Неосторожный шаг

1

Восемь лет назад Элизабет пришлось бросить университет, чтобы позаботиться о Джулии, когда умерли их родители. Она знала, что без образования сделать карьеру будет намного труднее, но все же оставила учебу, зная, что ее хрупкая, легко ранимая сестренка зачахнет и погибнет среди чужих.

Начав восхождение по служебной лестнице на телевидении, она оказалась столь же упорной, сколь и одаренной, и когда год назад ей представился случай, она ухватилась за него и, оставив повзрослевшую Джулию в Англии, уехала в Штаты. Работа на телестудии была ее воплощенной мечтой. Собственная квартира, машина и месячное жалованье, от которого дух захватило, когда она получала его в первый раз. Но… Джулия все же была превыше всего. И она на время вернулась домой. Семейная ситуация того требовала.

— Миссис Тернер? Здравствуйте. — Ровный, низкий голос был таким же холодным, как и красивое аристократическое лицо, обращенное к ней. — Вы миссис Джулия Тернер? — Приятный французский акцент, как у Патрика. Человек, стоящий у двери, собирался войти в дом.

— Я… — Элизабет пребывала в нерешительности долю секунды, сосредоточиваясь для ответа.

— Мне сказали, что здесь живет миссис Джулия Тернер. — Тонкий орлиный нос сморщился от неприязни, произнося слово «живет». — Разве не так?

— Кто вы? — Элизабет буквально нутром почувствовала исходящую от мужчины угрозу. То был один из них. Только который?

— Полагаю, вы знаете, кто я, — Жесткое выражение его лица ничуть не изменилось. — Патрик, должно быть, упоминал обо мне?

Сходство с Патриком было слишком явным, чтобы не выдавать кровного родства. Но который из его братьев — Пьер или Филипп — стоял перед нею сейчас? Кто бы, однако, это ни был, безжалостное выражение его лица предвещало крупные неприятности.

— Миссис Тернер, я Филипп, брат Патрика. Сожалею, что побеспокоил вас в столь неподходящее время, но уверен, что вы понимаете: нам нужно поговорить…

— Вы, должно быть, шутите! — Итак, это был всем известный и уважаемый Филипп де Сернэ, представитель старинного аристократического рода. Ярость наполнила все ее существо, грозя вырваться наружу. Она вскинула голову, ее глаза метали синие искры. — Я не стала бы говорить ни с кем из вашего презренного клана, даже если бы кроме вас на Земле не осталось никого в живых, господин де Сернэ, — сказала она твердо. — И, к вашему сведению, я не Джулия, а ее сестра Элизабет. Но вы можете поверить, я выражаю как мысли моей сестры, так и свои собственные.

— Прошу прощения… — Ледяной голос стал на полтона ниже.

— Нет! — Она уже почти потеряла над собой контроль, выплескивая на него свой гнев, ярость и горькую обиду. — Знаменитая семья де Сернэ в жизни ничего не просила. Использование силы для нее больше подходит, не так ли? Это гнусно — бесцеремонно манипулировать жизнью и счастьем людей. Патрик мертв, и вы разбили сердце бедняжке Джулии — чего еще вы хотите?

— Как вы смеете говорить так со мной? — Французский акцент стал очень заметным, а лицо незваного гостя сделалось белым как бумага.

Однако ничто не могло остановить Элизабет в ее стремлении высказать все, что она думает, этому бесчувственному каменному изваянию.

— О да, я смею, господин де Сернэ. Безусловно, смею. Вы не войдете в эту квартиру. Я скорее умру, чем позволю вам поганить дом Джулии своим грязным присутствием, — сказала она тихо. — Теперь вы должны оставить ее в покое: единственное, что соединяло ее с вашим семейством, исчезло. Мы не боимся больше вашего богатства и влияния, господин де Сернэ. Моя сестра не была достаточно хороша для вашей драгоценной семейки? Она не могла найти с ней общий язык и не была француженкой? Позвольте мне сказать вам нечто такое, что вы могли бы передать, вернувшись домой, всем остальным. Моя сестра стоит больше, чем все де Сернэ вместе взятые. Патрик знал это. По крайней мере, у них было несколько счастливых месяцев, и никто из вас не может отнять этого. Если вы боитесь, что мы будем претендовать на богатство де Сернэ, то можете успокоиться. Мы презираем и ненавидим вас всех. Я выразилась ясно?

