Мигающий красный огонек трекера, показывающий текущее местоположение Люси, насмехается надо мной с экрана. Она в доме своих родителей. И была там всю ночь. Я потратил это время, уговаривая себя не лезть на рожон, пытаясь удержаться от того, чтобы ворваться в дом Кристиансон и похитить ее из детской спальни. По крайней мере, так я себе это представляю.
Она игнорировала все мои сообщения. У меня уже есть список из пятидесяти парней, которые прокомментировали ее посты. Парней, которых она просила связаться с ней напрямую. Я придумал миллион и один способ покончить со всеми ними. Я сделаю это театрально, заставлю ее, блять, смотреть. Может, тогда она дважды подумает, прежде чем флиртовать с кем-то, кроме меня.
Я смотрю на часы в пятый раз за последние несколько минут. Я знаю, что через час у нее занятие, на котором я планирую присутствовать. Красная точка начинает двигаться, давая мне понять, что она покидает поместье своих родителей. Взяв ключи и бумажник, я выхожу за дверь, запирая ее за собой. Мои родители решили остаться у меня, и последнее, что мне нужно, чтобы кто-то из них увидел эту комнату и обнаружил мою последнюю одержимость.
Люси Кристиансон.
На каждой стене развешаны ее фотографии. Все откровенные. Фотографии, на которых она не позирует, потому что не знала, что я ее снимаю. Есть также маленькие сувениры, которые я забрал из ее дома.
Как только я вхожу в фойе, мама окликает меня:
— Доминик, я приготовила завтрак.
Черт, мне действительно нравится, как готовит моя мама. Даже если это всего лишь завтрак. Я иду в столовую, где папа сидит рядом с мамой. Стол ломится от разнообразных блюд.
Наклоняясь, я целую маму в щеку.
— Доброе утро. Выглядит великолепно, мам, но я опаздываю. Мне нужно идти на занятия, — говорю я ей и беру со стола черничный маффин.
— Тебе нужно поесть, — ругает она меня.
— Я уже ем. — Я указываю на маффин. — Увидимся позже.
— Ладно, хорошего дня, солнышко, — говорит мама.
— Я провожу тебя. — Папа встает и провожает меня до двери. Я мысленно считаю до двадцати. Именно столько времени проходит, прежде чем мы оказываемся вне пределов слышимости моей мамы. — Ты в порядке? — Спрашивает он меня.
— В порядке, — говорю я ему.
В такие моменты, как этот, я жалею, что не умею притворяться лучше. Бри мастерски вписывается в обстановку, делает вид, что с ней все в порядке и она всегда держит себя в руках. Я знаю, что это не так, возможно, потому, что со мной она не притворяется. Мне не нравится, когда мои родители беспокоятся обо мне, поэтому ради них я стараюсь вести себя так, будто не нахожусь на грани психопатии.
— Ты не в порядке, и это нормально. Ты же знаешь, что можешь поговорить со мной, верно?
— Знаю, — говорю я, когда мы входим в мой гараж.
— Тогда что тебя так взбудоражило? Не трудись молчать. Я знаю тебя, Доминик. — Он снова использует этот тон, который, по его мнению, действует на меня.
Я вздыхаю.
— Я не хочу причинять ей боль. — Я признаю, что есть одна причина, которая не позволяла мне подойти к ней. То, что заставляло меня наблюдать за ней издалека и не позволяло прикоснуться к ней.
— Тогда ты не навредишь ей. — Говорит он слишком спокойно.
— Все не так просто. Я хочу причинить ей боль. Хочу почувствовать ее боль, папа. Это чертовски запутанно. Но более того, я хочу видеть, как она живет. Хочу наблюдать за ее повседневным дерьмом. Хочу видеть, как она, блять, улыбается. Слышать ее смех. — По напряженному выражению лица отца я понимаю, что сказал слишком много. Мне следовало держать свои мысли при себе.
— Доминик. Если бы я хоть на секунду подумал, что ты собираешься причинить боль этой девушке, я бы в мгновение ока посадил тебя под замок. Ты не причинишь ей вреда, — повторяет он.
— Откуда ты знаешь? — Спрашиваю я его.
— Потому что я верю в тебя.
— Веришь? — Усмехаюсь я.
— Тебе стоит попробовать поверить в себя. А еще поговори с девушкой, Доминик. Пусть она узнает тебя получше.
— Я не могу этого сделать. Она слишком невинна для меня.
— Думаешь, твоя мать не слишком, блять, мила и невинна для такого, как я? Может, ты и не знаешь всего о моем прошлом, но оно было не самым лучшим, малыш. Я не заслуживаю ее, но я каждый день стараюсь быть достойным ее, — говорит он.
— Ты достоин, — говорю я ему. — Но мне действительно нужно успеть на урок, пап. И, э-э, спасибо.
— Дай себе шанс, — говорит он, когда я сажусь в машину.
— Это все равно что закрыть глаза и поставить все семейное богатство на красное. Я не хочу рисковать.
Я занимаю свое место в дальнем углу аудитории. Мой взгляд останавливается на моей цели, которая сейчас сидит в центре лекционного зала. В ее ушах я замечаю наушники.
Что ты слушаешь, Пчелка?
Мне требуется несколько секунд, чтобы включить свой ноутбук и взломать ее MacBook. Я открываю ее плейлист на Spotify и вставляю наушники. Тишину заполняет песня "Yellow Flicker Beat" в исполнении Lorde. Я вникаю в текст. Похоже, это песня из тех, которые девчонки слушают, когда они либо злятся на весь мир, либо им причиняют боль. Если это последнее, то мне не терпится узнать, кто, блять, попал в мой список жертв. Я никому не позволю причинить ей боль. Черт, я даже себе не позволю причинить ей эту боль, как бы сильно мне этого ни хотелось.
