Я смотрел на то, как Оксана дает показания и испытывал целый сонм разнообразных эмоций. Какое-то время назад (кажется, целую пропасть) я считал, что для жизни и семьи достаточно женщины, которая будет рядом, словно какой-то аксессуар. Безмозглой пустышки, вроде Аллы, которая механически нарожает мне детей и с которой не стыдно выйти в люди. И от тех своих, прежних, мыслей мне теперь было невыносимо тошно.
Потому что сейчас я понимал, что куда важнее, когда рядом человек, который в тебя верит. Который поддерживает, разделяя любую беду. Оксана говорила твердо, уверенно и даже если бы мне никто, кроме нее, больше не верил — этого было бы достаточно. Ее вера была больше, чем я вообще заслуживал.
Оглядев зал после выступления Беляшкиной, судья стукнула молотком и провозгласила:
— Суду требуется время для изучения некоторых материалов дела. Слушание переносится на завтра, на двенадцать дня.
Встав из-за скамьи, я подошел к Оксане и, взяв ее за руку, крепко сжал ладонь.
— Спасибо, — это все, что удалось сейчас сказать. Хотя всего того, что обуревало меня изнутри, невозможно было выразить даже в миллионе слов.
На выходе из зала заседания меня ждал сюрприз. Моя мать собственной персоной.
— Димочка! — она вцепилась в мой рукав и я холодно посмотрел на нее с вопросом в глазах.
— Мне так стыдно! — всхлипнула мать. — Но ведь прежде ты так легко менял девушек…
— Ты пришла сюда зачем? — спросил я ледяным тоном. — Оскорблять меня?
— Нет! — она вытерла слезы с покрасневших глаз. — Я хотела извиниться, но ты не брал трубку…
— Я был недоступен для людей, которые меня обвиняют.
— Дима, — вмешалась мягко Оксана и просяще пожала мою руку.
От ее голоса и прикосновения волна обиды на мать схлынула, оставив внутри только усталость.
— Будем считать, что я тебя простил, — сказал я матери ровным тоном и направился к лестнице.
Оксана вдруг отпустила мою руку и я обнаружил, что рядом находится только мама. Все остальные отстали, оставив нас наедине друг с другом.
— Сыночек, — только и сказала она и вдруг, закрыв ладонями лицо, расплакалась. Этого я выдержать уже не мог. Прижал к себе хрупкую фигуру матери и успокаивающе погладил ее по спине.
— Все хорошо, — сказал я сдавленно. — Я больше не сержусь.
— Я когда услышала, в чем тебя обвиняют… — мать сбивчиво заговорила, прерываясь лишь на вдох. — Так сразу поняла, что врет эта Аллка! Не мог ты такого сделать!
— И не делал, — сказал я. — Мой адвокат это обязательно докажет.
— Дай бог, — пробормотала мама, отстраняясь и я стер пальцами следы слез с ее щек.
— Поехали домой, — предложил с улыбкой. — Бабушка Оксаны печет потрясающие пирожки.
— Я знаю, — улыбнулась мама и мы, переглянувшись, рассмеялись чему-то, понятному только нам двоим.
— Сегодня будет неожиданный свидетель, — шепнул мне Арсений, когда мы заняли свои места в зале суда на следующий день.
— Кто? — нахмурился я.
— Увидишь, — мимолетно улыбнулся адвокат и мы замолчали, потому что в этот момент объявили:
— Всем встать, суд идет!
Снова заняв свои места, мы с Арсением переглянулись. От понятного отчаяния, вчера адвокат Аллы уже вызывал на свидетельское место всех встречных и поперечных ее знакомых. И результат был явно не тот, которого они ожидали.
«Терлецкий против Коршунихи» — огласили СМИ это дело, где Алла подала иск против меня, а я — против нее. И заодно — против Конева. Позволить этому гаду отделаться так просто я не собирался.
И пусть у нас на него ничего особо не было, но репутацию это дело ему подпортит однозначно. Пусть контракт Рихтера не достанется ни одному из нас!
Впрочем, меня сегодня ждал сюрприз, как то и обещал адвокат. Первым на свидетельское место был вызван именно герр Рихтер!
