Глава 2

Взбираясь сырой темной ночью на очередной холм, Пирс Мэллори чувствовал ломоту во всем теле. Казалось, ныла каждая косточка. Скорее всего, как и предупреждал монах, он был еще не настолько здоров, чтобы путешествовать. Раны действительно еще не зажили, в голове пульсировала боль, к горлу подступала тошнота.

«Вышиби ему мозги! Я хочу видеть, как они вытекут из черепа этого жалкого грязного ублюдка!»

Он остановился, закрыл глаза — даже это простое движение далось с трудом — и сглотнул. В ушах звенел пронзительный женский голос. Ему показалось, что он снова чувствует во рту вкус зеленой воды реки Эрроу. Слава Богу, его опять не вырвало. Да, он в самом деле еще не совсем поправился.

Мэллори снова медленно пошел вперед. Лондон был еще очень далеко, тем более что в распоряжении Пирса были только собственные ноги и никаких других средств передвижения. А добраться до Королевской скамьи [1] требовалось не позднее чем через две недели. Если он не успеет, Беван получит Гилвик-Мэнор.

«Беван не кровный брат тебе, Пирс». Слова отца были очень тихими, но муки, которые они причинили, не стали менее жестокими. При мысли об этом Мэллори пришлось снова остановиться. Боль буквально выворачивала его наизнанку. Он был уверен, что смог бы двигаться быстрее, если бы сумел перестать снова и снова прокручивать в своем воспаленном мозгу события той ужасной ночи. Ночи, когда умер его отец. Ночи, когда сам Пирс едва не расстался с жизнью. Воспоминания всплывали вновь и вновь, заставляя сердце болезненно сжиматься.

«Почему, папа? Почему ты плачешь?»

«Сын мой! Сынок! Ты сможешь когда-нибудь меня простить?»

Неожиданно в глазах появилась красная пелена, и Пирсу показалось, что он теряет сознание. Но потом густой туман, расстилавшийся по долине, коснулся его горящего лица и шеи благословенной влажной прохладой. Пелена, застилавшая глаза, постепенно исчезла, и Пирс с нескрываемым облегчением вздохнул. Осторожно выпрямившись, он продолжил свой путь, по-прежнему слыша ненавистные голоса: «Грязный крестьянин! Сын шлюхи! Мерзкий ублюдок! Тебя надо было задушить в колыбели!»

Его мачеха, коварная Джудит Энгвед, конечно, тоже будет в суде. Как она издевалась над ним, когда он был еще ребенком, и не позволяла ему ночевать даже в скромном домике его матери. Она сделала все, что было в ее власти, чтобы быть уверенной: пасынок никогда не увидит Гилвик-Мэнор снова. А теперь она и Беван считали его мертвым.

Но Пирс был жив и упрямо шел вперед, в Лондон. Он передвигался ночью, выбирая места, где его никто не мог заметить и сообщить о нем проклятой Джудит Энгвед. Ему потребовалось время, чтобы залечить раны, продумать и спланировать свое выступление в суде Эдуарда, чтобы заявить претензию на Гилвик-Мэнор. Пирс предвкушал момент, когда окажется лицом к лицу с вероломной парочкой. Нет, не с парой. Он встретится со своим сводным братом один на один и сможет взглянуть ему в глаза, как равный.

А после этого Пирс планировал убить Бевана. Возможно, он воспользуется мечом. Хотя не исключено, что сделает это голыми руками, так же как Беван, который пытался его задушить. Всю жизнь Пирс не позволял себе мстить человеку, которого считал братом. И не важно, как часто Беван унижал его, каким был жестоким. Он ни разу не упускал случая указать, что жизнь, которой он, Беван, так наслаждался, недоступна Пирсу. А тот никогда не отвечал злом на зло. Но теперь Пирс надеялся искренне насладиться моментом, когда черная душа Бевана покинет тело. Пирс будет смеяться, смеяться, смеяться… пока не сойдет с ума.

А может, он уже безумен?

Нет, сейчас он просто устал. Невероятно устал. И ему больно.

