Ненавижу? Хочу! Или кое-что о мачо

ГЛАВА 10

А на следующий день началось.

– Кашеварова, ну что я там буду без тебя делать? – ныла Лерка.

– То же, что и со мной. Мстить Паникосу, как и собиралась изначально.

– Нет уж, без тебя и Кипр – не Кипр. Ну почему ты не можешь поехать? Почему? Всего же на три дня!

– Потому что я и так туда в последнее время зачастила. И вообще, отвяжись! Мне надо готовиться к свадьбе.

– Ах вот ты как! – взвилась Лерка. – Попрекаешь меня тем, что ты невеста, а я – неудачница? Никогда не думала, что ты такая!

– У меня и в мыслях не было тебя попрекать. Лерка, ты же знаешь, что я сама неудачница… Вернее, всегда ею была. Зачем я тебе нужна на Кипре? С тобой летит полсамолета твоих новых подруг. Вам и без меня будет весело.

– Ничего себе, веселье! Ты хотя бы понимаешь, что происходит, дурья башка? Нас же всех бросили накануне свадьбы! Хорошая компания. Двенадцать брошенных невест! Ты будешь единственным позитивным элементом в нашей группе!

– И не проси, – отрезала я.

– Кашеварова, – вкрадчиво протянула моя лучшая подруга, – хочешь сказать, что у тебя нет на Кипре личных дел?

– Именно это я и пытаюсь тебе сказать.

– А как же Майкл Рикман? – хитро прищурилась она.

– А что Майкл Рикман? Мы с ним обо всем договорились. Я занимаюсь платьем, он – всем остальным. По-моему, справедливое разделение труда.

– И тебе не хочется его увидеть? Совсем-совсем?

Лерка всегда умела уговаривать. Мы так давно знаем друг друга, что она играет на моих тайных желаниях, как виртуоз на скрипке.

– Не то чтобы совсем… – дала я слабину. – Просто у меня так много работы… До меня дошел слух, что Степашкин собирается меня уволить.

Этот факт не произвел на Лерку ровно никакого впечатления.

– Да брось ты! Он тебя собирается уволить с первого дня, как ты сюда устроилась. Все уже к этому привыкли. Может быть, он просто тайно в тебя влюблен?

Я неопределенно пожала плечами. Я не стала говорить Лерке о позорящем мою репутацию объявлении на сайте газеты «Новости Москвы». Уж лучше пусть думает, что я являюсь тайным объектом страсти главного редактора. А насчет моего увольнения… Что ж, чему быть, того не миновать. Мне же прекрасно известно, как Лерка отреагирует: она округлит глаза и воскликнет что-то вроде: «Ты что?! Кашеварова, как ты могла такое допустить? Разве об этом ты мечтала, когда поступала на факультет журналистики?!» Только очередной порции поучений мне и не хватало.

– Лер, но я вовсе не планировала…

– Я сама знаю! – перебила она. – Кашеварова, ты меня убьешь, но, если честно…

Я знала, что она скажет.

Так оно и вышло.

– Если честно, я уже купила тебе билет!

– Но, Лерка! Это возмутительно! Я же тебе не чемодан, который ты можешь взять с собой, когда захочешь! Ты уже второй раз так поступаешь, это просто нечестно!

– Ты не чемодан, – согласилась Лера, – кто говорит, что ты чемодан? Ты просто моя лучшая подруга, – ее глаза подозрительно увлажнились. В такие моменты я даже забываю, что коварная Лера может вызывать слезы, как чукотский шаман вызывает дождь. Стоит ей только нахмуриться и скорбно сложить губки, как, пожалуйста, – в ее глазах уже стоит соленая влага, а на щеках пульсирует яркий румянец. Ей бы в актрисы пойти – добилась бы небывалых высот. Наверное, в данный момент ей бы вручали «Оскара», а она торжественным полушепотом благодарила бы в микрофон своих маму, папу и лучшую подругу Сашу Кашеварову.

– Ты ведь моя лучшая подруга?

– Да, – подтвердила я, – с этим не поспоришь.

– И ты любишь Майкла Рикмана, – утвердительно говорит она, а я только киваю в ответ, – и хочешь его увидеть.

Ненавижу манипуляторов.

Нет, правда ненавижу.

– Я дарю тебе эту поездку, Кашеварова, – торжественно сказала Лерка, – ты моя лучшая подруга, поэтому для тебя мне ничего не жаль. Я дарю тебе эти два солнечных дня, два дня наедине с любимым человеком…

– А также дюжиной ненормальных теток, – как бы ненароком вставляю я, но Лерка мое замечание игнорирует.

– Я дарю тебе ласковое теплое море, чистый горный воздух, доступ в магазин беспошлинной торговли и горячий золотой песок, – распиналась она.

– На Кипре серый песок, – напомнила я.

– Да какая разница, если ты едешь туда на халяву! – рассердилась Лерка. – Ну хорошо, я дарю тебе замечательный серый песок, который по качеству ничем не уступает золотому. Значит, едем?

– А у меня есть выбор? – с сарказмом осведомилась я.

– Никакого, – улыбнулась Лерка, – но, признайся, тебе ведь хочется, ОЧЕНЬ хочется поехать.

Я представила себе улыбающиеся глаза Майкла Рикмана, такие голубые на загорелом лице. Мы будем пить вино «Херитаже» и заниматься любовью под открытым небом. И еще – мы сможем обсудить некоторые детали предстоящего бракосочетания. Сколько гостей я могу пригласить и будут ли у подружек невесты одинаковые платья. Ведь это, если разобраться, очень важно.

И мне ничего не оставалось, кроме как честно признаться:

– Да.

Что ж, решено.

Я лечу на Кипр. Всего на два дня. Уж точно, моей работе это не повредит. Лерка права. Никто и не заметит моего отсутствия.

Я лечу на Кипр!

Вы хотя бы понимаете, что это для меня значит?

Я лечу на Кипр! К Майклу Рикману!

Естественно, я не буду предупреждать его заранее. Пусть это будет маленький сюрприз.

И какой-то тоненький голос где-то глубоко внутри меня надрывно кричит: не надо этого делать. Ты же сама говорила, что ненавидишь сюрпризы, Кашеварова. Ты же сама прекрасно знаешь, как обычно это бывает.

Но я, как обычно, не даю внутреннему голосу вставить веское слово. Потому что мой так называемый внутренний голос – зануда еще тот. На этот раз я и без него прекрасно знаю, как поступить.

Все в моей жизни хорошо. Все, кроме одного.

Я имею в виду мою чертову работу.

