Предисловие.
Я вот о чем недавно задумалась... Книги для меня ...
То есть то, что они является неотъемлемой частью меня и моей жизни, я поняла еще лет в десять. Но вот что они для меня значат на самом деле?
Ведь для одних людей книги являются источником духовным, для других - эмоциональным, для третьих - интеллектуальным.
Для четвертых же они - всего понемногу... или помногу... из вышеперечисленного.
Есть еще одна категория читателей, для которых книги - это источник для собственного творчества (к сожалению, в случае с моими книгами, скорее для творчества критиков).
Кто-то из писателей однажды посоветовал начинающим авторам примерно следующее:
-любите так, как если бы вам никто никогда не причинял боль
-танцуйте так, как если бы вы были одни, и вас никто не видит
-пишите так, как если бы на всем белом свете не было ни единого критика
Что ж, надо попробовать...
Глава 1 . Боль
БОЛЬ... БОЛЬ... БОЛЬ...
ЕЕ НЕ БЫВАЕТ СЛИШКОМ...
ЕСЛИ ОНА ЕСТЬ, ТО В ТЕБЕ, КРОМЕ БОЛИ, НИЧЕГО НЕ ОСТАЕТСЯ...
ОНА СТИРАЕТ ВСЕ...
ОНА СЪЕДАЕТ ВСЕ...
ОНА СМЫВАЕТ ВСЕ...
НЕ МОГУ ТЕРПЕТЬ... НЕ МОГУ ТЕРПЕТЬ...
ОТКЛЮЧИТЕ МЕНЯ... УБЕЙТЕ МЕНЯ...
Мне надо сказать... Мне надо сказать всего лишь два слова...
УБЕЙТЕ МЕНЯ...
Но я не могу их сказать, потому что не чувствую ни то место, где рождаются звуки, ни то место, откуда эти звуки должны исходить....
Я ЧУВСТВУЮ ТОЛЬКО Б-О-О-О-Л-Ь...
Глаза, мне надо открыть глаза и проверить, есть ли они у меня...
Ну же, Боль, всего лишь открыть глаза...
Боль, позволь мне...
Боль, я в твоей власти...
Боль, я на секунду открою глаза...
Боль, сука, ну же... Я же больше ни о чем не прошу...
Ага... спасибо, Боль... я вижу... вижу чьи-то глаза...
Я несколько раз приходила в сознание на очень короткие промежутки времени...
Чувствовала ... СУКУ-БОЛЬ... и ... да-пошло-оно-это-сознание-в-жопу... уходила туда, где нет БОЛИ...
Что за... опять в сознание... НЕ ХОЧУ... ПОЖАЛУЙСТА... НЕ ХОЧУ...
Похоже, мои "хочу-не-хочу" "нравится-не-нравится" никого не интересуют...
Что-то изменилось... Что-то не так... БОЛЬ? ... Ага...
Вот ты где, родная... Только ты - другая... Ты уже - тупая...
Ха-ха... Стишками, блин, балуюсь...
-Она умрет?
-Она умрет.
-Она не умрет.
-После такого...
-Она умрет - умрешь и ты.
-Ваше право, Избранный.
Проведем инвентаризацию органов чувств...
Поверхность тела, на которой я лежу (именно поверхность, а не кожа, потому что, судя по сигналам нервных окончаний, ее слои у меня отсутствуют) горит, значит, с осязанием все в порядке. Нет, органом осязания является именно кожа, так что пока не включай его в список.
Я видела чьи-то глаза (кстати, когда это было?), следовательно, зрение на месте. Или было, в прошедшем времени, на месте.
Слышу мужские голоса - добавим к списку слух.
В том месте, где должен располагаться язык - боль, так что со вкусом разберемся позже.
Я ощущаю вонючий запах крови и разложения - обоняние в норме.
Шаги, третий голос:
-Медик, оставь нас.
Мой мозг фиксирует в этот момент, что те, кому принадлежат голоса, говорят на английском, но на каком - то неправильном английском, что ли. Звуки, ударения, произношение... не знаю... Кстати, я думаю не на этом языке, я думаю... на русском... сюрпри-и-и-з...
Что за странные имена... Избранный... Медик... И как же зовут третьего...
Только после звука закрывающейся двери слышу голос Избранного:
-Вилен, что?
-Рэд, это ты меня спрашиваешь "что"? По-моему, это я тебе должен задать этот вопрос.
Оп-ля, во-первых, на фоне монотонных интонаций Избранного и Медика, голос Вилена прямо-таки насыщен эмоциями. Во-вторых, этот английский - классический British. Он продолжает, и слышно, что при этом еле сдерживается:
-Первый Медик поддерживает жизнь в этом теле. Он тратит на нее бесценные медикаменты, он предупреждает тебя о том, что... она уже - оболочка без единого намека на выздоровление...
А Избранному палец в рот не клади - гнев в его голосе такой... мощный:
-Вилен, я хочу, чтобы она жила... И я сделаю для этого все, ясно?
У Рэда тоже отличный British English. Так что же они до этого говорили по-другому... по-дебильному, я бы сказала...
-Брат, пойми, даже НАША медицина здесь была бы бессильна. Не маши мне руками - я поставил Защиту, и нас никто не услышит. Я все понимаю, тебе ее жалко,- "жалко у пчелки" почему-то подумала я, - но в том, что с ней случилось, нет твоей вины.
Рэд на этом слове перебивает Вилена:
- У меня нет чувств жалости и вины... И ты это прекрасно знаешь, не так ли?
Я услышала в его голосе горечь, нет, скорее горькую для него констатацию факта.
-Вот поэтому я тебя и не понимаю. Ты даже не знаешь, кто она. Но, из-за нее, рискуешь потерять авторитет Избранного. Ты принес ее сюда, и все знают, что она - не жилец. Но ты принес ее сюда, и если она не выживет, значит ты - не всесильный Избранный. Тупица, ты не можешь так рисковать сейчас.
В голосе Рэда уже нет ни гнева, ни раздражения, а только... равнодушная усталость с примесью удивления:
-Я сам не понимаю, Вилен. Но она там тогда открыла глаза... Я посмотрел ей в глаза, и понял с необъяснимой уверенностью, что должен сделать все, чтобы не дать ей умереть... Ее взгляд... ее глаза так кричали... И все это на фоне фактически разорванного в клочья тела. Она выглядела как поломанная кукла, которую зачем-то облили кровью. Я уже тогда понял, что вижу труп, но потом она открыла глаза... Какого черта со мной творится?
Кто-то из них подходит ко мне и берет меня за руку. Осязание, привет, ты в списке. Голос Вилена остается все там же, следовательно, я осязаю руку Рэда.
-Ладно, с твоей патологией разберемся потом. У меня есть план. Я нахожу в Далеком какую-то глухо-немую дурочку. Когда Она умрет, мы заменим ее. То есть, все будут воспевать чудесное исцеление, твой рейтинг поднимется, хотя выше некуда, дурочку вернем на место при первом же удобном случае. С Медиком я проведу личную беседу, чтобы он унес это с собой в могилу, или помогу ему туда попасть... В общем, дальше будем действовать по обстоятельствам.
-Она не умрет, поэтому подмена не потребуется!!! - рявкнул Избранный.
Вилен же говорит тихо, успокаивая каждым словом:
- Рэд, я не хочу, чтобы это случилась. Пусть себе живет, сколько ей влезет - я буду только рад, если мне не придется воплощать этот план в жизнь. Да на фига мне эти трудности, а? Но должен же у нас быть вариант Б... Ладно, я пошел. Кстати, кроме нас и Медика, ее никто не увидит до того как... Я об этом позабочусь. Пока.
Итак, мы с Рэдом остаемся одни.
Я не слышу ни его дыхания, ни его движений. Его рука не сдвинулась ни на миллиметр... Мне надо подумать... но волна ощущения невесомости затягивает меня в водоворот бессознательного состояния...
Глава 2. Мира.
Меня реально достали вопросы. Еще больше меня достал один и тот же ответ - "не знаю".
Кто эта девочка? Откуда она родом? Почему все мои мысли сконцентрированы только на одном - она должна жить? Зачем мне это нужно?
Мой брат прав - я рискую. Но даже мысль о том, чтобы отказаться от борьбы за ее жизнь, приводит меня в... пустоту. Хотя, ну и что из этого? Я же нахожусь в ней вот уже десять лет, с момента Разморозки. Прибавим к этому пятьсот лет Состояния. И получается, не много ни мало, пятьсот десять лет.
Пустота...
Какой идиот сказал когда-то, что пустота звенит?
Да ничего подобного - она обволакивает, она постоянно показывает, что где-то есть наполненность.
Это был мой выбор. Никаких НО... Я не знаю никаких человеческих эмоций, я давно забыл их вкус. Страх и умиротворенность, горе и радость, сопереживание и сочувствие, и так далее и тому подобное... Ничего... Пустота...
Я очень хорошо помню, когда впервые ощутил Пустоту... Ее и больше ничего. Я тогда сказал себе: "Окей, теперь мне плевать на все и на всех.- И сразу поправил сам себя, - Точнее, я даже не хочу плевать - мне все равно все и вся".
Мой брат - единственное исключение из этого правила. Хоть я и не могу дать определение своим чувствам по отношению к нему... Не могу, потому что их нет. Но я ощущаю с ним свою связь на сознательном и бессознательном уровнях.
И еще - это наша с ним тайна - он является для меня моим эмоциональным аппаратом.
Ну, у глухих же, в Наше время, были слуховые аппараты. Вот так мы с Виленом и подобрали определение для его, дополняющей мою ущербность, функции. Он говорит мне (но только в том случае, когда я его об этом спрашиваю, так как давно уже выбил из него самостоятельность в этом вопросе), что должен чувствовать нормальный человек в той или иной ситуации.
Мне на долю секунды показалось, что я не ощущаю пульс девочки. На эту же долю секунды мое сердце пропускает один удар.
"Что за фигня?", - это я уже не думаю, а вслух спрашиваю сам у себя. И сердце начинает колотиться у меня в груди, как больная птица в клетке.
Я только что почувствовал... Что?... Что это было?... Беспокойство?
"Что за... ?", - я резко отхожу от кровати, еще раз смотрю на девочку, и понимаю, что делаю ОГРОМНУЮ НЕПРОСТИТЕЛЬНУЮ ГЛУПОСТЬ...
Нет, я совершаю в данный момент преступление...
Скальпель уже у меня в руке. Я провожу им по еле - видному белому шраму на предплечье, и пальцами вытаскиваю у себя из-под кожи тонкую круглую пластинку. Быстро разламываю ее пополам.
Теперь остается только ждать...
Мирослава сказала тогда, во время нашей встречи, что сделать это я могу только в случае КАТАСТРОФЫ. То, как она сказала это, подразумевало не возможную смерть - мою, моего брата и уж, тем более, не этой девочки. То, как она сказала это, подразумевало... ну... катастрофу... по-другому не скажешь.
Вот так, теперь меня, наверное, уничтожат. Только, почему меня это не трогает? Ах да, потому что меня вообще ничего не может тронуть...
Мирослава... Я очень смутно помню ее образ.
Неделя нашего Восстановления почти не сохранилась в моей памяти. Осталось лишь воспоминание о том, что я все время испытывал адскую боль. Каждая клетка моего организма требовала и взывала к жизни, а я в это время не мог ни видеть, ни слышать, ни думать - я ощущал только огонь. Кто-то при этом говорил мне полные ободрения слова, кто-то помогал мне пить, кто-то делал мне уколы...
Когда мы пришли, наконец, в себя, то обнаружили полный холодильник еды и напитков. Мы с Виленом гадали, где персонал Проекта, почему никто не находится рядом с нами. Еще несколько дней мы отъедались и отсыпались, пока не пришла... Мира.
Именно она нашла нас и запустила процесс Разморозки, она ухаживала за нами во время Восстановления.
Мира рассказала нам, что мы пробыли в Состоянии не двадцать обещанных, а пятьсот лет. Она описала нам уровень развития цивилизации на Земле.
Мирослава дала нам Вводную - задание и краткую инструкцию его выполнения, а также Вещи, которые помогут нам выполнить его.
Среди Вещей были приборы экстренного вызова, которые она помогла нам вживить себе под кожу.
Вот это скорость...
Не прошло и полчаса, как дверь открылась и закрылась.
Если бы я никого не ожидал, то подумал бы, что это она сама по себе решила пожить своей жизнью, а не дожидаться, пока человеческие руки произведут с ее ручкой, нужные для "открыть-закрыть", манипуляции.
Еще несколько секунд, и я вижу Мирославу.
Какая же она... ни на кого не похожая. Она как будто светится изнутри, у нее очень мягкая улыбка и выражение глаз... а-ля "я все прощу".
Ее взгляд задерживается на моем лице ровно настолько, чтобы соблюсти приличие, произнеся вслух: "Здравствуй, Рэд". Когда в ответ я проговариваю: "Мира, здравствуй",- она уже не смотрит на меня. Она уже подбегает к девочке:
-О нет... Какой ужас...
-Мира, я понимаю, что никакой Катастрофы ни в каком понимании нет и в помине. Не знаю, почему я вызвал тебя и не пытаюсь оправдаться перед тобой. Ты сказала тогда, что моя смерть будет платой за ложный вызов. В общем, пусть так и будет. Только перед этим помоги мне спасти эту девочку...
Меня дернуло от удара в челюсть так, что я отлетел к стене. Фак, она пришла не одна. Вот я дурак. Мира не сдвинулась с места, не повернула голову, хотя наверняка услышала и удар кулака о мою челюсть, и удар моего тела о стену.
Она не пошевелилась, но тихо что-то у кого-то потребовала на абсолютно незнакомом мне языке. Да, с ней не надо знать слова, чтобы понимать их смысл...
Не успел я восстановить дыхание, как вижу того, кто чуть не сломал мне челюсть. Его глаза - противоположность глазам его спутницы. В них - неприкрытая ненависть, желание убить здесь и сейчас. Ха, чувак, ты хоть обладаешь чувствами. А у меня коленки под твоим взглядом не затрясутся никогда. И не только потому, что я не могу испытывать страх. Но и потому, что самосохранение находится среди моих инстинктов на одном из последних мест. Он рычит мне:
-Как ты посмел вызвать ее? Что ты натворил?
Спасибо за английский, учитывая то, что это - единственный язык, находящийся в сфере моего понимания. Только вот отвечать я не собираюсь. Я уже все сказал.
