Недоверчивые любовники

Глава 15

«…Именно меня Кэндис возненавидит, когда все откроется».

С бешено бьющимся сердцем Кэндис быстро отошла от двери и ускользнула к себе в спальню. Она уловила только самый конец разговора, но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы в голове возникло множество вопросов. Что имел в виду Остин? Что за ужасную тайну он скрывал? И при чем здесь доктор Джек?

С какой стати ей ненавидеть Остина?

Она опустилась на постель, пытаясь успокоиться и трезво все обдумать. Расспросить его? Потребовать объяснения? Кэндис не строила иллюзий и признавала, что подслушала разговор, хотя и непреднамеренно. Надо предложить Остину, чтобы тот пригласил доктора Джека на обед.

Слезы жгли ей глаза, когда она думала о последних восхитительных неделях. Не была ли она попросту глупа, когда поверила, будто Остин ее любит?

Разумеется.

И не только немыслимо глупа, впустив его в свою жизнь без всяких вопросов, но и беспечна. Вот именно, беспечна, слепа и глупа.

Потому что существовало лишь одно объяснение, которое она могла придумать на основании услышанного, только по одной причине могла она возненавидеть Остина.

Остин Хайд работал на ее врагов — либо на газетчиков, либо на братьев Вансдейлов. И очевидно, доктор Джек это знал.

Кэндис легла, крепко зажмурившись. Горло горело от усилия сдержать мучительные рыдания.

— Ты в нее влюбился, да?

Если бы положение не было столь серьезным, Остин наверняка расхохотался бы при виде Джека, повязавшего голову линялой косынкой-банданой и обхватившего обеими руками кипу грязного белья. Из-под странной смеси носков, рубашек, полотенец и джинсов выглядывал краешек его собственного старого фартука с надписью выцветшими красными буквами: «ОСТОРОЖНО: ПОВАР-НОВИЧОК». По отношению к Остину Хайду в фартуке такой дурацкий логотип-предостережение был вполне уместным.

Его братец выглядел словно усталая домашняя хозяйка в особенно тяжелый день.

— Я угадал, ты влюбился?

Выражение лица Джека то и дело менялось, как будто он не мог решить, радоваться такой перспективе или ужасаться. Поскольку Остин не ответил сразу, Джек потопая в крошечную ванную и свалил там всю кучу белья.

Вернувшись, он бросил на Остина мрачный взгляд и заявил:

— В корзине для белья больше нет места. Что касается этого… — Он показал пальцем на гору грязной посуды в раковине. — Лучше просто все выбросить. Отмыть такую посуду невозможно.

— Мне некогда заниматься грязной посудой, — ответил Остин, тяжело опускаясь на диван. — Полно более серьезных проблем.

— Но ты обязан ею заниматься! У тебя здесь настоящий свинарник. Что скажет хозяйка квартиры, если увидит это? А она вполне может зайти сюда — дверь даже не была заперта.

Джек схватил с кофейного столика миску с пропыленным окаменелым поп-корном.

— Я сказал, чтобы ты немного прибрался здесь, только и всего. Что-то не помню, чтобы я просил давать мне советы, как вести хозяйство. — Не дав младшему брату открыть рот, он добавил тоном, от которого Джек похолодел: — Да, я люблю Кэндис.

Джек медленно поставил миску с поп-корном обратно на столик и опустился в кресло.

— Так я и знал.

— Ни черта ты не знал! — прорычал Остин.

— А как относится к этому миссис Вансдейл?

Хороший вопрос, подумал Остин, и ответить на него с уверенностью невозможно. Он не сомневался, что нравится ей, что она его хочет. Но любить? Кэндис об этом не упоминала. Впрочем, и он тоже.

— Мы очень близки, — попробовал он уклониться от прямого ответа.

— Вы любовники?

Остин ощетинился:

— Хоть ты мне и брат, но не думаю, чтобы тебя касались подробности моей личной жизни.

На этот раз Джек проигнорировал тревожные сигналы.

