4

Первым делом направилась проведать мать. Она ещё спала, но румянец так и остался на лице, и вызывал неподдельную радость. Сегодня женщина будет в памяти и сможет нормально покушать и. возможно, поболтает и с сиделкой и со мной.

Я была благодарна Рози за её отношение к больной. Она постоянно была с ней: мыла, одевала, меняла постель. Со своим изъяном мне пришлось бы трудно за ней ухаживать.

Зал напоминал вспаханное поле: везде отпечатки грязной обуви, которые напоминали замысловатый орнамент. Такому положению вещей можно было и не удивляться.

Вероятнее предположить, что некоторые попытались выйти, но вернулись назад из-за дождя и принесли с собой грязь, а возможно, кто-то спасался от непогоды и забежал на огонек.

Люди только утром осознали, что дождь так быстро не прекратится, и пора расходиться по домам и покинуть уютное место.

Ор сидел и завтракал. Его ночное дежурство закончилось, и теперь ему полагается отдых. Он у меня как пташки Жужу — ночная бабочка.

В дневное время в охраннике нет надобности, потому что в харчевне наступает тихое время. Даже если придет обоз, то он не наделает много шума. Люди стремятся в первую очередь отдохнуть, а не погулять.

Мне пришлось расположиться напротив него.

— Приятного аппетита. Как прошла ночь?

Он поднял свои серые глаза, улыбнулся детской улыбкой и ответил сразу на все мои слова:

— Хорошо, хозяйка.

— Драк не было?

— Нет. У меня не забалуешь!

— Ор. Может тебе что-то надо? — поинтересовалась.

Сколько его знаю, Ор никогда не сообщит, что у него что-то порвалось, и даже тогда, когда одежда требовала починки после бурных выяснений отношений зачинщиков драк. Частенько приходилось его одежду проверять и зашивать, если незначительные дыры, или покупать новые.

— Нет, хозяйка, все цело. Ор аккуратный, — с серьезным видом отозвался он.

На стол поставили мой завтрак: яичницу, пирог и взвар, и разговор прервался. Работницы тихо шуршали тряпками по полу и отмывали харчевню от грязи, несколько мужчин завтракали, и в зале повисла тишина. *

Два раза в год в городе Н**, который расположился полдня пути от нашего городка, проходили ярмарки. Это время приходилось на весну, когда все запасы у людей заканчивались, и на осень, когда все их делали на зиму.

Зимы у нас ветреные и холодные. Иногда выпадал снег, но только он сразу таял и превращался в печальную серую слякоть. Иногда и морозец пошаливал, и тогда дороги превращались в ледяной каток, хоть бери коньки и катайся.

Такое время было в радость ребятишкам, которые со смехом разбегались и катились на своих двоих. Каждое падение сорванцов встречалось новым взрывом смеха. Порой случалось, что незадачливый ребенок врезался во взрослого, который еле удерживался на ногах. Ох, и доставалось шалуну на орехи!

Я по осени и засобиралась на ярмарку кое-что подкупить. В основном это специи, да и не мешало присмотреться к ценам: что подешевело, а что подорожало.

Ценообразование сильно не менялось: только в зависимости от собранного урожая или пришлых торговцев, которые иногда обваливали цены на некоторые товары.

Мне необходимо было знание цен как воздух, чтобы не прогадать и не дать себя облапошить постоянным поставщикам продуктов. Они хотя и постоянные, но с ними необходимо держать ухо востро. Они тоже живут по принципу: купил подешевле — продал подороже.

Если кто-то заламывал цены и ссылался на цену новой закупки, а я уже владела информацией о ней, и тогда — то начинался спор. Я стояла на своем: не хочешь — ищи, кому продать, а у меня есть на примете другой поставщик. Иногда приходилось лукавить, но это срабатывало. Мне всегда удавалось покупать или по старой цене, или даже по меньшей стоимости.

А тут прошел слух, что придет обоз из дальних южных земель, который привезет редкий товар. Они к нам редко захаживали на огонёк.

Один раз дед привозил мандарины с такой ярмарки. Здесь они назывались — апо, переводится круглый. Дед тогда поделился, что они разговаривают на нашем языке с акцентом, а это означало, что где-то в далекой стране говорят на другом наречии, и наш язык не единственный.

