Глава 4

Пассажиры высадились в порту Заттер и пересекли лагуну на шлюпке. Они услышали полуденный звон колоколов, когда проплывали мимо великолепного собора Святого Марка, подле которого были привязаны ряды черных гондол, словно каноэ индейцев, вышедших на берег в поисках добычи и пленников.

Лаури улыбнулась полету своего собственного воображения и обернулась посмотреть на совершенно сказочный Дворец дожей и на огромные золотые купола кафедрального собора, над которыми порхали тысячи голубей, испугавшиеся звона колоколов.

Весной Венеция хорошела с каждым днем, но в это время года прекрасный город шпилей, галерей и готических дворцов был свободен от нашествия толп туристов с камерами и путеводителями, снующих повсюду летом. Сейчас же Венеция предстала перед Лаури с лучшей своей стороны, и отфильтрованный бризами солнечный свет играл на зеркальной глади чистых сверкающих каналов.

Они миновали баржи, нагруженные продуктами, и свернули в канал, где солнечные зайчики, отразившись от воды, играли на увитых плющом балконах и раскрашенных ставнях. Пена бурлила на ступеньках арочных входов, всюду царила атмосфера славного прошлого, и особый, венецианский почерк чувствовался на каждой потемневшей от времени стене. Навстречу плыла гондола, и Лаури невольно залюбовалась обветренным смуглым лицом и почти балетной грацией гондольера.

Восхищение захватило ее сердце… в этот город нельзя было не влюбиться. Венеция уже начинала оказывать на нее целительное влияние.

Оторвавшись от гондольера и» снова посмотрев вперед, Лаури почувствовала взгляд темных глаз Максима ди Корте. Несколько секунд она не могла избавиться от ощущения, будто ее изучает по меньшей мере Тициан. Внешность и манеры синьора впитали в себя средневековый дух города, которому он принадлежал. Его лицо было непроницаемо, но что-то в линии рта и в уголках глаз предупреждало о сокрытом внутри огне.

— Венеция пленительна, синьор. — Лаури чувствовала необходимость сказать хоть что-нибудь, зная, что Андрея настороженно смотрит на них холодными, никогда не улыбающимися глазами сквозь дым сигареты.

— Не при дневном свете. — Андрея стряхнула пепел в отражение фрески старого дома, который некогда был обителью какого-нибудь патриция.

— Как любой красивой женщине, Венеции нужен покров сумрака и нежный блеск звезд для того, чтобы подчеркнуть свою прелесть, — отметил Микаэль Лонца, слегка прищурив глаза в лукавой улыбке, чтобы все поняли тайный смысл его слов. Окурок Андреи зашипел в воде, и Лаури с облегчением почувствовала, что шлюпка замедляет свой ход. Они направлялись прямо к частному причалу напротив большого каменного здания, верхняя часть которого нависала над водой в форме террасы, окруженной декоративной балюстрадой.

К зданию была пристроена одинокая высокая башня, на которой замер взгляд опешившей Лаури. Шлюпка тем временем подошла к уходящим в воду ступенькам, ведущим к причалу, где их ждал сгорбленный старик лодочник. Он крепко держал шлюпку лодочным крюком, пока все прибывшие гуськом не поднялись по ступенькам, собравшись под стенами палаццо, долгими веками выгоравшими на солнце, под отблесками воды на сером камне.

Лаури не могла оторвать взгляд от той самой башни, которую она видела сегодня в странном вещем сне. Она могла, конечно, приметить этот дворец на иллюстрациях к мемуарам Травиллы ди Корте, но разве не удивительно, что каждая деталь приснившегося здания мистически подтверждалась наяву? Инстинкт подсказывал девушке, что в башне есть винтовая лестница, ведущая к верхним комнатам с узкими окошками, под самой крышей, окруженной бойницами.

Ей не нужно было спрашивать себя, кто живет в комнатах этой древней сказочной башни. Кто же еще, как не сам хозяин палаццо!

Лаура взглянула на высокого венецианца в темно-сером костюме и отметила, что он рассматривает свой дом с таким ожиданием в глазах, словно надеется, будто на террасе вот-вот появится сама Травилла, вся в белом, и наклонится над перилами, чтобы приветствовать внука ласковой улыбкой.

