На пороге малой гостиной леди Шарлотта оставила нас, поскольку её дожидался управляющий поместья, тоже, как ни странно, человек.
Как я понял, графиня долгое время отсутствовала в Полночной империи, приводя в порядок предприятия отца в другом государстве, и в свои загородные владения вернулась не так давно. Дела поместья требовали её вмешательства.
Элиот верной тенью следовал за мной.
На вид ему исполнилось около двадцати лет, но хозяйка, похоже, ему доверяла. В светловолосом пареньке и правда было нечто такое, что располагало к доверию: идеальное воспитание, спокойствие, собранность, зачаток интеллекта в глазах.
Выходило, что на ближайший месяц он станет моим навигатором в новом мире, так что к помощнику следовало присмотреться повнимательнее.
Я задержался у дверей, раздумывая, чем хочу заняться в свободное время. Прагматик хотел вернуться в спальню, а по пути поближе познакомиться с Элиотом, которого требовалось завербовать в союзники как можно скорее. Тем более, что без него я всё равно вовек не найду свою комнату.
Другую часть меня тянуло остаться с Николь, причем тянуло с такой неестественной силой, что пора бы напрячься. В отношении хорошенькой вампирессы мысли путались.
Я всё ещё злился на неё за смерть Камиллы и проблемы, которых Барнсу не избежать из-за нас. Злился и на себя за то, что сорвался и, сам того не ожидая, признался в любви женщине, которая раз за разом меня отвергала.
Невыносимой белокурой бестии, которая вмиг разрушила стены и сомнения тихим:
— Прогуляешься со мной? — после чего взяла меня под руку и прижалась всем телом, словно желала согреться.
Сглотнув, я понял, что нахожусь в её власти сильнее, чем в прошлой жизни. Что не смогу отказать ни в чем, глядя в доверчивые серо-голубые глаза.
— Конечно, — выдохнул хрипло, борясь с желанием прижать её к себе плотнее.
Николь улыбнулась и потянула меня к открытой галерее, с одной стороны прилегавшей к особняку, а с другой — украшенной открытыми арками, выходящими в сад.
Стояла тёплая ночь, на ясном ночном небе без единого облака царили Альдея и то второе светило, название которого я ещё не знал. С улицы доносился тонкий аромат роз, такой же, как от волос вампирессы. После обращения я чувствовал её острее.
— У нас не было времени поговорить, Марк, — тихо произнесла подруга, склонив голову мне на плечо, лишая остатков самообладания.
Что у меня с ней, любовь или ненависть? Хотел бы я знать.
— Между нами накопилось много недомолвок, но я больше не хочу хранить от тебя секреты, — вздохнула бессмертная.
— Я слушаю.
Ник остановилась у одной из живописных арок, в саду под ней и правда росли кусты алых роз. Я не знал, насколько велики владения графини Сен Клэр, но ухаживали за ними, похоже, с похвальной скрупулёзностью.
— Я понимаю, ты злишься из-за Лемейн, — помолчав, сказала вампиресса, заставив меня вздрогнуть при воспоминании о свёрнутой шее Камиллы, о её собственном лице, лишённом всего человеческого.
Сейчас передо мной стояла совсем другая женщина.
Та, которую, как я думал, я знал. Та, что оказалась обманом.
Я отстранился, но Николь схватила меня за плечи, будто боялась, что я уйду.
— Пожалуйста, выслушай меня, — попросила, гипнотизируя звуками нежного голоса. — Мне жаль, что я не справилась и поддалась власти своей второй сущности. После того, что она сотворила с Дженной и пыталась сотворить со мной, Камилла заслуживала наказания. Но не такого, не так…
Вампиресса посмотрела в глаза взглядом, полным раскаяния и боли, но я не мог дать ей того, что она искала. Зато наконец-то мог выслушать её версию событий.
— Наш разрыв дался мне с трудом, — я так удивился, что брови взметнулись. В конце концов, именно она стала инициатором болезненного разрыва.
— Лемейн не упускала случая разбередить эту рану: видеть тебя с ней оказалось больнее, чем я ожидала. Я терпела насмешки, сколько могла, разворачивалась и уходила, но Камилла не успокоилась: начала хватать за руки, прижимать к стене, и мой зверь воспринял её как угрозу.
