Я просыпаюсь, оттого что пёс лижет моё лицо. Мой нос уже блестит от его слюней, а на подушке образовалось мокрое пятно. Я открываю глаза и тут же получаю языком в глаз. Мы с ним оба под одеялом. Видимо, ночью он переполз ко мне. Мягкое щенячье пузико щекочет мне грудь. Очень непривычно просыпаться с собакой под одним одеялом. Я слышу грохот внизу, так всегда появляется Валера. У него всё падает, телефон звенит, а он громко ругается. Он очень большой и громкий. Слышимость в этом доме хорошая, и я по звукам могу определить, всё, что происходит внизу. Вот он включает чайник, хлопающий стук дверки холодильника, – видимо, он пытается что-то найти поесть. А потом звук отодвигающегося стула по полу. И тишина.
Мне очень не хочется вставать с кровати. Облизанный нос замерз мгновенно, и я грею его руками под одеялом. Псу надоело лежать, и он теперь ползает по одеялу и жалобно скулит. Видимо, он хочет есть, или пить, или писать. Я пока не разбираюсь в его потребностях, но что-то из этого.
Нехотя сажусь на кровати и ищу ногами на полу свои мохнатые тапки. Одеваю их и со щенком под мышкой спускаюсь на первый этаж. Там Валера уже устроил бурную деятельность по приготовлению завтрака.
– Привет, – говорю я и иду его целовать. – М-м-м… Как вкусно пахнет.
– Ты чего так рано встала, я слишком громко шумел?
– Это не ты, это пёс. Он выспался и разбудил меня. Проголодался, – я это понимаю, глядя, как он с жадностью стал поедать корм.
Воскресное утро. Милые семейные будни, как же я их люблю.
– Вари кофе, я поделюсь с тобой яичницей.
– А где ты нашел яйца?
– С собой принёс, – говорит Валера и начинает хохотать. Ему нравится случившийся каламбур. – Что ты за женщина такая, если я таскаю еду из холодильника бывшей жены. Знал, что дома ничего нет, а жрать хотел зверски.
Смешанные чувства я ловлю у себя в сердце. Мне в очередной раз стыдно за свою бесхозяйственность. Но при этом очень коробит это его свойское отношение к тому дому. К дому бывшей жены. И, честно говоря, я хоть и понимаю, что Валера до сих пор считает его своим, но мне это нравится. Потому что сначала заработал на него, а потом ещё и построил. А ещё там живет его ребёнок.
– Какая есть, – огрызаюсь я. – Так-то там Зоя за хозяйством следит, и на твои деньги, между прочим. Можно сказать, ты взял яйца из своего второго холодильника, – это я вяло пытаюсь притянуть за уши эту двусмысленную ситуацию.
– Чувствую подвох в твоих словах. Ты недовольна? Ты тоже хочешь помощницу по хозяйству? – говорит Валера, и шипящая сковородка зависает у него в руках.
– Всё нормально. Просто это как-то неправильно. Есть в доме бывшей жены, спать там, а ещё и с собой еду забирать, – кажется, это я зря сказала, понимаю я слишком поздно.
– Слушай, давай ты просто начнешь готовить или покупать продукты, и я перестану там есть. А насчёт спать – это происходит, только если Катя уезжает. Ты и сама знаешь почему. Я не хочу, чтоб моя дочь чувствовала себя брошенной, когда родители где-то там. А вот я не понимаю, с чего это я начал перед тобой оправдываться? Я в чем-то перед тобой провинился? Давай ты прямо скажешь мне свои претензии и мы их обсудим. Я просто не в состоянии сейчас догадываться.
– Прости, нет претензий. Ты идеальный.
– Опять чувствую, что есть подвох. Обычно после таких слов следует вздох и многозначительное «но»…
– Нет никакого «но». Зря я это сказала. Это всё мама вчера со своими речами.
– Но тебя вчера всё устраивало. Что не так сегодня?
– Сегодня меня тоже всё устраивает, что ты ко мне прицепился. Я извинилась. Дурацкий разговор, давай его закончим. Вот кофе. Делись яйцами.