— Расскажите, пожалуйста, о контракте, который вы хотели предложить моему подзащитному, — начал Арсений.
— Этот контракт на поставку спортивного инвентаря для сети фитнес-клубов.
— О какой сумме конкретно идет речь?
— Несколько десятков миллионов.
— Рублей?
— Евро.
— То есть сумма, за которую стоит побороться?
— Полагаю, да.
— У вас было несколько вариантов того, с кем подписать контракт?
— Да. Два.
— Это Терлецкий и?
— Конев.
— Знал ли господин Конев до все этих событий о том, что вы отдаете предпочтение его конкуренту?
— Протестую! — ржанул Конев со своего места.
— Отклоняется! — отреагировала судья. — Продолжайте.
— Знал, — сказал Рихтер. — Я звонил ему, чтобы сообщить об отказе.
Интересные дела. Я кинул взгляд на Конева, лицо которого пошло пятнами. А крепко сжатые челюсти стали и впрямь похожи на лошадиные.
— Вопросов больше нет, — сказал Арсений и вызвал на свидетельское место бывшего бухгалтера Конева, что тоже стало для меня сюрпризом.
Женщина рассказала, что уволили ее около недели тому назад. И что положение фирмы Конева было таково, что ему в ближайшее время грозило банкротство.
Я восхищенно посмотрел на Арсения. Как же чертовски мне повезло, что Оксана его нашла! И что я сам нашел когда-то Беляшкину. И что был пьян настолько, что мы сотворили нечто сумасбродное, обратившееся теперь в настоящее счастье.
Следующим пошел свидетельствовать сам Конев.
— Вы узнаете эту женщину? — поинтересовалась судья, имея в виду Аллу.
— Впервые вижу! — поспешил откреститься Конев. Со скамьи, где сидел его адвокат, донеслось нечто, похожее на «дебил, бл*дь!»
— А как вы объясните ваши совместные фото?
— П-припоминаю, виделись… — пробормотал начавший заикаться Конев.
— Виделись?! — Алла возмущенно вскочила со своего места. — Да я могу всем доказать, как близко мы виделись! На нем сегодня надеты трусы со свинкой Пеппой!
И, прежде, чем кто-то успел ее перехватить, ломанулась стаскивать с Конева штаны. Мелькнула розовая полоска ткани и я поджал губы, чтобы не заржать. Узнаю почерк Аллы! Очевидно, она всех своих мужчин помечала нелепыми трусами! Трусы в морковку, доставшиеся мне когда-то, похоже, были еще не самым плохим вариантом.
— Прекратите! — судья застучала молотком и Аллу не без труда, но все же оттащили от Конева вместе с клочком розовой ткани в ее пальцах.
— Вы очень хотели выступить, Коршунова? Займите свидетельское место, — сказала судья, когда от Конева адекватных показаний добиться не удалось. Он только и делал, что кричал, как потерпевший: «у вас на меня ничего нет!»
— Коршунова, вы признаете, что голос на записи — ваш?
По залу разнесся голос Аллы:
«Это маленькая месть, дорогой…»
— Не надо записей! — взвигнула она. — Я все расскажу сама!
Я приподнял брови. Очевидно, Алла достала даже собственного адвоката, если он посоветовал ей во всем признаться.
И она призналась. В попытке похищения, во взломе, в ложном обвинении в изнасиловании. И, не моргнув и глазом, заложила заодно и своего любовника Конева в трусах со свинкой Пеппой.
Я откинулся на спинку скамьи. Можно было расслабиться окончательно. Для Аллы и Конева все явно кончено.
Когда суд удалился для принятия решения, ко мне подошел Рихтер.
— Дмитрий, мне очень жаль, — сказал он.
— Все в порядке, — ответил я. — Спасибо, что пришли.
— Я хотел сказать, что контракт — ваш…
Я посмотрел на него задумчиво. Этот контракт стоил мне стольких испытаний, что теперь уже я не был уверен, что хочу с ним связываться.
— Спасибо, я подумаю об этом, — ответил я с улыбкой и отвернулся, чтобы встретиться глазами с Оксаной.
Будет у меня контракт или нет — не так уж и важно. Самый ценный приз в своей жизни я уже выиграл.