Конечно, мне, как счастливой обладательнице обручального кольца стоимостью… ой, можно я не буду говорить, чтобы никто не завидовал?… Можно было бы и не загружать голову такими пустяками, как трудовые будни. Но куда же деть профессиональную гордость? Не могу же я допустить, чтобы меня с позором уволили, чтобы меня, Александру Кашеварову, публично унизили перед коллегами накануне моей свадьбы?

Нет уж, ничего у вас, Максим Леонидович Степашкин, не получится!

В тот день я пришла на работу в несусветную рань. В половине двенадцатого. Понимаю, кого-то может шокировать такое заявление. Но, согласно моей личной системе координат, полдень – это самое что ни на есть раннее утро, поскольку в это время меня на работе не сыскать.

Итак, я решительно включила компьютер и плотно закрыла дверь своего кабинета. Жаль, на нее нельзя повесить табличку «Прошу не беспокоить». Что ж, будем надеяться, что никто не заметил моего внепланового появления на рабочем месте. В противном случае через пятнадцать минут в кабинет ворвется Лизка из отдела новостей с соблазнительным предложением спуститься в кафетерий на первом этаже. Потом придет Лера – с ней надо будет высидеть как минимум полчаса в курилке и выслушать очередную порцию жалоб на неудачную личную жизнь. Потом настанет черед Наташки из бухгалтерии – с ней мы обычно ходим по окрестным магазинчикам в обеденный перерыв. Так и весь день пройдет.

Но не в этот раз. Потому что я должна, ДОЛЖНА, черт побери, наконец написать эту дурацкую статью о влюбленных. Да, я знаю, что в любом случае работу я уже фактически потеряла. С тех пор как Диночка показала мне объявление на сайте издательства, я часто туда захожу. Так вот, объявление все еще висит. Естественно, я чувствую себя несправедливо обиженной, потому что вошедшие в привычку прогулы – еще не повод для увольнения. Но сегодня я собираюсь доказать всему белому свету (а заодно и Максиму Леонидовичу Степашкину), что на самом деле я – крутой профессионал, бесценнейший специалист, мастер своего дела. Уверена, это будет лучший журналистский материал в моей жизни. Все слезами обольются, читая мою статью, мою лебединую песню. Хотя нет, при чем здесь слезы, ведь Степашкин просил написать о моде влюбленных с юмором. Ну и ладно, значит, все обхохочутся, читая эту статью! И главный редактор вдруг поймет, что он наделал. Естественно, он сразу же попытается исправить положение. Он пригласит меня в свой кабинет, только на этот раз я не буду униженно топтаться на пороге. Нет, он предложит мне усесться в лучшее кресло, он прикажет Диночке сварить кофе и принести коробочку конфет «Моцарт». Может быть, он даже разрешит мне закурить. Я знаю, что у Степашкина астма, но также мне известно, что он снисходительно терпит курение VIP-гостей.

Я отвернулась к окну и мечтательно улыбнулась.

Ох, я уже вижу это как наяву. Вот я, в красном брючном костюме в стиле Марлен Дитрих (такого костюма у меня пока нет, но я обязательно загляну в ГУМ сегодня после работы), сижу, закинув ногу на ногу. В моих пальцах лениво тлеет ванильная сигара. Я улыбаюсь, мудро и печально, и время от времени подношу к губам изящную фарфоровую чашечку.

Конечно, Степашкин начнет уговаривать меня остаться. Он скажет, что всегда в глубине души подозревал, что я гений. Он скажет, что готов смириться с тем, что я – хроническая сова, и ранний утренний подъем мне противопоказан. Потому что просыпаться по будильнику – это стресс, а стресс, как известно, убивает талант. «Александра, можете приходить на работу тогда, когда сочтете нужным, – скажет он. – Можете вообще работать дома, если хотите… А можете и не работать, если нет настроения. Я же все прекрасно понимаю, вы не обычная трудовая пчелка. Пишите, когда вас посетит вдохновение! Кстати, я решил утроить вашу зарплату и отправить вас в оплачиваемый отдых на Багамы!» Да, примерно это он и скажет. Хотя, зная Степашкина, скорее всего, вместо

Багам он предпочтет консервативную старушку Европу.

Но я отвечу ему – поздно. Момент уже упущен. Потому что, во-первых, я выхожу замуж за миллионера-англичанина и переезжаю в Туманный Альбион, а во-вторых, мне предложили написать сценарий для голливудского блокбастера. (Уверена, что именно так оно и будет – конечно, после того, как эта статья увидит свет. На меня просто не смогут не обратить внимания.)

Но сначала я должна ее написать.

Я открываю программу «Ворд».

Неожиданно понимаю, что процесс написания пойдет куда продуктивнее, если на столе возле меня будет дымиться чашка крепкого кофе. Выхожу из своего кабинета и воровато спускаюсь на этаж ниже, к кофейному автомату. Жду, пока пластиковая чашечка наполнится ароматным эспрессо. Возвращаюсь с кофе обратно в кабинет. Ну вот, теперь наконец можно и приступить к работе.

Набираю название статьи, смотрю в окно и призадумываюсь.

Что-то не так.

Мне определенно чего-то не хватает.

Ах да. Наверное, подобным образом мой организм реагирует на то, что ему предложили отведать пустого кофе. В то время как и дураку ясно, что кофе без десерта – это пустая трата времени. И пустая трата кофе.

Ничего не поделаешь, придется спуститься вниз в магазин. Куплю шоколадное пирожное и сразу же вернусь обратно. Я обернусь так быстро, что даже кофе мой остыть не успеет.

Я решительно опустила на глаза темные очки, выскользнула в коридор.

И сразу же наткнулась на Диночку. В последнее время мы с ней не разлей вода. Мне даже странно, что когда-то я считала ее стервой. То есть, конечно, она, что называется, «женщина со стервоточинкой», но не более того.

Вместо приветствия она напористо поинтересовалась:

– Ты уже купила купальник?

– Зачем? – растерялась я.

– Как зачем? – Она посмотрела на меня так, словно я сказала, что не знаю, кто такой Пьер Карден. – Мы же на Кипр улетаем, ты что, забыла?

– В последнее время я так часто туда летаю, что если бы каждый раз покупала для этого новый купальник, то уже разорилась бы.

– А я сейчас как раз собираюсь в магазин, – Диночка посмотрела на изящные серебряные часики, красиво обнимающие ее тонкое запястье, – как раз это будет мой обеденный перерыв. Знаешь, тут недалеко открыли потрясающий магазин пляжной моды. Там продают вещи не очень известных британских дизайнеров. Красиво и не то чтобы дорого. Хочешь со мной?

