Дэниел гнал «порше» по трассе на Форт-Уэрт, гнев клокотал у него в груди. Он планировал остаться на всю ночь и не уезжать до вечера воскресенья. Теперь же он не мог дождаться, когда окажется достаточно далеко от Грэнбери и Марии с ее смехотворными ожиданиями.
Чего хочет эта женщина? Неужели она думает, что он должен был просто уйти с переговоров по крупнейшей сделке в его жизни?!
Он был страшно расстроен тем, что пропустил праздник. Но черт возьми, потом будут еще праздники! Он не пропустит ни одного. Мария, очевидно, не доверяет ему. Она не верила ему, когда он убеждал ее, что они смогут найти компромисс между различными стилями их жизни.
Это она не хотела попытаться — не он!
Это он купил по ее прихоти полный новый гардероб, ловил рыбу на рассвете и был осмеян за свой улов, исколесил весь этот чертов город, осматривая его достопримечательности, и это не считая удара веником по голове и того, что его держали на мушке полицейские. Он сделал то, что совершенно не соответствовало всей его предыдущей деловой карьере, — сохранил «Уэстбрук». Он даже отказался от возможности хорошо заработать на продаже дома.
Через полчаса, когда Дэниел оставил скоростное шоссе и въехал в Форт-Уэрт, маневрируя в субботнем потоке машин, справедливое негодование сменилось чувством оскорбленной гордости. Он сделал для Марии все. А она имела наглость осуждать его за то, что он опоздал на одно-единственное семейное торжество, не доверять ему!
Он сжал руль. Его плечи ссутулились в напряжении, когда он всматривался в дорогу за ветровым стеклом, преодолевая сеть шоссе между Форт-Уэртом и Далласом. Она призналась ему в любви и в ту же секунду заявила, что не хочет даже пытаться строить будущее вместе!
Что ж, ему же будет лучше, разочарованно подумал Дэниел, когда наконец въехал в границы Далласа и направился к своему стильному пентхаусу, который был его домом вот уже десять лет. Он не искал любви. Он вообще ездил в Грэнбери не для того, чтобы встретить Марию, и он не нуждался в ней сейчас.
Больше никаких пасхальных кроликов. Никаких яичных охот. Никаких глупых сентиментальных сказочек о прошлом.
Больше никакой Марии.
Он снова был в Далласе, окруженный знакомой упорядоченной системой «Техас интерьерз». Въезжая в подземный гараж под зданием, где находилась его квартира, Дэниел напомнил себе, что у него есть множество дел, на которые нужно направить свою энергию, множество всего, что поможет ему забыть Грэнбери. В ближайшие дни он собирается подписать крупнейшую сделку в своей жизни.
Отец мог бы им гордиться.
Дэниел въехал на свою площадку парковки и, заглушив мотор, уставился в бетонную стену перед собой.
Его отец умер много лет назад. Он больше не был маленьким мальчиком, торчащим в конторе отца в попытке привлечь его внимание и готовым на все ради малейшего знака одобрения.
Или все-таки был?
Дэниел сидел в тишине подземного гаража и смотрел в стену. Он вспомнил разговор с Марией той ночью, когда его второй раз приняли за взломщика. «Вы хотите быть похожим на своего отца?» — спросила его тогда Мария.
Действительно ли он хотел быть таким же, как отец? Его отец всегда был холодным, сдержанным человеком. Дэниел никогда не видел его радостным. Он был человеком, который, как теперь понимал Дэниел, прожил ограниченную, безрадостную жизнь. Жизнь, которая ничем не отличалась от жизни его отца — деда Дэниела, основавшего «Техас интерьерз» после отъезда из Грэнбери.
Были ли когда-нибудь его отец и дед действительно счастливы? Дэниел не мог вспомнить их такими. Он помнил их всегда занятыми бизнесом. Удачливыми. Одинокими.
Дэниел потратил всю свою жизнь, пытаясь стать похожим на отца, заслужить его одобрение. Он никогда не задавал себе вопросов о собственном будущем, своей позиции главы «Техас интерьерз», своих приоритетах.
До встречи с Марией.
Гнев, который он испытывал по дороге в город, исчез, оставив после себя только легкий дискомфорт в желудке — и ужасную пустоту в душе. Это заявляла о себе Мария.
Если бы не Мария, он без размышлений продал бы дом и «Уэстбрук». Она дала ему его наследство. И она открыла ему новую сторону жизни — сторону, состоящую из семьи и простых радостей, к которым его отец питал отвращение, считая их бессмысленными.