У этого товарища явное раздвоение личности. Шиз... что там говорить. Вот он излучает жуткую агрессию, но в следующую же секунду, как только его взгляд перемещается на Мирославу, выражение его лица становится... мягким... нежным... Когда он заговорил, я сразу отмечаю, что трансформация с тембром и звуком его голоса тоже не относится к разряду нормы:
-Мира, любимая, солнышко, не делай этого. Прошу тебя.
Она в ответ слабо улыбается:
-Сергей, не беспокойся.
Этот Сергей подходит к ней и начинает ее умолять:
-Не поступай так со мной. Я не хочу видеть тебя полуживой из-за отсутствия Силы. Посмотри на нее, ты представляешь себе, чего тебе будет стоить ее исцеление?
Мира поднимается на носочки и притягивает к себе его лицо. Слегка касается губами его щеки и тихо говорит:
-Вернетесь за мной через час. Проследите, чтобы мне никто не мешал. Поговори с Рэдом, я думаю пора ответить на его вопросы. Я тебя люблю.
-Мира... постарайся не выжиматься до конца, ради меня... Я тебя люблю...
Сергей вытаскивает из кармана свой Иллюзор и жестом показывает мне открыть дверь.
Я отдаю прямой приказ - НИКОМУ не заходить в комнату.
Иначе... Я не продолжил предложение - они и так знают, что за ослушание моим не приказам - смерть, а приказам - медленная и мучительная смерть.
Быстро закрываю дверь кабинета, пропустив вперед, невидимого ни для кого, пока активирован Иллюзор, Сергея.
Прошло минут пять, я уже успел прикурить вторую сигарету, как он отключает - таки свою невидимость.
Мы молчим. Я не чувствую никакого напряга из-за этой тишины. Сергей сам прерывает молчание:
-Кто она?
Хотел бы я знать.
-Не знаю.
Удивление на его лице:
-Ты вызвал мою жену из-за незнакомки?
Сам в шоке.
-Ага.
-Что случилось с этой женщиной?
-Я приехал в захваченную нами в прошлом месяце крепость. С проверкой типа. В общем, Воин, которого я там оставил за главного, в конце ужина захмелел и давай трепаться о бабах. Сказал, что у него жена зверски ревнивая... Так и сказал - зверски. Что, мол, стоит ему кого-то завалить на спину, и жена прознает об этом, то может сгоряча и прибить девку. Мол, это уже шутка у них такая - он трахает, она убивает. Потом в виде примера рассказал, что к ним в крепость забрела девка немая. Голодная - помятая, но, когда помыли-покормили ее, то, вроде, ничего - смотреть и не только можно. Ну, он быстренько, пока жена не вернулась и не узнала про приблудную, спрятал ту в темнице. В общем, пять дней он ее там регулярно насиловал. Потом приехала жена. Она услышала, как он во сне бормотал что-то типа "какая у тебя необыкновенная кожа, я так хочу еще раз прикоснуться к твоей коже, я ни у кого не видел такой кожи"... Эта сука разбудила его, стала его допытывать... но он молчал, как партизан...Кто-то все-таки доложил ей про утехи мужа, ну и она как с цепи сорвалась. Спросил, хочу ли я посмотреть, что она с этой девкой сделала? Я и не знаю, почему решил посмотреть. Вообще-то, в тот момент я думал о том, кого назначить на его место после того, как прикажу его казнить. Но продолжал идти за ним вниз по лестнице, рассуждая про себя о кандидатах. Когда я зашел в камеру и увидел тело, то сначала даже не понял, мужское оно или женское. Это тело уже не могло жить, оно не должно было жить. С этого тела сдирали кожу, ногти, волосы. Оно как будто побывало в мясорубке. Я многое видел, видел и похуже. Козел сказал мне, что его жена первым делом содрала с его пленницы кожу... Я хотел уйти, но, когда я посмотрел на то место, которое должно было быть лицом... увидел глаза... этой девочки. Ее агония длится на моих глазах уже три дня. Когда я не почувствовал ее пульс, то сразу вызвал твою жену.
Сергей очень внимательно посмотрел на меня и сказал:
-Единственная эмоция за все время твоего рассказа была в том месте, где ты не услышал пульс этой девочки. Удивительно, но Мирослава была права, когда сказала, что ты - чурбан бесчувственный.
-Что, именно так и сказала?
-Нет, конечно.
Он подходит к стене, смотрит в одну точку. Я чувствую во всей его позе неприкрытое отчаянье. Его кулак врезается в эту точку...раз... еще... еще раз. Он останавливается и смотрит на свою руку, затем, хмуро улыбаясь, показывает, что его кровь испачкала камень в месте ударов. Молча подходит ко мне. Демонстрирует окровавленные костяшки пальцев. Я наблюдаю, как он прикасается к царапинам другой рукой. Через полминуты на его пораненных пальцах была чистая не поврежденная кожа. Он немного прищурился и проговорил:
-Я потратил Силу. Сейчас я восстановлю ее от тебя.
Уже в следующую секунду у меня начали покалывать подушечки пальцев. Тело как будто переутомилось и требовало принять горизонтальное положение. Сергей объясняет:
- Я взял у тебя лишь эквивалент затратам на восстановление кожи от царапины. Чувствуешь слабость? А теперь представь себе то, как будет чувствовать себя Мира, восстанавливая твою незнакомку?
-Я понял...
Даже для этих двух слов я приложил усилия. Теперь понятно, почему он так просил свою жену не помогать мне. Сергей "подпитался" от меня, и я почти в отключке. Внимание - вопрос:
-Мира возьмет у меня равноценную компенсацию?
Он смотрит на меня, как на идиота:
-Во-первых, ты бы сдох на месте. Во-вторых, она никогда не забирает у людей энергию для восстановления своей Силы.
Мы опять молча смотрим друг на друга. Я пытаюсь поставить себя на его место. Сейчас его любимая ослабевает, чтобы спасти совершенно чужого ей человека. Что бы я чувствовал? Не знаю. И, как бы вторя своему мысленному ответу, пожимаю плечами.
Сергей начинает ходить по моему кабинету взад-вперед.
Я же типа хозяин, а он у меня в гостях:
-Выпьешь чего-нибудь?
Он опять смотрит на меня. Наверное, обычные люди воспринимают такой взгляд, как обиду, или даже унижение. Но я же - фрик...
Его тяжелый вздох прокатился по комнате, потом он говорит:
-У тебя есть вопросы?
-Вы с Мирославой - люди?
-Меньше, чем ты. Мы - Родичи. И точка - больше никаких разъяснений.
-Почему?
-Потому что эти знания могут изменить твой, просчитанный нами, поведенческий код.
-Как Мирослава нашла нас?
-Она совершенно случайно увидела в расчетах из прошлого мизерную вероятность того, что кто-то из участников Проекта мог выжить. Мы с ней переработали огромное количество информации. На ваш поиск ушло не одно десятилетие.
-Так долго?
Сергей с издевкой цедит:
-Ну, прости... Только мы с ней делали это в состоянии полной секретности, без чьей - либо помощи. Да, и, честно говоря, без особого рвения, так как не считали просчитанную ранее вероятность достаточно высокой для того, чтобы посвятить себя этому вопросу полностью. Когда мы вас все-таки нашли, то какое-то время ушло на то, чтобы разобраться с системой Разморозки. Мы же далеко не специалисты в этом вопросе. Еще какое-то время мы потратили на то, чтобы выбрать наиболее благоприятное время для вашего появления.
-Почему это случилось?
-Ты имеешь в виду, растянувшееся вместо двадцати до пятисот лет, Состояние?
-Да.
-Не знаю.
-А сама идея Заморозки?
-Принадлежит не нам, а людям. Естественно, такую программу должны были создать. Мы знали о ней. Мы наблюдали и включали ее в систему факторов, влияющих на развитие человечества в случае непредвиденных Сдвигов. Но, по всем расчетам Родичей, в этом Проекте никто не должен был выжить.
-Почему цивилизация пришла в такой упадок?
-Из-за нашего сына.
-Зачем он сделал это?
-У Всеволода, как это получше сказать, идеологически непримиримые расхождения во мнениях с нами. Мы слишком поздно поняли, что наш сын действует самостоятельно, во вред нашим просчетам. Мне надо было ОтРодить, то есть убить его, в твоем понимании, в тот же момент, как это стало известно. Но Мира не позволила. Мы никогда не боролись с ним, с его методами, потому что она выбрала другой путь.
-Какой?
-Наблюдать, коллекционировать его просчеты, исправлять и подчищать его ошибки, пытаться развернуть в правильном направлении его же противодействие.
-Нелегкая задача. Моя роль остается прежней?
-На ближайшее время - да.
-А потом?
-Потом видно будет. По всем расчетам, наше вмешательство сейчас должно быть минимальным. Ты действуешь в рамках общей канвы, но совершенно самостоятельно принимаешь все текущие решения. Постарайся и вовсе забыть о нашем существовании. О тебе с братом никто не должен знать. НИКТО...
-Я иногда задаюсь вопросом, почему так естественно воспринял Вводную? Почему согласился быть пешкой в чьей-то игре?
-Напоминаю. Ты - не пешка, а король.
-Но играю не я - играют мной, и я даже не знаю размер призового фонда моего игрока.
-Пока это - засекреченная для тебя информация. Ты либо продолжаешь воспринимать это, как должное, либо нет.
-И если нет, то...
-Мы пересчитаем ходы, и сообщим тебе момент мата.
-То есть, или я - живая фигура, или я - мертвая нефигура.
-Твоя смерть в данном раскладе - не обязательное условие. Мы, то есть, Мирослава, никогда не ставит людей в подобные рамки выбора - жизнь или смерть.
-Если какие-то Вещи выйдут из строя? Иллюзор, например...
-Старайтесь попеременно оставлять все Вещи, которые получили от нас, в бункере. Наши Родичи позаботятся об их надлежащем состоянии.
-Они имеют туда доступ?
-Да.
-Но если что-то пойдет не так, как мне с вами связаться?
-Никак. Ты реально просрал этот шанс.
У него в кармане что-то завибрировало. Он вытаскивает этот приборчик, и я понимаю, что это... сотовый. Что за бред? В двадцать шестом веке не может быть подобной связи. Сергей невозмутимо отвечает:
-Сева, что?... Да, мама себя неважно чувствует... Нет, ты ничем ей не поможешь... Хотя, если попросишь кого-то ОтРодить себя, я был бы тебе благодарен...Сам пошел...
Он возвращает телефон в карман и отвечает на мой немой вопрос:
-Всеволод любит мать до безумия. Мне иногда кажется, что именно в этом заключаются все наши проблемы. Добавь к этому то, что он на любом расстоянии чувствует ее состояние - и физическое, и эмоциональное... Вот так и живем... Он - там, а мы - здесь.
Я так понял, что "там" и "здесь" несут не только географическую смысловую нагрузку.
У меня, в принципе, больше вопросов нет. Слабость постепенно прошла - я уже почти в норме. Сергей вытаскивает свой Иллюзор, становится невидимым, и я воспринимаю это, как знак, что час времени уже истек.
Когда мы вошли в комнату, Мирослава лежала на полу без сознания.
Сергей не тратил время на отключение-включение Иллюзора - в следующее мгновение его жена тоже стала невидимой. Лишь дверь показала мне, что они покинули комнату. Вот так, и никаких "прости-прощай".
Я забыл о них в ту же секунду, как посмотрел на девочку.
Мирослава успела прикрыть ее простыней, но я сразу увидел, что ей удалось полностью восстановить этой девочке лицо, руки, ногти, волосы.
Я медленно, как будто хочу растянуть этот момент, приближаюсь к кровати, с каждым шагом дополняя свою визуальную информацию о ней.
Кожа - невообразимого оттенка, такая красивая и бархатистая, что не поддается моему описанию.
Волосы - густые светло-русые, с рыжеватым оттенком, лежат на подушке аккуратными короткими волнами.
Плечи, руки, пальцы - хрупкие и тонкие.
Ушки - маленькие, частично скрытые волосами, поэтому дают лишь намек на красивую форму.
Лицо.
Когда человек спит, или находится без сознания, то мышцы лица расслабляются. В состоянии же бодрствования, лицо неуловимо изменяется мимикой, выражением глаз - и его черты уже не доминируют, а становятся фоном.
Лоб, скулы, подбородок - все очертания мягкие, ни одного резкого контура. Их рисунок дополняет совершенство формы носа. Губы - красивые, полные, четко выраженные.
Когда она очнется, ее лицо будет выражать мысли, отображать ее внутренний мир.
Я отвожу взгляд.
А со скрытой, от моего взгляда, частью все в порядке? Мои руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Это подло - рассматривать ее обнаженное тело. Почему подло? Я же не из вуайеристических потребностей хочу это сделать. Мне необходимо убедиться, что ТАМ все тоже в норме. Ага, конечно... Кого ты уговариваешь? Ведь у нее не только тело пострадало, но и внутренние органы. Так что надо быть последовательным и, если твое желание носит исключительно медицинский характер, то ее должен осматривать врач, а не ты.
Я нажимаю кнопку на браслете, вызывая брата. У Вилена такой же браслет, который в данный момент слегка вибрирует на его запястье. Мы редко используем их, так как сразу условились связываться таким образом, только в случае крайней необходимости.
Глава 3. Без памяти.
На этот раз я не пришла в сознание, а медленно вошла в него.
Постепенно, не спеша, как будто контролировала этот процесс.
Я не концентрировалась на том, чтобы услышать, о чем говорят мужчины рядом со мной. Их голоса были где-то на периферии моего сознания. Мне сейчас было не до них. В данный момент я была занята исключительно поиском БОЛИ. Я искала ее, боялась найти ее, но упорно продолжала ее поиски. Но место БОЛИ было занято совсем другим ощущением - онемением. У меня затекло все тело. Я рефлекторно пыталась пошевелить руками или ногами, но мои усилия оказались тщетными.
Да, ощущение не из приятных, но, как говорится, жить можно.
Пора переключаться на разговор.
-Несколько дней она пробудет здесь. Всем скажем, что я молюсь и провожу ритуалы. Медику здесь делать нечего.
-Может, все-таки, пусть ее осмотрит?
-Нет.
Когда Избранный, а это именно его голос, говорит "нет", то это не просто "нет".
Это - ЧЕРТ-ПОБЕРИ-БЕЗОГОВОРЧОЕ-НЕТ.
Как же должен выглядеть мужчина, имеющий такой властный голос? Кем же он должен быть? Его собеседник, как же его... ах да, Вилен примирительно соглашается:
-Ладно, как считаешь нужным.
-Распорядись принести чистое постельное белье и мою одежду.
Шаги, хлопает дверь. Вилен вышел из комнаты.