Я нахмурился, но не перебивал, и приободренная девушка продолжила:
— Когда она отравила Дженну, когда во всём призналась, не испытывая ни капли раскаяния, я не выдержала. Я не могла выносить её рядом с людьми, которых полюбила. Я проявила слабость на мгновение, но этого хватило, чтобы…
Плечи бессмертной дрогнули, и она отвернулась.
Одной части меня захотелось прижать её к груди и забыть произошедшее, как страшный сон. Оставить Камиллу, её грехи и расплату за них в прошлой жизни. Другая часть помнила в красках, как вышедшая из себя вампиресса пыталась убить меня и не раз.
— Чтобы что, Николь? — вышло холоднее, чем я рассчитывал.
Подруга подняла на меня глаза, заблестевшие от слёз.
— Ты сама не своя после Сумрачного бала! Что ты творила, как обращалась с окружающими и со мной в том числе? Чудо, что пострадала только Камилла!
— Она не пострадала бы, если бы не ты, — прошептала новоиспеченная маркиза.
Я подумал, что ослышался. Но прежде, чем успел возмутиться, Николь насупилась.
— Ты не представляешь, каково это — иметь вторую часть себя, которую боишься и не всегда можешь контролировать. Но в скором времени узнаешь, — зловеще пообещала она и пояснила:
— Сильные эмоции, любовь, ревность, обида, ненависть питают истинную суть, лишают контроля. Я позволила себе забыться, испытать сильные чувства, и вот что из этого вышло.
— Какие чувства, Николь? — переспросил, еле сдерживая раздражение.
Да она что, издевается? Сама вычеркнула меня из своей жизни, а теперь Камилла, выходит, пострадала по моей вине!
— Мне казалось, ты ясно дала понять на Сумрачном балу, что любые чувства между нами — лишь плод воображения, который я хотел выдать за реальность.
— Всё не так…
— Связь с вампиром ведь не имеет ничего общего с любовью, — горько усмехнулся я, вспоминая слова, протравившие душу, как яд.
— Я пыталась защитить тебя, как ты не поймешь! — воскликнула вампиресса и закрыла глаза ладонью. Выглядела она, точно вот-вот заплачет, но Николь сделала глубокий вздох и продолжила:
— Помнишь танго с преследователем? Ты же осознаёшь, что он не потанцевать пришёл. Мы с ним заключили сделку: твоя жизнь взамен на мою. Я должна была отпустить тебя, Марк, и сделала это, как сумела!
— Помогло? — попытался спрятать чувства за кривой усмешкой.
Хотел возразить, что Хант и так ничего не мог мне сделать, однако вспомнил ночь на Дьерском мосту, ставшую для меня последней. И вот я имею, что имею.
— Я не хотела обращать тебя в вампира, не хотела, чтобы ты пострадал! — Николь судорожно вздохнула и закусила губу. — Я пошла к Дьерскому мосту, чтобы всё закончилось. Не тешила себя надеждой, что смогу победить охотника.
Голос подруги пропал, и я дал ей время собраться с мыслями.
— Думала, если он получит то, чего хотел, то вернется в Дракард и исчезнет из твоей жизни. Думала, что после смерти Камиллы ты не захочешь слышать обо мне и так будет лучше для всех. Но когда ты появился на берегу Мены той ночью…
По щекам девушки всё-таки потекли слёзы.
Слишком много невысказанной боли накопилось между нами. Я не посмел бы оттолкнуть её, но и простить не мог. Наверное, мне требовалось время. Время, чтобы прийти в себя, всё обдумать, разложить по полочкам бушующие эмоции.
Я и при жизни был импульсивным человеком, а после смерти чувства сплелись в такой тугой противоречивый клубок, что вечности не хватит его распутать.
— Ник, пожалуйста, хватит, — но вампиресса уже не могла остановиться.
Узкие плечики содрогнулись, и она зарыдала, давая выход отчаянию. Я мог лишь предполагать, что ей пришлось пережить со своей стороны, поэтому молча обнял подругу и прижал к груди, коснулся щекой шелковистых волос.
Так мы и стояли, не заботясь, что нас кто-то может увидеть. Что мы, похоже, полный мезальянс: она чистокровная вампиресса, маркиза Бертье, кем бы они ни являлись, а я жалкий смертный, обращенный в вампира, которые в её мире вне закона.
Что Николь по-прежнему не имеет ни малейшего понятия, кто она такая на самом деле, а я не представляю не только что стало с ней, но и кем стал сам.
Когда вампиресса успокоилась, по крайней мере, её перестало колотить, девушка отстранилась и взглянула в мои глаза взором, полным надежды:
— Ты сможешь меня простить? — спросила одними губами.