Она отдала ему и себя — и это он был тем, кто все разрушил, а не она. Как-то Дэниел подумал, что ее бывший муж совершил глупость, отодвинув Марию на задний план своей жизни, а теперь он уехал и сделал то же самое.
Дэниел с силой ударил кулаком по приборной доске. Он знал, все время знал, чего хотела Мария. Она говорила ему и показывала это всеми возможными способами.
Он потер лоб — у него разболелась голова. Глупец! Мария дала ему шанс доказать, что на него можно положиться, а он все разрушил.
Он захотел прямо сейчас вернуться в Грэнбери, к Марии, убедить ее дать ему еще один шанс, даже если теперь потребуется вечность, чтобы доказать ей, что она может доверять ему.
Но теперь это было не так просто.
— Тебе не обязательно это делать.
Мария обернулась на голос Холди, продолжая втирать лимонный полироль в антикварный дубовый обеденный стол. Они почти не пользовались парадной столовой в старинном доме, предпочитая непринужденный уют кухни.
— Нет, я должна, — сказала Мария, возвращаясь к своей работе. Ее рука уже болела, но ей было все равно. Она чистила, мыла, приводила в порядок дом, красила комнату для керамики в магазине — делала все подряд, лишь бы занять себя в эти две недели после разрыва с Дэниелом.
Несмотря на все попытки отвлечься, она продолжала, лежа по ночам в постели, вспоминать каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждое слово — все, что было между ними. Сейчас, уложив детей в постель, она не могла вынести мысль об еще одной ужасной ночи без Дэниела.
— Мария, я натирала этот стол только вчера утром, — сказала Холди. Старушка прошла через длинную узкую комнату и взяла тряпку из пальцев Марии. Мария взглянула в обеспокоенные глаза Холди. — И даже если бы я этого не делала, — многозначительно продолжала Холди, — полировка этого стола не поможет тебе забыть Дэниела.
Мария на секунду зажмурила глаза, пытаясь сдержать внезапно подступившие слезы. Чувство оставалось в опасной близости к поверхности все эти две недели, когда она пыталась смириться с безнадежностью своей любви к Дэниелу.
Открыв глаза, Мария опустилась на ближайший стул. Опершись локтем на блестящую поверхность стола, она положила подбородок на ладонь и посмотрела на Холди.
— О, Холди, неужели я была с ним слишком сурова? — Вопрос, не дававший Марии покоя по ночам, вырвался внезапно, с болью, из самой глубины ее души. — Неужели я просто боюсь? — Последние слова Дэниела, что она разрушает все между ними, не давали ей покоя.
Холди отодвинула стул и села за стол напротив; выражение ее лица было серьезным, когда она обдумывала вопрос Марии.
— И что ты думаешь, дорогая? — сказала она, отвечая вопросом на вопрос.
— Холди, я хочу знать, что ты думаешь.
Холди покачала головой:
— Никто не может решить за тебя. Когда-нибудь тебе придется снова доверять кому-то — если ты захочешь снова полюбить. Всегда есть доля риска. Жизнь никогда не может быть на сто процентов безопасной. Главный вопрос в том, как сильно ты любишь Дэниела.
Мария посмотрела на нее, полная чувств и неясных страхов. Слезы снова подступили к глазам. Одна слеза пробежала по щеке.
— Так и есть, — объявила Холди, вставая. — Ну же, дорогая, успокойся. Я не могу видеть тебя такой подавленной. — Неодобрительно взглянув на лимонное масло, она добавила: — Тебе действительно нужно сейчас отвлечься, но уборка — это не лучший выход. Сейчас по телевизору начинается старый фильм. Пойдем, посмотрим вместе.
Мария сомневалась, что старый фильм или что-либо другое поможет ей прогнать мысли о Дэниеле, но она любила Холди и не хотела огорчать ее. Она вытерла мокрую щеку и попыталась выдавить улыбку:
— Почему бы и нет?
Она последовала за Холди из кухни в небольшой кабинет, где они включили телевизор и уселись на диван. Фильм был снят в сороковые годы. Сентиментальный сюжет заставлял Холди то и дело доставать из коробки носовые платки. Почти против воли Мария тоже увлеклась сюжетом, представляя себя и Дэниела на месте главных героев.
Счастливый конец оказался для нее слишком тяжел. Ей пришлось забрать у Холди коробку с носовыми платками.
— Он так сильно любил ее. — Когда пошли титры, Холди почти рыдала, слезы текли ручьем.
