Неподходящая женщина

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Кэрри перевернулась на живот. Она лежала на пляжном топчане перед домом, подставляя спину утреннему, а потому еще ласковому солнцу. Она была одна и впервые радовалась этому. Накануне вечером ей пришлось принять таблетку, чтобы справиться со стучащей в висках болью после сурового испытания — обеда на вилле. Таблетка подействовала почти моментально, и она не знала, приходил ли Алексеус. На рассвете, когда солнце уже пробивалось сквозь неплотно опущенные жалюзи, он, присев на корточки у кровати, легонько потряс ее плечо и сказал:

— Я иду на виллу. Скоро вернусь, и мы сразу отправимся на Сардинию.

Сквозь дрему она уловила напряжение в его голосе, но вопросов задавать не стала. И теперь была в тревоге, хотя думать совсем не хотелось. И немного тошнило. Вероятно, вчерашнее суровое испытание повлияло не только на душевное состояние, а на организм тоже. Жаль, что все так. Совсем не хочется этих ощущений, ведь она неправдоподобно счастлива: лежит на средиземноморском пляже, а не тащит в Лондоне лямку тягостной, плохо оплачиваемой работы — разве можно сравнить?

И уж совсем неправдоподобное счастье — Алексеус со мной...

Раньше при мысли о нем Кэрри непременно ощущала тепло внутри. Сейчас — нет. Вместо этого перед мысленным взором возник его мрачный профиль, каким она его видела, когда они летели сюда из Италии.

Легкий плеск воды и скрип гальки заставили ее приподняться и взглянуть через плечо. Лифчик ее бикини немного опустился, приоткрыв верхнюю часть груди. Солнце слепило глаза, и Кэрри увидела только силуэт высокого, мускулистого, незнакомого мужчины. Он шагнул к ней.

— А, вот она где, прелестная красотка Алексеуса, вся такая голенькая, сексуальная, соблазнительная, греется на солнышке... — Незнакомец произносил слова с подчеркнутой медлительностью, по-английски, но с местным акцентом.

Кэрри молча смотрела, не понимая, что делать. Он присел на гальку возле нее. Молодой, загорелый, темные волосы, синие глаза. Пристальным взглядом он словно бы снимал с нее бикини.

Прежде чем она осознала, что происходит, он протянул руку и нахально погладил округлость ее груди.

— Как чудесно. Когда все закончится с Алексеусом, ты не откажешься приласкать меня? — тем же голосом, с тем же акцентом, не снимая руку с ее груди, протянул он.

Кэрри с размаху ударила его по лицу. Это была инстинктивная реакция, естественный гнев. Парень отпрянул и вскочил на ноги.

Сунув руки в карманы шортов, он смотрел, как она соскользнула с другой стороны топчана, прикрываясь саронгом.

— Я тоже могу купить тебе бриллианты, хоть и стою меньше, чем Алексеус, — продолжал он в той же манере и тем же голосом, по-прежнему не отрывая от нее взгляда. — Ты стоишь бриллиантов, ангелок, уж точно стоишь. — Он направился к ней. Кэрри охватила паника.

— Вон отсюда! Уйди от меня! — закричала она, кинула в него камень, но промахнулась и сразу взяла другой.

Парень остановился. Выражение его лица изменилось.

— Ты сумасшедшая? — спросил он.

— Иди отсюда! — снова в ужасе закричала Кэрри.

Странный человек расхохотался:

— Остынь. Я тебя и пальцем не трону. Я просто хотел взглянуть на тебя после всего переполоха, который ты вызвала. Послушай, положи этот чертов камень, а? В следующий раз не промахнешься и убьешь меня!

Кэрри не шевелилась, ее как будто парализовало. Выражение лица наглого малого опять изменилось.

— Послушай, киска, ну остынь. Ты в безопасности, обещаю. Я не прыгаю на женщин, — он хохотнул. — Они на меня сами прыгают. Я уже сказал, просто взглянуть на тебя хотел. Невозможно не взглянуть — старая ведьма разве что булавки не втыкает в твое чучело после того, что ты там вчера устроила.

Кэрри очень медленно опустила камень.

— Вы кто? — спросила она.

Паника отступала, она могла смотреть на него. Черты лица показались слегка знакомыми, хотя она уверена — никогда раньше не видела этого человека. Вчера на том кошмарном обеде его не было. Откуда он? Парень поднял брови каким-то знакомым движением:

— Алексеус, как я погляжу, не потрудился ввести тебя в курс дела? Понятно, зачем? В конце концов, ты только статист. И, очевидно, твое место в его постели. Повторяю, когда он отставит тебя, сразу перебирайся в мою. Никаких проблем.

Его глаза раздевали Кэрри. Ее рука автоматически приподняла камень. Паники не было, это был гнев.

— Не смейте так говорить со мной!