Меня охватывает паника, я пытаюсь определить ее источник. Что-то не так. Что-то не так. Что? Я задумалась... О чем? Какая мысль явилась причиной панического беспокойства? Я почувствовала эту подступающую волну в тот момент, когда задумалась об имени собеседника Избранного. Итак, он - Вилен, Избранный - Рэд. А я? Как меня зовут? Спокойно...
Я начала мысленно примерять себя к десяткам, имеющихся в моей памяти, женских имен. Но ни одно не казалось мне родным, ни одно не казалось мне... моим. Мое дыхание участилось, воздуху не удавалось оставаться бесшумным. Я стала тихо постанывать.
Мое лицо оказывается в аккуратном плену ладоней Рэда.
-Ш-ш-ш, девочка, ш-ш-ш. Все хорошо. Ты в безопасности. Тебя никто не обидит. Все хорошо. Успокойся. Успокойся, пожалуйста.
Я позволила себе подчиниться его настойчивому "успокойся". Мысленно взяла себя в руки, и восстановила дыхание. Все правильно - стоны и недостаточная вентиляция легких делу не помогут. Холодный четкий анализ приведут мои мысли в порядок, и я отвечу себе на все вопросы.
Опять паника... Нет, не отвечу... Как же я отвечу, если даже не помню свое имя?
Его пальцы гладят мне щеки, его голос опять взывает к спокойствию.
Он продолжает свои уговоры:
-Девочка, я с тобой, я рядом. Дыши.
Ну что ж, пока я не могу вспомнить свое имя, буду называть себя "девочка".
Дышу, дышу, я дышу. Теперь мне надо открыть глаза. Я хочу понять "где я" и с "кем я", раз пока не удается вспомнить "кто я".
Мысленно прошу свои веки: "Сим-Сим, откройся".
...Глаза, те же глаза, которые я видела, выпросив у БОЛИ разрешение проверить, на месте ли мои органы зрения.
Мне требуется какое-то время на то, чтобы я смогла воспринимать что-то, помимо этих глаз...
Мужское лицо так близко, что я могу четко увидеть чистоту текстуры его смуглой кожи... густые ресницы... темную щетину... сухие губы.
Мужское лицо так близко, что я вдыхаю неповторимый аромат его кожи, его дыхания. Он такой терпко-пряный, что я, помимо воли, поднимаю свое лицо навстречу ему и делаю при этом глубокий вдох.
Этот вдох был последней каплей, которая выгнала безотчетную панику из моей головы. И мой мозг, наконец, прекратил терзать мои легкие ощущением кислородной недостаточности.
Я почувствовала резкое облегчение от чистоты восприятия окружающего меня пространства и себя в нем.
Никакой БОЛИ... Никакой ПАНИКИ.
Мы все еще всматриваемся в глаза друг друга.
Мне не хочется отводить взгляд. Точнее, я боюсь, что, если сменю свой фокус зрения, то снова потеряю самообладание. Глаза Рэда - моя единственная точка опоры, они не дают мне уйти в море беспокойства и неопределенности. Их взгляд удерживает меня, подобно якорю, в состоянии спокойствия и защищенности.
Не знаю, насколько бы затянулась эта "игра в гляделки", если бы не вошедший в комнату Вилен.
Мы с Рэдом одновременно смотрим на него:
-С пробуждением, спящая красавица. Меня зовут Вилен. Еще меня называют Вилен - Прекрасный и Вилен - Неотразимый. Кстати, Рэд, она меня вообще слышит?
Мне с трудом удалось сохранить ничего не выражающее лицо. Уголки губ хотели приподняться, но я их остановила. На моем лице не дрогнул ни единый мускул. Слышать-то я тебя слышу, самовлюбленный красавчик, но вот только пока не решила, стоит ли вам с братом об этом знать. Ведь я помню ту часть вашего разговора, когда ты говорил про Защиту, про репутацию Избранного. Что-то мне подсказывает, что надо пока осмотреться толком, и лишь потом раскрывать свои карты. Учитывая то, что у меня на руках нет ни одного козыря, небольшой блеф мне не помешает.
Вилен продолжает радушно улыбаться:
-Эй, чудом-спасенная, ты меня слышишь? Ну, хоть промычи что-нибудь, если слышишь.
Рэд резко его обрывает:
-Вилен, прекрати паясничать, а не то твой рот в ближайшие дни только и сможет, что мычать.
Потом он мягко поворачивает мое лицо к себе, и я опять смотрю в его глаза. Какой у них удивительный оттенок серого цвета...
Прошло уже несколько часов с момента моего пробуждения. За окном ночь. Рэд только что покормил меня в третий раз, но я все равно ощущаю голод. Он кормит меня по чуть-чуть, с промежутком в полтора-два часа, каким-то овощным, почти жидким, пюре. Я каждый раз хочу забрать у него ложку, чтобы покушать самостоятельно, но мне нравится его забота и то, с каким торжеством он смотрит в пустую тарелку. Такое ощущение, что он - мой тренер, а я - победитель в очень важных спортивных соревнованиях.
Получаю удовольствие от чистоты простыней, на которых я лежу, от приятной тяжести одеяла, которым я укрыта, от невероятной мягкости подушки под моей головой.
Рэд выходит из комнаты.
Я воспользовалась тем, что осталась одна в комнате, и, впервые за сегодня, улыбаюсь себе не только мысленно, но и, растянув губы в улыбке, вспоминая как он недавно относил меня в ванную комнату. Как он смотрел то на меня, то на ванну, и не знал, что ему делать дальше. Мне стоило неимоверных усилий не рассмеяться, над их с Виленом диалогом - я же, вроде, глухо-немая для них, и не должна реагировать на их слова.
А говорили они примерно следующее:
- Рэд, да посади ты ее в ванну, и посмотри, знает ли она, что делать с мылом-мочалкой.
- Как посадить? Прямо завернутую в простыню посадить?
- Не-е, простынь надо снять.
-Вилен, не будь придурком.
-Да мы же видели ее уже.
-Да, только тогда на ней живого места не было. Так что ничего мы не видели.
-Слушай, Рэд, я только сейчас подумал. Ну... а что если она не только глухо-немая, но и того... ну... не в себе.... Так может, она и туалетом пользоваться не умеет. Так что, мы теперь будем за ней убирать? Слушай, давай я лучше ей покажу, как пользоваться унитазом. Не хочу я убирать то, что она под себя сделает.
Я, конечно, добровольно записалась в глухо-немые, но считаться местечковой сумасшедшей не подписывалась. Так что решила, что пора мне вмешаться и жестом показала поставить меня на пол. Рэд еще какое-то время поддерживал меня за руки, убеждаясь, что я не собираюсь свалиться на пол. Только вот, я не ожидала, что они с братом не выйдут из ванной, а лишь отвернутся, тем самым показывая мне, что оставлять меня наедине с таким количеством воды, не собираются. Если бы речь шла только о том, чтобы принять ванну, я бы плюнула на присутствие их молчаливых спин, но я собиралась воспользоваться еще и унитазом. Демонстрировать же этот процесс хоть и не видом, а звуками, мне не хотелось. Я дотянулась до руки Рэда и похлопала по ней. Он повернул ко мне голову, и я жестом показала ему на дверь.
Когда человек здоров, то его тело слепо подчиняется сигналам мозга. В болезненном же состоянии, или в состоянии восстановления после тяжелой болезни, каждое, даже рефлекторное движение... ощущается. Ты его... замечаешь.... Ты... на него обращаешь внимание...
Мое тело все еще было непослушным, как будто завернутым в плотный слой ваты. Принимая ванну, я задумывалась над каждым своим движением, фиксировала каждое усилие, каждое напряжение той или иной группы мышц. Онемение все еще не прошло, и конечности не до конца восстановили свою чувствительность. Мне казалось, что я мучительно долго намыливаю себе голову, еще дольше тру мочалкой свое тело. Когда я смыла остатки пены, вытерлась полотенцем и натянула на себя рубашку, то поняла, что исчерпала свои последние силы. Я опустилась на пол и задумалась, как мне вызвать помощь. Все гениальное - просто, я постучала кулаком по ванной. Звук получился достаточно громкий. Меня услышали. Рэд взял меня на руки и отнес в кровать.
Интересно, какова природа моей амнезии? Я понимаю, что именно БОЛЬ является ее причиной. Я знаю, что она по-разному влияет на функции мозга в зависимости от психической конституции человека. Физическая боль имеет пределы. Если она слишком сильная, то мозг отключает рецепторы нервной системы, передающие сигнал боли.
Мозг - это сверхмощный компьютер, с уникальными для каждого индивидуума комплектующими: операционной системой, материнской платой, оперативной памятью, жестким диском и так далее.
Компьютерный вирус может уничтожить часть информации, находящейся на жестком диске. Если рассуждать аналоговым методом, то физическая боль стала для моего мозга тем самым компьютерным вирусом, который с извращенной выборочностью стер целый пласт моей памяти. Я не помню ни себя саму, ни себя во времени и пространстве до БОЛИ. Мое прошлое имеет свой момент отсчета - после БОЛИ. Но ведь я жила и до нее. Сможет ли мой мозг самостоятельно восстановить поврежденные файлы, папки и архивы, в которых хранилась информация о моем детстве, взрослении, молодости... О Боже, я ведь даже не знаю, сколько мне лет...
Но, как говорила Скарлетт О'Хара, "Я подумаю об этом завтра".
Хм, не странно ли, что я помню классическое произведение Маргарет Митчелл, помню его сюжет, помню, что мне категорично не нравится главная героиня, но при этом не помню ни момент прочтения этой книги, ни то, как информация о ней попала в мою голову.
Завтра, девочка, подумаешь об этом завтра. А сейчас - спать...
Глава 4. МОЯ девочка.
Когда я вернулся в комнату, девочка уже спала.
Куцый диван, на котором я проведу сегодняшнюю ночь, обещает мне всем своим видом завтрашнюю ломоту в теле. Может, лучше лечь спать на полу... Или, может, стоило согласиться с Виленом, когда тот сказал, что останется на ночь и присмотрит за девочкой... Я ответил ему: "Нет, я сам". Почему? Что ж, еще один вопрос без ответа. Подобных вопросов уже такое количество, что впору заняться их коллекционированием.
Я кое-как примостил голову на подлокотник, и прикрыл глаза.
Денек выдался, мягко говоря, интересным. Столько событий, столько изменений в обычном течении моей жизни из-за этих событий...
Одним из преимуществ "бесчеловечности" является отсутствие усталости от эмоционального перенапряжения. Глядя на Вилена, выслушивая его бурные комментарии по поводу сегодняшних событий, я понимаю, что обычному человеку, на моем месте, потребовалось бы время на то, чтобы расслабиться перед сном. Я же не страдаю компенсаторной возбудимостью, и могу спокойно перейти из состояния бодрствования ко сну.
Меня разбудил сдавленный крик. Второй крик - и я уже вскакиваю с дивана. Третий крик - и я уже возле кровати. Хватаю девочку за плечи и начинаю ее легонько трясти. Она открывает глаза, и ее крики переходят во всхлипывания.
-Девочка, что тебе приснилось? Что тебя так напугало?
Спросил, и тут же приписал себя к умственно отсталым: она же меня даже не слышит.
Я отмечаю, что она адекватно реагирует на мою помощь, что она практически сразу успокаивается.
У нее влажные ресницы, капельки слез вот-вот покатятся из уголков ее глаз по щекам. Я осознал свое действие лишь после того, как почувствовал соленый вкус ее слез у себя на языке. Я что, поцеловал ее глаза?
Мое действие было настолько безотчетным, что я не могу дать ему ни определение, ни придумать ему вразумительную причину... Так, Рэд, в следующий раз, когда захочешь вытереть ей глаза, просто возьми платок.
Интересно, что она подумала, что она почувствовала? А меня что, вообще волнует это? Как ни странно, да....
Я жестом показываю ей "спи", и возвращаюсь на диван.
Х-м-м, появление этой девочки в моей жизни изменило не только ее течение, оно изменило что-то во мне.
Вот даже сейчас, вместо того, чтобы отключиться и уснуть, я прислушиваюсь к тому, как она ворочается у себя в кровати, как она тихо вздыхает. Может, она хочет кушать? Может, она хочет в туалет? Может, у нее что-то болит? Только вот я не решил пока, стоит ли мне встать и подойти к ней, чтобы выяснить, могу ли я ей чем-то помочь. Постепенно девочка успокоилась, и я перестал слышать что-либо. Спать пора...
Обычно я просыпаюсь с первыми лучами солнца вне зависимости от того, в какое время лег спать. Сегодняшнее пробуждение отличается от обычного. Во-первых, я сразу понял, что утро уже далеко не раннее. Во-вторых, я проснулся не сам - меня разбудило легкое прикосновение к щеке. Я резко открываю глаза и вижу сидящую возле дивана девочку. Она улыбнулась мне, и приложила руку к сердцу, как бы извиняясь за то, что разбудила. Потом складывает ручки в умоляющем жесте и показывает в сторону ванной комнаты. Я быстро встаю и подхватываю ее на руки:
-Маленькая моя, как же ты дошла до дивана? Давно проснулась?
Да, Рэд. Это уже не смешно. Мало того, что ты говоришь с глухой, так еще послушай, что ты говоришь. Маленькая моя... Да у меня с головой вообще все в порядке?
Девочка, естественно, никак не реагирует на мои слова, но снова показывает, что ей срочно надо в ванную.
Мой кабинет - единственное место, в котором мы никогда не отключаем Защиту. Мы с Виленом только что закончили обсуждение забастовки на целлюлозной фабрике. Я посмотрел на свои наручные часы, и подумал, проснулась ли уже моя девочка... При этом в сотый раз отмечаю ненормальность поведения моих мыслей, которые постоянно возвращаются к ней.
Да, и пора сообщить Вилену:
-Я хочу, чтобы ты начал подготовку свадебной Церемонии.
-Чего?
Не имею привычки повторять свои вопросы:
-Сколько тебе понадобится времени на это?
Мой брат недоверчиво улыбается:
-Ты все-таки решил...
-Да.
Вчера мы уделили этому вопросу достаточно внимания. Вилен спорил, предлагал другие варианты, утверждал, что это не укладывается ни в какие рамки, брызгал слюной, исходил на говно... Если бы он не был моим братом, то, наверное, не пережил бы ту перепалку, и сегодня его бы уже похоронили. Но, он, все-таки, мой брат, и поэтому, я, нехотя, в последний раз повторяю свои аргументы:
-Для меня главное - это ее безопасность. Точка. Теперь через запятую. Устроить ее на какую-либо работу здесь, или где бы то ни было - небезопасно, потому что она глухо-немая и, по всей вероятности, дурочка, так что ее может обидеть любой желающий. Дать ей духовный сан - небезопасно, потому что она ....