— Это так прекрасно, — прошептала Мария, вытирая щеки.
— Так романтично, — добавила Холди, протягивая руку к коробке на коленях у Марии, чтобы взять платок. Она вытерла покрасневшие глаза.
Мария вздохнула.
— Так нереалистично, — с горечью сказала она, комкая платок в руке, и выключила телевизор.
Счастливого конца, как в волшебной сказке, никогда не бывает в реальной жизни. Никто не знал этого лучше Марии.
Холди положила руку ей на плечо.
— О, дорогая, — нежно сказала она, обнимая Марию.
Внезапно по дому разнесся стук.
— Что это? — Холди отпустила Марию и выглянула из комнаты.
— Кто-то стучит в дверь. — Мария нахмурилась. Было уже больше одиннадцати вечера.
— Кто бы это мог быть в такой час? — удивилась Холди.
Сердце Марии чуть не выпрыгнуло из груди. Она вскочила с дивана, сбросив коробку с платками на пол, и выбежала из кабинета в холл, надеясь, мечтая.
— Не будь идиоткой, — сказала она себе, подбежав к парадной двери и подавляя несбыточные надежды. Это было просто смешно. А виноват во всем этот глупый фильм.
Включив свет в холле, она выглянула в глазок. У нее чуть не остановилось сердце.
Она открыла дверь.
— Привет, Мария.
Дэниел улыбнулся. Его теплые карие глаза зажгли уже знакомый огонь в сердце Марии, заставляя ее пульс беспорядочно, бешено биться.
Он был в джинсовых шортах и футболке. Он выглядел так, будто давно не стриг волосы — их темные концы доставали до шеи. Он выглядел… свободным и красивым. И загадочным.
Мария крепче ухватилась за дверь, боясь упасть. Ее ноги подкашивались.
— Привет, — смогла она наконец выговорить в ответ.
— Дэниел! — приветствовала его Холди, войдя в холл. Она торопливо подошла, чтобы крепко обнять его. Отпустив его, она сказала: — Так приятно видеть вас. — Она посмотрела на Марию: — Знаешь, не думаю, что я здесь нужна. — И, похлопав Марию по плечу, она исчезла на лестнице.
Мария посмотрела на Дэниела.
— Мы можем поговорить? — спросил он.
Бизнес, сказала себе Мария. Он хотел обсудить дела. У него, наверное, есть какая-нибудь идея насчет «Уэстбрука», которую он хочет предложить ей.
Или, может быть, он хочет поговорить о доме. Возможно, он хочет сделать ремонт…
Внезапно он взял ее за руку и повел в гостиную. Там было темно, и Дэниел включил лампу, затем усадил Марию рядом с собой на диван.
Дэниел неохотно отпустил руку Марии: ему хотелось поцеловать ее, но он знал, что у него нет на это права. Он напомнил себе, что удачно попал в дом: ему не угрожали ни бейсбольной битой, ни сковородкой, ни веником. Он был здесь, с Марией. Это стоило ему двух недель сумасшедшей работы, но он не хотел приезжать к ней до тех пор, пока не будет свободен. Действительно свободен.
Он посмотрел на Марию, вдруг став более нерешительным и робким, чем когда бы то ни было в своей жизни. У него не было причин ждать, что она даст ему еще один шанс.
Наслаждаясь тем, как она красива, даже в обыкновенной домашней футболке и леггинсах, с распущенными по плечам волнистыми золотыми волосами, он не мог поверить, что когда-то ушел от нее. Только Бог знает, позволит ли она ему вернуться. Она сидела на самом краешке дивана, как будто собираясь убежать.
— Зачем ты здесь? — спросила Мария. Она должна была знать, должна прекратить эти страдания. Она вдруг поняла, что знает ответ на вопрос Холди.
Она любила Дэниела. Она любила его больше, чем любого мужчину в своей жизни. Она боялась, когда прогнала его. Но сейчас, когда он был здесь, она не хотела снова отпускать его. Она хотела попытаться, рискнуть — сделать все, чтобы удержать его в своей жизни.
Она любила его так сильно! Если бы только он все еще чувствовал то же самое…
— Мария, я люблю тебя.
У нее перехватило дыхание.
Дэниел нахмурился, обеспокоенный ее реакцией.
— Я тоже люблю тебя, Дэниел! — воскликнула она. Все ее чувства выплеснулись наружу. — Ты был прав — я боялась. Я позволила прошлому преградить путь…
В ту же секунду Дэниел сжал ее в объятиях. Он жадно, нетерпеливо поцеловал ее. Этот поцелуй открыл ей больше, чем могли сказать слова о том, что он тосковал по ней так же, как и она тосковала по нему.
