Не мой, не твоя

Глава 16

Тимур

Все дела, что запланировал на вечер, я отменил. Толку от меня всё равно никакого. Сейчас я не мог себя заставить хотя бы попытаться вникнуть в работу. Всё отодвинулось на задний план. Даже этот старый хрен, министр, который довел меня до бешенства. К нему, решил, вернусь позже. Пока же я мог думать только о том, что случилось семь лет назад.

Я прокручивал в уме то, что все минувшие годы ожесточенно вытравливал из памяти, но так и не смог забыть — те несколько дней, пока Марина жила у нас, до приезда отца. Несколько дней одуряющего счастья, а потом… потом целый год кромешного ада, да и после этого — если оглянуться назад — всё казалось каким-то искусственным и плоским. Будто не жил настоящей полноценной жизнью, а существовал по инерции.

А ведь у нас с ней могло бы быть по-другому. И ей бы не пришлось сейчас через это дерьмо проходить — я бы этого попросту не допустил.

От этого «могло бы быть» сердце скулило как подбитое. Хотелось пойти к ней немедленно и сказать: «Я всё знаю, прости, давай забудем, что было, и попробуем сначала». Хотелось так, что аж подгорало.

Но я понимал, что это невозможно. Глупо даже надеяться. Я сам убил это «могло бы быть». Теперь Марина смотрит на меня с ненавистью, как на врага, и она в своем праве.

Я поехал домой. К отцу у меня тоже имелись вопросы. Может, сейчас и я всё разрушил, но семь лет назад мы расстались из-за его вмешательства.

Правда, сразу поговорить не получилось — когда я приехал, он спал. Тоня пожаловалась, что его опять мучили боли в спине. А это значит, он срывался на всех. Уколы отец делать не любил — говорил, что после них у него туман в голове и хочется спать. Соглашался только тогда, когда, видать, терпеть становилось совсем невмоготу.

— С утра нас всех тут гонял, — причитала Тоня. — Перебил столько посуды… суп весь на пол вылил… эту бедную девочку, сиделку, снова до слез довел, думала, вообще поколотит… она уйти хотела, насилу ее уговорила остаться. А потом Сергею Михайловичу позвонили. Он долго разговаривал, уж не знаю, с кем. Но после этого сразу присмирел, согласился на укол и вот теперь спит.

Проснулся отец только под утро, сразу огласив весь дом отборной бранью. Но когда я вошел в его комнату, он сразу успокоился. Даже подобрел, пробормотав с улыбкой: «О, сынок».

И пока я сидел в кресле, пережидая, когда сиделка доделает все их утренние процедуры, он покорно терпел, не шпынял ее, как обычно, только слегка покряхтывал.

Я же ничем не выдавал своих намерений. Но как только сиделка, закончив свои манипуляции, ушла, я сразу спросил его в лоб:

— Это ты тогда заставил Марину уйти? Только не ври.

Странно, но отец как будто даже и не удивился моему вопросу. Разве что малость погрустнел.

— Ну?

Тяжело вздохнув, он посмотрел на меня с досадой и кивнул.

— Да как ты мог?! — вскочил я с кресла и стал кружить по комнате. — Какого черта ты влез куда не просили?

Он хмурился и молчал.

— Ты хоть понимаешь, что натворил? Ты же… ты же нам с ней жизни переломал! Допустим, до нее тебе дела нет. Но ты и мне всю жизнь к херам испоганил.

— Я не думал, что у тебя к ней так серьезно было…

Я заставил себя сесть и чуть сбавить тон.

— Да я тогда жить не хотел, когда она меня бросила. Да меня до сих пор корежит, когда ее вижу. А ты знаешь, почему я купил этот гребаный завод? Думаешь, я такой энтузиаст и мне в кайф было нырнуть в это болото? Да ни черта подобного. Просто она там работала. Работает. Только из-за нее. Как думаешь, серьезно у меня к ней было или не очень? Да и вообще, какая нахрен разница, серьезно или несерьезно? Это была моя жизнь, мой выбор. Ты вообще не должен был влезать!

— Ты, сынок, тоже не должен был влезать, если так посудить.

— Ты о чем? — раздраженно спросил я.

— Помнишь, Жанну?

Я даже не сразу сообразил, о ком он. С трудом переключился со своей волны, но все же вспомнил.

— Это та шлюшка, на которой ты хотел жениться?

— Именно.

— Так ты жалеешь, что не женился на ней?

— Не жалею. Но у меня хватает ума и честности признать, что ты поступил тогда хоть и жестоко, но правильно. Так вот и ты, может, когда-нибудь меня поймешь.

