В среду, за два дня до намечавшегося похода в еженедельник, Энн пришла в театр достаточно рано. Сиси Нотбек собиралась праздновать свой день рождения после спектакля, и Энн подписалась помогать. Они с Хейди, Йоханной, Кристой и еще несколькими девушками из второго состава, с которыми Энн успела сдружиться, украшали репетиционный зал, а молодые люди двигали столы и втаскивали ящики с шампанским.
— Ох, и как завтра все петь будут? — ворчала Амалия, глядя на это безобразие, но препятствовать не собиралась. Да и ворчание было лишь для проформы: в труппе все меру знали, ни разу никто не допивался до такого состояния, чтобы его приходилось уносить.
Работы в этот день, кроме украшения зала, было немного, и вечером Энн, отпросившись у Лизбет, пробралась за кулисы посмотреть спектакль. Она уже делала это несколько раз, и ее снова и снова восхищало, насколько продуман механизм мюзикла. Зритель не видит усилий, приложенных для того, чтобы актеры выходили вовремя, переодетые в другие костюмы, чтобы менялись декорации и работали спецэффекты. Находясь за кулисами, можно было наблюдать работу команды во всей красе.
— Раз уж ты туда идешь, пригляди за сменой костюмов Реннера, — попросила Лизбет, когда Энн уходила из костюмерной. — Нора, которая постоянно с ним работает, сегодня немного не в форме — подцепила простуду и чихает каждые пять минут. Я бы ее отпустила, но она сама не хочет уходить.
Нора, миловидная пухлая женщина лет сорока, очень обрадовалась появлению помощницы и, трубно сморкаясь, объяснила Энн, что от нее требуется. Ничего сложного: у Матиаса восемь смен костюмов, все эти костюмы Энн известны, а она, Нора, будет подсказывать, какой подавать в тот или иной момент.
— Я сама опасаюсь к нему близко подходить, — созналась она. — Вдруг мой насморк заразен, а мне не простят, если солист мюзикла начнет чихать.
Матиас обрадовался появлению Энн и охотно согласился, чтобы она помогала ему со сменой костюмов. Девушка в который раз удивилась спокойной уверенности, с какой Матиас делал свою работу. Она каждый раз волновалась, будто на премьере: все ли пройдет гладко, не споткнется ли кто-нибудь, возьмут ли солисты верхние и нижние ноты, подхватит ли симфонический оркестр, если исполнитель вдруг поведет партию не в ту сторону… На спектаклях случалось разное, на прошлой неделе Сиси забыла куплет, и ничего, флегматичный дирижер быстро сориентировался — большинство зрителей, надо полагать, ничего не заметили.
Второй акт был для всех несомненно труднее первого, особенно для Матиаса и Альберта. Накал страстей нарастал, и в перерывах между партиями актеры появлялись за кулисами, глядя на окружающих совершенно безумными глазами. Энн молча помогала Матиасу; она уже не плакала взахлеб к финалу, как в первые дни, но слезы все равно наворачивались на глаза, и комок стоял в горле. Помогая Матиасу переодеваться для сцен в тюрьме, Энн не выдержала и всхлипнула. Реннер удивленно взглянул на нее, потом на мгновение привлек к себе и, мягко отстранившись, направился на сцену. Девушка проводила его восхищенным взглядом.
— Настоящий профессионал, — пробормотала Нора.
Альберт, заметила Энн, вел себя за кулисами совсем по-другому. Он неизменно держал дистанцию между собой и персоналом — подчеркивал, что он звезда. Он ни разу не посмотрел на Энн, хотя она упорно пыталась поймать его взгляд. Девушка не отдавала себе в этом отчета, но ее первоначальная влюбленность в Альберта дала трещину. Есть ли смысл пытаться завязать отношения с человеком, который столь упорно тебя игнорирует?
— Иди ближе, посмотри финал, — шепнула Нора. — Это была последняя смена.
Энн осторожно подобралась поближе и встала за кулисами так, чтобы никому не мешать и чтобы ее не было видно из зрительного зала. Матиас как раз играл неудавшийся побег Овода из тюрьмы, когда больной персонаж пытается, несмотря на лихорадку, убежать от своих мучителей. Матиас спускался по декорациям тюремной стены, в какой-то момент срывался, падал и оставался лежать с искаженным от боли лицом.
Когда он сейчас проделал это, в голове у Энн щелкнуло: что-то не так. Она не могла понять, что.