Вместе со своим работником, который служил и носильщиком, и охранником в данном случае, мы прогуливались по ярмарке. Осень вступила в свои права, и цены на базаре снизились из-за урожайного года.

Бойкие торговцы наперебой предлагали свою продукцию, и я подкупила некоторые из них: мед, рыбу и мясо. Работник стал загружать покупку в телегу, а меня потянуло к новым рядам, где слышался чужой говор….

И разбежались глаза от яркого контраста цветов: красных, зеленых, желтых. На одних телегах пестрели апо(мандарины), на других — омол(лимоны), на третьих — роги(орехи). Но кроме этого огромного изобилия впечатлили широкий ассортимент тканей, украшений, посуды, оружия.

Ослепительно яркие краски, веселая сутолока, разноязыкий гомон и, казалось, бесконечные ряды создали атмосферу восточного базара своей

особенной неповторимой атмосферой, и своеобразным ощущением времени и пространства. Не хватало только прелестниц в их экзотических нарядах.

Запах мандарин напомнил мне из далекого прошлого Новогодний праздник: с его праздничным настроением, с ёлкой и мишурой, с переливами цветных огоньков, с весёлым смехом детей и с пожеланием знакомых: «С наступающим!»

— Шито красаицы нраитца. — Подлетел продавец, когда увидел в моих глазах блеск и интерес.

— Прям уж красаица? — передразнила я.

— А как же! У тэбэ очи, как тэмная ночь, — сделал он мне комплемент.

— А красаице полагается скидка за её очи? — засмеялась в ответ.

Хорошо понимала таких торговцев, которые, чтобы продать свой продукт пойдут на любую лесть. Они будут расхваливать свой товар, словно его выращивали в космосе, или определят, как меня, в красавицы. Сразу выхватят первый броский штрих из образа и завуалируют его в прекрасную форму или сравнение. И, по-моему, восточные люди в этом хорошо преуспевают— у них прекрасно работает коммерческая жилка.

— А как же! — он развел руками, и его улыбка приоткрыла ровные белые зубы.

На мужчине красовался халат, под ним проглядывалась рубаха с широким поясом, шаровары, тюрбан и халат. Вся одежда яркая с вышивкой — и вашему вниманию представляем восточного мужчину, и к тому же симпатичного. Маленькая бородка придавала шарм, а голос, как хорошая музыка, ласкал слух.

— Хорошо. Мне апо, омол, роги, — озвучила покупку.

Но не тут-то было. Он заломил цену. С милой улыбкой возражала и не давала возможности ему настоять на своем. Мне была известна природная способность быстро уговаривать потенциального покупателя на их условия, и торговалась, как «на базаре». Он сбавлял — я находила аргументы и настаивала на своей цене.

Мне было интересно узнать из нашего диалога: насколько он сможет понизить цену? Реальных цен я не знала, а они их не выказывали напоказ, но чуйка подсказывала, что можно поторговаться с ним.

— Меня это не устраивает, — прервала спор, сказала я. Уже понимала, что уже довела его до нужной точки, когда он согласится на мои условия.

— Я куплю у другого продавца.

Только сделала шаг в сторону, как почувствовала его руку, и тут же услышала шепот:

— Договорились. Продам по твоей цене. Только не говори никому.

Опппаа! А мы умеем хорошо разговаривать, а то ломал тут комедию!

Так что купила я дешевле, чем у остальных, когда ради интереса обошла их ряды и приценилась, и вдобавок получила и подарок — гранаты, которые были слишком дорогие для меня.

— Ты не из наших краёв? Торгуешься, как наши женщины! Ор! — закричал он. — Помоги донести.

К нам заспешил…, нет, заспешила гора. Вид у мужика был плачевный: грязная легкая рубашка, жилетка, шаровары не первой свежести.

Но меня не это удивило. Его взгляд из-под лохматых бровей был каким-то детским и доверчивым. Он с улыбкой поднял покупки и спросил охрипшим голосом:

— Хозяйка, куда нести?

— Тебе покажет работник, — с интересом разглядывала богатыря.

— Чей он? — спросила продавца, когда они удалились.

— Ничей. Прибился к нам. Так, подкармливаем, а он носильщиком служит, — ответил он.

