Навстречу судьбе

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Позднее Дженна с нетерпением ждала, когда уедет Ален. Она поняла, что слишком остро сознает его присутствие, но не удивилась этому — Дженна испытывала такое чувство с их первой встречи. Ален был прав, говоря о ее эмоциях: они были совсем не детскими, ее влекло к нему все сильнее, и Ален знал об этом.

Наконец наступили сумерки и Ален уехал. Дженна с радостью проводила его. По крайней мере, в его отсутствие она могла дышать свободно. Машина скрылась из виду, Дженна испустила облегченный вздох, несколько удививший Маргариту.

— Он слишком настойчив, n'est-ce pas? Алену нужно или все, или ничего. Полагаю, вы это уже почувствовали. Ален очень похож на своего отца, но, как я уже говорила, гораздо добрее его.

Насчет последнего у Дженны были сомнения, однако она оставила их при себе. Она чувствовала себя по-прежнему заинтригованной. Ей хотелось узнать про Алена побольше, а он ничего не рассказывал о себе. Дженна с удовольствием согласилась помочь Маргарите приготовить ужин. Помня замечание Алена о привычках Маргариты, Дженна была польщена, хотя ей давали только мелкие поручения. Тем не менее, они остались вдвоем с Маргаритой и вскоре завели оживленную беседу.

— Каким был отец Алена? — спросила Дженна, когда любопытство преодолело наконец ее робость.

— Внешне? Почти таким же, как Ален, но выглядел гораздо строже. Он был лишен юмора и сочувствия, свойственных Алену. Всю жизнь он посвятил работе, а нам почти не уделял внимания. Чаще всего он забывал обо мне, хотя материально я была обеспечена так, что грех жаловаться. Отец Алена начал интересоваться сыном, когда тот стал проявлять удивительную смекалку и способности к финансовым делам. Не было сомнений, что Алену прямая дорога в фирму отца. Еще до поступления в университет он был готов к этому. К счастью, это дело интересовало его, но в нашей жизни не хватало доброты и уюта, пока…

— Пока вы не познакомились с моим отцом, — негромко договорила Дженна.

— Мне не хотелось говорить об этом, — с тревогой заверила ее Маргарита, но Дженна улыбнулась, не переставая работать.

— Это неважно. Тут нет вашей вины.

— И вины Расселла тоже, Дженна, умоляю, поймите это. Наш роман был совсем не бурным и не романтичным. Ваша мать развелась с Расселлом, а у нас с ним оказалось много общего. — Маргарита помолчала, нервно покусывая губу. — Ну, хватит об этом.

— Хорошо, — согласилась Дженна. — Возможно, я тоже любила бы отца — если бы виделась с ним.

— Дженна… — Что бы ни собиралась сказать Маргарита, она вдруг замолчала и сменила тему с такой твердостью, что Дженна не решилась поднимать ее вновь. Между ними крепла привязанность, и Маргарита чувствовала это так же, как и Дженна. По-видимому, она была не готова рисковать этим чувством даже ради Расселла.

Дженна только радовалась этому. Призраки здесь, в Дордони, находились совсем рядом, прямо в этом доме, и Дженну раздирали противоречивые чувства. Воспоминания о прошлом больно ранили ее и вызывали гнев. К гневу примешивалось ощущение, что любая попытка прояснить прошлое отца будет предательством по отношению к матери. Лучше всего забыть об этом. Кроме того, здесь был Ален — о нем Дженна думала почти все время.

После ужина они переговорили о множестве вещей, старательно обходя волнующую их обеих тему. Маргарита поведала Дженне, что в конце концов Ален, наверное, женится на Клодине. Во всяком случае, с усмешкой добавила она, ему не отвертеться, стоит Клодине всерьез заняться им. Дженна обнаружила, что не желает знать такие подробности, и нежелание ее было почти истерическим. Еще одна ночь в этом доме, и все они вернутся в Париж, а затем она отправится в Англию. И ее общение с Аленом прекратится.

Когда Маргарита отправилась спать, Дженна последовала ее примеру, но сон не шел к ней. День был слишком беспокойным. Аден дважды поцеловал ее. Ей пришлось испытать острое унижение на виду у шпионки Мари, но отчетливее всего Дженне запомнились прикосновения рук Алена. Это было просто нелепо — Дженна понимала, что Ален лишь использовал ее в корыстных целях.