Я задумчиво посмотрела сначала на нее, потом на свои собственные часы (кстати, куда менее изящные, чем у Дины, надо об этом подумать во время следующего набега на магазины) и, наконец, на плотно прикрытую дверь своего кабинета. Новый магазин с одеждой британских дизайнеров. Хм, звучит впечатляюще. Вообще-то я питаю слабость к британской моде. Тем более что и Майкл Рикман – британец. И, возможно, я скоро перееду в Лондон, так что отныне я должна патриотично любить все английское, даже овсянку и татуировки в кельтском стиле (хотя, если честно, я не знаю, популярны ли такие татуировки у самих бриттов).

– Так ты идешь или нет? – нетерпеливо спросила Диночка.

– Ну-у… Сказать по правде, я собиралась с головой окунуться в работу… У меня статья висит.

– Да ладно, все равно тебя увольняют! – бестактно заметила Дина.

– Не факт. Степашкин подходил ко мне и говорил, что доволен моей работой, – по привычке соврала я.

– Значит, не идешь?

Обеденный перерыв. Об этом я как-то не подумала. Да, я собиралась сегодня ударно потрудиться. Но это ведь не значит, что мне не полагается обеда. Не могу же я остаться без еды, честное слово. Я ведь вовсе не хочу превратиться в бухенвальдского крепыша. Так, значит, я все-таки могу претендовать на обед. Но поскольку есть мне совершенно не хочется, почему бы не потратить это время на поход по магазинам?

И пусть купальник мне совершенно не нужен, но я могла бы присмотреть новые шлепанцы и, может быть, сексапильный сарафан. Красный, например.

– Я думаю, что могла бы пойти, – задумчиво сказала я, – но ненадолго.

– А кто говорит про «долго»? – обрадовалась Диночка. – Просто посмотрим, что за магазин, и сразу же вернемся обратно.

– И сразу же вернемся обратно, – как загипнотизированная, повторила я.

Вот так и получилось, что я снова покинула офис в самый разгар рабочего дня. В свое оправдание могу сказать только одно: магазинчик и правда оказался замечательным.

Диночка сразу же устремилась к полкам с купальниками, а я принялась задумчиво бродить между стендами с обувью. Может быть, заодно купить осенние ботиночки?

– Сашка! Смотри! – Занавеска одной из примерочных кабинок торжественно отодвинулась. За занавесом находилась прима-Диночка в красном купальнике. Ее длиннющие ноги выглядели и вовсе бесконечными. В ее молодом гибком теле не было ни одного, вообще ни одного изъяна. На минутку я подумала, что надо бы хотя бы на недельку ограничить себя в потреблении сладкого.

– Здорово, – искренне сказала я.

– Может, и тебе стоит примерить? Здесь такие дешевые купальники! И они сидят потрясающе.

– На тебе даже семейные трусы будут сидеть потрясающе, – вздохнула я, вертя в руках один из купальников. А что, и правда совсем недорогой.

Я уверена, что каждая уважающая себя итальянка или гречанка имеет не менее десяти разномастных бикини. Так почему же у жительницы северного города не может быть шесть купальных костюмов? Это национальная дискриминация.

– Тебе подойдет черный, – искушала меня Диночка, – померяй, Сашка. А я надену вон тот, веселенький.

– Ну хорошо, – сдалась я, устремляясь в примерочную кабинку.

Примерка купальника – мероприятие не для слабонервных. Не знаю, как вы, а я не очень-то люблю настолько раздеваться в общественном месте. За полупрозрачной занавеской примерочной кабинки я отнюдь не чувствовала себя защищенной.

Купальник был в стиле ретро. Кажется, в нем я выглядела сантиметров на пять выше и килограмма на три худее. Хотя, наверное, все дело в зеркале. Вечно в примерочных кабинках устанавливают такие хитрые зеркала.

– Ну что, покажемся друг другу? – задорно предложила из соседней кабинки Диночка.

Была не была.

– Давай! – согласилась я.

Мы одновременно отдернули занавески. И хором воскликнули:

– Как тебе идет!

Будем надеяться, что обе мы не соврали. Во всяком случае, я уж точно нет. В цветастом купальнике Дина была похожа на итальянскую кинозвезду.

– Мы едем на море. Ура! – закричала Диночка.

Ее молодое задорное веселье передалось и мне.

Я вдруг почувствовала себя юной, шальной, немного пьяной и готовой на приключения, черт возьми! Мне двадцать семь лет! Уверена, это самый лучший возраст. Ты молода и красива, как двадцатилетняя девчонка (хотя, конечно, не такая, как Диночка), и так же умна и цинична, как тридцатипятилетняя дама. Я красивая, успешная, задорная, молодая, я в новом купальнике, кружусь по магазину – короче, жизнь удалась!

– На море! – Я хлопнула в ладоши.

Взявшись за руки, мы исполнили что-то вроде кубинской сальсы. И в этот момент…

– Александра… Дина… Что вы здесь делаете?!

Я сразу поняла, кому принадлежит этот голос, и зажмурилась.

– Что здесь происходит? Разве сегодня не рабочий день?

Я попыталась прикрыть руками обтянутую кокетливым лифчиком-бикини грудь. Хотя это было глупо – в конце концов, я была не голой, а в модном купальнике. Но, признаюсь откровенно, в самый разгар рабочего дня столкнуться в оживленном магазине с собственным начальником (а голос принадлежал именно ему), если на тебе притом надет миниатюрный купальник, – это удовольствие ниже среднего.

Все еще продолжая улыбаться, я обернулась. Диночка потрясение молчала. Максим Леонидович Степашкин смотрел на нас с презрительным изумлением. В его руках я заметила несколько вешалок с гавайскими рубахами. Ага, значит, он тоже балуется шоппингом вместо обеденного перерыва.

– Здравствуйте, – я приветливо помахала ему рукой.

Наверное, он тоже сейчас чувствует себя неловко.

– Какие симпатичные у вас рубашки, – я кивнула на вешалки, которые он держал в руках.

Диночка осторожно наступила мне на ногу, предупреждая об опасности. Но я по инерции продолжала нахваливать вкус Максима Леонидовича.

– Правильно, офисный стиль уже давно не в моде, говорю вам как эксперт, – я подмигнула. – Иное дело, яркие рубашки. Особенно мне нравится вот эта зеленая, с розовыми пальмами. Вам очень подойдет, вы будете похожи на тропического бармена.