Я не предполагала, что через месяц на базаре увижу его опять. Караван уехал, а его оставил в чужом городе. Кто-то позаимствовал ему верхнюю старую одежду, которая кое-где полопалась по швам. Он сидел на корточках и жадно что-то поглощал, и поглядывал на мир добрыми глазами.

— Торговцы-то уехали, а его оставили, — поделилась торговка, около которой я остановилась. — Горемычный. Бедняга спит под телегой на земле, а днем помогает грузить, тем и кормится.

В груди что-то щелкнуло от вида никому не нужного человека, чем-то похожего на меня.

— И как тебя зовут? — спросила я, когда подошла к нему.

— Ор, хозяйка, — ответил он и оторвался от еды.

— А почему Ор? — поинтересовалась.

— Громко кричу, хозяйка, — серьёзно ответил на мой вопрос.

— Значит, мы и этим похожи.

Я смотрела на большого «ребенка» и уже знала, что не смогу оставить его здесь. Пропадет же.

— Ко мне пойдешь работать?

— Я все могу. Таскать могу, рубить могу, стирать могу, — стал перечислять мне, а в глазах надежда, как у ребенка в попытке получить желаемое.

— Тогда пойдем. Сначала покормим тебя, а потом одежду прикупить надо, — проронила и глубоко вздохнула.

— А что? У меня всё есть. Я сейчас. — И он вскоре принес мешок, который был почти пустой. Вот это: «У меня всё есть?» — пронеслось в голове.

— Что же, пойдем, — приказала и развернулась. Мы прошли до рядов, где продавали продукты, и купила пирожков и взвар, и с ним присели на скамейку.

— Это все мне?

— Тебе, покушай, а то время идет. Нам ещё возвращаться, но, думаю, придется остаться на ночь.

— Михей, найди нам два номера, — попросила работника.

Из-за его нестандартной фигуры пришлось обойти несколько лавок, пока подобрали одежду. С трудом нашли верхнюю одежонку, как ни как наступила осень, а там на подходе и зима. Ещё вопрос: выберусь в город или нет.

Сразу прикупила немного ткани, потому что лучше самой сшить, чем бегать по всем лавкам и искать нужный размер. Так что поистратилась изрядно в этот раз. Что же, бывают и непредвиденные расходы.

Только утром мы выехали из города и направились домой. Ор сидел довольный и помолодевший. Ему сбрили бороду, и на вид ему было где-то лет тридцать. Сам он не смог ответить на этот вопрос. Родителей он не помнит, все время жил у разных людей, для которых был работником на подхвате: где нужен — туда и оправляли.

Люди здесь жили где-то двести лет, если что-то не случалось с ними во время их жизненного пути, так что он по меркам был ещё молодым.

Так и появился у меня вышибала, который разнимал возмутителей спокойствия и приговаривал:

— Хозяйка не любит драк. Двор есть — там и деретесь.

Вот так в одно мгновение я приобрела ребенка: большого, сильного мужчину, но с детским восприятием мира.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

* * *

Проверила порядок во всех помещениях и тут же приказала перемыть полы, которые, на мой взгляд, были с разводами и пятнами. Работницы немного недовольные, что им придется переделывать работу за других, направились за инвентарем.

Я даже бровью не повела на их молчаливое недовольство, и моя трость застучала по направлению к комнате мамы. Села на привычное место и с замиранием сердца обратила внимание на неё. Сегодня она была в здравом уме.

Её ясный взгляд и улыбка была лучшим подарком на свете. Она внимательно смотрели на меня, а мне захотелось запеть от маленькой минуты счастья. Её руку заключила в свои ладони и приложила к щеке, и нежно улыбнулась в ответ.

Не умолкая, рассказывала о своих делах, смешных историях из жизни соседей, о новостях городка.

Сама понимала, что многое повторяла неоднократно. Мне порой казалось, что она ничего не запоминает из рассказанного мной, а мне хотелось просто говорить с ней и видеть мамин ясный взгляд как можно больше времени.

— А как там Тим? — вдруг спросила она.

Её вопрос застал врасплох, и появилась мысль, что она всё помнит, только даёт мне возможность насладиться общением с ней. Даже терпеливо выслушивает двести раз одно и то же, хотя могла давно остановить.

Какая же я наивная: мне в голову не приходило, что мои рассказы внимательно выслушивают. Единственный человек понимает, что мне необходимо чувствовать поддержку и материнскую заботу. Даже в таком состоянии она оставалась чуткой и любящей мамой.