Балерины расположились на площадке у входа, защебетав на разных языках, а мужчины принялись разгружать вещи. Микаэль Лонца, оставив своих компаньонов, грациозно взлетел к огромной деревянной двери, в которой было на уровне его глаз вставлено забранное решеткой окошко. Над арочным портиком возвышался разъяренный каменный сокол, сжимающий в мощных когтях молнию.

— Соколиная охота — рыцарская забава. — Микаэль обернулся, прислонившись к двери. — Мне кажется, вы все еще запускаете их, маэстро. Прекрасные и безжалостные создания с зоркими глазами, молнией срывающиеся к жертве и выклевывающие ее сердце. Вы слышали, синьор, что в старые времена охотники строго наказывали любого, кто осмелился приласкать их темноперых любимцев?

Ничего странного. Женщины — а охотники в большинстве своем использовали соколиц — должны иметь только одного хозяина. Идемте, мисс Гарнер, я приглашаю вас в палаццо Фальконе. — Тонкие сильные пальцы легко прикоснулись к локтю Лауры, и она с дрожью переступила через порог, оказавшись в прохладном мраморном холле. Тускло поблескивали венецианские зеркала и светильники, у стен располагались троноподобные кресла, а сами стены были обшиты темным деревом без единого украшения. Зато потолок оказался пиршеством для глаз: он просто сверкал сценками из жизни средневековой Венеции. Эта прелестная роспись принадлежала кисти итальянского мастера, жившего в те времена, когда устраивались карнавалы, плелись интриги, заканчивавшиеся побегами на гондолах, а семейная вражда становилась поводом для дуэлей.

Много-много лет назад в этом старом пустынном холле эхом отдавался смех тициановских красавиц и их кавалеров, наблюдавших за проделками Пульчинеллы. Арлекин[6] в пестрых одеждах украдкой всовывал записку в маленькую белую ручку, а спрятавшийся лодочник уже ждал леди, спешащую к своему любовнику.

Огромная подкова лестницы вела в верхние покои. Мир и тишина, царившие в палаццо несколько месяцев, были мигом нарушены, когда шумная толпа артистов ворвалась внутрь, требуя, чтобы им объяснили, где они будут спать и на какое время назначен прием пищи.

— Лоренцо… Джованни!.. — На крик хозяина выбежала прислуга. Удивительно, но менее чем через час все уже разместились и распаковали вещи в отведенных комнатах, а тем временем внизу, в кухонной пещере, колдовала сияющая венецианка, обожавшая гомон и смех молодежи. Она любовно готовила для гостей кофе и угощение.

К облегчению Лаури, в ее распоряжение предоставили крошечную комнатку: маленькая англичанка предпочитала шумной компании одиночество. Распаковав чемодан и повесив несколько платьев в старомодный гардероб, она распахнула ставни, размышляя о том, как странно жить во дворце, построенном прямо на берегу канала.

Вода сверкала внизу, переливаясь нефритом и сапфирами, и Лаури показалось, будто она попала в сказочный город. Девушка торопливо достала тетрадь с ручкой и села у окна, чтобы описать тете Пэт путешествие и палаццо. Восторженные фразы хаотически выпрыгивали из-под пера. Ноздри Лаури задрожали, когда она пыталась объяснить, какой запах витает в нагретых каменных стенах, омываемых водой. Позолота на оправах огромных зеркал и старинных картин потускнела, флорентийская парча, закрывавшая окна и альковы, выцвела и потерлась, но все это не умаляло роскоши дворца Фальконе.

Ее рука неожиданно вздрогнула, а глаза увлажнились. Тете Пэт, должно быть, очень одиноко там, в Даунхаллоу. Если бы только старушка могла приехать в Венецию! Но, увы, атмосфера здесь слишком влажна для тех, кто мучается от артрита. «Все, о чем я тебя прошу, — сказала она Лаури, — это танцевать в свете рампы так, как я никогда не могла, стать звездой представления».

Лаури взглянула на воды Венеции, и слезы на ресницах высохли сами собой. Когда вы любите своих близких, то хотите жить, соответствуя их ожиданиям, но временами это бывает слишком тяжело. Особенно если сердце разрывается от странной, необъяснимой тоски.

Она запечатала конверт, надписала адрес и направилась в комнату Кончи и Виолы, чтобы узнать, где можно отправить письмо. Несколько человек из труппы, Конча в том числе, говорили по-английски, и девушка посоветовала Лаури оставить послание в корзине, хранящейся на столе в холле.