Мое настроение было испорчено, и я всячески пыталась остановиться. Если мы сейчас продолжим выяснять, кто больше неправ в вопросе с яйцами, то поругаемся. Это я знала совершенно точно. Потому что моя фантазия уже рисовала картинки их совместного завтрака на огромной кухне их некогда идеального дома. Ревность к его семье ядом потекла по венам. Мне нечего было предъявить Валере, кроме моей зависти к его большой семье. К тому, что он даже после развода останется любимым папочкой.
Если так задуматься, то именно этим утром я приблизилась к пониманию того, что мама имеет в виду, говоря, что у него есть Я и есть СЕМЬЯ. И это две разные ценности. Но понимание этого пришло ко мне значительно позже, а сейчас я очень хотела сменить тему и не углубляться в говнотёрки. И в этом мне помог пёс. Краем глаза я заметила, что он собрался навалить кучу рядом с дверью.
Изрядно поев, он ходил по дому и всё обнюхивал. Утолив голод, он почувствовал необходимость в удовлетворении другой нужды.
– Нет, нет, нет. Подожди! Здесь нельзя какать! – я вскакиваю из-за стола, хватаю пса и бегу с нам на улицу. Но не успеваю и уже в коридоре чувствую, как мне на ногу падает оно. Опускаю пса на снег, но уже поздно, свои дела он сделал на мои тапки. И радостно стал прыгать по свежему пушистому снегу.
– Что за утро, – снимаю тапки и со злостью кидаю их в сугроб у крыльца, а сама босиком возвращаюсь в дом. – Сейчас выпью кофе и пойду на просторы интернета пристраивать пса.
– Как скора ты на расправу. Дай парню шанс. Ты же всегда мечтала о собаке, и вот тебе – знак судьбы, – это довольный Валера с набитым едой ртом, хохочет.
– Я не готова к какашкам. Я знаю себя – мгновенно к нему привяжусь, если сразу не отдам. Он милый и прикольный. Я глазом не успею моргнуть, а пёс уже меня воспитывает, а не я его. Надо быстро его пристроить в хорошие руки.
– Давай садись за стол. Выпей свой кофе, и утро станет не таким ужасным.
– Почему ты защищаешь это мохнатого засранца? Ты же понимаешь, что это только начало? Он будет всё грызть. Портить наши вещи. Им нужно заниматься, а я собираюсь выйти на работу.
– Ты уже полгода собираешься и непонятно, когда выйдешь. Может, ты до лета учиться будешь. А щенок быстро вырастет и поумнеет. Видно же, что это отличный пёс. Сторожевой. А я люблю собак.
– А если мы уехать захотим?
– Придумаем что-нибудь.
– Не уговаривай меня. Я сначала захочу собаку, а потом её заведу, когда буду готова. А не наоборот. Нарисовался на мою голову комок проблем.
Я продолжаю рассуждать, как щенок не вовремя появился, а Валера заканчивает есть и выходит на улицу. И через минуту я вижу, как он бегает и играет с псом по снежной глади. Что делать? И я тоже выхожу на улицу.
Я сажусь на ступеньку крыльца и наблюдаю за снежной вакханалией. А потом иду принимать в ней участие.
– Пошли в кино? – предлагает Валера уже вечером. – Заодно поужинаем в новом ресторане. Я на прошлой неделе обедал там с Борькой. Тебе понравится.
Мы валяемся на кровати. И мне очень не хочется никуда идти. Но это мое обычное состояние. А вот Валера не такой. Ему нужен движняк. Он уже и со щенком погулял и поиграл. Новости всё изучил. И даже прикрутил болтающуюся ручку у шкафчика на кухне. Пока я готовила обед, он переделал все возможные дела и сейчас изнывал от тоски. Ну не его это – дома зависать. Точнее, залегать.
– Пошли… Только чур фильм выбираю я, – соглашаюсь я и сползаю с кровати. Нехотя стягиваю любимую пижаму и заглядываю в недра шкафа в поисках, что бы надеть. – А как мы щенка оставим без надзора?
