Асия
– И все-таки я думаю, что нам нужно поехать в больницу.
Влад резко вскидывает голову, хотя до этого его взгляд был прикован к огромному фингалу, расцветающему чуть правее ключицы.
– Что-то не так? Тебе нехорошо?
Он напрягается, отчего мышцы, жилы и жгуты вен отчетливо проступают под кожей, вызывая внезапную сухость во рту. Рубашку Худяков снял сразу же, как мы вернулись в дом, чтобы понять, насколько все плохо. Да так и не надел.
– При чем здесь я? Вообще-то пострадавший у нас один.
– Ты сказала «нам» ехать. Вот я и подумал, что… – морщится, дернув плечом.
– Что я отправлю тебя одного в чужой стране на рентген?
– После всего? Я бы не удивился.
– Ты не виноват, что у Шурки поехала крыша.
Вспомнив весь ужас последнего получаса, открываю морозилку, надеясь обнаружить в ней достаточно льда. Ссыпаю в пакет. Но это не так-то просто, ведь некоторые кубики прилипли к стенкам силиконовой формы и ни в какую не хотят выскакивать. Приходится постучать по столешнице. Впрочем, вряд ли я кого-то могу этим потревожить. Мама не спит, отпаивая коньяком отца Влада, а Артура действительно не разбудишь и пушкой. Я не шутила. Третий час ведь – у него самый крепкий сон. Я и сама валилась с ног еще недавно, это теперь в организме плещется концентрированный адреналин, и сна ни в одном глазу.
– Ты не будешь выдвигать против нее обвинения?
– Нет.
– Жалеешь?
– Скорее, не вижу в этом для себя смысла, – возвращаюсь к Владу, обмотав пакет со льдом кухонным полотенцем. Осторожно прикладываю компресс к груди. Синяк у него будет огромным. Но беспокоит меня даже не он, а то, что Худяков всеми силами пытается скрыть, что с трудом шевелит рукой. Вдруг у него перелом, а он тут мужественно страдает? С него станется.
– Подержишь? – поднимаю ресницы и будто с разбега падаю в его потемневшие от боли глаза. Между нами проходит ток. Не сумев подавить реакцию тела, с головой выдаю себя дрожью. Влад медленно сглатывает. Переводит взгляд на мои приоткрывшиеся губы. Просто ужас какой-то… Кошмар. Ну почему, а? Разве это нормально? Сходу вот так. Как будто и не было между нами стольких лет, лжи и причиненной друг другу боли.
– Влад! – напоминаю о своей просьбе дрожащим голосом.
– А, да, конечно, – перехватывает компресс. И морщится от того, что на эмоциях был слишком неосторожен.
– Аккуратнее! Ну что ты…
Машинально наклоняюсь, чтобы подуть, где болит, но сообразив, что чуть было не сделала, неловко отворачиваюсь. Худяков с шумом выдыхает. Откашливается. Воздух между нами все так же потрескивает и искрит. Я отхожу и включаю кран, чтобы наполнить водой опустевшую форму для льда. В такую жару он точно нам пригодится. Да и просто надо хоть чем-то занять руки, а заодно понять, где заканчивается это ненормальное притяжение. На каком расстоянии друг от друга?
– Почему не видишь?
– А?
– Ты сказала, что ты не видишь смысла выдвигать обвинения против Чурановой.
– Ну, да. Максимум – ей выдадут письменный запрет на приближение. А на кой он, если у нас просто нет шансов когда-нибудь встретиться снова?
– Ах, в этом смысле, – мрачнеет Худяков, с силой растирая лицо ладонью. – Ну да. Какие уж тут шансы?
Хорошо, что я об этом упомянула. Как-то нас с Владом занесло на эмоциях от случившегося. Мы совершенно забыли, что живем в разных странах. Так что даже если очень хочется, бессмысленно что-либо начинать. Именно потому, что мы просто не впишемся в жизнь друг друга.
Нет, можно, конечно, себя обманывать. Убеждать, что реально поддерживать связь и на расстоянии, но мы слишком взрослые и умные люди, чтобы не понимать, что это – утопия. Усталость, взаимные претензии, ревность – короткий перечень того, что нас ждет, решись мы на такую глупость. Как скоро мы начнем друг друга уничтожать, как это уже бывало? Рвать ребенка в разные стороны, тянуть каждый на себя, без оглядки на желания сына, а лишь с одной целью – испортить жизнь его родителю, с которым не получается ужиться, как бы того ни хотелось.
– Если ты, конечно, не передумаешь разводиться.