— Я бы предпочла прогуляться и заодно отправить его, — возразила Лаури, так как ей хотелось увидеть окрестности: неподалеку от палаццо она заметила красивый мост, ведущий к калле. Так, в соответствии с ее разговорником, назывались небольшие улочки или аллеи.

Лаури упомянула об этом мосте, и Конча вспомнила, что он действительно выходит на калле, в конце которой находится маленькая площадь, а почтовый ящик висит в бакалейной лавке.

— Ты уверена, что с тобой ничего не случится? — усомнилась Конча, бросая подозрительный взгляд на миниатюрную англичаночку в твидовой юбке и оранжевом свитере. — В Венеции быстро темнеет, и иностранцу нетрудно здесь заблудиться.

Я выросла в сельской местности, и у меня хорошая географическая память, — улыбнулась Лаури, уже размахивая письмом с огромной лестницы. Кошелек лежал в кармане юбки, а связанный тетей Пэт свитер мог согреть свою хозяйку в любую погоду. По дороге через холл она встретила в одном из громадных зеркал собственное отражение — хрупкий эльф с темной прядью, спускающейся на плечо.

Палаццо располагалось перед светлым широким тротуаром, ведущим к арочному мостику, перекинутому на мощенную булыжником улицу с другой стороны канала. Лаури буквально перелетела через мост и обернулась, чтобы посмотреть на асимметрично выстроенный замок с одинокой боковой башней: один из двух сотен дворцов Венеции, ставший ее домом на несколько недель. Трудно поверить — да и тетя Пэт твердила, — что не каждой девушке выпадает шанс пожить во дворце… в полном подчинении его владельцу, добавила от себя Лаури.

Она ускорила шаг и через пару минут оказалась в необычной бакалейной лавке. Продавщица привыкла иметь дело с туристами, она быстро сообразила, что Лаури хочет купить почтовую марку. Когда эта часть программы была улажена, Лаури обернулась к витрине с фруктами и, не удержавшись, купила себе корзинку маленьких слив, похожих на золотые капли.

Вырвавшись из палаццо, Лаури совсем не спешила возвращаться. Она прогулялась вдоль канала, расправляясь с сочными сливами и кидая в воду камешки, разбивая отражения зданий с горгульями[7], которые украшали старинные железные балконы. Временами мимо проплывала гондола, похожая на черного лебедя, со стройной мускулистой фигурой гондольера, ловко орудующего огромным веслом. Путешественница заметила, что гондолы нагружены ящиками и упаковками разных вещей… Ничего общего с ее романтическими представлениями. Изредка гондольер затягивал оперную арию, эхом разносившуюся по воде…

Лаури совершенно потеряла счет времени, и, только оказавшись на старом дворе у окруженного статуями каменного колодца, она заметила, насколько удлинились вокруг тени. Пламенеющий закат играл на небе, а холодный порыв бриза растрепал ей прическу. Боже, что она наделала! Ей лучше вернуться в палаццо до того, как совсем стемнеет!

Девушка поспешно развернулась, чтобы покинуть дворик, но увидела только старые дома, сгрудившиеся вокруг. Две совершенно одинаковые арки выводили из дворика — направо и налево, каждая к своему каналу, и она заметалась из стороны в сторону, не зная, какую выбрать. В панике Лаури пыталась припомнить, через которую из арок она попала сюда, но они казались неотличимыми друг от друга.

Растерянная англичанка замерла на мгновение посреди этой старой площади с колодцем, и ее охватило настоящее отчаяние. Лаури не могла ни слова произнести по-итальянски, так что стучаться за помощью в какую-либо из высоких деревянных дверей не было смысла. Но паника принесет лишь вред! Девушка прислушалась и, уловив тихий плеск воды в сгущающихся сумерках, выбежала на спасительный звук в ближайшую арку, сразу же увидев нечто изящное и стремительное, скользящее прямо к ней.

— Эй! — позвала она, давая понять, что хочет снять лодку.

Гондола повернула к каменному причалу, и темные глаза гребца остановились на маленькой стройной фигуре англичанки.

— Палаццо Фальконе! — взмолилась она.

Тот молча кивнул, помог чуть не плачущей красавице забраться в гондолу, и Лаури поплыла домой в палаццо, сидя среди связок овощей и ящиков с дынями.