– Вот и проверим, как он одиночество переносит. Мы ж не на два дня уезжаем, а на три часа.
Шкаф увешан одеждой Валеры. Костюмы и рубашки заполонили собой всё пространство узкого шкафа. Мои наряды скромной кучкой прибиты к стенке. Весь мой богатый гардероб из прошлой жизни у мамы в кладовке. Я запаковала свои дизайнерские платья, модные брендовые шмотки, обе шубы и двадцать пар туфлей на высоком каблуке и без сожаления отправила их на склад. Сердце мамы такого варварства не выдержало, и она забрала одежду и обувь домой. В надежде, что я одумаюсь и опять начну ходить в «приличном» виде. Но, видимо, это возраст, и я больше не хочу ходить на девятисантиметровых шпильках. Кеды и кроссы – мои сегодняшние друзья.
Агрессивная напускная сексуальность уступила место кэжуалу[1]. И мне так комфортно и удобно. Тем более то, что я так усердно следила за собой, одевалась с иголочки, не уберегло меня от измены мужа. Он всё равно ушел от меня, и не к более ухоженной и красивой, а к той, которую полюбил. Поэтому сейчас у меня отторжение напускной красоты. Максимум естественности. Мне важно, чтоб Валера любил меня такой, и я гипертрофированно небрежно отношусь к своему внешнему виду. Я больше так не хочу – ты стараешься, делаешь с собой максимум больных и дорогих манипуляций красоты, а потом он уходит к женщине с волосатыми ногами. А у тебя десять сеансов лазерной эпиляции всего тела, включая труднодоступные места, потому что, видите ли, чёрный волос на попе ему не нравится.
У меня психотравма брошенки от первого мужа, и Валера за неё огребает. Но у нас разница в возрасте двадцать лет, так что я для него максимально молодая и красивая даже в пижаме. И надо сказать, что бывшая жена Валеры – эталон. Я видела её фотографии в большом доме, когда работала там. Соревноваться в красоте, стиле и совершенстве с такой – я проиграю даже в свои тридцать пять против её пятидесяти пяти. Но насмешка жизни такова, что мой бывший муж бросил меня, а Валера меня любит. Но я не очень разбираюсь, что в голове у мужчин. Что ими руководит по жизни и почему они меняют одну женщину на другую, для меня загадка.
С этими мыслями я достаю одно из немногих своих платьев, кажется, в нём я ещё с Валерой никуда не ходила. Беру его и иду в ванную краситься. Сегодня я буду красоткой. Сыграю на контрасте.
Прямоугольное зеркало в массивной деревянной раме я сделала сама. С помощью лобзика, шкурки и суперклея. Сейчас оно висит над раковинной в ванне и я изучаю в нём своё отражение. Через несколько месяцев мне тридцать шесть. Едва заметная сеточка морщин вокруг глаз как следствие прогулов визита к косметологу. Чуть больше, чем нужно, отросшие корни волос – пора к парикмахеру. Ногти обрезаны максимально коротко и поражают своим здоровым цветом – долгое отсутствие гель-лака пошло им на пользу. Но это совсем не портит общую картину, потому что я сияю. Даже не накрашенная и без причёски я нравлюсь себе. У меня взгляд влюбленной и любимой женщины. Счастье скрашивает моё небрежное отношение к уходу, но я понимаю, что скоро эту игру стоит прекращать. Пора брать себя в руки и выходить из своего кокона. Но счастье любит тишину, и этим я оправдываю своё добровольное заточение в старом доме.
Вот и начну сегодня с похода в кино. Душ, фен, косметичка. И через сорок пять минут я готова. Подмигиваю сама себе в зеркале и выхожу.
– Ты просто невероятно красивая! – таким возгласом меня встречает Валера. – Почему ты так редко красишься? И это платье просто бомба, почему ты его никогда не надевала?
– Спасибо дорогой, приглашай меня чаще в ресторан и узнаешь про меня много нового, – мне приятно. Я вижу восхищение и восторг у него во взгляде.