— Никогда не пойму! И вообще, к чему эта аналогия? Как ты можешь сравнивать эту тупую шлюху и Марину?

Отец ответил не сразу, видно было, что он колебался.

— А ты думаешь, эта Марина так уж от нее отличается? — прищурился он. — Думаешь, она чиста и невинна?

— Ты сейчас поосторожнее выбирай слова, — тихо предупредил я, чувствуя, как в груди начинает припекать.

— Я говорю то, что есть. То, что знаю. А я знаю, что твоя Марина лет этак десять назад снималась в порнофильмах.

Я снова вскочил, опрокинул кресло.

— Да что ты несешь?! У тебя от твоих лекарств совсем мозги заплыли?

— Не горячись, — посмотрел он на меня снизу вверх. — Я говорю только то, что знаю точно. Я своими глазами видел порнушку с её участием.

— Ты реально думаешь, что я в этот бред поверю?

— Тимур, ты выслушай спокойно, а потом уже делай выводы, рви и мечи.

Несколько секунд я нависал над отцом, тяжело и шумно дыша, испепеляя его взглядом. Он, хоть и нервничал, но глаза не отвел.

— Ладно, говори, — процедил я через силу, хотя рвать и метать хотелось немедленно. Снова уселся.

— Так вот, когда вы встряпались в эту историю с Яшей Черным, я попросил Юру всё о ней разузнать. Мало ли, вдруг эта девица какая-то аферистка.

Юра — это отцовский эсбэшник. Хотя какой он Юра, ему лет уже за шестьдесят. Сколько себя помню, он всегда был с отцом. И всегда мне не нравился. И матери тоже, её он вообще пугал. Жилистый, с абсолютно голым черепом и с прозрачными, белесыми глазами. Похож на кота сфинкса. Такой же тощий, безбровый, лысый и взирающий на всех с лютой злобой. Ну, кроме отца, разумеется. Ему он был предан до гроба.

— Так вот Юра и нашел это видео. И узнал, что она снималась в порно за деньги. Там даже договор был, чтоб ты знал. Юра раньше работал у одного… не будем называть имен, все равно он давно уже в Москве, чуть ли не в правительстве там кто-то. Но когда еще здесь жил, время от времени пользовался услугами одной конторы. Тонкостей я не знаю, но как понял, там снимали фильмы на заказ. Сам понимаешь какие фильмы. Заказчики могли и актрис по своему желанию выбирать, у них там целый огромный каталог с девочками был. И с мальчиками тоже. На любой вкус. И эти девочки-мальчики шли туда работать добровольно, потому что платили хорошо.

Я слушал отца, а про себя упрямо повторял: бред, дикий бред…

— Клиенты могли заказывать что-то конкретное, воплощать любые свои фантазии на экране. Вплоть до всяких извращений.

Отец брезгливо передернулся.

— Контора была довольно закрытая, фильмы снимали только для частной коллекции, за бешеные бабки, новых клиентов брали только от проверенных, давних заказчиков. Сам можешь представить, что за люди были их клиенты. И Юрин бывший хозяин в свое время частенько туда наведывался. Ну и Юра, получается, тоже. Кого-то из своих знакомых или родственников он даже пристроил туда в охрану. Связи остались. Вот и там пробил её на всякий случай. Ну и принес мне то видео.

— Да ну, это ересь какая-то, — мотнул я головой. — Чтоб Марина снималась для каких-то извращенцев?

— А ты у нее спроси. Говорю же, я видел собственными глазами.

Вспомнился ни к месту Тиханович. Он тоже нес какую-то пургу про порно.

— Нет, не знаю, что ты там видел, но лучше молчи. Не хочу больше ничего слушать.

— Я видел её, — твердо повторил отец, — во всей красе. Говорю тебе, она работала на эту контору. Будь это все неправдой, она бы и не ушла тогда от тебя.

Я задыхался. Воздух как будто сгустился и стал раскаленным. Голова сделалась чугунной и пустой. Только пульс в затылке и висках стучал набатом. С минуту или дольше я сидел в каком-то отупении, отца уже не слушал — все его слова слились в монотонный гул, пока меня не пронзила догадка.

— Так ты ей пригрозил, что покажешь мне то видео? Поэтому она ушла?

Отец молчал, но я и так всё понял. Тяжело, как будто тело налилось свинцом, поднялся и пошёл к дверям.