Лицо Степашкина медленно наливалось кровью, на его лбу выступили мелкие бисеринки пота. Мама дорогая, а вдруг у него сердечный приступ? Надеюсь, что если и так, то это спровоцировано не моим эффектным появлением в бикини. Понимаю, я не злоупотребляю диетами, но не думаю, что я успела запустить себя до свинообразного состояния. С другой стороны, если Степашкину станет плохо, мне это только на руку. Я смогу оказать ему первую помощь и заботливо вызвать «скорую», сопроводить его до больницы и, может быть, даже посидеть у его кровати, держа начальника за руку, – хотя последнее явно будет лишним.

– Александра… – он начал что-то говорить, но задохнулся от возмущения.

Хорошо, что Диночка крепко держала меня за руки, иначе я бы постучала кулаком по его спине, чтобы облегчить дыхательный процесс.

– Александра… Это возмутительно! Немедленно! Возвращайтесь! В офис! И если в понедельник утром статьи не будет на моем столе, то можете в редакцию больше не возвращаться! – В конце предложения его голос сорвался на фальцет.

– Конечно-конечно, Максим Леонидович, – почтительно сказала Диночка, – мы сейчас же вернемся на работу. Вы нас, пожалуйста, простите, мы вовсе не собирались отлынивать от дел. Просто у нас был обеденный перерыв…

– Обеденный перерыв! – возопил Степашкин. – Какой обеденный перерыв может быть у этой особы, – он кивнул в мою сторону, – если она появляется на работе максимум на пару часов.

Я хотела возмущенно возразить, что вчера я честно просидела за офисным столом целых пять часов. Естественно, я бы умолчала о том, что четыре часа сорок пять минут я раскладывала компьютерный пасьянс и только четверть часа разбирала пресс-релизы. Но Дина пребольно ткнула меня остреньким локотком в бок. И я заставила себя промолчать.

Пятясь назад, мы скрылись в примерочных кабинках. А когда, одетые и притихшие, вышли обратно в зал, Максима Степашкина уже и в помине не было.

– Ничего страшного! – оптимистично заявила я. – Он же сказал, что я должна написать статью к понедельнику. А сегодня только четверг.

– Это так, но завтра ты летишь на Кипр, ты не забыла? – напомнила Диночка.

– Ну и что? Есть же еще целый сегодняшний день. Вот прямо сейчас вернусь на работу и напишу гениальнейший материал!

Это было не голословное утверждение, именно так я и планировала поступить. Но фортуна в очередной раз смотрела куда-то в другую сторону. На магазинном инциденте мои приключения не закончились. Я бы даже сказала, что они только начались.

Я честно вернулась в офис, уселась за компьютер и принялась уныло таращиться на пустой монитор. Как назло, именно в тот момент, когда окружающие ждали от меня особой оперативности, мне ничего не приходило в голову. Мода и влюбленность… Мода и любовь… Да как я смею писать о любви, если даже слабо верю в ее существование!

В дверь тихонько поскреблись.

– Открыто! – прокричала я.

Честно говоря, в тот момент я была рада любому обществу, которое ненадолго отвлекло бы меня от написания ненавистной статьи. Хотя, конечно, я бы предпочла, чтобы это была Лера с двумя кружками зеленого чая в руках и шоколадкой в кармане.

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула Лизка из отдела новостей.

Лизка – это, конечно, не Лера, но на безрыбье, как говорится…

– Здорово, Саня! – весело поприветствовала меня она.

– Привет! Хочешь, заходи, кофейку выпьем.

– Да нет, дела у меня. Я просто хотела сказать, что тебя в коридоре ждет какой-то мужчина. Не знаю, как ему удалось проникнуть в здание, но ты поосторожнее, потому что глаза у него безумные.

Это заявление меня совсем не испугало. Скорее даже наоборот – я немного оживилась. Мужчина с безумными глазами, кто бы он ни был, – это все же лучше, чем компьютерный монитор с тремя строчками скучного текста.

– А как он представился?

– Никак. Но сказал, что будет ждать тебя хоть весь день. Вообще-то он ничего, симпатичный.

Я пригладила волосы рукой. Безумный таинственный незнакомец, добро пожаловать в офисный ад.

Что ни говори, а ангел-хранитель у меня все-таки имеется. Потому что, прежде чем выйти в коридор, я осторожно приоткрыла дверь и выглянула наружу.

На стуле, ссутулившись, сидел Эдуард. Он читал какой-то спортивный журнал и, к счастью, меня не заметил. Я резко захлопнула дверь и повернулась к Лизке.

– Ты этого мужчину имела в виду? Ну, с журналом?

– Да, – она была удивлена моим, мягко говоря, странным поведением.

– Лизка, будь другом, выручи! – взмолилась я. – Скажи ему, что меня нет на месте!

– Но я уже сказала, что ты есть, – развела руками Лизка, – я же не знала… А что такое, кто это?

– Да так, один тип, – я небрежно махнула рукой. Не рассказывать же ей душещипательную историю моего несостоявшегося замужества. Тем более что Диночка раструбила всей редакции, что я скоро выйду замуж за миллионера-англичанина.

– Он тебя преследует? – округлила глаза она. Вечно эти дамочки из отдела новостей раздуют из мухи слона!

– В некотором роде.

– Так давай я позову охрану! Кстати, мы же можем об этом написать! – Ее глаза загорелись. – Я уже вижу заголовок. «На известную журналистку напали прямо в здании редакции!» И огромная фотография – ты вся в крови…

Мне, конечно, польстило словосочетание «известная журналистка», но вот ремарка про кровь почему-то не понравилась.

– Лизка, кончай ерунду говорить. Это просто мой бывший.

– А, – разочарованно протянула она. Эта сумасшедшая предпочла бы, чтобы меня убили в моем же кабинете, тогда у нее появилась бы возможность написать об этом захватывающий материал. Ничего не скажешь, Лизка относилась к своим профессиональным обязанностям куда серьезнее, чем я сама. – Ладно, тогда побежала я, мне полосу сдавать. Ни пуха ни пера.

– К черту, – недовольно пробормотала я, – если он будет обо мне спрашивать, скажи, что я освобожусь через десять минут.

– А что тебе дадут эти десять минут? – спросила Лизка перед тем, как покинуть мой кабинет.

И правда, за десять минут ничего не изменилось. Эдуард все еще сидел у моей двери. Я умудрилась еще один раз выглянуть в коридор, и он снова меня не заметил. Что же мне делать? Не могу же я просидеть взаперти весь оставшийся рабочий день. Да и Эдик не из тех, кто привык ждать долго. Уверена, через несколько минут он потеряет терпение и начнет ломиться в мой кабинет.