— Меня это, возможно, и не касается, но если родственники ее мужа пронюхают об этом… — Он умолк, задохнувшись, словно с ним уже произошло нечто очень скверное. — Из-за тебя судья назначит тест по установлению отцовства! Они знают о тебе…

— Ничего они не знают, — перебил его Остин, мысленно проклиная себя за то, что виновато покраснел. — У них только и есть несколько моих паршивых снимков в обнаженном виде и…

— Господи! — Джек вскочил, ударился о кофейный столик, перевернул миску с окаменелым поп-корном и свалил ее на пол. Впервые в жизни он не обратил никакого внимания на беспорядок. — Все еще хуже, чем я думал! Когда ты скажешь ей, она подумает, то есть она поверит, что ты все уладишь.

Остин нахмурился. Джек добавляет ему проблем, предлагая действовать по сценарию, о котором он не подумал. Но Джек не назвал мотив.

— Какого черта я должен это делать?

— Такого, что у тебя в голове эта дурь насчет денег! Я никак не ожидал от тебя ничего подобного, Остин, особенно потому, что ты в нее втюрился.

— Что значит твое «ничего подобного»? Ты городишь чушь!

То, что его застукал репортер, — всего-навсего досадная случайность. Не мог же Остин знать, что тот устроил засаду у бассейна в то утро.

— Уж не хочешь ли ты сказать, будто не думал, насколько все проще обернется для тебя, если она потеряет состояние? Оставшись без денег, она будет рада узнать, что ты отец ее ребенка.

— Нет, не думал, — процедил Остин сквозь до боли сжатые зубы.

Это было ложью, но Джек не должен был догадываться, что он лжет. Остин размышлял об этом и пришел к неутешительному заключению, что Кэндис возненавидит его за обман при любом исходе дела.

Тот факт, что он сыграл главную роль в разрушении благополучного будущего ее самой и ребенка, может подогревать ее ненависть годы и годы.

Остин закрыл глаза и откинул голову на спинку дивана. Его единственной надеждой было время. Если Кэндис будет любить его следующие четыре месяца, то, возможно, простит, узнав правду.

— Кэндис, разумеется, решит, что тебе кто-то платит, либо газетчики, либо претенденты на наследство. Доказательство будет выглядеть достаточно красноречиво. И что ты намерен делать?

Открыв один глаз, Остин наблюдал, как Джек, вытащив из-за спинки дивана измятый пиджак, направляется с ним к шкафу для одежды в прихожей. Остин внутренне застонал, вспомнив о стопке коробок из-под пиццы, которые засунул в этот шкаф в гот день, когда хозяйка дома явилась к нему с внезапным инспекционным визитом.

— Джек, будь…

Ужасающий вопль брата не вызвал его удивления, однако последовавшие за воплем слова «Кто вы, черт побери, такой?» побудили Остина вскочить с дивана и выбежать в прихожую.

К своему глубокому изумлению, он увидел, что в шкафу стоит какой-то мужчина.

Джек попятился, когда незнакомец вышел из шкафа, сокрушая коробки из-под пиццы стоптанными, грязными ботинками. Репортер — было первой мыслью Остина. Однако мужчина не был похож на журналиста, и Остин не заметил никаких признаков камеры. Ошарашенный, он разглядывал небритую физиономию немолодого незнакомца, налитые кровью глаза и мятую, истрепанную одежду.

Он не знал этого человека — очевидно, как и Джек.

— Как вы сюда попали? — злобно рявкнул он.

Непрошеный гость ничем не напоминал репортера, но, с другой стороны, большинство людей удивлялось, узнав, что Остин — художник. Если этот тип — папарацци… Остин сжал кулаки и сделал шаг вперед.

При этом угрожающем движении незнакомец испуганно вытаращил глаза и поспешил представиться.

— Я Пит Клэнси, — объявил он и, заметив, что братья обменялись непонимающими взглядами, добавил: — Старик Кэндис.

Морщина между бровями Остина стала глубже.

— Хотите сказать, что вы отчим Кэндис?

Кэндис однажды упомянула о своем отчиме. Без особого тепла. Во всяком случае, у Остина сложилось впечатление, что любви между ними не было.

— Да-да, отчим. — Клэнси пожал плечами, его красные глазки забегали. — Если говорить официально. Я воспитывал Кэндис после смерти ее матери.

Джек, который до сих пор молча таращился на Клэнси, словно обнаружил в шкафу чудовище, обрел наконец дар речи.

— Какого черта вы прячетесь в одежном шкафу Остина?

Остин сам готов был задать этот вопрос.

