— Это что за партсобрание?
Я вошел в гостиную и ощутил на себе неодобрительные взгляды трех пар глаз. Был еще, конечно, среди этого женского отряда Рома, но его больше интересовала соска.
— Дайте угадаю — вы открыли клуб по вязанию пинеток. Только почему у меня дома? — добавил я, невозмутимо проходя в комнату и устало скидывая на кресло кейс.
Вообще-то, самое время было бы насторожиться насчет того, почему все эти женщины собрались в моей квартире, но сил на это не нашлось. И так понятно, что дело пахнет неприятностями и разоблачением моих пьяных похождений.
Неужели Беляшкина что-то вспомнила о том вечере? Что ж, тем лучше, не придется в красках расписывать ее стоны блаженства.
Первой на поле боя, коим стала гостиная, вышла моя же собственная мать.
— Я тебя так не воспитывала! — заявила она драматично.
Это как же, интересно? Не напиваться и не трахать своих сотрудниц? Конечно, этому меня не учили. Я сам справился.
Сложив руки на груди, я терпеливо ждал продолжения спектакля.
Следующей на сцену пожаловала бабуля. Надежда, будь она здорова, Петровна.
— Вы что же это себе там думаете? — вопросила она воинственно. — Если у вас деньги есть, то вам все можно?!
Фу, какая клевета. Ее внучка отдалась мне бесплатно! И весьма охотно, между прочим.
Я перевел взгляд на саму Беляшкину в ожидании ее выступления, но она смотрела на меня молча. Будто чего-то ждала. Может, по задумке мне следовало пасть на колени и бить челом, умоляя простить о поползновениях под ее юбку? Ну так не дождется! Потому как я ни о чем не жалел и ни в чем не раскаивался.
— Не думал, что придется говорить это так, — протянул я размеренно. — Но да, вероятно, Рома — мой сын.
— Черта с два! — живо отреагировала Беляшкина.
Я выразительно приподнял одну бровь. А вот это уже интересно. Она таки подалась в девы-утешительницы? И я был не один такой облагодетельствованный?
— А у тебя бурная личная жизнь, как я посмотрю, Беляшкина, — усмехнулся я. — Что ж, если это не мой сын, то что вы все делаете в моем доме?
— Мы пришли сказать, что Рому вы не получите! — заявила Надежда Петровна, уперев руки в боки.
— И прекрасно, — спокойно откликнулся я. — Зачем мне чужой ребенок?
Беляшкина сделала глубокий вдох. Я выжидал.
— Димочка, видишь ли, — начала моя мама, решившая прояснить ситуацию. — К Оксаночке приходила Алла…
Чегооо, бл*дь?!
— Я сама расскажу, Лариса Николаевна! — наконец подала голос Оксана, гордо вздернув подбородок. Ну прямо воинствующая валькирия!
— Будь так любезна, — попросил я. — И если не хочешь, чтобы все услышали некоторые интимные подробности, предлагаю пройти в кабинет.
Я жестом указал на соседнюю дверь и мигом заалевшая Беляшкина покорно направилась за мной.
— Итак, чей это все-таки ребенок? — жестко поинтересовался я сходу, когда мы оказались наедине.
— Я не знаю! — отреагировала Беляшкина раздраженно. — Но я его никому не отдам! И вам с этой вашей Аллой тем более!
Много ума было не надо, чтобы понять, что ключевое слово во всем этом — Алла.
— Давай по порядку, — предложил я, присаживаясь на край стола и махнул рукой на кресло, предлагая Беляшкиной сесть тоже. — Причем здесь Алла?
Оксана снова глубоко вдохнула. Я наблюдал, как от этого вздымается ее пышная грудь под какой-то безразмерной футболкой… и обнаружил вдруг, что буквально залипаю от этого зрелища. Что ни говори, но в некоторых местах Беляшкина была весьма аппетитной.
— Сегодня ко мне приходила ваша невеста, — начала она рассказывать.
Я фыркнул, не удержавшись. Да сколько ж можно приписывать мне каких-то невест?
— Не верите? — тут же ощетинилась Беляшкина.
— Скажем так, я несколько обескуражен, — хмыкнул я в ответ. — Дело в том, что никакой невесты у меня нет.
— Как нет? — растерялась мигом Беляшкина. — Но…
— Продолжай.
— Ко мне приходила ваша Алла и сказала, что вы хотите забрать моего ребенка! Потому что он ваш! И будете воспитывать его со своей невестой! А если я не соглашусь, то будете действовать через суд!
Ай да Алла, ай да сука! Но откуда она вообще узнала, кто мать ребенка, о котором я ей сказал?
Нахмурившись, я сухо ответил:
— Правды в этом всем ровно один процент. А именно то, что Рома может быть моим сыном. Если ты, конечно, не вспомнила, что развлекалась с кем-то еще, — криво усмехнулся я.
— Да как вы смеете! Я вообще не помню, как потеряла невинность!
— Я тоже, — спокойно парировал в ответ.
— Так у нас…
— …был секс, — закончил я.
— И вы не знаете, лишили ли меня девственности?!
— Я был пьян, — признался, подернув плечами.
— Чтооо?!
— Да ты вообще-то тоже хороша! — резко отреагировал я. — Как можно о таком не помнить?! Что ты там приняла, черт возьми?!
Я даже не заметил, как оторвался от стола и оказался вдруг рядом с Беляшкиной. Понял, что она до невозможности близко только тогда, когда обнаружил, что ее неровное дыхание касается моего лица. И ее губы… полные, красиво очерченные губы… настолько рядом, что если я…
— Транквилизаторы, — сказала она.
— Что? — не понимающе моргнул я, с трудом переводя взгляд с губ на глаза Оксаны.
— Я была на транквилизаторах.
Чудесно. Не сдержавшись, я хохотнул:
— А мы прекрасная парочка. Пьяный мужик и девица на транквилизаторах!
— Не вижу ничего смешного, — буркнула Оксана.
— Ну, не плакать же теперь, — в очередной раз пожал плечами я. Надо было отстраниться, но близость Беляшкиной мне отчего-то нравилась. И ведь сейчас я отнюдь не был пьян!
Все же сделав шаг назад, я спросил:
— И часто с тобой бывали такие провалы в памяти?
— Нет. Только один раз…
Тот самый. Что ж, значит, Рома все же наверняка мой ребенок.
— В общем, вот что, Беляшкина, — сказал я решительно. — Я не собираюсь отбирать у тебя ребенка. Но если он — мой, я намерен участвовать в его жизни весьма активно. Это ясно?
— Но Алла…
Бл*дь! Она вообще слышала, что я говорил?
— С Аллой я разберусь, — пообещал я. — Что же касается остального, завтра мы пойдем и сделаем днк-тест.
— Но…
— Никаких «но»! — отрезал я. — Я хочу точно знать, мой ли это ребенок. И если мой — не советую мешать мне с ним видеться, Беляшкина.