– Я похож на идиота? – хмурится Худяков.
– Нет. Но в жизни порой случаются самые удивительные вещи.
– Ты имеешь в виду наш брак? Она залетела. Обманом. Потом потеряла ребенка. Я мог бы еще многое рассказать, но не стану. Чем бы ни закончилась наша история, я сам это допустил. Переводить стрелки – недостойное мужика занятие, прости, Асия.
– С чего ты решил, что я жду оправданий? Мой вопрос был вызван исключительно беспокойством о сыне. Если ты планируешь с ним видеться, я должна понимать, что за люди находятся в твоем окружении.
– Если? – переспрашивает Худяков, пригвождая меня к полу тяжелым взглядом. Признаться, мне даже становится немного совестно. Прозвучало это так, будто я сомневалась, что ему нужен наш ребенок.
– Ну, ты пока не делился со мной своими планами.
– Думал, тут и так все понятно. Я так понимаю, ты записала его на свою фамилию?
– Да, – настороженно отвечаю я.
– Я хотел бы это исправить. А отчество у него есть? Как он вообще записан в документах? Что с гражданством?
– Оно у него двойное. И в том свидетельстве, что предусматривает отчество, он Владиславович.
– Спасибо, – напряженно замечает Влад и вдруг весь подбирается. Заглядываю ему за спину.
– Арчи! Ты почему не спишь?
Артур пожимает тощими плечиками и, сладко зевнув, уверенно семенит к Худякову:
– Хай. Ам Артур, – представляется на английском. – Энд ху ар ю? Даз ит херт? (С английского: Привет, я Артур. А кто ты? Тебе больно?).
Перехватываю маленькую ручку, до того как Арчи успевает воткнуть палец в центр наливающегося на груди Худякова фингала. На Влада страшно смотреть… Кажется, нам все же придется ехать в больницу. У него вот-вот случится инфаркт.
– Ноу, ам…
– Арчи, Владу удобнее будет говорить с тобой на русском.
– А. Привет. Так тебе больно? – мгновенно переключается сын, взбираясь мне на руки.
– Совсем немного.
– У меня тоже есть синяк, – зевает во весь рот, мостясь головкой у меня на груди. Целую сына в макушку, не отводя глаз от его отца. Под ребрами бабахает так, что я тупо боюсь, как бы сердце не выпало нам под ноги.
– Ты весь в синяках, Арчи. Просто стихийное бедствие, а не ребенок.
– Что такое стихийное бедствие?
– Ураган, например. Это когда ветер такой сильный, что валит даже большие деревья. Или землетрясение. Это…
– Когда земля трясется? – догадывается сынок.
– Все ты знаешь, – улыбаюсь, задыхаясь от нежности.
– Когда я бегаю, трясется посуда в буфете.
– И я трясусь. Ведь только и жду, что ты опять расшибешь лоб.
– Так не жди, – предлагает Артур, заставляя нас с Владом расхохотаться.
– Ты чего подхватился-то, юморист? Пить хочешь? Или в туалет?
– На море!
– Рано еще. Поспишь еще чуть-чуть, и тогда. Точно не хочешь водички?
– Нет.
– Тогда беги в кровать. Я сейчас приду, тебя уложу.
– Пока, Влад, – бормочет Артур, на ходу засыпая.
– Пока, сынок.
Вот и как это пережить?
– Я пойду. Тебе тоже надо отдыхать, – сипит Худяков, когда в доме стихает шлепанье босых пяток по полу. – Пап!
Худяков-старший показывается из гостиной. Тут нет дверей, возможно, они с матерью слышали часть нашего разговора. Не знаю. Смотрит он как-то странно. Впрочем, учитывая обстоятельства, вряд ли я могла рассчитывать на одобрение. Он определенно осуждает меня за то, что я так долго скрывала от них Артура.
– До завтра.
Закрыв дверь, прижимаюсь носом к окну, провожая взглядом отбывших гостей.
– Дурдом. Расскажи хоть толком, что приключилось?! – требует мать.
Влад останавливается, давая какие-то распоряжения моей охране. Чудно. Но в этом он весь. Ему нужно все держать под контролем. И я вдруг отчетливо понимаю, что это его качество теперь, когда я столько лет за все отвечала сама, мне нравится еще больше. Как же хочется, как нужно порой даже самой сильной, самой самостоятельной женщине просто знать, что ей есть на кого положиться!
– Чуранова устроила мне сцену ревности.
– Со стрельбой?! Она не придумала ничего лучше?
– Ну, это ты у нее спроси.
