почти весь день мы колесили по городу. Поход в любой бутик заканчивался кошмаром: ссорой девушек, моим раздражением и… молчанием Бориса. Это безобразие так и продолжалось бы до закрытия последнего торгового центра в городе, если бы блондин наконец не заговорил:

— Через два часа начнётся ужин. Я не собираюсь его пропускать. На дорогах сейчас движение затруднено, поэтому у вас, мои дорогие, пятнадцать минут на выбор платья. После мы покидаем этот пассаж. С покупками или без них.

Вероника и Кристина фыркнули одновременно, но слово взяла Кристина:

— Борис Аркадьевич, вы мужчина и вам нас не понять! Вы не представляете, насколько важен для девушки выбор выпускного платья! А с Никой у нас одно чувство стиля на двоих…

— И мозг, — уставший мужчина прервал неинтересные ему объяснения.

— Простите? — Вероника словами выразила удивление, отразившееся на лице подруги.

— Я сказал, мозг у вас тоже один на двоих, видимо, — Борис произнёс это чётко, чуть ли не по слогам.

Обе девушки замерли с открытыми ртами

— Сейчас вы вернётесь в магазин, где ты, Самсонова, купишь жёлтое платье, а ты, Репина, голубое. Вопросы есть?

Подружки синхронно замотали головами.

— Тогда почему вы всё ещё здесь? — мужчина поднял брови и демонстративно посмотрел на часы. — У вас осталось одиннадцать минут.

Вот тогда я и увидела, каких успехов достигли эти ученицы в беге на короткие дистанции.

Их возвращения я ждала с опаской. В первый раз девушки отправились в бутик одни, и я даже не знала, смогут ли они выбрать наряды тех цветов, что назвал Борис.

— Не волнуйтесь, — попросил он неожиданно.

Мои метания его утомили, это я понимала, но в голове не укладывалось, что мужчина на самом деле мог считать, будто от одной его просьбы я сразу расслаблюсь! Впрочем, он так и не считал. Это я поняла, когда на мои колени легла целая пачка ярких рекламных буклетов. Самыми популярными цветами платьев на моделях были оттенки жёлтого и голубого. Эти девочки довели меня до того, что у меня из головы вылетели модные цвета сезона!

Школьницы появились за три минуты до окончания отведённого им срока. Они со смехом обсуждали лимонный тарт и гортензии.

В понедельник я проснулась будто от толчка. Смутное беспокойство не отпускало с самого утра, но поскольку в планах ничего кроме поездки за плакатами не значилось, я отмахивалась от этого чувства.

Плакаты я получила, только обрадоваться этому светлому моменту не успела — меня ждали в «Шоколаде». Плетёные босоножки и лёгкий сарафан, составлявшие мой наряд, подошли бы для посещения этого заведения идеально, задайся я целью слечь в ближайшие дни с простудой. Но ехать пришлось и тогда, и во вторник.

Визит во вторник стал неприятным сюрпризом… для Виталия. Со мной пошёл Борис. Как и на встрече с менеджером рекламного агентства он ничего особенного не делал. Просто помог сесть, ненавязчиво передал документы, с которыми предложил ознакомиться управляющий, а когда понял, что я окончательно околела, набросил на мои плечи предупредительно захваченный пиджак. В этот раз Виталий уложился в десять минут.

— И стоило ради этого меня выдёргивать из школы?! — возмутилась я, оказавшись на улице. Вопрос задумывался риторическим, но Борис посчитал нужным ответить:

— Ради этого — нет. Просто вы ему понравились.

Я несколько опешила от такого заявления, но быстро взяла себя в руки и даже попыталась отшутиться:

— Так пригласил бы куда-нибудь, а не морозил в своём холодильнике.

— Он привык, — блондин пожал плечами, — а место действительно красивое.

Вот на такой лирической ноте закончились наши бешеные гонки. В среду разъезды и встречи продолжились, но они были запланированы ещё месяц назад и прошли гладко.

Сейчас меня беспокоит только одно, как бы за вчерашнюю удачу в делах не пришлось расплачиваться сегодня, в день Икс. Двадцать третье июня — выпускной, и если кто-то что-то напортачит, после всех волнений я не удержусь и прибью идиота. Уверена, суд меня оправдает!

24 июня 2011 года

До сих пор не верится, но торжественная и развлекательная части вечера благополучно завершились. В зале остались только ученики и несколько учителей, которым выпал жребий охранять вчерашних школьников. Вчерашних, потому что ещё час назад время перевалило за полночь, а жребий… Ценность Михаила в роли «пастуха» весьма сомнительна, и всё же он здесь.

Личности остальных компаньонов претензий не вызывают. Присутствие одного так вообще заставляет испытывать неуместный восторг. Хорошо, возможно, с восторгом я преувеличила, но мне становится спокойнее всякий раз, когда я смотрю на Бориса. Жаль только он в мою сторону не глядит… Уф! Нужно срочно брать себя в руки!

— Наталья, может, всё-таки присоединишься? — Михаил ставит передо мной маленькую рюмку с многослойным алкогольным коктейлем.

Как не вовремя! Я размышляю о тонких материях, а он… Ой, да о чём это я?! Когда этот парень сделал к месту хоть что-нибудь?

Краешком глаза смотрю на Бориса. По-моему, он не замечает разворачивающуюся у него под боком сцену, слишком занят изучением незнакомого молодого человека, который заглянул в зал и теперь решает для себя мучительную дилемму: попробовать остаться на чужом празднике жизни или убраться, пока никто не заметил.

— Михаил, — внезапно обращается блондин к нашему коллеге, — вы же не настолько пьяны, чтобы забыть о том, что Наталья весь вечер сидит рядом со мной, и я слежу за её бокалом. Если бы она захотела выпить спиртного, я бы, несомненно, ей его принёс.

Недовольно хмыкнув, Михаил отходит к своему месту. Незнакомец у дверей тоже исчезает из поля моего зрения, скрывшись за той самой дверью. Кто может обвинить его в этом, если ему «посчастливилось» встретиться взглядом с Борисом?

Чтобы скрыть усмешку, делаю глоток из своего бокала. У напитка какой-то странный травяной привкус, будто он сделан с добавлением натуральных ингредиентов. Пила весь вечер и не замечала!

— Борис, мне вдруг стало интересно, чем это вы меня поите?