— Всему свое время, мистер Круз.

Явно потрясенный до глубины души, Джек произнес срывающимся от волнения тонким голосом:

— Вам известно, кто я такой?

Остин не обратил внимания на коварный огонек, вспыхнувший в глазах у Клэнси. Он весь подобрался, готовый кинуться на этого типа, если тот хотя бы шевельнется, прежде чем ответить на их вопросы.

— Я знаю, кто вы такой, но я не знал, что вы братья. — Он перевел водянистые светлые глаза на Остина. — Вы не могли бы предложить старику вашей подружки чего-нибудь выпить? В этом шкафу до чертиков жарко.

— И не подумаю. Что вам здесь надо? — Остин говорил нарочито грубо, отнюдь не собираясь разыгрывать из себя гостеприимного хозяина.

Ему не нравилось, как воровато бегают глазки у Пита Клэнси, и еще больше не понравилось, что тот назвал Кэндис его подружкой. И вообще у него родилось смутное подозрение, что в Пите Клэнси он не обнаружит для себя ничего привлекательного.

Клэнси еще раз пожал плечами — вполне безмятежно и потому раздражающе.

— Хотел поговорить с вами.

Остин сделал еще один угрожающий шаг вперед.

— Вы должны были постучать в дверь.

— Дверь была уже открыта, — возразил Клэнси. — Я как раз собирался постучать, когда услышал, что вы беседуете. — В глазах у него мелькнул все тот же странный огонек. — Обнаружив, что тема беседы — моя дочь, я ничего не мог с собой поделать.

Остин просто онемел, с опозданием поняв намек. Они с Джеком переглянулись.

— Остин, он слышал…

— Вот именно, — спокойно согласился Остин, готовый вышибить дух из этого ублюдка Клэнси.

Но ведь физическое насилие ничего не даст. Клэнси придет в себя, а правду он уже знает — ту правду, которая может разрушить жизнь их всех.

Весь вопрос в том, как он намерен поступить с полученными сведениями. Продать их газетчикам? Сыновьям Ховарда? Рассказать все Кэндис? Возможно ли, что Кэндис, заподозрив что-то, попросила отчима выследить его? Нет, решил Остин, две последние версии следует отбросить. Та Кэндис, которую знал Остин, не могла пасть так низко; она бы попросту расспросила его самого. К тому же Клэнси ничего не выгадал бы, сообщив все Кэндис, а он, несомненно, хотел что-то выгадать, это было ясно как день.

— Джек, налей человеку выпить, — сказал Остин, не сводя глаз с Клэнси.

— Остин, он же…

— Давай.

Необходимо добраться до сути, поклялся себе Остин, и каким-то образом предотвратить беду. Он обязан сделать для Кэндис все, что в его силах. Остин обратился к Клэнси:

— Не хотите ли присесть?

Прежде чем тот успел ответить, Остин схватил его за руку и подвел к дивану. Свободной рукой сбросил с дивана на пол кучу одежды и чуть не насильно усадил мерзкого старика на комковатое сиденье. Затем уселся напротив него в кресло, которое Джек освободил минуту назад. Было слышно, как в крохотной кухоньке Джек бранится, отыскивая чистый стакан.

Клэнси нервно барабанил пальцами себе по колену и молча смотрел в пол. Остин наблюдал за ним. Молчание затягивалось. Наконец вернулся Джек и протянул Клэнси какое-то пойло в бумажном стаканчике. Пожал плечами, когда Остин обратил к нему вопросительный взгляд.

— Я нашел открытую бутылку вина в холодильнике, — пояснил он, — но не обнаружил ни одного чистого стеклянного стакана.

Остин попытался вспомнить, когда в последний раз покупал вино. И вспомнил, когда Клэнси запрокинул стаканчик чуть ли не себе на нос и высосал жидкость. Он покупал эту бутылку к спагетти на обед, который намеревался приготовить по случаю свидания.

Шесть или семь месяцев назад.

— Хотите повторить? — Клэнси с готовностью протянул стаканчик. Джек схватил его и снова потопал на кухню за пополнением, бормоча: — Неужели я похож на горничную?