Этот человек не отступал от своих намерений, он твердо решил заставить Дженну узнать о прошлом ее отца — исключительно ради Маргариты. Целью всех поступков Алена было одно — вернуть спокойствие своей матери. Несомненно, дружеские отношения с дочерью Расселла доставят удовольствие Маргарите, но это удовольствие было слишком дорогим. Дженна понимала это.

Она поднялась и надела халат. Маргарита уже спала. Дженна прокралась вниз по лестнице в тихом доме и зашла на кухню, чтобы налить себе молока. Казалось, в этом доме присутствие ее отца ощущается повсюду — не так сильно, как в студии, но все равно заметно. Дженна представляла себе, как он ходил по этой комнате, сидел в кресле, ел на кухне. Она унесла стакан в гостиную, где в камине еще догорали дрова. Немного помедлив, она включила свет и принялась разглядывать картины.

Каким-то чудом Дженне удавалось узнавать среди них работы отца прежде, чем она успевала взглянуть на подпись. Он писал в стиле импрессионистов, на его картинах яркие цвета создавали причудливые формы. Среди них было несколько пейзажей Дордони, изображение дома, который он любил. На соседнем полотне был изображен замок; вода в озерце рядом с ним поблескивала под вечерним солнцем. Неожиданно среди картин Дженна разглядела портрет, и хотя плохо разбиралась в живописи, она сразу поняла, что портрет очень удачен. С портрета на нее смотрела еще молодая Маргарита, и Дженна словно увидела ее глазами отца такой, какой видела сейчас сама, — чарующей своей добротой и мягким юмором. Расселл написал портрет своего лучшего друга, жены, и Дженна не могла винить его за это.

Она так засмотрелась на портрет, что ничего не слышала, и только звон стекла вывел ее из этого состояния. Обернувшись, Дженна увидела, что Ален стоит у стола, наполняя стакан. Он молчал. Коротко взглянув на Дженну, он просто сел со стаканом бренди и уставился на угли в камине.

— Вы вернулись слишком рано.

Очевидно, Ален не собирался начинать разговор, и Дженна смутилась, что ее застали врасплох, но еще больше ее смущала мысль, что ей придется уйти, не сказав ни слова.

— Я не люблю дискотеки и шумливую молодежь, — рассеянно ответил он, глядя на огонь.

— Полагаю… Клодина была разочарована… — Дженна осеклась. Она ненавидела себя за желание узнать поподробнее о вечеринке, ио язык не слушался ее.

Ален просто пожал плечами.

— Я отвез ее к друзьям и выждал положенное правилами вежливости время. Несомненно, Бернар Вийет привезет ее обратно.

Эти слова объяснили его мрачность: Алена рассердило присутствие Бернара. Вероятно, Клодина скрывала это до последней минуты. Впрочем, Дженне не было до этого никакого дела.

— Я иду спать. Спокойной ночи, — быстро произнесла она. Чтобы рассмотреть картины, она встала на колени в кресло, и теперь, едва она зашевелилась, Ален пристально и хмуро взглянул на нее.

— Значит, вы рассматривали его работы?

— Я никак не могла заснуть, зашла на кухню попить и стала бродить по дому со стаканом. — Дженна указала на стоящий на столе стакан молока и подошла, чтобы забрать его и унести на кухню. Ален встал так порывисто, что Дженна машинально отскочила, вспоминая, что сейчас разгар ночи, а на ней только халат. Этот поступок заставил Алена помрачнеть.

— Не бойтесь, я не собираюсь нападать на вас, — проворчал он. — А если вы стесняетесь своего халата, позвольте напомнить, что я уже видел вас в ночной рубашке и не поддался бурной страсти.

— Я не боюсь… просто вы встали… так неожиданно.

Время для гневных возражений было явно неподходящим, и Дженна почти убежала на кухню, чувствуя частые удары сердца в груди. Ален заставил ее испытать странное чувство, как и прежде. И теперь, когда он был сердит, Дженна по-настоящему испугалась. Едва она успела отдышаться, как дверь кухни открылась, и на пороге показался Ален.