— Тимур, куда ты? Постой. Что ты хочешь делать? Тимур! А что бы ты делал на моем месте? Ты мой единственный сын! Ни один отец в здравом уме не пожелает, чтобы его ребенок связался с какой-то порнушницей.

— Она тебе не порнушница, — оглянулся я.

— Тимур, я же твой отец, я же всё для тебя… ради тебя…

— Вот только потому, что ты мой отец, я просто уйду и всё.

— Куда? Тимур! — кричал отец вслед.

Я спустился вниз, нашёл на кухне Тоню.

— Собери, пожалуйста, мои вещи. Я позже за ними кого-нибудь пришлю.

— Как? Куда же ты, Тимур? — расстроилась она. — Вы с Сергеем Михайловичем поругались? Прости его, да вообще не обращай внимания. Он же болен, вот и злится. Что бы ни говорил, он любит тебя…

— От такой любви сдохнуть хочется.

На завод я приехал уже после обеда весь какой-то полубольной. По дороге я обдумывал рассказ отца. И вроде глупо о таком врать — проверить же недолго. И вообще слишком уж сложно для вранья, сочинить такое у отца и фантазии бы не хватило, да ещё этот старик-министр… в общем, всё одно к одному. И тем не менее не мог я поверить или же отчаянно не хотел.

В конце концов решил спросить у Марины прямо. Правда, как такое спрашивать? По ходу, решил, разберусь. Вызвал её через секретаршу, но спустя минуту мне позвонил кадровик.

— Тимур Сергеевич, Филатовой сейчас нет. Она отпросилась у меня на полдня. Ещё за неделю. У нее сегодня какие-то дела. К вечеру, сказала, вернется. А у вас что-то срочное? Давайте я или Люда сделаем, вы только…

Я положил трубку без всяких объяснений. Значит, вечером вернется. Может, оно и хорошо. Я остыну, придумаю, как вообще завести этот разговор. Однако главный вопрос, который меня терзал, и на который никак не мог для себя ответить: а что если это окажется правдой? Что тогда?

И тут взгляд упал на флешку.

«Не верите? Посмотрите на досуге» — сказал вчера тот старикашка и подсунул её мне.

С минуту я колебался: смотреть или нет.

Умом понимал, что надо, конечно, знать точно, но, с другой стороны, малодушно хотелось выбросить эту флешку, забить на всё, что отец мне понарассказывал, и ни о чем не думать. Вроде как, если не знаешь чего-то наверняка, то можно сказать себе, что этого и не было. И не париться.

Но я так не мог…

На флешке старика оказался всего один файл — этот чертов видеоролик, от которого меня уже заранее мутило. Наведя курсор на ярлык, я вновь завис. Рука на мышке взмокла. Сердце то ухало вниз, то подскакивало и судорожно пульсировало у самого горла.

Может, ну его нахрен, это видео? Как же не хотелось узнать такое вот о Марине. И не хотелось — это ещё очень мягко. Я боялся этого. Боялся так, что волнами накатывала тошнота, а в желудке образовался ледяной ком, от которого поднимался вверх парализующий холод. Впервые в жизни я страшился и всеми силами не хотел узнать правду. И в то же время понимал, что не смогу просто забыть и успокоиться. Будет же постоянно свербеть: она или не она? Снималась или нет?

В конце концов я щёлкнул по значку.

На экране развернулось окно, а у меня возникло ощущение, что я шагнул в пропасть и стремительно лечу хрен знает куда.

Сначала секунд пять шла заставка — мелькающие голые девки, а потом на экране появилась комната с круглой большой кроватью посередине. На кровати лежала девушка, абсолютно раздетая. Как-то странно лежала, ничком и не шевелилась. Типа, это она спала, ну или в чем прикол?

Волосы полностью закрывали ее лицо, и я услышал собственный шепот: может, это не она? Хоть бы не она!

Потом к ней сзади подошёл какой-то хрен, здоровый, накачанный и тоже голый. Встал на кровать коленями прямо над ней, затем грубо схватил за волосы и оттянул голову назад. Камера постепенно приближалась, и я поймал себя на мысли, что не дышу. А потом и вовсе будто умер. Сердце окаменело, я сам окаменел, а за грудиной такая чернота расползлась…

Это была Марина. Её профиль, её родинки на шее…

Затем этот козлина перевернул Марину на спину, и на несколько секунд на экране появилось крупным планом её лицо. Но и как будто не её.

Может, в пореве я и не большой спец, хотя что-то когда-то, конечно, смотрел, но зато уж точно знаю, какая она, Марина. Знаю, какое у неё выражение, когда она грустит, радуется, сердится, знаю, каким становится её лицо от желания. А то, что я видел сейчас, походило на неё мало, да вообще никак.

