(Не)настоящий ангел

Глава 7

Ангелина

Стою под раскидистым каштаном – нашей гордостью двора и пытаюсь унять сердцебиение. Это какой-то очень трешовый сценарий развития событий. Похоже на одну большую-большую подставу.

Но мама бы не стала, нет. И тетя Валя тоже. Они ведь не знали. Не знали же?

Дыхание никак не придет в норму, а тянущее чувство в груди все разрастается и разрастается до огромной дыры, что казалось, дано затянулась. Я не верю во все эти “пронесенная через года любовь” и “он посмотрел на нее, и все былые чувства нахлынули”. Я за рациональный подход. Он меня бросил? Бросил. Воспользовался? Воспользовался. Ни разу за все эти годы не вспомнил? Не вспомнил. Значит, тот жар, что растекается от макушки до кончиков пальцев – жгучая ненависть, дань прошлым дням.

Надо же было этому засранцу вернуться, когда все мои ментальные щиты трещат по швам, благодаря очередному мудаку на пути. Я всерьез задумываюсь, что выбираю не тех мужчин: закрытые, недоступные, те еще уроды. Не внешне, с этим проблем у меня никогда не было, каждый последующий ничуть не уступал предыдущему: все высокие, темноволосые, с волевым лицом. Самовлюбленные эгоисты и циники. Типаж очень схожий, как и то, что все они, без исключения, в итоге топтались по моей самооценке и уходили, громко хлопнув шатающейся дверцей моей души.

Это надо закурить.

Роюсь в сумке и выуживаю на свет дня измятую, наполовину пустую пачку сигарет. Достаю одну, зажимаю губами, тянусь к зажигалке. Дверь сзади издает протяжный звук, выпуская наружу кого-то из соседей. Я быстро вынимаю изо рта сигарету и прячу. Доложат ведь маме, не лучшее место терять самообладание.

Мимо проплывает дядя Саша с первого этажа, сам любитель покурить у парадной. Он привычно останавливается у урны и достает свою дешевую “Балканскую звезду”. С минуту я решаю, не присоединиться ли, все же мне уже не шестнадцать, у него отличная зажигалка и он любить потрындеть, что, видит бог, мне сейчас не помешает… Но потом мозг все же просыпается, подсказывая, что идея – отстойная и те две минуты отвлеченных разговоров, что я получу, не помогут унять гребаную тахикардию, а в последствии еще и принесут проблем. Что бы ни было, спокойствие мамы для меня все еще на первом месте. Так что я просто здороваюсь с соседом и отхожу ближе к детской площадке. Там стоит трансформаторная будка, за которой я когда-то и попробовала первую затяжку. Излюбленное место всех подростков.

Тут все, как я помню: разбросанные бычки, неприличные граффити на стене. Все-таки что-то никогда не меняется. Снова зажимаю сигарету зубами и чиркаю зажигалкой. В кои-то веке она срабатывает с первого раза. Делаю первую затяжку и блаженно запрокидываю голову к небу. Солнце греет лицо, а дым заледеневшее нутро. Ну вот какого хрена он приперся? Почему сейчас? Почему такой же, как раньше, разве время не должно было нас поменять? Встряхнуть, перевернуть, перепрошить. Мы должны были измениться и повзрослеть, стать другими людьми, мило улыбнуться друг другу – словно все прошлое – в прошлом – и мирно попрощаться, чтобы ни в коем случае не всколыхнуть пожар, что вечно разгорался от наших скрещенных взглядов.

Но стоило лишь встретиться глазами – полыхнуло будь здоров. Ничего не забыто, мы все те же подростки. Ненависть снова пульсирует нервным током по венам. Лишь бы в этот раз не спутать ее с другим чувством, чтобы не появилась очередная кровоточащая зарубка на сердце. Там уже опасно нет места.

Надо искать плюсы.

Например, теперь, раз он вернулся, мне не придется каждый вечер таскаться на кормежку кота. Дерьмо опять же руками убирать. Чем не положительные моменты?

Черт, надо вернуть ключи тети Вали на место, если она приедет, а ее сынок опять куда-то свинтил – будет отстой.

Выкидываю окурок, встряхиваю головой, выгоняя ненужные мысли, и бодро шагаю к парадной.

