Глава 23

Женя плакала. Громко и надсадно, как обиженный ребёнок. Она была в номере одна и скрываться было не от кого.

Сколько раз в жизни она испытывала чувство похожее на полное разорение. Перешагнуть через многолетнюю зависимость и страх, провернуть невероятную авантюру с побегом, почувствовать, как жизнь начинает налаживаться и всё это только для того, что бы вновь очутиться у разбитого корыта. Она неудачница, лузер по рождению, невероятный лох, который не способен отличить мнимое от действительного. Жить в нищете, считать копейки, испытывать постоянный страх и всё ради того, что бы видеть Мартина каждый день. Она просто чмошник, жалкий утырок, как её часто называл Игорь. Полюбить человека доброго, отзывчивого, весёлого, но по факту совершенно бездумного. Поверхностного. С совершенно пустым сердцем, где внешняя лёгкость так предательски оборачивается полной пустотой.

Да, она снова виновата сама. Чего Женя ждала, когда видела похождения Мартина с самого начала? Как можно было надеяться на развитие отношений, наблюдая неуправляемую похоть в малейших проявлениях. Какой надо быть дурой, что бы снова всё бросить и примчаться на фестиваль. И не надо громоздить оправдания своему поступку до неба. Обещание, данное Тапио, волновало поскольку постольку, на самом деле она сжирала себя за внезапный отъезд и проявленное при этом малодушие. Что ж за свою наивность и глупость Женя наказана достаточно. Стоило ей ступить за порог и Мартин пустился во все тяжкие. И с кем? С женщиной вдвое старше себя. Увядшей перезревшей красоткой, которая годится ему в матери и насмехается над его же похождениями в открытую. Женщина сказала совершенно верно. У Мартина в штанах всё просто горит. Только она Женя, круглая идиотка могла купиться на быстрые ласки самозабвенного бл*дуна.

В дверь негромко постучали и Женя вздрогнула от неожиданности. Кого это принесло? Надеясь на то, что это администратор, горничная или на крайний случай Тапио, Женя поспешно вытерла заплаканное лицо и открыла дверь.

— Хотелось бы сказать, какая неожиданная встреча, но это будет неправда.

Мартин ввинтился в номер наподобие бура, продефилировал чеканным шагом и без приглашения шлёпнулся в кресло.

От Жени не укрылось, что он явно чувствовал себя если н виноватым, то весьма обескураженным. Мартин уже успел изрядно намахнуть и плохо держался на ногах. Они расстались всего пол-часа назад, однако он успел встряхнуться и принял решение, что лучшая мера защиты нападение.

— Зачем ты пришёл?

— Какое странное начало. Мне помнится, что совсем недавно мы обговаривали работу на посту менеджера моей группы. Твою работу, — подчеркнул Мартин и вальяжно закинул ногу на ногу, — не стыдно увиливать от обязанностей?

Он вёл себя так демонстративно нагло, что Женя неожиданно почувствовала, как в груди разрастается бешенная ярость. Не страх, не подобострастие, ни чувство вины, а огненный ком злобы. Ещё немного и она готова вцепиться в его небрежные рыжеватые кудри. Выдрать полные пригоршни этих пафосных локонов, а потом плюнуть в самодовольную наглую рожу. Протащить за волосы через весь номер и позорно вышвырнуть в коридор.

— Надеюсь, что я тебя не сильно огорчу, — Женя тоже попыталась встряхнуться. Не гоже представать перед лицом этого е*ливого монстра в таком жалком униженном виде. Очень жаль, что у неё просто не хватит физических сил справится с такой накачанной тушей. Впрочем, если природа одарила мужчин природной удалью, то женщинам подарила возможность виртуозно выедать мозг.

— Не думаю, что твоя группа, — слово «твоя» Женя в тон Мартину, нарочито подчеркнула, — сильно пострадает. Должность менеджера может занять любая из многочисленных девушек, которые ошиваются вокруг вас пачками.

Жене очень хотелось сказать «потаскушек», но это было бы очень грубо, да и не слишком верно по существу и она с трудом сдержалась.

Но то, как перевернулось лицо Мартина, доставило Жене невыразимое удовольствие. Она проехалась по ЕГО группе без заднего умысла, но идея, что менеджером коллектива запросто может стать любая мало-мальски смекалистая шлюшка, заставила Мартина вскипеть. Он был готов броситься на языкастую поганку с кулаками и остановился огромным усилием воли.