Я видел, как нелегко дался ей этот вопрос, но не хотел обманывать, поскольку ложь и так едва не похоронила то немногое, что оставалось от нас.
— Мне нужно время, Николь, — бессмертная всхлипнула и кивнула. — И сейчас, если ты не против, я хотел бы остаться один.
— Я найду Шарлотту и постараюсь выяснить у неё как можно больше о мире и моей семье. А ты набирайся сил, Марк, завтра они тебе понадобятся, — улыбнувшись через силу, она погладила меня по щеке в невесомой ласке. — Поговорим позже.
Я проводил подругу до конца галереи, где меня дожидался Элиот, а её — незнакомая служанка, и мы разошлись в разные стороны.
Не в первый раз и, наверное, не в последний.
Остаток ночи я провёл с пользой: Элиот устроил мне экскурсию по поместью графини, рассказывал и показывал, где находятся какие помещения, как организована жизнь в особняке, кто за что отвечает, как к кому обращаться и о чем я могу попросить.
По всему выходило, что госпожа Сен Клэр давала нам полную свободу в своих владениях, за время прогулки я не нашёл ни одного помещения, закрытого от глаз, где можно было бы припрятать скелетов и прочие грязные тайны.
Казалось, легкомысленной графине нечего скрывать, или же самоуверенная вампиресса просто ничего не стыдилась.
После хозяйки особняка и управляющего, через которого проходили все бытовые вопросы, мы с Николь превратились в самых почитаемых жильцов поместья.
Если с подругой вопросов не возникало, маркиза, как выяснилось, стояла выше по статусу, нежели графиня, то собственное положение меня удивило. Конечно, для большинства обитателей я являлся графом и послом, но леди Шарлотта же знала правду.
Не многовато ли почестей для «игрушки» маркизы?
Я старался не подавать виду, но слова рыжей вампирессы задевали. Да что там задевали, откровенно бесили! Я не привык ощущать себя вещью в чужих руках, но так всё и выглядело. Да, мне дали видимую независимость и уважение окружающих, но всё это было лишь блестящим фантиком.
Элиот оказался отличным рассказчиком, и благодаря его стараниям я начал ориентироваться в поместье. Единственное, что вызывало у парнишки трудности — это вопросы о нем и его жизни.
Как я понял, прислуживали вампирам исключительно люди. Самый нищий и бесполезный бессмертный в Дракарде считался свободным и не мог стать чьим-то слугой, даже если сам того хотел.
Вампиров могли нанять в ограниченный спектр работ. Чаще всего они становились личной охраной и воинами или ищейками и охотниками вроде Ханта, реже лекарями и учителями, иногда дегустаторами. Я удивился, зачем вампиру мог понадобиться дегустатор, но Элиот не стал вдаваться в тему, а я отвлёкся и забыл уточнить.
Что касалось мальчонки, он помнил только свое имя и то, что согласился служить леди Шарлотте по доброй воле.
Своих слуг вампиры выбирали и уводили из мира смертных. По желанию хозяина воспоминания о прошлой жизни человека стирались частично или полностью, чтобы ничто не держало того в прошлой жизни и не отвлекало от новых обязанностей.
Меня удивило, что многие люди просили стереть им память и начать жизнь в новом мире с чистого листа. Мне подобное казалось диким и неправильным. Мало того, что они, по сути, нескоропортящиеся сосуды для своих господ, так их ещё и лишали части личности.
Элиот улыбнулся, когда я поделился с ним некоторыми из своих мыслей.
— Вы добры к людям, милорд, — заметил он, поняв, что я не похож на остальных вампиров и ценю искренность. — Это редкость в нашем мире. Постарайтесь, чтобы вашу доброту не использовали против вас.
— Как тебе живется без воспоминаний о прежней жизни, Элиот? — поинтересовался, думая о Николь. Вот никак не желает хрупкая блондинка покинуть мои мысли! — Чувствуешь пустоту?
— В первые дни было странно, милорд, — признался слуга. — Потом я оброс новыми связями, делами, знаниями, воспоминаниями, и жизнь в родном мире начала казаться далёким сном.
— Надо же! — удивился я.
Сдаётся мне, зависит от человека. Я с Хантом сражался за каждый клочок своих воспоминаний, а кто-то готов отпустить целую жизнь без оглядки.