Остин чуть не улыбнулся. Однако чувство юмора покинуло его, едва он подумал о том, что Кэндис росла при таком вот папаше. Он вдруг вспомнил, как возле клиники репортер спрашивал Кэндис о ее отчиме-алкоголике. Собственно говоря, в напоминании не было нужды, стоило только увидеть налитые кровью глаза Клэнси и то, с какой жадностью он заглотил явно прокисшее вино.

Джек вернулся и присел на подлокотник кресла брата. Остин обратился к Клэнси:

— Начните вот с чего: на кого вы работаете?

Его не обманул возмущенный вид Клэнси и фальшиво негодующий тон голоса.

— Я работаю на себя.

Невозмутимый и отнюдь не убежденный, Остин прямо посмотрел Клэнси в глаза.

— Отлично. Вы, так сказать, одинокий волк. Кому же вы собираетесь продать информацию?

Вместо ответа Клэнси поднес картонный стаканчик ко рту и опрокинул. Посмотрел на Остина поверх стаканчика. Остин, чуть заметно качнув головой, дал ему понять, что возможности гостеприимства на данном этапе исчерпаны. Никакого спиртного, пока не будет ответа.

— Это зависит… — начал Клэнси и сделал долгую паузу. Перевел наглый взгляд с Остина на Джека, потом снова на Остина. Два стаканчика спиртного явно прибавили ему храбрости. — Зависит от того, кто больше предложит.

Джек вскочил.

— Как вы можете поступать подобным образом со своей дочерью? — выкрикнул он голосом, полным возмущения и гадливости.

— Падчерицей, — поправил его Клэнси. — Она перестала помогать мне с тех пор, как ее благоверный откинул копыта.

Указуя на него обвиняющим перстом, Джек вскричал:

— Вы же только что утверждали, что воспитывали ее! Или для вас это ничего не значит?

Остин мысленно аплодировал смелым вопросам брата. Такое случалось не часто, но, если Джек был в чем-то твердо убежден, он превращался в маленький, но опасный смерч.

— Это шантаж, Клэнси! Самый обыкновенный шантаж, и если вы хоть на минуту поверили, что мой брат пойдет на…

— Довольно, Джек.

Остину не было нужды кричать, чтобы привлечь внимание брата. Джек уставился на него с таким изумлением, словно у Остина внезапно выросли рога и хвост.

— По ты же не допустишь, чтобы это пресмыкающееся тебя шантажировало? Остин, я не забыл, что в прошлом нередко высмеивал тебя за твою проклятую правильность во всем, но на самом деле я всегда восхищался этим качеством. Ты не можешь допустить такое!

Остин подавил вспышку восставшей гордости. Джек выбрал неудачный момент для проповеди на тему о неподкупной совести, потому что Остину было ясно, что в данном случае выбора нет. Клэнси завладел чересчур ценными сведениями, и такой низкий человек, как он, не станет держать их при себе.

А Остину весьма не по душе было существование с занесенным над головой дамокловым мечом. Не сводя глаз с отчима Кэндис, он сказал:

— Почему бы вам, Клэнси, не сообщить Джеку, что произойдет, если я не сделаю вам предложения?

Клэнси облизал губы, явно чувствуя себя крайне неуютно из-за откровенной враждебности Остина.

— Сначала я обращусь к газетчикам. Если они мне откажут, пойду к сыновьям Вансдейла. — Голос его сделался омерзительно ноющим, когда он добавил: — Мне нужны деньги, чтобы начать новую жизнь.

В комнате наступила тяжелая, почти физически ощутимая тишина. Джек сжал кулаки и подступил к Клэнси. Тот в страхе перед этой яростью вжался в диванные подушки.

— Я считаю, что мы просто обязаны убить его! — злобно прорычал доктор Круз. — Мир станет лучше без этого мерзавца, который шастает повсюду и портит людям жизнь.

В другое время и в другом месте Остин не преминул бы напомнить Джеку о его собственном умении осложнять людям жизнь. Только не в присутствии Клэнси.

— Согласен, Джек, но меня отнюдь не прельщает перспектива сгнить в тюрьме из-за этой сволочи. — Он немного помолчал и спросил мягко: — А тебя?

Джек побледнел при этом напоминании. То, что он сделал, подменив сперму Вансдейла спермой Остина, сочли бы вульгарным мошенничеством. Узнав о нем, Кэндис могла бы выдвинуть против него обвинение и упечь в тюрьму. Могла бы, образно говоря, раздеть его догола за преступную цель и причиненные страдания.