— Нет, дорогуша, так дела не делаются, — вдох-выдох, главное удержать себя в кресле. С бабами он ещё не дрался. Вот сучка! С каким вожделением она посматривает на его волосы. Остаться без половины шевелюры в планы Мартина никак не входило, — во-первых тебе необходимо обговорить с организаторами фестиваля время нашего саунд-чека и выступления. Во-вторых ознакомиться с райдером…

— С чем? — машинально переспросила Женя.

— Ну, это такой список, что необходимо группе во время выступлений и гастролей. Например, размер гримёрки, оборудование и даже такие мелочи, как колличество минералки или девушек вечером в номер.

— Ты ошибаешься, — самым елейным тоном напомнила Женя, — я не нанималась в ваш коллектив сутенёром. К тому же количество юных девушек вполне может заменить качество пожилых дам.

Мартин сперва побагровел словно перезрелый помидор. Ещё секунда и казалось, что из всех его щелей рванёт пенящаяся кровь. Затем, так же разом, побледнел и злобно прошипел:

— У тебя короткая память.

— А у тебя член.

Последняя фраза вырвалась у Жени совершенно машинально. Вот уж не думала, что глупым хамством она так заденет его раздутое мужское альтер-эго.

— Судя по тому, как ты пищала и стонала подо мной, мне так не показалось, — Мартин оглядел Женю с головы до ног и нагло хмыкнул, — или может у твоего ненаглядного муженька, с которым ты так поспешно удрала, хер прямо-таки волшебный?

— Ты… ты… самый мерзкий двуличный тип которого я когда-либо встречала. Долбанный потаскун. Безмозглый ё*арь-терорист.

Блин, он и не думал, что это может так возбуждать. Женя продолжала лаять, что-то очень обидное, грубое, а в мозгу Мартина уже рождались картины, как он преодолевает её слабое сопротивление, опрокидывает на кровать и засаживает по самые помидоры. Кстати, даже не раздевая…

— Заткнись, менеджер в постель. Охотно разделяю все твои мысли по моему поводу, но все вы бабы только и мечтаете, что бы вам засадили покрепче и поглубже и ты не исключение, бедная обиженная овечка!

— Какая же ты дрянь. Я думала, что, наконец, встретила доброго отзывчивого человека, — у Жени непроизвольно брызнули слёзы, — мне было так тяжело. Я думала, что обрела друга…

— Да, конечно. Понимаю. Не знаю чего ты там от меня ждала. Думала, что я буду тебя утешать? Вытирать твои сопли? Слушать откровения про другого мужика? Извини, по другому не умею.

Внезапно весь буйный запал вышел из Мартина словно воздух из лопнувшего шарика. До него, наконец, дошло, что Женька, эта бедная пришибленная овечка, в него влюбилась. Вот просто так взяла и привязалась за какие-то мнимые качества о которых он и не подозревал. От этой мысли стало, как-то по-особенному хорошо и одновременно страшно. Словно момент перед оргазмом, когда тело внезапно наливается тягучей сладкой истомой перед тем, как полететь в глубокую чёрную пропасть. Это яркое откровенное понимание разверзлось перед ним, как эта самая пропасть. С ясностью до мельчайших деталей. Словно слепящее пламя белой кварцевой горелки. Его полюбили… и Мартину стало страшно.

Это было очень давно. Почти двадцать лет назад. Он был сопливым подростком. Чувственным, самолюбивым и гордым. Его тоже полюбили и он буквально купался в этом чувстве, как в ласковых лучах солнца. Тогда ему хотелось летать. Но первое чувство обернулось для Мартина пропастью. Такой бесконечной чёрной дырой в которую он падал много лет и никак не мог остановиться. Боль была такой, что временами он не мог дышать. Ощущение беспомощности и безысходности он глушил кратковременными утехами от которых оставалось ощущение скуки и пустоты. Чёрная дыра только росла, а ощущение утраты не уходило. Став постарше он огрубел, оброс непробиваемой шкурой шутника и профессионального дол*оёба. Всепоглощающие чувства больше не приходили. Ощущение тупизны происходящего притупилось. Он просто жил, работал, занимался музыкой и старательно избегал отношений. Да, его первая любовь могла оказаться неудачной. Они могли бы пережить этот взрыв и разойтись полностью равнодушными друг к другу людьми. А может быть, были бы до сих пор вместе… Несостоявшееся молчало.