Блондин пожимает плечами.

— Понятия не имею. Попросил Виталия посоветовать коктейль, который нравится девушкам.

— И как я только не отравилась! — сама не могу понять: то ли я действительно удивлена, то ли возмущена поступком мужчины.

Борис отвлекается от сканирования зала. Во взгляде серых глаз читается недоумение.

— Наталья Андреевна! Откуда такие мысли? Я же говорил вам, что вы очаровали молодого человека!

— Ну, знаете ли, Борис Аркадьевич! — неосознанно я подхватываю его тон. — Так, как он свой интерес проявлял… От него можно ждать всего, что угодно!

— Это просто нервы, — заявляет он уверенно. — Идёмте лучше потанцуем!

— Что?

— Я зову вас потанцевать, — блондин произносит предложение чётко, как для девочек в воскресенье. — Это выглядит совсем не сложно.

Задумчивая интонация придаёт шутке особое очарование, но вместо того, чтобы ему поддаться или оценить тонкий юмор я теряюсь:

— Да я умею… кажется… А что подумают дети?

— Эти? — Борис кивает в сторону подростков. — Лучше вам не знать, о чём они думают. Но увидев нас танцующими, они скажут, что мы великолепно смотримся вместе.

— Это шутка?

— Нет, это очевидно всем, — вздохнув, он поднимается с места и протягивает мне руку. Кому-то надоели разговоры.

Идея с танцем выглядит привлекательной. Колодой я никогда себя не чувствовала, поэтому уверена, что не опозорюсь. К тому же ничего сверхъестественного на площадке для танцев делать не придётся: по заявкам девочек вновь поставили медленную композицию. Третью по счёту.

Мы присоединяемся к танцующим парам, и я оказываюсь в объятьях Бориса. Правда, громкое слово совершенно не отражает реальность: одна рука мужчины лежит чётко на моей талии, другая — сжимает ладонь, при этом между нашими телами целая пропасть!

Поначалу мне даже как-то неловко — подростки вокруг ведут себя гораздо вольнее. Целых пятнадцать секунд переживаю по этому поводу, а потом начинаю переживать уже по иному. В местах, где ко мне прикасается Борис, кожа горит. В голову лезут мысли о необходимости личного пространства… и другие. Близость мужчины не отталкивает, как раз наоборот. Очень хочется прижаться ближе, ощутить его руки на плечах, вдохнуть глубже приятный чуть горьковатый запах.

Безобидные фантазии! А тело реагирует неожиданно: дыхание сбивается, пульс учащается, и появляются весьма интригующие ощущения. Осознав и прочувствовав весь букет в полной мере, я краснею ещё сильнее. Сердце тяжело стучит в груди. Из последних сил удерживаю себя от того, чтобы не облизать губы.

Неожиданно Борис останавливается. Я сбиваюсь с шага и налетаю на него. Тело сходит с ума! Мне остаётся только благодарить модельера за плотный лиф платья, а вот с трусиками беда.

Борис на меня странно смотрит. Его взгляд посветлел.

— Почему вы остановились? — спрашиваю у него, прерывая неловкую паузу.

— Музыка закончилась, — отвечает блондин, не сводя с меня глаз и продолжая прижимать к себе. — С вами легко танцевать. Вы очень отзывчивая.

Моё лицо вспыхивает огнём! Знал бы он… О нет! Только не это!

— Вернёмся к столу? — кое-как выдавливаю из себя.

— Хорошая мысль, — Борис мягко улыбается.

На пути к столику я испытываю внезапный приступ головокружения. Борис реагирует мгновенно. Благодаря его помощи я не только остаюсь стоять на ногах, но и дохожу до места. Там нас поджидает биолог Женя с моим бокалом в руках. Вид у него взволнованный. Наверное, увидел, как меня повело в сторону после танца.

С улыбкой принимаю протянутый бокал. Глотнув его содержимое, недовольно морщусь:

— Интересно, что за дрянь тут намешена?

— Понятия не имею, — Борис повторяет свои недавние слова. — Только я не думаю, что в вашем состоянии виноват коктейль. Скорее всего, это нервное перенапряжение и усталость.

Женя с удивлением смотрит на нас.

— А что случилось?

Я ответить не могу: пью.

— У Натальи Андреевны выдалась очень сложная неделя, — поясняет Борис и пальцем надавливает на дно моего бокала, намекая, что выпить нужно всё. — Будет лучше, если на этом наш вечер закончится.

Это ещё что такое! Не ему решать, когда закончится вечер! К тому же зал арендован до шести утра. Я бы высказала всё это блондину, но, к сожалению, по-прежнему занята.

— Поедете в школу вместе или вызовете такси для Натальи? — в голосе биолога слышится сомнение, когда он озвучивает второй вариант моей доставки да школы.

Одним глотком допиваю остатки коктейля. Да, мне срочно нужно в школу: мозг уже не работает. В противном случае у меня бы не возникло даже мысли о том, что Борис имел в виду окончание вечеринки!

— Я поеду вместе с ней, — Борис произносит это как нечто само собой разумеющееся. — Надеюсь, вы справитесь без нас.

— Не волнуйтесь об этом, — Женя улыбается, — лучше позаботьтесь как следует о нашем организаторе. — Молодой человек смотрит на меня. — Большое спасибо за праздник! Без сомнения, он удался.

— Ну что ты… — я смущенна и не могу подобрать слов. Непривычно слышать благодарности за проделанную работу. Обычно они выражаются в виде финансового поощрения.

— Возвращайся в школу и ни о чём не переживай! Мы не позволим, чтобы такой замечательный вечер закончился катастрофой.

После этих слов фигура Михаила притягивает мой взгляд будто магнит. Женя смеётся.

— И за ним мы тоже присмотрим.

— Уговорили, — соглашаюсь устало. — Тогда до встречи!

— До скорого! — отзывается парень и, улыбнувшись на прощание, отбывает к своему столику.

Я поворачиваюсь к Борису:

— Вызовем такси и подождём здесь?

— Нет. Сами найдём машину.

С трудом вникаю в смысл сказанного. Воображение отказывается рисовать картинки того, как Борис голосует на дороге, но в то же время ничего другого в голову не приходит.

Я позволяю вывести себя на улицу. Помня о майском приключении, ожидаю, что на свежем воздухе станет легче. Но в этот раз организм меня подводит.