Отважная путешественница надеялась, что никто не заметит ее отсутствия и возвращения, но только она расплатилась за поездку, как кто-то сильный и высокий не слишком вежливо, схватил ее за руку.

— Где ты была? Ты всех переполошила!

Лаури чуть не задохнулась от ужаса, оказавшись лицом к лицу именно с тем, кого так надеялась оставить в неведении…

— Я отправила письмо, а потом захотела познакомиться с Венецией, — пришлось оправдываться Лаури, забравшейся далеко за пределы бакалейной лавки с почтовым ящиком. — Неужели мы должны оставлять объяснительные записки всякий раз, когда собираемся выйти на улицу? — легкомысленно огрызнулась она.

— Не будь ребенком, — отрезал собеседник стальным тоном. — Ты отправилась не перекусив, даже не выпив чашки кофе, а я несу ответственность за своих артистов, позволь напомнить. Раз уж тебе захотелось побродить по городу, следовало взять с собой спутника, который хоть немного ориентируется в лабиринте наших каналов. Вода — это вам не нить Ариадны, мисс Гарнер, она обманчива. Ты следуешь ее течению — и через несколько минут уже потерялась. Так, конечно, и было.

Девушку взбесили его спокойствие и правота.

— Секунду назад вы призывали меня не быть ребенком, — возмутилась она, — и, следовательно, не зависеть от других, вот я и вышла одна. Научиться можно только на своих собственных ошибках, синьор. Вам, как директору балетной труппы, это известно лучше, чем кому бы то ни было.

— Да, возможно, я ошибся, назвав тебя ребенком, — согласился он, поджав губы. — У тебя есть чисто женская манера обращать мужские аргументы против собеседника, поскольку немногие особы твоего пола любят признавать свои оплошности.

Почему мужчины так стремятся управлять женщинами? — Золото гневно вспыхнуло в ее глазах. — В человеческой природе заложено стремление к самостоятельности, так почему же мужчины, провозгласив собственную независимость, от женщин ждут лишь беспрекословного подчинения? Выбор мужчины не подлежит обсуждению, вне зависимости от того, насколько он безрассуден. Рыцарь без страха и упрека может сгореть в гоночном автомобиле ради нового рекорда, и все скажут, что он герой. Или сорваться с ледяной скалы в бездну, оставив вдову с несколькими детьми, и его назовут отважным искателем Приключений. Это мужчины — неразумные дети, если хотите знать мое мнение!

— Твоя трепетность по отношению к правам женщин вполне очевидна. — Насмешливые нотки появились в мурлыкающем голосе собеседника Лаури, и, к собственному удивлению, она обнаружила, что они уже прошли через маленькую боковую калитку во внутренний сад палаццо.

Подсвеченный фонтан отбрасывал зеленые отблески, превращавшие подрезанные кусты в гоблинов, а высокие кипарисы — в сказочных гигантов. Чувствовался аромат мирты, вокруг шелестели деревья и смутно прорисовывались кисточки соцветий. Журчащий фонтан имел форму каменного кубка, а плеску воды в нем вторила какая-то ночная птичка.

Лаури не хотелось задерживаться здесь с Максимом ди Корте, но у нее не было выхода, поскольку она не представляла, как ей попасть отсюда в дом.

— Как тебе понравилось первое путешествие на гондоле? — поинтересовался он.

— Она была загружена овощами, так что это трудно назвать романтической поездкой. — Лаури прислонилась к ближайшему стволу и, обнаружив, что это плакучая ива, подняла руку, чтобы отщипнуть листик. Знакомое дерево заставило девушку вспомнить родной Даунхаллоу и маленький коттедж, такой уютный и безопасный. Теперь же она оказалась выброшенной во взрослый мир, к незнакомцам, вроде этого высокого венецианского тирана, которого никто не заставит смутиться или покраснеть.

Ее пальцы стиснули упругую ветвь, чтобы скрыть нервную дрожь от этого самоуверенного человека. Лаури ни на секунду не забывала, что находится наедине с мужчиной в его же венецианском саду, залитом лунным светом, с трудом пробивающимся сквозь кроны кипарисов. Девушка перевела взгляд с него вверх, на луну, и у нее вдруг перехватило горло.

Хозяин проследил за ее взглядом.