– Так я приглашаю, ты сама редко соглашаешься.
– С каких это пор мои отказы тебя останавливают? – с хохотом кружусь я по комнате.
Осматриваю критическим взглядом белый полушубок – к сожалению, констатирую тот факт, что он теперь только для собаки. Беру пальто и выхожу на улицу. Валера в сером костюме чистит свои лакированные туфли с металлической каёмкой по краю. Белый шарф сверху на коричневом кашемировом пальто меня веселит и отдает девяностыми. Лысая макушка, широкий лоб и сломанный в двух местах нос – он очень похож на киношных бандитов того времени. А вдвоём мы с ним похожи на бандита и его тёлочку, собравшихся на раут во всем самом дорогом.
Щенка мы оставляем в коридоре. У него есть миска, лежанка и палка. Валера сказал, что если есть осиновая палка, то он не будет грызть мебель. Будет грызть её. Посмотрим. Меня больше волнуют какашки, а мебель не очень.
Машина с водителем везёт нас в центр. Яркая подсветка ночного города поражает своей красотой. Я ещё не видела, как украсили Невский проспект к Новому году. Он великолепен, в общем, как и весь Петербург. Ощущение праздника витает в воздухе и заставляет поверить, что новогодняя сказка творится здесь и сейчас.
Я всем сердцем люблю свой родной город. Я родилась и выросла в самом его центре – на Гончарной улице. Это сейчас на каждой подворотне решётка с кодовым замком, а в годы моего детства мы бегали насквозь от Московского вокзала до Невского проспекта. Одна моя часть любит загородную жизнь с её простором, природой и тишиной, а вторая стремится вернуться обратно в тесноту узких улиц.
Машина останавливается около кинотеатра «Художественный», и мы поднимаемся к кассам по мраморной лестнице. Отличный русский фильм нравится нам обоим. Я уже и не помню, когда так хохотала. Сначала я смотрела, что идёт в Доме кино, но там, как назло, дни старого американского кино. Ну не сегодня настроение для «Завтрака у Тиффани», хоть я его и люблю. Хотелось чего-то проще и веселее.
Выйдя из кинотеатра в приподнятом настроении, мы пошли пешком в сторону улицы Рубинштейна. Хотелось прогуляться перед ужином. Мелкий сухой снежок падал неспешно. Без ветра и излишней питерской влажности мороз почти не чувствуется. Витрины магазинов сверкали нарядным оформлением, а ажурные гирлянды на каждом столбе создавали атмосферу всеобщего веселья. Бесконечное количество людей вокруг – и каждый спешит по своему делу. Я отвыкла от такого множества лиц.
Двадцать минут неспешным шагом, и мы в новом модном месте. У нас забронирован столик. Даже несмотря на совсем не демократичные цены, вечером без записи сюда не попасть. Круглый стол накрыт белоснежной скатертью и сервирован на двоих.
– Нам, пожалуйста, сразу бутылку Новой Зеландии, пока мы выбираем еду, – говорит Валера подошедшему официанту. – Или ты хочешь шампанское?
– Давай шампанское! Настроение всеобщего веселья передалось и мне.
Валера со свойственной ему энергичностью и быстротой выбирает подходящее шампанское, а потом и еду. Очень быстро на нашем столе оказываются тарелки со всеми закусками и ведёрко со льдом, из которого официант тут же извлекает тёмно-зелёную тяжёлую бутылку. Хлопок, и пенящаяся жидкость струится по стенке хрустального бокала.
– За нас!
Звон бокалов.
– Привет, какая неожиданная встреча! Валерка, сколько лет, сколько зим! – это говорит проходящий мимо незнакомый мужчина, едва поравнявшись с нашим столиком.
Валера, увидев его, резко вскакивает и с радостным возгласом тянет правую руку для приветствия. И пока они обмениваются всеми положенными для такого случая словами и ритуалами, я успеваю окинуть взглядом этого мужчину. И его даму.
– Серега! Лариса! Привет! Сколько ж мы не виделись? Как дела?
