Я не знаю, чем думала, когда согласилась поехать с Оскаром. Могла бы просто погулять по парку или посидеть в библиотеке за чтением книжки, я часто делала так раньше, когда ругалась с братом. Злить его сейчас не хотела: ему нужно было побыть одному, чтобы остыть немного. Блин! Горский постарался на славу, чтобы подставить меня так скоро. Брат только вышел из тюрьмы, и вот теперь такое…
И главное, что я понятия не имела, почему этот Дьявол заботится обо мне? В машине мне показалось, что он проявил внимательность и беспокойство, но потом это ощущение быстро развеялось. Если Горский и умеет заботиться, так только о своей сестричке — лживой потаскушке Лилиан.
Я прибавила напор воды в душе и прикрыла глаза. Вместе с водой по щекам лились слёзы. Я ненавидела себя и всю эту ситуацию, в которой оказалась. Теперь нужно было как-то выпутываться, вот только договор с Дьяволом всё ещё был в силе. Мне следовало продолжать играть его девушку во благо брата.
Когда слёз уже не осталось, я смыла с тела остатки геля для душа и выключила воду. Осторожно выбравшись из ванной, чтобы не поскользнуться, принялась сушить волосы полотенцем. Ступни утопали в длинном ворсе ковра, лежащего на полу. Горский хоть и Дьявол, но у него очень уютно в квартире… Закончив с волосами, я обтёрлась и взяла в руки ЕГО рубашку. Приятная мягкая ткань взывала, чтобы я поскорее облачилась в неё, но я боялась это делать. Если я выйду в таком виде, что будет? Губы тронула горькая ухмылка. Опытная, мать его, соблазнительница… Хотела сама соблазнить его, чтобы уже расквитаться с неизбежным, а теперь до чёртиков боялась того, что будет…
А оно ведь будет?
Стук в дверь заставил меня вздрогнуть и посмотреть на неё. Сердце стало так сильно колотиться о рёбра, что легко могло проделать дыру в груди. Я начала быстро надевать рубашку, путаясь в ней трясущимися руками и ругаясь себе под нос трёхэтажным матом, к которому меня приучила наша школьная уборщица.
— Ты там в порядке? Клянусь, я выбью дверь, потому что трупа тут на мою голову не хватало ещё!
— Всё хорошо! Нормально! — ответила я, застёгивая пуговицы. — Я выхожу.
Открыв замок, я вышла с опущенной головой. Я не видела лица Оскара, но услышала свист, слетевший с его губ вместе с какой-то неизвестной мне бранью.
— Твою мать, Бестия!
Я взглянула на него, и наши взгляды переплелись в войне отчуждения. Мы изучали друг друга и убивали одновременно.
Неужели я имела на него такое воздействие?
— Иди пей ромашковый чай и хренач под одеяло, пока я не поставил тебя в коленно-локтевую, — прохрипел он.
Я знала, что означало выражение «коленно-локтевая», а потому щёки обдало жаром, который прошёлся до кожи головы.
Ответив ему лёгким кивком, я поспешила к столу, присела на стул и обхватила кружку горячего чая дрожащими ладонями. Горский позаботился обо мне… Но почему?
Насыщенный запах ромашки вызвал активное слюнообразование во рту. Я прильнула к краю кружке губами и сделала небольшой глоток.
Горский прожигал меня взглядом, и я легко могла сгореть под таким напором. Я не видела его, но зато отчётливо чувствовала похоть, исходившую от него. Ноги подкашивались, а в висках стучали остатки алкоголя. Снова стало немного тошнить, поэтому я сделала всего лишь один глоток чая, поставила кружку на стол и подняла голову.
— Куда я могу лечь? — спросила я.
— Вон постелил на кровати. Пользуйся и не благодари! — ответил Горский.
Я опустила голову, чтобы не смотреть ему в глаза, потому что боялась. Дойдя до кровати, осторожно присела на край и, поймав наиболее удобный момент, юркнула ногами под одеяло. Я боялась спровоцировать его, ведь совсем не была готова познать унижение…
Стоило только голове оказаться на подушке, как меня начали уносить вертолётики, пробуждающие подкатывание тошнотворного кома к горлу. Спазмы сводили желудок, и я боялась, что повторится то, что случилось около бара…
Как же стыдно мне за это было…