– Нет уж, спасибо. Я теперь буду обходить ее десятой дорогой. А что Влад?
– Влад целиком и полностью покорен сыном. Я, кстати, обещала к нему зайти. Отложи свои вопросы до завтра, ладно?
– Конечно, милая. Иди, отдыхай.
Мама с жаром обнимает меня за плечи. Вдыхаю ее нежный аромат.
– Мам! – доносится нетерпеливый голос из детской.
– Аллах, он еще не уснул! – закатываю глаза.
– Беги, – понимающе улыбается мама.
Арчи вырубается, как только я ложусь к нему под бочок. Я против совместного сна с ребенком, но в эту ночь не могу себе отказать в удовольствии уснуть, уткнувшись в сладко пахнущую макушку сына. Так я точно высплюсь, зная, что он под моей защитой.
Интересно, что там у Худяковых? Влад говорил с Шуркой? Ей явно нужна помощь. Но скорее, тут помогут специалисты. Так и засыпаю, прокручивая в голове эту ночь.
Будит меня знакомый заливистый визг. И, конечно, логично, что я одна, раз Артур визжит где-то на улице, но все равно непонятно, как я не проснулась, когда он встал. Накинув халат, выхожу во двор и останавливаюсь, жадно впитывая в себя неожиданную картину: Влад с Артуром бесятся в бассейне.
– Еще! Влад, еще… – требует Арчи, карабкаясь вверх по груди отца. Худяков со смехом поднимает его над головой и снова швыряет в воду.
– Он пришел еще час назад, – замечает мама, выплывая из кухни.
– Ясно. Тебе помочь? – киваю на поднос в ее руках, на котором возвышается горка воздушных оладий, креманки с джемами и чашка кофе.
– Мне помогает Сергей Константинович.
– Кхм… Вот как.
– Беги, приводи себя в порядок, и завтракать. Через час тебя уже придут собирать к выходу.
– Ч-черт! – тяну я. – О главном-то я и забыла.
– Немудрено.
– Мама! Мама! Смотри, как я могу! Влад, давай еще раз так сделаем.
Отфыркиваясь, как большой морж, Худяков на секунду залипает на моих голых ногах. Меня моментально обдает жаром, и это точно никак не связано с жарой на улице.
Смотрю, как, держа за руки отца, Арчи шагает ножками по его груди и делает кувырок.
– Опа!
– Обалдеть, – изображаю восторг и принимаюсь помогать матери накрывать завтрак, пока Влад не заметил, что мои соски превратились в камни.
– Мальчики, выбирайтесь. Уже все готово.
Из дома со сковородкой наперевес выходит Худяков-старший. Я немного подвисаю от этой картины. Даже не знаю, привыкну ли я к такому когда-нибудь. Со стороны мы, должно быть, выглядим большой и дружной семьей. Впрочем, в какой-то мере мы ею и являемся.
Громко переговариваясь, решаем, кто что будет есть. Накладываю яичницу мужчинам, перед Артуром ставлю тарелку с овсянкой и кладу два оладушка.
– Я буду яйца, – заявляет он. Мы с мамой переглядываемся, удивляясь таким изменениям во вкусовых пристрастиях ребенка.
– Ах ты ж муха-повторюха, – изумляюсь я, поняв, в чем дело. Арчи и бровью не ведет. Он уже для себя решил, что раз мужчины едят яичницу, то и он теперь ее будет.
– Я могу поменяться с ним, – предлагает Влад и даже мужественно тянется к тарелке с кашей.
– И что? Предать мужское братство? Ну, уж нет, – смеюсь я. – Пожалуйста! – ехидно добавляю, ставя перед сыном другую тарелку. Арчи довольно кивает. Наблюдая за тем, как ест Влад, повторяет точь в точь за ним. Отламывает кусочек чиабатты, макает в желток. Горло перехватывает нежность. Закусив щеку, отслеживаю реакцию Худякова. И от нее так щемит в груди! Как все-таки хорошо, что эта ситуация разрешилась. Как бы меня ни пугала неизвестность, сколько бы сил от меня ни потребовали поиски компромисса – они должны быть друг у друга. Артур – Худяков на все сто процентов.
– Я все, мам! Пойдем!
– Куда? Погоди, я даже кофе не допила…
– Играть с Владом.
– Боюсь, я пас, малыш. Мне нужно на работу. А у тебя разве на сегодня нет планов? – перевожу взгляд на Худякова.
– Весь день расписан. Но еще час на игру найду, – обещает он, с любовью глядя на скуксившегося Артура.