На часах уже начало восьмого, а это значит, что если я не выйду из дома прямо сейчас, то велик риск впервые в жизни опоздать на работу. Об этом я помню, но все равно продолжаю стоять перед зеркалом, не в силах перестать улыбаться и поглаживать кончики волос. Будто другие, не мои… Из неприметного русого цвет стал густым, насыщенным, отливающим богатой бронзой, и на ощупь волосы тоже другие. Наверное, из-за состава которые нанесли после мытья головы. Пряди гладкие, как шелк, и легко проскальзывают между пальцами.
Этим утром что-то будто изменилось. Если раньше я быстро принимала душ и бежала готовить завтрак, то сегодня вдруг почувствовала желание натереть кожу скрабом, который Мила дарила на день рождения, и который вот уже полгода лежал нераспечатанным, а еще немного помассировать лицо перед нанесением крема. Вдруг вспомнилось, что Василина часто делала комплименты моей коже, и захотелось уделить ей внимание.
Кожа у меня правда хорошая. Немного бледновата, но зато гладкая, упругая, без заметных пор и высыпаний. Наверное, по наследству от мамы передалась. У нее вот только совсем недавно первые морщинки стали появляться.
А еще девушка в салоне вчера хвалила мои волосы. Сказала, что они такие густые и плотные, что даже краска не сразу ложится. Было приятно. Я раньше не задумывалась, что они у меня какие-то особенные: думала, обычные волосы. А сейчас просто не могу на них налюбоваться. Только сейчас понимаю, что ходила с таким богатством на голове и совершенно его не замечала. Исключено, что мастер хотела мне просто польстить. Для чего ей? Я ведь обычный клиент из множества других.
Замерев на секунду, я решаюсь. Протягиваю руку к косметичке, лежащей на комоде, и достаю тушь. Всего пара мазков, которые даже не будут заметны. И может быть, помады чуть-чуть. Неяркой, какой Василина меня красила.
– Ух ты! Покрасилась? – Первое, что произносит Валерия, как только я захожу в лифт.
Смущение и дискомфорт сковывают меня, но я все равно заставляю себя улыбнуться и кивнуть. Такие радикальные изменения во внешности редко остаются незамеченными, так что все в порядке. Я ведь этого и хотела? Измениться, чтобы выглядеть лучше.
– И постриглась, да? – Лера двигает головой из стороны в сторону, внимательно оглядывая мою новую прическу. – Идет тебе. Прямо другой человек.
На последней фразе я ежусь, но снова говорю себе:
«Ничего страшного». Другой человек – это хорошо. Значит, изменения даже эффектнее, чем я ожидала.
– Привет, – машу рукой Лене за стойкой и трусливо ускоряю шаг.
Покраситься и изменить прическу, оказывается, лишь полдела, а вот с достоинством принести все это на работу – задача посложнее.
Какая-то я нелогичная. Хочется, чтобы улучшения не прошли для окружающих бесследно, но едва они пытаются их прокомментировать, возникает желание спрятаться. Может быть, со временем привыкну, и станет лучше.
В кабинете я немного успокаиваюсь и пытаюсь поймать недавнее настроение. Трогаю кончики волос и вспоминаю выражение лица девушки-мастера в тот момент, когда она наносила краску. «Какие у вас густые и плотные волосы. По-белому завидую».
Это впервые, когда девушка, причем довольно симпатичная, сказала, что завидует мне. Той, что привыкла считать себя самой обычной.
Щелкнув по клавиатуре, снова замираю, сфокусировавшись на ногтях. Обычно я делаю гигиенический маникюр с прозрачным покрытием, а сейчас внезапно думаю: как было бы хорошо попробовать что-то другое. Может быть, нежно-розовый цвет или даже глубокий красный… Кладу руку на ежедневник и представляю, как алые ногти контрастируют с синей кожаной обложкой. Так, все, хватит. Я снова увлекаюсь. О маникюре подумаю потом. В смысле в обеденный перерыв или после работы. А может, вообще оставлю эту идею. И кстати, где Римма Радиковна? Сегодня она должна была вернуться.
Почему на месте нет главного юриста компании, выясняется через полчаса, когда звонит Глеб Алексеевич Матросов, наш генеральный.
– Римма Радиковна на больничном. – В своей излюбленной манере он коротко нарубает слова. – Через пять минут будь в зале совещаний.