— Более чем ясно. — Карие глаза превратились в узкие щелки.

— Говорите что вам угодно, — отозвалась Элизабет. — Вы не сможете больше повредить Патрику, а я не позволю вам повредить Джулии.

В этот момент слабый женский голос донесся из-за двери комнаты.

— Бетти, кто там?

— Все в порядке, Джулия. Я буду с тобой через минуту. — Она повернулась к мужчине и сделала движение, чтобы закрыть дверь. — Прощайте, господин де Сернэ.

— И это ваше последнее слово? — Он упорствовал, так как ее намерение отослать его восвояси было неслыханной пощечиной его самолюбию. — Мой разговор с вашей сестрой мог бы обернуться для нее финансовой выгодой…

— Вы исполнили свои обязательства перед вдовой брата, господин де Сернэ. Вы сделали великодушный жест, чтобы загладить вашу вину, а теперь я хотела бы, чтобы вы ушли. Моя сестра не спала всю ночь. Она только-только заснула, а вы разбудили ее… Слушайте, уйдете вы наконец? — почти прошипела она. — Мы не хотим вас здесь видеть.

Когда она попыталась захлопнуть дверь, мужская нога быстро просунулась в оставшуюся щель.

— Не так быстро, мисс, — сказал он тихо. Его голос звучал как холодный металл. — Есть кое-что, чего я не понимаю…

— Тут нечего понимать, — процедила она в ответ. — Я не хочу, чтобы вы расстраивали Джулию, вот и все. Оставьте нас в покое…

В эту минуту открылась дверь в конце маленькой прихожей, и лица обоих повернулись к молодой женщине, стоявшей, покачиваясь, в дверном проеме. Ее стройность и худощавость лишь подчеркивались выпуклым животом будущей матери. Прелестное бледное растерянное дитя с длинными распущенными светлыми волосами и глазами цвета летнего неба, которые остановились на высоком мужчине, безмолвно стоявшем в дверях.

— Нет… — Непонимающий, испуганный взгляд быстро переметнулся на Элизабет. — Бетти, нет!..

И тут, когда она у них на глазах лишилась чувств, они оба бросились к ней. Филипп опередил Элизабет на долю секунды и подхватил Джулию, прежде чем ее тело рухнуло на пол, и посадил в кресло.

— Смотрите, что вы сделали! — Элизабет склонилась над безжизненным телом сестры. — Ах, зачем вам было нужно приходить сегодня? Вы даже не сочли нужным участвовать в похоронах, зачем же явились сейчас и так ее расстроили?

— У нее ребенок? — Усилившийся акцент и его изменившееся лицо явно показывало, как он был ошеломлен. — Ребенок от Патрика?

— Конечно, от Патрика. — Элизабет посмотрела на мужчину столь свирепо, что он отшатнулся. — От кого же еще?..

— Я хотел сказать вовсе не это. — Он слегка покачал головой. — Я ведь не знал. Нам не сообщили…

— Почему вам должны были сообщать? — спросила она сухо. — Вы и ваша семья дали ясно понять, что, если Патрик женится на моей сестре, он будет во всех отношениях мертв в ваших глазах. Ну а теперь он в самом деле мертв, разве не так? — Ее лицо было таким же бледным, как и его, но глаза обжигали огнем. — Бедняга трудился все время: готовился к получению ученой степени днем, а ночью работал. Но у вас нет таких забот. Вам никогда не нужно беспокоиться. Кто-нибудь вроде вас, со всеми вашими миллионами, разве знает хоть что-то об упорном труде? — спросила она язвительно. — Он погиб, когда возвращался домой, если это вас интересует. Полиция думает, что он заснул за рулем фургона и врезался в кирпичную стену.

— Я читал полицейский отчет, — сказал он жестко.

— Но вы даже не помогли организовать похороны! — проговорила она медленно. — Да и зачем вам было это нужно, в конце концов? Он был только вашим братом, паршивой овцой, которая отбилась от стада.

— Я приехал, как только узнал, — сказал он резко, его глаза сверкнули, встретившись с ее глазами. — А моя мать чувствовала себя неважно и нуждалась в полном покое.