Впереди в туманных сумерках Пирс увидел какие-то развалины. И если он еще не утратил полностью способности соображать, ветхие каменные стены в форме кольца, четко выделяющиеся на фоне полуразрушенной центральной башни, означают, что он пришел во владения семейства Фокс. Из рассказов деревенских жителей Пирс знал, что до замка Фолстоу отсюда около часа ходьбы, и был уверен, что никто из его обитателей не появится здесь такой холодной и сырой ночью.

Он посмотрел на огромную белую луну, сиявшую рассеянным светом за полупрозрачными облаками, потом снова обвел взглядом древние руины. Ночная прохлада приятно освежала покрытый каплями пота лоб. Будь он суеверным, непременно обошел бы стороной это место, считавшееся колдовским. Но Пирс Мэллори не верил в колдовство, чудеса, сказки о диких людях, живущих в лесах, и единорогах. А еще он теперь не верил, что правда всегда побеждает, а настойчивость делает человека сильным. Она только утомляет, и ничего больше. Он не полагался на милосердного Создателя и не испытывал ни малейшего страха.

Пожалуй, он отдохнет в кольце Фоксов. Отдохнет, а утром продолжит свой путь.

«Ты убежден, что он мертв? Ударь его еще раз!»

— О, я проверю, Джудит, — вслух пробормотал Пирс, взбираясь на последний холм, за которым начинались развалины. — Я непременно удостоверюсь, что он мертв.

Элис сидела на камне в самом центре кольца Фоксов, то плача, то дрожа от стужи и страха. Она представила себе, что в древности в этом месте совершались языческие жертвоприношения, и ощутила себя одной из несчастных. Воображение разыгралось настолько, что все тело девушки покрылось мурашками, но она упрямо оставалась здесь, удерживаемая то ли верой, то ли отчаянием.

Обезьянка копошилась в небольшом затягивающемся шнурком мешке, в который Элис поспешно упаковала немногочисленные пожитки. Она взяла с собой только кое-какую одежду и еду для себя и обезьяны, чтобы провести в развалинах три ночи — иными словами, достаточно долго, чтобы Сибилла почувствовала вопиющую несправедливость своего поступка.

Правда, сейчас Элис рыдала скорее от жалости к себе, чем от злости на сестру. Было чертовски холодно — значительно холоднее, чем когда она уходила из Фолстоу через задние ворота. Раньше, стараясь как можно нагляднее выказать свое неповиновение Сибилле, она нередко и подолгу бегала по двору замка со своими друзьями — детьми работников. Но и в те дни она не могла припомнить такого пронизывающего ветра. Элис подозревала, что тогда не мерзла, потому что ее всегда отделяло от надежного убежища только несколько шагов и никогда не возникало ситуации, когда она не могла бы при необходимости немедленно удалиться в уютное тепло замка.

Она чувствовала себя идиоткой. Взбалмошным ребенком, которым ее считала Сибилла. И она лила слезы, поскольку знала, что в лучшем случае дотянет в этих развалинах до утра. Она вернется в Фолстоу, как только ворота откроют на день, униженная, потерпевшая поражение, оскорбленная, а Сибилла, вероятнее всего, даже не узнает, что Элис провела долгую ночь в старых развалинах. Ее открытое неповиновение ни к чему не привело — слишком слаба ее воля. В конце концов, может быть безвольный, говорящий шепотом Клемент Кобб — идеальная пара для нее.

Мешок зашевелился, и из него показалась лохматая лапка. Элис вытащила зверька наружу.

— Держу пари, тебе здесь понравится еще меньше, чем внутри, — сообщила она малышке, отложила мешок и прижала животное к груди. — Здесь холоднее, чем в ледяном сердце Сибиллы.

Обезьянка прижалась к Элис, уютно устроив голову под подбородком новой хозяйки. Элис еще раз всхлипнула и спросила:

— Что мы будем делать, дружок? — Она сделала паузу, не дождалась ответа и слегка наклонила голову, чтобы заглянуть в сморщенное розовое личико. — Кстати, не могу же я продолжать называть тебя просто обезьяной. Или могу? Ведь именно так называла тебя грубая старая карга. Дай-ка я посмотрю на тебя.