— Вы что, хотите провести здесь всю ночь? Вы боитесь пройти мимо меня к лестнице? — осведомился он. — Спрячьтесь под стол, мадемуазель, а я, когда дойду до своей комнаты, постучу по полу — в знак того, что путь свободен.

— Под стол я не полезу, — решительно заявила Дженна, заставляя себя встретить взгляд темных сердитых глаз. — Просто я размышляла, стоит ли выпить еще молока, — вот и все, — солгала она. — Некого мне бояться.

— Есть кого, — фыркнул Ален. — Меня. Но я не всегда бываю чудовищем.

— В таком случае вам лучше всего пойти спать, — посоветовала Дженна деланно холодным тоном. — He стоит срывать злость на мне, если вам не повезло на вечеринке! От ревности к Бернару избавиться очень просто: надо объявить о помолвке — пусть он знает, что Клодина занята.

Ален раздраженно отвернулся, хлопнув рукой по двери.

— Что за идиотизм! Несомненно, еще одна черта, унаследованная вами от матери.

— Прекратите говорить гадости про мою мать! — Дженна повысила голос — гнев прогнал остатки ее страха и прочие неудержимые чувства. В своем раздражении она схватила Алена за руку, и он обернулся с пугающей быстротой, устремив на нее темные глаза.

— Разве я не предупреждал, что не стоит задевать меня? — угрожающе проговорил Ален. При этих словах вся смелость Дженны улетучилась. Ален наступал на нее, а она пятилась до тех пор, пока не наткнулась спиной на стол. Ее быстрый переход от агрессивности к испугу, очевидно, позабавил Алена, поскольку его губы насмешливо изогнулись. — Ну, что же теперь, мадемуазель? — вкрадчиво поинтересовался он. — Что вы станете делать — вцепитесь мне в лицо, позовете на помощь или попытаетесь прорваться мимо меня?

— Я спокойно пойду спать, — еле слышно отозвалась Дженна, с тревогой глядя на него. — Не трогайте меня! — в панике добавила она, увидев протянутые к ней руки.

— Почему это? — усмехнулся Ален, оттаскивая ее от стола и привлекая к себе. — Я провел невыносимо скучный, отвратительный вечер, а вы, по крайней мере, красивы.

— Прошу вас, не надо! — взмолилась Дженна, когда Ален склонил к ней темноволосую голову. Он стал водить губами по ее шее, пока Дженну не охватила дрожь. Она понимала, что должна бороться, чтобы высвободиться, и попробовала сделать это, но Ален в ответ сжал ее крепче.

— Перестаньте вырываться, — казалось, у него заплетается язык.

У Дженны промелькнула мысль о том, сколько порций бренди принял Ален, чтобы исцелиться от раздражения.

— Пустите меня, Ален, — приказала она решительно, пытаясь совладать с отчаянной дрожью, но этот приказ не произвел на Алена ни малейшего впечатления.

— Я отпущу вас, когда успокоюсь, — глухо пробормотал он. — Я не причиню вам вреда, cherie. — Он взглянул на нее сверху вниз и расплылся в злорадной улыбке. — По крайней мере, постараюсь.

Прежде чем Дженна успела пошевелиться, Ален впился ей в губы и прижал ее к себе так крепко, что она задохнулась. Он грубо стискивал ее в объятиях, поцелуй его вызывал чувство опустошения. Когда он завладел ее губами, Дженна смутно ощутила, что от его прежнего гнева почти не осталось и следа, что это всего лишь проявление чувственности — несомненно, вызванное тем, что он лишился вечера в обществе Клодины.

Дженна тревожно вскрикнула, и Ален привлек ее к плечу, проводя ладонью по шее. Она ощущала, как его пальцы движутся по гладкой коже, словно задавая тихие вопросы и ожидая ответов, задерживаясь на пульсирующих жилках и оценивая ее чувства. Очевидно, то, что обнаружил Ален, порадовало его, ибо губы смягчились, а ладонь проникла под волосы и нежно охватила затылок.

Если бы их губы разомкнулись, Дженна смогла бы прийти в себя и начать сопротивляться, но Ален не отстранился. Он дразнил языком ее губы, пока они не приоткрылись беспомощно, впуская его в глубину рта. Их языки соприкоснулись, и обжигающее возбуждение заставило Дженну прижаться ближе к Алену.