Это была как будто ее оболочка — те же черты, но одеревеневшие, те же глаза, но застывшие. Однако в то же время в них таился ужас. Словно она адски напугана, но нет сил ни шевельнуться, ни моргнуть, ни даже простонать. Да и ворочал её этот урод, как набивную куклу. А Марина такой никогда не была.

Нет, она точно не в себе. Может, под чем-то?

В следующий миг этот упырь, подхватив её под коленями, рывком придвинул к себе, навис и… я выключил. Не смог больше. Казалось, внутри меня что-то надломилось и треснуло. В порыве я смахнул со стола стакан с ручками, лотки, бумаги. Сам вскочил, перевернув кресло. На грохот сунулась секретарша, но тут же скрылась, когда я рявкнул: «Уйди».

Нет, я понимал, что случится, точнее, уже случилось много лет назад, понимал, что этого уже никак не изменить, а все равно смотреть дальше было невмоготу. Больно так, словно бритвой изнутри располосовали. Убил бы всех. А её… её лучше бы вообще никогда не знал, всю душу она мне уже вывернула, всё сердце изодрала.

Я метался по кабинету, как в агонии, снёс несколько стульев, да вообще всё разгромить хотел, но заставил себя остановиться. Вернулся на место, рухнул в кресло, почувствовав вдруг себя каким-то выжженным.

Марина, Марина… как же это… почему… Упершись локтями в стол, я сжал в ладонях голову. Нет, всё это у меня никак не укладывалось. Даже не потому что я отчаянно не хотел верить в рассказ отца и Тихановича, не потому что искал любые зацепки, лишь бы не принимать такую «правду». А потому что с ней явно было что-то не то. Конкретно не то. А вот что…

Загудел селектор, оборвав мою мысль. Секретарша доложила:

— Тимур Сергеевич, вы просили сегодня вызвать Филатову. Она уже на рабочем месте. Её пригласить?

Да, чуть не вырвалось у меня. Потом подумал — нет, не могу сейчас. Что я ей скажу? Я видел, как ты… как тебя… Рот сразу наполнился горечью, и непроизвольно вырвался тихий полурык-полумычание.

— Тимур Сергеевич, с вами все хорошо? Я не поняла вас…

— Нормально все. Никого приглашать не надо, — выдавил я.

В кадры я всё же спустился, но уже после шести. Так и не придумал, как завести разговор. В лоб спрошу, решил. А как ещё?

Но зашел, увидел её, и вся решимость куда-то делась.

Марина сидела за столом, уткнувшись лицом в ладони.

«Плачет?» — растерялся я.

На миг она подняла на меня глаза и тут же снова бессильно уронила голову. И столько горести, столько боли было в её взгляде, что под ребрами защемило. Да и сама она как будто вся съежилась…

Я смотрел на ее макушку, на поникшие плечи и не мог произнести ни звука — горло перехватило от нахлынувшей жалости. Молча присел на край стола второй кадровички, не сводя с Марины взгляда. Я не знаю, что нужно говорить в таких ситуациях, и нужно ли вообще что-то говорить. У меня так точно слов не находилось. И со своими вопросами я, наверное, зря сейчас пришёл, не вовремя.

Спустя минуту-другую она выпрямилась и снова посмотрела на меня с какой-то усталой обреченностью.

— Вы что-то хотели, Тимур Сергеевич?

Меня и раньше раздражал этот официоз, а сейчас и вовсе резал слух.

— Что с тобой? Какие-то проблемы?

Она покачала головой.

— Ну я же вижу.

— Я просто устала, — сухо ответила она.

Ну какой там «просто устала»? Она выглядела как человек, у которого вся жизнь под откос. Хотя с таким свекром неудивительно.

— А с жильем как? Нашла что-нибудь?

Она неопределенно повела плечами. Потом все же ответила:

— Нашла, благодарю за беспокойство. Вы за этим пришли или что-то хотели? — холодно спросила она, показывая, что откровенничать не собирается и вообще беседовать со мной ей неприятно.

Этим тоном, да и всем своим видом она старательно выстраивала барьер между нами. Наивная, не понимает разве, что плевать я хотел на её барьеры? И если надо, в два счета смету их к чертям.

Я пересел на её стол, сбоку. Она, явно не ожидая этого, заметно смутилась и чуть отъехала в кресле назад. Ну вот, холодной чопорности и как не бывало.