Вилен меня перебил:
-Потому что она глухо-немая и, по всей вероятности, дурочка, - он четко скопировал мой монотонный голос, - и, тем самым, не сможет не только принимать участие в ритуалах, но и поставит под сомнение наши слова, о том, что она - особенная, и что это глас Божий велел тебе спасти ее. Безусловно, ты был абсолютно прав, представив Настоятелю ее "чудесное спасение", как Указ Небесной Канцелярии. Безусловно, не сделай ты этого, все бы начали задаваться вопросом, почему ты не использовал раньше и не собираешься использовать в дальнейшем свой Дар Исцеления на других людях. Это я понимаю и принимаю - мол, эта девочка - исключение из исключений, и, если вы хотите еще раз испробовать мой Дар на ком-то другом, то ждите Знамения свыше.
Теперь уже я перебиваю его:
-Это все говорено-переговорено. Может, хватит?
-Давай найдем ей другого мужа, кого-то из духовников. Да любой из них усрется от радости, став мужем женщины, которую исцелил сам Избранный по гласу Божьему.
-Опять же, где гарантии ее безопасности? Ты что, будешь навещать их и спрашивать "хорошо ли с тобой обращаются, сыта ли ты девица, в тепле ли ты красная?"... Нет, только себе и тебе я могу доверить ее защиту. Ты ясно высказал вчера свое мнение по этому вопросу. Так что остаюсь только я.
-Но это же бред. Ты понимаешь, что лишаешь ее выбора? Ты понимаешь, что она может быть несчастной с тобой? Ты понимаешь...
-Вилен, стоп. Я не понимаю, что такое "счастлив-несчастлив". Я понимаю только одно. Ее безопасность - превыше всего.
-Да почему, черт бы тебя побрал? Да что тебе до ее безопасности?
-Не знаю.
-Но ты же тем самым приносишь себя в жертву ее безопасности!!!
-Я ничем не жертвую. Ты не примеряй себя ко мне. Я, в отличие от тебя, ничего не чувствую, поэтому в моей жизни ничего не изменится, если кто-то станет моей женой. Так что, почему этой "кто-то" не сможет стать эта девочка?
Вилен вносит в комнату завтрак и сообщает нам радостным голосом:
-Рэд, я придумал ей имя. Красавица, как тебе нравится Бэмби? По-моему, тебе оно подходит идеально.
Девочка даже не моргнула в ответ. Она продолжает всем своим видом демонстрировать протест...
Еще вчера выяснилось, что девочка нас слышит. Точнее, она сама сообщила нам об этом. Вилен как раз рассказывал мне, что Церемония пройдет через два дня и что нам надо обсудить ее детали. Девочка хлопнула в ладоши, привлекая к себе наше внимание, и показала на свое ухо. Мой брат среагировал моментально:
-Ты показываешь, что можешь слышать наш разговор?
Она утвердительно кивнула.
Потом Вилен задал еще ряд вопросов: Говорить можешь? Как тебя зовут? Откуда ты? Сколько тебе лет? Кто твоя семья? Ты немая от рождения?
На все эти вопросы она в ответ либо качала головой, либо пожимала плечами.
Тогда спросил я:
-Ты знаешь язык жестов?
Опять отрицательный ответ.
Вилен зашелся в рассуждениях:
-Рэд, почему она может слышать, а говорить - нет?
-Не знаю, но она пришла Туда уже немая.
Я сказал "туда" и посмотрел на девочку:
-Ты помнишь, как попала в крепость?
Она сморщила лобик и вопросительно посмотрела на меня. Я уточнил:
-Я имею в виду крепость, находящуюся в селении сообщества Никлэдов? Ту крепость, где тебя пытали?
У меня пересохло горло, когда я вспомнил ее в той камере...
Девочка посмотрела на меня с неподдельным ужасом. Показала на себя пальцем, как бы спрашивая "Меня? Меня пытали?".
Я не знал, стоит ли ей рассказывать о том, что видел собственными глазами, и то, что мне стало известно со слов ее палачей. Как описать ей все то, что с ней делали. Да и нужно ли ей это знание. В данной ситуации - ее счастье в неведении. Возможно, Мирослава, исцелив ее тело, смогла каким-то образом стереть ее воспоминания. По крайней мере, я не вижу другого объяснения.
Потом я решил спросить:
-Хорошо, а что ты помнишь?
Она показала на меня и на свои глаза. Я уточнил:
-Ты помнишь мои глаза?
Кивок. Продолжение списка вопросов:
-А что ты помнишь до этого?
Нешироко раскинула руки в стороны и покачала головой.
Это был наш первый с ней "диалог", и я удивился насколько легко понимал значение ее ответов:
-Ты хочешь сказать, что ничего не помнишь?
Она закрыла лицо руками, и я подошел к ней, чтобы успокоить:
-Девочка, ты жива, и это - главное. Ну, не помнишь ничего, подумаешь... Тоже мне проблема. Обещаю, что позабочусь о тебе.
Ее руки переместились мне на плечи, и я заглянул ей в глаза - в них читалось доверие.
Через минуту я сообщил ей о том, что она станет моей женой...
Глава 5. Свадьба.
Первые два дня после пробуждения без Боли (интересно, я теперь всегда буду думать о ней с большой буквы "Б"?), я только и делала, что спала и кушала. В общем, как определил Вилен, вела образ жизни младенца. На третий день часы сна стали постепенно сокращаться. День четвертый стал переломным...
Во-первых, я смогла самостоятельно дойти до ванной и вернуться обратно, и при этом не почувствовала усталость. В-вторых, я не хотела спать днем. В-третьих, вечером я, наконец, посмотрела на себя в зеркало, которое-таки додумался принести Рэд.
Я увидела в отражении знакомое до последней черточки лицо.
На меня смотрели мои карие глаза. Наверное, это мое воображение приписывало им глубокомысленный полный вопросов взгляд. С другой стороны, каким взглядом должен отображаться внутренний мир человека, потерявшего память, человека, который не ощущает связь с внешним Миром...
Позавчера был день пятый, завтра - день свадебной Церемонии (ха-ха-ха) - день восьмой.
Позавчера я поняла, что ничего не поняла. Позавчера я узнала о том, что "выхожу замуж".
Услышав, как Вилен с Рэдом обсуждают, как лучше объяснить мне то, как надо вести себя на какой-то Церемонии... увидев их озадаченные лица... В общем, я подумала и решила: "Они с таким терпением заботятся обо мне. Они хотят, чтобы я приняла участие в Церемонии (на тот момент, мне было совершенно неинтересно, а что это, собственно, за Церемония такая!). Они искренне переживают, что я не смогу нормально вести себя во время этой Церемонии, потому что не знают, как мне объяснить эти самые правила поведения. Облегчить им задачу - это самое малое, что я могу для них сделать за их доброе ко мне отношение. Тем более, что за все эти дни я не услышала ничего "такого"... а, услышанное мною ранее о Защите и репутации, ну так что ж, они ведь не знают и никогда не узнают, что я в тот момент была в сознании. Решено, открываем карту первую..."
Потом была карта вторая - я сообщила им о своей полной амнезии... И вот, после этого Рэд начал успокаивать меня, сказал, что позаботится обо мне и что... станет моим мужем. Когда до меня дошел смысл его слов, во мне поднялась такая волна негодования, что я чуть не выдала им свое умение разговаривать. Причем я готова была продемонстрировать им это свое умение не только на литературном языке, но и на сленге... причем не только на английском языке, но и на русском, да и вообще на всех известных мне языках и наречиях.
Но я прикусила свой язык, чтобы он не решил распуститься в недопустимый момент, и стала активно махать головой: мол, спасибо за оказанную честь, но я не хочу, и не буду становиться Вашей навеки.
Рэд начал объяснять, что так будет лучше для меня, что так я буду в полной безопасности, что, откуда бы я ни была родом, там не смогли обеспечить мне безопасность, что я оказалась в очень-очень большой опасности, и что в случае, если я даже вспомню, кто я и откуда, он меня туда никогда никому не вернет, потому что это - опасно, и т.д. и т.п.
Я продолжала активно махать головой и жестикулировать руками: мол, Вы такой шикарный мужчина, а я... ну не Вашего поля я ягода...
А сама в этот момент лихорадочно соображала: да у него параноидальный ход мыслей... да слова "опасность-безопасность" лидируют по частоте использования, причем не просто лидируют, а вырываются вперед, оставляя остальные слова далеко позади...
И я, наконец, поняла, что, оказалась со своей амнезией в каком-то специально-экспериментальном дурдоме, в котором Медик, он же психиатр, в качестве лечебной терапии предписывает больным уход друг за другом... Итак, если я имею дело с сумасшедшими, значит, надо быть очень-очень осторожной. Какая же я умница, что молчу, ведь когда молчишь, психи меньше бесятся. Ой, психам же нельзя смотреть в глаза. Опускаем взгляд. Так-с, ведем себя тихо-тихо, ничем не раздражаем Избранного... врач рано или поздно придет, и я попрошу перевести меня в другую палату, либо изменить мне метод лечения.
Когда я выстроила такую чудесную логическую цепочку, мне сразу полегчало, и на слова Вилена: "Да любая бы прыгала от радости, узнав, что станет королевой", - я отреагировала спокойно, ну почти спокойно, потому что не удержалась и одарила его взглядом, соответствующим строке из песни Высоцкого: "сумасшедший, что возьмешь"...
Вилен, как всегда, бодро входит в комнату:
-Рэд, я придумал ей имя. Красавица, как тебе нравится Бэмби? По-моему, тебе оно подходит идеально.
Так, не шевелись, не показывай им ничего ни жестом, ни взглядом... У-У-У, как же хочется покрутить пальцем у виска, аж рука зачесалась... Да где же этот доктор Медик, который разговаривал с психом Рэдом в такой подобострастной форме "Ваше право, Избранный". Хотя, его тактика поведения с больным абсолютно правильная, учитывая то, что с психами всегда и во всем надо соглашаться, дабы не будоражить их воспаленное воображение...
Но, как же я устала сидеть овощем и делать безучастный ко всему вид.
А Вилен никак не уймется:
-Решено, с сегодняшнего дня, ты - Бэмби, раз никто не возражает.
И в этот момент меня озарило: если это - эксперимент, то не может же персонал дурдома оставить даму наедине с двумя огромными мужиками - психами без наблюдения. Эврика, здесь должны быть скрытые камеры, которые в прямом эфире демонстрируют медперсоналу это ненормальное (в прямом смысле слова) "реалити-шоу".
Я смотрю в пол, и слушаю Рэда, который в третий раз объясняет мне:
-Ты только слушай, что мы тебе говорим... Идти - ты идешь, повернись - ты поворачиваешься, сидеть - ты садишься...
Я устала слушать этот бред и, рискуя вызвать в нем вспышку психоза, поднимаю руку, останавливая этот, утомивший меня, ликбез. Нет, все-таки, эти психи совершенно небуйные, так и хочется вслух поблагодарить Медика за правильно подобранных участников эксперимента. Рэд замолчал на полуслове и посмотрел на меня. Точнее, в сторону моего лица, насколько я могу судить по расположению его подбородка, на который смотрю в данный момент. Я же девушка с амнезией, а не с ума лишением, так что смотреть ему в глаза не собираюсь. Жестом показываю, что мне надо принести то, чем писать и то, на чем писать. Вилен через минуту протягивает мне пластиковую дощечку и прикольный (стеклянный - я таких раньше не видела) то ли маркер, то ли фломастер с губкообразной крышечкой. Я так понимаю, что назначением этого колпачка является стирание слов с дощечки. Вот и ладненько, что Вилен принес не просто бумагу с ручкой - мне теперь не придется делать лишние движения, смывая в унитаз то, что я собираюсь написать.
Я рискую во второй раз за сегодня, показывая Рэду и его брату (или не брату - кто их разберет, хотя внешнее сходство склоняет меня к выводу о том, что они-таки состоят в фамильном родстве) оставить меня одну в комнате. Какие покладистые... Да, Медик, премия уже у тебя в кармане. Какими же лекарствами ты их пичкаешь, чтобы сделать из них таких послушных "мальчиков-зайчиков"? Если эти медикаменты даже из психов делают настоящих джентльменов, то насколько же благотворно они будут влиять на мужчин с ненарушенной психикой... Ну, где вы видели мужиков, которым жестом показываешь на дверь, и они беспрекословно выходят из комнаты... Ой, идея, Медику надо использовать этот эксперимент в качестве рекламы этих препаратов. Да все женщины выстроятся за ними в очередь, и будут подсыпать их своим мужикам в пищу, в результате чего "жить станет лучше, жить станет веселее". Так, это я что-то отвлеклась.
Пишем: "Doc/ I need to talk to you/ Immediately/"*. Затем я с этой табличкой подхожу к каждому углу комнаты, подпрыгиваю, высоко поднимая ее над головой (на всякий случай, а вдруг камеры высоко расположены). Потом быстренько стираю губкой написанное, и сажусь на кровать с невинным выражением лица.
Рэда не было довольно долго. Когда он вернулся, увидев чистую дощечку, лежащую рядом со мной, тихо пробормотал:
-Что, так и не вспомнила буквы? Это ничего, ты же, может, вообще их не знала. Но, если захочешь научиться читать - писать, то я договорюсь с Виленом. Из него учитель получше, чем из меня...
И... гладит меня по голове... Ну, точно - дурдом...
Уж полночь близится, а Медика все нет...
Лады, пора на боковую - утро вечера мудренее.
Как только я пообедала, Вилен настойчиво еще раз попросил меня вести себя сегодня, как подобает послушной девочке:
-Бэмби, мне тоже не нравится эта идея Рэда. Но он - Избранный, и никто не смеет перечить ему, никто не может проявить непослушание по отношению к нему. Ты должна пережить этот день и при этом не дать повода присутствующим на Церемонии сомневаться в непогрешимости решения Избранного жениться на тебе. Бэмби, я тебя умоляю - без фокусов. Ты целый день будешь в центре внимания. Долгие годы люди будут вспоминать эту свадьбу, смакуя каждую ее деталь. Я понятия не имею, о чем ты думаешь, что ты вообще понимаешь из происходящего... Пожалуйста, кивни, что ты услышала мои слова, и что их смысл дошел до тебя.
Мне кажется, что шутка затянулась... Но, если я решила, что моим девизом является фраза "Не потревожь психа, находящегося рядом с тобой", то надо выражать согласие.