— Мария, — произнес Дэниел, неохотно оторвавшись от ее нежного рта, все еще обнимая ее, не желая отпускать ее сейчас, когда она снова была в его объятиях. — Мария, мне нужно тебе кое-что сказать.
Она посмотрела на него.
— Я продал бизнес.
У Марии рот открылся от изумления:
— Ты продал «Уэстбрук»?
Дэниел рассмеялся:
— Нет, «Техас интерьерз». Я сделал Холтону предложение, от которого он — и его сын, и внуки — не могли отказаться. Сегодня «Холтон» стал крупнейшей сетью мебельных магазинов в Техасе.
Мария заморгала. Она не могла говорить.
Дэниел воспользовался моментом, чтобы все объяснить. Он крепко сжал руку Марии, все еще опасаясь, что она исчезнет как сон, что все это может оказаться нереальным. Он никогда раньше не знал, что бывает такое счастье — настоящее счастье, с которым не может сравниться ни одна даже самая удачная сделка. Теперь он будет привыкать к нему.
— Мария, я никогда не думал о том, что делал в моей жизни. До тех пор, пока не встретил тебя. — Дэниел улыбнулся ей, кладя другую руку поверх той, в которой держал руку Марии. — Я родился и вырос в «Техас интерьерз». Нужно было уехать от этого, чтобы понять, какой жизнью я жил все эти годы.
— Но это твоя работа, твоя жизнь. — Мария не могла поверить своим ушам. — Ты не должен был делать этого. Если ты оставил свою компанию ради меня, я боюсь, что скоро ты будешь винить меня…
— Нет. — Дэниел остановил ее, прижав палец к ее губам. — Нет, я сделал это для себя, Мария.
Он не был уверен, одобрит ли Мария то, что он решил продать компанию. Однако он намеревался провести остаток жизни без «Техас интерьерз». Он просто знал, что должен избавиться от своей компании, не важно как.
— «Техас интерьерз» никогда не была моей мечтой, — продолжал он. — Это была мечта моего деда, а также моего отца. Я построил всю мою карьеру, пытаясь соответствовать достижениям отца, заслужить его одобрение. — Дэниел пожал плечами. — Мой отец умер много лет назад, а я все продолжаю, как на автопилоте.
Он улыбнулся, его темные глаза были полны нежности и страсти. Мария почувствовала, как знакомый трепет желания пробежал по ее спине.
— Я больше не автомат, Мария. Я хочу начать новую жизнь.
Новую жизнь? Мария смотрела на Дэниела, смущенная, испуганная.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она. Неужели он собирается уехать «искать себя», что бы он под этим ни подразумевал?
— Я хочу работать в «Уэстбруке» с тобой, — сказал Дэниел. — Если, конечно, ты сможешь вытерпеть меня рядом каждый день. Я хочу вернуться к истокам моей семьи, вернуться к началу.
— О, Дэниел, это было бы чудесно…
— Подожди! — улыбнулся Дэниел, потом вдруг стал серьезным. — Есть еще кое-что. Я хочу… — Он остановился и внимательно посмотрел на нее. — Мария, ты… — Он нахмурился. — Подожди.
Он соскользнул с дивана и встал перед ней на одно колено.
— Ты выйдешь за меня замуж?
Сердце Марии затрепетало. Дэниел смотрел на нее снизу вверх, его глаза были такими нежными и внушающими любовь.
— Да! — прошептала она, почти готовая заплакать, и подумала, что волшебные сказки в конце концов могут стать реальностью. Даже для нее.
Дэниел немедленно вскочил и, подхватив Марию на руки, с радостными возгласами закружил по комнате.
— Представь себе, — сказал он, когда они остановились, слегка запыхавшись, в объятиях друг друга, — у меня нет ни малейшего представления, что готовит мне будущее. — Он улыбнулся. — Никаких прогнозов, никаких пятилетних планов. — Он крепче обнял ее. — Только ты и я. И Аманда, и Лорен, и Рори. И Холди. — Он снова улыбнулся. — И может быть, кто-нибудь еще.
Мария ощутила, как тепло охватывает все ее тело.
— Мне нравится, как это звучит.
Дэниел взглянул из-за плеча Марии на портрет своей прабабки. Он мог бы поклясться, что Зоэ-Клер улыбалась.