– Ты бы завязывала, дочь, – отвечает на мою доброжелательную улыбку дядя Саша, докуривая вторую сигарету и ясно давая понять, что мои прятки за трансформаторной будкой не остались тайной. – Не женское это дело.

– Обязательно, – мысленно выставляю ему большой, жирный…

Не женское дело. А что женское? Рыдать в подушку и впадать в депрессию после каждого разочарования? Всем нужны вот такие моменты силы и контроля, когда ты точно знаешь, что владеешь ситуацией. А что сигареты зло – прописная истина, спроси любого, кто держит в руках пачку, просто это осознанный выбор темной стороны. Лучше такая мелкая слабость, чем просто быть слабой.

Прикладываю ключ от домофона, открываю дверь. Мимо меня проскальзывает хрупкая фигурка девчонки-курьера в яркой желтой куртке и тихо благодарит. Я иду к лифту, она ныряет на лестничный пролет. Какая шустрая, с таким рюкзаком и субтильным телосложением, и явно не опытная – совсем не экономит силы. Я еще помню времена, когда самой приходилось вот так по району гонять, чтобы заработать первые деньги. К концу дня ноги еле передвигались.

Кабина старого лифта со скрежетом движется вниз, пока не останавливается на первом этаже. Он меня всегда немного пугал хотя бы потому, что его год выпуска сильно старше, чем мой. Но сегодняшний день был и так чересчур долгим и утомительным для девушки на каблуках, поэтому я решаю сэкономить немного энергии. В конце концов, это дело минуты: подняться, открыть квартиру, кинуть ключи тети Вали обратно на мамин комод, закрыть дверь и снова залезть в лифт.

Дверцы разъезжаются на этаже, и я с удивлением застаю девчонку-курьера у соседской двери. Она жмет звонок и нетерпеливо перетаптывается с ноги на ногу.

Я подхожу к маминой квартире, засовываю ключ, успеваю провернуть один раз, прежде чем соседская дверь распахивается.

– Добрый день! – звучит бодрое приветствие “желтой куртки”. А затем, – о, боже! – выдает с придыханием.

Да ладно, там максимум на “вот это да”. Неужели и правда во всей красе дверь открывал? Не успел натянуть портки за столько времени? Любопытство перевешивает мое твердое “плевать мне на него с высокой колокольни”, так что я делаю шаг назад и ненавязчиво заглядываю за соседскую дверь через плечо девочки-курьера.

Сначала я даже не понимаю, чего она так ахнула. Арсеньев выглядит почти как человек: в джинсах и футболке, никаких неприлично висящих достоинств. Влажные волосы зализаны назад, а не торчат, как у психопата, каким я встретила его ранее. Правда, в его руках красуется огромный грязный нож, с которого что-то капает на пол.

Девчонка отшатывается от двери, и мне предстает более детальная картина: по коридору шествует кровавый кот, медленно тащит по ламинату окровавленную лапу, по его морде стекает красная струйка и окрашивает шерсть на груди и животе. Истошный кошачий вой только прибавляет напряжения сложившейся ситуации. И в совокупности с ножом в руке Антона все это выглядит не очень.

Какого хрена, Арсеньев?!

Я больше не хочу копать яму во дворе под покровом ночи!

Антон

День как-то не задался. Хотя есть эпитет покрепче.

Неадекватная соседка в самолете, чокнутая дома – похоже, это что-то кармическое.

– Что думаешь, Вискарь? – подношу уродскую морду кота к лицу и вглядываюсь в это недоразумение.

Это, конечно, подстава подстав от матери. Все детство канючил у нее котейку, а получал лишь неизменное “только через мой труп”. Хотя готов был на самого бесхожего и блохастого, лишь бы был, как у всех. То ли мать смягчилась на старости лет, то ли так мстит за вынужденное одиночество.

Вискас смотрит на меня одним целым глазом, шипит и замахивается когтистой лапой, очевидно, желая сделать мое лицо похожим на свое. Хорошо, не стал буянить, прикрывая самое ценное от взгляда мелкой занозы. “Не такой уж и мелкой уже” – подсказывает уставший мозг.

