(Не)любимый муж

26

— Съездим куда-нибудь, поужинаем? — предлагает Яр.

Уже двадцать минут Таня разрушает мою комнату: периодически сверху доносится грохот, скрежет, треск и прочие удивительные звуки. Даже боюсь представить, во что превратились мои вещи. Но сожаления не чувствую, только глухую апатию. Я не хочу искать с Таней общие точки соприкосновения, но понимаю, что обязана это сделать. Яр не должен разрываться между двумя близкими людьми.

Я не успела наладить отношения с собственным мужем и боюсь, что теперь с этим возникнут определённые сложности. Присутствие Тани портит всю малину. Если бы я знала о её существовании, то морально подготовилась бы к нашей встрече, а так контраст оказался слишком резким — волшебная ночь сменилась тягостным днём. Сначала Егор взбесил своим неожиданным звонком, теперь Таня уничтожает мой гардероб. Лишь бы тетради не порвала, я столько дней потратила на переписывание конспектов!

— А как же Таня? Она тоже поедет с нами в ресторан? — встревоженно уточняю у Ярослава.

— Нет, — он криво усмехается. — Она девушка взрослая, закажет доставку, если сильно проголодается.

— Хорошо.

Я скептически себя осматриваю. Футболка с джинсами — не самый плохой вариант для ужина в заведении. Не хочу идти в свою комнату и видеть довольное лицо Тани. Потом, всё потом.

— Я готова, — умывшись и расчесав пальцами волосы, я подхожу к хмурому Ярославу.

— Уверена, что не нужно остановить этот цирк с уничтожением твоей собственности?

— Да, уверена. Ссориться с Таней, кричать, возмущённо размахивать руками и пытаться что-то ей запретить — это путь в никуда. Она достаточно взрослая для того, чтобы осознавать последствия своих действий. Пусть выплеснет накопившуюся злость на неодушевлённые предметы. Ей должно полегчать.

— Ты была проблемным подростком?

— Нет, — качаю головой. — Но в школе общалась с девчонками, у которых были сложные отношения с друзьями или родителями. Так что я примерно представляю, какая буря эмоций захлёстывает Таню.

По дороге в ресторан каждый из нас думает о своём. Эта тишина не давит на мозги, не угнетает сердце, но в ней чувствуется нечто более опасное — разобщённость. Вчера мы с Яром говорили по душам, выгуливая собак под звёздным небом, а потом до рассвета занимались сексом. Казалось, что мы стали ближе друг к другу. Сейчас же это ощущение исчезло.

— Что ты будешь? — интересуется Ярослав, когда мы присаживаемся за столик у окна и разглядываем меню.

— Попробую ризотто с морепродуктами.

— И всё? — он слегка удивлён.

— Ну да. А что тут такого странного?

— Помнится, на нашем первом свидании ты заказала три блюда и десерт в придачу.

— Я не особо голодна, — с трудом выдавливаю из себя улыбку. — Так ты считаешь, что мы тогда ходили на свидание?

— Конечно. И оно даже закончилось поцелуем, — его голос приятно вибрирует под кожей, но не вызывает былого отклика — сердце не ускоряет ритм, пульс не зашкаливает. Я точно не в настроении. Даже обидно немного.

Справившись с ризотто, я медленно пью зелёный чай и поглядываю в окно, на проезжающие мимо машины.

— Тебя напрягает присутствие Тани, — Ярослав не спрашивает, а утверждает.

— Да. Боюсь, что она может негативно повлиять на наши отношения. Всё же Таня — твоя сводная сестра, ты её десять лет знаешь, — вздохнув, честно отвечаю я.

— И что?

— А меня ты совсем не знаешь. И логично, что в любом конфликте ты будешь занимать сторону Тани.

— Не вижу в этом ничего логичного, — Ярослав находит мою руку и накрывает её своей горячей ладонью. Заглядывает в глаза и ободряюще улыбается, словно доказывая, что я говорю полнейшую чушь и он всегда будет на моей стороне.

Я смотрю на наши переплетённые руки. На душе становится очень тепло и по-весеннему солнечно. Одной-единственной фразой Яр уничтожает мою неуверенность, а бережным прикосновением закрепляет полученный результат. Я опять сужу о Ярославе, опираясь на свой прошлый опыт. Пора это прекращать. Он — не Егор, не Маринка, и уж тем более не моя мама.

— Я привыкла к тому, что даже самые близкие люди никогда не занимают мою сторону, — голос дребезжит, губы вмиг становятся сухими, и я делаю глоток тёплого чая, чтобы прочистить горло.

— О ком именно ты говоришь? — Яр гладит мои пальцы, запястье, чувствительную ладонь. Улыбается. И глаза его вновь мерцают, гипнотизируют, заставляя открыться.