Почти все места для парковки перед зданием заняты машинами, среди которых встречаются и такси. Борис их почему-то игнорирует. Он уверенно ведёт нас за угол комплекса. Там тоже стоит несколько автомобилей. Один из них мужчину устраивает.

Водитель, молодой смуглолицый парень с ультракороткой стрижкой, стоит в развязной позе, облокотившись на капот, и азартно режется в какую-то игрушку на телефоне.

— Подвезёшь? — обращается к нему Борис.

Парень отрывается от забавы и глядит на нас. Его губы растягиваются в широкой улыбке. Не сказав ни слова, он открывает заднюю дверь и делает рукой приглашающий жест. Эффект немного портит зажатый в ней телефон.

Борис помогает мне сесть в машину и хлопает дверцей. Я откидываю голову на сиденье и даже не пытаюсь вслушиваться в разговор мужчин.

Обивка сиденья приятно холодит кожу. Прижимаюсь к ней щекой.

Момент, когда мой спутник заканчивает разговор с водителем, не ускользает от меня: никто больше не загораживает свет фонаря, и в салоне становится чуть светлее.

А вот и они сами!

Неожиданно ловлю в зеркале насмешливый взгляд парня. Становится как-то неуютно. Я пытаюсь сесть правильно, но Борис растолковывает это по-своему. Он подсаживается ближе и заставляет склонить голову к себе на плечо. Мужчина правой рукой накрывает мою руку, до того свободно лежавшую на коленях. Странно, но под его ладонью оказываются не пальцы, а запястье, будто он собирается считать пульс.

Мне становится интересно, наблюдает ли водитель за нашей вознёй или следит за дорогой. На этот раз в зеркало я гляжу целенаправленно. Очевидно, что парень совмещает оба занятия, поскольку смотрит он, куда положено, но на лице сияет широкая улыбка.

— Почему вы не выбрали другую машину? — ворчу тихонько, но оба попутчика меня слышат — водитель улыбается ещё шире, а Борис отвечает:

— Не люблю выставлять себя клоуном, а забираясь в любой из автомобилей с парковки перед «Шоколадом», я бы изрядно повеселил всех, кто там присутствовал.

Я невольно улыбаюсь. Да, с его комплекцией выбирать машину следует с умом.

— Попробуй заснуть, — предлагает он мне.

Идея отлична, но…

— С каких это пор мы перешли на «ты»?

— Простите, Наталья Андреевна, я забылся. В дальнейшем всё будет происходить только так, как вы захотите!

С водительского сиденья доносится смешок. Борис чуть сильнее сжимает пальцы.

Вздохнув, я закрываю глаза.

Ну и пусть себе веселятся и бесятся!

Вдоволь налюбовавшись на непривычную для глаз архитектуру современной многоэтажки, с возмущением поворачиваюсь к Борису:

— Это не школа! Куда вы меня привезли?

— Я снимаю здесь квартиру. Мне показалось, будет лучше, если вы не останетесь сегодня без присмотра, — отвечает он спокойно.

Медленно выдыхаю.

— Мне уже лучше, и я хочу вернуться в школу!

Именно в этот момент машина, на которой мы приехали, резко стартует с места.

— Отлично! — развожу руками, глядя на удаляющиеся красные огоньки.

Да пош… гори оно всё синим пламенем! Вновь разворачиваюсь к Борису и ехидно интересуюсь:

— Ну, и каковы ваши планы на вечер?

— Принять душ и лечь в кровать. — Блондин — сама невозмутимость, что раздражает сверх всякой меры. — А вы можете заняться тем, что сочтёте более уместным. Можете последовать моему примеру. Можете всю ночь смотреть телевизор. А можете сидеть в гостиной, попивая чай, и за этим встретить рассвет. Окна как раз выходят на восток. Завораживающее зрелище.

— А кроме кровати у вас другое место для сна есть?

— Если пожелаете — диван в вашем полном распоряжении, — Борис пожимает плечами, будто ему и в самом деле всё равно, где я буду спать и чем заниматься.

Наверное, я слишком долго общалась с Михаилом, вот и вижу теперь в поступках Бориса сплошные подвохи, а на самом деле всё объясняется элементарными «остатками воспитания», как он когда-то выразился.

Возможно, моё поведение отдаёт лицемерием, ведь и часа не прошло, как я таяла в руках этого мужчины, а сейчас негодую, подозревая его в некрасивых намерениях на свой счёт. Но ничего не могу с собой поделать.

Обхватываю себя за плечи, а потом поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Борисом. Он абсолютно спокоен. Поза не выражает ни намёка на напряжение: стоит совершенно свободно. Руки положил в карманы, а голову склонил к правому плечу. Терпеливо ждёт моего решения.

Я отвожу взгляд. Лицемерие — это плохое качество. Пора уже определиться со своими желаниями и поступать так, как хочется. Хватит запирать себя в клетке, хватит бояться собственной тени и опекуна… Пора всерьёз задуматься над тем, чтобы уйти из школы тихо и незаметно, а не дожидаться «увольнения» — если это не мои фантазии — и старости!..

С ума сойти! Какие умные мысли посещают меня в третьем часу ночи!

Страшно предположить, да чего бы я ещё дошла в своих рассуждениях, если бы не Борис:

— Так что вы решили? Поднимаемся ко мне или вызвать вам такси?

— К вам. — Прежде чем продолжить я снова вздыхаю. Да кто любит признаваться в том, что ошибся и извиняться? — Прошу прощения за своё поведение. Вы проявляете заботу, а я… вредничаю.

Борис поднимает брови. Он удивлён и от моих извинений отказывается:

— Не стоит. Я всё понимаю. Идёмте.

Мужчина протягивает руку, и я уверенно подаю свою ладонь.

— У вас пальцы ледяные, — замечает он. — Одолжить пиджак?

— Нет, спасибо. — Я на самом деле не чувствую холода.

Борис пожимает плечами и разворачивается в сторону стеклянной входной группы.

Если архитектура меня поражает, то внутренне оформление оставляет равнодушной. Нет, я понимаю: описание того, что меня окружает можно уместить в одну фразу: «Безумно элегантно, роскошно и дорого». Но вот незадача, я совершенно спокойна и не горю желанием завопить «Обожемой!!! Я попала в рай!». Хвататься за телефон и делать селфи на фоне всего подряд я тоже не тороплюсь. По моим внутренним ощущения так и должны жить люди. Странная реакция для девочки из глубинки, родителями которой были состоявшиеся в жизни алкоголики.