Когда я смотрю на ее профиль, я не могу не заметить, как сильно она изменилась. Как будто она разрывается между тем, что делать. В руке у нее телефон, и она стучит по клавишам. Я наблюдаю, как ее плечи опускаются, и в это же время мой телефон вибрирует в кармане.
Я достаю его и вижу на экране ее имя. Затем открываю ее сообщение.
ПЧЕЛКА:
Ты когда-нибудь чувствовал себя запертым в собственной шкуре?
Я перечитываю ее вопрос снова и снова. Что, черт возьми, творится у нее в голове? И почему она чувствует себя так, словно попала в ловушку?
Я:
Всегда. Запертый в ловушку ожиданий, в ловушку рода, в ловушку собственной головы.
ПЧЕЛКА:
Интересно, почему все это важно? В конце концов, мы все равно умрем, верно?
Образ ее безжизненного тела всплывает у меня в голове. Он уже не вызывает у меня прежнего возбуждения. Мысль о том, что ее больше нет в живых, вызывает во мне странные чувства, которых я никогда раньше не испытывал…
Я:
Ты важна.
Я опускаю часть предложения "для меня". Я просто не могу заставить себя добавить ее.
ПЧЕЛКА:
Почему?
Почему она так важна? Я часто задаю себе этот вопрос. Почему именно она? Что в ней такого, от чего я никак не могу избавиться? У меня нет ответов ни на один из этих вопросов.
Я:
Потому что…
Я:
Когда ты входишь в комнату, она озаряется светом. Когда ты улыбаешься, мир становится лучше. Ты важна, потому что ты — это ты. Для этого не обязательно должна быть какая-то причина. Ты важна, потому что я, блять, так говорю.
ПЧЕЛКА:
Ммм, это бы что-то значило, если бы я знала, кто ты такой. Ты просто случайный, одержимый незнакомец. Я даже не знаю, почему разговариваю с тобой.
Я:
Потому что ты знаешь, где бы и когда бы ты ни была, я всегда тебя выслушаю. Разве ты не должна делать заметки или что-то в этом роде?
Она поднимает голову и осматривает комнату. Ее взгляд скользит мимо меня. Похоже, я овладел искусством быть замеченным и незамеченным одновременно.
До конца лекции Люси продолжает оглядываться через плечо, изо всех сил стараясь обратить внимание на профессора и унять свою паранойю — хотя, думаю, это не паранойя, если она права. Я выскальзываю через заднюю дверь как раз перед окончанием занятия и выхожу на улицу. Жду, когда она сделает то же самое. Обычно она направляется в кафе. Но что-то в ее сообщениях показалось мне странным. Мне не нравится, о чем она думает.
Почему она сомневается в своей ценности?
Я знаю, что он там, еще до того, как он дает о себе знать. Аксель. Мой кузен-идиот, который сейчас занимает первое место в моем списке жертв.
— Ты либо храбрый, либо действительно ужасно тупой, — ворчу я на него, в то время как мои глаза по-прежнему прикованы к двери.
— Нужна помощь? Познакомить тебя с ней? Большинство людей просто подошли бы и поздоровались, пригласили бы ее на свидание или еще куда-нибудь, — возражает он.
— Если я увижу, что ты хотя бы дышишь в ее сторону, я сломаю тебе одну из конечностей, — шиплю я сквозь стиснутые зубы.
— Ого, черт. Все говорили, что ты обидчивый, но, блять… Я твой кузен, Дом. Я последний человек, о котором тебе стоит беспокоиться, что он вторгнется на твою территорию. Я бы никогда так с тобой не поступил.
Если я кому-то и доверял, так это своей семье. Они никогда не давали мне повода не доверять.
— Ты хочешь что-то сказать? — Спрашиваю я его. — Насколько я знаю, ты сюда не ходишь.
— Разве я не могу просто прийти и потусоваться со своим любимым кузеном?
— Чего ты хочешь?
— Ничего. — Он поднимает руки в успокаивающем жесте, пока я смотрю, как Люси уходит. Я иду за ней. Как и предполагалось, она направляется в кафе. — Знаешь, ты мог бы просто пойти и посидеть с ней. Скажи ей, что ты Доминик Маккинли, и она, вероятно, будет лебезить перед тобой, как любая другая цыпочка в радиусе пятидесяти миль, — говорит Акс.
— Она не такая, — говорю я ему.
— Они все такие. — Закатывает он глаза.
— У нее трастовый фонд больше твоего. Ей не нужны мои деньги.
— Откуда ты знаешь, насколько велик ее трастовый фонд? — Он вопросительно вздергивает бровь.
— Я взломал ее банковские счета.
— Ты ведь знаешь, что это незаконно, да?
— Как и скармливание своего кузена домашним свиньям. Но это не значит, что я бы этого не сделал. — Ухмыляюсь я.
— Забавно. — Он вздрагивает от этой мысли. Парня всегда пугали свиньи моего дяди.
— Раз уж ты здесь, будь полезен и принеси мне кофе, — говорю я.
— Ты ведь знаешь, что это ты здесь Богатенький Ричи, а не я? — бормочет он, продолжая идти.
— Вряд ли ты живешь в нищите, Акс, — кричу я ему вслед. Уильямсоны часто критикуют нас, Маккинли, за то, что мы находимся на более высоком уровне богатства, чем они.
— Ладно, но ты у меня в долгу.
— Я подожду здесь. — Я указываю на столик, расположенный недалеко от кафе, и направляюсь к нему. С этой выгодной позиции я могу видеть все, что происходит в окнах. Я вижу ее.