Эта вспышка оставила его абсолютно безразличным, он только вновь поднял бровь:

— Ты надеешься на большее? Жаль разочаровывать тебя. Как и я, мой старший брат Алексеус никогда не решится на длительные отношения. Тем более со столь... доступной девицей. Ты определенно, совершенно определенно не его тип. Так что, вероятно, он давно запланировал эту свою выходку. Кстати, когда и где он тебя подобрал?

Кэрри услышала из всего этого только одну фразу.

— Брат? Алексеус? Он ваш брат? — медленно говорила она, внимательно разглядывая своего визави.

Он моложе Алексеуса, но всего на несколько лет. Потому и показалось знакомым его лицо, несмотря на синие глаза.

Отвратительная личность.

— Самый что ни на есть. Властолюбивый, высокомерный, всемогущий сын Николадеуса номер один. С матерью ведьмой.

— Ведьмой?

Мужчина грустно усмехнулся.

— Ты думаешь иначе? После вчерашней встречи? Конечно, она тебя не замечала. У нее дар такой — она может не видеть человека. Особенно если она хочет, чтобы этот человек не существовал.

Кэрри продолжала смотреть на него. Что он говорит?

Господи, да что же он говорит?

— Не понимаю, — пробормотала она. Мужчина улыбнулся. Не слишком хорошей улыбкой.

— А ты и не должна понимать. Ты должна ложиться на спину и обеспечивать благородному Алексеусу ночные удовольствия. Взамен ты получаешь дорогие красивые платья и разные, значительно более дорогие, сверкающие штучки. Уверен, ты очень дорого стоишь, детка.

Кэрри подняла камень. Совершенно неожиданно синие глаза стали совсем другими. Из них исчез лед. И мерзкая улыбка пропала.

— Господи, да что же я набросился на тебя. Ведь вчерашний вечер мне очень даже кстати, — он остановился и развел руками, но Кэрри было достаточно.

— Я не представляю, о чем вы. Если вы действительно брат Алексеуса, предлагаю вам пойти и найти его. Он отправился на виллу, скоро должен вернуться.

Вновь смех. И опять невеселый.

— Вряд ли скоро, если он пошел к ведьме. Она ему сейчас нашептывает на ушко. Мозги промывает. Убеждает. Внушает. Возможно, он ее дорогой, любимый сыночек, но вчера он все ее старания перечеркнул, когда извлек тебя на божий свет таким странным...

Опять Кэрри услышала только малую часть из того, что говорил этот... брат Алексеуса.

— Как вы сказали? — глухо переспросила она.

— Думаешь, она сможет обойтись без внушений? После вчерашнего? Она такие надежды возлагала на этот вечер — отыскалась женщина, достойная ее обожаемого сыночка. Наследница Саваркос, ни больше, ни меньше. Винить ведьму нельзя. Хотела, чтобы Алексеус зацапал эту награду. Деньги Саваркосов впечатлили бы нашего уважаемого папашу.

Кэрри продолжала смотреть на него непонимающим взглядом, не в силах поверить услышанному.

— Значит... вы говорите... эта женщина на вилле... на вчерашнем обеде... мать Алексеуса?

Он уставился на Кэрри своими синими глазами.

— Твой любовничек не сказал тебе, кто она?

Кэрри медленно покачала головой. В горле ее нарастал ком, тяжелей камня в ослабевшей руке.

Брат Алексеуса что-то произнес по-гречески. Что-то, звучавшее совсем невежливо. Потом подошел к ней. На этот раз Кэрри не отшатнулась, не бросила в него камень. Она стояла молча, часто моргая и ощущая застрявший в горле ком.

Неужели такое возможно? Алексеус взял меня с собой на обед в дом матери, ничего не сказав?

Но почему?

— Ты и не подозревала? — на лице мужчины было выражение жалости, смешанной с презрением. — Ладно, садись и слушай. Это чуточку сложно, поэтому напряги свою единственную мозговую извилину. — Он взял ее за руку, подвел к топчану, потянул вниз, усаживая, и присел рядом.

Она автоматически отодвинулась к краю, глядя на него с мрачной осторожностью.

Он цинично и безрадостно улыбнулся.

— Ладно, слушай. Даже ночные красотки имеют право знать, когда дело касается их. Я — Янис, младший брат Алексеуса. Мы с ним братья только по отцу. Его мать Беренис Николадеус, также известна под кличкой ведьма. Когда Алексеус был маленьким, старик Николадеус сделал свою любовницу беременной. Поскольку Беренис не могла больше иметь детей, мой не очень уважаемый папаша решил отправить ее на свалку и жениться на своей шлюхе. Возник грандиозный скандал, Беренис взбесилась так, будто в ней атомный заряд. И тем сильнее, что старик построил для своей шлюхи любовное гнездышко и поселил ее там, — Янис кивнул на летний домик. — Ты удивлялась, почему там внутри все как в будуаре проститутки? Потому что это и есть будуар проститутки, — его губы сжались, во взгляде мелькнул гнев. — Во всяком случае, развод произошел как раз перед тем, как ваш покорный слуга появился на свет, — он преувеличенно насмешливо поклонился. — И в итоге я законнорожденный. Этого ведьма не может мне простить. Не может смириться с тем, что я официально являюсь младшим сыном Николадеуса, а шлюха стала женой Николадеуса номер один.