Выпускаю нервного кота на пол, он тут же фыркает, словно ругается на меня, и с важно задранной покоцанной мордой шествует в сторону кухни. Выходит громко. Во-первых, потому что у этого разбойника с большой дороги не когти, а когтищи, стучащие о ламинат, как вбиваемые гвозди. А, во-вторых, его лапы липнут к тому самому ламинату из-за лужи, в которую мы оба с ним вляпались.

Что за черт, кстати говоря?

Эта чудачка так набросилась с самого порога, что ни черта выяснить не удалось: ни какого хрена она тут натворила, ни почему мне в рожу прилетело вонючей тряпкой. Почему под ногами сейчас разливается мутная сладкая лужа и какого хрена я все еще стою в ней абсолютно голый?

Швыряю полотенце под ногами в самый эпицентр разлива, оно и так уже все пропиталось землянично-помойным запахом, и направляюсь в комнату. Нужно хотя бы портки натянуть, чтобы не остаться без шаров, с которыми гарантированно захочет поиграть Вискарь, когда я буду прибирать за чокнутой. Это тоже какой-то круг сансары. Вот вернулся в старую жизнь и все по накатанной: она, я, бесконечный треш. Всю жизнь за ней разгребал и отгребал за нее, как говорится: никогда не было и вот опять. Едва переступил порог родного дома.

Встряхиваю единственные джинсы, достаю припасенную футболку, она неприятно липнет к телу, и я вспоминаю, что так и не смыл незабываемое приветствие от чокнутой.

Иду в ванную, кошак трется в коридоре, шурша пакетом. При моем появлении выдает наглое “мяв”, слегка шипяще. Шепелявый кот-пират. Огонь.

– Жрать хочешь? – зачем-то спрашиваю это недоделанное создание.

– Мя-яв, – истошно вопит он, присаживаясь на тощий хвост.

Господи, до чего же жалко создание. Но умный, все понимает. Или у меня уже крыша едет от жесткого недосыпа, разговаривать с мохнатой мордой?

– Ладно, пошли, – подхватываю пакет с кормом и делаю шаг в сторону кухни.

Кот-пират радостно плетется за мной, все еще прилипая лапами к полу. Надо его сполоснуть после кормежки. Вопрос только, настолько мне это нужно, чтобы рисковать своим лицом?

Кидаю пакет на кухонный стол, включаю кран с водой, ополаскиваю лицо, кожу которого стянуло от липкой жижи, прилетевшей в него. Волосы прочесываю назад, чтоб не мешались, ворот футболки оттягиваю, чтобы добраться до шеи. Хоть ты снова в душ лезь.

Очередное гневное “мяв” за спиной напоминает, что мои потребности нынче не в приоритете. Наглое создание восседает на столе и помахивает облезлым хвостом. Еще и недоволен, ты посмотри.

Выключаю воду, высыпаю содержимое на стол. Какая ирония – Вискас для Вискаса. Хотя выбор весьма приличный. Тут тебе и тунец в желе, и рагу с лососем, и паштет из телятины. Чтоб я так питался. Перекидываю пакетики с кормом на край стола, выбирая, чем сегодня будет ужинать этот доходяга, когда побитая морда подталкивает ко мне консервную банку. Облезлый, побитый, а губа не дура у котяры. Я б тоже заточил “террин с уткой, морковью и шпинатом”. Желудок неприятно сводит, напоминая о голоде. За всем этим нескончаемым трешем забыл о курьере из доставки. Надеюсь, он уже у порога, иначе придется открывать консерву и на себя.

Вискарь спрыгивает со стола, пока я споласкиваю пыльную банку под струей воды, и топает в сторону ванной. Если он пошел мыть лапы – я начну верить в переселение душ и высший разум.

Дергаю колечко на банке, оно отрывается так и не подцепив край крышки. Ненавижу такие ситуации. Выдвигаю пару ящиков, чтобы найти открывашку, натыкаюсь взглядом на большой керамический нож. Отлично, вполне сойдет. Всаживаю его в податливый металл, подцепляю крышку, прорезаю ее по кругу. В дверь звонят. Наконец-то.

