Бешеный
– Чего тебе?
Я дождался, когда грузное тело Беркина выберется из машины, чуть не уснул, пока лысый татуированный боров тряхнёт пивным животом и подаст мне руку. Жирную и неприятную.
– Просили передать. – Он полез в карман затасканной куртки, а я незаметно вытер ладонь о бедро и проверил, на месте ли пистолет. С этой тварью лучше быть начеку, хитрый лис знает, когда укусить, когда приластиться. – Вот. – Толстяк протянул мне конверт, тряхнул несильно и заключил с неприятной улыбкой: – Не потеряй. Жарких. Владислав. Александрович.
– Не потеряю. Вали отсюда, внимание привлекаешь. – Я обернулся и зыркнул по тёмным окнам. Моя игрушка пи́сать долго не будет, пора бы возвращаться, а то снова что-то выдумает.
– Так ты ей… – жирный кивнул в сторону дома, – уже засадил поглубже? Согласилась она?
– Пошёл на хрен, – рыкнул я.
– Да чего ты беленишься, Бешеный? Общее ведь дело. Мог бы и поделиться киской. – Берк облизнул потрёпанные боями губы и почесал ширинку. Меня чуть не вырвало – вот ублюдок. – Красивая?
– Подойди к ней на метр, и узнаешь моё бешенство в действии, а заодно рассмотришь все её прелести. – Мне не нужно было говорить громко или низко. Я знал, что мой вид и взгляд пробирает других до косточек.
Кто выживет с такими шрамами? Никто. А я смог. И теперь живу и не живу. Я есть, и меня нет.
– Я пошутил, ты что! – Берк поднял широкие ладони и тряхнул пальцами-сардельками. Из-под полы куртки сверкнул ствол.
Я не боялся пули, да и расправы тоже – мне всё равно, жить или умереть. Сейчас или чуть позже. Без разницы. Только бы с Лютым успеть расплатиться, ради этого я дышу и двигаюсь каждый день.
– Ты пожрать привёз? Шут-ник. – Я немного наклонил голову и слабо сжал кулак, но толстяк всё равно напрягся. Он видел меня в бою, понимает, что не переживёт и одного удара.
– Да, забирай. В багажнике. Там и пожрать, и генератор, и много чего. Показывай, куда относить.
– Здесь оставь, я позже всё занесу. И вали щучкой. – Я повернулся к нему спиной и зашагал домой.
– Ты не поможешь? – проблеял в спину Берк.
Мой средний палец ясно дал понять, что его работу я выполнять не собираюсь. Отъел брюхо, уродец, как же я их всех ненавижу. А других, кто смог бы помочь и поддержать безымянного бомжа, у меня нет.
Но страшнее то, что есть кое-кто повыше этих мелких сошек. Тот, кого Лютый по-настоящему боится. И я боюсь.
Вернувшись в дом, я первым делом замер на пороге и прислушался. Было тихо. Будто внутри никого нет.
Вот и хорошо, пусть не высовывается. А то нарвётся красивая Варвара на более страшные неприятности, чем переночевать со мной под одной крышей. Я ещё не придумал, как её наказать за то, что такая строптивая, но придумаю. Когда пожру. С утра во рту ни крошки. Вот поем, стану вялым и добрым, и… Может, и правда присунуть ей? Всё равно уже замарался – похитил.
Я с улыбкой, похожей на оскал, прошёл в гостиную и услышал странный шорох в коридоре, ведущем в гараж. Напрягся. Вытащил ствол, взвёл курок.
Кто там может быть? Девица в клозете, Берк на улице, а больше никто про моё тайное логово не знает. Если кто-то сел на хвост Берку и решил зайти с чёрного хода, он пожалеет об этом сразу же, как окажется на том свете.
Я побежал на звук тихо и быстро, как неминуемая смерть. В доме темно, и у меня перед вломившимся есть преимущество: наизусть знаю каждый поворот, каждый угол. Где какая половица скрипит и когда стоит пригнуться, чтобы не треснуться башкой о притолоку.
Споткнувшись, ухнул вперёд уточкой, на лету понимая, что некто устроил ловушку, воспользовавшись темнотой и натянув что-то на уровне голеней. Только успел сгруппироваться, как сверху рухнуло нечто огромное. Голова взорвалась болью.
– Тварь! – выплюнул я, ощущая, как по виску ползёт кровь.
Попытался встать, но ощутил боль в ладони. Стекло! Похоже, на меня упала та старая тяжёлая богемская ваза, доставшаяся мне от прежних жильцов. Решил действовать осторожнее – пальцы не лишние!
Потрогал пол в поисках чистого от осколков места. Нащупал растянутый шланг от стиральной машины и, догадавшись, кто устроил мне ловушку, грязно выругался.
И тут раздался визг – точно Варварин и однозначно снаружи дома – да такой, словно ей хребет выдирали.