— И этот «полный покой» исключал любую связь с внешним миром? Даже по телефону? — спросила она недоверчиво.

В это время Джулия тихо застонала.

— Вы можете перенести ее в спальню? — быстро спросила Элизабет, страдая от необходимости обратиться к Филиппу, но сознавая, что не может оставить сестру в прихожей. — Она болеет с тех пор, как это случилось. После той самой аварии, — добавила Элизабет с глубокой горечью в голосе.

Филипп обхватил обмякшее тело Джулии и поднял его на руки, как будто оно было невесомым. Элизабет провела его в маленькую спальню, сняла стеганое одеяло и накрыла им сестру.

Глаза Джулии медленно открылись и остановились на смуглом лице Филиппа, которое было копией Патрика, только он выглядел чуть старше.

— Все хорошо, Джулия. — Элизабет склонилась над сестрой, загораживая ее от пристального взгляда Филиппа. — Ты упала в обморок, вот и все.

— Кто это?

— Это Филипп, — сказала Элизабет мягко. — Все будет хорошо, я обещаю. Он только хотел… — Она поколебалась и заставила себя продолжать ровным, спокойным голосом. — Он только хотел узнать, не нужно ли чем-нибудь помочь.

— Помочь? — В голосе Джулии послышалась истерическая нотка, и высокий мужчина, молча стоявший позади, почувствовал это.

— Миссис Тернер? — К ярости Элизабет, он обошел вокруг кровати и встал с другой стороны, глядя на Джулию чуть ли не с нежностью. — Я не желаю вам вреда, поверьте мне, пожалуйста. Мы не имели понятия, что случилось с Патриком, и узнали об этом лишь совсем недавно, — сказал он мягко. — Важно, чтобы вы поняли это. К несчастью, моя мать сама нездорова, и скорбное известие оказалось огромным ударом для нее…

— Послушайте, чего вы хотите? — Как только Элизабет вновь заговорила, взгляд темных глаз переместился на нее, и она вдруг осознала, что одета в линялую майку, поношенные синие джинсы, а на лице нет и следов косметики.

Он, напротив, был одет с элегантной простотой, которая говорила о неограниченном богатстве. Его одежда, как будто небрежная, но прямо-таки кричащая о своей элитности и недоступности для простых смертных, сидела на крупной мужской фигуре безупречно.

— Моя сестра очень устала, и вчерашние похороны, в ее обстоятельствах, стали тяжким испытанием для нее.

— Конечно…

— Ей нужны отдых и покой, а ваше присутствие не способствует ни тому, ни другому, — быстро проговорила Элизабет, боясь потерять самообладание.

Она увидела, как на классически правильном лице вспыхнул румянец. Вся его поза выражала одно холодное презрение и высокомерность.

— Такое отношение не принесет никакой пользы никому из нас, — сказал он холодно. — Вашей сестре — меньше всего.

— Думаю, вы можете спокойно оставить мою сестру на мое попечение, — ответила она столь же холодно, и ее сердце застучало так сильно, что ей казалось, она слышит каждый удар.

— Уверен, она в самых надежных руках.

— Да, так и есть. — Элизабет не отвела взгляд, хотя знала, что он лицемерит. — Поэтому, если вы не возражаете?.. — Она махнула рукой в сторону двери.

— Ничуть. — Он спокойно повернулся к Джулии, наклонив голову в коротком изящном поклоне: — Есть одна или две формальности, и если ваша сестра не имеет ничего против, я переговорю с ней. Согласны?

— Да… — Голос Джулии скорее походил на шепот, но ответ, казалось, удовлетворил его, так как в следующее мгновение он повернулся и, еще раз кивнув им обеим, вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собою дверь.

— Я пойду и узнаю, что он хочет. — Элизабет заставила себя улыбнуться, успокаивающе поглаживая руку сестры. — Это не займет много времени.

— Иди, Бетти. — Джулия приподнялась, и теперь ее глаза блеснули от слез. — Но он так похож на Патрика, что в первую минуту я подумала… О, я не должна обременять тебя своими переживаниями!

