Глава 21

— Мне нужно в деревню съездить, забрать свою собаку.

— Лиль, ты всё же на лестнице в больнице головой тюкнулась? Какая собака?

— Бегает тут бездомная, я обещала ей, что заберу перед отъездом.

Ник и Алиска смотрят на меня, как на умалишённую.

Ну, бляха, что вы как не люди. Мы в ответе за тех, кого приручили. Это ещё классик сказал.

— Собаке пообещала?

— Ой, не придирайся к словам! — отмахиваюсь от неё. — Она к Воронину тоже жмётся, так что её нужно забрать.

— Антипова, как мы её в Москву повезём?

— В коробке. Переноску куплю.

— А прививки? — усмехается Ник. — Без них собаку в самолёт не пустят.

— Сделаем у ветеринара, пока будем ждать вылета. А это несколько дней. Я поехала.

— Я с тобой! — встаёт Гасанова и идёт за мной.

— Алис, ну, ты-то куда?! — кричит вслед Гас. — Ты ж собак не любишь.

— Помочь, ловить же надо.

— Не придётся её ловить. Она сама в руки идёт, — сажусь за руль.

— А у неё бешенства нет? Больные им животные совершенно не боятся людей. А здесь лес, переносчиков вроде белок — полно.

— Просто ручная собака. Там варежка меховая, чуть больше вашего Халка.

— Халк — скотина с отвратительным характером. Мы с ним взаимно друг друга тихо ненавидим. Он недавно мне сумочку за десять тысяч долларов сгрыз. Подарок Ника, между прочим. Хотела прихлопнуть эту пакость остатками гуччи. Но дети его любят. Иначе я бы давно нашла ему новых хозяев.

Останавливаю джип за углом, подальше от дома Митрофана. Не хочу отсвечивать в деревне.

— Тут сиди, — прижимаю рукой Алиску обратно к креслу, удерживая от желания выйти. — Я сама быстро схожу и заберу его, пока темно и никто не видит.

— Ты собираешься своровать бездомную собаку? Где логика?

— Логика в том, что ничего брать у них нельзя. Это общее. Вот и псина, вроде без дома, но она принадлежит общине, а значит, каждый ей хозяин.

— Какие заморочки…

— Да. Машину не глуши, я скоро вернусь.

По дороге никто не попадается. Не любят здесь люди после захода солнца по улицам шастать, дома сидят или спят уже, встают-то рано.

Отодвинув провисшую калитку, захожу во двор Митрофана. Слегка посвистываю, чтобы собака меня услышала. Вероятно, что её здесь и нет вовсе, но что-то мне подсказывает — где-то тут прячется.

Хватает сзади за штанину.

— Вот ты где. Иди сюда, — шепчу.

Беру пса на руки и прислушиваюсь. В доме голоса, у знахаря гости. Подкрадываюсь к приоткрытому окну и сажусь под ним.

— Митрофан, я тебя по-русски спрашиваю, куда они Андрея увезли? — спрашивает незнакомый мужской грубый голос.

— Так говорю ж тебе — не знаю. У Дарьи спроси. Она дома с ним была, пока я отлучился по делам.

— А не с твоего ли согласия они его увезли? Ты недавно к деду приходил, говорил, что он помолвку разорвать хочет, в бабу городскую влюбился. Бежать собирался.

Чего, бля? Побег? Почему я об этом ничего не знаю.

— Побойся бога, обвиняешь меня в таком, Михаил. Не совестливо?

— Мне? Это ему должно быть стыдно. Сестру мою обесчестил и сбежал с московскими. Кто её теперь такую замуж возьмёт? А если обрюхатил? Ребёнка кому?

Вот же сучка! И я ещё себя хитрой считаю, тут девка похитрожопее будет.

Сваливать надо, а то Гасанова на поиски двинется. На корточках отползаю от окна и иду к калитке. Собака поскуливает под мышкой.

Собираюсь уже выйти на улицу, как кто-то шикает сзади. Единственное, что после этого я помню — удар чем-то тяжелым по голове и мелькнувшее в темноте лицо Дарьи.

Провал.

Просыпаюсь от резкого бьющего в нос запаха. Я его знаю и это не нашатырь. Конюшней воняет и навозом. На улице завывает собака.

Голова гудит жутко от боли. Пытаюсь обхватить её руками, но обнаруживаю, что они связаны. Стараюсь развести ноги. Тоже верёвки.

Кино что ли пересмотрели? Так руки надо сзади связывать, идиоты. Хотя… Если бы смотрели фильмы, то знали об этом.

Прищуриваюсь, чтобы рассмотреть что-нибудь через мутную пелену перед глазами.

Темно, только одинокий слабый свет от притушенной наполовину керосиновой лампы, стоящей на полочке в углу. На полу разбросано сено, за мной целая его целая копна.