Конечно, за эти годы у Мартина были некоторые подобия отношений, но он не отдавался им полностью. Несостоявшееся страшило, тянуло назад к ощущению тотального бессилия и он не открывался категорически никому.

— Раз такое дело. Извини. Мне надо идти, — Мартин встал и уже подойдя к двери, обернулся и поставил под происходящим точку, — давай прощаться.

Женя ощутила слабость. Что значит прощаться? Она просто спит. Разбудите её. Так скоропостижно. Так нелепо. Она подняла глаза на Мартина. Наглая бравада схлынула. Он выглядел очень усталым и подавленным.

— Жаль, что всё так глупо обернулось, — Мартин вздохнул, — я не тот на кого стоило строить планы. Давай извиним друг друга, обнимемся и я побежал.

Женя приблизилась к Мартину неохотно. Неловко ткнулась носом в его плечо и почувствовала, что он дрожит.

— Ты чего?

Она осторожно провела рукой по его влажной груди.

— Не знаю. Ещё с утра неважно себя чувствую.

Женя почувствовала, что Мартин обнимает её за талию. На мгновение прижался щекой к её макушке. Потом подхватил ладонь и торопливо поцеловал пальцы.

— Не сердись на меня. Ладно? Так будет лучше. Надеюсь, что у тебя всё будет хорошо.

Ещё секунда и Женя чувствовала, что опять заревёт, но на этот раз на пару с Мартином.

— Ты же ничего не знаешь.

— И не надо. Ни к чему.

Жене хотелось заорать " Не уходи», но язык предательски прилип к гортани. Она чувствовала, как Мартин прижался к ней всем телом и торопливо гладит голову, спину, плечи. Женя прижималась к его груди не в состоянии расцепить руки.

— Всё мне надо бежать.

Мартин выпустил Женю из своих объятий.

— Знаешь, я запал на тебя в первый миг, едва увидел, — неожиданно признался он.

Женя удивлённо распахнула глаза, но Мартин не был бы самим собой если б не дополнил это корявое признание замечательно-пошлой фразой:

— Прикинь эта мысль засела у меня в зал*пе и не отпускает до сих пор. Если хочешь на прощание можешь пообщаться с моим коротким другом ещё раз.

— Убирайся, — Женя стиснула зубы, чувствуя, что от такого перескока эмоций можно запросто заработать инсульт, — или сейчас в твою голову полетит эта ваза.

— Спасибо дорогая. Мне тоже иногда хочется кого-нибудь убить.

— Мне кажется твою проблему может решить психиатр, — еле сдерживаясь, прошипела Женя.

— Не интересно, — вздохнул Мартин, — психиатров я уже убивал.

В тот момент, когда он закрыл за собой дверь, о косяк ударилась тяжёлая керамическая ваза и разлетелась на множество кусков.

К сцене Мартин прибежал в таком разобранном состоянии, что несколько секунд не мог сообразить, что техник ему протягивает гитару, а другой работник сцены готовится прикреплять радиопередатчик.

— Ты, где шляешься, — зашипел Ольгерд, — совсем ох*ел. До сцены семь минут осталось.

— Ты лучше спроси зачем люди влюбляются друг в друга? — хихикнул Тонька.

— Ну, им, видимо, мало тех проблем, что уже есть, — огрызнулся Ольги, — гитару поправь, урод.

Мартин машинально подтянул ремень и осторожно выглянул за кулисы. Перед сценой колыхалось целое море людей и он внезапно почувствовал дурноту. Такое масштабное выступление в его карьере было первым и Мартин невольно поёжился.

Первым на сцену выбежал Тонька, ловко запрыгнул за свою барабанную установку и разразился оглушительной дробью. Зал одобрительно загудел. Следом вышли Эрик и Ольгерд. Их появление подхватили одобрительным гулом. В конце концов, не такие уж они неизвестные. Столько лет по маленьким клубам и сценам. Количество поклонников набирается постепенно. Первый ряд буквально беснуется. Это самые преданные, самые давние фанаты. Они знают каждую песню наизусть, а сегодня ещё будет сюрприз. Они представят публике пару песен с новой пластинки.