— Не глупи. — Элизабет присела на кровать, нежно обняв худенькое тело своей сестры. Какая же она тоненькая! Даже до того, как погиб Патрик, беременность протекала трудно, и, хотя врачи были удовлетворены состоянием будущей мамы, Джулия все же страдала. — Если ты не можешь обременять меня, то кто же, ради всего святого, может? Я говорила тебе вчера, что останусь с тобой столько, сколько потребуется.

— Но твоя работа?..

— Работа не так важна, как ты, — сказала Элизабет твердо. — Если они не сохранят за мной место, это будет их потеря, не моя. — Смело сказано, но у нее душа замирала при мысли, что ее могут лишить работы.

Мечтательная, непрактичная Джулия смотрела на мир сквозь розовые очки, тогда как для нее, Элизабет, реальная действительность не оставляла никаких иллюзий.

Патрик, несмотря на молодость, был вроде нее самой. Решительный, упрямый и всецело преданный ее сестре. Когда Джулия со своим избранником решили пожениться, для Элизабет стала реальностью работа на телевидении в Америке, и она, не испытывая сомнений, доверила Патрику свою тихую, нежную, чувствительную сестру и спокойно уехала.

Филипп де Сернэ ожидал, стоя в середине комнаты. Его высокая фигура выглядела какой-то неуместной в более чем скромной обстановке.

— Садитесь, господин де Сернэ. Извините, что мебель здесь не совсем та, что вам привычна, но…

— Мисс Тернер, я прекрасно понимаю, что в данный момент вы ничего не хотите сильнее, чем истереть все следы фамилии де Сернэ с лица земли, — сказал он решительно, саркастически глядя на нее, — но разве вы не считаете, что в сложившихся обстоятельствах мы могли бы попробовать наладить контакт?

Элизабет была не «мисс» и фамилия у нее была другая, но она не собиралась его поправлять.

— Зачем? — Она смотрела прямо ему в лицо, ее глаза сверкали. — Зачем конкретно?

— Из-за вашей сестры.

— Она в вас не нуждается, — твердо сказала Элизабет. — Единственный де Сернэ, который имел для Джулии значение, мертв, так что же вы можете сделать для нее сейчас? И не упоминайте о деньгах, — проговорила она яростно. — Не смейте!

— Вы думаете, она может питаться воздухом?

Как мог кто-то столь похожий внешне на Патрика, хотя и выглядевший старше, быть ей так ненавистен? Она мысленно спрашивала себя об этом, глядя на него с неприязнью и горечью.

— Я могу позаботиться о ней.

— Вы? — В его голосе звучало презрение, и, когда он сделал столь же презрительный жест рукой, она заметила на его смуглом запястье тяжелые золотые часы, стоимость которых была равна годовой арендной плате за их квартиру. — Я едва ли соглашусь с вами, хотя уверен в ваших благих намерениях. Джулии — двадцать лет, как я понимаю, а вам сколько? Двадцать один? А с ребенком…

— Если уж на то пошло, господин де Сернэ, мне двадцать восемь лет, и я имею высокооплачиваемую работу в Америке. Я вполне могу поддерживать материально мою сестру и ее ребенка в течение нескольких лет.

Что-то молнией мелькнуло в его взгляде, и она поняла, что это — горячая, темная ярость, но затем аристократические черты вновь покрыла маска показного равнодушия.

— Итак, вы не любите, когда ваши планы нарушаются, да, господин де Сернэ? Я же предпочитаю видеть, как расстроятся ваши хитроумные замыслы, потому предлагаю отправиться назад к вашей элитной семейке.

— И вы искренне полагаете, что мудро лишать ребенка вашей сестры поддержки семьи его отца? — спросил он вкрадчиво после долгой паузы, когда они молча смотрели в упор друг на друга, как два гладиатора перед схваткой. — Я знаю со слов Патрика, что ваши родители умерли и у вас нет близких родственников. И вы думаете, что одна тетя может возместить потерю множества дедушек, бабушек, тетей, дядей, кузин?

— Если они де Сернэ, то да, — сказала она с горечью.

— Но ваша племянница или племянник будет носить ненавистную фамилию, разве не так? — спросил он с обманчивой мягкостью. — Фамилию их отца.

— Я не намерена заниматься с вами препирательствами. Джулия сохранила при регистрации брака свою фамилию — Тернер. Думаю, я достаточно прояснила свою позицию. Хорошо, что хоть она не де Сернэ.