Но ведь должен же быть какой-то выход. Будучи маниакальной оптимисткой, я твердо убеждена, что из любой, даже безнадежной на первый взгляд ситуации есть хотя бы крошечная лазейка, которая поможет избежать катастрофы.

Я заметалась по комнате. Может быть, выйти в коридор в темных очках и платке и притвориться, что я – это не я? Да нет, идея глупая. Этот номер, может быть, и прошел бы с малознакомым человеком, но не с мужчиной, с которым я встречалась почти целый год.

Я могу позвонить по внутреннему телефону Лерке или Диночке и попросить их как-нибудь его отвлечь. Думаю, пока Эдик будет любоваться Диночкиными безупречными ножками, я вполне успею со скоростью страуса эму пронестись по коридору и прыгнуть в лифт. На первый взгляд мысль замечательная. Но что-то меня смущает… И кажется, я понимаю, что именно, – мне вовсе не хочется, чтобы стервозная юная Диночка кокетничала с Эдуардом и сверкала перед ним своими голыми коленками. Нет, это не ревность, это… Ну хорошо, ревность. Глупо, да? Я продолжаю ревновать Эдика, которого сама же бросила ради другого мужчины.

Я подошла к окну и выглянула на улицу. Высокова-то будет. Как-никак седьмой этаж. Черт, ведь когда я переезжала в отдельный кабинет, мне предлагали вариант на самом первом этаже, но я отказалась, хотела быть поближе к Лерке.

С другой стороны, совсем рядом с моим окном пожарная лестница. Надо только набраться смелости и… Нет, не смогу. Я же с самого детства смертельно боюсь высоты.

Хотя если бы я находилась не на седьмом, а, предположим, на третьем этаже, то у меня не возникло бы ровно никаких колебаний. Я легко бы вылезла в окно, перебралась бы на лестницу и без всяких проблем спустилась вниз. Значит, надо просто представить, что мне предстоит два раза спуститься по пожарной лестнице с третьего этажа.

Ну и потом еще один раз с первого – а это вообще пара пустяков.

Я открыла окно пошире. С сомнением посмотрела на включенный компьютер – а как же статья? И сама же себя успокоила: статью я могу написать и дома, вечером. Или в самолете. В любом случае до понедельника остается почти целых четыре дня. А Майкл Рикман однажды сказал мне, что за четыре дня мир можно перевернуть.

Я перекинула через плечо сумку и села на подоконник, свесив ноги вниз. Единственная проблема – на мне были изящные туфельки на каблуках, вовсе не приспособленные для путешествий по пожарным лестницам. Но не оставлять же туфельки в кабинете. Не смогу же я поехать домой босиком.

Глубоко вдохнув, я схватилась рукой за ступеньку. Ну вот, это совсем несложно, главное – начать.

И вот еще один совет для тех, кто, воспользовавшись моим примером, задумает сбежать с работы по пожарной лестнице, – ни в коем случае не смотрите вниз. Я вот взглянула совершенно нечаянно – так чуть не заработала инфаркт миокарда.

Ну все, больше медлить нельзя. Вперед, Кашеварова!

Я осторожно переползла на одну ступеньку ниже. Все нормально. Только ржавый металл неприятно царапает ладони. Надеюсь, что я не подхвачу какой-нибудь столбняк. Еще одна ступенька. И еще одна. Я и двух этажей не преодолела, когда у меня невыносимо затекли руки. Мелькнула предательская мысль – а не постучаться ли в окно Наташки из бухгалтерии, она ведь как раз сидит на пятом этаже. Но, представив вытянувшееся Наташкино лицо, я решительно оставила смелую идею. К тому же Наташка страшная сплетница. Завтра о моем подвиге узнает вся редакция, включая Максима Леонидовича Степашкина.

Я остановилась, чтобы перевести дыхание. И в этот момент моя нога соскользнула со ступеньки. Сердце ухнуло куда-то вниз, словно по огромной внутренней американской горке. Я хотела закричать, но только и смогла, что просипеть – помогите. Хотя то был наивный призыв, потому что помочь мне могла только бригада профессиональных пожарников, а их поблизости – вот невезение! – не было. Чудовищным усилием воли мне удалось сохранить равновесие. Я спасла свою жизнь, чего нельзя было сказать о дорогущей кожаной туфельке – последняя, слетев с моей ноги, упала вниз.

Немного успокоив взбунтовавшееся дыхание, я поползла дальше.

Не знаю, сколько времени прошло, пока мои ноги (одна из которых была, увы, босой) коснулись наконец асфальта. Мои часы свидетельствуют о том, что мой геройский спуск занял всего восемь с половиной минут. Мне же самой показалось, что прошел час.

В любом случае я благополучно добралась до земли. И это было самым главным.

Кстати, туфельку я так и не нашла.

Я искренне считаю себя ироничным человеком. Но иногда чувство юмора меня подводит. Например, в самолете я запланировала сесть рядом с лучшей подругой Леркой – за три часа бок о бок мы могли бы обсудить многие актуальнейшие проблемы, как-то: правда ли, что брюнеты горячее блондинов, как правильно наносить автозагар и можно ли спрятать «попины уши» с помощью парео (причем, чем дальше белоснежный лайнер относит нас от дождливой Москвы, тем актуальнее становятся все вышеперечисленные проблемы). Но нет – Лерка вероломно уселась рядом с громогласной Лолой, и всю дорогу они там самозабвенно хохотали. А я им тихо завидовала, потому что лично мне было отнюдь не до смеха. Мне-то досталось сидеть рядом с молчаливой бледной шестнадцатилетней Юлечкой, которая, по всей видимости, панически боялась летать и потому всю дорогу нервно мяла в руках принесенный стюардессой бумажный пакет. Время от времени она печально объявляла: меня сейчас стошнит – и ныряла в пакет головой вниз. Но пакетик этот так и остался пуст, зато к середине пути меня начало подташнивать от столь скучного общества.

Нет, ну я решительно не понимаю, как можно быть такой никчемной серостью в шестнадцать лет?! Золотые шестнадцать – это же время, когда можно себе позволить ВСЕ – от ядовито-розовых чулочков до любовника диджея с дредами. Никто тебя и словом не попрекнет. Правда, лично я в свои шестнадцать носила длинные юбки с кружевными рюшами, которые шила мне мама (тогда моя воля еще не окрепла для того, чтобы противостоять сентиментальности моей родительницы) и спала с одноухим плюшевым кроликом. Но я – это досадное исключение из правил. Вот Лерка в шестнадцать лет соблазнила школьного учителя по физкультуре – если, конечно, верить ее сбивчивым воспоминаниям. А верить Лерке я вам не советую. Соврет – недорого возьмет.