— Полумесяц, на котором Пьерро мчался через небо, — улыбнулся он. — Плавание на гондоле чем-то напоминает поездку верхом на луне, тебе не кажется?

— Как я уже сказала, моя была полна овощей. — Лаури пыталась говорить непринужденно, но ее голос дрожал от чего-то, что могло показаться собеседнику испугом. Ее сердце застучало еще сильнее. Синьор ди Корте чувствовал волнение спутницы, но все равно подошел ближе, и она заметила улыбку, блеснувшую в темных глазах.

— Ты должна найти компаньона среди других танцоров, чтобы гулять с ним по городу, — вернулся он к прежней теме. — Я настаиваю на этом.

— Вы привыкли добиваться своего, — ее пальцы терзали ивовые листья, — но я предпочитаю одиночество, синьор.

— Должен ли я понимать это так, синьорина, что вам никогда не нравилось проводить время в обществе молодых людей, мучаясь юношеским любовным томлением?

Лаури понимала, что он дразнит ее, но все равно вспыхнула, почувствовав себя слишком маленькой и неопытной. Большинство ее сверстниц уже гуляли с мальчишками и не раз целовались. Она же до сих пор не представляла, на что похож поцелуй… Ее глаза широко распахнулись, когда черная тень, набежавшая на аристократическое лицо директора, оставила лунному свету лишь красивый рот и упрямый подбородок. Нижняя губа была чуть полнее тонко очерченной верхней, намекая на латинскую страстность, скрывавшуюся под маской венецианского аристократа.

— Невинность интригующа, мисс Гарнер, — предупредил он. — Отдельные члены труппы быстро почувствовали в тебе это уникальное качество.

Я могу позаботиться о себе. — Краска залила ее щеки. — Если вы имеете в виду мистера Лонцу, то спешу заверить, что его интерес ко мне сугубо профессиональный, синьор. Прошлой ночью он признался, что интересуется моими балетными способностями.

— Уверен, еще он распространялся на тему твоей фортуны? — ехидно добавил Максим ди Корте. — Кажется, это один из его любимых фокусов; безошибочно действующих на женский темперамент. Что же он говорил тебе? Что высокий, смуглый мужчина стоит на твоем пути и тебе следует остерегаться его?

Он рассмеялся и, подняв руку, освободил ее пальцы от измятых ивовых листьев.

— Завтра ты начинаешь работать под моим присмотром, и дела у нас пойдут плохо, если ты будешь так же скованна, как сейчас.

— Под вашим присмотром, синьор? — обомлела она.

— Да, под моим. — Он приподнял черную бровь. — Есть возражения?

Лаури тупо покачала головой, надеясь, что завтра никогда не наступит или что директор сжалится и поручит ее вежливому маленькому Бруно, своему балетмейстеру.

— Идем, — позвал он, не сводя с нее пристального взгляда, и они направились в холл, где теперь были зажжены венецианские лампы. Дерево на стенах сейчас поблескивало, как темная бронза, а былое великолепие роскошной венецианской мебели оттеняли золотые светильники. — Небольшой переполох закончен, — сухо бросил он, — но не стоит вновь устраивать его. В твою личную жизнь никто не лезет, раз она не вредит балету, но я не хотел бы увидеть тебя с опаленными крыльями, поэтому и предупредил о Лонце. Позволяй ему развлекать себя, но сердце береги для большего.

— Для балета, вы имеете в виду? — Она сама удивлялась своей смелости в разговоре с человеком, который приводил ее в трепет одним взглядом. — Я прекрасно все понимаю, синьор: вы требуете от своих балерин, чтобы они отдавали душу и сердце искусству — но сомневаюсь, могу ли я обещать вам это.

В самом деле? — Он нахмурился, и Лаури снова почувствовала, как сильно забилось ее сердце. Когда директор хмурится вот так, от него можно ожидать чего угодно — например, приказания идти спать без ужина. Эта абсурдная мысль заставила ее слабо улыбнуться даже под прицелом его темных глаз.

— Мне порой кажется, что ты сама не знаешь, чего хочешь, — сурово бросил он. — Повзрослев, ты поймешь, что не все в жизни находится в наших руках. Мы все боремся с роком, конечно, но редко побеждаем. У каждого своя судьба, и от нее не уйдешь.

— Даже вы?! — воскликнула она. Как же этот сильный человек из стали и черного бархата, чье мастерство не знало границ, мог так рассуждать?