– Да всё отлично. Внук вот родился месяц назад. Я теперь дед! Лиза замуж два года назад вышла, хотя что я тебе говорю, ты ж на свадьбе был. Вот, родила. Не без проблем, конечно, ей же уже тридцать два. Но сейчас всё замечательно. Ты не представляешь, как мы с Ларочкой в новой роли себя отлично чувствуем. Это ж не ребёнок, которого воспитывать надо, а для радости.
– Да, наш свежеиспеченный дед с ума сошёл. Весь торговый центр скупил. Ребёнок только родился, а игрушки в детскую не помещаются. Давно вы к нам в гости не приезжали. Мы в прошлом году твой день рождения пропустили, но в этом точно будет грандиозный праздник? У тебя же тоже юбилей? Так что ждем приглашения! – это вкрадчивым голосом говорит незнакомая мне дама.
– У нас тоже внук на подходе. К Новому году тоже дедом стану.
– А это чей?
– Мишкин. Он в Германии с девушкой познакомился, и вот. Быстро у них всё получилось. Я её только по скайпу видел. Милая такая, тоже программист, как и мой оболтус.
– Не приедут, значит, папку поздравлять? Раз рожать.
– Нет, если только я к ним слетаю, на внука посмотреть.
– А как крестница? Замуж не вышла ещё? – спрашивает Сергей, а сам украдкой посматривает на меня. Его жена демонстративно повернулась ко мне спиной и отгородила мужа от меня.
– Свадьба мимо тебя не пройдёт. Она вся в учёбе, сидит в своем Лондоне безвылазно, ей не до отношений. Знаешь, у молодых сейчас рано замуж выходить не модно. Им карьеру подавай.
Эта беседа давно знакомых между собой людей так же стремительно заканчивается, как и началась. Обнявшись на прощание и договорившись встретиться, Сергей и Лариса уходят в конец зала и садятся за столик. А мне становится не по себе. Я не сразу понимаю почему.
– Это мой старый друг, сосед. Мы по молодости жили на одной лестничной клетке, потом переехали, но общаться продолжали. Дружили семьями. Его дети выросли у меня на глазах. Он крестный моей дочери. Старшей. Светы.
– Почему ты нас не познакомил?
Пауза повисает в воздухе после моего вопроса.
– Они не знают, что мы с Катей разводимся. Никто не знает. Я не сообразил быстро, как тебя представить, чтоб избежать разговоров.
– Почему ты это скрываешь? И каких разговоров боишься?
– Извини, если я своими действиями тебя обидел, я не хотел. Ты не поймешь.
– Так ты постарайся объяснить, я очень хочу понять, почему ты скрываешь от друзей свой развод?
– Потому что общество, в котором мы вращаемся, – одна большая деревня и слухи расползутся очень быстро. Тут все друг друга знают. Узнают они, узнают их дети. И через десять минут мне раздастся звонок от дочери с вопросом: «Я чего-то не знаю?».
– А старшие дети не знают, что ты год с их матерью не живешь? У тебя сыну тридцать, а дочери двадцать семь. У тебя взрослые дети, и они всё поймут, они ж не маленькие. И как тебе вообще удается скрывать от них раздельную жизнь?
– Ты не понимаешь, дети всегда дети! И наш развод их расстроит. Я им всю жизнь рассказывал про ценность семьи, что это самое важное в жизни. А тут развод. Я, значит, подвёл их. И я, конечно же, скажу им. Точнее, мы скажем, при встрече. Дети приедут в конце декабря, и тогда скрывать дальше не получится. А пока они так далеко, это не сложно. Все ж они сосредоточены на своей жизни и их волнуют они сами больше всего.
– И они не знают, что у тебя есть я?
– Нет.
Осознать эту информацию было непросто. До меня дошло, что за эти полгода нашей с ним совместной жизни я не видела ни одного его друга. Мне не особо было интересно, я сосредоточилась на нашей внутренней жизни. На нашем микромире. И даже не догадывалась, что во внешнем мире всё непросто. Я не знала его коллег. И если так подумать, даже не скажу названия его фирмы. Какая же я всё-таки тупица. Мама говорит, я растворилась в новом мужике, а на самом деле я ушла с головой в свои фантазии, а Валера мне не мешает в них пребывать.