Я пыталась, честное слово, пыталась разговорить недотрогу Юлечку. В итоге у нас получилась беседа примерно следующего содержания.

Я. Сколько у тебя было мужчин?

Она (покрываясь красными пятнами). Один. Паникос.

Я. На кой он тебе сдался? Ты красивая, совсем молодая. Зачем ты вообще участвуешь в этой авантюре?

Она (запальчиво). Это не авантюра. Это моя любовь на всю жизнь.

Я. Ты ничего не понимаешь. Любви нет.

Она. А что тогда есть?

Я (цинично усмехнувшись). Эгоисты.

Она. Неужели ты никого не любишь?

Я. Хм… Люблю. Но я – это совсем другое дело. Мне не шестнадцать лет.

Она (застенчиво улыбнувшись). Мне тоже. Я немного соврала. Мне пятнадцать.

Когда принесли обед, выяснилось, что эта недотрога еще и вегетарианка. Вы только подумайте, вегетарианка в пятнадцать лет! Наверное, вот из таких тихонь с цыплячьими плечиками и вырастают высокомерные особы с маленькой попой и огромными амбициями, которые смотрят свысока на то, как ты поглощаешь очередной гамбургер, а потом сетуешь на лишние два с половиной килограмма, плотно осевшие на талии.

Я с удовольствием съела и ее порцию тушеной курицы.

– Саша, а вы зачем летите на Кипр?

– Вот только не надо называть меня на «вы». Я и так уже чувствую себя старой… На Кипре работает мой жених.

Она понимающе улыбнулась.

– Киприот?

– Нет. Британец.

– А вы давно познакомились?

– Не то чтобы очень. Но у нас все серьезно. – Я протянула ей руку и показала кольцо.

Юлечка отреагировала именно так, как и должна нормальная женщина реагировать на обручальное кольцо подруги, – завистливым вздохом.

– Как же тебе везет! В отличие от меня.

– Да брось ты! – При взгляде на кольцо у меня мигом улучшилось настроение, и даже Юля перестала казаться такой уж противной. – У тебя все впереди.

– Да уж… Только вот смотрю я на своих подруг. Вроде бы все красивые и не дуры, только ни у кого с мужчинами… не складывается.

– Ну, это сложно, – тоном умудренной, опытной гранд-дамы прокомментировала я.

– Вот моя старшая сестра недавно развелась. А всем казалось, что была такая любовь… Была и прошла.

– Любовь имеет свойство заканчиваться, – философски заметила я.

– Причем иногда раньше времени, – подхватила Юлечка, – то, что случилось со мной, – еще цветочки. Ну пофлиртовала я с Паникосом, ну влюбилась. Ничего, обойдусь как-нибудь. Ведь у нас даже секса не было.

– Как?! Ты же сказала, что у тебя он был один.

– Так, – развела руками Юля, – с другими я даже не целовалась. Ну, я же всего четыре дня была на Кипре.

– Знаешь ли, за четыре дня много чего можно успеть.

– Вот моя сестра и успела. Я ведь не одна, с сестрой ездила. Она решила развеяться после развода. Ничего не скажешь, развеялась. Она познакомилась с мужчиной, а потом выяснилось, что он брачный аферист.

– Да ты что?

– Да, – со вздохом подтвердила Юлечка, – а ведь все было так красиво… Он тоже англичанин, как и твой жених. Вернее, он так представился.

– И что? – заинтересовалась я.

– Рассказывал ей, какой он богатый. Якобы он в родстве с королевской семьей, живет в загородном доме и у него есть конюшня с пятьюдесятью арабскими скакунами.

– У моего сорок… – машинально сказала я, даже не думая о самом худшем.

– У них все так стремительно получилось. В первый же день она переехала из отеля к нему. Потом он приехал к нам в Ярославль. И сделал ей предложение. Фотографии своего английского поместья показывал и подарил обалденное кольцо. Правда, потом выяснилось, что это копеечная подделка. Они назначили дату свадьбы. Планировали шикарное торжество, в Лондоне, в отеле «Ритц», с джазовым оркестром из пятидесяти человек, с двумястами гостями, тремя тысячами живых белых роз, с тортом в полтора метра высотой.

– Вот это да! – не выдержала я. – Иногда я тоже мечтаю, что моя свадьба будет именно такой. Как у принцессы.

– Только принц оказался поддельным. Они вместе выбирали ей платье, а ему – костюм. Он интересовался, что подарить ей к свадьбе – автомобиль «ламборджини» или домик в Ноттинг-Хилле. Она выбрала домик. Прав у нее, у дуры, нет. Он прислал ей каталог с домиками. Мы разволновались, всей семьей выбирали. Чтобы было место для гостей и комната для нашей бабушки. И конечно, детская. Бабушка, кстати, разволновалась, в Англию перебираться собралась. Купила зонтик-трость и разговорник. До сердечного приступа довели старушку.

– А что случилось-то?

– Домик мы выбрали. Он выписал чек на триста тысяч фунтов, столько и стоил домишко. Хочу, говорит, чтобы ты переехала сразу же, до свадьбы. А я к тебе потом присоединюсь, когда у меня контракт на Кипре закончится. А потом, в какой-то момент, настало время платить за свадебную вечеринку. Моей сестре уже прислали платье. Неплохое платье, шесть тысяч долларов. Весь подол расшит мелкими жемчужинками.

– Вот это да! – выдохнула я. – Декольтированное?

– Да. С корсетом. У нее в нем талия тоненькая-тоненькая, как у Скарлетт, получилась.

Я живо заинтересовалась:

– А что за фирма? Я ведь тоже свадебное платье выбираю.

– Можешь купить у моей сестры. Только платье это несчастливое.

– Да не верю я в счастливые и несчастливые вещи. А твоя сестра высокая?

– Да, с тебя… Но дай дорасскажу.

– Давай, – вежливо сказала я.

На самом же деле мне не терпелось договориться о платье – наверняка я смогу купить его дешевле. А Майклу показать чек на шесть тысяч. Тогда оставшиеся деньги можно прогулять. Мы отправимся с Леркой в пиццерию «Венеция» и закажем все, что душа попросит. А потом… потом пойдем за косметикой в «Этуаль». Я живо представила эту картину – вот я с пластиковой корзинкой в руках хватаю один флакончик за другим!