— Даже я, синьорина. — Улыбка коснулась его глаз словно молния, и Лаури непроизвольно отшатнулась, наткнувшись на перила огромной лестницы.

— Не думала, что вы фаталист, — вздрогнув, призналась она.

— Такова жизнь, — пожал он плечами. — Знание, что предначертанного не избежать, заложено в моих корнях, но не хочу утомлять тебя длинной беседой. Ужин в восемь тридцать. Мы в Венеции поздно ужинаем, как и во всех южных странах, где вечера обладают своей, особенной магией.

Он отвесил ей вежливый поклон, затем развернулся и направился в кабинет с огромными двойными дверями, словно сделанными для настоящих гигантов. Лаури взлетела по лестнице к своей комнатке, притулившейся в самом углу галереи. Девушка захлопнула за собой дверь и прижалась к ней спиной. Так быстро ее сердце не стучало еще никогда. Щеки Лаури пылали, зато руки оказались просто ледяными, когда она прижала их к горящему лицу.

Что же с нею происходит? Она не чувствовала себя такой испуганной и слабой с тех пор, как чуть не умерла от гриппа два года назад. Лаури глубоко вздохнула. Это Максим ди Корте так подействовал на нее, его лицо, словно сошедшее со старых портретов, его манера говорить… он словно сам рок, бесшумно преследующий жертву, чтобы подчинить ее себе.

Лаури включила свет и окинула пристальным взглядом комнату, которой предстояло стать ее прибежищем на несколько месяцев. Массивная кровать семнадцатого века с деревянными резными колоннами, доходившими почти до потолка, занимала большую часть помещения. Полог, когда-то закрывавший альков, теперь отсутствовал, и осиротевшее ложе имело вид монарха, лишенного своего облачения. Зато сохранилось покрывало, на котором красовалась вышитая средневековая матрона в диковинном наряде, — часы кропотливой работы одной из женщин, когда-то жившей здесь; возможно великой жены Фальконе ди Корте.

Обнаружив кувшин с горячей водой на умывальнике, Лаури сняла одежду и принялась мыться. Неподалеку находилась ванная, но кто-то уже плескался в ней всего несколько минут назад, когда Лаури бежала по коридору. Лучшим временем для водных процедур, смекнула она, будет раннее утро, пока соседи по галерее еще сладко спят.

Вытершись и щедро напудрившись, Лаури подошла к большому резному шкафу и окинула взглядом свой небогатый гардероб. Она не знала, соблюдаются ли здесь формальности, и решилась на компромисс, выбрав бархатную юбку и белую блузку на шнуровке, сшитую тетей Пэт.

Лаури заплела косы и уложила их короной на затылке. Этим вечером она хотела выглядеть немного взрослее и, может быть, опытнее.

Рассматривая отражение в венецианском зеркале, девушка с удивлением отметила, что оно странным образом придало ей вид средневековой дамы. Скулы будто стали выше, глаза больше, губы полнее. А вот шея, решила Лаури, выглядит тонкой и длинной, как у лебедя. Она как раз собиралась привычно прикрыть свою «лебединую шею» прядью волос, когда короткий стук в дверь остановил ее.

Оставив волосы высоко подобранным, Лаури подошла к двери и открыла.

— Хэлло. — Кареглазый Микаэль Лонца окинул ее оценивающим взглядом с головы до пят. — О, ты выглядишь иначе. Не похожа на школьницу, мешающую кончиком пальца пузырьки в своем шампанском.

— Когда мои волосы так уложены, я чувствую себя Одеттой, — рассмеялась она, смущенная восторгом Лонцы и не вполне уверенная в его оправданности.

— А выглядишь юной леди-само-совершенство, — улыбнулся он и с поклоном предложил руку. — Могу я сопровождать вас на ужин, мадемуазель?

Они вместе спустились по лестнице; ее пальцы казались удивительно белыми на темном рукаве его вечернего костюма. Первый вечер труппы в палаццо после гастролей всегда становится праздником, рассказывал он ей. Еще они переодеваются к трапезе, когда на ужин приглашены важные птицы, но в остальное время, когда нет практик или репетиций, они более или менее свободны от неусыпной опеки Максима ди Корте. Некоторые из них, добавил Микаэль, выбираются иногда в кафе «Анцоло», чтобы полакомиться равиоли.