Ален почувствовал, что Дженна сдалась на его милость, и снова провел ладонью по ее шее, поглаживая длинными пальцами, потом опустил руку ниже и просунул ее под ворот халата и тонкую ночную рубашку, к нежной округлой груди. Даже теперь, ощущая его губы, Дженна залилась румянцем. Она понимала, зачем это понадобилось Алену, и помнила, что такого интимного прикосновения не испытывала еще никогда в жизни. Она сгорала от стыда, чувствуя, как грудь напрягается под его испытующими пальцами, но не могла высвободиться. Его прикосновение было словно наркотик или пучина, и Дженне казалось, что она погружается в нее все глубже.

— Тише, cherie. — Ален поднял ее, и Дженна услышала собственный перепуганный шепот. Ален прижал ее голову к плечу, заглушая ее голос. Даже вынося ее из освещенной кухни, он не прекращал поцелуя, и Дженна изумилась, когда обнаружила, что стоит в собственной комнате. Она не помнила, как Ален поднялся по лестнице, — она чувствовала только то, что заставлял ее чувствовать Ален.

Дженна пошатнулась, и Ален подхватил ее, снял с нее халат и уложил в постель. Он склонился, целуя ее, и, прежде чем Дженна успела опомниться, укрыл ее одеялом и вышел, притворив за собой дверь и спускаясь по лестнице так же тихо, как поднялся. Дженна лежала, широко раскрыв глаза и содрогаясь всем телом. Он требовал подчинения, и она охотно покорилась ему.

Уткнувшись горящим лицом в подушки, она попыталась сдержать торопливо бьющееся сердце. Внизу слышались шаги Алена: он выключил свет на кухне, запер двери. В какой-то безумный миг Дженна решила, что он вернется к ней. Когда же Ален прошел мимо ее комнаты в свою, Дженну вновь затрясло — от стыда и разочарования. Ален оказался прав, намекая на ее чувственность, о которой Дженна даже не подозревала.

Глин никогда не возбуждал в ней подобных чувств — впрочем, он, быть может, просто робел. В глубине души Дженна понимала, что оттолкнула бы его при первой попытке. Она взглянула в окно на освещенное луной небо. Какой же брак она задумала для себя? Дженна содрогнулась, мучительно желая, чтобы Ален вернулся. В кого он ее превратил? И что за человек он сам, если способен на такие поступки из-за зря потраченного вечера?

Утром он снова уехал, а Маргарита была явно не в лучшем настроении.

— Похоже, он отправился попрощаться с Клодиной, — объявила она, хотя Дженна ни о чем не осмелилась спросить ее. Дженне не хотелось встречаться с Аленом, хотя она прекрасно знала, что этой встречи не избежать. — Сегодня утром он явно встал не с той ноги, — продолжала Маргарита. — Может, вчера вечером они поссорились? Кто знает! Что бы ни случилось, страдаю больше всех я. Ален наотрез запретил мне оставаться здесь одной.

Больше Маргарита ничего не добавила, и Дженна занялась завтраком, но, искоса взглянув на собеседницу, хлопочущую вокруг плиты, она заметила слезы на темных глазах. Чувство вины нахлынуло на Дженну, едва она поняла, почему плачет Маргарита. Если даже она, Дженна, ощущала в этом доме присутствие призрака, как же сильно должна была ощущать его Маргарита, в памяти которой Расселл Брайант был жив?

Раны так и не затянулись. Дженна поняла, что ей самой никогда не исцелиться, а время приглушит боль Маргариты и воспоминания помогут ей. Казалось, здесь, в Дордони, все воспоминания оживают — должно быть, Ален знал об этом. На мгновение Дженна запылала гневом, думая о его бесчувственности, но вскоре в ней возобладал рассудок. Ален был прав. Эта уединенная ферма — не место для одинокой женщины. Маргарита должна уехать с ними в Париж. Даже Дженну беспокоило ее намерение остаться в одиночестве в такой глуши. Естественно, Ален тревожился за мать еще больше. Он ни за что не позволит ей остаться здесь.

Вскоре Ален вернулся и первым делом пристально оглядел Дженну. Она не струсила и не опустила голову. Как бы дурно она ни вела себя прошлой ночью, поведение Алена было еще хуже. Но глаза его казались бесстрастными, он еще раз испытующе взглянул на Дженну и отвернулся.