— Правда, порой мне кажется, что я оставил в той жизни нечто очень ценное, — поделился Элиот, озадачив меня ещё больше. — Иногда я испытываю тревожное чувство, что чего-то или кого-то не хватает. К счастью, оно быстро проходит.
Я не нашёл, что ответить. Циник и прагматик в воображении присвистнули, но комментировать не решились. Некоторое время мы шли молча.
— Позвольте спросить, гос… — острый взгляд заставил парня одуматься, — то есть граф Кросс? — я кивнул, желая дать живому мальчишке свободу и разговорить его. — Вы спрашиваете ради маркизы Бертье?
Я остановился как вкопанный. Спутник стушевался и склонил голову, ожидая наказания. Наказания не последовало, ответа тоже. Признаться я не знал, готов ли продолжать разговор, свернувший не в то русло. Зато знал Элиот:
— Простите за любопытство, милорд, — покраснел он. — Для смертных в Дракарде потеря памяти не редкость, но чтобы такое произошло с чистокровной вампирессой! Чтобы стереть так много воспоминаний, вампир должен быть невероятно силён!
— Леди Шарлотта, в теории, чтобы я понимал, — добавил, заметив, как помрачнел парень. Похоже, он испытывал привязанность к своей хозяйке, — могла бы сотворить нечто похожее, если бы захотела?
— Госпожа Шарлотта никогда не сделала бы ничего подобного! — и столько чистой, искренней веры звучало в его словах, что я не смог не улыбнуться.
Уж не влюблён ли он в тайне в эффектную вампирессу?
— Маркиза Бертье — её близкая подруга детства, — пояснил Элиот. — Они расстались, когда графиня уехала учиться делам отца в Полночное королевство, а затем скончался граф Сен Клэр, милостивая тьма ему колыбель, и нашей госпоже пришлось несладко.
Вот почему леди Шарлотта ничего не знала об исчезновении Николь и не искала подругу. А когда вернулась в Полночную империю богатой наследницей стало слишком поздно. Да и не так уж много времени прошло с тех пор, если я не ошибаюсь.
— Я не сомневаюсь в миледи, — заверил хмурого слугу. — Я лишь хочу понять, каждый ли вампир на такое способен?
— Не каждый, — буркнул Элиот. — Важна чистота крови, сила дара. Обращённый вампир никогда не сможет воздействовать на чистокровного, а чистокровный вампир — на того, в ком течет кровь Древних.
Поскорее бы началось моё обучение, право слово! А то все эти Старейшины, Древние, почившие императоры… Без бутылки не разберешься!
— Значит, графине Сен Клэр не хватило бы… — хотел сказать «чистоты крови», но осёкся, — силы дара, чтобы воздействовать на Николь?
— Этот разговор оскорбляет честь моей госпожи, — насупился мальчишка, и я получил ответ. Продавливать тему не имело смысла, да и слуге могло прилететь за лишнюю откровенность, если нас кто-то услышит.
— Давай притворимся, что его не случилось, — подмигнул собеседнику, который смотрел на меня чрезвычайно серьёзно. — Я пытаюсь разобраться в обществе вампиров, пойми.
Дальше мы шли молча, погруженные в собственные мысли.
То, что вампиресса не сама лишилась воспоминаний, понимал и Хант. Выходит, нужно искать очень благородного и влиятельного ч… вампира. Благородного не по поступкам, конечно, а по крови.
Подозреваю, мразь это та ещё.
Интересно, он ли нанял охотника? Могла ли Николь узнать что-то, не предназначенное для её ушей? Мог незнакомец посчитать, что стёртой памяти недостаточно, и послать убийцу в Манополис?
Слишком много вопросов, слишком мало ответов.
Девиз моей жизни последние три-четыре месяца.
Прогулка по особняку подошла к логическому завершению, и слуга проводил меня до спальни. Оставшись один, я долгие минуты мерил её шагами, думая обо всём, что услышал от леди Шарлотты, Николь и Элиота.
Оказалось, не только в Манополисе безумно живётся, в Дракарде, блин, ничем не хуже!
То ли я переутомился от обилия ярких событий и встреч, то ли не всё устаканилось в теле новообращённого вампира, но через час вернулась жажда. И, как выяснилось, ничего общего с человеческой жаждой она не имела.
Если сначала она тихим шёпотом сидела на задворках сознания, то вскоре стала вполне ощутимой и навязчивой. В горле пересохло, сердцебиение участилось, а холод вернулся. Меня заколотило, не помогал ни тёплый плед с постели, ни посиделки у камина. Руки затряслись.
