Ульяна
Он сам отвозит меня в клинику.
По дороге Давид не обращает на меня внимания. Ведёт машину так, словно я пустое место, но меня сейчас это даже устраивает. Потому что в этот момент я планирую в голове варианты своего побега.
У меня не так много вариантов, поэтому я цепляюсь за соломинку.
Я надеюсь, что Давид везет меня на самом деле в клинику — в настоящую клинику с настоящими врачами. Ведь если это действительно так, то у меня будет возможность поговорить наедине с врачом — доктор обязательно поможет мне если не сбежать, то хотя бы сообщить обо всём в полицию.
Я очень на это надеюсь… это единственное, что мне остаётся.
Но когда мы подъезжаем к воротам клиники, нас выходит встречать на крыльцо сам главврач этого учреждения — они обнимаются с Давидом, пока ворота позади нас наглухо закрываются.
И я подаю духом…
Главврач провожает нас до кабинета гинеколога, чуть ли в пояс кланяясь при этом Давиду.
Сам Давид держит меня за руку — как хозяин держит за поводок своей собаки.
Перед кабинетом выясняется, что Давид собирается зайти внутрь вместе со мной.
Я потрясенно смотрю на мужчину и мотаю головой из стороны в стороны.
— Нет, — говорю я. — Ты не зайдёшь туда.
Он ухмыляется.
— Поспорим? — спрашивает этот ненормальный, и первым и открывает дверь внутрь кабинете. Я застываю на месте.
— Давай, Уля, перебирай ножками, — подталкивает меня внутрь мой мучитель. — Через порог переносить тебя ещё рано.
Таким образом я попадаю внутрь кабинета врача. Следом за мной заходит Давид, закрывает за нами дверь.
Мы оказываемся перед дрожащей женщиной-гинекологом, которая начинает осторожно выспрашивать у меня подробности состояния моего здоровья.
Я кошусь на Давида и интересуюсь у доктора, нормально ли это, что здесь присутствует чужой мужчина.
— Если моя пациентка не против, — растягивает губы в испуганной улыбке гинеколог.
Я смотрю на неё и понимаю, что она вряд ли поможет мне с побегом.
Но я не могу так просто принять всё, что творит Давид.
Поэтому снова говорю, что я против.
— Да? — испуганно переспрашивает врач у Давида.
— Против! — повторяю я.
Давид же, рассмеявшись, кивает доктору.
— Моя спутница шутит.
— Да-да, конечно, — отвечает гинеколог, кивая при этом как болванчик. — Я так и поняла, что девушка совсем не против вашего присутствия.
— Я против! — срываюсь я на крик, но меня никто не слышит.
Давид рассматривает свои ногти, врач продолжает что-то записывать в карте… или не знаю где.
Я пытаюсь встать, но в этот момент рука Давида хватает меня за колено и силой заставляет вернуться на место.
А затем происходит то самое… К счастью, кресло для осмотра находится за ширмой, поэтому меня не видно… но это всё равно унизительно.
Меня проверяют на девственность. И пусть это занимает совсем немного времени, но после этой процедуры я чувствую себя морально вымотанной.
Даже на слезы у меня не остаётся сил.
Зато это урод счастлив.
Когда мы возвращаемся в его дом, я просто молча иду к себе в комнату, но он останавливает меня.
— Уля, — зовёт Давид. Он постоянно использует это сокращение, которое мне не нравится — постоянно испытывает моё терпение. Естественно, ему наплевать на это. Возможно даже, что это ещё развлекает.
Я сегодня больше не могу его развлекать, поэтому просто поворачиваюсь и смотрю на него. — Сегодня ты была хорошей девочкой, — говорит он мне как будто я его собака. — До вечера у тебя будет уйма свободного времени. Отдохни, почисти перышки… а в семь вечера будь готова к ужину со своим отцом.
Я киваю.
Другого всё равно мне ничего не остается.
Давид
Когда мы едем в клинику, я вижу её состояние. Я вижу свою девочку насквозь. Я знаю, что она хочет сделать. Конечно, у неё ничего не получится: мы едем в бронированном автомобиле с затонированными стеклами, которые также блокируют любые звуки наружу.
Даже если она сейчас начнёт кричать и долбить руками по стеклу, пытаясь привлечь внимание других водителей — ничего не получится.
