Асия
Темная комната... Задернутые шторы. Я стою на коленях в центре. Обнаженная по пояс. Вернее в разорванном платье. Болит левая сторона лица, по которой ударил Данис, болят разбитые губы, болят колени, которыми я стою на полу, болят связанные за спиной руки. Болит душа. Потому что я не хочу умирать.
Когда он тащил меня сюда, в соседней комнате я видела труп. Девушка, молодая. Наверное, возрастом, как я. Со вспоротым животом. Почему-то я уверена, что это сделал именно Данис. Её неестественно белая кожа и намазанные яркой помадой губы навсегда останутся в моей памяти. Если мне удастся выжить.
Данис всегда был жестоким. Но никто из нас не подозревал, что он был ненормальным. Или родители это знали? Знали и покрывали? Неужели это возможно? Как нормальный человек может знать о таком и ничего не делать? Спать спокойно по ночам? Я в это не верю...
Но ведь маньяки тоже находятся в социуме. У них, как правило, есть семьи, они с кем-то общаются, с кем-то дружат, кого-то любят. Или всё идет от того, что они не умеют любить? Совсем?
Откуда в людях такая страшная жестокость? Человеческой цивилизации уже столько лет, а жестокость никуда не исчезла.
И почему я думаю об этом сейчас? Почему не делаю ничего, чтобы спастись?
Просто я не знаю, что можно сделать... Жизнь меня к такому не готовила.
— Заткнись! Заткнись, сука! — раздается совсем рядом голос Даниса.
Его голос и плач. А потом истеричный крик, полный ужаса. И голоса знакомые... Нет, нет, нет...
Я начинаю подозревать, кого привел Данис. И становится еще страшнее. Что задумал этот безумец? Что вообще послужило толчком к тому, что он совсем съехал с рельсов?!
Дверь в комнату резко распахивается. Данис с силой толкает нашу четырнадцатилетнюю сестренку Лалу, которая, не удержавшись на ногах, летит на пол, проезжается по ковру. Шестнадцатилетнюю Малику он держит за волосы. Они обе плачут. Руки у них также как и у меня связаны за спинами.
Он не собирается нас щадить, понимаю неожиданно. И мне становится жаль того времени, которое я оставалась одна. Я его не использовала. Пусть бы у меня ничего не получилось, но нельзя было ждать своей участи словно овца.
Следом за Лалой Данис швыряет Малику.
— Они-то что тебе сделали? — не выдерживаю и подаю голос.
Не надо. Нужно молчать, изображать покорность. Тянуть время. Моё исчезновение уже обнаружили. То, что сестер нет в школе — тоже. У нас есть еще шанс. На Марата и Рустама работают толковые люди. Нас должны успеть спасти! Ведь я так хочу жить...
И сестры... Они тоже хотят.
— Все вы — шлюхи! — шипит Данис, брызгая слюной.
Он подлетел ко мне и наклонился. Так что теперь наши лица на одном уровне. Потом его взгляд сползает на мою обнаженную грудь. Раньше бы я от такого вида, в котором предстала перед мужчиной — не перед мужем, сгорела бы от стыда заживо. Сейчас я вижу, как взгляд Даниса наливается похотью, и до меня доходит, что я ни в чем не виновата. Не виновата в грехах других людей. Не виновата в их черных мыслях. Ни я, ни другие девушки и женщины. Ведь любой человек знает, когда он думает или поступает плохо. Он просто не хочет себя остановить, предпочитая искать себе оправдания. В том числе и обвиняя других людей.
— А ты — самая грязная из всех. Когда ты появилась в нашем доме, я думал, меня прокляли. У тебя уже тогда была грудь. Пусть маленькая, но такая аппетитная. И сочная задница. Я установил камеру в твоей ванной. И смотрел на тебя голую. Асия, представляешь... Я знаю твое тело, лучше, чем ты сама...
Брат протягивает дрожащую руку к моей груди. Его рука холодная. Это я чувствую, когда он прикасается к моей коже и крепко сжимает грудь. До боли.
Меня начинает мутить. От отвращения. А его колотит от похоти. Почему я ничего и никому не сказала? И изменило бы что-то то, что я бы забила тревогу раньше? Я бы не оказалась сейчас в этой точке?
— Не трогай меня! — говорю твердо, — Я — твоя сестра.
— Шлюха ты, а не сестра. Я — не сын Герея! Ясно тебе?! Этот ублюдочный осел — не мой отец! Почему ты легла под другого, Асия? Почему позволила этому грязному животному делать с тобой то, что должен был делать я? Как ты посмела?! — кричит он мне в лицо и хватает меня за шею.
Начинает душить. Больно, страшно. Перестает хватать воздуха. Сиплю.
Он отшвыривает меня. Трет своё лицо ладонями.
— Нет! Так слишком просто! Так слишком быстро! Не годится для тебя! Вы все умрете! Все! Вы недостойны жить! — выкрикивает Данис, — Но сначала... Сначала ты мне за всё заплатишь!
— Да за что? — выкрикиваю и я.
Псих... Псих ненормальный...
— А сестры? Отпусти их! — может быть, хоть тут его поплывшие мозги встанут на место.
— Нет! Они тоже шлюхи! Все мне заплатите! Все! — он проходит мимо Малики и пинает ее ногой. Попадает по ноге. Малика кричит от боли, захлебываясь плачем.
— Не смей! Не смей их трогать! — кричу я.
— О себе переживай, проститутка! — рявкает Данис.
И принимается улыбаться. Его улыбка пугает меня больше, чем его крики. Он подходит к шкафу, который стоит возле стены, распахивает его. Там какие-то ремни, железки, еще что-то.
Кровь стынет в венах от ужаса. Особенно, когда я вижу, что Данис достает небольшой хлыст.
Оборачивается ко мне, всё также улыбаясь:
— Ты еще будешь просить, чтобы я тебя убил...
Он, не торопясь, направляется ко мне. Хлыстом отстукивает одному ему известный ритм себе по ладони. Приблизившись, валит меня на пол, ногой придавливает шею. ю Взмах хлыста. И обжигающий удар по обнаженной спине. Мне казалось, я выдержу. Но вместо этого я кричу от боли так, что закладывает уши.
— Ты знаешь, что этой милой штуковиной можно запороть насмерть? Просто сердце не выдержит боли...
Чудовище убирает ногу с моей шеи и поднимает меня за подбородок снова на колени. Я плачу, содрогаясь от рыданий. Спина горит огнем.
— Но я могу и не бить. Пососешь мне? У тебя таких красивые губы... Ты ведь сосешь мужу? Чем я хуже?
Тошнота усиливается. И меня рвет прямо на него.
— Сука! — вопит он и отскакивает от меня.
— Да я тебя... - начинает он произносить угрозу. Глаза Даниса в буквальном смысле наливаются кровью — у него лопнули капилляры.
Он оставил дверь в комнату приоткрытой. И в дверном проеме я вижу мужчину, который совершает резкое движение и бросается на Даниса, сбивает его с ног. Потом в комнате появляются еще мужчины.
И Марат.
Вот тогда я захожусь в самых настоящих рыданиях. Я вою словно раненое животное. И не могу остановиться.
— Асенька, солнышко моё, всё хорошо. Всё хорошо. Всё закончилось, — шепчет Марат, поднимая меня с пола.