— О маме. В любой спорной ситуации она поддерживает Витюшу, своего мужа. Я давно забыла, что значит родительская поддержка. Смирилась с тем, что отчим всегда прав, а я — нет.

Ярослав встаёт со своего места и присаживается ко мне. Молча обнимает за талию, целует в висок и мягко произносит:

— Я не занимаю ничьих сторон, а всегда сначала разбираюсь в ситуации, а потом уже высказываю своё мнение. Таня не сможет мною манипулировать, я слишком хорошо её знаю. Тебе не о чем беспокоиться, — он гладит меня по щеке, так осторожно и нежно, что на глазах выступают слёзы. — Майя, ты — моя жена, и я всегда тебя поддержу.

— Спасибо, — утыкаюсь лбом в его плечо и неловко шмыгаю носом.

Совсем я расклеилась в последние дни. Куда делась моя привычная ершистость? Почему я не отпускаю дурацкие шутки, не подкалываю Ярослава и не ёрничаю? Вчерашний разговор повлиял на меня даже больше, чем я предполагала.

Страшно. Волнительно. И так хорошо, что дух захватывает. Словно я лечу на пушистом облаке: от восторга кружится голова, и пузырьки шампанского шипят в крови, даря ощущение хрупкого невесомого счастья.

— А почему Таня ушла из дома? — спрашиваю спустя целую вечность, наконец-то найдя в себе силы отстраниться от Яра.

— Она набила татуировку, наплевав на запрет родителей. Отец сказал, что Таня вольна делать со своим телом всё, что угодно, то только когда ей исполнится восемнадцать. Сестра взбунтовалась. Она и раньше своевольничала, но в последние пару месяцев совсем слетела с катушек. Редко ходит в школу, грубит учителям, поздно возвращается домой и не всегда в трезвом состоянии. Я пытался с ней поговорить, но Таня впервые не пошла со мной на контакт. А потом внезапно призналась, что любит меня и ждёт совершеннолетия, надеясь, что тогда я отвечу ей взаимностью.

— Так прямо и сказала? Смелая девчонка!

— Да. Её слова повергли меня шок. Никогда, ни разу я не замечал, чтобы она смотрела на меня влюблённым взглядом. Таня довольно открытый, эмоциональный человек, так что вряд ли бы у неё получилось сдерживать свои чувства. Вывод один — она их выдумала.

— Как ты отреагировал на её признание?

— Сказал, что люблю её как родную сестру, и это никогда не изменится. Она даже не дала мне договорить, обозвала бессердечным мудаком и убежала.

— Да уж, хреново.

Мы с Яром ещё около часа сидим в ресторане, держимся за руки и обсуждаем сложившуюся ситуацию, а потом едем домой, чтобы выгулять Джанго и Вичера. На втором этаже горит свет, но Таня из комнаты не выходит.

К своему стыду я испытываю облегчение. Не хочу с ней сталкиваться.

— Пора бы нам заглянуть в твою комнату, — Яр держит меня за руку и ведёт к лестнице.

— А вдруг Таня оставила на стенах надписи «Шлюха, сдохни» или «Руки прочь от Ярика»? — невесело усмехаюсь я.

— Ожидание казни хуже самой казни. Пойдём.

Двери в мою комнату открыты. Я набираю в лёгкие воздух и шагаю вперёд. Из губ вырывается полувздох-полусвист.

Пол усеян осколками разбитых статуэток, несколько книжек валяются на кровати, порваны мои любимые плюшевые мишки, косметика тоже уничтожена. Но вроде ничего ценного не пострадало. Планшет, ноутбук, наушники — всё осталось нетронутым. Всё же Таня не совсем отбитая.

И тут я вижу залитые водой тетради. Присаживаюсь на корточки, зачем-то осматриваю сморщенные мокрые страницы с поплывшим синим текстом. Целую неделю я писала дурацкие конспекты, тратила на них по пять-шесть часов в день — и теперь все мои труды оказались напрасными! Вот же мстительная малолетка!

— Что-нибудь важное пострадало? — прикасается к моему плечу Ярослав.

— Нет. Это так, бесполезные тетрадки. Их давно нужно было выкинуть, — нервно посмеиваюсь. — Я ожидала, что Таня причинит больше вреда.

— Это же хорошо, — облегчённо выдыхает Яр.

— Да.

Ярослав обрадован тем, что все важные вещи остались в целости и сохранности. И пофиг, что следующие ночи я проведу над переписыванием конспектов. Сейчас я искренне улыбаюсь мужу, во взгляде которого снова появляются знакомые ярко-зелёные лучики света.