Вполне вероятно, что, придя в бешенство, она поступила бы именно так, подумал Остин. И он не стал бы ее осуждать. Так есть ли у него иной выбор, кроме как выполнить требование Клэнси и надеяться, что спившийся негодяй возьмет деньги и уберется подальше? Остин не хотел причинять боль Кэндис, как не хотел упускать единственный шанс расположить ее к себе. И, как бы он ни злился на Джека за то, что тот впутал его в эту невероятную историю, Остин не хотел, чтобы младший брат угодил в тюрьму.

Что подкуп, что шантаж — разница невелика. Клэнси его шантажировал, а он сам готов был подкупить Клэнси, чтобы тот держал рот на замке. Неразборчивость в средствах — не столь большая плата за то, чтобы уберечь Кэндис от ненужных страданий. Не говоря уже о возможности жить вместе с любимой женщиной.

И вместе воспитывать их ребенка.

— Назовите вашу цену, — решительно произнес Остин.

— Остин, но ведь не собираешься же ты…

Огненным взглядом Остин заставил Джека замолчать. Меньше всего он хотел, чтобы Клэнси узнал о наследстве, к которому он отказывался прикасаться — до сих пор.

— Пятьдесят тысяч, — бросил Клэнси камень в настороженную тишину.

— Вы с ума сошли! — крикнул Джек.

Поморщившись от резкого звука голоса брата, Остин тем не менее присоединился к нему:

— Это и в самом деле безумие. Попробуйте еще разок.

Клэнси был непоколебим:

— Газетчики заплатят столько, а может, и больше. И я точно знаю, что Вансдейлы заплатят.

— Откуда мне знать, не пойдете ли вы и к ним после того, как слупите деньги с меня? — спросил Остин, стараясь говорить негромко, в то время как ему хотелось заорать так, чтобы задрожали тонкие стенки его жилища.

— Ниоткуда. Придется поверить мне.

— Ну да, ты как раз тот. тип, которому стоит доверять, — презрительно усмехнулся Джек.

В ответ Клэнси только пожал плечами, давая таким образом понять, что мнение доктора ему безразлично.

Остин потрогал щетину у себя на подбородке. Забыл побриться сегодня утром. Опять.

— Мне понадобится несколько дней, чтобы собрать деньги.

Завтра придется оформить перевод со вклада на чековый счет, потом день или даже два уйдет на получение наличных.

Клэнси поднялся с дивана, опасливо поглядывая на Джека.

— У вас есть время до пятницы. Я свяжусь с вами. Если к тому времени денег не будет…

— Будут! — рявкнул Остин, не дав Клэнси договорить и чувствуя к себе почти такое же отвращение, как к этому подонку. — А теперь убирайся с глаз, пока я не решил, что план Джека нравится мне больше!

Клэнси не заставил себя ждать. Джек следовал за ним до входной двери, точно терьер, который защищает свою территорию. Остин слышал, как захлопнулась дверь, после чего Джек вернулся в комнату.

Прежде чем заговорить, он целую минуту молча смотрел на Остина.

— Надеюсь, ты понимаешь, во что впутываешься, старший брат мой.

— Все имеет свою цену, и в данный момент я покупаю время.

Остин закрыл глаза и подумал о тех беспечных деньках, когда он беспокоился лишь о том, какими красками лучше передать закат. Он подавил тяжелый вздох.

— Очень вероятно, что потом он явится и потребует еще и еще. — Джек опустился на колени и начал руками подбирать с пола рассыпанный поп-корн. — Шантажисты — настоящие вампиры, они высасывают кровь из жертвы досуха.

Остин открыл один глаз.

— Ты смотришь слишком много детективных фильмов. К тому же, когда он истратит пятьдесят тысяч и явится за пополнением, это не будет иметь ровно никакого значения.

Джек прервал уборочные работы и посмотрел на брата.

— Что ты задумал?

— Завоевать сердце прекрасной вдовы.

— А если не получится?

— Полагаю, ты знаешь ответ на этот вопрос. — Остин улыбнулся не без горечи. — Ты потеряешь работу и свободу. А я потеряю… то, что стало для меня самым важным в жизни.

Чертов Джек!