Небо цвета Измены (СИ)

глава 24

Он сидит напротив меня и пьёт ароматный капучино из большой белой кружки, рядом с нами тарелка пончиков присыпанных белоснежной сахарной пудрой, у меня тот же самый напиток, что и у него.

Вообще я очень удивлена такому выбору, в моём представлении такие мужчины должны пить только двойной эспрессо, или на крайняк американо, но он заказал капучино…

- Вкусно? – спрашиваю его, наблюдая, как смачно он откусывает пончик и запивает кофе, стирая с усов салфеткой пышную кремовую пенку.

- Попробуй, здесь самые лучшие пончики: нежные внутри, в меру сладкие, с обалденной хрустящей корочкой. Советую не ждать пока остынут и есть прямо сейчас, - он снова откусывает и картинно изображает наслаждение от блюда.

Я тоже беру обжаренное в масле пышное колечко теста и подношу к носу, чтобы ощутить их аромат ещё ближе.

- Да кусай же смелее, иначе он укусит тебя, - Гар улыбается, смеётся своей шутке и смотрит на меня с такой теплотой, будто я сама пончик, и он планирует меня вскоре съесть. – Маш, ты слишком осторожничаешь, расслабься, сейчас вокруг нет никакой опасности, уж я то знаю.

- Я не осторожничаю, просто не слишком доверяю этим придорожным кафе, вдруг отравят, - объясняю я своё поведение и всё-таки решаюсь впиться зубами в масляный кусочек десерта.

- Ну как? – он протягивает ко мне руку через весь стол и заботливо смахивает сахарную пудру с подбородка.

- Божественно, - я не вру, пончики реально очень вкусные, язык проглотить можно, но в тоже время настраиваю себя внутри на то, что расслабляться ещё рано.

- Вот и я об этом, верь мне, Маш, я никогда не вру, - взгляд такой честный, открытый, натуральный, вообще без лишних примесей, ни сарказма, ни потаённой лжи, как у самого честного и искреннего ребёнка.

- А с кем ты сегодня был на мероприятии? – раз он никогда не врёт, то сейчас должен сказать правду, и это мне очень нужно, хочется сразу расставить точки над i и не придумывать разное-всякое.

- Это моя жена Марина, бывшая жена, - отвечает он, не прячась, не юля, просто, открыто и абсолютно спокойно. – А мелкая егоза – моя дочь Лиза, она очень хорошая девочка, но баловница, каких свет не видывал, Маринка за ней уже не успевает, Лизка вечно с синяками и ободранными коленками.

Он смеётся, от него веет теплом, я чувствую это любовь, сквозящую в каждом его слове о дочери, и от этого становится очень холодно.

- Понятно, - отвечаю я хоть что-то, лишь бы не молчать, и скрываю лицо за большой чашкой капучино.

Один глоток, второй, пора уже вылезать из-за керамического белого бортика, а я всё тяну, пью маленькими глотками сливочный кофе, перекатываю в голове мысль о том, что этот красивый мужчина уже занят.

- Эй, ты чего надулась? Тебе не понравилась моя малышка?

- Понравилась, она очень красивый ребёнок, - мне самой кажется, что моя фраза какая-то безжизненно-пластмассовая, сухая, холодная и совсем не подходящая к этому антуражу.

- Они уезжают, домой, в Грузию, навсегда… - с грустью в голосе произносит Гар, и по его выражению лица я понимаю, что здесь прячется какая-то глубокая семейная драма.

- Ты с ними не едешь? – спрашиваю не просто ради любопытства, а хочу его поддержать, потому что вижу, как изменилось его лицо от последних слов о жене и дочери.

- Нет, мне туда путь закрыт. Гурам итак приложил немало сил, чтобы вернуть дочь на родину, если я туда поеду, меня насильно в горах потеряют и не найдут, - на его губах улыбка сожаления, смотрит в стол, крепко сжимает левый кулак.

Молчим каждый о своём, корзиночка с горкой пончиков между нами, у каждого по спасительной чашке, за которые мы крепко держимся, будто утонем, если вдруг отпустим керамические ручки.

- Я наелась, - тихо произношу я, прерывая затянувшееся молчание, и вижу его растерянный взгляд, словно выныривающий из глубины мыслей.

- Прости, задумался, - отвечает он, - ты уверена, что больше не хочешь?

- Ага, - киваю, - отвези меня домой, пожалуйста.

- Хитренькая, я теперь тебя отпущу, только если номер свой оставишь, - в его глазах снова появляется весёлый прищур, он возвращается в прежнее состояние, которое было до того, как я спросила о его спутнице.

Диктую ему свой номер, и он тут же делает прозвон, словно не верит мне. Встаём из-за столика, вижу, как он берёт корзиночку с пончиками и несёт к стойке обслуживания. Там ему пересыпают жирную выпечку в пакет из вощёной бумаги, и мы вместе идём к машине.

- Ты куда вечером хочешь сходить: в кино или в парк? – неожиданно задаёт он вопрос, ставя мне на колени пакет с пончиками и поворачивая ключ в замке зажигания.

- Вообще-то я хотела отдохнуть, - не задумываясь отвечаю я.

- А я тебе что предлагаю? Культурный отдых, разве нет? – подмигивает, выкручивает руль, ведёт свой автомобиль со стоянки кафе на шоссе.

- Под «отдохнуть», я имела в виду посидеть дома.

- Не, так дело не пойдёт, ты конечно сейчас отдохни, посиди дома, а вечером я за тобой заеду, сходим куда-нибудь.

- Гар, зачем я тебе? Ты же ещё её любишь? Хочешь с помощью меня погасить свои чувства к бывшей?

- Не говори ерунды. Бывшая – это прошлое, ты – сейчас. Я заеду, и это не обсуждается, надеюсь, ты проявишь себя, как нормальный взрослый человек и не будешь больше от меня прятаться. В семь вечера выходи на улицу, буду ждать тебя во дворе твоего дома.

Он тыкает пальцем в кнопку магнитолы и в салон бубнами врывается звенящая грузинская мелодия, быстрая манипуляция по кнопкам, и её быстро сменяет привычное авторадио на русском, со своей бесконечной рекламой и заезженными хитами.

Всю дорогу мы молчим. Радио звучит достаточно громко, повышать голос, чтобы что-то спросить не хочется, когда мы доезжаем до Строгино и сворачиваем во двор моей многоэтажки, он паркует машину, делает музыку тише и серьёзным видом обращается ко мне:

- Маш, договорились? Не заставляй меня подниматься и звонить в дверь, хорошо? Пончики тебе.

Киваю, выскакиваю из машины с бумажным пакетом в руках и мчу в подъезд, не оборачиваясь. Зачем я ему пообещала?