Кэрри с трудом сглотнула и отодвинулась еще дальше. В ее глазах светилась неприязнь.

— Как вы можете так говорить о своей матери? ― Рот Яниса скривился. В синих глазах опять что-то сверкнуло.

— Я цитирую ведьму. И моего уважаемого папашу, конечно. О, моя мать была Николадеус, но только официально. Для него она осталась просто любовницей. Вот таково положение дел. Ведьма ненавидит меня со всеми моими потрохами — и это взаимно, — она ненавидит и старика со всеми его потрохами уже лет тридцать. Главная цель ее жизни — сделать так, чтобы все состояние Николадеусов досталось ее сынку. Поэтому она подбирает ему богатых наследниц в невесты. Думает, на папашу подействует это и еще перспектива внуков. К чести Алексеуса, он не покупается, наоборот, его жутко раздражает ее затея. Переходим к тебе. Очевидно, он решил заявить мамаше, что пора перестать. Громко и ясно. А средством стала ты, киска. Зачем жениться, если такая горячая штучка согревает по ночам его постель?

Он встал, Кэрри продолжала сидеть — не могла шевельнуться.

— Слушай, не переживай. Он тебя использовал, но девочки вроде тебя знают себе цену. Бери столько, сколько сможешь. Алексеус подобрал тебя, потому что ты идеально подходишь для заключительного акта его маленькой мыльной оперы. А теперь, боюсь, ты лишняя.

— Вы не могли бы уйти? — подняла голову Кэрри. Ей было трудно говорить, потому что ком в горле все больше мешал. И ужас в сердце.

Янис пожал плечами, словно его удивляла ее реакция.

― У вас что, идиллия была, что ты так разнюнилась?

— Пожалуйста, уйдите.

Он, наконец, ушел. Сцепив руки на коленях, не шевелясь, она провожала его взглядом. Когда Янис почти скрылся за большим валуном, она услышала шаги за своей спиной. Алексеус шел вниз по дороге, ведущей от виллы. Он смотрел на море, и сердитая складка на его переносице постепенно разглаживалась.

— Извини, я бросил тебя. Ты сложила вещи или мне позвать горничную? — он говорил напряженным и отстраненным голосом.

Кэрри понимала — нужно заставить себя ответить, но вместо этого она с силой затягивала на себе саронг. Наконец хрипло и с трудом выдавила:

— Не нужно. Это займет пять минут.

Взглянуть на Алексеуса она не могла. Слишком большой камень был внутри. Она направилась в дом, слыша его шаги за собой. Все — вещи, стены — двигалось вокруг нее, ходило взад и вперед. Она постаралась удержаться на ногах, схватившись за косяк двери.

— Кэрри, что? — резко прозвучал голос Алексеуса.

Он подхватил ее, но она уже почувствовала резкий спазм. Ей удалось только выговорить:

— Ванная...

Алексеус помог ей добраться, и она, с трудом закрыв дверь, скорчилась на кафельном полу. Боль ушла, но почти сразу вернулась. Пришлось кусать губы, чтобы не закричать. И, слава богу, стало легче. Она ждала, отирая пот со лба.

— Кэрри?

— Я... все в порядке. — Она поднялась на ноги. Это просто спазм, ничего более. Но, опять почувствовав слабость, Кэрри опустила голову и увидела на внутренней стороне ноги струйку крови. Глаза застелил густой белый туман. Медленно и беззвучно она опустилась на пол.

К Кэрри медленно возвращалось сознание.

Я в постели, на подушках, в большой белой комнате, на стенах картины, окна затеняют жалюзи. Я чувствую себя слабой, как котенок. В комнате доктор и сестра, они поправляют постель. Больше никого.

Доктор кивнул сестре, и та вышла. Он подошел к кровати с бесстрастным лицом.

Взглянув на Кэрри, он заговорил по-английски с сильным акцентом:

— Кровотечение остановлено, но оно может возобновиться. Я должен спросить вас, — его лицо стало еще более бесстрастным, — вы его вызвали намеренно?

Кэрри, ничего не понимая, смотрела на него.

— Такое бывает. И иногда, — голос доктора немного изменился, — это можно понять. Но в данном случае вам придется обратиться к другому врачу. Однако если кровотечение не было специально спровоцировано вами, я постараюсь помочь. — Последние слова врач произнес сочувственно. Помолчав, он добавил: — Иногда природа поступает по-своему. А нам остается лишь смириться с неизбежным.

Кэрри продолжала молча смотреть на него.

О чем он?

С трудом, переведя дыхание, облизав сухие губы, преодолевая сидевший в мозгу страх, она спросила:

— Что со мной?

Доктор помолчал.

— Вы не знали? — теперь он смотрел на нее с явной симпатией и печалью. — Да, понятно. Слишком рано. Вы беременны. И очень велика опасность выкидыша.