— Похоже, что я в этом отношении потерпел неудачу. — Он улыбнулся, но не было никакой теплоты в его улыбке. — Я пришел сюда сегодня, чтобы от имени моей семьи выразить соболезнование вдове Патрика, но теперь… — Он резко остановился и взглянул в сторону спальни. — Теперь все изменилось.

Элизабет напоминала сейчас разъяренную львицу. Она точно знала, на что или, точнее, на кого этот господин нацелился. На еще неродившееся дитя Патрика и Джулии.

Она слыхала об этих старых благородных семействах, об их маниакальном желании иметь наследника по мужской линии и готовности жертвовать ради этого всем. Пьер де Сернэ имел пять, дочерей, а Патрик считал, что Филипп никогда не женится, останется холостяком…

— Не будьте наивной, мисс. Я знаю, что это не так. Пора нам обоим уяснить сложившуюся ситуацию. Мои родители имеют право знать, что в недалеком будущем у них будет еще один внук или внучка. Думаю, даже вы согласитесь с этим?

— Тогда вы думаете неправильно, — огрызнулась она, вконец рассерженная его враждебным тоном. — Если вы собираетесь предлагать все радости мира от де Сернэ только из-за того, что Джулия ожидает ребенка от Патрика, я вам не поверю. Я отнюдь не наивна и никоим образом не собираюсь стоять в стороне и наблюдать, как с сестрой обращаются словно с человеком второго сорта… Членам вашей семьи нет основания навещать Джулию.

— Но об этом и речь не идет. — Его голос звучал холодно, а челюсть была решительно выдвинута вперед. — Было бы намного более… целесообразным для вашей сестры поехать вместе со мной во Францию, в дом моих родителей, и пожить вместе с моей матерью, пока не родится ребенок.

— Вы, должно быть, шутите!.. — Она уставилась на него, в изумлении приоткрыв рот, и пребывала в таком состоянии, пока не поняла, что Филипп абсолютно серьезен.

— Я никогда не шучу, мисс Тернер, считаю это пустой тратой времени. Моя семья богата и может обеспечить Джулию всем необходимым. Разве вы не хотите, чтобы она родила в прекрасных условиях?

— Условия? — Она глянула на него сердито. — Эта квартира, может быть, и мала, но она…

— Неподходящее место для де Сернэ, чтобы появиться на свет, — сказал он жестко, с презрением на лице.

— Но неделю назад вас не заботило, как живут ваш брат и его жена, — возмутилась она. — А теперь, только потому что Джулия беременна, все должно делаться, как вы того хотите. Вы не можете принудить ее к тому, чего она сама не захочет, и пытаться забрать ее в чужую страну к людям, которых она не знает…

— Мисс Тернер… — Филипп сделал глубокий вдох и неожиданно расслабился, опустившись на стоявший позади диван и откинувшись назад. Он внимательно посмотрел на нее блестящими карими глазами. — Давайте обсудим наше дело спокойно. Вы человек разумный, а ваша забота о сестре делает вам честь, но есть вещи, которые вы не понимаете, вещи, которые я должен объяснить вам.

— Я… — Элизабет беспомощно посмотрела на него. Он, очевидно, не имел намерения уходить и был слишком сильным, чтобы можно было вытолкать его из квартиры. Он был опасен. Ее шестое чувство как раз и подсказало ей это в ту же секунду, когда она открыла ему дверь, и ее враждебность была отчасти формой самозащиты против мощного магнетизма, который был, очевидно, врожденным у этого красавца-мужчины.

Но сейчас было не время для подобных размышлений. Она быстро взяла себя в руки. Ей нужно покончить с недомолвками, выпроводить его поскорее из квартиры и никогда больше не позволять ему или его родственничкам переступать ее порог.

Если бы не подлый отказ де Сернэ дать Патрику хоть какие-то средства на учебу, ему не пришлось бы браться за изматывающую работу, которая, в конечном счете, убила его. Он женился на женщине, которую любил. И эту женщину они презирали и ненавидели, упорно отказываясь встретиться с ней.

— Можно, я буду называть вас просто Элизабет? — спросил он мягко.