Киваю. Вилен вздохнул с облегчением, и я в очередной раз подивилась многогранности его болезненных фантазий и тому, насколько прогрессирующим психическим расстройством он страдает. Вилен не только искренне верит в то, что говорит, но и в своих фантазиях волнуется за репутацию брата.
Он спрашивает меня:
-Ты сможешь сама надеть платье? Может, тебе помочь?
Я замотала головой. Вилен тут же ненадолго выходит из комнаты.
Возвращается с серым мешком, который аккуратно перекинут через его руки. Эти психи что, хотят одеть меня в мешок, проводя свою "церемонию"? Я сразу представляю себе то, как они делали в нем прорези для головы и для рук с помощью... Стоп... С помощью чего? Колющие и режущие инструменты в дурдоме не выдают даже самым спокойным больным.
Пока я рассуждаю о том, как будет до колик в животе смеяться медперсонал, наблюдая за "невестой", одетой в мешок, Вилен аккуратно перехватывает одной рукой его край и вытаскивает из него... ослепительно-белые кружева. Он бережно кладет ЭТО на диван и улыбается:
-Фух, ты себе не представляешь, чего мне стоило заполучить его. Никогда не думал, что это настолько сложно - выбрать фасон, материал, швею-модистку.
Пока я недоверчиво рассматриваю эти кружева, строя в уме логические предположения об их происхождении (самым невинным было то, что они украли в чьей-то палате занавеску), к нам присоединяется Рэд, точнее, ко мне, так как он сразу говорит своему брату нас оставить.
Он медленно подходит ко мне (судя по звукам шагов, так как моя голова все еще предусмотрительно опущена), пока, наконец, в поле моего зрения не появляются его ноги. Обращается ко мне тихим голосом:
-Девочка моя, ты ни разу не взглянула на меня с того момента, как узнала о моем решении взять тебя в жены. Не знаю, возможно, Вилен был прав, сказав, что я лишаю тебя выбора... В наше... в моем королевстве, откуда я родом, было принято предлагать руку и сердце, и просить согласия, опускаясь на колено перед своей невестой. Разреши мне, - встает на колено так резко, что успевает поймать мой опущенный на его ноги, взгляд, - пообещать тебе, что я никогда не обижу тебя, никогда не причиню тебе боль, что, пока бьется мое сердце, ты будешь в безопасности.
Утвердительно киваю головой... и... я же не железная... вот и не сдерживаю ухмылку... "Конечно, псих - Рэд, конечно, я буду в безопасности. И просто счастлива стать твоей женой", - ехидным голосом проговариваю про себя эти слова, и моя насмешливая улыбка становится еще шире. Но что удивляет меня в этот момент, так это намек на улыбку на лице Рэда. Я впервые вижу на его лице даже такое скупое проявление чувств. Он берет мои пальцы и мягко прижимается к ним губами. Потом резко встает (вообще он все делает резко - быстро - скоординировано), и просит меня:
-Одевайся, до начала Церемонии осталось совсем немного времени.
Только после того, как он вышел из комнаты, я приблизилась к дивану и взяла в руки почти невесомое нечто, которое при ближайшем рассмотрении оказалось... платьем. И где же они его откопали? Или это Медик подыгрывает им в их игре...
Ну, я же - обычная женщина, и, если у меня в руках оказывается предмет одежды, то я не вижу причин отказать себе в том, чтобы натянуть его на себя, и посмотреться на себя в зеркало.
Я сняла с себя рубашку. На платье не обнаружилось ни одной застежки, пуговицы или молнии, и мне пришлось натягивать эту суперэластичную ткань через голову.
В результате, мое тело оказалось покрыто невероятно приятной на ощупь материей. Платье "в пол" облегает меня, подобно лайковой перчатке, и лишь ниже колен его покрой относительно свободный. При этом, сделав несколько шагов, мне пришлось признать, что этого вполне достаточно, чтобы не сковывать мои движения при ходьбе. Я захожу в ванную комнату и снимаю с крючка зеркало, затем ставлю его на диван. Отхожу на несколько шагов назад, чтобы получить возможность увидеть себя в полный рост. Лиф платья пошит таким образом, что поддерживает мою грудь, как если бы на мне был надет мой любимый бюстгальтер. Мысль об этой, так необходимой моей пышной груди, детали нижнего белья, заставляет меня тут же вспомнить об отсутствии на мне такового вообще. Интересно, почему, я не вспоминала о лифчиках - трусиках все эти дни, зато сейчас остро ощутила их необходимость? Поразмыслим над этим как-нибудь в другой раз. А ведь, если задуматься, у меня в файле мозга, сохраненном как "на потом", накопилось уже немало подобных вопросов. Скоро придется себе на них либо отвечать, либо удалять... либо архивировать. Так, девочка-Бэмби, не отвлекайся. Ах да, верх платья целомудренно декольтирован квадратным вырезом, рукава доходят до середины кисти. Нет, но из чего же все-таки сшито это платье? Каждая деталь кружева исключительна по своей форме (по крайней мере, на данный момент мне не удается найти ни одного идентичного узора), и на ощупь они напоминают мягчайшей выделки кожу. Каким образом они прикреплены к основе платья? Не ниткой - это точно. Может, каким - то клеем? Скорее всего...
Я немного поправила волосы, показала себе язык, покрутилась перед зеркалом, и, напоследок, пригладила платье вниз по бедрам.
Когда мой осмотр был закончен, вернулся Вилен, держа в одной руке туфли, а в другой - куски золотой и черной ткани.
Его глаза немного расширились при виде платья, но я поспешно отвожу свой взгляд, так что мне это, скорее всего, показалось. Он подходит ко мне и ставит передо мной туфли. Я, не наклоняясь, засовываю в них свои ступни, и, осознав, что это не туфли, а, скорее кожаные тапочки, недовольно поджимаю губы (они с братом что, не знают выражение "в гробу и в белых тапках"?).
Вилен стал тут же извиняться, заметив недовольство на моем лице:
-Бэмби, мне показалось, что тебе будет тяжело ходить в туфлях. А так, все равно под платьем никто не увидит, во что ты обута, зато ноги не устанут. Ты же еще не полностью окрепла.
Вот он - настоящий мужчина, который думает только об удобстве. Бэмби, расслабься, какая разница, во что ты одета-обута? Ты так серьезно отнеслась к не туфлям на своих ногах, как будто эта шутовская, воображаемая ими, церемония будет происходить на самом деле.
Затем Вилен откладывает в сторону черную ткань, и протягивает мне золотую:
-Это - одна из моих парадных накидок - на изготовление новой, специально для тебя, не хватило бы времени. Я распорядился ее немного укоротить. Давай посмотрим, насколько хорош мой глазомер.
Он заходит мне за спину и защелкивает на уровне моей впадинки между ключицами красивую позолоченную застежку (она же не может быть золотой, ведь так?). Я посмотрела вниз, чтобы лучше рассмотреть ткань накидки. Нет, она не золотого цвета. Она замысловато вышита золотыми нитками. Я скосила взгляд в сторону зеркала и увидела, что издалека рисунок узора представляет собой изображение сказочных по своей красоте птиц. Очень необычная техника шитья... Оп-па, а я что-то в этом понимаю... Может, я по профессии, выражаясь словами Вилена, швея-модистка? Так-с, где мой файл? Сохраняю в тебя еще один вопросик.
Вилен так и стоит у меня за спиной, его руки лежат на моих плечах:
-Бэмби, тебе нравится? - и, не дожидаясь проявления реакции с моей стороны, продолжает, - Честно говоря, я уже не уверен, что принял правильное решение, когда отказался от предложения Рэда.
Потом отходит от меня и берет в руки черную ткань:
-Не смотри так на меня, я тоже не в восторге от этой традиции надевать на невесту похоронный саван. Но это только до тех пор, пока вас официально не объявят мужем и женой.
Я руками отталкиваю этот саван, и Вилен пускается в объяснения:
-Бэмби, успокойся. Против традиций не попрешь, ясно? Здесь принято подчеркнуть этим предметом тот факт, что ты как бы умираешь для своей семьи, своего дома, своих родителей и рождаешься для своего мужа. Конечно, тебе будет немного неуютно под ним - ты же ничего не будешь видеть. Но ты не бойся, я все время буду держать тебя за руку, и не дам тебе упасть, или наткнуться на какое-то препятствие.
Мой мозг начинает яростно сигнализировать SOS - это не вписывается ни в какую схему никакого лечебно терапевтического эксперимента. Псих не может быть настолько разумным, чтобы придумывать для своих фантазий подобные... традиции.
Вилен, видя изменения в выражении моего лица, паникует:
-Бэмби, пожалуйста, успокойся. Ты же вела себя так хорошо. Сейчас не время для такого нерозумного поведения. Пожалуйста, не разрушай наши планы и возьми себя в руки.
А что он сделает, если я начну бегать по комнате, вопя во все горло? Нет, мне совсем не улыбается усложнять свое, и без того запутанное, положение.
Вилен видит резкую смену моего настроения, медленно накидывает мне на голову саван, который, судя по шорохам при соприкосновении с полом, длиннее, чем накидка.
Потом он ощупью находит под ним мое правое предплечье, сжимает его и жестко говорит:
-Идем... И, Бэмби, без фокусов. На кону, без преувеличения, наша жизнь.
Мы недолго шли по коридору, потом спустились по лестнице на два пролета и оказались, судя по количеству воздуха, на улице. Вилен сделал еще несколько шагов и сказал мне поднять повыше ногу. Раз уж я решила вести себя как марионетка, то нечего гадать, зачем меня просят сделать то или иное движение - надо слепо подчиняться указаниям. Я чувствую на своей талии вторую руку Вилена. И автоматически, ощутив опору под правой ногой, поднимаю левую. Мой кукловод подталкивает меня, и слегка разворачивает, пока я не почувствовала, как что-то упирается мне под колени. Я подчиняюсь его словам: "Присядь, пожалуйста", - и тут же ощущаю, что пол и сиденье подо мной аккуратно поднимаются. Вилен присаживается рядом, приобнимает меня за плечи и хвалит: "Хорошая девочка, так держать".
То, в чем мы находимся, стало двигаться, слегка покачиваясь в такт... чего?... неужели шагов? Судя по ощущениям и звукам снаружи (я чувствую, что мы внутри чего-то), нас кто-то несет.
Как только мы остановились, Вилен поднял меня и вывел наружу. Мои тапочки оказываются на чем-то мягком, напоминающем ковер. Мы идем, и я слышу тихий гул множества голосов, раздающийся со всех сторон.
Мои мысли застыли. Они не могут ни о чем думать, ничего анализировать, они не способны выдвигать какие-либо предположения по поводу происходящего со мной в данный момент.
Все, на что способен мой разум - это фиксировать сигналы слуха и обоняния. Еще, я полностью концентрируюсь на своей осанке, стараясь держать спину максимально прямо (смех, да и только - но вот мне, почему-то, совсем не смешно).
-Бэмби, сейчас будет лестница в пять ступенек, - тихо сказал Вилен, немного сбавляя темп, и, убедившись в том, что я нащупываю первую ступеньку, вздыхает с облегчением.
Я начинаю мысленно призывать свои серые клетки: "Сволочи помороженные, что же вы так себя ведете? А ну думать быстро!!! Или вы хотите, чтобы я это делала за вас?". А в ответ тишина...
В помещении, в которое меня ввел Вилен, немного душновато.
Мы все шли и шли, затем поднялись на три ступеньки.
Поддаваясь давлению на свое предплечье, делаю поворот на девяносто градусов и мгновенно ощущаю неуютный вакуум полной тишины. Пальцы Вилена слегка сжались, как бы напоминая "без глупостей", и сразу после этого, он отпускает мою руку. Я перестала ощущать его рядом с собой и так испугалась, что чуть не заорала во всю глотку. Хорошо, что услышала громкий мужской, абсолютно незнакомый мне, голос позади себя. Это помогло мне взять себя в руки и осознать, что меня не оставили неизвестно где совершенно одну. Этот голос продекламировал нараспев:
-Возблагодарим нашего небесного Отца. Аминь.
И в ответ послышался многоголосый повтор:
-Аминь.
-Велики деяния Его. Аминь.
-Аминь.
-Неисповедимы пути Его. Аминь.
-Аминь.
-Восславим же милость Его. Аве-Аве-Аве.
-Аве-Аве-Аве.
От экзальтации всех этих голосов, у меня по спине бегом промчались мурашки.
Мои мысли начинают постепенно включаться, и я начинаю рассуждать о причинах своего внутреннего дискомфорта (второстепенных, разумеется, так как главная его причина в том, что я нахожусь неизвестно где, в окружении неизвестно кого).
Мне уже не хочется вслушиваться в смысл проповеди - я верю в Бога, но считаю все слова проповедника пустыми и неискренними.
К сожалению, я не могу вспомнить, кем была, и какой образ жизни вела, и то, насколько мои действия в прошлом соответствовали главной Божьей заповеди: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим. Но мне очень хочется верить, что я всегда помнила об этом.
В манере проповеди, в голосах, отвечающих на эту проповедь, я не слышу глубокой благодарной веры. Это - неприкрытое слепое поклонение, замешанное на чувстве страха перед наказанием. Проповедник через слово повторяет "грех-кара". Думать - грех - кара, непослушание - грех - кара, и все в таком духе.
По моему убеждению, вера без любви делает человека фанатиком. Более того, я считаю, что любое, самое благое человеческое качество без любви становится не благим. Справедливость без любви делает человека жестоким, обязанность без любви делает человека раздражительным, ум без любви делает человека хитрым, вожделение без любви делает человека похотливым...
Все-таки, нервное напряжение и стресс от происходящего привели меня к тому, что мои мысли кидаются из крайности в крайность - то застывают на месте, то мчатся навстречу философским материям.
Как же проповедник долго разглагольствует! Когда же, наконец, иссякнет его словоблудие! Я устала, я хочу пить...
Судя по источнику голоса, его обладатель медленно проходит мимо меня, и уже стоит не позади, а впереди, при этом содержание его проповеди плавно переходит к причине сегодняшней Церемонии:
-Чудеса и знамения есть суть проявления воли Всевышнего. Мы все стали свидетелями одного из таких Чудес. Отец небесный привел Избранного к этой женщине и сказал ему взять ее в жены. Наш Прим ответил Господу, что эта женщина смертельно изранена, и никто не сможет вернуть ее к жизни. Но Бог дал Избранному Дар исцелить ее. Аве-Аве-Аве.
-Аве-Аве-Аве.
Я уже окончательно запуталась.