Элис взяла обезьянку и несколько секунд держала ее перед собой в вытянутых руках.

— Значит, ты у нас со Святой земли, девочка, — пробормотала она и задумалась, снова прижав зверька к груди.

Вероятно, меланхолия, в которой пребывала Элис, навеяла ей воспоминания о грустной истории о Персии, которую она однажды подслушала, прячась под окном солдатской казармы.

— Как тебе понравится имя Лайла? — спросила она, подумав, что походит на Грейвза, который всегда изъяснялся только вопросами.

Обезьяна не сделала попытки укусить ее, что было сочтено знаком согласия.

— Прекрасно. Значит, отныне тебя зовут Лайла. Прекрасный выбор. Прими мои поздравления!

Решив этот важный вопрос, Элис начала внимательно осматривать камни, угрожающе (во всяком случае, так ей казалось) нависавшие над ней. Странно. Никакого небесного свечения, никакой божественной музыки. Не слышалось даже приглушенного голоса, обращающегося к ней через века и возвещающего о скором появлении истинной любви.

Овеянное преданиями кольцо Фоксов вовсе не было колдовским местом. И в этом Сибилла оказалась права. Элис уже целую вечность провела внутри каменного круга, ей чудилось, что под лунным светом она уже и сама начала светиться, но суженого так и не было видно. Из темноты доносилось только шуршание — это возились какие-то ночные животные.

О кольце Фоксов в округе ходили легенды. Было впечатление, что все окрестные жители использовали его или знали того, кто приходил сюда в последней отчаянной попытке найти истинную любовь. И у всех без исключения рассказов был счастливый конец. Мужчины и женщины, встретившиеся наедине среди стоящих вертикально камней во время полнолуния, были обречены любить друг друга до конца своих дней. Вера в силу кольца была настолько крепка, что многие пары, встретившиеся в нем, даже не помышляли об официальной церемонии. Они вошли в круг поодиночке, а вышли парой на всю оставшуюся жизнь и даже после нее, если, конечно, рассказы не врут. Кольцо свело вместе ее отца и мать, и Элис искренне надеялась, что Бог поможет и ее наивному девичьему сердцу.

Но похоже, ее постигла неудача. Возможно, все дело не в кольце, а в ней. Не исключено, что древние камни сочли ее недостойной волшебства вечной любви. Или Клемент Кобб и старый лорд Джон Харт — единственные подходящие для нее люди во всей Англии. В любом случае Элис пока не могла проскользнуть обратно в Фолстоу и забраться в свою теплую кровать — ей придется стучать в ворота, чтобы ее впустили, а сегодня ее гордость просто не вынесет еще одного удара. Лучше уж войти в открытые ворота, когда взойдет солнце, и постараться избегать встреч со своим, будущим мужем, пока это будет возможно… и пока позволит Сибилла.

— Элис Кобб, леди Бладшир, — громко сказала она и поморщилась. — Ужасно.

Элис одной рукой потянулась за мешком и взбила его, как подушку. Потом легла на бок и прижала к себе обезьянку, обняв ее обеими руками. Она укуталась плащом, натянув на голову капюшон, и потерлась лицом о мягкую шерстку Лайлы. Нос Элис совсем онемел. Она со вздохом закрыла глаза, чтобы из них снова не потекли слезы.

Меж развалин спала девушка.

Золотоволосая девушка. Или таковой ее делал лунный свет. Она расположилась на холодной каменной плите, словно на королевской кровати, и из-под капюшона были видны только нижняя часть лица и длинный локон желтовато-золотых волос, выглядывающий из-под щеки.

Пирс плотно зажмурил глаза, сделал глубокий вдох, выдохнул и снова открыл их. Неведомое создание никуда не делось.

Глаза Пирса сузились. Он поспешно огляделся по сторонам в поисках возможных противников. Он уже приобрел богатый опыт, не давая никому отнять у него даже мелкую монету или другую не менее важную добычу, поэтому его чутье на засады было острее, чем у большинства людей. Мэллори точно знал, что нет такой уловки, пусть даже самой низкой, на которую не пошел бы человек, если ставкой в игре являлся увесистый кошелек.