Ослепленный голодом, иду открывать прямо с ножом в руке. Как только огибаю дверцу открытой ванны, раздается душераздирающий вопль кота и позвякивание стекла. Да чтоб его! Разбил что-то?

Открываю дверь, на пороге стоит девушка из “Яндекс.Доставки” с огромным рюкзаком на спине. Мило улыбается и здоровается, пока не замечает огромный нож в моей руке. Я собираюсь пошутить и улыбнуться, но девчонка бледнеет и охает еле разборчивое “о, боже!”, смотря мне за спину.

Я перевожу взгляд на источник яростного завывания и столбенею. Кошак как будто лез через колючую проволоку: весь изрезан и оставляет кровавую дорожку на и так пострадавшем сегодня ламинате. Да что, блин, за день сегодня такой!

Выдыхаю, понимая, как выглядит вся картина в целом, с испачканным ножом и залитым кровью облезлым котом на периферии. Снова перевожу взгляд на курьера и встречаюсь не с одним, а двумя недоуменными взглядами. А эта здесь что снова делает?

– Арсеньев, твои маниакальные пристрастия все возрастают! – выдает зараза.

Я стискиваю зубы, чтобы не начать угрожать ножом этому исчадию зла. Не хорошо будет выглядеть со стороны, девчонка-курьер и так выглядит, словно сейчас заорет “полиция!”.

– Он что-то уронил в ванной, порезался, наверное, – оправдываюсь исключительно перед доставщицей еды. Только отряда с вызовом по 245 статье мне здесь не хватало.

– Черт, – выплевывает моя кармическая ошибка, отталкивает курьера плечом и проскальзывает в квартиру. Громко цокает каблуками в сторону раненого кота, подхватывает его на руки, не страшась быть испачканной в крови и шагает к ванной.

Отчаянная амазонка. Ни хрена ее годы не успокоили.

– Ты совсем дятел? – поворачивается с искаженным гневом лицом. – Не мог бутылку убрать?

Предчувствую гребаную разборку в Бронксе.

– Давайте заказ, – устало выдыхаю, поворачиваясь к курьеру.

Девчонка немного отмирает, стягивает большой рюкзак, расстегивает его на полу. Видимо, поняла, что я не живодер со склонностями к таксидермии и немного успокоилась. Хотя это не мешает ей бежать по лестнице, как ошалелой, едва передав пакет мне в руки.

Захлопываю дверь, поворачиваюсь к двум моим главным проблемам. Сегодня. И по жизни.

Кот нежно укутан в одно из маминых полотенец, за что, уверен, снова прилетит мне, и убаюкивается на руках у пышущей гневом чокнутой.

– Ты вообще неадекват! – стреляет в меня своими огромными глазищами. Почему они с возрастом стали только больше и более пугающими?

– Он жив? – задаю вопрос вместо ответного нападения.

– Сильно порезался, надо везти зашивать, – выдыхает огнем.

– Чем он так? – делаю шаг в их сторону, заглядываю в ванную, натыкаюсь на крошево стекла в раковине и дважды два сложить не составляет труда. – Серьезно? – перевожу взгляд на идиотку. – Ты разбила бутылку и оставила стекла в раковине?

– Ты должен был их убрать! – кричит в ответ.

– С какого это… я должен был? – цежу сквозь зубы.

– Это твоя квартира! Ты меня сам выгнал!

– Ты просто, – поднимаю руки в воздух и сжимаю кулаки у ее лица. – Просто невозможна!

Желание убивать, с которым я успешно боролся последние годы, снова расцвело буйным цветом. Дело оказывается, не в людях, а во вполне себе определенной особе. Рядом с ней и святой возьмет на душу грех.

– На том и порешили! Держи! – впихивает мне в руки запеленованного кота. Нож, все еще зажатый в руке, падает на пол. – Приятно тебе развлечься этим вечером!

Разворачивается на каблуках и бьет меня волосами по лицу. Специально же, зараза!

– Не-не-не, дорогуша, ты поедешь со мной в ветеринарку и оплатишь космический счет за этого долбокота, – успеваю перехватить ее локоть.

В меня снова стреляет острый взгляд арктических льдин. И так быть не должно, знаю, но от этого все внутри разгорается животным желанием. Не логично и очень остро.