Значит, я для этих людей - проявление воли Божьей, направленной непосредственно к моей персоне? Интересно, этот проповедник сам верит в то, что говорит? Или, быть может, Избранный страдает-таки каким-то психическим расстройством, и считает себя способным разговаривать с Богом? Но ведь не мог же Рэд внушить себе и то, что он меня "чудесно исцелил". Разумеется, я отчетливо помню Боль, но не думаю, что ее исчезновение связано с "чудесным исцелением".
Да, и, кстати, дорогой словоблуд, Бог не любит тех, кто, прикрываясь его именем, преследует свои цели. Надеюсь, ты говоришь искренне, и лишь повторяешь то, что тебе сказал Рэд (который для всех вас и Прим, и Король, и Избранный в одном лице).
Да куда же меня занесло? Да ни в одной стране Мира не сохранилось настолько монархическое общество. Или сохранилось, но я не сильно разбираюсь в этом вопросе? Или я растеряла это свое знание наряду со своей памятью? Или...
Где-то открылась дверь, и я слышу, как в стороне от меня Вилен громко произносит:
- Прим Рэд.
Люди, находящиеся в этом помещении, приходят в какое-то движение.
Как же мне надоел этот саван - так и хочется стащить его с себя, и осмотреться вокруг.
Кто-то подходит ко мне и становится рядом. Проповедник, в ненамного изменившейся интонации, продолжает:
-Мы собрались здесь сегодня, чтобы отдать эту женщину в жены Приму. Да будет исполнена воля Божья. Аминь.
И никаких тебе, готова/готов ли ты в радости, в горе, в здоровье.... Никаких тебе, есть ли среди вас кто-то, кто против этого брака... Никаких тебе, согласна/согласен ли ты... Все предельно просто:
-Да свершится обряд передачи.
Я что, неодушевленный предмет, чтобы меня передавать? Или, помимо монархической крайности, здесь еще приветствуется крайность патриархальная? А слово "эмансипация" здесь существует, или как?
Со всех сторон стал нарастать монотонный многоголосый вой, который получается, если люди издают звуки на одной и той же ноте, не раскрывая при этом свои рты. Получилось эдакое зловещее "ыыыыыыыы".
Давление накидки на мою голову стало постепенно уменьшаться, и я поняла, что кто-то поднимает снизу вверх края моего савана. Кажется, я перестала дышать, мое состояние становится почти полуобморочным. Я высвобождаю из-под накидки руки, чтобы прижать их к своим щекам, но ровно в этот момент саван поднимается до уровня моей груди, и чьи-то (похоже, Рэда) пальцы перехватывают мои запястья и опускают мои руки вниз. Я инстинктивно закрываю глаза, ожидая их реакции на свет после кромешной темноты. Как только меня полностью освобождают от савана, я еще и зажмуриваюсь. Вой вокруг становится на октаву выше. Я слышу шепот Рэда:
-Привет, - он легко касается поцелуем моих губ и просит, - открой глазки, Бэмби.
Не знаю, что Рэд увидел в моем взгляде, когда я выполнила его просьбу, но он посчитал нужным похвалить и приободрить меня:
-Умничка - держалась молодцом. Потерпи еще немного - скоро Церемония закончится.
Мне все так же комфортно смотреть ему в глаза, как и раньше (пока я не записала его в психи). И, возможно, не отведи Рэд свой взгляд первым, мне бы не удалось это сделать еще какое-то время.
Внезапно гул смолк, как будто кто-то дал знак этому ненормальному хору немедленно заткнуться.
Рэд отпускает мою правую руку, и показывает направление нашего движения. Как робот переставляю изрядно затекшие ноги (Вилен, спасибо - в туфлях я бы правда не выдержала), и вижу на небольшом возвышении красивые позолоченные кресла, расположенные почти вплотную к стене. Мы с Рэдом подходим и поворачиваемся к ним спиной.
Все на что меня сейчас хватает, это тупо копировать телодвижения своего "мужа" (Бэмби, причем здесь кавычки, он и есть твой муж, по законам и убеждению этих людей).
Глава 6.
Я, наконец, получила возможность рассмотреть присутствующих в этом зале коленопреклоненных людей.
Очень интересная геометрия получается...
Три ряда по четыре группы-треугольника в каждом. Итак, я насчитываю двена- дцать групп людей, по двенадцать человек в каждой. Мужчины (ни одной женщины я пока не вижу) находятся в пределах своей группы, образуя равнобедренные треугольники. В вершине каждого треугольника стоит сначала один человек, за ним два, за этими двумя уже четверо и, наконец, в основании, их пятеро.
Причем все они приняли разные позы. Те мужчины, которые образуют вершины своих групп, стоят на одном колене, те, кто стоят по двое, преклонили оба колена, по четверо - еще прислонили к полу ладони, ну а те, кто по пятеро, добавили к своим ладоням еще и лбы.
Разделены они на группы не только условными треугольниками, но и цветами накидок: красный, оранжевый, черный, серый, голубой, желтый, синий, белый, зеленый, коричневый, фиолетовый и розовый.
Только в красном треугольники я наблюдаю, что все находятся в одинаковой позе "ничком".
В золотых только мы с Рэдом. В нашем цвете должен быть еще и Вилен (это же его накидка на мне), но я его пока не наблюдаю.
Проповедник стоит внизу в черно - золотой, единственной двухцветной здесь, накидке. С той точки, в которой мы с Рэдом находимся, мне частично виден профиль "двухцветного", но этого явно недостаточно, чтобы я могла определить его возраст и охарактеризовать его внешность.
После очередных слов проповедника, заканчивающихся "Аве-Аве-Аве", мы с Рэдом садимся в кресла (или на троны - как правильно говорить?), а все сто сорок четыре человека в зале поднимаются на ноги.
Ясненько, эти бедняги не все время Церемонии находились в коленопреклоненных позах, а лишь тот ее промежуток, в котором Рэд вошел зал и сел на трон (или, все-таки, в кресло?). Мне захотелось встать, чтобы проверить, а бухнутся ли они на колени передо мной тоже, но сразу отгоняю эту мысль прочь, как ребяческую, и остаюсь сидеть эдаким изваянием (по крайней мере, именно так я представляю себе себя со стороны).
И вот, наконец, проповедник поворачивается к нам лицом в выжидательной позе.
Судя по всему, теперь очередь за Рэдом обратиться к толпе. Я немного скосила взгляд, чтобы убедиться в том, что выражение его лица ни капли не изменилось из-за того, что он - Избранный и сидит выше всех. Он все так же безучастно равнодушен. Ни тебе надменности, ни тебе высокомерия... Тьфу ты, а ведь мне эта его черта, похоже, нравится...
-Граждане, традиционные угощения ждут вас. Настоятель может закончить Церемонию.
Ага, то есть проповедник, которому я теперь, при ближайшем рассмотрении, дала бы характеристику "немного за сорок, с ничем не примечательной внешностью", называется здесь Настоятелем. Так и запишем... Этот ничем не примечательный как-то недобро посмотрел на Рэда, и повернулся к гражданам.
Затем повторилось то же, что и в начале Церемонии:
-Возблагодарим...
-Велики...
-Неисповедимы...
Лишь после того, как за Настоятелем закрылась дверь, Рэд встает и подает мне руку.
Мы с ним молча выходим из зала через другую боковую дверь и занимаем места друг напротив друга в поджидающих нас носилках (значит, мои ощущения меня не обманули, и я действительно прибыла в них на Церемонию).
Когда четверо слуг (или рабов) подняли носилки, Рэд предупреждает меня:
-Сейчас нас ждет свадебный пир.
Он сделал корпусом плавное движение вперед, но я оттолкнула его пальцы на полпути ко мне, и посмотрела на него взглядом "хоть ты мне и муж, но руки распускать я тебе не позволю". Он и бровью не повел на мое противодействие, легко преодолевает сопротивление моих рук, и расстегивает на моей накидке застежку. Затем проделывает то же самое со своей, и снимает с себя накидку со словами:
-Бэмби, сними накидку - их одевают только на официальные приемы и церемонии.
Ничуть не смутившись проявления своей, как оказалось ложной, тревоги, я последовала его совету.
Несли нас минут десять. За все это время Рэд лишь единожды прервал молчание, спросив, не испытываю ли я естественную нужду. Я покачала головой, и он отвернулся, чтобы не отвлекать меня от моих многочисленных мыслей.
Итак, пора подвести итоги:
Первое (абсолютно верное): мы с Рэдом и его братом не являемся пациентами психиатрической клиники.
Второе (самое ничтожно вероятное): мне, с моего согласия, стерли всю память, и я участвую в очередном шоу, наподобие "Скрытой камеры", а все мои друзья и родные сейчас надрывают животы, наблюдая за мной. Вот я сейчас подумала о друзьях и родных, и задумалась о том, а имеются ли у меня таковые вообще? Конечно да, глупая девочка - Бэмби, не волнуйся.
Третье (чуть-чуть более вероятное): я - добровольный участник очередного шоу - назовем его, к примеру, "Реальное фэнтези", по условиям участия в котором, опять же с моего согласия, мне предварительно стерли всю память.
Четвертое (такое же чуть-чуть, как и предыдущее): я реально сошла с ума, и сейчас нахожусь в плену своих фантазий. На самом деле реальная я лежит сейчас в какой-то больнице, в коме, и видит сны.
Пятое (чуть более вероятное): я нахожусь в неизвестной мне стране, где никто не интересуется моим гражданством. Кстати, а какое оно у меня? Даже, если мой родной язык - русский, это не означает, что я - гражданка России.
Шестое (еще более вероятное): я нахожусь на территории какого-то, изолированного от остального Мира сообщества, которое одновременно является так называемой религиозной сектой.
Седьмое (самое вероятное): это - не игра, это - не мои фантазии, это - вообще не тот Мир, к которому я принадлежу, это - не мой Мир.
В общем, если кратко изложить свое ощущение от абсолютной чуждости всего, что меня окружает - я нахожусь в неМире.
Вывод - да какая разница, где я нахожусь? Главное - найти выход отсюда в свой Мир, и при этом остаться в целости и сохранности. В моем Мире, где все буднично и знакомо, мне будет за что зацепиться, чтобы вытащить свою память наружу. В моем Мире я смогу (наверное) чувствовать себя комфортно и без этой памяти. Нарастим со временем другую.
Порядок действий - не спешим, двигаемся постепенно, получаем как можно больше информации, и не даем никому повода заподозрить меня в планировании побега.
Когда я принимаю решение, мне всегда становится лучше. Тяжело прийти к решению, но, когда оно уже сформировано, то я ощущаю лишь ясность мыслей и решимость его реализовать.
Перед тем, как выйти из носилок, Рэд дает мне следующие инструкции:
- Во время торжественных трапез, правила - другие. Я встаю - все встают, я сижу - все сидят. Это не относится только к рабам, которые обслуживают трапезу. Так что, пожалуйста, если тебе захочется встать, дай мне знак.
Один из носильщиков отодвигает полог, и я выхожу вслед за Рэдом на залитую солнцем зеленую лужайку. Прямо посередине лужайки натянут огромный белый тент, закрепленный на деревянных, с красивой резьбой, колоннах. Под тентом стоят заваленные яствами столы, расположенные буквой Ш.
Понятно, что мы будем сидеть за столом, который стоит перпендикулярно остальным.
Мы с Рэдом подходим к своим местам. За нашим столом уже стоят Вилен, Настоятель и двенадцать "верхушек" (именно так я про себя прозвала тех мужчин, которые венчали вершины треугольников во время Церемонии).
Брат Рэда громко говорит:
-Аве Прим.
Все собравшиеся, и за нашим столом, и за параллельно расставленными, кричат во всю глотку:
-Аве-Аве-Аве.
Рэд легко прикасается своими губами к моим, и отодвигает СЕБЕ стул, чтобы сесть. Я немного замешкалась, но увидев, что все начинают занимать свои места, последовала его примеру. Меня, естественно, покоробило то, что мне, единственной среди этих мужчин, женщине, никто не помог усесться, но, по здравому рассуждению о том, что здесь это должно быть в порядке вещей, тут же успокаиваюсь - это не знак пренебрежения ко мне.
Так... и что мы имеем... Овощи, рыба нескольких видов, куски мяса, много овощей и зелени, разнообразная икра, хлеб. Блюда, тарелки и чаши, судя по всему - глиняные. Ложки - не знаю, из чего сделаны, возможно, из серебра. Огромные ножи, больше похожие на тесаки, лежат возле блюд с мясом.
Я сложила руки на коленях, и принялась исподтишка наблюдать за Рэдом, сидящим справа от меня, и за Настоятелем - слева. Мой муж ничего не ел, лишь губил содержимое своей чаши. Мой сосед слева наложил себе в тарелку мясо с овощами и начал с аппетитом (но без раздражающих меня звуков) поедать все это. Причем, помогал он своему рту исключительно руками. Они здесь не знают (или не признают) вилки с ножами? Что ж, даже если и так, то, как говориться, в чужой монастырь со своим уставом не лезут.
Настоятель быстро управился со своей порцией и развернулся на своем стуле в сторону от стола. К нему тут же подбежал подросток с кувшином, и полил на подставленные ему руки воду. Затем проповедник взял у подростка полотенце и тщательно вытер им руки.
Следующая порция, попавшая к нему в тарелку, была из рыбы. Я посмотрела на нее, сразу почувствовала ком в горле и ... немного опешила, потому что в этот момент осознала, что мой организм отторгает даже мысль о том, чтобы попробовать рыбу, не говоря уже о том, чтобы заглотать ее себе в пищевод. Я что, отношусь к какому-то особому виду людей, которые не кушают рыбу? Но я же не вегетарианка - это точно. Все время после Боли я ела мясо с удовольствием, и ни разу не скривилась. Так откуда же такое отвращение именно к рыбе?
В этот момент я услышала тихое "Бэмби" Вилена. Установив источник звука, разворачиваюсь к Рэду и смотрю ему за спину.
Вилену, сидящему справа от брата, как раз подали полотенце.
Он спрашивает меня шепотом, почти одними губами:
-Ты чего не кушаешь?
Я слегка пожимаю плечами, и возвращаюсь в исходное положение. Хороший вопрос. Так все-таки, почему запах еды не возбуждает во мне аппетит? Возможными причинами являются, как отсутствие голода из-за стресса, так и отсутствие вилок за столом.