По пути до лифта я рассматриваю через стёкла огромный внутренний двор. Дорожки, газоны, живые изгороди, фонарики — просто парк в миниатюре.

— Пришли.

Поворачиваю голову. Да. Двери уже призывно раскрыты.

Борис нажимает кнопку шестого этажа.

Тишину в кабине скрашивает лишь едва различимый звук, с которым лифт скользит вверх. Ни меня, ни Бориса это обстоятельство не смущает. Ещё во время наших совместных разъездов я поняла: нам комфортно молчать в обществе друг друга.

Блондин заговаривает, когда створки расходятся в стороны:

— Нам направо.

Он тянет меня за руку. С удивлением понимаю — мы до сих пор не разомкнули руки. Это открытие поражает сильнее, чем мини-парк.

Дверь в квартиру Бориса оказывается в самом конце коридора. Табличка с номером почему-то прикреплена не на двери, а на стене рядом с ней. И цифры какие-то огромные! Вроде бы жить в таком месте должны приличные люди, к чему такие размеры? Это дизайнерский ход или реальные опасения, что жильцы могут перепутать или не увидеть номера?

Борис быстро разбирается с замком и распахивает дверь.

— Проходите.

Я не заставляю себя упрашивать. Быстрее зайду — быстрее скроются из вида смутившие меня цифры.

Борис щёлкает выключателем, но щуриться от света не приходится, яркость нарастает постепенно. Я делаю ещё несколько шагов вперёд и неловко сбрасываю туфли.

Мужчина тоже недолго возится с обувью. Он обходит меня и направляется к пустому тёмному проёму справа. Я не могу разглядеть обстановку комнаты, скрывающийся во мраке. Понимаю только одно — две стены целиком заняты окнами.

Щёлкает ещё один выключатель.

— Чай, кофе, воду, сок? — перечисляет Борис. — Вы что-нибудь будете?

Я неспешным шагом иду смотреть, где он скрылся, и на ходу отвечаю:

— Нет, спасибо. Ничего не нужно. Мне бы в душ и поспать.

С интересом оглядываюсь по сторонам. Борис стоит возле разделочного стола, затесавшегося между мойкой и плитой. Кухонный гарнитур занимает всю стену, и чего тут только нет! Эта мечта шеф-повара отгорожена от основного пространства гостиной занавесом из серебристо-серых нитей. Эти два цвета составляют основу гаммы, в которой решён интерьер. Их дополняют белый и чёрный.

Обстановка комнаты очень проста. Десятки квадратных метров растрачиваются впустую. Но мне нравится.

Рядом с занавесом установлена огромная плазма. В центре комнаты расстелен ковёр, почётное место на нём отведено низенькому столику, вокруг которого раскиданы подушки. Обещанный мне диван частично скрывает узкий стеллаж с книгами, но и со своего места я вижу, что предполагаемое спальное место вплотную придвинуто к стене, по счастливому стечению обстоятельств, не стеклянной. Хотя от неё этот предмет мебели отделяет всего пара шагов. Что ж, шикарный вид при пробуждении мне гарантирован!

Я слышу, как Борис чем-то гремит. Наверное, готовит напиток для себя. Чтобы не теряться в догадках, возвращаюсь на кухню.

Мужчина слышит мои шаги, но не оборачивается, продолжая заниматься своим делом.

— Осмотрелись? — он добавляет в пустой стакан несколько капель из небольшого флакона, а после заливает их на палец минеральной водой из заранее открытой бутылки.

Эти действия приводят в смущение мои мысли. Это лекарство? Он болен?

Так и не дождавшись от меня ответа, Борис отрывает взгляд от стакана и смотрит на меня. Одна бровь изогнута, но глаза нейтрально-серые.

— Да. Осмотрелась. А это, — я киваю на стакан в его руках, — лекарство?

Борис изучает напиток собственного приготовления с таким видом, будто и сам толком не знает. Он задумывается над ответом.

— Пожалуй, нет.

Его слова ставят меня в тупик.

Борис быстро приближается ко мне. Невольно отступаю, но он проходит мимо и продолжает движение к прихожей.

— Идёмте, я покажу вам, где тут душ и спальня.

По инерции я уже сделала несколько шагов в его сторону, но теперь останавливаюсь.

— Спальня? — переспрашиваю удивлённо.

Борис пожимает плечами:

— На всякий случай. Вдруг передумаете. А так не придётся искать нужную дверь.

Моё скептическое «Хм!» он не слышит. Или делает вид, что не слышит. В итоге мне не остаётся ничего, кроме как следовать за ним.

Долго блуждать по квартире не приходится — количество комнат не позволяет. Мы оказываемся в небольшом коридорчике. Тут всего три двери, по одной на каждую стену.

— Спальня, гардероб, ванная, — Борис называет их по очереди, начиная с левой. — Чистые полотенца в шкафу. Там же найдёте ящик, в котором лежат новые зубные щётки. И ещё, я пользуюсь средствами без отдушек, так что не стесняйтесь.

— Всё ясно. Спасибо.

Мужчина кивает и напоследок щёлкает очередным выключателем. Надо полагать, теперь в комнате светло.

Только после того, как он оставляет меня одну, я открываю дверь.

В ванной долго размышляю: запираться или нет. В итоге оставляю замок в покое. Как-то не верится, что Борис под каким-нибудь предлогом может ворваться в комнату, пока я моюсь. Поэтому я перестаю страдать ерундой, а приступаю к по-настоящему нужным делам. Чем быстрее приведу себя в порядок, тем быстрее лягу спать. Хотя спать уже совсем не хочется.

Сумочка первой отправляется на узкую кушетку, притулившуюся вдоль одной из стен. Сняв платье, аккуратно его сворачиваю и кладу поверх вечернего аксессуара. Потом избавляюсь от трусиков, тех самых, что, по словам Ксюши, так идут к моим глазам. Кладу их под платье, хотя по-хорошему этот клочок ткани нужно выбросить в мусорное ведро — утром я всё равно их не надену, а засовывать в сумочку как-то… В общем, мусорное ведро я радую только парой чулок на эластичной резинке с силиконовым фиксатором. Даже думать не хочется, во что превратятся мои ножки, после возвращения в школу!