— Вам обеим пора укладываться, — внезапно произнес он. — Путешествие будет долгим. Мы пообедаем в дороге.

— Ален, но я уже начала готовить обед! — запротестовала Маргарита. — У меня в духовке уже стоит coq au vin[25].

— Мама, ты сделала это нарочно. — Ален устало вздохнул и запустил пальцы в волосы. — Поверь, я понимаю, что ты чувствуешь, но не могу забыть о твоей безопасности. Я не позволю тебе остаться здесь одной.

— Она будет не одна, — быстро вмешалась Дженна, не успев как следует подумать. — Я проведу здесь по крайней мере еще несколько дней — если, конечно, не помешаю.

— О, Дженна, как я рада! — Маргарита раскинула руки и обняла Дженну. — Но вы и в самом деле хотите остаться? Разве вам не надо возвращаться в школу?

— Я могу отдохнуть еще несколько дней, — заверила ее Дженна, не осмеливаясь взглянуть на Алена. — Я получила отпуск на неопределенный срок — мне повезло, наша директорша — человек отзывчивый, хотя, и со странностями.

— Значит, вы остаетесь? Я согласна! Ну, Ален, теперь ты доволен?

Маргарита обернулась к Алену, и тот принужденно улыбнулся.

— Naturellement[26]. Теперь у тебя есть компаньонка. Я могу уезжать со спокойной совестью.

— Тогда убирайтесь отсюда оба! Прочь с моей кухни! — Маргарита радостно замахала руками, прогоняя их, но Дженна испытывала что угодно, только не радость. Она уже раскаивалась, что из чувства жалости решилась на такой шаг. В Англии ее ждала безопасность. Однако она выполнила свой долг, и теперь ее совесть чиста. Дженна прошла через гостиную и вышла на залитый солнцем двор. Она не желала отвечать на вопросы Алена, не нуждалась ни в благодарностях, ни в подозрительных расспросах и больше всего не хотела оказываться поблизости от его властных, чувственных губ.

Она не успела отойти далеко, когда к ней присоединился Ален и, не сказав ни слова, подстроился к ее шагу. Остро ощущая его близость, Дженна подошла к ограде, обращенной на поле, которое она видела из окна своей комнаты, и остановилась здесь, глядя вдаль. Теперь собственный поступок, решение остаться на ферме, приводил Дженну в панический ужас. Это означало, что ей снова придется встречаться с Аленом, а Дженна не знала, сумеет ли она при этом сохранить дистанцию.

— Как только вы пожелаете уехать, я приеду и заберу вас, — тихо произнес Ален. — Я понимаю, что на самом деле вам не хочется оставаться здесь.

— Сегодня утром ваша мать с трудом сдерживала слезы. Ей необходимо пребывать там, где жил он, — по крайней мере, какое-то время. — Дженне казалось, что она должна объяснить Алену причины своего поступка, дать ему понять, что она остается только ради Маргариты и его объятия тут ни при чем.

— Знаю, — мрачно кивнул Ален. — Но все равно я отвечаю за нее и не могу оставить ее здесь одну.

— Понятно, — кивнула Дженна, не сводя глаз с поля, пытаясь представить на нем маки и удерживаясь от мыслей об Алене. Со вчерашней ночи она впервые осталась с ним наедине. При этой мысли Дженна испытала неудержимый трепет. — На этом поле цветут маки? — с трудом выговорила она.

— Да, каждый год. Вы представили их?

— Он их рисовал?

— Да, дважды, насколько я помню. Одна из картин находится в его кабинете — ее так и не успели вставить в раму. — Ален повернулся и взглянул на тонкий профиль Дженны. — Вы намеренно сменили тему. Может, вы опасаетесь, что я стану благодарить вас за великодушный поступок?

— Никакой он не великодушный, — солгала Дженна. — Мне нравится ваша мать, и я понимаю, как отчаянно ей хочется остаться здесь.

— Возможно, не так отчаянно, как вам хочется уехать, — перебил Ален.

— Нет, теперь я не испытываю отчаяния. В конце концов, я увидела картины…

— И сбежали из студии.