– Она так радовалась, – продолжила между тем Юлечка, – представляешь, сразу после развода встретить миллионера, который запросто подарил тебе платье за шесть тысяч долларов и особняк в центре Лондона! Короче, до свадьбы оставалось около месяца. Пришла пора платить по счетам.

А вместе с порой пришел и счет. На сто тысяч английских фунтов. Можешь пересчитать по курсу.

– Почти двести тысяч долларов, – ахнула я. – Не могу себе представить такую сумму. Я и десяти тысяч, если честно, никогда в руках не держала.

– Вот именно. Они были вместе на Кипре, когда пришел этот счет. Он, конечно, радостно бросился в банк оплачивать. Говорит, надо платить немедленно, иначе оркестр отменится и выступление поп-звезд. А у него кредитных карточек – тьма-тьмущая. Все золотые и платиновые.

Совершенно некстати мне вспомнился бумажник Майкла Рикмана.

– И вот вдруг выясняется, что денег не хватает. Совсем немного, тысяч тридцать долларов. Он говорит – ничего страшного. Значит, обойдемся без оркестра. А глаза грустные-грустные. Ну, моя сестра, дура, заволновалась: как это без оркестра. А вот так, отвечает он ей. На этой неделе платить надо, а я смогу деньги только в конце следующей получить. Он ее запугал какими-то банковскими терминами, из которых свидетельствовало, что в данный момент он никак не может обналичить счет. А может быть, и не свидетельствовало. Все равно моя сестра ничего не понимает в бухгалтерии.

– И что? Она дала ему тридцать тысяч, а потом он исчез? – догадалась я.

– Именно так, – вздохнула Юлечка, – похоже, у всей моей семьи мозги поплыли. Но он всем так понравился. Такой красивый, обходительный. Английский у него безупречный, говорит, точно лорд. Ну и мама решила – зачем мелочиться. У нас были в заначке деньги, как раз немногим больше тридцати тысяч.

Мы в Москву переезжать собирались. Вот их ему и отдали. Без всякой расписки. А зачем расписка, если мы уже почти родственники? Бабушка масла в огонь подливала – зачем, говорит, нам квартира в Москве, если мы в Лондон переезжаем. Юленька в Оксфорд поступит, в люди выбьется… Деньги мы ему отдали.

И все.

– Что – все?

– Все, – пожала плечами Юля, – он исчез. Испарился, перестал звонить. Мы его, конечно, нашли. Но он нагло заявил, что свадьба откладывается, что у него обстоятельства… Мы спрашиваем – а деньги?

А он – какие деньги? Вы что-то перепутали, никаких денег не было.

– Какой подлец! Постой, а как же особняк в Ноттинг-Хилле? Он же прислал чек на триста тысяч фунтов!

– Да. Но чек оказался поддельным. Бабушку с инфарктом забрали в больницу. Она теперь речь английскую слышать не может.

– А платье? Платье-то тоже поддельное?

– Нет, платье как раз настоящее, – усмехнулась Юля, – должно же в этой истории хоть что-то быть настоящим. Он ей подарил платье за шесть тысяч долларов. Мы ему – тридцать тысяч, а он нам – шесть. Кстати, дарственная оформлена по всем законам. А у нас никакой расписки нет. Так что для официальных структур это выглядит так – истеричная невеста пытается развести на деньги богатого мужчину.

Я помолчала.

– Невеселая история. Даже не верится.

– Нам тоже сначала не верилось. Если бы мои родные еще узнали о Паникосе…

– А они не знают? – поразилась я. Надо же, а я вот совсем не умела хранить секреты в пятнадцать лет. У меня и сейчас-то не очень хорошо получается держать язык за зубами.

– Сестра знает, – улыбнулась Юленька, – вообще-то это она дала мне денег на это путешествие. Сказала – хоть кто-то получит по заслугам. Ведь Паникос тоже имеет отношение к этой истории.

– Какое же?

– Самое прямое, – печально улыбнулась она, – мы с ним на пляже познакомились. А он уже свел мою сестру с этим Майклом Рикманом.

– С кем?!

– Майклом Рикманом, – как ни в чем не бывало повторила она, – во всяком случае, так он нам представился. И у него были водительские права на это имя. Но потом мы узнали, что зовут его по-другому. Он киприот, отец у него действительно англичанин, но никакого отношения к аристократии не имеет. Работает он не в банке, как говорил, а в ларьке. Мороженым торгует. А в свободное время проворачивает такие аферы. Надо же, какие же все-таки женщины дурочки! – воскликнула пятнадцатилетняя Юлечка.

Я промолчала.

– Кашеварова, что ты как вареная креветка, честное слово! Можешь шевелиться побыстрее? – тормошила меня Лерка. – Все уже забрали багаж, одна ты без чемодана.

– Ага, я сейчас, – я попробовала улыбнуться.

– Что-то ты бледная. С тобой все в порядке?

– Да-да, – поспешно заверила я ее, – просто голова разболелась.

– У меня есть аспирин, – Лера порылась в сумочке.

– Да нет, не стоит. Лучше я куплю водки со льдом.

Она посмотрела на меня, как на ненормальную.

– Водки со льдом? А ты уверена? На улице тридцать пять градусов!

– Не волнуйся, я всегда так делаю, – бодро сказала я. Если честно, мне хотелось поделиться с Леркой, не терпелось рассказать ей, что произошло. Мне срочно нужен был совет. Но могла ли я отвлекать ту, глаза которой горят мстительным огнем? Все мысли которой устремлены к вероломному предателю, который через несколько часов будет жестоко ею наказан?! Нет, я не имею права портить ей маленькие каникулы. Потом расскажу. Все равно сейчас она помочь мне не в состоянии.

Никто, никто не в состоянии мне помочь.

Я поплелась к движущейся ленте, на которой, точно на медленной детской карусели, крутились разномастные чемоданы. Я знала, что еду только на три дня, и тем не менее взяла с собой довольно увесистую сумку – три вечерних платья, целый пакет с кружевным нижним бельем, две нарядные ночные рубашки, сексапильные шортики, несколько сарафанов. Я собиралась на Кипр с энтузиазмом влюбленной женщины. Ведь влюбленные женщины всегда берут с собой чуть больше вещей, чем им следовало бы взять.

А теперь… Теперь получается, что все эти любовно подобранные вещи мне вовсе не нужны. Потому что соблазнять мне больше некого. И я вполне могу проходить все три дня в одной и той же мятой футболке. Эх, жалко, я оставила дома свою майку с Фредди Крюгером. Сейчас бы она была как нельзя кстати.