Но нет, никого не было видно. Пирс стоял у внешнего края кольца и разглядывал очаровательное, словно сотканное из лунного света создание.

Возможно, это тоже козни Бевана, для которого нет ничего святого, подумал Пирс. У него чертовски болела, голова, заживающие раны невыносимо ныли. Нет, пожалуй, есть только одно объяснение присутствия этой златовласки в каменном кругу. Он, Пирс, лишился рассудка. Она, конечно, не могла быть феей. Откуда взяться чертовым феям на землях Фолстоу? Абсурд! К тому же у нее и крыльев не было.

Пирс осознал, что считает маловероятным существование мифического создания женского пола в этом районе Англии, словно в других районах присутствие фей является чем-то само собой разумеющимся. Нахмурившись, он расправил плечи и подошел ближе, чтобы убедиться или в земном происхождении незнакомки, или в собственном сумасшествии.

Воздух внутри круга казался странно вязким, и Пирс был уверен, что это не игра его больного воображения. Кроме того, здесь было ощутимо теплее, хотя лежащие и стоящие камни — большинство из них были шириной около двух ярдов и примерно вдвое выше — не могли считаться укрытием. Пирс не заметил, когда исчезли облака, и теперь лунный свет мог соперничать в яркости с солнечным. Он откинул капюшон своего позаимствованного у монахов балахона. Ему стало жарко.

— Эй вы, там! — окликнул он, удивившись, как тихо и робко прозвучал его голос.

Руки спящей, скрещенные на груди и прикрытые плащом, слегка шевельнулись.

Пирс медленно придвинулся к каменному ложу и остановился над девушкой. Она показалась ему очень маленькой и хрупкой, свернулась калачиком, из-под отороченного мехом плаща выглядывали носки изящных туфелек. Лоб, нос, губы, подбородок в призрачном свете сияли, как отшлифованная слоновая кость, а длинные черные ресницы, отбрасывающие тень на изящно очерченные щеки, слегка трепетали. Передернув плечами, Пирс сбросил со спины свой мешок, который неслышно соскользнул на замерзшую траву.

— Привет! — чуть громче сказал он и протянул к незнакомке руку.

Он намеревался сдвинуть ее капюшон и получить возможность оценить внешность девушки — действительно ли она так хороша, как ему показалось вначале.

Молниеносное движение — и прежде чем Пирс успел отпрянуть, два пальца на его левой руке оказались ободранными маленькими, но очень острыми зубами.

Вскрикнув, он попытался стряхнуть атаковавшее его странное существо. Резкая боль доказала, что он все же не лишился рассудка и остается вполне нормальным человеком.

Ирония заключается в том, подумал Пирс, что он, облачившись в монашеские одежды, вступил в схватку с дьяволом.

Элис разбудил отчаянный возглас, показавшийся ей громом среди безмятежного спокойствия кольца Фоксов. Лайла выбралась из ее объятий, и Элис больше не чувствовала тепла пушистого тельца. Обезьянка издавала пронзительные звуки. Вздрогнув, девушка села.

Кто-то пытался похитить зверька, которого сама она украла у законной хозяйки… при этом поступив совершенно справедливо.

— Лайла! — воскликнула она и, спрыгнув с камня, бросилась на массивную фигуру в чем-то широком, которая пыталась стряхнуть обезьяну, вцепившуюся ей в другую руку.

— Отпустите ее! Немедленно!

— Заберите ее от меня! — кричал человек в балахоне. — Она откусит мои чертовы пальцы!

— Не смейте ее бить! Отпустите животное!

— Я его не держу!

— Лайла! Ой, это же была я, ты, болван!

Наконец Элис удалось протиснуть руку между обезьяной и человеком и вырвать Лайлу из цепких рук негодяя. Мимоходом девушка подивилась тому, что справиться с таким маленьким зверьком оказалось совсем не просто.