— Что?! — С трудом приобретенное самообладание тотчас же улетучилось. — И я не думаю, что нам нужно что-то обсуждать.

— Пожалуйста, давайте рассмотрим все проблемы по порядку, Элизабет. — Акцент придавал ее имени какое-то новое звучание. — Первое, что я должен сказать, это то, что моя мать совершенно раздавлена случившимся. — Она отметила, что Филипп не упомянул о своем отце, и на секунду задумалась об этом, прежде чем он продолжил: — Я понимаю так, что поддержка Патрика со стороны моих родителей закончилась с его женитьбой? — Она машинально кивнула, неотступно глядя на его лицо. — Я об этом не знал.

— Не знали? — Элизабет медленно покачала головой. — Извините, но в это очень трудно поверить. Почему бы вашим родителям не сказать вам?

— Потому что они знали, что я сам оплатил бы учебу Патрику, — сказал он тихо. — Элизабет… — Он заерзал на своем месте, словно разговор был для него трудным. — Есть причины — личные причины, из-за которых говорить на эту тему мне весьма болезненно. Достаточно сказать, что мои родители горько сожалеют о своем тогдашнем решении. Им придется теперь пережить последствия того, что они сделали, — достаточное наказание, не так ли?

Она молча пожала плечами. Ей нечего было ему сказать.

— Моему брату Пьеру и мне сказали об отношениях Патрика с вашей сестрой, когда они только начались, и в то время я советовал ему быть осторожным.

— Не сомневаюсь. — В ее голосе зазвучала горечь, и он укоризненно покачал головой.

— Не по той причине, что вам представляется, — сказал он мягко.

— Нет? — Элизабет взглянула на него с недоверием. — Что же за причина была тогда?

— Я не имею права сказать.

— О, действительно! — Она с презрением отвернулась. — Это смешно. Я не верю…

— Причина была обоснованной или казалась таковой в то время, — по-прежнему тихо сказал Филипп. — Когда же Патрик сообщил семье, что намеревается жениться на вашей сестре, известие было не очень хорошо принято, как вы знаете. Мой же брат Пьер и я посчитали, что все должно идти своим естественным путем. Время — лучший лекарь…

— Лекарь чего? — спросила она упрямо. — Того факта, что Патрик взял жену, которая в глазах ваших родителей была много ниже его по положению? Или того, что она не француженка? Как я понимаю, жена Пьера — по меньшей мере дочь графа. Полагаю, что она была принята с распростертыми объятиями!

— Мы здесь не обсуждаем Катрин, жену Пьера… Вы выслушаете все, что я намерен сказать. Есть тайны, которые я не могу разглашать, поскольку они чужие. Но раз Джулия увидится с моей семьей…

— Если Джулия увидится с вашей семьей, — поправила она резко. — В конце концов решение за ней. Если бы это зависело только от меня, Джулия никогда не встретилась бы ни с кем из ваших родных. Она очень любила Патрика, а ваши родители, пусть косвенно, но виноваты в его смерти! Повлияет ли это на ее решение, я не знаю.

— Он тоже очень любил их, — мягко заметил Филипп. — Так же, как и они его. Мне тридцать шесть лет, Пьеру — тридцать четыре. Патрик был последним ребенком, любимцем семьи, и мать души в нем не чаяла.

Он медленно поднялся, пересек комнату и остановился перед Элизабет. Она тоже поднялась и, вскинув голову, уперлась взглядом в его красивое холодное лицо, которое было теперь так близко.

— Ох уж этот ваш праведный гнев… — пробормотал он, глядя на нее, казалось, бездонными глазами. — Делаете вид, что вам все нипочем. Другой бы подумал, что вы специально поработали над образом жесткой и приземленной женщины. — Она онемела, испугавшись его проницательности. — Но ваши глаза говорят о другом, — продолжал он спокойно. — Совсем о другом. К чему этот панцирь, Элизабет? Что в ваши двадцать восемь лет сделало вас такой враждебной всему миру, готовой видеть все в черном свете?

— Я вижу то, что у меня перед носом, — парировала она, — и не люблю, когда ко мне подлизываются. Если, по вашему мнению, это делает меня жесткой и приземленной, так тому и быть.