– Кашеварова! Ау! – Лерка поводила ладонью перед моим лицом. – Ты в трансе?

– Нет.

– Тогда поехали. Потом выпьешь свою водку. Автобус ждет!

Гид, который ждал нас у автобуса, не смог скрыть удивления при нашем торжественном появлении.

– А у вас что, какая-то группа? – спросил он.

– Да!.. – с добродушной улыбкой ответила Лола.

– Вы приехали на конференцию? – продолжал проявлять любопытство гид. – У нас здесь часто проходят международные конференции.

– Можно сказать и так, – печально усмехнулась Диночка.

Добравшись до номера, я сразу же набрала номер московской квартиры своих родителей. Это очень неприятно, но должна же я им когда-нибудь сказать. Мама, наверное, продолжает спешно готовиться к свадьбе. Носится по магазинам и скупает самые безвкусные на свете вещицы, которые сама она характеризует словом «милые», – кружевные салфеточки, псевдофарфоровые китайские тарелки, мельхиоровые ведерки для шампанского. А отец, наверное, уже отнес в химчистку свой любимый костюм. Костюму этому уже сто лет в обед, но я никак не могу убедить папу в том, что вещь эта вышла из моды еще задолго до моего рождения. Ладно уж, у каждого человека должен быть маленький пунктик. Свой личный таракан в голове. Правда, вот в моей голове столько тараканов, что я могу вполне устроить там тотализатор и проводить еженедельные тараканьи бега…

– Сашенька! Я так и знала, что это ты! – воскликнула мама, едва я успела поздороваться. – Нам надо столько всего обсудить.

– Это точно, – вполголоса сказала я.

– Во-первых, не против ли ты, если я сама испеку свадебный торт? Во-вторых, может быть, пришить на фату такие смешные фиолетовые розочки? Будет очень мило! – затараторила она. – В-третьих, я пригласила восемь своих подруг. Они помнят тебя маленькой и так хотели прийти! Я просто не могла им отказать. Так что нам надо подумать о дополнительных стульях. В-четвертых, когда же наконец ты представишь нам жениха? Или оставь хотя бы его фотографию. Мне не терпится похвастаться соседям. Вернее, я уже похвасталась, но они почему-то не верят. Желательно, чтобы на фотографии вы были вместе и чтобы он смотрел на тебя влюбленными глазами.

Ох, когда же она наконец сделает паузу, чтобы я могла быстренько вставить роковое: «Кстати, а свадьбы не будет!»

– Уверена, такая фотография у тебя есть, а если нет, то ты ведь можешь сделать ее специально для меня. В-пятых, я перешила шляпку с ромашками! Помнишь мою шляпку? Ту, которую я специально купила для твоей свадьбы? Так вот, теперь на ней будет еще и груша.

– Какая еще груша? – удивилась я.

– Обычная пластмассовая груша, – довольно рассмеялась мама, – я же преподаю рукоделие, и мой девиз – проявляйте инициативу. Вот я и подумала, почему бы мне самой ее не проявить. Я ведь способна мыслить творчески. А груша замечательно смотрится вместе с ромашками, правда, она все время отваливалась, но я кое-где ее подклеила скотчем. Получилось совсем незаметно.

«Дурдом», – подумала я. Если бы я не была знакома со своей мамой, то, наверное, решила бы, что она случайно глотнула веселящего газа. Теперь понятно, в кого я такая… хм, нестабильная. Если бы все было так, как хочет моя мама, то изумленные гости были бы вынуждены наблюдать невесту в самодельной пышной фате, похожей, скорее, на восточную чадру, и ее веселую, говорливую мать с вазой на голове.

– В-шестых, я присмотрела тебе туфельки. Замечательные лодочки на маленьком каблучке, как раз для тебя, ты же высокая. Кстати, а твой новый жених выше? Ты же вообще ничего не хочешь нам о нем рассказывать. В-седьмых… – она помолчала, – господи, а что у нас в-седьмых… Нет, было же в-седьмых, я это точно помню… Надо было записать.

– В-седьмых, свадьба отменяется! – в отчаянии воскликнула я.

– Что? Плохо слышно. Помехи на линии.

– Свадьба отменяется, – повторила я еще громче.

Это было так жестоко, но что я могла поделать? Еще более жестоко держать ее в неведении и позволить ей скупать свадебные причиндалы и пришивать на злополучную шляпу пластмассовые фрукты.

– Сашенька… Это шутка?

– Нет… Мама, тут такое дело… Я не хотела тебе говорить раньше времени…

– Что-то серьезное? – заволновалась она.

– Да нет, ничего серьезного, – поспешила я ее успокоить. – Мам, ты меня уж прости… Давай потом поговорим, ладно?

– Но Саша…

– Мам, потом, все потом!

Ужасно, ужасно, но я бросила трубку. Я просто не знала, не знала, что еще сказать маме. Маме, которая так мечтала в один прекрасный день прийти в загс в своей дурацкой панаме с ромашками и грушами, для которой слова «свадьба» и «счастье» давно стали синонимами.

Еще один вопрос не давал мне покоя.

Я понимала, что это нелепо, но все же мне просто необходимо было лично убедиться. И я отправилась в ближайший ювелирный магазин.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – При виде меня скучающая продавщица засияла, как начищенная песком кастрюля.

– Да, – я выложила на прилавок подаренное Майклом Рикманом кольцо, – не могли бы вы оценить эту вещь?

Она не смогла скрыть разочарования. И попыталась выпроводить невыгодную клиентку.

– Вообще-то мы этим не занимаемся. У нас магазин.

Но я не собиралась сдаваться.

– Понимаете, это кольцо подарил мне жених. Но у меня есть подозрение, что оно фальшивое. А сам жених – брачный аферист. Мне надо про-верить.

– Да что вы говорите? – оживилась продавщица, подвигая к себе кольцо. – Все они такие! Мой муж оставил меня с тремя детьми. Я больше не собираюсь иметь дело с мужчинами.

Она извлекла из-под прилавка миниатюрную лупу и покрутила в пальцах кольцо. С замиранием сердца я следила за ее движениями. Это было так глупо, но я надеялась на чудо.

Но чудес, как известно, не бывает.

– Боюсь, мне нечем вас обрадовать, – со вздохом продавщица вернула мне кольцо, – это не золото. И бриллиант не настоящий. Хотя подделка не самая дешевая, если это вас утешит…

– А вас бы утешило на моем месте? – грустно усмехнулась я.

– Сожалею… На вашем месте я бы выбросила кольцо в море.

– Боюсь, это слишком романтичный поступок для такой, как я!