– Я понимаю, как это выглядит со стороны. Но всё не так. Я обязательно всем расскажу. Ты должна понять, я не хочу никого пускать в нашу с тобой жизнь. Ты не представляешь, как люди жестоки. Я дорожу тем, что у нас есть. Я люблю тебя и собираюсь прожить с тобой всю свою жизнь. Дай мне время перестроить мой мир под тебя. Под нас.
– На дворе двадцать первый век. А ты ведешь себя, как будто развод – это что-то запредельное.
– Мои старшие дети никогда тебя не примут. Они любят мать. Я не хочу с ними ругаться, но я знаю, сколько будет вопросов. Я оттягивал, сколько мог, понимаю, что скоро разговор случится. Не самый приятный для меня разговор.
– Что значит, не примут? А как они меня должны принять? Это вообще не их дело. У нас с твоим сыном пять лет разницы в возрасте. Я понимаю, как это выглядит для них. Но мне кажется абсурдом год скрывать, что вы разводитесь. И, кстати, не из-за меня. Я к вашему разводу никакого отношения не имею.
– Оля, успокойся, ну что ты начинаешь? Чего тебе не хватает? Семейной драмы? Признания? Мне казалось, что мы счастливы. Я делаю всё, что ты просишь. Почему тебе важно, знают ли мои дети про тебя?
– Я только сейчас поняла, что не знаю ни одного твоего друга.
– Так тебя саму не интересовало ничего, что выходило за границы садового участка. Ты из дому со мной за это время вышла раз десять. Мне что, тусовку собирать в этом доме? Да меня на смех подымут, если узнают, в каких условиях я живу.
– Что же это за друзья такие, если им так важны твои бытовые условия?
– Оля, ты правда не понимаешь? Твоя любовь к старой развалюхе – это нормально? Ты вообще понимаешь, кто я? У меня бизнес с миллиардным оборотом. Госзаказы. Два завода. Я в Москву каждую неделю летаю, как думаешь зачем? Я уже десять лет как шагнул в крупный бизнес. На меня работают больше десяти тысяч человек. А мои коллеги – люди очень высокого уровня. А друзья тоже не последние люди в городе. Я играю в эту твою игру «Рай в шалаше» ради тебя. Тебе дорого это место – хорошо, будет по-твоему. Я всю жизнь работал, чтоб так не жить, но раз у тебя другое мнение на этот счёт, я это уважаю. Меня даже забавляет твое отношение к деньгам. Никогда не видел не меркантильных женщин. За это и полюбил тебя. Замотать в белую шубу грязного щенка – это твой стиль. Спасать людей и животных – как без этого прожить. Ты настолько честная, прямая и настоящая, что не сможешь понять всех тонкостей взаимоотношений в моем кругу.
– Ты меня стыдишься? Я недостаточно лакшери для тебя? – обида переполняет меня, и мне хочется бить тарелки и плакать. О чём он говорит?
– Я тебя люблю. Очень люблю. Но ты совершенно не представляешь, в каком мире я живу.
– Я думала, что знаю.
– Ты летаешь в облаках. Мне нравится, что в тебе нет изворотливости, лицемерия и лжи. И что ты немного отъехавшая. Но, прошу тебя, постарайся понять и меня.
– Отъехавшая? Я? Да иди ты к чёрту! – я вскакиваю из-за стола и при этом рукой задеваю бокал с шампанским. Он падает и разбивается.
– Сядь, пожалуйста, давай нормально договорим. Почему ты завелась?
Подходит официант с новым бокалом, а уборщица пытается собрать осколки у меня из-под ног. А я в замешательстве – с одной стороны хочется сбежать отсюда, а с другой я понимаю, что с Валерой так нельзя. Но у меня столько злости на него, что я не знаю, как не перейти на оскорбления. Как не запустить в его улыбающееся лицо новый бокал. Я отъехавшая? Доля правды есть в его словах, и от этого мне ещё обиднее.