Молодая женщина сердито посмотрела на него, стараясь скрыть неуверенность. Но разве она не была права? После того, через что она прошла благодаря Джону, Элизабет предпочитала держаться от других людей, в особенности мужчин, на почтительном расстоянии.

Филипп понимающе улыбнулся, словно она скорее подтвердила, чем опровергла его мнение.

— Вечером я вернусь, и тогда я хотел бы поговорить с Джулией напрямую. Если можно, — сказал он мягко.

— Джулия будет смотреть на все моими глазами. — У Элизабет дрогнуло сердце. С самого раннего детства ее сестра была идеальным объектом для манипуляций — ее мягкая, чувствительная натура избегала любой конфронтации и несогласия. Она будет мягкой глиной в руках этого человека, даже если не учитывать его поразительное внешнее сходство с Патриком.

— Посмотрим. — Выразительные карие глаза сделались безжалостными. — Но я изложу свое мнение вашей сестре, Элизабет, независимо от вашего на то благословения. В этом я буду неотступен, вы меня понимаете?

— Прекрасно, — пробормотала она сквозь зубы.

— Хорошо. — Филипп вновь улыбнулся, протягивая ей руку на прощание.

Она не хотела прикасаться к нему. Ее сознание бунтовало при мысли об этом. И все же он был красив, возможно, неотразимо красив для некоторых женщин, но не для нее. О, только не для нее! Она слишком сильно обожглась на мужчинах, которые полагали, что их единственная обязанность — обворожительно улыбаться.

— Я не кусаюсь, мисс Элизабет Тернер, — сказал он с усмешкой, которая невольно побудила ее подать ему руку.

Его ладонь была теплой и твердой, и в тот момент, когда он поднес ее маленькую руку к своим губам, Элизабет почувствовала словно удар электрическим током и отдернула ее. Долю секунды смуглое лицо выражало удивление, а затем стало безразличным.

— Я вернусь в семь вечера, — сказал он спокойно. — Пожалуйста, не вздумайте советовать вашей сестре куда-нибудь уйти. Это было бы на редкость глупо.

— В самом деле? — Неужели он способен читать чужие мысли?!

Филипп двинулся к выходу, но, не сделав и пары шагов, обернулся, чтобы еще раз смерить ее пристальным взглядом прищуренных глаз.

— Полагаю, стоит предупредить вас, что я человек упрямый. Упрямый и решительный. И всегда добиваюсь именно того, чего хочу.

— Но всегда ли вы получаете то, что заслуживаете, господин де Сернэ? — спросила она с нарочитой слащавостью.

В какой-то момент Элизабет подумала, что зашла слишком далеко, так как в глубине его глаз стал разгораться зловещий огонек, но затем его четко очерченный рот искривился в усмешке, и он вяло пожал плечами.

— Теперь я в этом не уверен, — проворчал он, пробегая взглядом по ее волосам и лицу. — Возможно, однажды я смогу вам ответить на это — кто знает? — Он опять улыбнулся, излучая всем своим существом неодолимую мужскую притягательность.

Ей вдруг стало трудно дышать, и она ощутила, как вспотели ладони. Что послужило причиной? Испуг? Необъяснимое влечение?

Но она не позволит себе поддаться ни одной из этих эмоций, если их вызывает такой человек, как он, подумала Элизабет сердито. Какую пользу она извлекла из прошлого, со всеми его страданиями, если они ничему ее не научили?

— Сомневаюсь, — сказала Элизабет, не ведая о том, как молодо она выглядит, стоя в середине маленькой комнатки в солнечном луче из узкого окошка, который придал золотой блеск ее волнистым волосам, собранным сзади в очаровательный хвостик, а глазам — глубокую морскую синеву. — Думаю, наши пути не пересекутся вновь.

— Возможно, и так. — Он пожал плечами и повернулся, чтобы уйти. — А возможно, и пересекутся. Жизнь преподносит нам сюрпризы, когда мы меньше всего их ожидаем. До семи…

Услышав, что входная дверь закрылась, Элизабет застыла как вкопанная, со стиснутыми в кулаки пальцами и бешено бьющимся сердцем. О, ей все известно об этих сюрпризах, подумала она с горечью и крепко зажмурилась, чтобы изгнать образы прошлого, которые с неожиданной полнотой и беспощадностью, словно на экране, возникли в ее памяти.