Зубная щётка и полотенца находятся именно там, где должны быть. Развесив и разложив всё по местам, приступаю к самому интересному — к избавлению от вечернего макияжа без специальных средств!

Я выхожу из ванной, закутанная в огромное полотенце от подмышек до щиколоток. В таком виде и отправляюсь на поиски Бориса.

Дверь в спальню закрыта, поэтому не вижу смысла стучаться в неё. Гардеробная пуста, это мне подсказывает выключатель. К гостевому санузлу я бы не подошла, даже в том случае если бы хозяин квартиры находился там.

Странно, но нигде кроме прихожей свет не горит…

Заглядываю на кухню. Тут тоже никого. Стакан и бутылка исчезли.

Остаётся комната, которой предстоит стать моей спальней на эту ночь.

Хм… и тут никого нет!

Какое-то движение слева заставляет меня посмотреть в ту сторону. Наконец-то я нашла Бориса! Он стоит возле занавеса и смотрит на дальнюю стену. В полумраке комнаты его фигура кажется продолжением одной из колонок стереосистемы. Будь помещение освещено чуть лучше, я бы его заметила, но в темноте мой мозг уже не смущает то, что аппаратура внезапно вымахала под два с лишним метра.

— Ванная свободна, — я сильнее сжимаю пальцы на узле полотенца.

— А я приготовил вам постельное бельё, — Борис кивает на диван. — Он легко раскладывается. Проблемы могут возникнуть с лампой. Хотите, включу?

— Нет, я справлюсь сама.

— Отлично. — Мужчина подходит ко мне. — У меня всего одна просьба: не залезайте под простыни в полотенце. Терпеть не могу мокрые пятна на мягкой мебели.

— Хорошо, — я неуверенно киваю головой.

— Устраивайтесь.

Прежде чем приступить к активным действиям я опять дожидаюсь, когда останусь в одиночестве.

Глаза уже привыкли к полумраку, поэтому лампа остаётся не у дел.

Оставленный для меня комплект белья отправляется на стол. Туда же я на время оттаскиваю четыре диванные подушки.

Борис не обманул, трансформер раскладывается легко, только оказывается жестковат на ощупь. Ну, ничего! На твёрдом спать полезно.

Я зла! Я очень-очень зла! Я зла настолько, что не удосуживаюсь собрать этот треклятый диван обратно!

Распинав подушки, заворачиваюсь в простыню. Пролетая мимо столика, на котором валяется полотенце, чуть притормаживаю, а после машу рукой и на него. Борис же сказал, что не любит мокрых пятен на мягкой мебели, а деревянный стол в эту категорию не входит.

Дверью в спальню я не хлопаю, хотя очень хочется.

Так что тут у нас. Ещё одно окно во всю стену. Из мебели: огромная низкая кровать и два таких же низеньких столика в изголовье. Всё. Лампа и люстра не в счёт.

На дальнем столике лежит несколько предметов: часы, телефон и какая-то брошюра. Последняя меня интригует, но скорее всего, это что-то по искусству!

А вот и нет — «Евгений Онегин» Пушкина.

— С корабля на бал, — шепчу одними губами и забираюсь на кровать.

Простота обстановки уже не удивляет, а успокаивает. Удивление вызывает выбор литературы.

Внезапно шум воды стихает. Я оставляю роман в покое, сажусь на кровати и, подтянув колени к груди, обхватываю их руками. Напряжённым взглядом караулю дверь. Да когда же она откроется!

Ожидание усиливает нервное напряжение, поэтому при появлении Бориса я вздрагиваю.

Мужчина замирает в проёме.

— Какой приятный сюрприз, — делится он своими впечатлениями.

— Скажите ещё, что неожиданный! — фыркаю в ответ.

Хозяин апартаментов отрывается от дверного косяка и делает несколько шагов вглубь комнаты.

— А чем вас не устроил диван? — голос Бориса звучит удивлённо. Или он хороший актёр или…

— Вы сами когда-нибудь на нём спали?

— Не доводилось. Я там не помещаюсь.

— А я помещаюсь, только он жёсткий как доска.

— Извините, я не знал. Наверное, нужен матрас, но у меня его нет.

Я улавливаю нотки сожаления и окидываю взглядом мужчину. Читать язык тела я не очень-то умею, но всё же…

После беглого осмотра мысли сворачивают в сторону далёкую от психологии. Фигура блондина подвергается более пристальному изучению, когда незамеченной не остаётся ни одна деталь.

Вместо полотенца, обмотанного вокруг бёдер, моему взгляду предстают свободные штаны с низкой посадкой. На рельефном торсе без единого волоска и интригующей дорожки поблёскивают капельки воды, стекающие с влажных, растрёпанных поле душа волос…

Во рту становится сухо, кончики пальцев покалывает, пульс учащается наравне с дыханием, низ живота теплеет и наполняется тяжестью. Меня можно поздравить: мозг закончил обработку увиденного, теперь тело посылает недвусмысленный сигнал: «Хочу!».

Так о чём я думала, после того как уехало такси? Поддаться своим желаниям, да?

Я прочищаю горло. Наверняка наш с Борисом разговор ещё не закончен, стоит подготовиться заранее.

— Вы заняли моё место, — голос мужчины мягкий, обволакивающий, а интонации… я никогда таких не слышала, даже когда он флиртовал с Евгенией Фёдоровной. Выходит, передо мной сейчас настоящий Борис, и он собирается…

А что собственно он собирается делать?

Не отрывая взгляда от лица мужчины, переползаю на другую половину кровати. Теперь я нахожусь ещё ближе: протянет руку и сможет дотронуться. Если захочет.

Даже в полумраке видно насколько светлыми стали его глаза. Происходящее ему определённо нравится. О, вот и улыбка, подтверждающая мои предположения. А дальше что?

Мужчина, будто слышит мои мысли. Он делает ещё пару шагов к кровати, но вместо того чтобы приблизиться ко мне, обходит постель и устраивается на соседней половине. Лёжа на боку и подперев голову для удобства, он с явным интересом рассматривает мою напряжённую фигуру.

— Вы собираетесь спать сидя?

Совершенно невинный вопрос, но я уверена, что идея внять голосу разума и вытянуться рядом с Борисом, как полагается, плоха… или хороша. Это с какой стороны посмотреть. Ладно, я всегда доверяла логике больше.

