Непридуманная жизнь

Глава 1. Детство

Если бы была возможность, я бы вернулась туда с удовольствием. Нет вопросов, почему и зачем, так или иначе, поступают люди. Не интересует особо чье-то отношение и вообще всё то, что в голове у людей. Интересует только то, что видишь своими глазами.

У нас была большая семья, для меня казалось самая лучшая. Любимая мама, которая каждый день готовила самую вкусную еду, а торты? Какие она готовила торты! Я больше никогда в жизни такие не пробовала. Она была очень красивая, высокая, стройная, светлые волнистые волосы и серо-голубые глаза, которые меняли свой цвет в зависимости от настроения. Когда мама злилась, её цвет глаз становился, как дым зимой, такой темный и холодный, а когда она была доброй, что чаще всего бывало, глаза были небесно-голубого цвета и улыбка, словно солнышко.

Нас строго воспитывали, и мы действительно боялись родителей. Мама приучала к порядку с самого детства. Мы мыли полы на десять раз, до того момента, пока не будет разводов и не будет вымыт плинтус. На то время, это не был линолеум, пол был из листов ДСП, покрашенного в оранжевый цвет. Зимой, каждую субботу ковры выносились на улицу, обсыпались снегом и подметались начисто. Я не любила субботу из-за уборки, с тумбочек и шкафов вытряхивалось всё содержимое и мы со старшей сестрой Катюшей, могли по десять раз складывать всё обратно, пока мама не скажет, что ей нравится. Зато потом, когда вечером лежишь в чистой, уютной и пропитанной свежим запахом комнате, так сладко засыпаешь после бани на чистой кроватке. А ещё, будучи во взрослом возрасте, так часто вспоминаю маму со словами благодарности, именно за эти моменты воспитания.

С уроками у нас было всё, то же самое. Сначала уроки делались в черновике, потом отдавались на проверку маме. Если всё правильно, задания переписывались в рабочую тетрадь и снова отдавались на проверку. Из-за любой помарки, задания переписывались в новую заведенную тетрадь, вместе со всеми классными работами. Строго, но справедливо. Мы ведь думали, чем быстрее сделаем уроки, тем быстрее пойдем играть или гулять, торопились и за это и получали своё наказание.

Мама нас не ругала, она рассказывала вечером папе после работы. Если у него не было настроения, он мог нас выдрать ремнем, да и много зависело от того, что мы могли вытворить. Особо конечно не пакостили, знали, чем это всё черева-то. Чаще всего нас ругали за шум и за ябедничество. Нам нельзя было жаловаться друг на друга, ибо после этого, мы стояли по разным углам без выяснения обстоятельств. Папа никогда не вдавался в подробности, кто прав, кто виноват, получали обе и одинаково. Была ещё одна супер фишка, ворчать в углу! Это так смешно сейчас вспоминать. Помню, стоим, переглядываемся с сестрой и под нос бурчим – «Больше никогда кушать не сядем», сестра отвечает: «Нет, никогда не сядем, и разговаривать с ними не будем», я – «Нет, не будем». Все эти переговоры заканчивались на том, что нам влетало по новой, за забастовку и ворчание. Сейчас конечно и правда смешно вспомнить, но тогда было обидно. После угла, мы сидели и рассматривали свои синяки от ремня, а ещё, жалели друг друга….

Да, не смотря на небольшие разногласия с сестрой, росли мы довольно дружно, нас этому приучали родители и за это им отдельная благодарность. Нам не нужны были друзья, потому что мы были настолько близки, что сложно эти чувства передать словами. Мы боялись друг за друга, сопереживали и самое главное, понимали, разные внешне, но такие похожие душой.

Катюшка была выше меня на пол головы, всегда, даже когда выросли, рост у нас остался одинаковый. Катюшка была высокой, стройной брюнеткой с карими глазами и смуглой кожей. Она была добрая, такая добрая, как рассказывают про ангелов. Я же была её противоположностью. Да, я уважала старших это неотъемлемая часть воспитания, была у нас одинаковая, но Катя была очень светлым человеком в своих мыслях и действиях. Она не умела ругаться и стоять за себя, даже мне иногда приходилось в школьные времена делать это за неё в старших классах. Я же была мелкой забиякой. Маленькая ростом, худенькая с совершенно не понятным до сих пор цветом глаз. Они бывают зеленые, бывают серо-зелено-синие, бывают с каре-зеленой радужкой. Никто не может назвать истинный цвет моих глаз, даже я сама. Нет, не то, что бы я без повода ходила и задирала всех, нет. Я могла сказать слово против, если считала, что кто-то не прав. Годы прошли, а я такой и осталась. Я не люблю несправедливость. Не люблю ложь. Не люблю, когда обижают слабых. Не люблю людей, которые считают себя всевышними, а других людей либо мусором, либо рабами. Совсем мало – это просто не любить. Я пытаюсь бороться с этим, по сей день, но об этом немного позже. Вернемся к истории.