Я успеваю пискнуть «хорошо», перед тем как он отключается. Что ж, генеральную уборку, очевидно, придется отложить еще на неделю, а глажка белья целиком ляжет на Василину. Скоро мне будет впору перед ней извиняться. И нужно не забыть позвонить Римме Радиковне – справиться, как у нее дела.
По инерции вновь ощупав волосы, гашу монитор и подхватываю ежедневник. За две недели отсутствия начальницы я привыкла иметь тета-тет с генеральным и постепенно перестала переживать, что в некоторых вопросах мне не достает опыта и компетенции. Просто приходится задерживаться, чтобы дважды перепроверить все как следует, что по большому счету не так уж и катастрофично. За неимением женских амбиций, все мое честолюбие сконцентрировано на работе.
На всякий случай постучавшись, я вхожу в зал совещаний и моментально каменею при виде трех пар глаз, устремившихся на меня. В левой половине груди гулко барабанит, тело окатывают волны озноба. И отнюдь не потому, что я попала под прицелы взглядов Глеба Алексеевича и Дивеева, хотя и это чрезмерная нагрузка на нервы… Я не могу пошевелиться, потому что рядом с ними сидит Дан. То есть, Громов.
– Здравствуйте, – роняю я и зачем-то склоняю голову на манер верховой лошадки. Прижав к груди ежедневник, пробираюсь на свободное место и, неуклюже приземлившись на стул, издаю смущенный смешок: – У нас сегодня трое на одного, да?
Бо-оже. Ну какого, как Василина говорит, хрена?
«Трое на одного, да?» Когда у нас стало принято шутить в присутствии руководства?
Генеральный и его заместитель оставляют мою шутку без комментариев, а вот Дана она, похоже, повеселила. Склонив голову вбок, он открыто демонстрирует улыбку. Выходит, он не соврал, что у него появились дела с Глебом Алексеевичем. И судя по стопке бумаг, лежащих перед ним, он действительно пришел сюда с договором.
Опустив глаза, я делаю вид, что занята поиском нужной страницы ежедневника, для того чтобы иметь возможность хотя бы чуточку прийти в себя, а когда вновь поднимаю голову, то вижу, что Дан все еще смотрит на меня. Обведя взглядом мои волосы, он выразительно поднимает брови. Я не сильна в невербальной этике, но тут понимаю: он говорит, что заметил, и ему нравится.
А вот и новый инсайт. Недостаточно просто покрасить волосы и выдержать вопросы коллег. Нужно еще научиться не краснеть, как клубника на грядке, когда тебе пытаются делать комплименты.
Мое смущение Дана, кажется, забавляет, потому что он и не думает отводить взгляд. Краснеть сильнее просто некуда, поэтому я с укором смотрю на него в ответ. «Хватит уже», – беззвучно говорю ему, расширив глаза, и, не сдержавшись, выпускаю наружу краешек улыбки. На красивых людей, которые умеют улыбаться так, что дух захватывает, злиться невозможно.
– Знакомьтесь, если еще не знакомы, – подает голос генеральный. – Громов Дан Андреевич, мой давний знакомый и будущий партнер. Татьяна Викторовна, заместитель главного юриста. Пока Римма Радиковна на больничном, договором будет заниматься она.
Хорошо, что рукава рубашки длинные и никому не заметны мурашки, выступившие на моих руках от этих слов. Сердце ни на секунду не получает успокоения. Во мне кипят волнение и азарт. Работа над партнерским договором – это большая ответственность и огромный шаг вперед. Страшно, но ведь когда-то нужно начинать?
– Тогда мне стоит узнать, о каком партнерстве пойдет речь, – говорю я, заставляя себя посмотреть по очереди на каждого из сидящих, включая Дивеева, который не принимает участия в беседе. Просто чтобы его не обижать.
– Все довольно просто, Татьяна Викторовна, – вступает Громов и переводит взгляд на Глеба Алексеевича: – Я сам поясню, если никто не против?
Сейчас он говорит по-другому. Шутливая вальяжность исчезла из его голоса, который звучит с энтузиазмом, но без толики пафоса, присущего людям на высокопоставленных должностях. Он разговаривает со мной как с хорошим знакомым, которому вверяет перспективный бизнес-план за чашечкой кофе.