Та самая коморка, в которой Фил с Дарьей трахались.

Поднимаю руки и вгрызаюсь зубами в верёвку. Замотано туго и узлы сильно затянуты, но всё решаемо.

— Михаил, она очухалась, — появляется в дверном проёме Дарья.

За ней заходит мужчина, со шрамом на лице, который ещё в первый день мне не понравился. От него веет агрессией и жестокостью. По спине пробегает мороз.

Такой шею легко переломить может. Мне кажется, он вообще не совсем психически здоров. На маньяка смахивает. С виду нормальный, а в голове хер знает, что может твориться.

А где сейчас нормальные? Все непроработанные.

— Андрей где? — присаживается он передо мной на корточки.

— Стаса имеете в виду? — скашивают глаза на Дарью. — В больнице.

— Какой больнице?

— Не очень хорошей. Придётся в Москву везти на операцию.

— Зачем на операцию? — испуганно ойкает девушка.

— Опухоль у него в голове. Залечили травками-муравками. Если её не удалить, то сначала у него откажут ноги, потом он ослепнет, а затем… Сами понимаете, да?

— Врёшь! — срывается мужик. — Он сестру мою обесчестил, а теперь скрывается с вашей помощью.

Ржу ему истерически в лицо.

— Стас ни при чём. Ты спроси у неё, кто её поимел.

Михаил смотрит на сестру, скалясь.

У меня всё сжалось внутри от его взгляда. Про неё вообще молчу.

— Я правду говорю…

Слабое оправдание.

— У меня доказательства есть. В куртке в кармане телефон. В нём видео.

Рывком дёргает за замок и достаёт мой смартфон. Крутит в руках.

— Как он включается?

— Палец приложить надо.

Тыкает во все места. Не получается.

— Мой палец, темнота…

Подаёт мне. Разблокирую телефон, захожу в галерею и листаю до нужного файла. Включаю.

По дороге в деревню я подправила ролик. Убрала всё, что могло помочь опознать Коломыцина, а Дарью немного увеличила. Любой наш школьник понял бы, что это монтаж, но Михаил не он.

Размахивается и со всей силы бьёт Дарью по лицу, та отлетает в угол.

Поделом тебе, сучка! У меня от твоего удара тоже голова болит.

Рыдает, становится на колени.

— Прости меня, Михаил, — подползает к нему. — Бес попутал. Не хотела я, он уговорил…

— Кто он?

Она смотрит на меня умоляюще, слегка кручу головой, чтоб не вздумала рассказать. Задумывается. Выдаст же, глазом не моргнёт. Только открывает рот, как Михаилу из-за угла прилетает доской в голову. Он без чувств падает на пол.

— Алиска?! — смотрю на её воинствующую позу с дрыном в руках.

— Сколько тебя можно ждать, Антипова? Ушла на пять минут, а пропадаешь уже второй час. Я всю деревню в поисках тебя обшарила. Пока не услышала собачий вой и не поехала сюда.

Дарья отползла в угол и схватила лежащую там палку.

— Даже не вздумай! — тыкает в неё пальцем Гасанова. — А то и тебе переебу.

Но неубедительно видимо прозвучали её слова. Дарья с криком поднимается и бросается на Алиску. Завязывается драка.

Я пытаюсь зубами развязать верёвки. С трудом, но получается.

Гасанова берёт верх над соперницей, подмяв её под себя. Уличное воспитание… Когда-то мне было не до нее, и она росла, как сорняк. Вот и научилась драться.

Алиска придушивает девушку и та отключается. Слезает с неё и проверяет пульс. Потом у Михаила.

— Дышат. Жить будут. Но херово…

Я к тому времени развязываю ноги.

Находим ещё верёвки и связываем эту парочку. До утра их никто не найдёт.

— Валить надо, — тянет меня за собой Алиса.

Выбегаем на улицу.

— Куда? — кричит на меня.

— Собака, — возвращаюсь, чтобы отвязать её от верёвки и забрать с собой.

— Вот чокнутая! Да и хрен с этой собакой!

Но я уже забираю пса.

— Он воет, на цепи не сидел никогда. А это привлекает внимание. Кто-нибудь придёт среди ночи и найдёт этих, — киваю на сарай. — А нам надо успеть снять со стойбища всю группу до утра и свалить отсюда.

— Группа-то тут при чём? Пусть дальше снимают. Не туда, — хватает меня за капюшон куртки и тащит за собой в сторону кустов. — Машина там.

— При том, что спала Дарья с Филом. И она расскажет об этом братцу, когда очнуться. Как думаешь, что после этого тут начнётся?

— Расправа. Возможно, кровная…

— Вот и надо уехать, пока их не нашли. Давай за руль, у меня башка трещит.

В лагере наводим шухер и к трём ночи всё снято с места, погружено, и мы уезжаем.

Загрузка...