— Я бы пошел с тобой сегодня, Лаури. Жаль, что ты не сказала, будто хочешь посмотреть на Венецию.

— Я отправляла письмо тете, — объяснила она.

— Я слышал, что ты заблудилась. — Он послал ей многозначительную улыбку. — Сплетни разлетаются среди танцоров, как искры на ветру. Одна из девушек видела в окно, как ты высаживалась из гондолы — прямо в лапы нашего директора. Она сказала, что ты выглядела насмерть перепуганной, а он был мрачен как туча.

— Синьор очень суров, — покраснела Лаури. — Он думает, что я ребенок, не способный позаботиться о себе. Теперь мне предписано найти товарища, с которым я буду осваивать окрестности.

— Чтобы ты снова не потерялась, а? — Глаза Микаэля лукаво сверкнули, поймав ее взгляд. — Не представляешь, с каким удовольствием я выполню его указание.

И поскольку Лаури недоуменно уставилась на спутника, он добавил:

— Я же говорил еще на корабле, что мы станем друзьями, — ты уже забыла?

— Вы действительно тогда думали то, что говорили? Это было не из-за вина, мистер Лонца?

Видимо, он нашел этот вопрос крайне забавным и захохотал так заразительно, что Лаури невольно присоединилась к нему. Их смех смешался в тот момент, когда хозяин палаццо перешагнул порог комнаты, расположенной в затененной части холла. Он замер, пристально глядя на хохочущую парочку, смотревшуюся на фоне темного дерева и мраморных колонн, словно картина. Тьеполо[8].

Глаза Лаури мягко сияли чистым золотом, когда она смеялась, но они резко потускнели, стоило ей почувствовать присутствие Максима ди Корте. В смокинге венецианец казался еще более суровым, его римский профиль еще более четким, и атмосфера холодных указаний словно проникла в холл вместе с ним. Он продолжал изучать расшалившихся актеров темными блестящими глазами из-под сдвинутых черных дуг бровей.

— Остается надеяться, — бросил он, подходя ближе, — что танцевать вместе вы будете так же хорошо, как и смеетесь. Завтра мы посмотрим!

Это звучало как предписание, и Лаури тревожно взглянула на Микаэля, когда их учитель скрылся в большом салоне, где большинство танцоров уже собрались для аперитива.

— Не смотри так. — Микаэль ободряюще сжал ее руку. — Нет ничего страшного в том, что ты станешь моей партнершей. Ты и я — мы подходим друг другу, и танцевать мы будем как ангелы.

Лаури лишь нервно улыбнулась на это, не сомневаясь, что уж он-то точно может порхать как ангел даже с самым неуклюжим из всех существ.

— Но, Микаэль, — его имя само сорвалось с ее уст, — это невозможно, я не могу танцевать с тобой на виду у всех. Я… я умру!

— Сомневаюсь. — Они стояли в коридоре, облитые золотым светом ламп, среди потускневшего великолепия, и вдруг молодой танцор быстро наклонился к стройной девушке в бархатной юбке и белоснежной блузке, словно хотел поднять ее в па-де-де. — Ты читала, как божественная Айседора Дункан танцевала импровизации с Нижинским в Венецианском дворце? Они ничего не знали о стиле друг друга, но стоило им встать рядом, как они словно превратились в одно существо — так сильны в них были врожденное чувство танца и особая связь, которая порой возникает между людьми, иногда на час, иногда на всю жизнь. Для Айседоры и Нижинского часа оказалось достаточно.

— Я всего лишь Лаури Гарнер, — просто ответила она.

Когда Вся труппа расселась за столом, Лаури оказалась далеко от Микаэля, в самом конце длинного дубового стола, украшенного тяжелым серебром, цветами и вином в хрустальных графинах. Ее соседи почти не понимали по-английски, и она сидела молча, не чувствуя особого аппетита и украдкой поглядывая на Максима ди Корте. Хозяин занимал место во главе стола, рядом с Андреей, демонстрирующей остроумие с уверенностью и смелостью первой фаворитки короля. Ее рыжие волосы, уложенные короной, закрепляла нефритовая диадема. Вечернее платье примы было расшито огромным количеством бусинок из нефрита, оттеняющих зеленоватый цвет глаз.