— Боже мой, Лайла, — задыхаясь, пробормотала она, после того как малышка снова заняла место у нее на плече и оттуда гневно заверещала на мужчину, — Оказывается, ты молодец!

— Мерзавка, — прошипел незнакомец, стиснув правой рукой левое запястье.

Он поднял голову, и хотя Элис в тени капюшона не видела его лица, ей было нетрудно представить его уродливую свирепую наружность.

— Я сверну шею этой бестии!

Элис гордо выпрямилась, и ее охватила тревога. Перед ней стоял крупный мужчина, явно очень недовольный ранами, нанесенными ему Лайлой. Вокруг, насколько хватало глаз, не было видно ни души. Кто знает, на что способен этот громила? Хотя он был одет в платье монаха, то есть набожного и благочестивого человека, вульгарная речь выдавала в нем простолюдина. Сесилия лишилась бы чувств и рухнула прямо в лужу, едва заслышав слова, исходящие из его уст.

— Она только защищала меня, — громко заявила Элис, гордо вздернув подбородок и стараясь утвердить свое превосходство. — Нечего подкрадываться к женщине, когда она спит, и приставать к ней.

— Приставать? — возмутился мужчина. — Хотел бы я знать, что делает девчонка одна среди ночи в Богом забытых развалинах, имея для своей защиты только маленькую обезьянку.

Ему не следовало называть ее девчонкой. Это больно ударило по ее и без того уже уязвленной гордости и придало сил.

— Это совершенно не ваше дело! Между прочим, это земли Фолстоу, а поскольку я леди Элис Фокс, то могу идти в своих владениях куда захочу. Это вы нарушитель. И встреча, устроенная вам Лайлой, — только цветочки. Ягодки будут, когда о вашем вторжении услышат мои сестры.

Мужчина в балахоне издал сдавленный смешок.

— Значит, теперь я должен опасаться ваших сестер?

Он, больше не сдерживаясь, расхохотался. Взглянув на укушенные пальцы, он стряхнул кровь.

— Я не боюсь женщин, — сказал он, произнеся последнее слово так, что не осталось никаких сомнений: женщины ему омерзительны.

Элис нахмурилась. Ей не понравилось, что над ней смеются.

— Значит, вы никогда не встречали Сибиллу. Она ужасная женщина, уверяю вас.

— Я слышал о Сибилле Фокс, — признался незнакомец, — и, кроме того, мне уже приходилось общаться с ужасными женщинами. Уверяю вас, я встречался с самыми дурными представительницами этой породы, так что прошу меня простить за то, что я не дрожу при упоминании этого имени. — Он сделал паузу. — Но что вы здесь делаете в одиночестве? Небезопасно для девушки ваших лет гулять по ночам в глуши, даже если она на своей земле. Я сумел подойти совсем близко, и, будь у меня дурные намерения, вам никто не пришел бы на помощь. Обезьяна — ничто против острого клинка и быстрой руки.

— Ну, об одной из ваших быстрых рук она уже позаботилась. К тому же мне уже восемнадцать.

— Ну тогда примите мои извинения, глубокоуважаемая миледи. — Он слегка повернул голову и взглянул на каменное ложе. — Я вижу, ваши вещи при вас. Убежали от злобной Сибиллы?

Элис почувствовала, что краснеет. Признаться, в глазах незнакомца она, наверное, действительно выглядела вздорной девчонкой, а не взрослой женщиной. Но он же не знает, какое невыносимое отчаяние заставило ее покинуть Фолстоу и отправиться в кольцо Фоксов. И Сибилла теперь осуществит свое намерение выдать сестру замуж за Клемента, потому что древняя легенда оказалась не чем иным, как…

— Мой Бог! — выдохнула Сибилла, осознав, что ее мечта воплотилась в жизнь, а она этого даже не заметила, занятая перебранкой. — Снимите капюшон, — потребовала девушка.

Мужчина отпрянул:

— Зачем?

— Затем, что… — Элис облизнула внезапно онемевшие губы. — Затем, что я хочу увидеть ваше лицо. — Ее сердце забилось быстрее, и она нервно засмеялась: — Вы же мое лицо видели. А я, к сожалению, только сейчас поняла, что происходит.