В больнице у неё ещё меньше шансов на побег.
Мы не просто подъезжаем к клинике, мы въезжаем на служебную стоянку, которая располагается за высокими автоматическими воротами.
Здесь нет человека, которого можно разжалобить — только электронные ключи.
Главврач предупреждён, что пока мы находимся в клинике, эти ворота должны оставаться закрытыми, как и остальные двери клиники… так, на всякий случай. Впрочем, в самой клинике нас окружает не только персонал, но ещё моя охрана, расставленная так, что, чтобы Ульяна не заметила моих парней.
Она и так слишком подавлена тем, что я устроил ей этот эту проверку — я не хочу пугать её ещё и этим.
Я смотрю на дрожащую рядом со мной девушку и испытываю небольшое сожаление за то, что потащил её сюда.
Но я должен убедиться прежде, чем сделать последний шаг.
Милая, не надо было шутить со мной, — подумал я, подталкивая Ульяну внутрь кабинета.
Она должна научиться повиноваться мне.
Нет, мне нравится её строптивость, но моя детка должна знать своё место: ей позволительно быть дерзкой в определенных моментах — пусть дразнит меня в постели, дерзит мне в пустяках — это только подогреет нашу будущую брачную жизнь.
Но Ульяна должна усвоить, что она не может шутить серьёзными вещами, от которых зависит вся её будущая жизнь — это уже не дерзость, это глупость.
Впрочем, как только врач выносит вердикт, что моя детка всё ещё нетронутая, как и говорил её отец, я снова прихожу в благодушное состояние.
Значит, всё идёт по плану и теперь остаётся сыграть свадьбу, потому что она мне подходит идеально в жёны.
Я легко прощу Юрику все его долги и даже накину сверху пару миллиардов, чтобы родители моей жены я не были нищими. А вот её я не отдам никому.
Никогда и никому.
Я собираюсь устроить шикарную свадьбу со своей деткой в главной роли. А чтобы всё это прошло как надо, мне надо, чтобы Ульяна окончательно примерилась со своей судьбой.
Я понимаю, что ужин с Юриком будет самое то.
Я звоню ему и напоминаю о том, что он должен не приказывать дочери выйти за меня замуж, он должен убедить её это сделать.
Убедить подчиниться мне раз и навсегда как своему хозяина. Только это сработает.
Отец моей невесты убеждает меня, что всё будет просто прекрасно.
Я не особенно ему верю, но я буду присутствовать на этом ужине, чтобы внимательно за всем проследить.
Ульяна
Вернувшись в свою комнату, мне хочется что-нибудь сломать… что-нибудь ударить.
Мне плохо оттого, что меня не научили драться. Что вместо того, чтобы дать сдачи, я пытаюсь уйти от конфликта всеми силами.
С такими, как Давид, это не работает.
Чтобы противостоять ему, нужна грубая сила… а где её взять?
В комнате, явно узнав, что мы вернулись в дом, появляется Катя.
Она даже не стучит — просто открывает дверь и смиренно стоит возле входа.
— Ульяна Юрьевна, будут ли какие-нибудь просьбы? — спрашивает она очень вежливо и очень тихо. Так, что у меня язык не поворачивается сказать ей что-то резкое.
В конце концов, возможно в этом доме так принято — заходить в чужие комнаты без стука.
— У меня нет никаких просьб, — отвечаю.
Помощница вскидывает голову.
— Может быть, желаете чаю… или что-нибудь перекусить?
— Меня отправили сюда одеваться к ужину, — морщусь я и с размаху сажусь на кровать.
— Ужин будет ещё нескоро… я могу принести фрукты… или, может быть, вы хотите кофе?
Я тяжело вздыхаю, понимая, что не могу… не могу ни накричать на Катю, ни даже ответить ей грубо.
Она вроде как обо мне заботиться.
Вместо этого я качаю головой.
— Спасибо, ничего не надо.
— Вы уверены? — обеспокоенно спрашивает помощница. — Ульяна Юрьевна, ужин будет не из легких…
А то я не понимаю.
— Давай-ка вы сейчас примите расслабляющую ванну, а потом попьёте чая?
Я киваю, хотя думаю, что это совсем необязательно.