— Сейчас я могу войти в нее, — решительно произнесла Дженна. — На этой неделе я обязательно схожу туда.

Это заявление вызвало неожиданную реакцию.

— Только со мной! — Ален схватил ее за плечи и повернул лицом к себе. — Без меня вы туда не пойдете.

— Если вы опасаетесь, что я что-нибудь там испорчу — намеренно или случайно…

— Этого я не опасаюсь. Дело совсем в другом.

— Тогда со мной пойдет ваша мать. — Дженна не понимала причин его волнения и смотрела на Алена удивленно распахнутыми глазами. Это предложение его тоже не удовлетворило.

— Нет! К этому она еще не готова. Оставим это, Дженна. Сейчас у меня нет времени проводить вас туда, но в следующий раз, когда я приеду…

— Послушайте, меня туда совсем не тянет. Забудем об этом. Если вы так спешите уехать, зачем попусту тратите время на меня?

— Вовсе не попусту, Дженна. — У него заметно поднялось настроение, угрюмость исчезла, словно ее и не было. — Кроме того, теперь мне не придется останавливаться по дороге в Париж — пообедать я смогу и попозже. Без пассажирок я домчусь гораздо быстрее.

— Будьте осторожны, — серьезно посоветовала Дженна. — По дороге сюда мне казалось, что вы едете слишком быстро.

— А, значит, вам не все равно, если я попаду в аварию? — Он снова принялся насмехаться, и серьезность Дженны сменилась раздражением.

— Я беспокоюсь только о вашей матери, — напомнила она. — Она уже достаточно натерпелась. Да еще Клодина… — злорадно добавила она. — Разумеется, я беспокоюсь и за нее…

Ален взял ее за подбородок и приподнял ее голову, глядя в сердитые глаза Дженны.

— Прошлой ночью вы про нее даже не вспомнили, petite, — усмехнулся он, — и совсем позабыли про своего дружка-юриста.

Дженна попыталась отвернуться, но Ален сжал пальцы, не отпуская ее.

— Вы циник! Вы… — выпалила она, выдавая за проявления гнева неровное дыхание и густой румянец на лице.

— Я не причинил вам никакого урона. Наоборот, помог добраться до постели, не претендуя на место рядом.

— Как вы смеете! Только потому, что вы так дорожите своей…

— Я дорожу прежде всего своей матерью, — поправил он с насмешливой улыбкой. Отпуская Дженну, он провел длинными пальцами по ее щеке. — Вы были такой нежной, теплой и покорной, но в доме находилась моя мать. Возможно, в следующий раз ее здесь не будет.

— Вы добиваетесь, чтобы я уехала отсюда? — яростно прошипела Дженна. Сейчас ее щеки буквально пылали, и Ален оценивающе посмотрел на нее.

— Pas question! Вчера ночью я говорил, что хочу вас. Любая нормальная девушка все поняла бы, но в вашей догадливости я не уверен. Вам незнакома страсть. Сегодня утром вы в полной безопасности. — Внезапно Ален прекратил насмешки. — Только воздержитесь от одиноких прогулок в мое отсутствие.

— С Бернаром мне будет куда безопаснее, чем с вами, если вы это имеете в виду! — фыркнула Дженна, круто повернулась и бросилась к дому.

Ален нагнал ее в два шага, насмешливое выражение исчезло с его лица. Он злился.

— Только без глупостей, — прорычал он. — Если бы я знал, что вы снова собираетесь приняться за старое, я настоял бы, чтобы вы вернулись в Париж. Я напомню об этом матери и попрошу ее приглядеть за вами.

— Перестаньте командовать! — взвилась Дженна. — Я остаюсь здесь по собственной воле из сочувствия к вашей матери. А в остальном буду поступать так, как захочу.

Она высвободилась и ушла, чему на сей раз Ален не препятствовал. Когда он вернулся в дом, Дженна читала привезенную с собой книгу и даже не подняла головы. Ален старательно игнорировал ее, пока не подошло время отъезда. Дженна со странной смесью чувств наблюдала, как автомобиль разворачивается у дома. Она пыталась убедить себя, что рада отъезду Алена, но чувствовала, что это неправда. К тому же она опять попала в зависимость от него: на ферме ей придется торчать до тех пор, пока Ален не соизволит приехать и забрать ее. Волей-неволей она будет вынуждена вспоминать о нем каждый день.