Мюзикл шел дальше, Овода вывели на расстрел. Матиас, вжившийся в роль, сильно хромал, его бледное лицо искажала гримаса страдания. Сегодня он играл как никогда хорошо. Овода поставили перед строем карабинеров, Энн, как всегда, закусила костяшки пальцев… Несколько залпов, и все кончено. Часть сцены начала погружаться в темноту, декорация тюремного двора уплывала за кулисы, сменяясь декорацией церкви, где Монтанелли прочтет свою последнюю безумную проповедь.
Не дожидаясь этой арии, Энн бегом бросилась туда, где сейчас находилась уехавшая декорация. Девушка сама не понимала, почему так спешит, но острая заноза «что-то не так» засела накрепко.
Она успела как раз к тому моменту, когда декорация остановилась, и актеры смогли пошевелиться. Матиас сделал попытку встать, но не поднялся. Энн присела на корточки около него.
— Потянул спину, — пояснил Реннер и болезненно поморщился. — Когда со стены спускался.
Один из карабинеров, правильно оценив ситуацию, бросился за врачом — к сожалению, театральный доктор, присутствующий в этой сцене, соответствующей квалификацией не обладал. Дежурный медик фрау Альтман примчалась через полминуты.
— Матиас, что? — взволнованно бросилась она к Реннеру.
— Спина… — напряжено проговорил Матиас.
— Разойдитесь все. — Фрау Альтман полезла в медицинский чемоданчик.
— Пусть Энн останется, — попросил Матиас.
— Хорошо, Энн пусть остается, а остальные брысь отсюда. — Врач была неумолима.
Реннер приподнял голову и прислушался.
— У Альберта пошел второй куплет, у нас чуть меньше трех минут.
— Не учи ученую. Перевернись на живот! — скомандовала врач.
Энн помогла Матиасу перевернуться. Она не понимала, почему он попросил ее остаться рядом.
Ловкие пальцы фрау Альтман пробежались по спине Реннера, и тот сдавленно зашипел.
— Потянул мышцы здесь и здесь, — безжалостно ткнула врач. — Разминать сейчас бесполезно. Энн, помогите мне с рубашкой.
Девушка вытащила подол рубашки из-за пояса брюк Матиаса, и медик несколькими резкими взмахами растерла по спине Реннера пахучую мазь.
— Две минуты, — сказал Матиас.
— Давай, вставай.
Вдвоем женщины помогли Реннеру подняться. На ногах он стоял твердо, только спину держал неестественно прямо.
— Хорошо, что это случилось не в начале спектакля, как в позапрошлом году. — Фрау Альтман закрыла чемоданчик и пояснила Энн: — Тогда ставили «Нибелунгов», и Матиас умудрился потянуть спину во второй арии первого акта. Энн, если уж вы его поверенная, вот вам пузырек с мазью, проследите, чтобы этот безалаберный человек его взял и, по возможности, использовал.
— Циничная вы женщина, доктор Альтман, — усмехнулся Матиас и, с трудом наклонившись, поцеловал руку медику. — Спасибо.
Откуда-то примчался взволнованный помощник режиссера.
— Матиас, мы ждем тебя!
— Иду. — Реннер коротко пожал руку Энн, благодаря за помощь, и быстрым шагом направился к сцене.
Девушка растерянно осталась стоять с пузырьком в руке. И что значит вся эта пантомима?
— Похоже, он к вам неравнодушен, — усмехнулась фрау Альтман. — Если Реннер болеет, то разгоняет всех. Надеюсь, вы проследите, чтобы он не забыл о мази? Ему завтра снова петь. А после спектакля нужно сразу ехать домой и ложиться. Передайте ему, чтобы за руль не садился.
— Хорошо, — сглотнула Энн.
Матиас Реннер к ней неравнодушен! Да быть такого не может, он относится к ней так же, как и к остальным. Но вот не прогнал сейчас и целовал в гримерке. Черт, черт, черт!
Энн вернулась на свое место за кулисами посмотреть, что будет дальше. Мюзикл закончился, актеры вышли на поклон. Энн неотрывно наблюдала за Матиасом: кланялся тот очень аккуратно. За букетами не наклонялся, воздушных поцелуев не рассылал и вообще вел себя тихо. Нет, этот человек себе не враг. Он понимает, что его тело — рабочий инструмент, и будет педантично выполнять все предписания, чтобы делать свою работу идеально.