Ну вот, я уже лежу. Надеюсь, теперь он доволен?

Чтобы узнать ответ, смотрю в его сторону. Борис ласкающими движениями поглаживает ткань простыни. На ум почему-то приходит сравнение с довольным котом, выпускающим когти. И, кажется, я совсем не возражаю, чтобы этот «котик» поточил «коготки» о мою «шкурку».

Да, мужчина доволен. Очень.

— Вы собираетесь смотреть на меня всю ночь?

Борис подбирается ближе. Ой! Вообще-то я предполагала, что он отвернётся!

— Нет, — блондин качает головой. Несколько капель воды срываются с кончиков волос, падают на плечи, скользят по груди. Это зрелище отвлекает очень сильно. Настолько сильно, что я не замечаю, как рука, недавно ласкавшая ткань, поднимается и зависает над моей грудью. А когда замечаю…

— Вы что, будете ко мне приставать? — в моём голосе слышится удивление вперемешку с растерянностью. Слишком уж неожиданным стало превращение сдержанного мужчины в настроенного на любовную игру хищника.

— Звучит как-то по-детски, — замечает он всё тем же тихим голосом, при этом его пальцы уже выводят замысловатые узоры на складках ткани, прикрывающих мою грудь.

Эти прикосновения настолько легки, что материя под ними даже не прогибается, но моё дыхание становится глубже. Кожа трётся о гладкую ткань, вызывая отклик во всём теле. Волны приятной дрожи прокатываются от затылка до кончиков пальцев на ногах, отзываются сладкими тянущими ощущениями в напрягшихся сосках и между бёдер, где теперь не только жарко, но и влажно.

Прикрываю глаза. До чего же приятно и стыдно! Борис ведь понимает: вовсе не страх стал причиной дрожи и сбившегося дыхания.

— Я попробую вас соблазнить, — сообщает он мне едва слышным шёпотом.

Ресницы поднимаются сами собой. Я тут же попадаю в плен серых глаз, ставших почти прозрачными. Борис нависает надо мной, и с каждой секундой его лицо становится всё ближе. Я зажмуриваюсь.

Чувствую запах мяты и лёгкой травяной горечи. Губам уже жарко от чужого дыхания, но Борис медлит.

— Всё будет происходить только так, как вы захотите. Всегда.

Эти слова порождают и уверенность, и беспомощность. С одной стороны приятно осознавать, что я могу сказать «нет», и продолжения не будет. С другой стороны, если я скажу «да», то потом не смогу предъявить никаких претензий, но его «всегда»… Оно значит, что он остановится по первому моему требованию в любой момент… в пределах разумного, конечно.

Я запускаю пальцы левой руки в мокрые пряди на затылке мужчины, и прежде чем притянуть его голову ближе, шёпотом поправляю его последнюю фразу:

— … как ты захочешь.

То, что вытворяет Борис, меньше всего напоминает поцелуй. Его язык то оставляет влажные длинные мазки на моих губах, то будто жалит самым кончиком. При этом он ни разу не попытался проникнуть в мой чуть приоткрытый рот.

Его губы тоже принимают активное участие в этом безумстве, когда лёгкие прикосновения сменяются ощутимым захватом и чувствительным посасыванием, от которого появляется дрожь в животе.

Прохладные пряди мужских волос то и дело задевают разгорячённую кожу лица, создавая головокружительный контраст с жарким поцелуем.

По моему предплечью тонким ручейком скользит влага, и я осознаю, насколько сильно сжала пальцы на затылке Бориса. Это немного приводит в чувство. Аккуратно освобождаю мокрые локоны от захвата и одновременно с этим поворачиваю голову вправо.

Последний поцелуй мужчины приходится в щёку. Его это не смущает: языком он прокладывает дорожку до моего уха, спускается немного ниже и прихватывает зубами мочку. Делаю глубокий вдох. Приятно, но мягкий свет из коридора не позволяет в полной мере поддаться очарованию момента.

— Что случилось? — раздаётся горячий шёпот возле уха, а после мочка вновь оказывается в плену. На этот раз в роли захватчика выступают губы.

— Кажется, я забыла, как нужно целоваться, — таким же тихим шёпотом признаюсь я.

Борис замирает на несколько мгновений, а потом обхватывает пальцами мой подбородок, заставляя посмотреть ему в лицо.

— Выходит, ерунда все эти сравнения с ездой на велосипеде: мол, стоит научиться, потом никогда не забудешь.

— Тогда будем учиться заново, — заявляет мужчина и накрывает мой рот своим.

О! Вот это уже больше похоже на поцелуй, но уверена на сто процентов, раньше ничего подобного мне испытывать не доводилось! Никакая амнезия не заставит забыть такое!

Мелькнув, эта мысль исчезает. Как след на песке её смывает вкус поцелуя, смешавшееся дыхание, ощущения, которые дарят соприкосновения губ и языков.

Кончиками пальцев я исследую плечи Бориса, а он оглаживает раскрытой ладонью мою шею. Но важны не действия, а то насколько гладкая и горячая его кожа, как напряжены его мышцы. Важно то, что моё тело на каждое касание отзывается новой волной дрожи и новым приступом мучительно-приятной боли между бёдер.

Я не помню, когда подняла ноги и развела колени. Осознание совершённого действия происходит лишь после того, как я их свожу, в попытке приглушить чувство ноющей пустоты где-то глубоко в моём теле.

Простыня медленно соскальзывает с груди. Это заставляет всхлипнуть. Сквозь полуприкрытые веки вижу, как Борис стаскивает её ещё ниже. Долго наблюдать за этим зрелищем не получается: мужские губы оставляют мой рот и спускаются ниже, к шее. Я непроизвольно запрокидываю голову, предоставляя больший простор для исследований.

Движение ткани останавливается чуть ниже талии, и Борис отрывается от моей шеи. Я нахожусь в полубессознательном состоянии, поэтому не способна сама сообразить, почему меня лишили таких чудесных ощущений. С большой неохотой открываю глаза и смотрю на Бориса. Он чуть отстранился и перенёс вес тела на правое предплечье. Левая рука покоится возле моего бедра. Она собрана в кулак, сжимающий край простыни.

Лицо его повёрнуто в профиль, скрыто занавесом немного подсохших волос, а жаль. Хочется увидеть, какой у него сейчас взгляд. Несколько секунд спустя, моё желание осуществляется. Он поворачивает голову в мою сторону.