Слишком часто я моюсь в этом доме. Перед обедом — душ, перед ужином — ванна.
Что дальше?
Но Катя всё-таки оказывается права — то ли ванна, то ли расслабляющие соли, которые она добавляет в воду для ванной, то ли просто действия, которые я совершаю, заставляют меня немного расслабиться и отпустить то, что со мной только что случилось.
Но забыть это унижение я не могу.
К сожалению, пока я ничего не могу сделать, но я надеюсь, что если этот монстр не врал, то сегодня у меня появится возможность уехать домой…
Даже если у отца и в самом деле есть какая-то договорённость с Давидом по долгам, я не верю, что папа оставит меня здесь… если увидит, как мне здесь плохо.
Пролежав полчаса в ванной с солью, я выпиваю чашку крепкого чая и начинаю медленно готовиться к ужину. Моя задача — убедить отца в том, что я здесь страдаю и не разозлить Давида. Я уже догадываюсь, что будет, если разозлить Давида.
И всё же…
Я выбираю нежно лавандовый наряд с вышивкой. Наряд кажется достаточно простым, но я могу лишь по одному только качеству ткани определить, что это настоящий от курюр…
Прекрасно сидящее, по моей фигуре, от кутюр платье.
Я пытаюсь не думать, каким образом для меня были подготовлены все эти платья.
Катя напоминает о драгоценностях — и мне приходится надеть бриллиантовое ожерелье и серьги к нему.
Мне плохо, плохо — очень плохо.
Я смотрю на дорогие вещи, на драгоценности, что сейчас украшают моё тело — и я не восхищаюсь всей этой красотой. Мне противно.
— Ульяна Юрьевна…
Катя настаивает на том, чтобы заняться моей прической и мейком… Мне не хочется этого делать, но я молча сажусь на стул и терпеливо жду, пока она закончит.
В конце концов, после всего, что со мной сегодня делали, это самое безобидное и безболезненное…
Я усмехаюсь, глядя на себя в зеркало.
Усмехаюсь, чтобы не начать рыдать.
Давид
В моём доме не бывает случайных людей. Все служащие — профессионалы экстра-класса, которые проходят несколько раундов собеседований, множество проверок и даже отвечают на вопросы с помощью детектора лжи.
Только после того они допускаются внутрь жлма.
С гостями дела обстоят иначе.
Чтобы попасть ко мне на ужин, приглашение надо заслужить… и далеко не у всех это получается сделать.
Это, кстати, совсем не означает, что я не встречаюсь со своими противниками или людьми другого пошиба — нет, иногда я вынужден это делать. Но для таких дел всегда есть переговорные залы в офисе или на худой конец рестораны в городе.
В мой же дом попадают только избранные.
Юрик, отец Ульяны, разумеется, в их число не входит, но я делаю исключение.
В конце концов, скоро он номинально станет моим родственником. Разумеется, ни я, ни тем более Ульяна — ни один из нас не будет больше иметь с ним никаких связей (я позабочусь об этом), но пока, до свадьбы, мне приходится наступить на собственное горло.
К сожалению.
И тем не менее, я пользуюсь предоставленной мне возможностью поговорить с Юрием с глазу на глаз — и ещё раз повторяю свои требования, которые я озвучивал изначально.
В ожидании ужина, мы прошли в малую библиотеку (я не хочу видеть его в своем кабинете), где мне пришлось снова продемонстрировать Юрику, в какой финансовой яме он сейчас находится. И что без «продажи» дочери он просто не справится.
Юрик артачится.
И ведь чувствую, что дело не в том, что ему было мало моих денег — он сейчас вообще не вспоминает о финансах. Ему жалко дочь.
А вот это меня напрягает.
Потому что (я уверен в этом), сегодня нас ждет концерт — лебединая песня моей прекрасной невинной невесты… И я боюсь, что её отец дрогнет в ответ на мольбы дочери.
Поэтому я делаю всё возможное, чтобы этого не случилось.
Я угрожаю, обещаю, манипулирую… и достигаю результата, который мне нравится.
Под конец разговора, Юрик утрачивает всякую возможность к своему сопротивлению… и я знаю — он сделает всё, точнее, не сделает ничего, что помешало бы воплощению моего желания.