Помню, когда нас отправили в разные лагеря на лето, это было так тяжело. Я плакала и скучала, хотела, что бы этот сезон скорее закончился. Родители часто приезжали ко мне, ведь мне было всего шесть лет. Мама забирала мою одежду и ругала за беспорядок в тумбочке, а потом мы ездили на берег реки, гуляли босиком по камням, и мне так здорово было находиться рядом с родителями и чувствовать себя счастливым и нужным ребенком. Когда было закрытие сезона, на него приехала Катя с родителями. Моей радости не было предела, мы приехали домой, до утра не могли наговориться, рассказывая друг другу самые интересные истории из лагеря, а самое приятное, что она привезла мне оттуда маленькие игрушки и сладости, которые не продавались в нашем городе на то время. Ещё она заплакала, когда рассказывала о том, что это не все игрушки, которые она хотела привезти. Девочка по имени Рита, украла их у неё, она так рассказывала, что я сама готова была разреветься. Конечно не из-за того, что какая-то там Рита, украла игрушки, которые предназначались мне, как подарок, нет. «Игрушки для моей сестренки, украли». Столько боли было для неё в этих словах. Я всегда знала, что она больше всех меня любила, но описывая сейчас эти все моменты, я понимаю это гораздо глубже.

С Катюшей у нас была разница год и девять месяцев, она была старшей сестрой, которая была моим личным воспитателем, учителем и другом в одном лице. После того, как Катюша пошла в первый класс, я тоже хотела ходить в школу вместе с ней, и в шесть лет я уже читала, писала и считала, благодаря ней. Благодаря моей Катюше.

Я помню этот день, словно он был вчера. Первое сентября, мы стоим в бантах, с цветами и напутственные слова моей сестры:

– Зайдешь в класс, сядешь, дождешься, когда зайдет учительница и встанешь.

– Зачем?

– Это правило этикета. Так дети приветствуют учителя.

– Хорошо.

Я была вдохновлена её словами, они будто придали мне уверенности в этот нелегкий день. Пишу сейчас, а у самой ком в горле, проглотить не могу.

Когда зашла учительница, все ребята продолжили сидеть на своих местах, а я встала, и такая гордость была за совет сестры, что какая она молодец, что сказала мне, как правильно нужно сделать. Конечно, учительница похвалила меня, но эта похвала была мысленно адресована моей сестренке.

Я хорошо училась, потому что с уроками мне помогала Катя, хоть мама и ругала её за это. Мне было проще принимать от неё информацию, потому что она умела объяснять на понятном мне языке. В школу мы ходили в одно время, но я помню, как однажды я заблудилась, возвращаясь со школы. Это был мой первый поход в одиночку. Зная домашний адрес, я подходила к прохожим и спрашивала, где находится мой дом, называя улицу, на которой жила, но никто не знал, где эта улица находится. Наверное, я была смелой девочкой, потому что не пустилась в истерику, а продолжила самостоятельные поиски. Колесо обозрения в парке указало мне верную дорогу. Я знала, что оно находится в парке, а там где-то совсем неподалеку находится мой дом. Подходя к дому, я увидела папу возле ограды и вот тогда я расплакалась. Случилось позднее осознание того, что я могла бы не так скоро вернуться домой и вспомнив истории, которыми нас пугали родители для того что бы гуляя мы не уходили далеко от дома, мне стало по настоящему за себя страшно.

В 2001 году после наводнения в городе, нас отправили с Катей на всё лето в лагерь, вообще, всех детей из города отправили, пока был введен режим ЧС. Лагерь находился в соседнем городе, но находиться там было то еще удовольствие. Нас разделили с сестрой по разным отрядам, но мы всё равно практически всегда находились вместе. Ходили на мероприятия, гуляли, играли, в библиотеке часто сидели и, конечно же, в столовой. Нас разъединял сон. Дневной и ночной.