В компании Маргариты она погрузилась в приятную череду дней. Незаметно потеплело — настолько, что теперь все дни можно было проводить на открытом воздухе, и, хотя купаться в бассейне было еще слишком рано, Дженна сумела загореть до золотистого оттенка. Она прибавила несколько необходимых фунтов веса — благодаря тишине и покою дома, ненавязчивому присутствию Маргариты и совершенно нежданному чувству умиротворения.

Дженна завоевала себе доступ на кухню и начала постигать секреты французской кулинарии. Так проходили дни, и в приятных заботах Дженна почти не замечала, как один из них сменяется другим. Только одно беспокоило ее: каждый день она ждала возвращения Алена. Она изо всех сил старалась не думать о нем, но он упорно не желал уходить из ее мыслей.

Нехотя она призналась самой себе, что чуть ли не мечтает о встрече с ним. Ее беспокойство не ускользнуло от внимания Маргариты.

— Сегодня четверг, — заметила она однажды утром. — Мы пробыли здесь вдвоем с воскресенья. Пожалуй, пора нам развлечься, не то вы здесь умрете со скуки.

— Нет, мне не скучно, — быстро возразила Дженна. — Я даже о школе забыла, — с виноватой улыбкой добавила она. — Во всяком случае, настроение у меня совсем не рабочее.

— В самом деле? Это я сбила вас с пути истинного. — Мать Алена выглядела виноватой, и Дженна поспешила успокоить ее:

— Никто меня с пути не сбивал. Мне просто нравится здесь. Разве вы не заметили, как я поправилась?

— Вы действительно очень посвежели и выглядите совершенно здоровой, — согласилась Маргарита. — И все-таки, сколько вы сможете пробыть здесь, не лишаясь работы?

— Ну, еще одну неделю точно могу. — Дженна не опасалась потерять работу, но раньше или позже все равно придется вернуться, потому лучше было заранее запланировать время отъезда, чтобы не разочаровывать Маргариту.

— Тогда надо с пользой провести оставшееся время, — решительно заявила Маргарита. — Я собираюсь в ближайший городок за покупками, вы там еще не были. Мы отправимся сразу же после завтрака.

— Пешком? — удивилась Дженна. Ближайший городок находился довольно далеко, Ален ездил туда на машине.

— Mais поп![27] У меня есть машина. Насколько мне известно, она пока исправна.

Машина, о которой шла речь, оказалась маленьким "рено". Дженна заинтересованно заглянула в открытую дверь гаража. По-видимому, его приспособили под склад ненужных и громоздких вещей. У стены стоял велосипед.

— Это велосипед Алена, — объяснила Маргарита, заметив любопытство Дженны. — Правда, Ален уже несколько лет не садился на него, теперь он прежнее лихачество бросил, но было время, когда он по целым выходным не слезал с велосипеда. Любителю с таким велосипедом не управиться, — предупредила она, заметив, как загорелись глаза у Дженны, — это настоящая гоночная машина.

Дженна знала, что Маргарита права, но решила пробраться в гараж и опробовать велосипед сразу же, как только выберет время. Кое-какой опыт у нее был: девочкой она ездила на велосипеде в школу. В ее голове промелькнула мысль, что в то самое время Ален жил здесь, выезжал покататься на своей великолепной машине, возвращался домой, беседовал с матерью и отцом Дженны. Эта картина ясно возникла в ее голове, но не вызвала обычной горечи, поскольку в ней центральное место занимал Ален, разгонявший тоску. Он оказался прав — прежние стены рушились, и Дженне следовало позаботиться, чтобы на их месте не выросли новые, которых она не сможет одолеть. При этой мысли щеки Дженны порозовели, и Маргарита с любопытством взглянула на нее, неправильно истолковав ее смущение.

— Я вовсе не хотела сказать, что Ален рассердится, если вы решите покататься на его велосипеде, — быстро поправилась Маргарита. — Просто для езды по здешним дорогам он не очень пригоден. Для этого надо набраться опыта…

— Непременно наберусь, — усмехнулась Дженна и села в машину, выезжающую из гаража. С поворота дороги она оглянулась: старый дом снова стал золотистым и блестящим под солнцем. Вместе с летним теплом в душе Дженны крепло желание остаться здесь.