– «Кристалл» занимается производством и поставкой тары на всю страну, а я хочу продавать ее за пределами нашей родины. Логистика, контракты, общение с дотошными европейцами – на мне. Это, – Громов накрывает рукой договор и придвигает его ко мне так, что на секунду невероятно длинные пальцы оказываются в каких-то десяти сантиметрах, – договор, составленный моими юристами. Основные моменты мы с Глебом Алексеевичем обговорили, конечную цену пока согласовываем.
– Забери к себе и как следует изучи, Татьяна, – распоряжается генеральный. – Со всеми правками сначала ко мне.
– Сразу оговорюсь, что договор – почти копия того, который вы в прошлом году подписывали с «Вегой», – не без усмешки комментирует Дан. – Костя Коровин от них ушел и любезно меня проконсультировал.
– Не слишком профессионально с его стороны, – недовольно вставляет Дивеев.
– Зато как эффективно для нас с вами, Сергей Борисович, – сверкнув улыбкой, парирует Громов. – И для Татьяны Викторовны работы гораздо меньше.
– Могу прямо сейчас сказать, что мы это не подпишем, – стараясь не звучать категорично, говорю я, сосредоточившись на середине страницы. – Пункт четыре-пять. Маркировка, тара и упаковка товара должны соответствовать обязательным стандартам, обеспечивать его сохранность при транспортировке и хранении…
Подняв глаза, я смотрю на Дана:
– «Обязательные стандарты» звучит двояко с учетом того, что товар будет поставляться в Европу. В случае если с грузом что-то случится, это хороший повод обратиться к европейским стандартам, которые наверняка отличаются от российских. То, что вы выбираете зоной сбыта не Российскую Федерацию, едва ли наша ответственность.
Мне немного неуютно озвучивать это вслух. Я привыкла корректировать договоры, не видя и не зная контрагента лично, а Дана я знаю. В каком-то смысле – ближе, чем многих. Но что поделать? Это моя работа.
Откинувшись в кресле, он перекидывает ногу на ногу и смотрит на меня с новым интересом. Без улыбки.
– С этим как-нибудь решим. Еще какие-то замечания прямо сейчас будут?
– Вряд ли мне стоит задерживать присутствующих. Если дело срочное, то я перенесу текущие дела и займусь договором прямо сегодня.
Я выжидательно смотрю на Глеба Алексеевича и получаю утвердительный кивок.
– Займись, Татьяна. «Промсервис» подождет.
– А почему вы не хотите рассмотреть возможность подписания дилерского договора? – набравшись храбрости, спрашиваю я, снова обратившись взглядом к Громову. – С ним бы у нас возникло меньше трений.
– Подловила, красавица, – широко улыбается он, заставляя меня вспыхнуть от этого неформального обращения, а Дивеева возмущенно заерзать в кресле. – Дилерство удобно вам и крайне неудобно мне. Куча обязанностей, условий и требований по выкупу объема и рекламе. Мне приятнее быть любимым клиентом, а не ручным продавцом. Но за предложение спасибо. С вашей стороны оно более чем оправданно и закономерно.
На последних фразах снова посещает стойкое ощущение, что Громов меня хвалит. Да что со мной такое? Мы тут серьезные вещи обсуждаем, а мне хочется улыбаться.
– У тебя еще вопросы есть, Татьяна? – спрашивает генеральный, как мне кажется, по-особенному учтиво.
– Нет. Тогда после совещания беру договор в разработку.
– Хорошо, иди.
Слегка кивнув, я аккуратно собираю листы договора и встаю.
– Телефон свой оставите, Татьяна Викторовна? – раздается звучно и громко.
Проглотив нервную сухость во рту, я смотрю на Дана, пытаясь понять, не посетили ли меня слуховые галлюцинации. Телефон? В смысле… Какой телефон?
– Вы можете позвонить в приемную, – говорю через паузу, стискивая договор задрожавшей рукой. – Лена соединит.
– А как же привилегии любимым клиентам? – бессовестно улыбается Дан, ничуть не смущаясь напряженных лиц по соседству. – Я привык общаться напрямую.
Не зная, как поступить, машинально смотрю на генерального и, не найдя в его лице ответов, бормочу:
– Я оставлю в приемной визитку.
Отвернувшись, быстро иду к двери, стараясь успеть до того, как колени подогнутся, и я позорно рухну на пол от нового приступа патологического сердцебиения.
Кажется, будто все это происходит не со мной. Ну, или я совсем ничего не понимаю, и для Громова просить личный телефон сотрудника на глазах у руководства – в порядке вещей?