Этот день из лагеря, я запомню на всю жизнь. Я тогда находилась в своём корпусе, прибежали девочки с криками, что Катю убило качелей! Вот что может чувствовать ребенок в этот момент? Я спрашивала что случилось? И где Катя? Мне сказали, что она в своем корпусе, и я побежала туда. Открыв дверь в Катину комнату, я увидела толпу народа и начала реветь. Катя лежала на кровати, голова её была перевязана, а из бинта сочилась кровь. Я села на край её кровати и смотрела в её глубокие карие глаза, которые были полные сострадания за моё к ней переживание, ведь она всегда знала, что, как старшая сестра несет за меня ответственность, и эта связь между нами…

Катя тихим голосом, начала меня успокаивать, что всё хорошо и ничего страшного не произошло. После воспитатель отправила меня к себе, сказав, что Кате нужен отдых. В отряд я возвращалась с комом в горле, вытирая слезы. Как я тогда испугалась за неё, я просто не представляла свою жизнь без неё и мысль о том, что вдруг что-нибудь случится, не жила в моей голове, потому что я знала, что она никогда меня не оставит. На следующий день Катя мне рассказала, что произошло с ней. Она прыгала по баллонам из резины автомобиля, а мальчик рядом качался на качели, которая была с железным сидением. Он раскачался так сильно, а колеса находились слишком близко. Она не заметила его, и он задел её голову углом… Бедная моя, думала я.

– Врач сказала, что если бы один сантиметр ниже, то удар был бы в висок, а если выше, то в глаз.

Рассказывала по дороге Катя, когда мы шли на перевязку. Я обняла её и поцеловала. У неё всегда были такие нежные щёки, как у маленького ребенка.

На конец первого сезона, мои ноги выросли, и пальцы из туфлей стали проситься наружу. Как я не любила дождь, кто бы знал. Моя одежда нечаянным образом пропала. Пропала, не в смысле её кто-то украл, а пропала, значит протухла. Я постирала её в душе и забыла повесить сушиться. Когда вспомнила, я была в ужасе. По моей одежде ползали черви…

–Беее….

Я выкинула этот пакет и рассказала об этом случае Кате. Она поделилась тогда со мной своими футболками, но нам не так уж и много вещей положили с собой, наводнением унесло практически всё. Мы ждали родителей. Каждый день. Стояли возле ворот, держались за руки и, смотря вдаль, надеялись на то, что к нам приедут.

Приехали! Подумала я, когда мне принесли пакет вещей и кроссовки, которые хоть и были мне великоваты, но они были целыми! Радость и одновременно огорчение раздирало изнутри. Катя смотрела на меня и не понимала.

– Я думала папа с мамой сами ко мне зайдут, они что? Меня не любят? Почему они не пришли? Я их так давно не видела!

И тут Катя не выдержала.

– Не приезжали они. Это девочка с нового сезона попросила отдать тебе, я рассказала, что тебе нечего одеть, а родители не приезжали. Я не думала, что ты так расстроишься, прости меня.

Конечно, я простила сестру, я ведь понимала, что она хотела сделать как лучше. Нас так воспитывали, что у чужих людей брать ничего нельзя. Когда в лагере давали материальную помощь детям, пострадавшим в наводнение в виде предметов и вещей первой необходимости, нам никто ничего не дал. Мы тоже не могли подойти с вопросами «почему?» нам нельзя было. Мы думали, что мы бы выглядели, как попрошайки, а нас бы за это убили родители.

Когда мы уезжали в лагерь, мама была в положении, мы так часто говорили и думали, кто же у нас будет, сестра или братик? Родила ли мама, или родит, когда мы уже приедем? Потом думали, что мама с папой не приезжают из-за того, что родился ребенок, но всё равно каждый вечер, мы продолжали ждать их, стоя возле ворот.

Три месяца в этом лагере казались мне адом. Чего там только не случалось. Мало того, что мы ужасно скучали по дому, выросли за лето со всей своей одежды, у нас возле лагеря, какие-то мужики (козлы) с деревни, изнасиловали девочек из детского дома на берегу реки и убили их. У нас была травма. В день минуты молчания, мне подарили камеру с калейдоскопом. Мне было жалко девочек, и получить в этот день подарок от лагеря, не было никакого удовольствия. Вопросы, которые были в моей голове и состояние тревожности, давило на меня изнутри. Я видела, как стояла директор лагеря в черных очках, как застыла тишина. За что? Зачем? Почему?

Конечно, нам никто не сказал, что произошло на самом деле, сказали, что девочки вырыли яму возле берега, сами упали туда, и их смыло волной. Бред, не правда ли? Мы потом подслушали разговор вожатых, и стало понятно, почему с нами в сопровождении стали ходить ночью в туалет. Спасало только то, что я не одна, у меня есть Катя, которая всегда рядом со мной и скоро этот ужас закончится.

Хорошее воспоминание из этого лагеря, это было то, что мы с Катей пели вместе с Викторией Дайнеко, которая потом, через несколько лет, стала участницей фабрики звезд, больше хорошего вспоминать, особо нечего.