Я не могу не переставать задаваться вопросом отсутствия женщин на церемонии и пире. Но ответ рано или поздно придет, просто не надо торопить события. И еще - что меня ждет в ближайшие часы? Какие вообще у них здесь семьи - моногамные или полигамные. Если второе, то не повезут ли меня сразу после пира в некий гарем? И, самое главное, будь то первым или вторым видом семьи - не предъявит ли Рэд свои супружеские права-притязания на меня? Глупо, конечно, но я почти уверена, что нет. Во-первых, у него было достаточно времени и возможностей взять меня силой ранее, но он же этого не сделал? И второе, не самое рациональное объяснение моей уверенности, состоит в том, что я инстинктивно чувствую себя в полной безопасности рядом с ним. Но, опять же, я могу и ошибаться (вспомни хотя бы свое предположение о методах лечения в психбольнице). Как бы там ни было, я ему без боя не отдамся... Не знаю, как я строила свои интимные отношения, но осознаю свое отношение к ним достаточно отчетливо. Для меня мало быть привлекательным (в случае Рэда - очень, слишком привлекательным) мужчиной, чтобы захотеть заняться с ним любовью. Мне необходима, для физической близости, близость эмоциональная - такая, чтобы я отдавала себя всю без остатка и без оглядки... Э-воно-как... Какие мы футы-нуты... Да, я такая... Ну и пусть кто-то попробует кинуть в меня за это камнем...
Вижу, как Рэд делает какой-то знак рукой, и через минуту перед нами ставят блюда, наполненные пирогами с какой-то начинкой (судя по цвету наполнителя, это - варенье). Я не притрагиваюсь и к этому. Хотя, признаюсь, воздержание стоило мне некоторых усилий, что означает мое неравнодушное отношение к сладкому. Хм, Бэмби, да ты - сладкоежка.
Проходит еще минут десять, и мой муж тихо спрашивает, готова ли я покинуть пир. Сразу после моего кивка, он встает, следом поднимаются на ноги все присутствующие. И, выждав крик "Аве Прим", мы выходим из-за стола по направлению к носилкам.
Принесли нас к фасаду большого, но обыкновенного (без изысков и определенного стиля) трехэтажного дома. Створки дверей распахнуты настежь. По бокам от них стоят два здоровых молодца в форме (судя по расцветке - военной). Рэд прошагал мимо них, лишь на секунду остановившись в проходе, и даже не оглянулся, иду ли я следом. Мы заходим в огромный светлый холл. У противоположной от входа стены - большая деревянная лестница. По ней мы поднимаемся на второй этаж, и поворачиваем направо по коридору. Коридор заканчивается одной-единственной дверью.
Рэд открыл ее, и останавливается, пропуская меня вперед. Ага, значит наедине мы, все-таки, леди и джентльмен. Лады...
Я захожу в просторную спальню (большая кровать не оставляет сомнений по поводу назначения этой комнаты), подхожу к закрытому серыми шторами "во всю стену" окну, и поворачиваюсь к нему спиной, чтобы хорошенько осмотреться вокруг.
Помимо огромного "под потолок" глухого шкафа и кровати, других предметов мебели здесь нет. Зато есть большой камин.
Пол покрыт длинноворсным, абсолютно белым ковром.
Я слегка нахмурилось, обратив внимание на черно-красное постельное белье (фу, какая пошлость).
Рэд уловил это и пробормотал:
-Завтра тебе принесут белье других расцветок - выберешь на свой вкус сама.
Не считая входной из коридора двери, я вижу еще две.
Рэд открывает одну из них, и я определяю, что за ней находится ванная комната.
Пока мой новоиспеченный супруг находится там, я не двигаюсь с места.
Рассматривая обшитый деревянными панелями потолок, находящийся метрах в четырех (не меньше) от пола, улыбаюсь, некстати пришедшей мне в голову, мысли о том, как сложно менять на такой высоте лампочки в шикарной кованой, со стеклянными висюльками, люстре.
Губы возвращаются в холодную полоску, как только Рэд выходит из ванной и начинает медленно приближаться ко мне. С каждым его шагом, моя поза становится все более застывшей, а пульс - все более ускоряющимся.
Рэд подходит почти вплотную и слегка качает головой:
-Бэмби, у тебя губы от страха посинели - перестань, пожалуйста, так напрягаться. Ты уже ясно дала мне понять, что спать мы вместе не будем. Ты же не думаешь, что я сделаю тебе что-то против твоей воли?
Я отрицательно машу головой, и он мягко поглаживает своим пальцем мои губы:
-Постарайся, пожалуйста, больше не доводить свои губы до посинения, - убирает руку от моего лица, и ухмыляется какой-то своей мысли, - потому что в нормальном состоянии у них изумительный розовый цвет.
Рэд слегка разворачивается, чтобы указать на другую (не ванной) дверь, и поясняет:
-Там еще одна комната, в ней я буду спать. Если тебе будет что-нибудь нужно, зови меня сразу, - поймал мой взгляд, прежде чем продолжить, - Все необходимое из одежды ты найдешь в шкафу.
Потом наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку, и сообщает:
- Я приготовил тебе ванну.
После этих слов Рэд отходит от меня к двери, ведущей к нему в комнату. Уже возле нее, все-таки, оборачивается:
-Прости, совсем забыл. Ты же ничего не ела... Может распорядиться насчет ужина?
Я жестом показала "спасибо, нет", и Рэд выходит, пожелав мне спокойной ночи.
Глава 7. Она
Она - самая красивая...
У нее идеальная гладкая нежная кожа ...
Когда она улыбается, у нее на щечках появляются милые ямочки...
Когда она сосредотачивается на чем-то, у нее между бровками пролегает морщинка...
Взгляд моих любимых глаз заставляет меня забыть обо всем...
Она пахнет так невероятно притягательно, что мне хочется дышать полной грудью, находясь рядом с ней...
Каждое движение моей девочки настолько гибкое и грациозное, что я могу часами наблюдать за ней...
Мимика моей любимой выразительная и живая...
Моя девочка очень любознательная...
Она - добрая и отзывчивая...
Когда моей девочке радостно и весело, улыбаются все вокруг...
Когда она грустит, все чувствуют себя неуютно...
Она - мое чудо...
Она - моя единственная...
Она - уже два месяца моя жена...
Голос Вилена врывается в мои мысли:
-Рэд, нам надо поговорить.
-Нет.
-Рэд, я же вижу, что ты...
-Я сказал - нет.
-Братишка, я очень хочу тебе помочь.
-Да пошел ты со своей помощью в...
Помощник мне выискался.
Разумеется, Вилен, зная меня с рождения, прекрасно меня понимает и видит во мне перемены, но при этом не представляет - радоваться ему этим изменениям, или пугаться. Меня же попросту бесит его преувеличенное внимание к моей персоне.
Мой старший брат при каждом удобном случае говорит мне о том, что виноват передо мной, что очень сожалеет о том, что случилось со мной пятьсот десять лет назад. Я же каждый раз слушаю его слова раскаяния, и не понимаю, как это - чувствовать все это...
В тот роковой день, Вилен - самый молодой и перспективный доктор наук в Гарварде, прибежал домой возбужденный и счастливый:
-Рэд, ура, сегодня мне сообщили о положительных результатах. Рэд, мы участвуем в проекте!!!
Я смотрел на подпрыгивающего брата и ничего не понимал. Когда он немного успокоился, то сразу приступил к объяснениям:
-Месяц назад мне поступило предложение принять участие в научном проекте. Я ездил тогда на месяц в командировку в Россию, помнишь?
-У-гу...
-Рэд, это же обалдеть можно, какая возможность для меня, для моих исследований, для нашего с тобой будущего. Ты же понимаешь, что после гибели родителей, я не могу думать только о себе. Извини, я постараюсь рассказывать по порядку.
-Вилен, да о каком проекте речь?
Меня так напугала мысль о том, что мой брат принял за меня решение об участии в каком-то научном проекте, что я чуть не стукнул его сгоряча. Я лихорадочно думал: "Он же прекрасно знает, что я далек от науки, что закончил колледж только благодаря его поддержке, что я по натуре - бунтарь и хулиган. Что вообще не хочу ничем заниматься". Вилен, казалось, не заметил злость на моем лице:
-Я не имею права, пока ты не подпишешь бумаги о неразглашении, вдаваться в подробности... Но, в общем, участники этого Плана исчезают на двадцать лет. Я сразу сказал руководителям проекта, что у меня есть младший брат, и что я не могу оставить его одного, так что буду принимать участие в проекте только вместе с ним. Они сказали, что им надо провести с тобой тесты, и только после этого они смогут решить, сможешь ли ты тоже принимать участие в Плане, или нет. Две недели назад я просил тебя оказать мне услугу, и побыть для моих студентов "подопытным кроликом". И ты согласился, но потребовал с меня триста баксов?
-Ну и что...
-Так вот, это были не студенты.
Хоть я так ничего толком и не понял, но поехал с ним головной офис.
Там подписал бумаги о том, что меня сейчас посвятят в государственную тайну, за разглашение которой меня ожидает электрический стул.
Руководители сказали, что саму суть проекта мне теперь расскажет Вилен, а они, чтобы не тратить время, сразу переходят к основному условию моего участия.
Противный старикан обратился ко мне:
-Молодой человек, известно ли Вам о том, что собой представляют эмоции?
-Ну, в общих чертах.
Он сокрушенно вздохнул:
-Это значит - нет. Наука только сейчас приблизилась к разгадке основных секретов мозга человека, связанных с возникновением и проявлением эмоций. Если наши исследования верны, то мы сможем создавать людей, которые ничего не боятся или людей, которые умеют сострадать. Мы сможем давать людям возможность получать, или отсекать те эмоции, которые они только захотят. Представьте, к нам попадает закоренелый преступник, не знающий ни сострадания, ни сочувствия. После операции, он будет улыбаться при виде котенка, и плакать над слезливой мелодрамой. Или, например, к нам приходит парень, который страдает оттого, что он - трус. Мы знаем, какие зоны мозга отвечают за беспричинный страх, и отключаем их.
-У-гу, супер.
-Так вот, вашим входным билетом для участия в проекте будет согласие на операцию.
-Какую?
-Мы, так сказать, отключим вам все эмоции. После операции, Вы будете испытывать лишь те чувства, которые соответствуют основным инстинктам.
-Что-то я не очень понял...
-Ну что же тут непонятного. У нас, как и у всех животных, есть набор инстинктов, которые помогают нам выживать. Животные рождаются и умирают вместе с ними. Но люди тем и отличаются от животных, что имеют возможность приобретать качества, присущие только homo sapiens. Скажите, Вы когда-то попадали в смертельно-опасную ситуацию?
-Нет.
-Х-м. Может, в Вашей жизни был случай, когда Вы испытывали невыносимую боль?
-Да.
Старикашка обрадованно вздрогнул:
-Тогда Вы должны помнить, что в тот момент потеряли человечность.
-Чего?
-Что Вы чувствовали?
-Боль, что же еще...
-Ну вот, то есть, в этот момент все ваши эмоции были отключены. Ваш мозг не тратил свои ресурсы ни на что, а лишь подавал в виде боли сигнал опасности уничтожения вверенного ему организма.
Я аккуратно спросил:
-То есть, после операции, я буду чувствовать только боль.
Старикашка снисходительно покачал головой:
-Нет, вы не будете чувствовать ничего. Вы будете хотеть кушать и пить, спариваться, дышать... То есть, все Ваши чувства сведутся лишь к тому, чтобы жить и выжить, ну и еще, продолжить себя потомством, конечно. Теперь ясно?
-Не очень. Вы хотите сказать, что я не смогу...
Тут я задумался, и Вилен помог мне:
-Рэд, ты не будешь скучать по родителям, потому что, на уровне инстинктов, их потеря не мешает тебе жить дальше. Ты не сможешь любить женщину, потому что для продолжения рода, тебе будет достаточно просто заняться с ней сексом. Ты не будешь бояться потерять кого-то из родных тебе людей.
Я так сильно страдал без родителей, что чувствовал себя слабым и потерянным. Выслушав эти доводы Вилена, я сразу согласился.
После операции надо мной еще полгода проводили различные опыты, а мой брат приходил в лабораторию, смотрел на меня и начинал заламывать себе руки: "Что я наделал, проклятый я эгоист? О чем я только думал?"
Я не понимал, почему он так убивается...
Когда почти все плановые процедуры, наконец, были завершены, пришло время, опять ложиться под нож, но на этот раз не только мне, но и Вилену. Нам сделали какую-то "корректировку генетической способности к регенерации". Мой брат сказал, что на нас теперь все будет очень быстро заживать, и что, без этой операции, мы бы не смогли пробыть в Состоянии Заморозки целых двадцать лет.
Непосредственно перед началом Проекта, Вилен сказал:
-Ну что, братиш, до встречи через двадцать лет. Кстати, ты уже решил, куда потратишь пятьдесят миллионов баксов?
А я даже не отреагировал на его слова. На еду, на крышу над головой, на что же еще...
Но теперь у меня есть Бэмби... Теперь я начинаю что-то чувствовать...
Брат это видит... Но, у меня еще нет сформированного ответа на его вопрос, и у меня еще нет сформированных вопросов к нему по поводу этих чувств... Да и желания задавать их ему, тоже нет...
Вилен теребит меня за руку:
-Рэд, что случилось? Расскажи. Ты уже три дня сам не свой - рассеянный, несобранный.
Я чуть не зарычал на него. Только на этот раз, зачем-то, взял своего бешеного зверя под контроль.
-Ничего.
Я сказал это, а на самом деле мне хотелось закричать: Я окончательно потерял шанс сблизиться с Бэмби, стать ей настоящим мужем. И что мне теперь делать?
Вилен несколько недель доставал меня своими: "Рэд, ты забыл, когда в последний раз занимался сексом. Рэд, Крисси спрашивает о тебе. Слушай, Рэд, тебе не помешает хороший трах. Рэд, я уже предупредил хозяйку публичного дома (вообще-то он сказал это по-единокоролевски - "гражданку дома платных интимных услуг"), чтобы она освободила Крисси для тебя на завтрашний вечер".
Три дня назад я сказал Бэмби, чтобы она не ждала нас вечером, и чтобы ужинала без нас. Она улыбнулась мне, и я чуть было не послал Вилена, настолько мне не хотелось оставлять ее одну. Моя девочка уже привыкла к тому, что я рядом, в соседней комнате, и всегда прихожу успокоить ее, если она кричит во сне. Моя малышка так доверчиво и благодарно улыбается мне, когда я вырываю ее из очередного ночного кошмара... В эти минуты я могу шептать ей ласковые слова, обнимать ее, целовать ей щечки. Эти минуты - единственные, которые принадлежат только нам... Эти минуты давали мне надежду, что она сможет, со временем, проникнутся ко мне симпатией, или даже полюбить меня...