— Я не понимаю, какое отношение имеет мое лицо к чему бы то ни было здесь происходящему, но предпочел бы его не показывать. В последнее время я не слишком хорошо выгляжу.

— Пожалуйста, — попросила Элис. — Мы же в кольце Фоксов, и сейчас полнолуние. Мы оба запомним этот момент на всю жизнь.

Какое-то время Пирс молчал, как будто не знал, что делать. Вот глупец — смущается! Превосходно!

В последний момент он попытался отступить, но Элис действовала быстрее. Она неожиданно протянула руку и сбросила с головы Пирса капюшон. Пирс успел только протестующе вскрикнуть.

Лунный свет упал на его лицо, и у Элис перехватило дыхание. Этот человек выглядел так, словно его переехала карета, — вся физиономия была покрыта синяками и ссадинами, только начавшими заживать. Губы явно были разбиты сильным ударом, и небольшие шрамы виднелись даже на покрытом отросшей щетиной подбородке. Волосы были темными, хотя точный оттенок определить в темноте было невозможно. А стрижка оказалась более чем странной: одни пряди были длинными и свисали до плеч, другие — совсем короткими, словно их срезали под корень.

Незнакомец выглядел безумцем — всклокоченным и грязным. Возможно, он разбойник, надевший монашеское платье для маскировки. Но если разобраться… ну и что? Даже сумасшедший нечесаный бандит лучше, чем Клемент Кобб, так что Сибилле придется сдержать слово.

— Что с вами случилось? — спросила Элис, тщетно стараясь убрать с лица брезгливую гримаску.

— Легче сказать, чего со мной не случилось, — выпалил мужчина, и уголок его губ дернулся.

К собственному удивлению, Элис засмеялась, а недовольная гримаса незнакомца преобразилась в некое подобие ухмылки. Сидя на плече у Элис, Лайла захлопала в ладоши. Неужели кольцо Фоксов оправдало свою славу колдовского места?

— Вы не назвали своего имени, — сказала Элис.

— Разве? — усмехнулся мужчина. Он замолчал и несколько мгновений созерцал Элис в глубоком раздумье. — Позвольте представиться, — наконец сказал он. — Меня зовут Пирс. И это все, что вам надо знать. Я собирался найти здесь убежище на ночь, но поскольку место занято… — Он пожал плечами, подобрал лежащий у его ног мешок и отвесил своей собеседнице галантный поклон: — Не стану подвергать вас и себя риску. Если нас застанут здесь вместе, это погубит вашу репутацию, а я скорее всего окажусь в еще большей опасности.

Элис была заинтригована.

— Опасность? Вы от кого-то убегаете?

— Скорее, бегу к кому-то. — Пирс снова пожал плечами и закинул мешок на спину. — Желаю вам удачи в отношениях с сестрами, леди Элис.

Он бросил неприязненный взгляд на Лайлу и повернулся, чтобы идти дальше.

— Подождите! — воскликнула Элис. Она протянула к нему руки и даже сделала шаг вперед. — Как вас там… Пирс! Куда же вы уходите?

— Это не ваше дело, — ответил он, оглянувшись.

— Нет, это как раз мое дело! Вы не можете уйти без меня.

Теперь заинтригован был Пирс. Он повернулся к Элис и недоуменно спросил:

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказала, — фыркнула Элис. — Это судьба.

— Судьба, — без всякого выражения повторил он.

Элис закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Мы с вами в кольце Фоксов. Сейчас полнолуние… Теперь понимаете?

— Нет.

Элис даже застонала от разочарования.

Создавалось впечатление, что он слыхом не слыхивал о легендах, связанных с этими развалинами. Или просто туп! Хотя, может быть, он рассчитывает, что это она ничего не знает о здешних древних сказаниях.

— Только то, что вы не можете просто так оставить меня здесь.

— Почему, черт возьми?

Элис широко улыбнулась. Она была рада произнести слова о вновь случившемся чуде вслух.

— Потому что, глупец вы этакий, теперь мы женаты.

Загрузка...