Когда занавес закрылся и актеры начали расходиться со сцены, Энн подбежала к Матиасу. К счастью, большинство людей были не в курсе случившейся неприятности, а Реннер явно не хотел этого афишировать. Энн тихо спросила:
— Как ты?
— Еще немного продержусь, — улыбнулся Матиас. — Поможешь мне переодеться? Нужно поздравить Сиси.
— Ты что? — округлила глаза Энн. — Тебе нужно домой, лежать!
— Невежливо уезжать, не поздравив именинницу. Всего час на вечеринке, и я поеду домой, честное слово. — Матиас подмигнул девушке.
— Ну ладно, — сдалась та. — Но я дала слово фрау Альтман, что пригляжу за тобой.
— Прекрасная фрау Альтман! — хмыкнул Матиас и сосредоточенно побрел в направлении своей гримерной.
Энн вздохнула и побрела следом.
На вечеринке в честь Сиси Энн посетило неодолимое желание выпить побольше шампанского и забыть обо всем. Она видела, как Альберт обнимает Люси, и от этого начинало щипать глаза и подкрадывалась тоска. Нет, Энн не принадлежала к стану девушек, которые так просто сдаются, однако отчетливое невнимание человека, который ей так нравился, не могло не ранить. Поэтому она выпила залпом три бокала отличного шампанского и скоро обнаружила, что голова приятно кружится. Кто-то сунул ей в руку стакан виски, и Энн, не разобравшись, глотнула. А потом отступать было уже поздно. Энн редко напивалась на вечеринках; гораздо интереснее оставаться во вменяемом состоянии и помнить, что происходит. Однако в тот вечер через час после начала фуршета мир внешний пришел в полное согласие с миром внутренним. Энн сидела у стены, мелкими глотками пила виски и блаженно жмурилась, когда ее отыскал Матиас.
Реннер остановился рядом со стулом, на котором сидела Энн, и внимательно посмотрел на девушку снизу вверх. Потом осторожно забрал у нее из рук бокал.
— Ого, — констатировал Матиас.
Энн безмятежно улыбнулась.
— Мне кажется, тебе хватит. — Реннер протянул Энн руку. — Вставай. Нужно протрезветь, иначе завтра тебя будет мучить похмелье. Кто же мешает виски с шампанским?
— Ты, можно подумать, нет, — усмехнулась Энн, хватаясь за предложенную руку и констатируя, что Матиас тоже стоит на ногах нетвердо.
— У меня другой случай. Я принял таблетки, а потом запил их спиртным. Тоже глупость, конечно, — пожал он плечами.
— Тебе же надо лежать! — вспомнила Энн. — У меня в кармане твоя мазь. Нужно домой.
— Сейчас мы это обеспечим. Где твоя сумка?
Энн смутно помнила, как они с Матиасом оказались в такси, и адрес, который он назвал водителю, тоже не разобрала. Она положила голову на плечо Реннеру и закрыла глаза, но мир все равно продолжал кружиться. Потом она ощутила, что Матиас ее обнимает, это было так тепло и приятно, что неожиданно ей захотелось, чтобы этот мужчина поцеловал ее. Что девушка немедленно и озвучила.
— Матиас…
— Что?
— Поцелуй меня, пожалуйста.
Он не стал ничего спрашивать, просто прикоснулся губами к ее губам. Мир закружился еще сильнее, только теперь это была иная карусель. Энн прильнула к Матиасу, ее ладонь каким-то непостижимым образом оказалась у него на груди, под рубашкой. И когда она успела расстегнуть пуговицы?
Такси резко затормозило.
— Приехали, — недовольным голосом сообщил водитель.
Реннер расплатился и помог Энн выйти из такси. Несмотря на больную спину и не слишком трезвое состояние, двигался он определенно увереннее девушки. Энн заморгала, растерянно щурясь.
— Это не общежитие.
— Верно, это дом, в котором я живу. Напою тебя кофе, а потом вызову такси и отправлю спать. И в твоем кармане по-прежнему моя мазь.
— Хорошо, — кивнула Энн. Ей было даже интересно заглянуть в гости к Матиасу, но немного смущал факт поцелуя на заднем сиденье машины. Она лишь надеялась, что Реннер поймет все правильно: нельзя же принимать сиюминутное желание за нечто большее…