Залпом выпиваю бокал шампанского и ухожу в туалет.
– Очень тебя прошу, не сбегай через окно туалета в платье, на улице мороз, а гардероб в другом конце зала, – слышу слова Валеры, обращенные мне вслед.
Я захожу в туалет и делаю то, что привыкла делать в сложных жизненных ситуациях, – звоню подруге.
– Але, Машка, я неадекватная? Отъехавшая? Летаю по жизни в облаках?
– Ну да, с тобой такое бывает. А в чём, собственно, вопрос?
– Валера меня такой назвал. Он сказал, что ему стыдно друзей звать к нам в дом, там могу жить только я. А он терпит ради меня. А ещё он не сказал старшим детям, что разводится. А когда мы сегодня встретили его старых друзей, он им меня не представил.
– Стоп, мать. Давай по порядку. Ты вообще где?
– В туалете. В ресторане. Мне нужен совет, что делать?
– А какие варианты? – сонным голосом растягивает Машка. Зевает, и я слышу на заднем фоне голос её мужа Олега: «Скажи ей, что она неадекват. Нельзя людям с маленькими детьми звонить после одиннадцати. Они могут спать».
– Прости, ты спишь? Я очень извиняюсь, но мне без тебя никак.
– Всё нормально, сейчас выйду на кухню, ты пока рассказывай, – слышу, как Машка кряхтит, встает и что-то бубнит Олегу.
– Да, что рассказывать, я в истерике. Мне так обидно.
– От чего тебе обидно?
– Что он называет наш дом жизнью «Рай в шалаше».
– То есть из всех сегодняшних событий главное, что тебя волнует, что он не разделяет твоей любви к дому?
– Получается, что так.
– Я б там тоже жить не стала, но вполне допускаю, что прелесть жить в атмосферном месте присутствует. Ну и он же там с тобой живёт! А это главное. Про друзей – хрен знает, надо разобраться, насколько они ему важны. Но так-то симптом не очень. А про то, что не говорит детям про развод, – это понятно почему.
– Мне непонятно, объясни? Им дохрена лет, и они каждый живут свой жизнью: один в Калифорнии, а другой в Лондоне, точнее, другая. Дочь. А встретили мы сегодня крёстного этой самой дочери. Я понимаю, что есть семилетняя Соня, и у меня нет вопросов, почему он ей ничего не говорит. Почему для нее он создает картинку счастливой семейной жизни. И я бы сама за Соню жизнь отдала, она и мне не чужая. Но вот старшие. Объясни мне? – со всхлипываниями говорю я, сидя на закрытой крышке унитаза.
– Ну как тебе объяснить. Вот представь. Звонит тебе папа и говорит: я развожусь и у меня новая любовь. Твоя ровесница, кстати. Надеюсь, вы станете подружками. И да, квартиру мы размениваем.
– Плохой пример. Мои родители никогда не разведутся. Но допустим.
– Вот. Его дети тоже считают, что родители вместе навсегда. Ты попробуй свои чувства представить, будь ты на месте детей Валеры. Может, тебе станет понятнее, почему он не горит желанием сообщать им эту новость. А ещё это бабки. Новая жена, считай, дели наследство на четверых. А если ты ещё и ребёнка родишь, то денежки их плавными движениями перетекают тебе в карман.
– Ты так говоришь, что получается, что я действительно отъехавшая. И при чём тут деньги? У Валеры их на всех хватит.
– Ну что ты заладила. Это твоя изюминка. Гордись своей связью с космосом. А ещё он же тебя любит. Смотри на его поступки, а не на слова. А про деньги, так это тебе они не сильно нужны. Но ты уникум. Все остальные за копейку удавятся.
– И что мне теперь делать?
– Пописай. Утри сопли. Вымой руки. И иди к своему идеальному мужчине дальше пить шампанское и есть фуа-гра. Мне завтра на работу, я спать.
– Спасибо, – говорю я уже отключенному телефону.