— Мисс Гарнер, — раздался резкий голос Андреи, когда общая беседа иссякла, — я слышала, завтра вы продемонстрируете свои балетные способности — но зачем же терпеть до завтра? Мы все будем рады насладиться вашим танцем сегодня вечером.

Ни жива ни мертва, Лаури встретила насмешливый взгляд Андреи. Но Максим ди Корте решительно произнес:

— В этом нет никакой необходимости, мисс Гарнер. Вы не готовы к тому, чтобы сразу танцевать перед аудиторией.

— Почему нет, Макс? — Андрея подняла бокал с вином и изящно отпила из него. — О чем ей переживать? Мы же простим первые ошибки начинающей балерине.

— Продолжай свой обед, Лидия, — нахмурился он. Однако его неудовольствие ничуть не испугало рыжеволосую приму.

— Вы боитесь, что мы станем смеяться над вами, мисс Гарнер? — поинтересовалась она невинным голоском пай-девочки.

Участники застолья теперь смотрели только на них, и даже те, кто не понимал по-английски, догадались, что Андрея испытывает застенчивую новенькую с огромными золотыми глазами и, возможно, золотыми ногами.

Лаури почувствовала на себе любопытствующие взгляды и поняла, что ее робость не восхитит эту компанию.

— Вам не над кем больше посмеяться за этим столом, мадам Андрея? — Эти слова неожиданно для самой Лаури слетели с ее языка, вызвав подавленный смешок Кончи, выглянувшей из-за мощных плечей своего соседа.

Андрея подняла бровь, удивившись внезапной атаке соперницы.

— Я просто предложила вам потанцевать для нас, маленькая английская мисс, — лицемерно вздохнула она. — Посмотрите на собравшихся за этим столом: каждый из нас жаждет увидеть, что вы умеете делать — или не умеете.

В воздухе повисла напряженная тишина. Максим ди Корте снова нахмурился, и Лаури поняла, что сейчас он повернет беседу в другое русло. Но брошенный вызов не давал ей покоя. Ну уж нет, Лаури докажет ему и зазнайке Андрее, что она не ребенок! Решение было принято.

— Хорошо, я буду танцевать вечером, — четко произнесла она, — если мистер Лонца согласится быть моим партнером.

Восхищенный вздох прокатился по комнате. Микаэль откинулся на спинку стула, сверкнув раскосыми глазами на худощавом смуглом лице.

— Конечно, я согласен. — Он приподнял бокал и повел рукой в сторону Лаури, открыто приветствуя ее храбрость перед лицом Андреи. — Цыганский инстинкт предупреждал меня, Нижинка, что этим вечером мы станцуем, недаром я ем сегодня, как постящийся монах.

Взрыв смеха разрядил обстановку. Лонца — монах! Глаза девушек заблестели от удовольствия, когда взгляды присутствующих устремились на стройного, ловкого цыгана, чьим кредо было не упускать ни одной из радостей жизни.

В этот момент Максим ди Корте поднялся на ноги, взмахом руки остановив смех и возбужденные комментарии сотрапезников.

— Очень хорошо, — его взгляд остановился на бледном испуганном лице Лаури, — если вы хотите танцевать для нас, мисс Гарнер, пожалуйста. Но позвольте предупредить, что вас ожидает очень искушенная аудитория. Большинство из них наслаждались, — он насмешливо кивнул в сторону Микаэля, — искусством балерин с молниями в венах, порождающих гром своим танцем.

— Их директор тоже не промах, — усмехнулась Андрея скорее в свое оправдание. — Венецию сегодня ждет шторм? Травилла предвещала это в мемуарах.

При упоминании о Травилле глаза венецианца еще больше потемнели. Отведя наконец взгляд от Лаури, он одернул салфетку и сел на место.

— Продолжим обед, — сказал он. — Кроме тех, конечно, кому предстоят сегодня па-де-де.

Лаури с трудом представляла себе, как переживет следующие полчаса. Она не переставала чувствовать на себе озадаченные и насмешливые взгляды, и для нее огромным облегчением стал тот момент, когда она наконец смогла выйти из-за стола и убежать в свою комнату, чтобы надеть балетную тунику и пуанты.

Ее запал и кураж куда-то подевались к тому времени, когда она переоделась и начала обычную разминку. О господи! Лаури глубоко с содроганием вздохнула. А что, если она выставит себя на посмешище перед самим Максимом ди Корте?!

Загрузка...