Она примирилась с собой и своим отцом и внезапно захотела рассказать об этом Алену, почувствовав к нему нечто похожее на благодарность. Горечь исчезла, ее душа наконец-то успокоилась и прояснилась. С внезапной виноватостью Дженна припомнила и о Глине — в последний раз она звонила ему еще из Парижа.

— Когда мы вернемся, я должна позвонить домой, — сказала она Маргарите.

— Конечно, ma chere, звоните, когда пожелаете.

Дженна улыбнулась и погрузилась в задумчивость. Слово "дом" потеряло для нее прежний смысл. Сейчас она разрывалась между двумя домами, но к ферме привязывала ее совсем не мысль об отце, а надежда увидеться с Аленом: она скучала по его ироническим улыбкам и язвительным замечаниям, по его неожиданным поцелуям.

На этот раз они повернули на юг, и вскоре Дженна была заинтригована, увидев на лугах огромные стаи гусей, крики которых перекрывали шум машины.

— Гуси — слишком шумные птицы, — заметила Маргарита, хмурясь, пока проезжала мимо лугов. — И потом, они часто бывают злобными.

— Никогда еще не видела так много гусей! — произнесла Дженна, оглядываясь назад.

— Наша страна славится своим foie gras[28]. В этом районе производят тонны паштета. Обычно этим занимаются семейные предприятия, выпуская один из самых известных деликатесов Франции.

Улыбка исчезла с лица Дженны. Ее английское мышление было не в силах примириться с насильственным откармливанием этих гусей на убой, какими бы злобными они ни были.

— А еще у нас есть трюфели. Вы знаете, что это такое?

— Какой-то подземный гриб? — Дженна напряженно нахмурилась, и Маргарита рассмеялась, взглянув на нее.

— Ma chere, это чудесное и чрезвычайно дорогое кушанье! У трюфелей своеобразный вкус, и их приготовление нельзя доверять неопытному повару.

Маргарита заговорила об искусстве кулинарии, а Дженна с удовольствием вслушивалась в мягкие звуки ее голоса. Теперь, когда Маргарита привыкла к ней, ее английский значительно улучшился. Несомненно, с Расселлом она говорила по-английски.

Городок оказался небольшим и чистеньким, таким, как все города округи, — строения были сосредоточены вокруг главной площади, затененной высокими деревьями. Дженне хотелось побродить по улицам и поглазеть на витрины, но Маргарита с неожиданной силой взяла ее за руку.

— Нет! Если с вами что-нибудь случится, Ален меня не простит. Я должна доставить вас обратно невредимой, Дженна, и потому не могу выпускать вас из поля зрения.

— Но я не ребенок! — Дженна рассмеялась. — Я вполне могу позаботиться о себе.

— Вы не говорите по-французски, — торжествующе напомнила Маргарита, и Дженна была вынуждена согласиться. Когда только эти люди перестанут опекать ее? С тех пор как Дженна впервые увидела Алена, казалось, каждый шаг она совершала под пристальным наблюдением.

— Во Францию я прилетела одна, — стояла на своем Дженна, но мать Алена и здесь одержала верх:

— Но Ален встречал вас, n'est-ce pas? Он велел мне присматривать за вами, — закончила она, всем видом давая понять, что продолжать спор бесполезно.

— Вероятно, он считает меня слишком глупой, — раздраженно пробормотала Дженна.

— Нет, просто хрупкой и беззащитной, — возразила Маргарита, подводя Дженну к прилавку на улице, заваленному яркими фруктами и свежими овощами. — По-моему, тут все дело в цвете вашего лица и волос, дорогая, — Ален давно ими заинтригован.

— Давно? — Дженна изумленно взглянула на спутницу, но ответа не дождалась. Маргарита перебирала фрукты и овощи с фанатичным усердием, она прямо-таки священнодействовала, закупая продукты, и Дженна не решилась мешать ей. Если Ален заинтригован цветом ее волос и лица с тех пор, как впервые увидел ее, почему же Маргарита сказала "давно"? Это слово явно выражало более продолжительное время. Очевидно, Маргарита просто неудачно выразилась на чужом языке.