— Ты очень красивая.

Вот так просто и честно. А что тут ещё можно добавить? Разве что прикоснуться.

Именно это он и делает. Оставив в покое ткань, Борис кончиками пальцев выводит сложные узоры на моём животе. Этот «рисунок» медленно переползает на рёбра, поднимается выше, на грудь.

Я вновь закрываю глаза, отдаваясь во власть ощущений: кожа покрывается мурашками, соски собираются в тугие горошины.

Рука Бориса отправляется в обратное путешествие к моему животу, а его губы смыкаются на вершинке левой груди. Медленное кружение языка, жёсткое прикосновение зубов и мягкое нажатие губ — за этими ласками я пропускаю тот момент, когда пальцы мужчины ныряют под ткань. Стоит им дотронуться до мягких волосков внизу, я инстинктивно раздвигаю колени, и широко распахиваю глаза.

— Всё хорошо? — он поднимает голову и заглядывает в мои глаза, не прекращая лёгких поглаживаний.

Я тяжело сглатываю и киваю. Мужчина улыбается, мягко целует меня в уголок рта, а потом белокурая макушка скрывает от меня мою правую грудь, до того момента обделённую вниманием. Медленно погружаюсь в сладкую негу, созданную умелым мужским ртом, но тут появляются новые ощущения.

Пальцы мужчины становятся более смелыми, они раскрывают меня, пробираются к самому сокровенному. Кончик одного из них неглубоко окунается в источник влаги. После он прокладывает себе путь вверх до того местечка, что острее всего реагирует на ласки. Всё моё внимание сосредотачивается на нежных скользящих движениях вверх-вниз. Изысканные ощущения усиливаются с каждой секундой.

Мои стоны должны стать сигналом о том, что я более чем довольна происходящим, но Борис неожиданно убирает палец. Я ощущаю себя в подвешенном состоянии. Буквально между небом и землёй.

Запускаю пальцы в светлые волосы и заставляю мужчину посмотреть на себя.

— Хочу ещё! — шепчу требовательно.

— Потерпи, — отвечает он прежде, чем закрыть мой рот поцелуем.

Пока наши языки ведут жаркую схватку, палец, служивший источником наслаждения, опускается ниже и медленно проникает внутрь моего тела.

Ох! Какая же я узкая! Но это ведь не плохо, да?

Разрываю поцелуй и вглядываюсь в лицо Бориса. Он смотрит на меня каким-то странным, задумчивым взглядом, но продолжает движение: внутрь, наружу, внутрь, наружу, внутрь…

Я прикрываю глаза, впадая в некое подобие транса, подаюсь навстречу. Большой палец возвращается к нежному комочку, оставшемуся без внимания, и я зажмуриваюсь. Как сладко!

Борис задумывает ещё один эксперимент с моим телом: пробует проникнуть в меня двумя пальцами одновременно. Это больно! Я отстраняюсь прочь от неприятных ощущений и свожу колени.

— Всё-всё, я понял, — Борис ласково целует меня в плечо, — больше не буду так делать.

Разрешаю двум пальцам возвратиться на место. Только теперь солирует большой, потирая сладкий бугорок плоти. Я готова мурлыкать от удовольствия!

Ласковые касания длятся недолго. Наслаждение обрушивается внезапно, сводя сладкой судорогой мышцы, заставляя поднять бёдра и выгнуть спину дугой.

Я отключаюсь от реальности, а придя в себя, понимаю, что Борис всё ещё гладит меня, только теперь палец движется по кругу и нажимает сильнее. Только открываю рот, чтобы сказать что-то вроде «я уже всё», как меня накрывает второй волной оргазма.

— Вот теперь всё, — шепчет Борис, целуя мой влажный висок.

Окончательно прихожу в себя под боком у Бориса. Он задумчиво смотрит в потолок и поглаживает мои пальцы.

— Когда ты сказал «всё», ты имел в виду… совсем всё?

Он рассеяно кивает.

Я гляжу на его бёдра. Хм, кое-кто с этим решением точно не согласен.

— А почему?

Борис вздыхает.

— Ты совсем ничего о себе не помнишь?

— Кроме имени — ничего.

Он кивает.

— В таком случае, могу поведать тебе кое-что интересное.

— И что же? — я заинтригована и даже приподнимаюсь на локтях, хоть для этого мне приходится лишиться тепла его руки.

— Ты девственница.

— Чт… что?

Борис поворачивается ко мне:

— Ты всё правильно расслышала, но могу повторить, если настаиваешь.

Я резко сажусь на постели. Мозг отказывается воспринимать услышанное.

— Ты уверен?

— Есть только один способ убедиться в этом на сто процентов, но мне лично достаточно и того, чем мы занимались.

— Ты… ты не хочешь продолжения, потому что… — я сама не знаю, как закончить предложение.

— Во-первых, я хочу, и это отрицать глупо, — он с кривой усмешкой смотрит на свой пах, — во-вторых, у тебя была трудная неделя, и сегодня она должна была закончиться. Не желаю, чтобы по моей вине у тебя получился ещё один тяжёлый день.

Объяснение меня успокаивает. Всё это звучит лучше, чем опасения в моей предполагаемой эмоциональной нестабильности, которая может проявить себя во всей красе после секса и вылиться в истерику или требования заверений в вечной любви.

— А как же ты?

Борис пожимает плечами:

— Холодный душ.

— А может… — я опять запинаюсь, не зная, как предложить свою помощь. «Умные» советы из журналов почему-то вылетели из головы.

— Мне интересно, — Борис изгибает бровь и чуть кривит губы в намёке на улыбку, — это в тебе сейчас говорит любопытство, сочувствие, или жажда справедливости?

Я задумываюсь над ответом.

— Наверное, всего понемногу.

Моё признание вызывает смех.

— Ладно, — отсмеявшись, он тянется к завязкам на поясе.

— Так ты согласен? — от изумления я широко распахиваю глаза.

— А ты думала, меня придётся долго уговаривать? Напоминаю, девственница здесь ты.

Ещё не закончив говорить, Борис приподнимает бёдра и стягивает штаны. Теперь я открываю рот.

— Ого! — слетает с губ прежде, чем я успеваю подумать.