— За этим, — отставив одну руку и опершись ею о столешницу, слегка наклонился к ней я. — А ещё хотел сказать, что вчера меня посетил один товарищ. Какой-то там министр по фамилии Тиханович. Знаешь такого?

Марина так страшно побледнела, буквально на глазах. Бросила на меня затравленный взгляд снизу вверх, потом опустила глаза и глухо произнесла:

— Да, я знала, что он собирался к вам. Он рассказал вам про… видео?

Я кивнул, отгоняя всплывшие в мыслях мерзкие кадры. Не надо сейчас об этом думать, иначе снова меня понесет и точно никакого разговора не получится. Только вот как об этом не думать? Это ведь не просто засело в голове, оно намертво въелось.

Марина встала, отошла к окну. Я молча наблюдал за ней, призывая себя оставаться спокойным, не подходить к ней, не горячиться, а так хотелось выплеснуть всё, что кипело внутри…

— И что теперь? — наконец повернулась ко мне она и, сверкнув взглядом, спросила с вызовом. — Уволите меня? Или сначала поглумитесь?

— Да с чего бы? — удивился я. — Даже мысли не было.

— Ну а что тогда? Что вы хотите?

— Хочу понять, как такое вообще могло с тобой произойти. Ты же… ты ведь не такая.

— Разве? А какая? Вы сами сказали, что с другими надо тратить время на ухаживания, а со мной можно и так. Я уж молчу про незабываемый вечер в прошлую пятницу.

— Извини. — Я всё-таки подошёл к ней. — И за пятницу тоже извини.

— Да мне всё равно, — отмахнулась она и снова отвернулась к окну.

Я смотрел на неё и, невзирая ни на что, до безумия хотел обнять её. Идиотизм просто, но тянуло к ней настолько, что чуть ли не ломало. И сердце, как дурное, так и норовило выпрыгнуть.

— Почему этот старпер хотел, чтоб я тебя уволил? — спросил я, чтобы отвлечься от этой почти болезненной тяги. — Я так понял, ты с бывшим мужем за опеку над ребенком судишься? А этот старикан что, старается для сына?

Марина тотчас сникла.

— Для себя он старается. Игорю вообще дела нет до Оленьки. Это наша дочь. А Юрий Иванович… он, конечно, любит Олю, ну и считает, что я — плохая мать. Хочет забрать её у меня, точнее, уже забрал.

— Как так?

— Вот так. Деньги, связи — всё в ход пустил. Подкупил органы опеки, чтобы те составили липовый акт и изъяли её у меня. А еще оформили ему временную опеку. Так что мы не с Игорем судимся, а с ним.

— И когда у вас суд?

— Сегодня первое заседание было. Я отпрашивалась…

— И как всё прошло?

— Да никак, — Марина закусила нижнюю губу.

— Он и судью подкупил?

Она мотнула головой.

— Судью нет. С судьей нам повезло, мой адвокат говорит. Но он подкупил квартирную хозяйку, и меня выселили прямо накануне суда. И какая бы она там хорошая ни была, наша судья, но понятно же — отдать ребенка матери, которой жить как бы негде, она не могла.

— А найти другое жилье?

— Не все так просто. Я должна была предоставить судье акт о жилищных условиях. Так положено. Комиссия из опеки приходит, осматривает жилье и дает заключение, мол, условия для проживания ребенка подходящие, ну, или удовлетворительные. Акт у меня был, но на ту квартиру, откуда меня выселили. Поэтому судья дала нам отсрочку на месяц, чтобы я решила жилищные проблемы. Только я боюсь, что история повторится. Тиханович снова проделает тот же фокус, вот и всё. Он на всё готов. Вообще на всё, лишь бы мою Олю оставить себе.

— Да мало ли, на что он там готов. Но вообще это же хорошо, что она дала отсрочку? Это ж лучше, чем поражение. А за месяц всё решим и с жильем, и с этим Тихановичем, и вообще…

Марина кивнула, опустила голову низко-низко, снова кивнула, а когда заговорила, я понял по сдавленному голосу, что она плачет.

— Да, мой адвокат тоже так говорит. Но я уже не могу… ещё целый месяц… я с ума сойду… я уже два месяца не видела мою девочку… не могу…

Марина вдруг разрыдалась так горько, что вся выдержка у меня полетела к чертям. Я притянул её к себе, обнял, прижал к груди.

— Тише, ну… Не плачь, я что-нибудь придумаю, обещаю…

— Я не могу уже… — повторяла она сквозь плач. — Я больше не могу так…