— Мамочка. — Обняла её, и мои глаза наполнились слезами.

— Не плачь, моя девочка. Что подумают о грозной Горгулье? — И её лицо озарилось той лучезарной улыбкой, по которой я так скучала.

— Горгулье иногда необходимо и пар выпустить. Как же все несправедливо и жестоко в этом мире. Почему так? — задала вопрос.

— Не гневи Бога. У тебя есть и жилье, и еда. А у других нет и этого. Мне очень жаль, что ты не познаешь любви и не станешь матерью. Поэтому ты и приютила Ора и заботишься о Тиме, — тихо ответила она.

— Нет. Не поэтому. Просто мы никому не нужные. Мы — изгои общества, — жестко ответила ей.

Женщина закрыла глаза и хотела что-то возразить на сердитые слова дочери, но только глубоко вздохнула. Глубоко в душе она понимала полное её право высказывать претензии к этому миру, но хотела, чтобы несправедливость не ожесточило сердце её девочки.

Она понимала, что болезнь тяжелым грузом лежит на её хрупких плечах и поделать с этим ничего не могла. Она постепенно потеряла нить сознания, которое медленно угасало.

— Отец? — и по её вопросу я поняла, что она опять унеслась в свой мир, в котором явь и вымысел соседствуют рядом.

Там была её вселенная: та, о которой она мечтала и в которой жила. Возможно, там она была счастлива и не знала предательства, горя, печали и, возможно, в ней присутствовал Арх, демоны бы его побрали, потому что с её уст опять прозвучало его имя.

— Хозяйка. Там Уна выгоняет Лиану, — прошептала от двери работница Нора, стараясь не заходить в комнату.

Я поднялась и вздохнула. Немного потянулась, разминая мышцы. Поправила одеяло и направилась разбираться на кухню. Уна новенькая и она не знает, что Лиана на моем обеспечении.

Хотя все приписывают мне грубость и жестокость, но в глубине души сострадаю людям, выброшенным на обочину жизни.

Резкая, грозная, страшная снаружи, а внутри живет женщина с мягким и добрым сердцем. Только она не сможет всех приютить и обнять весь мир в своих объятиях. Только если есть возможность хоть кому-то помочь — я помогаю.

Лиана была подругой детства, которая не боялась дружить со мной. Ей доставалось от ребят за доброе отношение к увечной, а она упрямо продолжала приходить, и мы вдвоем в детстве прятались от всех и играли.

Ей было шестнадцать, когда девушку выдали замуж за вдовца. Её семья надеялась, что пристроила дочь в хорошие руки.

Прямо как в моем мире пристраивали животных: «Отдам котенка в добрые руки». Только прогадали. Позарились на крепкое хозяйство, на его достаток, да на его приятную наружность. Едва ли они подумали, отчего у него вдруг умерла молодая жена.

Только его нрав не соответствовал внешности, который Лиана почувствовала спустя несколько месяцев, когда он свою ревность выплеснул на бедную и беззащитную девушку. Вся избитая, она прибежала к родителям, только они уже не в состоянии были её защитить.

Муж владел, можно сказать, всеми правами на неё: и души, и тела. Потом побои повторились из-за того, что она не может забеременеть. Дураку невдомек, что от такого урода никакая женщина не понесет. Затем просто злость выливал на неё по пьяни. Не задалась у неё жизнь с ним. Вроде достаток есть, а счастья нет.

Однажды ночью загорелся его дом вместе с ним. Девушку признали невиновной, потому что она в который раз прибежала вечером к родителям избитая и потерянная. Да и соседи подтвердили, что она была в это время в отчем доме. Так и стала Лиана после пяти лет замужества вдовой.

Только девушки это облегчение не принесло. Сломал он её, словно куклу. Лиана потеряла интерес к жизни и к себе. Родители пытались помочь, но не смогли. Они всю жизнь чувствовали свою вину за исковерканную жизнь дочери. Одно время девушка устроилась к Жужу, а потом стала пропадать. Уставшая, а иногда и избитая, приползала в родной город.

Когда увидела первый раз в таком состоянии, то привела к себе и накормила. Работникам приказала кормить её, как только она будет приходить в харчевню, а ей наказала, чтобы сразу появлялась после своих отлучек.