Разговор с подругой приводит меня в чувство и действует успокаивающе. Бежать через окно уже расхотелось. А очень захотелось домой.
Валера сидит за столиком, и у меня есть возможность разглядеть его, пока я иду к нему. Какой же он для меня любимый и родной. Машка права, надо смотреть по поступкам.
– Я уже решил, что ты всё-таки сбежала.
– Очень хотела, но передумала.
– Поехали домой, у нас там пёс брошенный.
– Поехали, я уже расплатился и попросил нам завернуть с собой еду. Заказав на свой вкус тебе пару десертов. Вдруг дома тебе захочется заесть сегодняшнюю драму сладким?
– Всё-то ты про меня знаешь. Смеешься надо мной?
– Нет. Люблю. Я ещё и шампанское взял, вдруг вместо слёз образуется праздник?
– Я тебя тоже очень люблю, – со смехом говорю я и понимаю, что перестала на него злиться.
Дома пёс встречает нас радостным визгом. Или я не знаю, как этот звук назвать. Гавкать он ещё не умеет. Оглядываю строгим взглядом коридор, там всё, как и было. Никакого урона имуществу.
Я выпускаю щенка на улицу, чтоб сделал свои щенячьи дела. И он пропадает в темноте.
– Как же мы теперь его искать будем? Ничего же не видно?
– Он умный, сам придёт, – я почему-то в этом уверена. Так и произошло. Через десять минут щенок, весь в снегу и с высунутым на один бок языком, забегает в дом. Перевязанная лапа ему совсем не мешает.
Дома тепло и уютно. Я осматриваю старые деревянные стены, пока ставлю чайник на плитку. Как можно не любить это место? Осенью все стены и потолок зашкурили и покрасили специальным белым маслом. Структура дерева осталась видна, а стены приобрели чистый новый вид. Русскую печь в центре комнаты тоже отреставрировали. К столу и старому буфету добавилась раковина со шкафчиком. А еще появились кресло-качалка и книжный шкаф. Холодильник со стиральной машинкой нашли своё пристанище в коридоре под лестницей. По мне так рай, о чем еще только можно мечтать?
Я впервые сейчас смотрела на Валеру в этих интерьерах с точки зрения его мира. Вот он вешает свое кашемировое пальто на гвоздь, торчащий из стены. Меня такая вешалка не смущала, но сейчас я задумалась. Высоты потолков едва хватает, чтоб он со своим ростом не сшибал потолочные балки. Двери тоже низкие, и ему приходится нагибаться, чтоб пройти в ванную. Завтра я подумаю, что делать с этими знаниями. Сюда даже я никого никогда не приглашала, а что говорить про друзей Валеры. Он прав, те люди, которых мы встретили сегодня, в этом месте будут в шоке от увиденного.
– Прости, – только и могу сказать я, когда Валера появляется у стола. – Мне не стоило устраивать сцену, не поговорив с тобой нормально.
– Ты сейчас задай мне все вопросы, если они у тебя остались, и закроем эту тему.
– У матросов нет вопросов. Только один. Что с твоим юбилеем? Я бы хотела устроить тебе праздник, но теперь понимаю, что сюрприз может иметь обратный эффект.
– Я не хочу никаких праздников. Давай вдвоём сходим в ресторан и отметим. Все остальные мне в этот день не нужны. Дети ещё не приедут. А устраивать из своего дня рождения смотрины моей новой жены я не хочу. Если ты действительно хочешь меня порадовать, давай без сюрпризов.
– Договорились. А ещё я начну искать нам новый дом.
– Эй, давай без подвигов. Резко ты переобулась. Давай в ритме вальса двигаться к намеченной цели. Налей мне чаю. Предлагаю поесть сладкого на ночь и заснуть в нашем морозильнике. У меня завтра в девять совещание. А кто-то может спать до обеда.
– Поддерживаю. С завтрашнего дня на диету. На работу. В новый дом.
Валера смеётся, он не верит в решительность моих намерений. Честно говоря, я и сама не верю. Это новые для меня мысли, нужно с ними переспать.