Мартин выкатился на сцену последним, приветственно вскинув руки и едва не оглох от грохота толпы. Вот это его жизнь. Его хлеб и воздух. Музыка и признание. Обожание и имидж бунтаря. Он ударил по струнам, извлекая пронзительно острый, жалобный и одновременно грозный звук. Песня посвященная Жене. Интересно, смотрит ли она концерт? Догадается, что эту песню он написал для неё?

Мартин машинально огляделся, пытаясь высмотреть в толпе знакомое лицо, вместо этого поймал грозный взгляд Ольгерда (чек-лист начинался с другой песни) и снова ощутил приступ всепоглощающей слабости. В какой-то миг Мартину стало так нехорошо, что толпа перед глазами поплыла, как-то странно перевернулась и он едва не рухнул на пол. Ольгерд из-под тишка показал ему кулак. Мартин подобрался и вылетел на авансцену, зарубая бесшабашную и пронзительную мелодию.

Первую часть выступления он отыграл на автомате. Руки повторяли партию, отточенную до полного автоматизма. Иногда он лажал, пропускал ноты, играл не теми движениями и всё смотрел и смотрел в толпу. Бушующее море людей почему-то дрожало и расплывалось. Огромный банер, что висел возле будки звукооператоров плаксиво морщился. Буквы расплывались. Возможно начинался дождь, а может быть, это были слезы…

Наконец, наступил минутный перерыв. Пока Эрик и Ольгерд соревновались в гитарной дуэли, выпендриваясь друг перед другом с двумя Гибсонами, Мартин поспешно скрылся за кулисами и прижался лбом к какой-то металлической конструкции. С него лил пот. Ноги дрожали. Слабость была такая, что он едва не падал. Кто-то догадался подсунуть стул. Дурнота накатывала волнами и Мартин который болел редко, догадался, что у него невъ*бическая температура. Если бы Женя была сейчас рядом ему было бы легче. Просто была бы рядом. Может быть прикоснулась прохладной рукой ко лбу. Прошептала бы, что-то ободряющее. Но её не было. Мартин чувствовал, что ещё немного и он заревёт, как дурачок. То ли от досады, то ли ещё от чего-то.

Его подтолкнули к сцене. Мартин встал словно зомби, не чувствуя под собой пола. До сцены было несколько шагов, но этот отрезок пути показался Мартину бесконечно долгим. Ему казалось, что его ноги ныряют в вату и он проваливается с каждым шагом всё глубже и глубже. Не смотря на дурноту он чувствовал, что надо идти. Что он не может этого не сделать. Его ждут. Он нужен этим людям. И никому не интересно, что он сгорает от температуры, что ему плохо, что он только что сотворил самую большую ху*ню в своей жизни. Мартину очень хотелось плюнуть на всю эту сумасшедшую толпу, на их бешеные крики, на сердитые взгляды одногруппников. Просто забить х*й. Развернуться, рухнуть за кулисами на пол и погрузится в мутное и горячее небытиё. Но он снова вышел на сцену и в тот момент, когда ударил по струнам, почувствовал, что становится легче. Музыка оттягивала дурноту на себя. Он сосредоточился на игре, что бы не натворить тех косяков, которые допустил в первой части и ему действительно стало, как-то необычайно хорошо. Мартину даже казалось, что он взмыл над толпой и парит на волне музыки, упиваясь собственной игрой.

Окончание выступления Мартин потом так и не вспомнил. Едва отгремели последние аккорды и им позволили уйти со сцены, он рухнул без чувств. Так эпично, не по рок-н-ролльному просто повалился на руки Тоньки и Ольгерда. Хорошо друзья успели подхватить, когда Мартин словно мешок рухнул вниз. Было, что-то мутное, неясное, в полу-бреду. Он улыбался Жене и одновременно корил себя за дурную игру в первой части. Он уже сожалел, что концерт прошёл коряво и выступление в первую очередь запомнится его феерической лажей. Ещё, что-то невнятное связанное с организаторами и встревоженный возглас Тоньки:

— Ну? Чего там? Какая температура?

Загрузка...