— Сочту это за комплемент, — фыркает он и запускает ставшую ненужной вещь в полёт до самого окна. — Иди сюда.

Я не в силах оторвать взгляд от объекта, с которым мне предстоит скорое и очень близкое знакомство, но всё же перебираюсь ближе.

— Ложись, — Борис мягко давит на моё плечо.

Вытягиваюсь рядом, а думать могу лишь о том, что у него отсутствует не только пресловутая дорожка до паха, но и волосы на лобке.

— Можешь трогать, если не передумала, — раздаётся над моей макушкой насмешливый голос.

Могу. И даже хочу. Вот только я не совсем представляю, чего он от меня ждёт. Я, конечно, читала про различные техники м-м-м… мануальной стимуляции, но всё это жутко индивидуально. Кроме того, все источники, как один, предупреждают дам о том, что мужчины весьма… жёстко обходятся со своей гордостью…

Вздохнув, дотрагиваюсь до живота Бориса самыми кончиками пальцев. Медленно скольжу ими ниже и, наконец, дотрагиваюсь до самого главного. Легко пробегаюсь вверх-вниз.

Поворачиваю голову к Борису проверить, как он отнёсся к моим манипуляциям. Мужчина довольно щурит глаза. Думаю, большее удовольствие ему доставляет сам факт того, что я к нему прикасаюсь, чем моё «мастерство».

Шаловливо целую его в бок и заглядываю в светлые глаза:

— Поможешь мне?

Борис не тратит времени на лишние слова, просто кладёт свою руку поверх моей, показывая как нужно правильно держать это чудо. Хм… ну, в общем, пока всё идёт так, как описано в книжках.

Он заставляет меня чуть сильнее сжать пальцы и начинает движение. Я легко подстраиваюсь под заданный ритм. Тоже ничего сложного.

Через какое-то время наши совместные усилия сосредотачиваются на участке всего в несколько сантиметров. Проявив инициативу, я поглаживаю большим пальцем самое чувствительное место. Наградой мне становится сдавленный стон. Этот звук очень интригует и откровенно возбуждает. Я даже отрываюсь от наблюдения за процессом нашего с Борисом совместного рукоделия.

Поворачиваю голову и вижу, насколько мужчина напряжён. Это напряжение делает черты лица более чёткими и чеканными.

Борис то закрывает глаза и чуть запрокидывает голову назад, то открывает и следит за синхронными движениями наших ладоней. Мне же интереснее рассматривать лицо, ведь удовольствие я доставляю мужчине, а не органу, который в этот момент сжимает моя рука.

В конце концов, Борис замечает мой любопытный взгляд. Он поворачивает голову, чтобы было удобнее смотреть на меня, и больше не закрывает глаза. Я вижу, как наслаждение накрывает его. Взгляд, выражение лица, дыхание — всё это говорит об удовольствии, которое он испытывает. Поэтому дрожь под моими пальцами и влага на них сюрпризом не становится. Сюрпризом становится другое… Только говорить об это стыдно.

Откашлявшись, я замечаю:

— Знаешь, у тебя глаза становятся почти прозрачными, когда ты испытываешь удовольствие.

Борис всё ещё тяжело дышит, но находит силы удивлённо выгнуть бровь.

— И я не только про секс говорю.

После моего уточнения выражение его лица не меняется, но он отвечает:

— Нет, мне об этом никогда не говорили.

— Это красиво.

Борис улыбается.

— А почему у тебя голос дрожит? — вкрадчиво спрашивает он.

Покраснев, прячу лицо на его груди и бормочу:

— Потому что я нимфоманка.

Поначалу ничего не происходит, а потом я чувствую, как грудь Бориса начинает ходить ходуном — он беззвучно смеётся. Не могу стерпеть подобную несправедливость.

— Хватит! Я не виновата, что у тебя такой соблазнительный вид!

Попытку откатиться в сторону пресекают на корню. Борис прижимается к моей спине и чуть придавливает к матрасу.

— Не сердись, — жарко шепчет он мне в затылок, — сейчас что-нибудь придумаем.

— Я согласна на холодный душ, — заявляю обиженно.

— Ни в коем случае! Вдруг простудишься! Подожди.

Мгновение — и он перестаёт давить на меня авторитетом и массой, второе — он уже стаскивает с меня простыню.

— А она-то тебе зачем? — я опираюсь на локоть и с интересом наблюдаю за приготовлениями, которые делает Борис. Он каким-то хитрым образом складывает ткань в изножье кровати.

— Идём сюда, — мужчина похлопывает по получившейся подушечке.

— Зачем?

— Идём, — повторяет он настойчиво, и мне приходится двигаться. — Садись.

— Просто сесть? — я замираю в нескольких сантиметрах от цели.

— Сядь на колени, а потом разведи их в стороны.

— М-м-м, попой на простынку? — уточняю на всякий случай.

— Для начала да.

— Для начала… интригующе, — хоть я и ворчу, но делаю как велено.

— А теперь наклонись вперёд и прижмись к ней… уже не попой.

От такого заявления у меня загораются даже уши, но всё равно действую я по принципу «слушаюсь и повинуюсь, мой господин».

— Выставь руки вперёд, — следует очередное указание, которое я покорно выполняю.

После продолжительной паузы Борис задаёт провокационный вопрос:

— Как ощущения!

Теперь у меня красная даже шея.

— Мокро, — выдавливаю через силу.

— Отлично! — судя по тону, кое-кого не волнуют мои моральные терзания.

На возмущение мне времени не оставляют. Услышав удовлетворивший его ответ, Борис начинает тянуть простыню за заранее подготовленный угол. Гладкая тонкая ткань скользит между моих бёдер, задевая всё, что только можно.

Поначалу мой искуситель вытягивает простыню очень медленно, но она не бесконечна, поэтому он ускоряется, быстрее наматывая её на кулак…

К концу эксперимента мой позвоночник выгибает в идеальную дугу. Я замираю на некоторое время в таком положении. Очень хочется закричать от удовольствия. Мне безразлично, который сейчас час, и спят ли соседи за стеной. Только, кажется, спазм доходит даже до связок, ничем другим своё молчание я объяснить не могу.

Лёгкий поцелуй в плечо.

— Я в душ. Не засыпай, потому что ты пойдёшь следом!

Невидящим взглядом смотрю в стену. В голове только одна мысль: так хорошо просто не бывает!