Выделила ей теплое место и закрепила за ней этот уголок. Все знали об этом и выполняли мои указания.

— Что происходит? — строго спросила я, когда вошла на кухню.

— Голодранка явилась и уселась, — брезгливо ответила новенькая.

— Уно. Тебе пояснили о моем отношении к девушке? Что она столуется здесь? — тихо спросила я, хотя в душе поднималась волна гнева.

Эта смазливая деваха последнее время немного вольготно себя стала вести, словно она пуп земли. Частенько слышала, как она переговаривается с работниками и уже не единожды уходила с постояльцами наверх, и отлынивала от работы.

Если я молчу, это не значит, что моё терпение безгранично. Всем даю шанс проявить себя, но если нет прилежности, то придет на твое место новый человек.

— Так пусть умоется, а то от неё воняет, — с презрением бросила она.

— Ты тут кто? — мой голос повысился. — Возомнила себя хозяйкой? Свои обязанности не выполняешь, других людей не слушаешь, девочек мадам Жужу заменяешь. Сейчас же подашь Лиане поесть. И запомни! Когда она приходит — ты её будешь обслуживать. Понятно! Неси!

Деваха вздрогнула от моего громкого голоса и понеслась выполнять приказание резвой козочкой.

— Долго тебя не было, — присела рядом и внимательно посмотрела на неё. — Сегодня цела и невредима.

— Хорошие ухажеры попались. — Улыбнулась почти беззубым ртом.

Мне было жаль загубленную жизнь в прошлом когда-то красавицы. Лиана была моего возраста, а она сейчас больше походила на старуху. Некогда черные волосы покрылись сединой, в глазах исчез блеск жизни, и под ними красовались или синяки, или кровоподтеки.

— Лиана, бросай такую жизнь. Приходи ко мне работать. Тогда тебе нет необходимости мотаться по городам и деревням и выискивать на попу приключения, — пыталась её уговорить в сотый раз.

Она молчала и только задумчиво размешивала ложкой кашу.

— Вкусно пахнет…. Солья, не смогу я тут. У меня ощущение, что я уже не живу. Нет меня. Души нет во мне. А моё тело ходит и ищет её, ищет её…, — грустно ответила она и подняла на меня свои глаза, в которых отразились пустота и тоска.

— Хотя бы не теряйся надолго. Сейчас соберут корзину с продуктами. Закончатся — приходи.

— Уна, приготовь корзину для моей подруги! — сердито зыркнула на строптивую. — Ещё один промах и пойдешь к Жужу на постоянную работу, а не захочешь — так улица рядом.

Поднялась и заметила, как Лиана закрыла глаза, и с мечтательной улыбкой отправляя очередную ложку в рот.

— Хоть что-то тебе ещё нравиться в этой жизни, — проговорила ей и увидела в ответ робкую улыбку.

* * *

Иногда всё, что окружало меня: люди, поступки, действия, напоминали мне спектакль. Декорации, средневековые города с некоторыми изменениями для исполнения последовательности сценария, который привязан к определенному событию и набору условий жизни. Иногда моя жизнь напоминала известные слова писателя: «Вся жизнь — игра, а мы — актеры».

Вначале меня шокировала такая жизнь, но потом свыклась с мыслью, что придется пройти и этот нелёгкий путь.

Вспоминала свою прошлую жизнь и не понимала только одного: почему? Почему именно калека? Всегда была ровной и внимательной со своими учениками, помогала им, даже животных не обижала.

Выросла в интеллигентной семье, где порядочность была не пустым звуком. Никого не предавала — это меня предавали. Никого не обижала, а больше мне доставалось за мой спокойный характер.

«На зло отвечают слабые, а сильные выше этого», — говорил отец.

В какой-то степени он был прав: не каждый мог выдержать твой снисходительный взгляд, когда ждет в ответ проявления твоего раздражения или негодования. Только такое поведение встречалось людьми неоднозначно, и кто-то принимал это за слабость.

Только в этой жизни мне приходилось поступать наоборот: проявлять гнев и злость. Единственное то, что моё воспитание не позволяло пройти мимо людей, которые по воле судьбы оказались за бортом жизни.

Я знала, что объять необъятное невозможно, но пусть помогу хотя бы единицам. И в душе понимала, что если мне предстоит переступить через черту, то переступлю и не задумаюсь ни на миг.

Загрузка...