Вспомнилось знакомство с Николь.
«Холодно, как же холодно», — первые слова, которые она произнесла, и теперь я понимал, как никто. Чертовски холодно, и правда.
Держа в голове слова графини, я пытался бороться с наваждением, но ни согреться, ни перестать думать о горячей крови не получалось. Мысли разбежались, уступив место неприятным ощущениям.
Мир обострился, ощерился, как в первые минуты моего превращения.
Некоторое время я пометался по комнате, затем остановился у камина, стараясь унять дрожь. При жизни мне удавалось балансировать между здоровыми привычками и пагубными страстями без особых усилий, но после смерти это оказалось в разы сложнее.
Жажда ломала, сминала волю. Казалось, я задыхаюсь.
Не на шутку напрягшись, дёрнул на себя двери в поисках помощи и буквально поймал в объятия светловолосую служанку с ужина. В руках девушка держала стопку чистого белья, похоже, она намеревалась постучать, но я опередил её.
Ойкнув, прислуга отступила.
— Прошу прощения, милорд, — потупилась она и покраснела.
Мне не было никакого дела, поскольку я как завороженный следил за жилкой, трепетавшей на молодой шее. Губы пересохли, жутко захотелось облизнуться.
— Позвольте перестелить вам постель перед рассветом?
Я жестом пригласил блондинку в комнату, прикрыл за ней двери. Искать спасения извне резко расхотелось. Словно непуганая пташка, она впорхнула в спальню и принялась за работу, не подозревая, что творилось внутри меня.
Тёплая, энергичная, пышущая здоровьем, с чистой сияющей кожей и блестящими волосами — графиня следила за состоянием своего окружения.
— Это не займёт много времени, господин, — улыбнулась девушка, заметив, что я приблизился к ней со спины. Тихий голос утонул в ровном ритме её сердца, звучавшего для меня подобно музыке. Бессознательно провёл языком по клыкам.
— Действительно, — согласился не своим голосом, чувствуя, как чешутся руки, как горит на языке. Каждый вздох обжигал горло, как сухой ветер в пустыне. Я закусил губу, из последних сил сопротивляясь наваждению. — Как тебя зовут?
— Ра́вия, милорд, — доброжелательная служанка подняла на меня глаза, и что-то в её лице переменилось. Она напряглась, сжалась, сердце забилось быстрее, разгоняя кровь по венам, дразня, изматывая, ведь я чувствовал каждый удар как собственный.
— Р-равия, — повторил, сокращая расстояние между нами вне всяких приличий.
Ладонь опустилась на шею девушки, и та мелко задрожала, дыхание участилось, заставляя вздыматься молодую грудь. О таких, как она, говорят кровь с молоком — заманчивый коктейль. Желание отведать её на вкус стало непреодолимым.
— Не бойся меня, Равия, — прошептал у аккуратного ушка.
Убрал за него светлый локон, обнажая шею девочки, где пульсировала жилка, что сводила меня с ума. Служанка неожиданно расслабилась и переступала отступать, напряженные плечи опустились, взгляд подёрнулся мечтательной пеленой.
Когда губы коснулись тонкой девичьей кожи, блондинка вздохнула и сама повернула голову в сторону, открывая шею. К тому моменту я уже не понимал, что творю, и не сумел бы остановиться, даже если бы очень захотел.
Клыки вонзились в тёплую плоть, как нож в подтаявшее масло.
Равия дёрнулась и обмякла в моих руках.
Горячая жидкость хлынула в рот, и, если бы мог, я бы застонал от блаженства. От эйфории, сравнимой с сексуальным возбуждением и разрядкой, от переплетавшихся с ней приглушенных стонов служанки, неразборчивого шёпота розовых губ.
Я пил смертную жадными глотками и не мог насыться, с каждой минутой хотелось ещё и ещё, быть ближе, глубже, разделить желанное тепло на двоих, продлить удовольствие, заструившееся по венам.
Позаимствовать чужую жизнь на несколько часов.
Опьяненный новыми яркими ощущениями, я упустил момент, когда Равия затихла, опустила ресницы, руки её бессильно обвисли. Время перестало иметь значение, меня волновало только желанное наслаждение, вкус её крови, которую приходилось вытягивать из тела девушки с бо́льшим усилием.
История маленькой Равии обрела бы бесславный конец, если бы за спиной не раздался неразборчивый шум, шелест юбок и решительное:
— Марк, остановись!