Когда мы с Виленом напялили на себя свои традиционные маски, и вошли через черный ход в "дом интимных услуг Единого города", мне резко захотелось выпит, и я заказал себе бутылку виски в комнату перед тем, как подняться на последний этаж. Комната Крисси - единственная на этаже и предназначается только для очень состоятельных клиентов.
Пока Крисси крутила передо мной голым задом, я методично осушал содержимое бутылки. На ее плаксивое "Ну же, милый, пойдем в кроватку", я поднимал бутылку, показывая, что кроватка нам не светит, пока я не закончу с виски.
Для меня не существует предела выпитого. Я никогда не экспериментировал, но даже десяти таких бутылок, для моего организма будет недостаточно, чтобы сбить с ног, или довести до беспамятства.
Я лег на спину, не раздеваясь. Крис уселась сверху и стала расстегивать на мне рубашку, тереться о меня голыми сиськами. Боже, почему я раньше не замечал, насколько от нее дурно пахнет? Крисси залезла мне в штаны, начала играть моим стояком, ласкать его, а я, вместо удовольствия, почувствовал дикое отвращение к той, кто это делает, и к тому, что и как она делает.
Я отшвырнул Крисси в сторону, и... взбесился из-за нахлынувших на меня непонятных необъяснимых ощущений. Я почувствовал... отвращение. Впервые за пятьсот десять лет. Мой зверь вышел из-под контроля, и я дал ему возможность порезвиться, чтобы справиться с этим новым ощущением.
Когда Вилен вбежал в комнату, в ней уже не осталось ни одного целого предмета мебели.
Он благоразумно промолчал, и вышел вслед за мной. Единственный вопрос, который он позволил себе задать, касался того, жива ли девушка. После моего утвердительного ответа, Вилен ни разу не затронул тему происшествия в комнате Крисси.
Мы вернулись хорошо за полночь.
Я зашел в спальню, и меня окутал запах Бэмби...
Мне сразу расхотелось идти к себе. Моим единственным желанием (как будто от этого может как-то зависеть моя жизнь), было оставаться здесь до утра. Я сел с прижатыми к груди коленями на пол возле двери ванной, и оперся спиной о стену. Буквально через минуту Бэмби включила свет, и подошла ко мне. Не успел я подняться на ноги, как она уже присела на корточки рядом со мной. У нее было встревоженное выражение лица. Она посмотрела на мои окровавленные пальцы, и потянулась к ним. Мне не хотелось, чтобы она запачкалась, поэтому я опустил свои руки и сказал:
-Все хорошо, Бэмби. Не волнуйся, ложись спать. Я сейчас приму душ, и буду в норме.
У меня сбилось дыхание от того, что произошло в следующее мгновение. Она... погладила меня по щеке. Это было ее первое проявление ласки по отношению ко мне.
Я прижал ее ладошку, чтобы продлить ощущение невероятного тепла. Мы так просидели еще несколько секунд, и Бэмби прижалась своим лобиком к моим коленям. Я погладил ее волосы, и прошептал: "Спасибо".
Затем все произошло настолько быстро, что не поддается моему описанию. Вот она поворачивает голову ко мне, вот ее лицо прижимается к моей груди, и я обнимаю ее за плечи, вот она вырывается из моих объятий и резко вскакивает на ноги. Стучит пяткой по ковру (я еще подумал, хорошо, что он мягкий, и она не может пораниться), при этом указывает на меня рукой в обвиняющем жесте. Я встал и спросил:
- Девочка моя, что случилось?
Она хватает мою руку, прижимается носом к рубашке, делает вдох и закатывает глаза. Боже, она показывает мне, что от меня разит женщиной. Она почувствовала этот запах и выразила свой протест.
Следующими ее действиями были - открывание двери ванной и заталкивание меня внутрь.
Я подумал, что мне стоит вернуться, и объяснить ей все. Но что бы я ей сказал? "Бэмби - это не то, что ты думаешь/ Бэмби, да, я лежал в кровати с женщиной, но не трахал ее/ Бэмби, я не понимаю, почему тебя это вообще должно волновать/ Бэмби, я, кажется, влюбился, как мальчишка, и не могу ни о ком, кроме тебя думать". И решил, что не стоит рисковать и выходить, пока на мне все еще этот, взбесивший ее, запах.
После душа я зашел к себе, оделся в чистые штаны, и вернулся в спальню. Бэмби открыла глаза сразу, как только услышала мое приближение, указала мне на мою дверь, и демонстративно отвернулась.
Три дня... Три дня Бэмби не смотрит в мою сторону, и при этом избегает мой взгляд...демонстративно отвергает любые попытки заговорить с ней... и самое страшное, во время сегодняшнего ночного кошмара, она благодарно кивнула мне за то, что я ее разбудил, но оттолкнула сразу, как только я попытался ее обнять и успокоить.
Вот как, на хрен, рассказать все это Вилену, а?
-Рэд, почему мне приходится так часто заряжать наши Иллюзоры?
Потому что я превратился в сталкера, следующего по пятам за своей женой. Нет, скорее, в проклятого маньяка, который каждую свободную минуту посвящает тому, чтобы насладиться и впитать в себя каждую черточку, каждый нюанс, каждое мимолетное движение и даже каждый вздох предмета своего преследования...
-Не твое дело.
Встаю, показывая, что разговор окончен, и нам пора спускаться к ужину.
Мой брат откладывает в сторону какие-то бумаги, и уже берется за подлокотники кресла, как в комнату без стука влетает один из рабов. Увидев меня, он реагирует вполне естественно - падает ничком на пол:
- Ничтожнейший не знал, что Вы здесь. Простите, Прим Рэд, простите.
Я перешагиваю через его распластанное у моих ног тело, и выхожу за порог.
Слышу, как Вилен спрашивает раба:
- Встань и скажи, что случилось.
-Мастер Вилен, там Прима.
Дальше я уже ничего не слышал, кубарем скатился по лестнице и выскакиваю в сад.
Мне потребовалось одно мгновение, чтобы оценить ситуацию.
Бэмби держит на руках зареванного мальчишку, который обхватывает ее ногами за талию.
Этот мальчик - единственный, проживающий в нашем доме, ребенок. Месяц назад у него в Едином городе умерла мать, и его отец - наш раб, попросил у Вилена разрешения посвятить его сына в рабы, и поселить его с ним в пристройке для прислуги. Трехлетних в рабы не берут - какой от них прок? И мой брат, естественно, послал того ко всем чертям. Но при этом разговоре присутствовала Бэмби. Она сложила ручки и... Вилен сразу сдался. Интересно, мы с братом можем хоть в чем-то ей отказать?
С тех пор, как этот ребенок появился в доме, Бэмби часто гуляет с ним в общем саду - играет с ним, рисует ему...
Сейчас перед моей женой стоит на коленях отец ребенка и молит о прощении. Бэмби испуганно смотрит на меня, и жестами показывает рабу встать.
У моей девочки рассечен угол рта, и тонкая струйка крови течет по подбородку.
Я сжимаю кулаки, чтобы не убивать в ее присутствии раба, и спрашиваю:
-Бэмби, что случилось?
Она машет головой, мол ничего, все в порядке. Меня сейчас предаст мой собственный голос:
-Кто тебя ударил?
Она показывает себе на грудь, потом сжимает кулачок и прикасается им к месту ранки, затем снова тычет в себя пальцем. Я начинаю глубоко дышать, умоляя своего зверя, который сейчас рвется уничтожить любого, кто причинил моей девочке боль, успокоиться:
- Ты хочешь сказать, что сама поранилась?
Бэмби утвердительно кивает, и несмело улыбается мне. За эту улыбку я готов на все... Ранг этого раба недостоин того, чтобы я к нему обращался напрямую:
-Хорошо, отдай рабу его ребенка, и скажи ему идти выполнять свои обязанности.
Она поспешно опускает мальчика на землю, и провинившийся, но избегнувший наказания (точнее верной смерти) раб, хватает его за руку и бежит в дом.
Моя девочка вытаскивает из кармана платок, и прикладывает его к губам. Я подхожу и нежно поднимаю ее лицо к себе:
-Сильно болит?
Бэмби прикладывает руку к сердцу (так она говорит всем спасибо) и машет головой. Х-м, показать ее Медику (плавали, знаем) и пытаться не стоит - она никогда не согласится. Что ж, придется довериться ее уверениям, что с ней все в порядке. Как же мне хочется убить ублюдка...
Бэмби, наверное, видит тень на моем лице, потому что тут же начинает беспокоиться. Мне уже настолько хорошо удается читать ее мысли по выражению ее лица, что я тут же все понимаю:
-Девочка моя, не переживай, если я сказал им идти, то уже не изменю свое решение.
Она просит разрешения вернуться в дом и отходит от меня. Я не тронулся с места, пока не услышал позади себя голос Вилена:
-Рэд, это так на тебя не похоже... Брат, как тебе удалось сдержаться?
Не знаю. Вслух спрашиваю:
-Что произошло на самом деле?
-Раб хотел наказать своего ребенка, Бэмби заступилась, и приняла на себя удар, направленный на мальчишку.
Так я и думал.
-Вилен, предупреди всех рабов, духовников и граждан нашего дома...
-Я понял. Ты убьешь на месте любого, кто прикоснется к ней.
-Да.
После ужина я опять поднялся к Вилену. Он предложил сыграть в шахматы, и я согласился.
Мой брат быстро расставил фигуры на доске и сделал ход. Уже через пять ходов, я понял, что проигрываю.
В дверь тихонько постучали. Вилен крикнул:
-Да, - и в комнату входит Бэмби. У нее в руках какой-то сверток.
Она явно не ожидала увидеть меня здесь, потому что махнула рукой, мол, зайду позже. Я прошу:
-Девочка, заходи.
Она аккуратно приближается к нам, и устремляет свой взгляд на шахматную доску. Вилен спрашивает:
-Бэмби, что-то случилось?
Она показывает нам не обращать пока на нее внимание, и продолжить партию, потому что причина, которая привела ее сюда, может подождать.
Вилен сделал ход, и я уже тянусь к своему ферзю, но Бэмби перехватывает мои пальцы. Я замер... Эта пытка когда-то закончится? Я что, всегда буду так остро реагировать на ее невинные прикосновения? Вижу, что она спрашивает моего разрешения сделать ход за меня. Я тупо уставился на нее, и киваю в ответ.
Когда она походила, Вилен воскликнул:
-Бэмби, так нечестно. Я уже почти поставил Рэду мат, - потом спохватывается, и спрашивает, - Откуда ты знаешь эту игру?
Она немного сжимается, и пожимает плечами. Я встал, чтобы усадить ее на свое место со словами:
-Девочка, дело в том, что во всем королевстве, только мы с братом умеем играть в шахматы, - и затем обращаюсь к Вилену, - ты не будешь против, если Бэмби продолжит вместо меня?
Брат ухмыляется:
-Ну, Бэмби, держись. Ты даже не представляешь, с кем села играть.
Моя девочка скопировала ухмылку Вилена, и показывает ему "это мы еще посмотрим - кто кого".
Я вспоминаю о приготовленном для Бэмби небольшом подарке, и иду за ним в свою комнату.
Прячу коробочку у себя за спиной и открываю дверь.
Сначала вижу победно пританцовывающую Бэмби, затем перевожу взгляд на Вилена и наблюдаю на его лице оторопелое восхищение. Моя девочка видит меня, и кидается мне на шею. Я делаю глубокий вдох и спрашиваю:
-Ты его сделала?
У Бэмби такой радостный вид, что мне хочется подхватить ее на руки и закружить по комнате. Вместо этого протягиваю ей коробочку:
-Приз для победителя.
Пока она открывает ее, я успеваю смущенно ("Я" и "СМУЩЕННО" - понятия несовместимые!!!) промямлить:
-Правда, не уверен, что ты любишь такое....
В первый же день пребывания Бэмби в нашем доме, я узнал, что рыбу в ее меню включать нельзя ни в каком виде. Остальные же блюда она поедала с удовольствием...
Бэмби, наконец, справляется с крышечкой, видит содержимое коробки и радостно пищит. Выхватывает пальчиками одну конфетку, но прежде чем отправить ее себе в ротик, легко целует меня в щеку.
Она возвращается к столу, садится в кресло и поджимает под себя ножки. Весь ее вид демонстрирует блаженство. Коробочка опустела буквально за минуту.
Вилен спрашивает:
-Почему ты не объяснила нам раньше, что любишь конфеты?
Бэмби хитро щурится, и не отвечает. Я же начинаю лихорадочно думать о том, где сейчас, поздним вечером, можно найти шоколадные конфеты?
Мой брат напоминает ей:
-Ты хотела о чем-то спросить, когда пришла?
Она кивает, берет в руки сверток и разворачивает его. Оказывается, в ткань была завернута книга. Бэмби открывает ее на закладке и показывает что-то Вилену.
Я подхожу ближе и заглядываю в книгу. Так, ее пальчик указывает на отрывок из описания "Обетованного королевства". Мне удается скрыть удивление ("Я" и "УДИВЛЕНИЕ" - понятия несовместимые!!!):
-Девочка, ты умеешь читать?
Она смотрит на меня, как на умалишенного. Жестом просит дощечку с писалом. Вилен вскакивает и выполняет ее просьбу. Бэмби быстро (очень быстро и без ошибок) пишет: "А что же я, по-твоему, делаю каждый день в библиотеке?"
Я, как полный идиот, говорю вслух, обращаясь непонятно к кому:
-Девочка, ты умеешь писать?
Вилен сейчас точно упадет. Он с трудом говорит:
-Бэмби, почему ты нам раньше ничего не сказала?
Она пишет: "Потому что вы не спрашивали"
-Мы не интересовались, потому что и предположить не могли ничего подобного. Ведь в Едином королевстве женщин не обучают грамоте. Мы видели, что ты хорошо рисуешь и вышиваешь, вот и решили, что ты, скорее всего, раньше была швеей - модисткой.
Она тычет в свой первый вопрос, и я отвечаю:
-Мы думали, что ты там... смотришь картинки.
Она громко смеется и качает головой. Вилен продолжает расспросы:
-Бэмби, и что же ты думаешь о нашей библиотеке? Какие книги тебе нравятся?
Колпачок писала в ее пальчиках быстро справился с удалением написанного ранее. На освободившемся месте появилась фраза: "Отвечу или честно, или никак".
Я сказал:
-Конечно, честно.
Она пишет: "Все книги в вашей библиотеке - бредовые".
Вилен побледнел, я же, кажется, покрылся пятнами. Мой брат справился первый:
-Милая, только ты об этом больше никогда никому не говори. Это ты можешь обсуждать только с нами.